Глава IV

Cовершая марш-бросок к Пьяченце, Бонапарт руководствовался не одними только военными соображениями, но также соображениями политическими и, как вскоре выяснится, финансовыми. Когда авангард Бонапарта утром 7 мая переходил через реку Треббия, впадающую в По на окраине Пьяченцы, навстречу колонне вышли послы герцога Пармского «с просьбой о мире и покровительстве». Герцог Пармский и Пьяченцский Фердинанд принадлежал к испанскому царствующему дому, уже заключившему перемирие с Францией. Будучи человеком высокообразованным, мирным и богобоязненным, он старался по возможности оставаться в стороне от большой политики, большую часть своего времени посвящая тщательному соблюдению религиозных обрядов и коллекционированию произведений искусства. Утром 9 мая в Пьяченце был подписан соответствующий документ. В обмен на «мир и покровительство» герцог Пармский уплачивал 2 миллиона франков золотом, выставлял 1600 лошадей для кавалерии и артиллерии Бонапарта, поставлял армии большое количество хлеба и овса, брал на себя содержание французских госпиталей, создаваемых в его владениях. Кроме того, герцог уплачивал «контрибуцию предметами искусства» - первый пример подобного рода в Новой истории - 20 картин для французских музеев по выбору французских комиссаров. Герцог предложил взамен картин дать еще 2 миллиона золотом, но Бонапарт был непреклонен. Некоторые авторы усматривают в этом и последующих подобных эпизодах Итальянской кампании вульгарный акт мародерства. В данном случае Бонапарт вряд ли мог себя в чем-либо упрекнуть: во-первых, герцог Пармский сам выступил инициатором «мирных переговоров», беря на себя тем самым ответственность за определенные военные издержки армии Бонапарта. Во-вторых, армейская касса Бонапарта была в начале мая снова пуста (в архивах Итальянской армии сохранились записи Бертье о выплате дивизионным генералам наградных в сумме 300 франков), а удержать солдат от мародерства и поддерживать в армии дисциплину,- что было в интересах обеих договаривающихся сторон, - он мог только при условии своевременной выплаты жалованья солдатам звонкой монетой. Наконец, в-третьих, присылкой в Париж произведений искусства вместо денег Бонапарт достигал такого влияния на общественное мнение Франции, какого не достиг бы и присылкой гораздо больших денежных сумм, а без поддержки общественного мнения он не мог быть уверен в свободе рук для себя как полководца и как дипломата, с чем, разумеется, не мог не согласиться по зрелом размышлении и герцог Пармский. Что касается Бонапарта, то он, глядя на политическую карту Италии, напоминавшую в конце XVIII века лоскутное одеяло, возможно, посвятил остаток этого дня не очень сложным арифметическим подсчетам.