9 Глава: Про Ингви Мальмстина.
В конце января 89-го я в первый раз ушёл из дома. После бурного, тройного «бёздника» (дня рождения), праздновавшегося по «вине» сразу трёх именинников на «Просвете» (проспекте Просвещения), мы вместе с Димулькой поехали на Варшавский вокзал, откуда отправлялся мой поезд до Советска. Советск – это бывший прусский Тильзит, стоящий по ту сторону Литвы, на берегу реки Неман. Там всегда очень тепло, и витает необычный, по моим детским ощущениям, морской вольный дух, spirit «по-аглицки» то бишь. И ещё там до сих пор рождаются дети со светлыми волосами, и ясными, как небо, голубыми глазами, словно в память о былом, арийском менталитете. Ещё же в Советске, уже за 23 года до моего появления на свет, жили дедушка и бабушка. Они приехали в те края практически сразу после войны. В городе Немане, соседнем Советску, в 49-м, родился батя. Вот, собственно, куда с «Варшбана» (Варшавского вокзала) тогдашнего Ленинграда я в то зимнее утро и намеревался отъехать. В Советске мне нужно было решить свои, никому не известные вопросы, и потому к своим там я заходить точно не собирался. В кармане скудно трепыхалась какая-то денежная мелочь. В вагоне было довольно холодно, ну а мне, честно говоря, ещё и похмельно. Ощущения посещали, если сказать мягче и короче, весьма непростые, а излагать прямее, то мерзлейшие. Я попрощался с моим спутником через обледеневшее окно, потом, ёжась и тихо матерясь, завалился на нижнюю полку плацкартного вагона. В «бэке» лежал чёрного цвета магнитофон «Легенда-404», купленный батей 10 ноября 82-го, как раз в тот самый день, когда умер Брежнев. К нему лежало штуки четыре кассеты с незамысловатым рок-н-рольным репертуаром, и еще что-то по мелочам. Поезд тронулся, я задремал, и так, в не привязанной ни к чему прострации, провалялся всю 22-часовую дорогу до Черняховска, откуда на автобусе доехал уже до своего родного Советска. Вообще-то, родным я считаю не только Тильзит, где провёл весьма предостаточно для сопутствующих впечатлений и воспоминаний времени, не только Питер, куда мои «принты» приехали в своё время учиться в Военмехе (на «Техноложке»), и где вполне логично потом появился я. Родным становится для меня, в большинстве своём, любое место, куда я просто, в подходящее для сего время, приезжаю. И, если честно, прочий «расклад» мне никак не видится, вообще. Я считаю, что везде, в хорошем смысле этого слова, «у себя дома». Может быть, как иногда мне кто-нибудь в детстве говорил, у меня и «не все дома», однако мне, напротив, не понарошку кажется, что осязаемая реальность, к прискорбию её не видящих, диаметрально противоположна. Поэтому, даже в таком «раздрае», который тогда меня потихоньку довольно навязчиво плющил, мне, однозначно, было чем заняться. И, по сей понятной причине, к своему делу я приступил немедленно. Вскоре всё было сделано, как говорится, как должно (и, поскольку к моему рассказу подробности не имеют никакого отношения, я, если угодно, их просто пропущу). Далее я, купив на последние деньги билет, сел на автобус до Черняховска, и, доехав до места, стал ждать питерский поезд. Состав подошёл, я влез в плацкартный вагон, и, не показываясь на глаза проводнице, попросту смешался с остальными. В отсеке, где я уселся, ехал молоденький парнишка, и ещё двое мужиков постарше. Как обычно бывает у простого люда: слово за слово, и пошло-поехало. Мы быстро познакомились, и, по общей инициативе, стали весело бухать. Мужики сказали, что едут в Питер в отпуск: повидать город, себя показать, «и всё такое». Ещё они поделились со мной своими впечатлениями по поводу рок-музыки, и, в частности, тяжёлой. Затем спросили меня, что я сам об этом думаю. Ну я, в свою очередь, сказал им прямо, что люблю и уважаю настоящий рок. Они поинтересовались, знаю ли я Ингви Мальмстина, «тяжёлого» гитарного виртуоза, и сообщили, что он в феврале приезжает в Питер с 10-тидневной программой, и будет выступать в Спортивно-Концертном комплексе имени Ленина (СКК), что на «Парке Победы». На это я им ответил, что этого парня, увы, не знаю, но, если вдруг случайно там окажусь, то, поскольку никогда принципиально не покупаю, и, соответственно, не продаю билеты, просто их им подарю, чтобы они сходили на своего кумира. Они недоверчиво рассмеялись, я же им просто и с невозмутимым спокойствием пообещал, что, несмотря на их скептицизм, всё так и будет. Тут «на наш огонёк» пришла проводница, и, увидев меня в первый раз в своём вагоне, напористо поинтересовалась насчёт моего (у меня, само собой, не имевшегося) билета. Мужики сунули ей несколько денег, молодой парнишка тоже не остался равнодушным, и, собрав свою «лепту», без слов добавил её к общей сумме. «Угроза миновала», импровизированный сабантуй продолжился в своём ключе, я же был восторженно спокоен, и горел, само собой, желанием отплатить им всем соответствующей Монетой. Но что я мог тогда, кроме своего открытого и искреннего отношения им дать? Его же, если судить по хохоту, дружеским словам и расположению ко мне, им было, похоже, более чем достаточно. В процессе событий мы достаточно выпили и съели, чтобы ощущать себя вполне удовлетворительно во всех отношениях. Подъехали к Питеру, на перроне, горячо пожав друг другу руки, распрощавшись, разошлись, каждый в свою сторону. Я вернулся домой, где меня, несмотря на мои неординарные выходки, тепло и с пониманием встретили родные. Они уже, кстати, давно до этого «въехали» (поняли), что единственное лучшее, что можно было в их случае для меня сделать, так это всего лишь мне не мешать.
Наступил февраль. Как-то, в один из дней, мы с одним человечком, купив несколько «вайна» на его деньги, собрались на группу «Аукцыон», в известный уже Тебе ДК Пищевиков. «Раздавив» у меня дома пару «батлов», и вполне достаточно ими разогревшись, выдвинулись к намеченной цели. Подъехав к месту, мы сразу перед входом увидели небольшую и «обламывающуюся» (испытывающую неприятные негативные, мешающие жить, чувства) толпу разномастных «рокеров» (в данном смысле – любителей рок-музыки), и прочего люда. Выяснилось, что «Аукцыона» сегодня по каким-то причинам не будет. Кто-то вдруг сказал, что в СКК идут концерты какого-то Ингви Мальмстина. Тут в моём нетрезвом мозгу что-то включилось. Я быстро вспомнил, где про это слышал раньше. Однако было бы весьма преждевременным сказать, что я сознательно рассчитывал отыскать там своих недавних хороших, гостящих в Питере, знакомых. Тем не менее: поскольку Душе хотелось Праздника, а другие перспективы, кроме поездки в СКК, в обозреваемой реальности явно отсутствовали, я, несмотря на то, что вообще-то не горел особым желанием (по причине несовпадения музыкальных предпочтений) там находиться, всё же решил, зацепив под руку своего довольно пьяного спутника (которого потом по пути ещё и вырвало на стену платформы метро «Площадь Восстания»), и приговорив последний «батл», туда поехать. Когда вышли на «Парке Победы», шёл красивый, крупными хлопьями, снег. Подошли к СКК, и тут же увидели такую картину: множество людей, ожидающих сейшена, или снующих в поисках лишних билетов (покупка которых нас, по изложенным мной выше причинах, не интересовала вовсе), и тьма ментов «при исполнении». Повсюду, то тут, то там, слышались негромкие, зазывные голоса спекулянтов, продающих скупленные ранее билеты по «заряженной» (завышенной) таксе. Шепнув Шепе (так звали моего, к тому времени уже протрезвевшего и дрожащего коллегу), чтоб стоял, как вкопанный, я подошёл к одной из таких «грядок» и, поинтересовавшись «лишним билетиком», попросил «барыгу» показать «товар на предмет его подлинности». Когда же бланк оказался в моих руках, я, крепко зажав его в руке, просто «втопил со всех мощей» (быстро побежал) по освещённой яркими прожекторами заснеженной окружности комплекса. Я бодро и восторженно нёсся (что тот Остап), подставив «фэйс» (лицо) падающему снегу, и мне всё это очень нравилось. Дав неспешной трусцой один круг, я вернулся на исходную точку. Шепа стоял, как и было задумано, точно прибитый, на том же месте, так и не поняв, куда я, собственно, исчез. Я показал ему лист из имевшихся (аж целых шести штук) «трофейных» билетов, и мы спокойно и радостно направились к первому кольцу входов из жёлтых металлических ограждений. По пути, встретив двух «цивильных герлух», с несчастным видом озиравшихся в безуспешных попытках «вырубить» (найти) «хоть какой-то билетик», подарили им пару штук. После этого, когда мы были уже в шаге от прохода к лестнице комплекса, я вдруг, без видимого повода, пошёл обратно, навстречу идущим на сейшн. И тут прямо передо мной, «как лист перед травой», внезапно выросли два знакомых мне лица. Да, это были те парни из поезда. Секундная немая сцена, обоюдные крики сумасшедшей, от полноты неожиданно свалившихся впечатлений, радости «и всё такое», тому сопутствующее. Мгновенно я спросил, есть ли у них билеты, и, когда они сокрушённо ответили, что, к сожалению, нет, то (что я потом сделал, нетрудно, думаю, предположить и понять)… Совершенно верно. И, когда они потянулись за деньгами, я, громко смеясь и беззлобно над ними подшучивая, заблокировал их руки. Поржав над происшедшим, мы вчетвером пошли внутрь. Сейшн был, так скажу, в своих ритмах. Ингви, виртуозно «пиля» на гитаре, систематично бросал в зал свои медиаторы (лепесток такой, помогающий гитаристу звонко цеплять струны). Один я подобрал, и, на следующий день, придя в родной переход, поменял его Риччи на два обыкновенных. Такая вот была история.