Трагикомедия на основе
реальных событий


Семейство Сенечкиных – близкие друзья моих ро¬дителей. Они дружат с юности – мои родители и Егор с Надей. Они ровесники – вместе учились в одном институте; на одном факультете, на одном курсе, по одной и той же специальности. Мать вышла замуж за отца. Егор взял в же¬ны Надю: из двух имеющихся фамилий – Сенечкина и Хорек – выбрали для совместного ношения Надину – Сенечкины.
С юных студенческих лет они пронесли через жизнь чувства дружбы и верности, порядочности и чести. От себя могу сказать, что такие люди – это еще люди «той» закалки и воспитания «тех» лет, на «тех» идеалах. Антошка –единственный и горячо любимый сын Егора и Нади, мой ровесник. В свое время наши родители пытались нас подружить, но дружба как-то не пошла, и мы остались просто знакомыми, которых объединяет верная и предан¬ная дружба родителей.
Так же, как и мои родители, после окончания ин¬ститута Егор и Надя стали инженерами. Отец считает, что Егор всегда был талантливее и способнее его. Но жизнь распорядилась иначе, и мой отец занял довольно высокую должность на предприятии, где они начинали вместе. Бу¬дучи человеком тактичным и глубоко порядочным другом, отец старался не соприкасаться по работе с Егором, дабы не ставить последнего в неловкое положение подчиненного. Егор же сильно в глубине души переживал, но без всякой зависти, и переживал не за то, что мой отец «в начальниках», а за то, что он, профессиональный, честный и порядочный инженер, встретит свою пенсию на том же месте, с которого начинал. Может, отец и продвинул бы его выше служебной лестнице, но это было, во-первых, вне его компетенции, а, во-вторых, этого не позволил бы Егор. Он желал все честно – по совести, по заслугам и по закону и никаких других, «левых» вариантов, так как считал своего друга, т. е. моего отца, и себя лично глубоко порядочными и верными своему делу людьми. Материально Егоровой семье также было посложнее, чем семье моего отца. Моим всегда помогали их родители, – мои бабушки и дедушки. Егор же был сирота с детства, у Нади старые и немощные родители коротали свои дни в маленьком ветхом домике где-то в селе под Житомиром.
Егор и Надя поженились раньше моих родителей на несколько лет. Очень мечтали о ребенке, но Надя не могла забеременеть какое-то время. Вскоре после моего рождения родился и у них долгожданный сынишка – Антошка. Жили всю жизнь на самые мизерные инженерные зарплаты, и так как своей жилплощади не было – вначале жили в студенческом общежитии, затем, когда родился бесценный младенец, отказывая себе во всем, сняли однокомнатную «гостинку», так как беспокойный уклад общежитейской жизни мог пагубно влиять на развитие и здоровье малыша. Умудрялись помогать Надиным старым родителям, которым помощи больше было ждать неоткуда. Была у Сенечкиных маленькая заветная мечта. Маленькая – потому, что несбыточная. Очень мечтали о своей, пусть маленькой, но собственной квартирке. Двигало родителями не собственное благополучие. Думали о судьбе любимого сына, преемника и наследника. Очень хотелось обеспечить ребенка, подготовить ему какую-то базу в жизни. Настал день, Егор твердо решил отказывать себе во всем во имя заветной мечты – маленькой однокомнатной кооперативной квартиры...
Прошли годы... Многое изменилось. Изменился уклад жизни людей, мышление, стереотипы, идеалы. Мои родители по-прежнему дружат с Сенечкиными, так как дружба таких людей меряется другими мерками, нежели зачастую сейчас. У Сенечкиных долгожданная однокомнатная. Во имя этой покупки они положили многие годы каторжного труда, не покладая рук.
О своем намерении жениться, Антошка заявил неожиданно и решительно (он всю жизнь именно «Антошка», и все к этому привыкли.) Мать всплакнула от счастья. С отцом всю ночь не спали – еще бы, сын, единственный, бес¬ценный сын, полюбил. Уговорились о дне знакомства не¬вестки с будущими свекрами. За двое суток, заранее Егор с Надей готовили скромную, но аккуратную квартирку к приходу дорогой гостьи – избранницы сына и будущей хозяйки. Мать перемыла и без того чистые полы и натерла мастикой. Отец побелил потолок в кухоньке и даже купил и повесил в комнатке простенькую картину – для интерьера. Очень хотелось понравиться будущей невестке и сразу наладить отношения. В условленный день Егор и Надя, за час до назначенного времени уже сидели за столом, оце¬нивая подготовленную комнату и пирог, который с душой и любовью пекла всю ночь Надя. Отец время от времени ходил к зеркалу и то вытаскивал воротник рубашки поверх пиджака, то прятал. Во время его молодости было модно носить именно поверх, но сынок как-то сказал, что это жлобство... Очень хотелось предстать перед невесткой мод¬ными и современными, эрудированными и информирован¬ными. Отец даже накануне на всякий случай просмотрел молодежные журналы о последних новостях в современных течениях, моде и музыке. Заготовил план ведения разговора и знакомства, предвидя возможные вопросы со стороны гостьи, подготовил остроумные ответы, и на случай удач¬ного и теплого знакомства по секрету от Нади заготовил парочку шуток и модных анекдотиков с «клубничкой». Каж¬дый раз, когда хлопала входная дверь парадного (жили на первом этаже), Надя подбегала к заранее включенному про¬игрывателю и включала группу «АВВА», а именно песню «МАНИ-МАНИ». Ей почему-то казалось, что это ну очень модно и современно... Но звонка в дверь все не было и не было, и она опять включала пластинку сначала. Несколько раз грела самовар. От чайника по совместному решению отказались в пользу самовара, так как признали, что с самоваром будет по-домашнему и более оригинально. Haде очень натерли ноги туфли на высоком каблуке, которые она на вечер одолжила у моей матери. Дети так и не пришли… В 22.00 позвонил Антошка и сообщил, что ночевать он придет, так как остается ночевать у Аллы (так звали молодую). На вопрос, почему их не было, Антон ответил, что вместо этого Алла предложила ему пойти на выступление каскадеров на стадионе, и, что, если у них, Егора с Надей, есть какие-то вопросы к Алле, то она может на них ответить и по телефону. Естественно после «такого» вопросов быть не могло... Отец ходил, как туча. Мать с наигранной улыбкой успокаивала его и отшучивалась, что, мол, и мы по молодости могли такого набедокурить, что будь здоров!
Начинались приготовления к свадьбе. Егору с Надей так и не довелось нормально познакомиться и пообщаться с молодой. Ее случайно видели один-единственный и неза- бываемый раз. Ни о чем не подозревая, первым с работы пришел Егор. Как обычно, открыл дверь своим ключом, зашел, разделся и пошел в почему-то прикрытую дверью комнату… Антошка с Аллой лежали в Егоровой постели, ве- роятно, потому, что на Антошкиной раскладушке им было неудобно и тесно. Егор опешил и, кроме «здрасьте», ничего толкового и интересного сказать не нашелся. Зато сразу нашлась «молодая»:
– Вы всегда так вламываетесь без стука? Ну что
пялитесь, бабу голую не видели?
– Почему же, видел… Просто, знаете ли… Я Егор па-
пин… То есть Антон егоров… Тьфу ты, как не одно, так другое с языком... Неожиданно. В общем я – Антошкин папа,
вот…
– Да кто бы ты ни был – Антон Егоров или Егор
Антонов или Егор папин и даже Мамин-Сибиряк, мне глубоко по-барабану. Будете и дальше таращиться или, может,
наконец, выйдете?
– На… уулицу?
– На кухню, черт вас задери! Ну чего же вы, родной,
варежку открыли? Или что-то для вас диковинное? Вы, на-
верно, с женой вместе спали, только когда ребенка делали…
короче, мужчина, закройте дверь!
Егор еще больше опешил от нападения, и, попятившись спиной, промямлил что-то среднее между: «Я не думал», «Извините» и «Я посижу на кухне», получилось:
- Я не духне... звените сетесижухне пожу...
Неожиданность ситуации, неловкость и нелепость знакомства, нападение со стороны «молодой» и конфуз от сказанной самим собой ереси совсем застали врасплох. Он, нe поворачивая назад головы, пятился назад, выщупывая пятерней за своей спиной проем двери. Он знал, что если его сильно смутить или разволновать, то он начинал немыс¬лимую суету и начинал нести нелепейшую, бессвязную чушь. Понимая, что он уже вошел в это состояние, Егор разволновался еще больше. Зацепив ищущей наугад рукой вешалку, которая с грохотом упала в открытую в ванной дверь, разбив там все, что можно, Егор не услышал вошед¬шей Нади. Столкнувшись с ней спиной и пытаясь подхва¬тить падающую вешалку, Егор выбил у Нади из рук авось¬ку с яйцами. Надя, потрясенная грохотом и искаженным несчастным Егоровым лицом, ничего не понимая, попыта¬лась поднять выбитую из рук авоську. Егор, не поймав вешалку, поспешил на помощь к Наде. В ужасной суете бедные Егор с Надей, извиняясь друг перед другом, пыта¬лись ухватить авоську в воздухе, что закончилось обоюд¬ным ударом лбами, разбитыми носами, перевернутым вмес¬те с тумбой телефоном и перепачканными битыми яйцами Егоровыми брюками. Восторгу Аллы не было предела. Забыв про одеяло, она хохотала до слез, выставив на все¬общее обозрение свою далеко не девичью грудь. Надя с Егором со стеклянными от конфуза глазами забились в ванную и, не смотря друг другу в глаза, делали вид, что усердно отмываются от яиц, рассчитывая, что в это время дети быстренько оденутся и уйдут. Не тут-то было... Благо, звукоизоляции в таких квартирах нет совсем, они услы¬шали второе, не менее замечательное изречение будущей невестки:
– Заяц, любимый, они что у тебя, тормоза? У них, по-моему, в голове болтается, ну, клоуны, уникальные... Вот уж не думала, что у тебя такие конченные старики. Они что, умом сами не дойдут, что нам помыться надо? Иди выгоняй их из ванной, а то они там на час застряли…

Валяя комедию ближайшие дни, что ничего не про- изошло, Надя с Егором не могли смотреть друг другу и Антошке в глаза. Но, как известно, игнорирование проблемы не есть ее решение. Надя сама заговорила о свадьбе, понимая, что отношения сына зашли слишком далеко. Тактично и мягко попросили Антошку связать их с родителями Аллы, дабы обсудить некоторые нюансы по организации свадьбы. Ответ сына был последователен всему предшествующему. Он сказал:
– Я уже говорил с ними. Они очень заняты и встре-
титься с вами не могут. Сказали, чтоб вы посчитали все
расходы, определили их долю по взносу и передали через
меня, какую сумму они должны вам передать.
– А-а-а… готовить все, покупать и так далее, они что,
не будут нам помогать? – пролепетала Надя.
Антошка со злобой выпалил:
– Вы найдете к чему придраться. Ничего делать они
не будут, я уже говорил, они занятые люди. А если вы такие мелочные, и для вас играет роль, кто именно будет
готовить, то они вам оплатят ваши усердия и приготов-
ления.
Надя не знала, что и сказать в ответ. Егор успокоил ее:
– Надя, пусть все идет своим чередом, не хотят
знакомиться, ну и не надо. Как-нибудь обойдемся. Не будем
сыну портить этот праздник. Может, так сейчас принято, и
мы чего-то не понимаем...
Как и обещал, Антошка внес от сватов половину денег, указанных Егором. Егор вечерами на калькуляторе пересчитывал суммы, расходы, затраты и подготовил отчет по потраченным деньгам: что покупалось, где, почем, чтоб не дай бог не потратить лишнюю копейку сватов. Конечно, брать деньги за работу по приготовлению свадьбы Егору и голову не пришло. Увидев Егорову писанину, бухгалтерию и калькуляции, Антошка, прищурившись, сухо кинул отцу:
– Да-а-а… Какие ж вы все-таки мелочные... Никто
твои копейки проверять не будет. Стыдно мне за вас, ох
стыдно! Правильно и Алка говорит. Хорошо, что вас ее
старики пока не видели, то-то б вы меня опозорили…
Егору было очень больно. Притворяясь читающим газету, Егор беззвучно плакал. Он всю жизнь жил честно и ни разу не взял чужой копейки. Он был добрый человек и не думал никого обидеть. «Видимо, сынок очень волнуется, свадьба-то на носу... Ему простительно…» – успокаивал Егор себя.
Судя со стороны по отношению к свадьбе, склады¬валось такое впечатление, что она больше нужна не самому Антошке, а, скорее, его родителям. Что же значила для них эта свадьба? Конечно, отыграть свадебку на славу, так ска¬зать не хуже, чем у людей, очень хотелось, тем более един¬ственному сыну... Хотелось оставить сыну хорошую память на всю жизнь об этом торжественном и незабываемом собы¬тии; хотелось показать невестке и ее родителям свое рас¬положение и бескорыстность, истинное радушие и госте¬приимство... Но был еще один немаловажный момент в этом деле, если не сказать больше, который Надя с Егором не обсуждали, но понимали друг друга душой…
Жизнь вроде уже прожита. Лучшие годы, молодость, здоровье остались где-то там. Уже тот возраст, когда от жизни уже ничего не ждешь. Почти. Уже пора не строить планы, а, оглядываясь назад, делать выводы и подводить итоги. В этом возрасте очень важен итог, особен¬но для мужчины. Так сказать, подбитие результатов, чтоб показать себе и другим – кто ты есть на земле этой, как твое, так сказать, «имя и фамилия». Недаром этот возраст – под шестьдесят – возраст расцвета политика, когда, вроде бы во всем остальном человек уже всего достиг и добился, познав мудрость жизни и суть бытия… Короче – итог, ре¬зультат. А у Егора результатов не было… Егору было больно и обидно. Знала это и Надя. Егор был человеком трудо¬любивым и талантливым, но этого, вероятно, иногда бывает мало. У них не было ничего, кроме, конечно, любимого сына и выстраданной долгожданной однокомнатной квартирки на первом этаже (кстати сказать, крайне неудачной). Была у них еще старая примитивная мебель, которую подарило, списав с баланса, общежитие, в котором они когда-то жили, будучи студентами, в связи с новосельем. Больше у них не было ничего. По сути, долги за квартиру, то есть по ее при¬обретению, тянулись и по сей день. За всю совместную жизнь они не позволяли себе ничего лишнего, не ходили по гостям и не могли себе позволить самим принять. Надя всю жизнь это очень болезненно воспринимала. Они не бывали в ресторанах, не ощущали радости общения, хотя были в душе компанейскими и общительными людьми. Эта свадьба значила для них все, ради чего они горбатились и жили в лишениях многие годы. Она была для них символом се- мейного благополучия, а также поводом или возможностью собрать всех старых верных друзей, родственников и зна- комых, которых они не видели многие годы и вряд ли когда еще соберут. Они очень, очень хотели, чтоб этот магический день стал апогеем их семейного счастья, порадоваться за сына, показать его всем, похвастаться по-доброму квартир- кой… Они никогда не отмечали ни юбилеи, ни даты рожде- ния и хотели, чтоб этот день объединил в себе чествование всего того, что они добились в жизни... Очень хотелось, чтоб немножко позавидовали и им, по-доброму, ведь зачем они тогда вообще жили?..
За месяц до магической даты Надя с Егором взяли на предприятии, где работали, отпуска за свой счет, «пр семейным обстоятельствам».
Не стоит рассказывать, что это был за месяц. Надя ночами шила себе платье, а Егору – костюм. И не как-нибудь, а по каталогу. Консультировали соседи, друзья, сослуживцы. Весь дом жил этой свадьбой. К предсвадебной суете подключили и небогатых, но простых и бескорыстных род- ственников из села. Деньги были собраны всеми возможными способами: выпрошены в долг, вытащены из всех существующих в доме тайников и заначек. Наконец, Егор понял, что настал именно «тот» день, и, отодвинув старый дубовый шкаф с социалистической символикой на двери, достал покрытую толстым слоем пыли железную коробочку от блесен для рыбалки. В ней он в тайне от всех держал на самый «черный» день позолоченные часы, полученные в подарок на работе «За двадцать пять лет на производстве», которые он ни разу не носил. Эти-то часы и помог ему продать я через своих друзей по просьбе моего отца. Егор просил держать это в строгой мужской тайне...
Свадьбу планировали поделить на два этапа: день гуляют старики, день – молодежь. Особую сложность вызвало планирование размещения людей в комнате. После раз- личных комбинаций и предложенных друг другу вариантов, расположение столов было утверждено Егором. Единствен-ным способом разместить всех, кого планировали пригласить, было расположение по периметру всей комнаты столов буквой «О», облепленных с внешней и внутренней стороны периметра впритык стоящими друг к другу стульями. «Ни-чего» – успокаивал себя Егор, – «в тесноте, да не в обиде... Даже уютнее будет, по-домашнему, все ж свои...»
Чтоб все было как положено, чин чином, Егор не поскупился и закупил самые дорогие пригласительные на свадьбу открытки. Смущаясь, но не подавая вида, одев на нос очки и придав лицу выражение государственного дея¬теля, подписывающего серьезный правительственный документ, Егор с важностью их заполнял. Надя с восхищением следила за мужем и тем, что он писал: «приглашаем на банкет…» и т. д. Слово «банкет» Егор не очень понимал, но для солидности выбрал именно его, т. к. «торжество» и другие синонимы были слишком обычны и просты и для при¬глашения на событие «такого уровня» не подходили. Долго советовались с супругой, приглашать ли на «банкет» свое руководство с предприятий, где они работали. Взвесили все «за» и «против». Их оказалось поровну. Походив оцени¬вающе, по квартире, зачем-то заглянув в туалет и спустив, прислушиваясь, воду, Егор почувствовал излишнюю убо¬гость, и, многозначительно сказав «н-даа…», решил руко¬водство все-таки не приглашать (Егор любил употреблять слово «руководство», а не «начальство»).
Очередной «удар» Надя с Егором получили, когда уточняли у Антошки, сколько человек будет со стороны Аллы и ее родителей. Антошка заявил, что кроме самой не¬весты и ее родителей, с их стороны больше никого не будет. На вопрос «почему» Антошка ответил, что «своих» они от¬дельно собирают у себя. Надя с Егором поняли, что в разряд «своих» они не попадают и туда приглашены не будут… Они и это молча «проглотили», и, как всегда, сделали вид, что это не существенный момент.
Приготовления продолжались, и чем ближе подходил роковой день, тем больше добавлялось суеты и нер¬возности. Егор по пять раз на день цеплял на пошитый по каталогу пиджак все свои медали и значки, полученные за тридцать три года безупречного труда на своем предприятии, менял их местами, натирал войлочной тряпкой и часами репетировал с пустым бокалом в ванной у зеркала тосты и движения, что порядком раздражало Надю. На вопрос, для чего это, Егор отвечал двумя словами: «Так надо». Зашедшая случайно соседка подумала, что Егор сошел с ума. Не заметив ее, как обычно «репетируя», Егор, глядя в зеркало, нес примерно следующее:
– Что вы говорите?! Ха-ха! Это нонсенс! Нет-нет,
прошу сюда… Мне рыбу заливную попрошу... Как можно! Я
вас умоляю… Ну что вы, зачем, это ж сумасшедших денег
стоит… Нет, вы не правы. При всем моем к вам почтении,
позвольте выразить альтернативу: это не Пикассо, это
Рембрандт.
Соседка, открыв рот, стояла, как завороженная… Па-раллельно с порцией полученного шока, ее, как нормальную соседку и просто женщину, охватило любопытство: с кем же это так эмоционально беседует Егор, и что означает этот бессвязный бред. А Егор, поглощенный репетицией и глубоко вошедший в роль, не подозревая, что за ним наблюдают, расходился все больше и больше:
– Кто имеет слово? Штрафную-штрафную!. Как вы
сказали?.. Нет-нет, эксклюзивно и конфиденциально… Ши-карный каламбур!.. Это что-то новое, я еще не слышал! А
ну-ка, ну-ка!..
Тут Егор бешено расхохотался, запрокинув голову. Соседку осенило, что Егор на почве бессонных ночей «дви-нулся рассудком». От сумасшедшего неожиданного Егорова регота и своей пугающей догадки соседка истерично завопила, не дав дохохотать ему. Услышав за своей спиной на минуту назад еще пустом месте истерический вопль, расслабившийся Егор истошно завопил сам, не досмеявшись. Надя, поняв, что произошло что-то страшное, завопила сама. Егор от неожиданности и испуга дернулся, поскользнулся и упал, сбив с ног ополоумевшую соседку, в падении разбив зажатый в руке бокал и снеся и разбив в дребезги недавно купленное вместо недавно разбитого новое зеркало. Перевязывая порезанную стеклом Егорову руку, Надя решительно поставила крест на всяческих Егоровых репетициях мимики и жестикуляций, предупредив Егора самым строгим образом. Егор и на этом не успокоился и, когда около полуночи уставшая Надя засыпала, Егор тихонечко вставал, зажигал настольную лампу и выписывал из юмористических книг и философских справочников веселые тосты, анекдоты, цитаты, крылатые модные фразы, забавные остроумные шутки и глубокие философские мысли.

У близких и знакомых, которые не были приглашены на банкет, Егор решил одолжить на дни торжеств всякие модные штучки: различные плакаты, настенные календари, иностранные журналы, откуда-то приволок и повесил в прихожей рога оленя. В ванной, вопреки возмущениям Нади, расклеил на кафеле фотографии Алена Делона и Жана Поля Бельмондо. Если б это увидел Антошка, Егору было бы не сдобровать… Но Антошка переехал к Алле на время приготовления родителей к свадьбе и всего этого видеть не мог. Финалом Егоровых приготовлений и заготовок была выходка, которую он с огромным трудим согласовал с супругой. Вынув из ветхого серванта мягко говоря скромную и убогую посуду, Егор на ее место поставил… пустую бутылку из-под кем-то когда-то распитого коньяка «Наполеон», а вокруг нее разложил пустые пачки из-под импортных сигарет и, вроде бы небрежно, но в ту же очередь очень аккуратно, «разбросал» среди этих пачек пятидолларовые купюры, четыре бумажки. Эти двадцать долларов были остатком потраченных на свадьбу денег с продажи именных часов. Там же, в углу этого показатель¬ного «натюрморта», как бы в углу, веером, разложил эроти¬ческие карты… Где и для чего он понабирал это «богатство», Егор наотрез отказался «колоться»… Видя, в какой предсва¬дебной лихорадке находится муж, видя, как он волнуется и как блестят его глаза, Надя все-таки пошла на это и «дала добро», хотя не могла понять, зачем и кому это все надо. Единственное, что было однозначно одобрено Надей из всех Егоровых заготовок и репетиций, это подбор танцевальных пластинок, современных и времен их молодости, а также отработка перед зеркалом различных движений для воз¬можных быстрых и медленных танцев. Прикладным посо¬бием для этого послужил ночной просмотр по телевизору модных дискотек и популярных эстрадных молодежных вечеринок и туссовок. И все это совмещалось с щепетильным вылизыванием квартиры и каторжными приготовлениями сумасшедших экзотических блюд, основанных на рецептах и советах самых опытных и авторитетных в кулинарном деле Надиных подруг. Как хотелось Наде поразить гостей своим мастерством кулинарки и радушием очаровательной хозяйки...! В своих мечтах она уже видела и слышала, как подвыпившие гости, перемигиваясь, (в особенности мужчины) будут между собой обсуждать вполголоса:
– …Ну и хозяюшка у Егора… руки золотые... сына, сына-то какого красавца вырастила... а танцует как... и жен- щина – загляденье, всегда в форме, не то что другие… вот это я понимаю, жена, да что там говорить – повезло Егору…
И невесть что еще нафантазировала бы, но порезав, обрабатывая курицу, палец, взяла себя в руки. Конечно же, ей хотелось добрых слов, восхищения и зависти в свой адрес на фоне каторжных бесперспективных вечных будней… Ей хотелось блистать и очаровывать. Предвкушая встречу с друзьями юности, одноклассниками и сокурсниками, которых она запланировала пригласить в связи с появившимися свободными местами, изначально предназначавшимися родни Аллы, Надя с замиранием сердца представляла, какими она увидит их всех, кого двадцать, кого тридцать лет спустя. Среди них будут и те ребята, которые ухлестывали за Надей в юности. – Какие они сейчас? Лысые, наверно, потолстевшие, – думала с замиранием сердца Надя. Боже, как ей захотелось вдруг вернуться в те добрые и бесшабашные шестидесятые, стать молоденькой студенткой и вновь танцевать «буги-вуги» в кругу молодых и веселы студентов. А потом симпатичный высокий парень с параллельного «потока», похожий на знаменитого артиста из киноленты про Чкалова, проводит ее домой, рассказывав романтические стихи и цитируя классиков. Они еще долго будут стоять под Надиным парадным, пока Надю не окликнет рассерженная ее мать – Клавдия Васильевна... Надины фантазии лопнули, как мыльный пузырь, когда она сквозь свои видения вдруг сконцентрировалась на какой-то бледной массе, чем оказалась бесформенная, непропорциональ¬ная, полуголая Егорова фигура в одних домашних спортивных штанах с вытянутыми коленями и дыркой на ягодице, через которую просматрива-лись единственно приличные Егоровы семейные трусы в некогда яркий зеленый горошек. Егор, зачем-то кряхтя и ужасно напрягаясь, пыжился, при этом разглядывая свои мускулы перед зеркалом, которых, кстати сказать, не было вообще. От напряжения он оскалил пожелтевшие зубы, на лбу вылезла большая синяя жилка. Вспотевший полулысый затылок блестел, клочки последних волос беспорядочно торчали в разные стороны... Волнующий, романтический, самозаводящий ностальгический порыв На¬диной души моментально перерос в кислый, до боли знакомый осадок. Ей стало ужасно жалко Егора. «Несчастье да и только…» – подумала она, и, подойдя к Егору, обняла его и, поцеловав в потный затылок, томно сказала:
– Мужественный мой...
Кто именно, она так и не добавила. Ни «сокол», ни «защитник», ни даже просто «мужчина» она сказать, глядя на Егора, так и не смогла, хотя и хотела. Егор остался доволен собой и, выпятив впалую, вялую и седоволосую грудь, пошел примерять в очередной раз новый костюм. Из вежливости Сенечкиными была приглашена вся наша семья, но я вежливо отказался, понимая, что там буду как бы не в своей тарелке. Антошке, как я понял, вообще было все равно – кто будет, когда, зачем, и будет ли вообще все это.

Приближался роковой, такой волнующий день.
Мои родители тоже изрядно волновались: то ли за себя, то ли за Сенечкиных, то ли просто из-за встречи с друзьями через столько лет.
Всю предсвадебную ночь Егор простоял на балконе, который недавно сам пристроил из кирпича в связи с игно¬рированием местными властями последнее время подоб¬ного рода строительств и самозахватов территорий. Кирпич удалось достать за бесценок, построил сам. Таким образом удалось увеличить частные владения, и при том почти бесплатно, чем Егор был очень доволен. Выражение «част¬ные владения», «частная территория» Егор очень уважал и после просмотров иностранных фильмов очень заразился этими выражениями и применительно к себе уже никогда не говорил по простому на это тему. Когда-то подвыпивший сосед сверху ломился к Егору в двери и вперемешку с матерными словами требовал у Егора перфоратор, который Егор и в глаза не видел, Егор ответил коротко, но с глубоким достоинством:
– Если вы нарушите границы частного владения, то я, квалифицируя это вторжение как посягательство на частные интересы, буду вынужден применить средства вы- нужденной допустимой самообороны...
Сосед не понял ничего, тем более он не услышал ни одного знакомого слова, однако интонация и тон Егора про-извели должный эффект. Егор очень гордился победой и еще весь вечер перед зеркалом, ужасно скривив лицо и сдвинув брови, повторял сказанное в различных вариантах.
Так вот, Егор стоял на любимом балконе и молча смотрел на звезды. Надя не трогала его и не приставала ни с какими вопросами, так как знала, что Егор ужасно волнуется в предвкушении такого ответственного дня. Надя с двоюродной сестрой из Житомира пересчитывали по списку гостей и расставляли посуду. Продукты и блюда поделили на две примерно равные части. Первая плотно занимала кухню, заваленную до потолка. Все это предназначалось на первый день – «стариков», т. е. на день приема родни и друзей Егора и Нади. На балконе и в кладовке разместили все на второй день торжеств, т. е. для приема молодежи – друзей Антошки и Аллы. Эту ночь жених ночевал у новоиспеченного свидетеля – друга Аллы. С утра они должны были по традиции заехать за молодой, где уже должна находиться свидетельница, которую Егор и Надя также не видели в глаза. Потом молодые со свидетелями должны последовать в ЗАГС. Там их будут ждать родители и близкая родня Нади из села и Житомира. Затем роспись, первые поздравления. Затем родня мчит домой и готовится морально к приему гостей, перепроверяя сервировку последний раз. Молодые, опять-таки по традиции, едут на возложение цветов к могиле Неизвестного солдата, фотографируются и к 17.00 подъезжают к дому, где уже все должны собраться к этому времени. Соблюдая традиции, все заходят за молодыми в квартиру, вручают подарки, рассаживаются, и начинается чествование события, «банкет», именно «банкет», т. к. Егор по-другому не желал ни разу произнести название этого события.

Короче, мучительно волнительное и долгожданное утро наступило. Надя порядком переживала за состояние Егора. За бессонные ночи ожиданий и репетиций он осунулся и похудел. Надя с Егором безобразно себя чувствовали, но с утра, с дико натянутыми улыбками и фальшиво деланным настроением, полным радости и насыщенности праздником, поздравили друг друга, зачем-то неловко поцеловались, неодновременно «чмокнувшись». К 12.00 Надя с Егором с букетом тюльпанов были у ЗАГСа. К 12.30 подъехала еще пара родственников. Со стороны невесты так никого и не было, но Надя с Егором не подавали вида, что они чем-то недовольны. Егор, понимая, что наступил тот самый день, который он предвкушал месяц, а, может, и всю жизнь, с утра был сам не свой. Таким его Надя не видела, даже когда он был молодым студентом. Мало того, что он по утрам «приставал» к Наде, Егор ужасно наодеколонился и наотрез отказался ехать в ЗАГС на общественном транс¬порте. Лихо поймав такси, Егор, придав лицу более, чем важное выражение, развязно сказал водителю: – Шеф! Гони к центральному ЗАГСу, одна нога – здесь, одна уже там – сделаешь как надо – не обижу…
Сказав это, Егор победоносно посмотрел на Надю, которая восторженным взглядом ответила Егору. Но эффект был смазан ответом водителя: – Ты, плюгавый, смотри, чтоб я тебя не обидел, как доедем – так и доедем…
Надя, хорошо зная мужа, в смысле, что он, не ожи¬дая такого поворота, очень расстроится и испортит себе праздничное настроение, влезла в разговор и смягчила су¬рового водителя, переведя разговор на отвлеченную тему. Всю дорогу угрюмый водитель недобро поглядывал в зер¬кало заднего вида. Замечая это, Егор, прищурившись, делал вид, что рассматривает в окно виды и ландшафты. Расплачиваясь, Егор сказал: – Сдачи – не надо. – Водитель, презрительно смерив Егора с ног до головы, хотел ему что-то «теплое» ответить, но, перехватив Надин умоляющий взгляд, лишь ответил: – И мне не надо…
Пробурчав себе под нос что-то типа «на нет и суда нет», Егор выскочил из машины, чуть не сломав ручку дверцы, и галантно подал Наде руку. Водитель, криво усмехнувшись, с пробуксовкой сорвался с места и скрылся из вида. Егор, удостоверившись, что его водитель уже не видит, презрительно плюнул ему вслед, однако его плевок наглого водителя не настиг, а «ляпнулся» Егору на отглаженную штанину.
Короче, с горем пополам, все же не теряя бодрости духа и оптимизма, веселясь и шутя с прохожими, Надя и Егор очутились у ЗАГСа. Настроение Егора несколько омрачилось, когда он почувствовал, что в руках чего-то не хватает. Это «чего-то» было подарком сыну с невесткой, а именно – набор французского постельного белья, который Надя «достала» с большим трудом. Надя настаивала не таскать подарок с собой и вручить дома, но Егор настоял вручить именно в ЗАГСе, в связи с возможной тамошней съемкой на видеокамеру. Егор хотел, чтоб момент поздравления детей и вручения подарка был запечатлен для семейной хроники, в результате чего запечатлять, а тем более дарить было уже нечего – подарок Егор оставил в такси, находясь под «дружелюбным» гипнозом таксиста. Егор сплюнул в сердцах еще раз, на этот раз едва не попав на проходившего мимо прохожего. Об этом кошмаре, о потере подарка, который Надя так просила оставить дома и не тащить с собой, Егор решил молчать до конца, до полного разоблачения. Надя, давно все заметив, также делала вид, что не замечает отсутствия подарка.
Несколько опоздав, подъехала машина с молодыми и свидетелями. С улыбками, Надя с Егором бросились к «детям», но вся четверка, явно цинично игнорируя родителей, направилась в ЗАГС. Антошка удосужился все же бросить сухую улыбку в сторону Нади и Егора. Егор так и шел за ними с протянутой, никем не пожатой рукой. Момент, когда опустить руку было еще не поздно, Егор прозевал, и теперь, когда, кажется, все смотрели на эту руку, Егор надеялся на одно: что эту руку кто-то пожмет. Этим «кем-то» оказалась, конечно же, Надя, выручавшая его из конфузов всю жизнь. Надя, пожав протянутую «никому» руку, сказала Егору: – Поздравляю Вас, Егор Савельич! Егор был расстроен дурным началом и ничего не ответил. Церемония росписи пошла своим чередом, но молодые со свидетелями вели себя цинично и высокомерно по отношению ко всем присутствующим и никого, кроме себя, не замечали. Когда объявили молодых мужем и женой, Егор с Надей бросились, как положено родителям, поздравлять первыми. Надя вручила Алле свой букет и, умудрившись в суете все же поцеловать деловитую невестку, приветливо и тепло сказала: – Ну вот мы и породнились, доченька! Егор, довольный удачными действиями и словами супруги, чувствуя, что за спиной ведется съемка на видео, под бдительным вниманием нескольких десятков людей, улыбнулся отрепетированной американской широкой улыбкой и протянул демонстративно сыну руку... Одновременно в момент поднятия Егором руки, сын, поздравляемый со всех сторон, повернулся к Егору спиной, но лицом к поздравляющему свидетелю и крепко обнялся с ним. Они похлопали друг руга ладонями по спине... Егор, «залившись краской» от вторичного попадания за десять минут в одну и ту же «яму», крутился вокруг них, как дурак с поднятой рукой. Надя сквозь зубы сзади шипела: – Тихонько опускай... Я говорю… Незаметно...
Но Егор уже ничего не слышал и, заметив издева-тельские улыбки работников ЗАГСа, начал этой затекающей от держания рукой похлопывать поздравляющего свидетеля по плечу: – Э-э-э... Ну все, будя... Хорош, хорош, браток, ты не один...
Вдруг произошло то, чего Егор меньше всего ожидал. Свидетель резко повернулся к Егору и, толкнув его в грудь, зло сказал: – Слышишь, ты, мужик, руки-то не распускай, а то я распущу – ноги вытянешь... Тут заиграла музыка, все обступили молодых, и только Надя отвела остекленевшего Егора в сторону, нашептывая на ухо: – Ничего, ничего... Пусть сегодня друг перед другом повыпендриваются...
Вся церемония направилась к выходу. Последним пелся «обмякший» Егор и бубнил себе под нос, то ли обращаясь к Наде, то ли сам себе: – Ничего себе... Ишь ты, пава какой, – этот свидетель, и не подходи… Куда уж там нам, можно подумать... Я тоже могу не поздороваться. Не очень даже... Видали таких...
Надя шла, совсем Егора не слушая, и только, любуясь молодыми, успокаивающе поглаживала руку неу-дачливого супруга. Егор все понимал, понимал и то, что Надя его жалеет за вечное невезение. Егор не хотел позориться перед женой, тем более в этот день, и, взяв себя в руки, с улыбкой догнал хохочущую четверку у выходя из ЗАГСа и весело и громко сказал: – Стой! Стрелять буду! Ох, нарушаем! Пора штрафовать! Невесту-то положено на руках из ЗАГСа, скажи, землячок! – И задорно подмигнул оторопевшему свидетелю. Свидетель с серым от злобы лицом пробасил Егору: – Дед, е-мое, ты опять здесь. Честное слово, ты нарываешься. Если еще раз напрягешь – пеняй, бля буду…
Тут вмешался Антошка:
– Ты гонишь, Стас, не наезжай, это ж мой старик…
Да, кстати, я ж не представил. Знакомься, батя, это – Стас.
Егор, понимая, что ему это противопоказано, инстинктивно поднял руку для рукопожатия. Холодок и не-хорошее предчувствие охватили его грудь. Он еще надеялся на удачный исход знакомства. Антошка продолжил:
– Стас, знакомься: батя…
В этот момент счастливый, окрыленный жених резко «чмокнул» зазевавшуюся невесту, которая от неожи- данности уронила часть цветов, кои бросился, не дознако- мившись, поднимать Стас. Егор остолбенел… В этот момент кто-то отвлек Стаса, невеста перегрузила часть охапки цветов в руки Антошки, кто-то сзади попросил освободить проход в дверях, занятый молодыми, и через мгновение вся процессия с хохотом и музыкой направилась к машинам, и только остолбеневший Егор стоял в дверях с вытянутой рукой… В чувство его привел выходивший в этот момент из дверей мужчина, который, пнув дверь, сильно ударил ею Егора по спине. Нехотя извинившись, мужчина процедил сквозь зубы:
– Сам виноват, встал тут, как истукан, на проходе…
Егор продолжал стоять, как статуя, уже с чуть опущенной,
но все же протянутой рукой. Сзади подошла Надя и уже со
злобой в голосе, в сердцах сказала:
– Ну что ты вечно, как дурак, эту свою руку
тычешь, пусть тебе первому подают…
Расстроившись всем – таксистом, потерей подарка, довольно хамским поведением молодых, вообще свинским поведением свидетелей и, наконец, Егоровой на редкость неудачной суетой, Надя с Егором с горем пополам добрались на троллейбусе домой, ко всему умудрившись, не взяв в этот день проездные, попасть «под контролеров». Надя жалела, что у ЗАГСа накричала на Егора и задела его «за живое». На Егоре не было лица. Надя налила Егору рю¬мочку, и это кое-как привело его в себя. Напомнив Егору, как он «сражался» с контролерами, Надя даже развеселила его. Вспомнив всю ответственность дня, свою ведущую роль в этом событии, Егор пришел в себя полностью и взял ситуацию под контроль. К 16.00 шутя и улыбаясь, семейная чета Сенечкиных вышла на улицу встречать первых гостей. К 16.30-ти начали «подтягиваться» первые гости. Это была
действительно трогательная встреча. Не пошли в ход ни
отрепетированные жесты, ни заученные слова. Старые од-
ноклассники, дворовые товарищи, верные и добрые студен-
ческие друзья со своими семьями. Надя плакала, размазав
тушь, плакали и «девчонки». Егор обнимал моего отца, а их в свою очередь обнимал старый верный добрый друг – дядя
Веня. Они так и стояли, обнявшись. Было искренне и трогательно. Затем мужчины повернулись к «девчонкам» и дружелюбно расхохотались, глядя, как «девчонки», все как одна, ревут от счастья и радости встречи спустя многие месяцы и годы:
– Ирка, милая, ты ли это…
– Надечка, счастья тебе, Антошке...
– Инночка, девочки, родные мои, мы опять вместе.
Веня, поседевший за годы разлуки, но, как и прежде остроумный и всегда веселый, обнял «девчонок»:
– Что же вы ревете, родные мои? Мы же опять месте, девчоночки!
– Венька! Лысый совсем, чертяка… Где ж твои кудри?
– А там, Надечка, где наша молодость осталась… Поверьте, девочки, вы ничуть не изменились...
– А Альберт, Альберт-то каков! Где такой стильный
пиджак «оторвал»? Прямо, новый русский…
– А я же кандидатскую защитил, кстати, кто еще не
знает, сообщаю. Так что имеете дело с кандидатом тех¬нических наук... Так вот, Ирина Николаевна по сему случаю
выделила мне из бюджета финансы, и я справил себе пид-жачок, как говорится - отдал дань моде, буду теперь, как бизнесмен. Кстати, сегодня у пиджака дебют: первый раз одел. Давненько мы что-то никуда не выбираемся...
– Да, Алик, не говори – жизнь пошла пресная… Ты ж видишь, кто сейчас «живет», кому раздолье. Ворюги облапошили страну, ободрали до нитки и державу раз-валили...
– Не скажи! Не думаю, что страна могла существовать в том виде, в котором была. Просто с умом надо было
подойти, а не ломать все напролом...
– Э, нет, Альберт Петрович. Что-то вы не туда клоните. Это как же с умом, простите, надо было, по-вашему, державу разваливать? Наши отцы для того ли кровь
проливали и в Гражданскую, и в Великую Отечественную,
чтоб потом эти бритоголовые и яйцеголовые с умом, как вы
говорите, Родину развалили? То-то, Алик, я смотрю, на
тебе пиджак не «нашенский». Сразу видна «вражеская»
пропаганда…
– Нет, Федорович, боюсь, вы неисправимо устарели…
Наши отцы жили за каменной стеной…
– Прости, что перебил, но лучше б и остались за этой стеной.
– Остались – кто? Мы – да. Дети – однозначно нет…
– Политики чертовы! – вмешался Веня. – Уже начали,
а еще не «приняли». Егор, черт побери! Где виновники? Я не понял, мы сегодня собрались о политике поговорить или, извините, по поводу? Егор, ты в дом пригласишь все-таки
или хоромы свои показать боишься, чтобы от зависти не
поумирали?
Егор вспомнил, что он сегодня главный, ведущий так сказать «тамада», и взял управление «парадом» в свои руки:
– Минуточку внимания! Ну, хватит, хватит, девчонки, еще наобнимаетесь и наговоритесь. План программы на сегодня таков: Все на улице организованно дожидаемся молодоженов. Затем, как настояла Надина сестра, соблюдая все традиции, я их посыпаю зачем-то этой крупой, и все идем в квартиру. Там, опять-таки, соблюдая все обряды, врубаем свадебный марш, гости по одному заходят, поздравляют, вручают, рассаживаются. Банкет, танцы, шмансы, общение, наконец, – споры о политике, но без жертв и кровопролития!
Гости с радостью приняли программу Егора. Кто-то зааплодировал, и все поддержали, и Егор остался доволен собой, сказанной импровизированной речью. Егор был очень доволен всеобщему вниманию и с важным видом расхаживал среди скучающих дальних друзей и тихонько шепчущихся близких. К 17.00 собрались почти все приглашенные и даже, на удивление Егора, подошли и присоединились к остальным какие-то люди с букетами, явно на свадьбу, но Егор не мог вспомнить, кто это такие. Но главное было то, что ни к 17.00, ни к 18.00 молодоженов и свидетелей так и не было. Гости, с нелепейшими выражениями лиц, расселись по двору, кто где, ожидая дальнейших указаний руководителей мероприятия, а точнее Егора. Кто-то расположился на качелях, кто-то уселся на скамейке, а кто-то просто на бордюрах. Пару человек оккупировали ступеньки парадного, что вызвало негодование и без того уставших за последнюю неделю от суетного Егора соседей. Каждый в парадном внес в дело «банкета» свою лепту: кто одолжил посуду, кто стулья, а кто просто «интерьер» – картину, кто пальму, кто магнитофонные записи. Итак, ситуация была преглупая. Со стороны можно было подумать, что все собравшиеся ожидают вынос из парадно¬го тела, все походило скорее на похороны, чем на свадьбу. Гости, явно не довольные затеей Егора – ждать на улице, сидели, как наседки, обхватив под руками свои букеты и подарки. К 19.00 вышла Надя и шепнула растерянному Егору, что надо бы позвонить в милицию и «скорую», не было ли каких аварий и ч. п., а также сказала, что надо бы уже безо всяких обрядов приглашать и без того удру¬ченных гостей в дом. На предложение пройти в дом гости прореагировали по-разному: «дальние» с радостью сорва¬лись и поспешили за стол, «близкие» сказали, что до конца будут ждать на улице, и пусть все будет так, как запла¬нировал Егор. В 19.45 Надя взяла трубку телефона, чтобы позвонить в милицию, как вдруг у подъезда с визгом ос¬тановилась черная свадебная «волга», оставив на асфальте длинный черный след. Несколько приободрившийся Егор «рванул» в квартиру и повыгонял в исходное положение уже довольно уютно расположившихся за столом гостей. Наконец, выдержав некоторую томитель-ную паузу, из машины, под деланные восторженные возгласы гостей, вылезли крепко выпившие молодые и свидетели и направились в дом. Егор, не зная, как себя вести в сложившейся обстановке, все же решил делать вид, что все идет по плану, чтобы не обострять и без того нервозную обстановку. Процессия, довольно организованно выстроив-шаяся без лишних команд, подгоняемая голодом, дисциплинированно пристроилась за молодыми и след в след плотной очередью направилась к заветному столу. Егор схватил кастрюлю с крупой, которую ему ткнула Надина сестра, и с разученными стихами и приговорками бросил первую горсть на головы молодых. На несчастье, он опять оказался стоящим со стороны этого психованного свидетеля, и первая жмень частично угодила последнему в лицо... С серым могильным лицом свидетель, называемый молодым Стасом, подошел вплотную к оторопевшему Егору и перегаром прошептал ему в лицо:
– Ну, ты, уродец, я вижу сегодня не угомонишься. Прошу тебя в последний раз – заглохни и сиди весь вечер тихо, чтоб я тебя не видел и не слышал... Не порть мне праздник, ты меня своими выходками дебильными таки достанешь…
После сказанного Стас догнал в парадном ожидаю-щую его процессию. Надя, подбежав к опешившему Егору, брезгливо утирающему лицо, спросила, что ему сказал этот псих? Егор ответил, что тот просил извинения за опоздание. Наиболее близкие гости сразу уловили, что происходит что-то не то. Молодые, явно никого не замечая, сразу уселись за стол и приступили к продолжению своего праздника: откровенно игнорируя столпившихся в дверях гостей, шутя и веселясь между собой, затем приступили к трапезе и распитию очередной бутылки. Гости, не понимая, как вести себя и что делать дальше, толкаясь и наступая друг другу на ноги, забились в миниатюрной прихожей и на лестничной клетке у входа в квартиру, ломая в давке свои букеты. Кто-то выронил на пол из рук сервиз… Звон битого стекла немного привел в себя удрученную, замученную от суеты Надю, которая и без навалившихся проблем не очень умела принимать такое количество народа. Видя по мужу, он уже просто таки боится подходить к нагло ведущей себя четверке, Надя решила спасать ситуацию и взяла управление «банкетом» в свои руки:
– Антоша, сынок! Вы бы хоть с Аллочкой вышли к
дорогим гостям и приняли подарочки!
Антошка нехотя оторвался от своих дел и повер-нулся к Наде в пол оборота:
– Мам! Нам некогда, прими все сама и сложи на кухне, а то мы скоро убегаем и даже дома толком посидеть не успеем...
Надя с Егором стояли обомлевшие и хлопали гла-зами, не зная, что и ответить на такое? Понимая, что все-таки надо что-то делать и спасать совсем «потерявшихся» Сенечкиных, моя мать громко, как ни в чем не бывало, скомандовала:
– Ну, пусть дети посидят спокойно, если им так хочется, в самом деле. Егорушка, принимай цветы и подарки и складывай в кухне и кладовой. А ты, Надечка, покажи гостям, где можно помыть руки и рассади людей за столом, как вы спланировали...
В этот момент, заикаясь, Егор громко внес пред-ложение, которое, будучи по сути правильным, ужасно и глупо прозвучало:
– Так, э-э-э, может, я дам авторучку, и все на бумажках подпишут каждый свои цветы и подарки, а то как
бы, ну, в общем, я и не запомню, кто и чего принес, в суматохе-то, и поди знай от кого чего… Егор, не закончив, заткнулся, перехватив презрительный, уничтожающий
взгляд Нади и, поняв, что его идея совсем не «в тему»,
покраснел до ушей и пожал плечами, промямлив под нос:
– Я то не то, что там что-нибудь, а как бы для
памяти, а то что же... в кучу все… мне то что… это им-то...
Не дослушав Егора, гости начали в охапки нава¬ливать Сенечкиным в руки уже надоевшие за вечер цветы и подарки, чтоб, наконец-то, разгрузить руки и отдаться столу. Нелепо растягивая улыбки, гости, с грустными, рас¬сеянными лицами, сдав свои подарки, проходили в комнату и рассаживались, скромным кивком поздравляя нежелаю¬щих никого замечать молодоженов и их свидетелей. Надя заметила себе, что им повезло хоть с временем года: куда бы они размещали верхнюю одежду гостей, ну, скажем, зимой? Этот вопрос они как-то упустили из вида. Когда растерянные гости, наконец, расселись, в комнате, в безмолвной тишине остальных было лишь слышно полупьяную четверку, хохочущую, жующую и чавкающую одновременно. Открывая «банкет» и очень при этом волнуясь, Егор, «убитый» началом, встал со стула, случайно перевернув на моего отца бутылку сладкой минеральной воды «Бypaтино», и, одновременно извиняясь перед наигранно расхохотавшимся моим отцом, начал речь, написанную бессонными ночами и вызубренную наизусть:
– Дорогие наши Антошка и Аллочка...
Это все, что он успел сказать. Антон, что-то вдруг вспомнив, резко повернулся к Наде, и, перебив речь Егора, громко спросил Надю через весь стол:
– Мам, пока я не забыл... Там деньги кто-то подарил? Если да – тащи деньги сюда, а то мы сейчас уже
будем «двигать», а вы гуляйте тут... Остальное барахло
можете оставить себе, только деньги внимательно просмо-трите; открытки, конверты там всякие… Вслед за этой
кошмарной по сути и по содержанию фразой эффект
сказанного усилила молодая:
– Заяц, ну ты скажешь тоже... Какие деньги? Ты по-смотри на гостей – как они одеты, откуда у них деньги?
Полупьяная невеста, вероятно, считала, что ее никто не слышит, кроме «своих», а, впрочем, вероятно, при своем воспитании, может быть, она вообще ничего не считала – просто говорила то, что думала. Но за столом все же был один человек, который не сделал вид, что ничего не услышал, и этим человеком, как всегда, был дядя Веня:
– Милочка, позвольте уточнить, а чем вам наша одежда не ко двору пришлась? Не всем же быть бизнес-менами. Можно быть инженером и порядочным человеком, а можно быть бизнесменом и порядочной свиньей...
– Братишка, ты это к чему клонишь? – перебил Веню
свидетель Стас, уловивший взгляд Вени на свой мобильный
телефон.
– Сам знаешь – к чему. Только ты мне не «братишка», не дорос еще до «братишки», а скорее сопливый сынок.
Слава богу, что-то человеческое шевельнулось в этот момент в Антошке, и он громко сказал вскочившему Стасу:
– Стас, хорош, обломись, не наезжай на стариков, тем более на дядю Веню! Он отличный мужик, и вообще не дергайся, мы же свадьбу гуляем! Дядь Вень, и ты не гони, че ты сразу про «сопляков», «сынков» – у нас не принято словами бросаться, в натуре – фильтруй базар...
Веня решил промолчать, тем более, что ему было, что сказать «теплого» и Антошке. До сих пор так и не севший на свое место Егор, стоявший с момента начала своего тоста, понял, что после происшедшего конфликта его текст уже будет не к месту, и молча сел на место. Воцарилось гробовое, очень гнетущее молчание. Никто не брал на себя смелость возглавить застолье, да и не имел права. Все смотрели на Егора и Надю, Надя в свою очередь на Егора, а Егор в пустую тарелку… Этот момент – когда еще все не освоились, не познакомились с рядом сидящими и не выпили – всегда очень гнетущ, особенно после такого «чудесного» начала. Наконец, громко прокашлявшись, мой отец, не вставая, просто предложил выпить за свадьбу, что вызвало такое одобрение и восторг у присутствующих, как будто мой отец изрек что-то гениальное. Сразу пошла, пусть еще не очень уверенная, но веселая застольная возня: начали открываться бутылки, «бахнула» пробка шам¬анского, облив под общий хохот кого-то пеной. Стас подыграл, что его ранило, и Егор, налаживая контакт, ужасно расхохотался. Стас остался доволен. Егор, впрочем, не меньше. Все выпили, Стас даже соизволил «чокнуться» с Веней, кто-то рассказал что-то смешное, и все рассмеялись. Егору показалось, что все еще можно спасти, и он с благодарностью пожал под столом руку моему отцу, сдвинувшему все с мертвой точки. После этого мой отец, временно взяв на себя роль тамады, сказал под общий хохот свое вечное «между первой и второй – промежуток небольшой», что в данном случае было просто необходимо, чтоб поскорее всем захмелеть для снятия неловкости и скованности дурным началом. Егор, несколько захмелев, оценил общую неплохую обстановку за столом: все острили, активно кушали и даже шутили с молодыми, на что те относительно доброжелательно отвечали. Егор, перенесший за день стресс от всего происшедшего, несколько пришел в себя и, взяв себя в руки, все же решил сказать речь, несколько изменив про себя заготовленную ранее:
– Дорогие друзья! Тише, тише. Все слушают только меня. Друзья! Веня, Алик, Ирочка, Федорович, дорогие гости. Если кто-то еще не познакомился с виновниками этого события, вследствие которого мы все собрались за этим столом – (каждый про себя подумал: интересно, а как кто мог познакомиться, если к ним на километр не подойдешь) – …то я представлю: это, надеюсь все догадались – наш дорогой Антошка. Это – наша бесценная невесточка Аллочка. Рядом с ней (Егор перевел дыхание – была очередь Стаса) – прошу любить и жаловать, (схитрил красивым оборотом на всякий случай Егор), – наш дорогой свидетель, уважаемый Стасик... На этом слове, дико и неожиданно расхохотавшись и подавившись котлетой с грибами, Антошка, кашляя и истошно хохоча, посмотрел на залившегося «краской» Стаса. Алла в резко охватившем ее припадке смеха, выплеснула изо рта только что набранное шампанское на непонятно почему растерявшегося свидетеля. Стас, покрасневший еще больше и обрызганный содержимым Аллиного рта, привстал и прошипел, уничтожающе глядя на запнувшегося Егора:
– Ниче-се, че ты сказал, ты че, опух, старый?
Какой Стасик? Это я «Стасик»? Ты че издеваешься? Подколоть решил?..
– Ну, как.. Это ж вы сами все время между собой
так называли... ну, ведь так же – Ста… это... Стас же? Ну,
так как сказать… Стало быть Стас – Стасик... – лепетал и
оправдывался бедный невезучий Егор. Антошка с Аллой и
свидетельницей давились от хохота, лица у них были
бордовые. Тщеславный Стас, не довольный, что он стал
объектом для «прикола» и всеобщего посмешища, могильным тоном и с многообещающим взглядом сказал Егору:
– Запомни, родной, – Стас – это ни хрена не имя, это
кликуха такая… Она не склоняется и не изменяется. .
– А-а-а «кликуха» это, простите, что – прозвище? –
пытался исправиться Егор.
– Кликуха – это погремуха, погоняло мое. Понял?
Егор понимающе и, ничего не понимая, кивнул. Стас продолжал:
– Это от фамилии моей – «Стахов». Придумал, тоже, такое – «Стасик»... Склифасовский хренов… Ну, ты, мужик, и опустил меня, я твой должник – помни...
Тут влез в беседу Веня:
– А ты, Стас, в отместку окрести его «Егорсиком», и это будет ему в наказание теперь его погоняловым…
Все, понимая, что надо выручать Егора и в целом свадьбу, дружно расхохотались над шуткой Вени, кто-то опять зааплодировал. Заулыбался кривой улыбкой и Егор. Речь продолжать опять было бессмысленно, и он сел на место, опозорившись в который раз, уловив жалеющий, понимаю-щий взгляд жены. Егор надеялся, что хоть кто-то будет говорить тост, но все, боясь что-либо испортить или кого-нибудь обидеть, просто ели, пили, аккуратно шутили, изредка бросая несмелый взгляд в сторону уже прилично пьяной четверки, шутки которых становились все тупее и пошлее. Переживая, что свадьба не похожа на свадьбу, Егор понял, что он обязан-таки добить до конца этот кош¬марный вечный тост, лишний раз доказав, что история учит тому, что она ничему не учит… Продумав про себя новую речь, исключающую имена и фамилии, чтоб не заце¬пить, не дай бог никого из молодых, в особенности Стаса, Егор опять встал и, постучав громко ножом по бутылке, официально и красиво начал, успев сказать на этот раз всего одно слово:
– Господа!..
Алла опять заржала, сказав, на свой взгляд тихо Стасу, но так, что все услышали: – А «господа» собрались… Инженеры, вахтеры, работяги с заводов… Настоящие господа, прямо аристократия, ничего не скажешь.
Веня попытался что-то сказать на это, однако его жена сильно наступила ему под столом на ногу… Егору же было очень обидно, что эта молодая крыса так обидела его друзей. Комок подкатил к горлу, на глаза навернулись слезы, и Егор опять сел на место, так ничего и не сказав. Надя, поняв общее негодование и замешательство, быстро включила подготов-ленную пластинку, хотя всем было не до музыки и, тем более, не до танцев. Понадобилось еще минут пятнадцать, чтобы опять общими усилиями создать более менее относительно уютное общение и обстановку. Друзья Егора острили, как могли, Веня на ходу придумал рассказ про свою хулиганскую молодость, отметив, что разум приходит с годами и что конфликт поколений – это обычное, нормальное явление. Егор понимал, что его как бы успокаивают. Он «перевернул» еще пару рюмок, когда Надя обратилась к молодым:
– Сынок, Алла. Имейте совесть, давайте-таки дослу- шаем папу с уважением, не перебивая, он ведь так готовился. Имейте уважение к отцу…
Антон ответил:
– Тю, я то что, мам, я – ничего. Я слушаю с самого начала, это он чего-то туда-сюда определиться не может, и пусть на Алку не обращает внимания – мы же прикалы-ваемся…
Алла просто промолчала, что уже было xoрошо. Надя обратилась к Егору:
– Ну, давай, Егорушка, мы все тебя слушаем. Только не волнуйся…
Егор поднялся в четвертый раз за вечер. Все варианты речей в голове перепутались, и, собственно, он уже ничего не хотел говорить, но Надя закрутила все опять, решив, что Егор расстроился из-за тоста. Егор желал только одного: чтоб этот страшный день поскорее закончился, не подозревая, что все только начинается…
Итак, Егор встал и молча дождался, пока воцарится тишина. Дядя Веня попросил молодых подняться. На удив-ление, и это прошло. Егор прерывистым, дрожащим голосом, кусая губы и путая от волнения слова, начал в четвертый раз:
– Де-дети. Сегодня у вас, у нас, точнее, в общем, всех у нас… э-э-э точнее у нас всех большой праздник. Вы молоды, и…
Что «и» никому так никогда и не довелось услышать, так как у Стаса зазвонил мобильный телефон. Стас объявил: - Тихо всем! – и начал кричать в трубку, видимо, за отсутствием слышимости. Все притихли, и только слушали, как, закрыв одно ухо ладонью, вел переговоры Стас:
– Да! Да, я. Кто-кто: дед Пихто! Да! Да, все ништяк. Ништяк, говорю! Тебе что, уши позакладывало? Ништяк говорю. Ни-штяк! Говорю по буквам: Николай, Илья, Шура, Толя, Яков, Кирилл! Понял теперь? Во! Молодец! И я про то. Чего? Громче, твою мать! А, вот так ничего, говори в трубу. В трубу, говорю! В тру-бу! Говорю по буквам: Толя, Рома...
Какое слово есть на букву «У» Стас не мог сориенти-роваться, и все дружно всем столом подсказывали шепотом варианты. Стасу понравилось Венино слово «ублюдок»:
–Во, точно! Толя, Рома, Ублюдок, Боря... Ты гонишь, я говорю не Боря - ублюдок, а слово - ублюдок. Короче ничего, замонал ты меня, говори громче! Да, гуляем. Тут он – где ему быть? Что? Кто жидяра? А! Водяра! Валом, и хавки валом. Так приезжайте всем шоблом! Сейчас адрес узнаю... – и обратился к Егору:
– Дед! Какой адрес у тебя?
Егор вцепился Стасу в руку:
– Прошу, родимый, не губи, не надо всем «шоблом»! Я вам с собой дам всего-всего, только не сюда!
В разговор вмешался Антошка:
– Стас, ты что, охренел, мы ведь в кабаке висим! Скажи Сэмэну, чтоб через часик туда рулили…
Стас хлопнул себя ладонью по лбу:
– Тьфу ты! Крыша едет! Сэмэн! Ты еще на проводе?
Дислокация меняется. По качану! Да говорю не сюда, рули
в «Братиславу», мы там с обеда висим, а тут одно стари¬чье...
Егор, приободрившись, что «шобло» меняет «дисло¬кацию», шептал в трубку Стасу:
– Пе… Передай Сэмэну, что тут скучно… Скучно, го¬ворю. Скажи Сэмэну, что я ему все с вами передам…
Стас гаркнул на Егора:
– Да тише ты! И так ни хрена не слыхать… Да!
Сэмэн! Тебе тут передачу втирают, чтоб не приезжал!
Егор, перепугавшись, что озлобится некий Сэмэн, которого он уже представил в своем воображении, уже не слушая Стаса, орал в трубку:
– Сэмэн! К нам в другой раз милости прошу, но не
сегодня, Вам сегодня здесь будет скучно...
Испугавшись, что Стас сейчас разорвет несчастного Егора, истошно орущего в трубку, Надя с Веней оттащили Егора на место. Стас заканчивал:
– Да не обращай внимания, тут клоун один напился и буянит... Не стóит, это Антохин батя, к сожалению. Короче, Антохе подарок и ждем вас в кабаке! И кобыл прихватите! Кобыл!
Веня, издеваясь, начал подсказывать: – Коля, Оля, Боря, а вот на «Ы» – думай сам...
Слава богу, Стас подкола не понял, так как заканчивал разговор. Наконец, все вздохнули с облегчением: мало того, что «шобло» Сэмэна не приезжало, Стас, наконец, закончил столь важный разговор, и все могли опять громко разговаривать и смеяться. Егор, выпив, наконец, налитую в рюмку для тоста водку, вытер пот. Затем сел на место. Такого провала свадьбы и позора он не ожидал. Ну и сброд Антошка домой притащил, что невестка, что свидетель – хорошо, что хоть не у нас будут жить – пусть их терпят родители молодой…» – думал про себя Егор. Затем в «гулянке» наступила пауза – Надя решила поменять некоторые блюда и приборы, кто-то опять включил музыку. Веня пошел курить на балкон, к нему присоединился Федорович, невеста со свидетелем пошли курить в кухню. Перекурив, Веня вернулся на место. Гости все же изо всех сил пытались поддерживать хоть какую-то атмосферу праздника. Вдруг Веня вскочил внезапно, и, подхватив «готовую», куняющую носом свидетельницу, поволок ее в ванную. Как он среагировал - непонятно. У свидетельницы началась от перепития сильная рвота, но, слава богу, благодаря всегда надежному Вене, в результате оказалось нагажено лишь в прихожей и в ванной. Надя с тряпкой в руке ползала вокруг стоящей на коленях у раковины свидетельницы и вытирала пол и стены. Тактичные гости сделали погромче музыку, чтоб приглушить неприличные звуки, доносившиеся из ванной, и пытались не смотреть друг другу в глаза. Надя пошла в кухню, чтоб взять ведро, и замерла от ужаса... Стас «взасос» целовался с Аллой, невестой Антошки. С обезображенным лицом она вернулась в комнату, забыв про ведро, тряпку и полы, и села рядом с Егором, и так сидящим, как статуя, с таким же выражением лица. Надя не знала, что дальше делать и как себя вести. «Бедный сын, вот попал, так попал…» – думала она. Когда вернулась из кухни Алла со Стасом, Алла сама по¬дняла эту тему, повергнув в шок Надю и всех присутст¬вующих:
– Заяц, объясни своей закомплексованной матери наши отношения, а то она увидела, как Стас меня поце¬ловал и чуть «кони не двинула».
Егору казалось, что это страшный, кошмарный сон. Антон усмехнулся:
– Мама! Дело в том, что вы не знаете некоторых
незначительных подробностей. Алла – бывшая жена Стаса.
Они жили четыре года вместе, но у них и сейчас добрые
отношения. Разве это плохо? Я не против, если Алла иногда
остается у Стаса, а она, в свою очередь, не следит за каж¬дым моим шагом. Я считаю, что это нормально, в семейной
жизни главное – свобода и раскрепощенность, разве лучше,
когда делают видимость верности и за глазами гуляют? Ну,
да вам этого не понять, о чем я вам толкую. Не то время уже, поймите…
Тут вмешалась пьяная Алла:
– Нет уж, Антон, ты не юли, рассказывай родите¬-
лям как есть, чего ты их подготавливаешь?
Антон нехотя согласился и продолжил заплетаю¬щимся языком:
– Ну ладно, только, конечно, не ожидаю от вас
понимания. В общем, мы вообще собираемся жить шведской
семьей. Слыхали про такую? Я, Алла и Стас. Вы, наверно,
даже не слышали про групповой секс. Может, вам это и
дико слышать, но я – не маленький и сам вправе решать и
определять свою жизнь, поведение и ориентацию. Просто
Алла любит и меня, и Стаса, и нам вместе весело и ин¬тересно, а со Стасом мы просто хорошие друзья. Я считаю,
что вы должны это знать, и не стесняюсь остальных – все
равно все рано или поздно узнают… И прошу вас, не
комплексуйте, вы же современные люди, проснитесь, двад¬цать первый век за окном.
Надя с Егором хлопали глазами. Егор щипал свою руку, ожидая, что он проснется. Гости, оказавшиеся не¬вольными свидетелями семейных тайн и интриг и столь откровенных признаний, сидели молча, уставившись в тарелки и уставшие «веселиться».
Надя оказалась более крепкой морально и более мужественной, чем Егор, и приложив все усилия воли, выдавила из себя:
– Ну и как, Алла, на такую вашу семью посмотрят твои родители? Они что, всем вам троим позволят жить у себя в доме?
Алла посмотрела квадратными глазами на Антошку. Антошка отвел взгляд в сторону. Чем-то встревоженная Алла «вцепилась» в своего жениха:
– Ты ж нам сказал, что договорился со своими?!
– О чем, интересно узнать? – уточнила Надя, оконча-
тельно плюнув уже на все: и что праздник испорчен, и что весь этот кошмар происходит на глазах у всех оторопев-
ших гостей.
– В общем, мама, – начал, заикаясь, Антон, – я обещал
Алле и Стасу, что после свадьбы вы уезжаете жить в село под Житомир к своим родителям, а нам в качестве
свадебного подарка дарите эту квартиру…
Надя от сказанного молча сидела, пребывая в шоке, а Егор с ненавистью смотрел на молодых, в особенности ухмыляющегося, жующего Стаса, носки которого завоняли всю комнату, и Егору захотелось задушить эту мразь. Стас, чавкая, промычал:
– Ничего-ничего, привыкнете и к селу, пенсионеры. Куда вы денетесь «с подводной лодки»...
Жена Вени держала мужа за руки и на ухо умоляла мужа не начинать скандал и дебош, мол, они сами своей семьей разберутся в своих делах... Надя продолжила разговор, собрав в себе все мужество, так как на Егора нельзя было смотреть без слез:
– Я думаю, Алла, вы поторопились без нас решать
нашу судьбу и судьбу нашей квартиры. И вряд ли вы здесь
вообще будете когда-нибудь жить, тем более втроем. Послушай, а твои родители вообще чем-нибудь интересуются,
например, где вы будете жить?
Оскорбленная Алла покраснела:
– Мои родители, если хотите знать, вообще про вас
ничего не знают. Это деньги мы вам передали на свадьбу, а не родители. Мне было бы стыдно вас знакомить, мой отец – крупный бизнесмен и не приехал бы сюда, в вашу убогость, вы ему не ровня…
– Если он такой «крутой», то пусть и покупает вам
троим квартиру, и живите хоть вдесятером! – выпалила заведенная Надя.
– Нет уж, дудки! Квартиру должны дать родители жениха!
– Это кто реш Все!
– Ну так пусть «все» вам квартиру и дают, а здесь у нас, чтоб ноги вашей не было!
– Спасибо, свекрушечка. Я знала, что вы жлобы
конченные, вы даже продукты самые дешевые купили –
посмотрите на стол. Это единственному сыну. А за наши
денежки, наверно, себе костюмчики справили. Жлобы…
– Сама ты жлобиха! Свинья молодая, неграмотная!
– Это я-то свинья неграмотная? Ха-ха! Жлобы, кол¬хозники, работяги замызганные. Моей ноги в вашем сарае
больше не будет...
– Ну и пошла вон отсюда!..
Все повскакивали с мест и начали успокаивать не¬вестку и свекровь. Веня, не принимавший участия в успо¬коении сторон, встал с места, собравшись курить, и, достав из кармана сигарету, в сердцах сплюнул и негромко сказал, как бы сам себе:
– Чтоб мой балбес такую тварь в дом приволок – удавил бы обоих, сопляков…
Стас, услышав это, «кинул» вдогонку Вене:
– Слышишь, урод, ты что там бубнишь себе под нос?
Ты чем-то недоволен?
Веня резко развернулся к Стасу:
– Да, недоволен – душно очень. Носки иногда надо стирать, молокосос…
После этого все забыли про Надю и Аллу и повисли на Вене и Стасе, и только благодаря Антошкиным мольбам, конфликт был кое-как замят. Веня со Стасом договорились встретиться: «пообщаться» наедине на улице, после свадь¬бы. Молодая встала и заплетающимся голосом сообщила «своим», что им пора ехать к друзьям. Антошка объяснил всем, что они параллельно отмечают свадьбу в ресторане с друзьями, но из уважения к старикам заскочили на пару часиков… Надя вообще уже ничего не понимала:
– Какой ресторан? Вы… еще где-то отмечаете? И вы знали заранее? А… как же я, то есть зачем же я столько
наготовила? Мы ж договорились, что молодежь завтра…
Антон: то краснея, то бледнея, отвел глаза в сторону. Но влезла языкатая Алла:
– Да кто сюда придет? Кому нужен ваш убогий сарай!
Здесь западло даже просто посидеть, не то что поужинать из ваших лоховских тарелок…
Надя, заплакав, выбежала на балкон. Антошка сидел между двух огней, не понимая, что ему делать? Не выдержав, влезла, наконец, моя мать:
– Вы такая грамотная, что, я думаю, здесь, среди неграмотных, вам нечего делать. Если вас не затруднит, поторопитесь к выходу, а то, я чувствую, вы с вашим другом настолько далеко зашли, что пора вызывать милицию… Тем более, вас заждались в ресторане, да и Семен должен скоро туда приехать…
– Во-первых, не «Семен», а «Сэмэн»! А, во-вторых, женщина, я обойдусь как-нибудь без ваших советов, а будете много совать нос…
– Так, Алик, – перебила мать, – звони 02!
– Ладно, Алка, в натуре, тут еще мусоров мне не хватало с моими проблемами, давай отсюда линять – согласился Стас.
Друзья Егора и Надя, и вообще все присутствующие, за исключением горячего Вени, до конца держали себя в руках, что было очень мудро и грамотно, и, что, вероятно, помогло закончить все без кровопролития. Высморкавшись через два пальца на пол и вытерев жирные от съеденной утки пальцы о скатерть, Стас, наконец, встал и направился в ванную за свидетельницей, которая лежала там вся в соплях, слюнях и рвоте. Встала невеста и, высокомерно насмехаясь, пошла за Стасом. За ней, вздыхая и опустив голову, поплелся Антошка. Егор в шоковом состоянии, со стеклянными от пережитого глазами, пошел за ними, чтоб закрыть за ними дверь, и к своему ужасу обнаружил, что стекло серванта рядом с местом, где сидел Стал, приоткрыто, и расположенные накануне «для понта» двадцать долларов пропали… Маленький, тщедушный Егор вцепился в ванной в двухметрового Стаса, и, первый раз в жизни осмелев до сумасшествия, шипел в ярости:
– Отдай мои деньги, слышишь, подонок… Я разобью твою морду бандитскую… слышишь…
Стас, смеясь, четким, резким движением дал Егору «под дых» и толкнул его пятерней в лицо так, что Егор плюхнулся в обгаженную ванную:
– Остынь, дед! Ты сегодня много суетился – вот у
тебя и галлюцинации… Тебе надо холодный душ принять…
С этими словами Стас открыл вентиль душа и, взяв на плечо бездыханное тело свидетельницы, вышел из ван¬ной. Объявив всем, что Егор принимает душ, «готовая попо¬лам» четверка, поддерживая друг друга, направилась на выход. За ними вдогонку рванулся Веня:
– Стас, сынок, ты что, забыл? Подожди меня, я
сейчас спущусь на пару слов.
Стас в дверях крикнул:
– А, это еще ты там не угомонился, Веник, или как
там тебя… Я жду тебя внизу, смотри, чтоб за тобой не воз¬вращался. Только не вздумай через проходное парадное «сбриться», дед!
Все гости повисли на Вене, который уже хрипел и рвался, ничего не соображая, к выходу из подъезда. Все «скопом» кое-как заволокли Веню в комнату, повалили на пол и держали за руки и ноги. Надя плакала, многие умо¬ляли Веню успокоиться. Мой отец подбежал к двери и, за¬крыв на все замки, а также для верности ключом, спрятал ключ где-то на кухне. У Надиной сестры тоже началась истерика. Веня, вырываясь, хрипел:
– Удавлю, щенка, мразь вонючая… Сяду, но удавлю, собаку…
Приоткрыв на кухне трусливо штору, еле выбрав¬шийся из ванной, мокрый и взъерошенный, опущенный и униженный Егор с облегчением увидел, что Антон с Аллой уговорили Стаса все же уехать. Немного успокоившись, по¬тихоньку, не «чокаясь», гости молча выпили по одной, и, благодаря за угощение «убитую» Надю и дрожащего, мокрого с ног до головы Егора, разошлись. Остались только Егор, Надя, мои родители, Веня с женой, а так же сестра Нади и пара близких родственников из села. Спустя полчаса, мой отец и Веня, уже улыбаясь, рассматривали свой выпускной студенческий альбом – веселые и неунывающие люди. Моя мать успокаивала Надю, а Егор, переодевшись и сняв медали и значки, уже сидел со своими друзьями – Веней и моим отцом. Моя мать и жена Вени помогла родственникам из села и Наде убрать «разгром» и следы «банкета». Затем Надя поставила чай по требованию моего отца и Вени, подав к чаю приготовленные по специальному рецепту пирожные. Веня их глотал одно за одним, расхваливая Надю на все лады. Мой отец, вопреки возмущению женщин, организовал все-таки танцы. Каким то невероятным образом мой отец с Веней воссоздали тот уют праздничного вечера, и, спустя полтора часа, уже около одиннадцати вечера, все оставшиеся сидели за столом и шутили, вспоминали ушедшие годы, не затрагивая тему «про детей» и сегодняшнего свадебного вечера. Надя зашла за чем-то в ванную, и все услышали, как ее разобрал заразительный смех. Все подбежали поинтересоваться, в чем же дело? Надя сидела, облокотившись на ванную, смеялась до слез, держа в руках и показывая гостям разбитое падающим в ванную Егором зеркало, которое Егор разбил в третий раз и аккуратно припрятал осколки под ванну. Надя не могла успокоиться:
– Где ж…, где ж…, где ж ты теперь репетировать будешь? – хохотала Надя. Выяснив подоплеку дела, гости также хохотали до упаду. Веня наложил запрет на установку в ванной зеркал, пока здесь будет проживать Егор… В общем, нахохотались от души. Веня, Егор и мой отец еще выпили по одной, «на коня», и на прощание Веня сказал:
– Знаешь, Егор, не бери дурного в голову. Подними руку и опусти и скажи: хрен с ним! Бывает и хуже. А мы еще, я думаю, не раз соберемся вместе, только не на «банкет», а просто в теплой узкой компании, как говорится, «всем шоблом»… А вообще, честно говоря, весело погуляли, на славу! Ничего не скажешь, хороша, свадебка! – и все искренне рассмеялись, от души.
Как ни парадоксально, год спустя Веня встретил случайно Стаса у себя в институте на вступительном экзамене. Кстати сказать, не завалил. А Антошка три месяца спустя развелся и вернулся к родителям.