РАДИ ЧЕГО Я ЖИВУ
(роман о жизни и смерти)

Посвящается моим родителям, подарившим мне жизнь,
а вместе с нею – возможность познать себя и стать
Человеком



ЧАСТЬ 1



СМЕРТЬ
ОПТОМ И
В РОЗНИЦУ



* * *
Ветры прощальную песню поют:
Кровью залитый закат умирает…
Зыбкие тени из мрака встают:
Жутко хохочут, стенают, рыдают
Неподалёку от ветхих крестов
Ангелы смерти, кружа в хороводе
Стаей хозяином брошенных псов…
Странник убогий идёт по дороге
С тощей котомкой непрожитых лет,–
Он, ледяною луною согрет,
Всё позабыл, появившись на свет,–
В сумерках тонет потерянный след…

Хорошим и умным людям трудно объединиться, потому что они разные.

А.Толстой



ПРОЛОГ



… Безумный человеческий крик вспорол ночную тишину.
– Удар! Го-о-ол!
– Вратарь – дырка!– дежурный врач в сердцах грохнул по столу кулаком так, что по экрану телевизора побежали помехи.
… Александр Григорьевич слыл мужиком жёстким, но справедливым. Правда, как считали некоторые, после контузии в Афгане он немного "того" – думать стал о чём не положено и других своими вопросами доставал. Отвечать на провокационные расспросы опасались, отмахиваться – бесполезно и боязно: а ну, как схватит за грудки, боевое прошлое вспомнит и отметелит за здорово живёшь? Вот, к примеру, здоровенный детина Коля – ну, тот, правда, за дело пострадал: пререкаться пытался да на испуг брал,– лень ему, видите ли, "работать неохота – от работы кони дохнут". Александр Григорьевич сказал ему, спокойно так:
– Бывает, мил дружок, и от лени подыхают. Ты про казусы такие слыхал когда-нибудь, Коля?
Сухопарый, невысокого роста юркий врач-десантник скрутил верзилу Колю в бараний рог, да ещё под оба глаза по бланшу навесил. И что? Ну, вызвали на ковёр к главврачу. А если у человека, кроме контузии, ещё и орден боевой? И к тому же он – специалист, каких поискать – ас своего дела? Пожурили немного, взывая к сознательности – так, для порядка, слишком на результат не надеясь – на том дело и замяли. А Коле пришлось через жуткое для него унижение пройти – за полученные синяки ещё самому и прощения просить! Долго мялся, мямля что-то нечленораздельное, пока Григорьичу это не надоело:
– Ладно, старик! Впредь наука будет,– и улыбнулся, только от улыбки той несчастного медбрата передёрнуло и как-то он весь скукожился…
А сегодня шла прямая трансляция чемпионата СССР по футболу. Финал. "Спартак" проигрывал – и кому! Хотя, честно говоря, не вратарь оказался виноват в только что пропущенном мяче. Если кто и достоин нарицаний – так оба защитника, проворонившие ворвавшегося во вратарскую нападающего команды противника.
–Клёвый гол! С лёту – и в девятку! – восхищался медбрат, которому "Спартак" всегда стоял поперёк горла, а спартаковские фанаты – особенно…
– Много ты понимаешь! – сердито буркнул дежурный врач. – Вне игры было.
– Не было!
– А я говорю, было! И вообще, работать надо! Куда ты смотришь? Опять наш маньяк разбуянился, так иди и успокой его. Из-за него, гад, футбол спокойно не посмотришь.
– Но, Александр Григорьевич, никуда псих не убежит, а игра скоро кончится, – робко и уже просительно возразил медбрат.
– Давай, давай, без разговорчиков, Коля. Вон, Алекса возьми, вдвоём быстрее справитесь.
– Это новенького, чо ли? Да он же ещё нифига не умеет, практикант хренов.
– Вот заодно и научишь, объяснишь. Надо по…
Дежурный врач осёкся на полуслове и впился глазами в мерцающий голубой экран. Застыл вполоборота у приоткрытой входной двери медбрат Коля.
"Спартак" атаковал по правому флангу… Пас в штрафную, выход один на один, и надо бить!
– М-м-м, – точно от зубной боли скривился дежурный врач: вратарь отбил мяч на угловой. – Ты всё ещё здесь?!
– С-щас, струмент возьму.
– Вколи ему две дозы, чтоб до утра не возникал. До чего же он мне надоел!.. Давай… Давай, бей! Ну! Э-э, мля, мазила, ноги тебе выдернуть и спички вставить!
Циркуль – так все за глаза звали медбрата Колю – вышел в больничный коридор. Долговязый, неуклюжий, какой-то аляповатый, что ли, словно составленный из частей разных тел, да, к тому же, тугодум. Многие удивлялись, как Циркуль умудрился выучиться хотя бы на медбрата, ведь мозгов у него чуть больше, чем у курицы. А помог Коле Госплан,– Циркуля дружно тащили за уши, навешивая ему "трояков" на "хвосты". Кто-то метко пошутил однажды по поводу Колиного интеллекта: "Циркулю на роду написано посещать психушку – если не медбратом, то пациентом". Неосмотрительно сказал… Циркуль был нрава дурного и притом весьма злопамятен, а чувство юмора отсутствовало у него напрочь. Через некоторое время острослов появился на работе в довольно помятом виде, но – "не знаю, не рассмотрел, и кто – ума не приложу, да и темно в подъезде было…"
Алексей расположился за столом в коридоре. Футбол мало его интересовал, и пустой беготне здоровых мужиков за мячом практикант предпочитал общение с книгой. Эту редкую брошюру об исчезнувшей Атлантиде Алексею дали всего на два дня; изрядно потрёпанная самиздатская обложка и замусоленные страницы, казалось, уже устали считать шелестящих ими людей.
– Чо читаем?– ехидно поинтересовался Циркуль.– Чем мозги забиваем?
– Интересная вещь,– спокойно ответил Алексей,– но дать почитать не могу – чужая.
– Да нахрена она мне, я чо, дэ-бил? Пошли-ка лучше психа угомоним, а то Григорьич ругается.
Алексей нехотя встал из-за стола и, заложив страницу пакетиком какого-то порошка, бережно убрал книжку в ящик. Ничего не поделаешь, работа есть работа.
Медбратья уже подошли к двери с зарешечённым окошком – за ней и упрятали буйного пациента,– когда Циркуль хватился иглы:
– Вот, чёрт, всё взял, а иглу забыл. Ты постой пока здеся, а я с-щас, туды и обратно.
На самом деле Циркуль умчался в кабинет дежурного вовсе не за иглой. По его, Циркуля, рассчётам, игра должна была скоро закончиться, и ему очень хотелось лицезреть позорное фиаско “Спартака”.
Едва шаги Циркуля стихли за поворотом, по ту сторону зарешечённого окна появилось заросшее чёрной, как смоль, щетиной лицо.
– Я тебя впервые вижу. Может, хоть ты поймёшь меня,– сказал человек за дверью.– Меня здесь никто не хочет слушать, только пичкают всякой гадостью.
– Так зачем же ты кричишь, на людей кидаешься? Перестань персонал пугать дикими выходками, тебя к тихим переведут, там легче.
– Хорошо, я больше не буду орать. Только ты принеси мне бумагу и карандаш. Пожалуйста…
Алексей собрался уходить – что-то Циркуля нет долго, куда он там запропастился? Увидев намерения медбрата, человек за дверью взмолился:
– Прошу тебя, подожди! Ну дай же мне хоть один шанс! Я не псих…
– Все так говорят,– невозмутимо ответил Алексей.– Впрочем, если ты сможешь аргументировать только что сказанное…
– Принеси мне бумагу и карандаш. Это пока всё, что мне требуется. У меня есть ещё немного времени…
– Отчего же немного?– перебил его Алексей, которому не терпелось вернуться к прерванному чтению.– Времени у тебя как раз навалом, до самой смерти хватит.
– А ты что, надеешься избежать столь важного события в твоей жизни?
– Хм,– фраза незнакомца заставила Алексея несколько иначе взглянуть на собеседника.– Ладно, будет тебе ручка и бумага. Только смотри, возьмёшься за старое, тут я тебе помочь не смогу, имей в виду.
Послышался звук шагов, и из-за угла шаркающей походкой вывалился Циркуль. По его озлобленному выражению лица можно было без труда догадаться, что финальной сцены матча увидеть ему не довелось.
– Ну, чо, колонём нашего шиза?!
– Пока обойдёмся.
Алексей стоял вплотную к двери и не отходил. Циркуль взъерепенился:
– Ты чо, обалдел?! Он же, падла, всё дежурство будет нам кровь пить!– Циркуль дёрнулся, подавшись устрашающе вперёд, и на лице его выступила гримаса недовольства.
– Я тебе сказал, пока обойдёмся,– не шелохнувшись, твёрдо повторил Алексей.
Как-то неприятно засвербило у Циркуля в животе: ещё бы, ведь до сих пор почти все в больнице его боялись. Не только "заключённые", как Коля нередко выражался и над которыми любил "ставить опыты", но и многие санитары, и даже некоторые врачи остерегались его. А сейчас… Сейчас Циркуль нутром почуял: не на того нарвался, с Алексеем дело обстоит иначе, этот не спасует. И Циркуль тут же всей своей низкой душонкой невзлюбил нового медбрата. "Ладно, я погодя придумаю способ, как от тебя избавиться,– подумал Циркуль,– я тебя урою, гад".
– Как хочешь,– Циркуль пожал плечами с деланным равнодушием.– Только сам потом пойдёшь "на ковёр", если чо.
– Иди, иди.
Алексей подождал, пока Циркуль скроется за поворотом, и только после этого повернулся к окошку:
– Слышал? Так что веди себя тише воды, ниже травы. Сейчас всё принесу, обожди минут пять. А Григорьичу скажу, что с тобой договорился под честное слово. Смотри, не подведи!
Алексей направился к своему столику и скоро вернулся с ученической тетрадью и ручкой.
– Вот, возьми. Утром я всё заберу, тебе не положено. Договорились?
– Куда ж мне деться,– вздохнул незнакомец.
– Ладно, дерзай. Да, и вот ещё что: зовут-то тебя как? Вроде пора познакомиться.
– Тор.
– А меня Алексей. Можно коротко – Алекс. Ладно, ты пиши, а я пойду книгу дочитывать – завтра отдавать надо.
– Что, интересная?
– Очень. Еле выпросил. "Тайна исчезнувшей Атлантиды" называется.
Лицо Тора вдруг сделалось пепельно-серым, приобретя мертвенную бледность.
– Ты чего?– отошедший было Алексей вернулся обратно к окошку.– С тобой всё нормально?
– Так, ерунда… Ключ…
– Какой ключ? Кто тебе его дал? Ты что, бежать собрался?– насторожился Алексей.
– Расслабься… Ни стены, ни цепи не удержат меня, если я захочу уйти, а уйти я могу всегда, в любой миг.
– Почему до сих пор не ушёл?– Алексей прищурил глаза.
– Дело в том, что, уходя, я не знаю, куда приду… Если хочешь, я расскажу тебе то, чего ты не найдёшь ни в одной книге эпохи Homo Sapiens. Ваша мера времени вмещает в себя десять тысяч лет… примерно. В этом кувшине вы ищете следы Атлантов – и не найдёте их никогда, даже если расколете его на черепки. Нужно нырять глубже, гораздо глубже.
– К чему ты клонишь, не пойму?– Алекс соображал, слушать ли ему дальше или лучше заняться чтением: и собеседник, и книга были ему интересны.
– К тому, что после гибели цивилизации Атлантов я являлся Хранителем…
– Ты прям как… Кощей Бессмертный какой-то.
– Я смертен, как и ты, как любой другой человек. Просто моё внутреннее время иногда течёт несколько иначе, чем время-для-всех, время внешнее… Есть ещё некоторые причины, их за пять минут не объяснишь, и именно из-за них я здесь.
– Хм… Каким образом?
– А как же книга? Завтра отдавать…
– Ладно, выпрошу ещё на денёк. Расскажи!
– Хорошо,– Тор несколько секунд помедлил и прикрыл глаза.– Слушай…

…В те времена Древние* уже ушли,– волны Великой Катастрофы поглотили их цивилизацию. Но ещё были живы их прямые наследники**, хранители Знания Древних.
Мы плыли в энергетической капсуле на такой глубине, где свет полуденного солнца – самого яркого – становился сумеречным. Общая Капсула-Матрица могла, при необходимости, разделиться на много маленьких капсул, вмещающих только одного человека.
Перед нами, весело резвясь, плыло существо, настоящего названия которого я не знаю; мы называли их дельфипотамами. Сейчас на Земле нет таких. Они были похожи на вытянутого слегка бегемота, только вместо крупной гиппопотамовой пасти голова заканчивалась сморщенным вытянутым дельфиньим рыльцем с пятачком поросёнка. Дельфипотамы обладали двойным дыханием – жаберным и лёгочным,– это позволяло им жить подолгу вне воды. Порой их встречали – правда, крайне редко – за сотни километров от океанских берегов, и пару раз даже в пустыне. И, наоборот, случалось, некоторые из них за всю свою долгую жизнь ни разу не вдыхали атмосферного воздуха.
Дельфипотам мог грести лапами, как это делает бегемот, или, поджав их и вытянув короткий плоский хвост, плыть, изгибаясь подобно дельфину или тюленю. Движения дельфипотама выглядели порой неуклюжими, особенно когда он пытался развернуться: плывя по-дельфиньи, он растопыривал лапы и смешно ими загребал вбок, как будто огромный мамонт поскользнулся на ледяной тропе, резко уходящей в сторону.
Весу в дельфипотаме было примерно пять-шесть тонн, и длинные, около метра, редкие волосы, растущие на спине и боках и похожие на скрученные в спираль бледные водоросли, извивались в такт движениям. Волос и впрямь было очень мало – может, штук сто жгутиков диаметром около пяти миллиметров,– по каким-то непонятным причинам сохранившийся рудимент.
Однако, несмотря на кажущуюся неуклюжесть, существо неслось впереди нашей капсулы около часа без видимых признаков усталости – а мы шли со скоростью сорок пять километров в час. Но самое удивительное в нём было не то, что оно быстро двигалось, и не его удивительный облик; удивительным было то, что ВЗГЛЯД его являлся взглядом ОСОЗНАЮЩЕГО себя существа, и некоторые из потомков Древних, сохранивших способность к телепатическому общению, понимали их язык и могли разговаривать с ними, как с людьми, и дельфипотамы отвечали – правда, никогда не шли на контакт первыми... Наверное, они вовсе не были разумными животными, а, скорее, являлись потомками какой-то очень древней цивилизации, осколки которой долетели до нас сквозь тьму веков…
_____________________________________________________________________________
* – гипербореи и атланты
** – дети смешанных браков между гипербореями, атлантами и простыми людьми, а так же их потомки

Доплыв до нужного места, мы начали подъём. Здесь Капсула-Матрица уже не нуж
на, и, разделившись, каждый из нас выходил на поверхность самостоятельно.
Целью нашего долгого путешествия – а шли мы несколько недель – был остов-платформа странной конструкции, сохранившейся со времён Древних. Конструкция эта представляла собой воистину исполинское сооружение, и тайна его постройки навсегда осталась для нас загадкой. Удивительно, как ещё она устояла после той губительной для Древних войны, как пережила ужасной силы удар…
После Катастрофы прошло несколько веков, и уже никто не мог сказать точно о предназначении платформы, но умы многих притягивала мощь этого энергетического сооружения, и – не помню уж, кому,– однажды пришла мысль, что, если разобрать платформу, то из частей её можно построить очень мощный генератор Силы, дающий владельцу почти что безграничное могущество.
И вот мы здесь для этой цели. У меня, сказать по правде, изначально возникали сомнения относительно целесообразности нашей затеи. Как умел, я пытался отговорить товарищей даже от поисков, но кто-то ответил, что если не мы, так другие найдут ЭТО, и неизвестно, в каких целях потом будут использовать. Правда, когда нас провожали в путь, старейшины строго-настрого предупредили: ничего не ломать и не корёжить,– аккуратно разбирать только то, что поддаётся разборке,– никаких разрезающих лучей и тем паче взрывов!
С полудня и до вечера шла кипучая работа. Разобранные части бережно укладывали тут же, на платформе, и готовили к транспортировке. Я ещё удивился тогда: каким образом такая массивная гигантская платформа удерживается над водой всего несколькими тонюсенькими по сравнению с ней опорами!? Платформа весом в несколько десятков миллионов тонн парила над океаном и казалось, это не она стояла на опорах, а опоры удерживали её, чтобы она не оторвалась от земли и не взмыла в Небо…
Ясное Небо хмурилось, затягивалось тучами, и по морю пошла тяжёлая свинцовая зыбь. Только на платформе ничего не ощущалось: там, за её пределами, бурлило и пенилось море, свирепел холодный северный ветер, сгущались тучи,– а здесь всё по-прежнему оставалось спокойно, словно мы находились внутри некоего помещения.
К вечеру кто-то нашёл табличку, весьма странную, размером с тетрадный лист и начертанными на ней загадочными знаками. Табличку сняли с одной из балок, посчитав её чем-то вроде инвентарного номера, технической характеристикой и датой следующего испытания на пригодность.
Однако при первом же взгляде на неё меня что-то проняло: это не простая табличка! Это формулы Древних, приводящие платформу в то или иное рабочее состояние…
Интересен оказался и материал, из которого табличку изготовили: приборы не смогли определить вещества, её составляющие. Табличка походила на белый бумажный лист, разграфлённый на колонки со стройными рядами чёрно-сизых знаков, и в то же время эта тонкая "бумага", сгибаясь как угодно, впоследствии снова становилась девственно гладкой, будто её и не мяли ничуть, и в прочности не уступала хорошей металлизированной ткани для спецформы спасателя, например.

…Кому пришла идея использовать алмазные ножницы?
– Это всего лишь крохотная пластинка, наверняка здесь много ещё таких,– предупредив вопрос, остановил меня механик.– Сейчас мы решим этот ребус. Вот тебе, к примеру, отрежем этот кусочек,– несколько раз чикнув ножницами, механик протянул мне ровненький прямоугольник с надписями.– И себе отрежем…
Я с трепетом держал обеими руками маленький клочок Целого. Механик продолжал кромсать и что-то говорить, а я словно оглох,– подкралось предчувствие, что вокруг начинает происходить нечто ужасное и непоправимое…
– Небо,– прошептал я, но никто не услышал моего шёпота.
Все продолжали заниматься своими делами: вот, словно при замедленной съёмке, проплывают по воздуху разобранные балки; вот кто-то куда-то идёт; вот механик разрезает табличку…
– Небо,– погромче произнёс я.
На сей раз стоящий рядом механик услышал мои слова и перестал наконец кромсать лист с формулами. Но, видимо, что-то где-то он разрезал не так, разорвав одну из формул на ничего не значащие обрывки. Слишком поздно я догадался остановить его руку!
– Небо!!!– что есть сил заорал я.– Смотрите, Небо падает!!!
Прекрасное четырёхмерное Небо начало плющиться под некой неимоверной тяжестью. Плывущие в бездонной высоте облака стали спрессовываться в бурые лохмотья и ватными комьями обрушиваться вниз. Чудовищный гигантский пресс вплющил шар солнца в плоский блин неба, и солнце превратилось в диск, а облака всё падали и падали грязными издохшими птицами, и мутная серая пелена свинцовой тяжестью давила на сердце.
– Небо падает,– прохрипел я сдавленным болью голосом.
Теперь уже все вокруг застыли, взирая с ужасом на происходящее вокруг.
Пространство неотвратимо сжималось, и при кажущемся сохранении объёма оно неумолимо теряло самое важное, пожалуй, своё качество: навсегда, безвозвратно уходила прочь СТЕПЕНЬ СВОБОДЫ*…
Кто-то крикнул: "Немедленно уходим!"– и нас как ветром сдуло с платформы.
Рассыпавшись по индивидуальным энергетическим капсулам, мы устремились в глубину океана, но и здесь – я чувствовал!– начались перемены.
Сначала напрочь пропала всякая связь с другими капсулами. Конечно, я мог и без этого добраться до заранее условленной точки, как вдруг передо мной появился дельфипотам и словно звал, манил за собой. Скажу честно, никогда не наблюдал за собой способности к телепатии, а тут – вот те раз!– ПОЧУВСТВОВАЛ ЗОВ… И поплыл вослед странному существу. Оно уводило меня куда-то в сторону от места общего сбора, где личные капсулы должны были слиться в ОДНУ. И всё же, невзирая на опасность, я, влекомый неведомой силой, старался не отставать и держался в кильватере за своим странным проводником. Через некоторое время я с удивлением обнаружил, что мы движемся по улицам подводного города, покинутого жителями… Наверное, я оказался первым и единственным из людей, кто когда-нибудь видел строения дельфипотамов.
Дельфипотамиха привела меня к своему жилищу – одному из последних обитаемых в умирающем городе. Дома в дельфипотамьем мегаполисе строились из чёрного базальта (а может, плиты просто почернели от времени), окна и двери походили на узорчатые решётки – мелкие и достаточно прочные для того, чтобы в жилище не заплыла акула,– взрослому дельфипотаму даже самая свирепая из них – белая – была нипочём, а вот малыши могли бы оказаться лёгкой добычей…
…И я увидел, что в окне показалась мордочка детёныша! До этого я ни разу ни от кого не слышал, чтобы кто-либо видел детёнышей дельфипотама. Странные почести удивили меня… Я вплыл внутрь дома и, приблизившись к детёнышу, понял, что он умирает, и умирает оттого, что упавшее Небо сделало невыносимо тяжёлой толщу воды… и в ту же секунду услышал лязг захлопнувшейся двери. Я рванулся к выходу, пытаясь пробить решётку, но только повредил капсулу.
_____________________________________________________________________________
*– конечно, СТЕПЕНЬ СВОБОДЫ никогда не была для всех,– она открывалась только ЗНАЮЩИМ

"Бесполезно,– услышал я отчётливо в своём мозгу.– Вам уже не пробиться наверх. Теперь мы умрём, но и вы умрёте. В трёхмерном пространстве мы не сможем продолжать себя…"
Я заглянул в глаза дельфипотама и увидел в них материнскую скорбь и чёрную бездну вечности… И боль безысходности пронзила всё моё тело – от кончиков пальцев ног и до макушки,– но я осознавал, что то была не моя боль, то была боль цивилизации, обречённой нами на погибель… И я отчасти являлся тому виной. Но ведь я не знал и не мог знать, к чему приведёт дурацкий эксперимент механика! Мне просто не хватило времени ПРОЧУВСТВОВАТЬ возможные последствия…
Как видишь, Алекс, я не умер тогда, и стал одним из четверых, кто возвратился из той экспедиции. Механик или провидение тому причиной, но в моих руках оказался Ключ, значение и принцип работы которого мне до сих пор точно неизвестны… Энергетические капсулы остальных странников, непробиваемые в пространстве четырёхмерном, были расплющены толщей воды трёхмерного мира…
А я, хотя и вернулся живым, каким-то образом провалился сквозь решётку времени и пространства. Четвёртое измерение утеряно людьми… И лишь иногда память ощущений возвращает меня под своды родного и любимого четырёхмерного НЕБА… И ещё у меня есть Ключ…

…Несколько секунд в больничном коридоре стояла звенящая тишина. Наконец, Алекс с напряжением выдавил из себя слово, затем второе… И собственный голос показался ему чужим и звучащим не из груди, а, перекатами, откуда-то из внешнего пространства:
– Хм… А я думал, гипербореи и атланты – одно и то же.
Уголки губ его собеседника дрогнули в едва заметной улыбке:
– Между ними такая же разница, как между белым и чёрным… Хотя… У людей во многом извращённое понятие насчёт этих двух цветов. По сути, белое ещё не есть хорошо, а чёрное ещё не есть плохо. Всё зависит от точки приложения той или иной силы. И если выбор ошибочен, последствия, как видишь, могут оказаться катастрофичными… Финита ля комедия…
– Хорошо, допустим, всё, что ты сейчас рассказал – правда. Но где доказательства? О каком ключе ты говоришь? Ведь тебя уже столько раз обыскивали, особенно перед тем, как сюда поместить, и ничего не находили. И даже если ты сейчас покажешь мне свой ключ, есть ещё одна…
– Нестыковка?– прервал Алекса Тор.– Я знаю. Ты хочешь спросить, почему я, умея проходить сквозь время и пространство, торчу здесь, в вашей вонючей клетке и позволяю вам творить с собой всё, что вам в голову взбредёт. Так?
Изумление застыло на лице Алекса:
– Не в бровь, а в глаз,– согласился он.
– Всё до смешного просто. Тогда, запертый в дельфипотамьем жилище, я думал, что мне конец. Стенки капсулы начали разлагаться, потому что уходило четвёртое измерение – а оно являлось основой… И тогда какая-то неведомая сила свыше подсказала мне, как заставить Ключ работать. Сам бы я ни за что не догадался, и выбора не оставалось – сквозь трещины внутрь капсулы хлынула вода, и я активировал код…
– И тебя зашвырнуло к нам?– с нетерпеливым любопытством перебил Алекс.
– Нет. Не сразу. Далеко не сразу. Сначала я встретил свою любовь, и ещё до этого кое-что… Тот последний мир, из которого я пришёл, немногим отличается от вашего, и в нём, предыдущем, я появился маленьким трёхлетним ребёнком, слабым и беззащитным, орущим посреди развалин развороченного взрывом многоэтажного дома. Среди нескольких сот погибших под обломками в живых остался я один, и даже Партийцы с их разветвлённой системой не смогли дознаться, чьё я дитя, а я прикинулся несмышлёнышем… Потом меня усыновили. Поначалу я помнил всё, все события своей прошлой жизни, однако с течением времени мне начало казаться, что эти воспоминания – всего лишь обрывки детских снов…
– Так включил бы… активировал бы код и просто вернулся назад до того момента, как техник… или кто он там… механик разрезал табличку на части.
– Алекс, издавна говорят: нельзя войти в одну реку дважды. Если б всё было так просто… А я элементарно не знаю, куда меня закинет в следующий раз, какой возраст будет у меня там, в другом мире. Я ещё не разгадал принцип работы Ключа: конечно, я могу с его помощью открыть Переход, но всякий раз, когда это случается, я словно стою перед дверью, за которой полная неизвестность и абсолютная непредсказуемость... До того, как мне исполнилось три года, мне было тридцать три.
– Как это?– удивился Алекс.
Но Тор продолжал говорить, ничего не слыша вокруг, всё больше погружаясь в захватившие его ощущения воспоминаний.
– …И я заставил себя поверить, что всего лишь видел самый кошмарный сон из всех возможных. Когда бы ты познал ужасы двухмерного мира, зная о том, что есть ещё одномерный, не стал бы лишний раз клацать Ключом… Я вовремя успел захлопнуть ту дверь…
Тор неожиданно замолчал, и на пепельно-сером лице его ничего не читалось – оно застыло посмертным слепком, взгляд угасал…
Алекс сам не понял, как он оказался внутри, рядом с рухнувшим навзничь Тором: он бил его по щекам, тормошил, делал искусственное дыхание и весь взмок, пока, наконец, щёки Тора порозовели и в открытых глазах его появился огонёк осознания.
– Ну… ты, блин… даёшь!– тяжело дыша, Алекс устало прислонился к стене.– Я же не реаниматор!
Тор через силу приподнялся, подполз к Алексу и в изнеможении привалился рядом:
– И вот,– прохрипел он,– вообрази, что будет, если случится открыть дверь в одномерный мир? Я ведь её даже захлопнуть не успею, и всё, что вы тут себе понапридумывали, просто схлопнется и растянется в одну линию в мгновение ока! Страшнее тюрьмы найти невозможно, и самый изощрённый людской ум не в состоянии представить чудовищность одномерного ада… Вот почему я не спешу воспользоваться Ключом. Вот почему я здесь. Теперь тебе понятно?
– Теперь понятно, а…
– А Ключ во мне. И поскольку он сохранил некоторые свойства четырёхмерности, ни один ваш прибор его не обнаружит, пока он будет неактивирован. А в зависимости от места расположения внутри моего тела во время включения я оказываюсь в том или ином мире и времени, и сейчас пытаюсь выяснить закономерность – тогда появится возможность вернуться к тем, кто мне близок и дорог, к тем, кого я люблю…
– Так всё-таки, где ключ?– не унимался Алекс.
– Хорошо,– ответил Тор после непродолжительной паузы.– Сейчас покажу. Только ты не пугайся, ладно? Не очень приятное зрелище…
И в тот же миг кожа по всему его телу покрылась обширными синюшно-фиолетовыми пятнами, которые, увеличиваясь в размерах, начали сливаться друг с другом; тело распухло, вздулось – Тор стал походить на покойника, всплывшего через неделю подводного плавания перед лицом незадачливого купальщика. Алексей, пытаясь пятиться назад, лишь вжимался, втискивался, вплющивался в стену, насколько хватало сил,– и тут он увидел чистое белое свечение ровного прямоугольника, проступившего сквозь кожу на лбу Тора, и живые чёрно-сизые символы протягивали к Алексею свои щупальца…
– ЧУР МЕНЯ!– ярый атеист Алекс неловко и неумело перекрестился.– ЧУР МЕНЯ!! ЧУР МЕНЯ!!!
Секунда – и Тор обрёл свой прежний облик:
– Я же тебя предупреждал, что зрелище не из приятных… Когда Ключ активирован и выведен, остаётся только – щёлк!– и всё, меня здесь нет… Но я её дождусь, и знаю – она меня ищет и обязательно найдёт… Она видела ту дверь, в которую я вошёл. К сожалению, не только она…
– О чём ты?– пробормотал приходящий в себя Алекс.
Тор встряхнул головой:
– …Так, задумался. Это я о своём. У меня есть ещё немного времени… Спасибо за письменные принадлежности, и, прошу тебя, иди. Мне надо остаться одному.
Алекс, очумело мотая головой, поднялся и направился к выходу. Странно, вроде, ключ от бокса для буйных со стенда брал Циркуль… Как этот ключ оказался в его, Алексея, кармане? И ещё один вопрос назойливо свербил его мозг:
– Скажи, какие ощущения возникают там, в твоём мире? Что значит четырёхмерное пространство?
– Хм… Объясняя предметно, примерно так: в четырёхмерном пространстве можно одновременно поставить четыре посоха перпендикулярно друг другу.
Алексей повертел руками, пытаясь построить из пальцев подобную конструкцию:
– Нет… Невозможно…
– Да, это трудно, почти невозможно уложить в голову человека из трёхмерного мира. А ощущения и вовсе словами не передашь. Попробуй, объясни слепому от рождения, что есть свет и цвет… Теперь всё. Иди…

Утром, едва придя домой, Алексей заперся у себя в комнате, даже не позавтракав, чем немало удивил мать: он никогда не страдал отсутствием аппетита.
– Сына, может, поешь всё-таки?
– Ма, я же тебя просил, не мешай мне! У меня тут интересная работа.
Несмотря на бессонную ночь, Алексею вовсе не хотелось спать. Он держал в руках несколько тетрадных листков, исписанных мелким корявым почерком, где прописные буквы стояли вперемежку с печатными…
…С тех пор после каждого ночного дежурства Алексей запирался у себя в комнате и переписывал повествование Тора в специально заведённую для этой цели общую тетрадь.

* * *





ГЛАВА 1



БЕГЛЕЦ. ЭПИЗОД 1



"Может, в чём-то я буду неправ, потому что рассуждаю о произошедших со мною событиях с позиции человека, пришедшего из чуждого для вас мира.
Я думаю, что любому Вождю не нужны самостоятельно мыслящие люди, нужны лишь беспрекословные исполнители: они никогда не доставляют хлопот. А способов расправиться с мыслью – не с инакомыслием, а именно с мыслью как таковой – существует великое множество, но самый верный из них, на мой взгляд, заставлять людей побольше работать, оставляя им свободное время лишь для удовлетворения естественных потребностей организма; не просто трудиться, обеспечивая себя необходимым, а работать, работать, работать... Работать до изнеможения, до отупения, до беспамятства; работать до тех пор, пока в измученном человеческом теле не останется ничего, кроме всепожирающей жажды отдыха. Тогда повелителю можно щедро бросить несчастным объедки со своего стола и всемилостивейше позволить лобызать свои руки – пусть людское отродье порадуется крупицам удовольствия. Забитые холопы, мерзкая чернь! Вы ведь не знаете ничего большего, и за скудную подачку будете обожествлять мудрого и гениального Вождя, такого чуткого, человечного и внимательного к вам... Толпа ликует! И толпа дрожит от страха, ибо боится осознать: человек, между свободой и колбасой выбирающий колбасу, не достоин ни свободы, ни колбасы. Дрожащая людская масса затравленно ожидает повелительного жеста, указующего путь – боязнь принять самостоятельное решение парализует волю, низводя людей до зверей. Уловив сей момент, Вождю нужно ненавязчиво указать своим заботливым перстом на врагов – они, они виноваты во всех напастях!– и умыть руки: народ сам, жестоко и беспощадно, разделается с предателями так, как они того заслуживают... Спрятав мерзкое рыло вампира за ликом святого, Вождь лишь усмехнётся, глядя, как серые затюканные человечки, поклоняющиеся ему, радуются коротенькой отсрочке от скорой своей погибели. Любовь, Доброта, Честь – смерть для него. Рабская преданность, изрядно разбавленная страхом, бездумное веселье – иногда, по великим праздникам в его честь,– и Вождь будет править ВЕЧНО!"

... До того, как обрушилось Небо, Тор являлся одним из Хранителей. Простолюдины приписывали Знающим самые невероятные способности, и знание алхимии в том числе.
Многие девушки и женщины, к которым Тор прикасался, искали близости с ним любой ценой, ожидая после встречи в уединении приобрести дар превращать предметы в золото. Они искали ЗОЛОТО – и норовили получить его поскорее!– но между тем никто не имел представления о его Сущности... О, да! Они изменялись – изменялись сообразно своему воображению и пониманию Божественной Данности: кто становился деревом, кто – бесчувственным камнем, а кто и вовсе чем-то непотребным; некоторые из них, обладая скудным познанием структуры тел, обретали качества металла, иногда даже благородного...
И всё же... Ни одна из них не сумела воплотиться в
Зовущий
Огонь
Любви,
Одушевлённую
Творцом
Обитель!
... И ещё до того, как обрушилось Небо, Тор дал себе клятву:
– Пока моя душа способна излучать Свет, пока в ней осталась хоть одна Искра, дарованная мне Богом,– я буду сражаться, сражаться неистово за право жить ЕЮ, за право впустить в своё сердце ЛЮБОВЬ!..

Не прошло и года после данной клятвы, и рухнувшее Небо отправило Тора в путь по бесконечно-запутанным переходам во Времени и Пространстве.

Среди равнодушных ко всему и озлобленных на всё людей она чем-то выделялась. Много дней подряд Тор встречал странную незнакомку в серой спешащей толпе. Как-то раз она подошла к нему вплотную и, пристально глядя в глаза, сказала:
– Я отрублю тебе внутреннюю голову зла...
Оброненная как бы невзначай, без видимых причин, фраза незнакомки сначала заставила Тора заледенеть, а затем взорваться тысячами пламенных игл... Он не нашёл, что ответить сразу, и это обстоятельство обескуражило его – ещё бы, ведь ничего подобного не случалось с ним раньше. В её отсутствие он готовил разящий наповал словесный выпад, но стоило ей появиться перед ним (как всегда неожиданно), и кроме засаленных штампов низкой пробы в его голове ничего не оставалось. Тор лихорадочно пытался сообразить, что за напасть на него свалилась; короткие фразы между ними разжигали в нём странные, необъяснимые логикой чувства, что злило и заводило его ещё больше,– хотелось схватить незнакомку за ворот и, тряхнув как следует, спросить: "В чём дело?!"
Так продолжалось несколько дней, пока однажды Тор не заглянул в её глаза поглубже... Не разбирая произносимых ею слов, он слышал лишь чарующую мелодию её мягкого грудного голоса, и вдруг что-то сломалось у него внутри. Упругая горячая волна едва не разорвала его грудь: пожалуй, впервые за всю свою здешнюю жизнь он увидел перед собой Человека... Внешне она выглядела холодной, словно айсберг,– как и все другие люди, иначе было нельзя, ведь отличие от толпы чаще всего каралось смертью,– но что-то скрывалось в душе незнакомки, и Тора будоражило то, что он никак не мог понять: в чём, собственно, заключается её загадка? Ведь, кроме неё, по грязным вонючим улицам серого Города ходили и другие женщины. Только Тор не обращал на них внимания,– как бы хорошо они не выглядели внешне, в зрачках их зияла пустота или мельтешила рябь неосознанности; они не имели ничего, кроме привлекательной оболочки для партнёра на ночь.
С каждым днём Тор всё внимательнее приглядывался к незнакомке, и каждый день открывал в ней новое, что притягивало к себе своей чистотой и нерешаемой загадкой; несколько раз ему виделось, будто сквозь кожу девушки сочится ясный белый свет. И вскоре недоумение и настороженность незаметно для него вытеснились другим, неведомым доселе чувством, и мимолётом оброненное ею слово отзывалось глубоко в сердце эхом невысказываемой радости... И однажды вечером, набравшись храбрости, он остановил её. И едва Тор прикоснулся к незнакомке, тут же очутился в ином пространстве, где кровь носилась по жилам с невероятной быстротой, в висках бешено стучали маленькие молоточки и казалось, что ещё немного, и голова от бурлящих чувств разлетится на мелкие осколки...
Сгущались тяжёлые в своей безысходности сумерки. Замершую посреди тротуара пару окружали мрачные серые стены угрюмых гигантских ночлежек, которые закрывали почти всё небо: дома в Городе строили без окон, и вокруг, куда ни глянь, ни одного огонька; холодная Луна безучастно пялилась на Землю и улыбалась неизвестно чему... Тор порывался сказать незнакомке самые важные слова, предназначенные лишь ей одной – да растерял их все, и вместо объяснения только крепче обнял её, остерегаясь при этом поломать хрупкое существо... и задохнулся от охватившего его нежного трепетного чувства...
Когда Тор пришёл в себя, девушка бесследно исчезла. Превозмогая тупую ноющую боль в затылке, он с трудом поднялся и, неуклюже переставляя непослушные, будто ватные, ноги, медленно побрёл к остановке. Стемнело давно, и лишь на краешке неба горела багряно-красная полоса,– она словно напиталась кровью, и Тору сделалось зябко от неприятного предчувствия.
Подъехал трамвай, открылась дверь, и Тор шагнул в наполненное теплом людей пространство. Свободных мест для сидения не оказалось, и, недолго думая, он примостился на холодных железных ступенях: ноги отказывались держать его. Справа от него на одном сиденье расположились двое. Один закинул ногу на ногу и уставился на Тора выпуклыми водянистыми глазами: всем своим видом он напоминал огромную жабу-мутанта; второй восседал на плечах урода и самозабвенно гладил пухлыми своими ручонками отвратительную, всю в наростах, жабью голову. Окружающие почему-то молчали, и, хотя откуда-то шла нестерпимая вонь, никто не возмущался. К горлу Тора подступил тошнотворный ком:
– Ну и смрадит у вас тут, граждане.
Стоило Тору произнести первое слово, и вагон вдруг битком наполнился невесть откуда взявшимися голосящими людьми. Все что-то кричали, размахивали руками, и поначалу до Тора не доходил смысл выкрикиваемых слов, и лишь некоторое время спустя в его сознании стали проноситься обрывки фраз:
– ... Подлая сволочь!..
– ... Ты предал Вождя!..
– ... Он преступил закон и должен понести суровое наказание – смерть!..
– ... Как ты смел полюбить кого-то ещё, если всю свою любовь ты должен отдавать ему, нашему гениальному, славному, мудрому Вождю!..
До Тора стало доходить, что кого-то здесь обвиняют в страшном преступлении и всерьёз решили растерзать обвиняемого.
– ... Мы беспощадно будем бить всякую гниду, мерзкую тварь, которая осмелится выступить против нашего великого Вождя!– жабоподобный под одобрительный рёв толпы ткнул сарделькообразным пальцем Тору в грудь.
"Абсурд какой-то... Что за преступление я совершил?"
– Но, позвольте,– вслух возразил Тор.– Я ведь своим каждодневным трудом доказал преданность Вождю, я...
Договорить ему не дали: жабоподобный раззявил пасть и, брызгая слюной, заорал:
– Не преданность, а предательство ты нам доказал, подонок!– глаза его ещё больше выпучились, едва не вывалившись из орбит; сидящий у него на плечах задохлик-карлик одобрительно кивал головой, полуприкрыв набрякшие веки – по всей видимости, урод-коротышка являлся заправилой судилища, и вёл невидимую работу...
Постепенно гул голосов перерастал в дикий рёв. Какая-то мертвенная дамочка, судорожно всхлипывая, без конца твердила одно и то же, и большие искусственные слёзы ручьём бежали из её равнодушных глаз:
– Это он убил её, это он...
Тор вскипел:
– Заткнись, дура! О каком убийстве ты можешь говорить, кроме того, что вы здесь затеваете?!
– Ну, вот,– всхлипнула дамочка,– вместо того, чтобы раскаяться в содеянном и сознаться, он ещё нагло проклинает и обвиняет Вождя, негодяй! А ведь моя дочь... Моя несчастная доченька любила его больше жизни!
Тор понял, что объяснения любого рода тут бесполезны, и озирался вокруг в поисках выхода. Рыдания дамочки ещё больше подогревали безумие толпы: изо ртов хлопьями полетела пена, глаза вопящих людей налились кровью:
– Смерть ему!
– Падла, задушу!
– Кр-рови! Кр-рови давай!!!
Кто-то захрипел у Тора за спиной, и в тот же миг на его шее сомкнулись судорожно чьи-то пальцы. Он инстинктивно вцепился в них и, попытавшись оторвать их от горла, резко повернулся кругом...
...Тору доводилось слышать сказки о зомби, а вот теперь он наяву крепко сжимал в кулаках оторвавшиеся от вражьего тела полуистлевшие руки, покрытые струпьями гниющей кожи и смердящим шевелящимся червивым мясом: в упор на Тора, сияя широкой улыбкой, уставился массивный череп жабоподобного мутанта. "Что за дьявольская инсценировка? Зачем?"
Неожиданно резко открылась дверь, и Тор кубарем вывалился из вагона. "Спасение!"– пронеслось у него в мозгу, но в следующий миг Тор сообразил, что лежит на рельсах, и прямо на него мчит, искря и скрежеща колёсами, тот самый трамвай. Тор подскочил стремительно расправляющейся пружиной и едва успел увернуться от лязгающего и ревущего чудища.
Бледным покойницким сиянием луна освещала заброшенный пустырь, посреди которого стоял полуразвалившийся досчатый барак. Тор чувствовал, что происходит нечто необъяснимое, и Ключ... Впервые за многие годы он напомнил о себе,– Тор уже забыл о его существовании, а если и вспоминал когда-нибудь, то лишь как о детских снах. И вот теперь этот Ключ сам по себе начал активироваться. Тор не мог объяснить происходящее, и не мог остановить процесс активации – Ключ действовал самостоятельно, помимо воли человека, им владеющего.
Борясь с Ключом, Тор замешкался, и восприятие окружающего пространства вернулось к нему слишком поздно: со всех сторон надвигались молчаливые тени, и от гробовой тишины становилось жутко. Первородный страх овладел им и намертво сковал тело, превратив каждый мускул в застывший камень. Сконцентрировав остатки сил и воли, Тор невероятным усилием вытолкнул из горла три слова:
– Я не виноват...
Тут словно вату вытащили из ушей:
– Убить его!
– Я ему глотку зубами рвать буду!
– Сердце! Сердце вырвать и съесть!
– Будь ты проклят!– всхлипывала мертвенная дамочка, вытирая платочком сухие глаза.
Беснующаяся толпа жаждала расправы: вцепиться приговорённому к смерти в горло и рвать, рвать на куски, обливаясь горячей кровью и наслаждаясь агонией расстающегося с жизнью тела... Дальше – холод и пустота...
Тор сознавал, что не в состоянии доказать свою невиновность: толпа окончательно сбрендила. Так он и стоял, судорожно соображая, что делать дальше. А озверевшая безликая масса всё ближе, ближе... Угловатый металлический предмет давил в саднящий бок, и тут в памяти всплыл случай, начисто вылетевший из головы из-за сумасбродного обвинения.

... Утром этого дня Тор, как всегда из года в год, шёл к трамвайной остановке через только что разбомбленный врагами квартал, и так ему хотелось спать, что он не обращал внимания на развороченные чрева домов и людей и исходящие от них приторно-сладкое зловоние. Глаза слипались на ходу, и Тор не заметил, как провалился в какую-то глубокую ямищу. Он обо что-то ударился и потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что лежит на мёртвом офицере. Отлетевшая в сторону фуражка с пробитой осколком кокардой ещё дымилась: бомбёжка закончилась минут двадцать назад. "Что-то аварийные бригады задерживаются, пора бы уж расчищать завалы",– подумал Тор, и тут увидел на поясе убитого офицера кобуру. Офицер был мертвее мёртвого, о чём красноречиво свидетельствовали вывалившиеся сквозь дыру в затылке мозги.
– Хорошая пушечка,– Тор отстегнул кобуру.– Извини, друг, тебе она уже не пригодится.
Тор подтащил тело офицера к канализационному колодцу, и, спихнув его туда, для верности – чтоб не всплыло – столкнул туда же увесистый обломок железобетонной плиты.
– Памятники военнослужащим – за счёт государства. Спи спокойно, герой, я тебя не забуду, мать твою...

... Толпа подобралась совсем близко. "Ну нет, ещё не всё потеряно!"– стиснув зубы, Тор выхватил из-за пазухи пистолет и наставил его на надвигавшихся людей. Никогда ещё он не испытывал такой ярости прежде:
– Что, смерти хотите и крови!? Получите!!!
Взвизгнув, засуетился и бросился прочь уродливый карлик... Не ушёл – Тор первым же выстрелом снёс ему полбашки. Толпа тут же распалась на куски, не объединяемая более злой волей, и лишь сила инерции толкала очумевших людей вперёд. Выстрелы, выстрелы, выстрелы... Они звучали один за другим, и каждый раз, когда пуля попадала в тело, пустырь озарялся ярко-красной вспышкой. "Разрывные, с "начинкой"!– ликовал Тор.– Ну, ублюдки, я вам покажу кузькину мать!"
Расстреляв одну обойму, Тор быстро вставил вторую и продолжал в исступлении жать на курок...
... Внезапно всё стихло. Лишь кое-где раздавались тихие предсмертные стоны и жалостливая просьба добить... Тор изумлённо смотрел на свои руки и пытался осознать, что здесь, чёрт возьми, происходит! Медленно пробивался смысл содеянного, словно всё случилось не только что и не с ним.
– Я не хотел вашей смерти...
Едва слышный шёпот громом разнёсся над пустырём. Из-за набежавшей тучи выползла луна, и перед глазами возникло ужасное зрелище: горы трупов, залитые кровью, шевелились. Тор чувствовал, что все они неживые, только мертвецы не желали мириться со своей участью: вот один из них встал и направился к бараку. У мертвяка разворотило полчерепа, и правый глаз болтался под носом на ниточке нерва. Тогда живой труп разверз свою пасть и, слизав мешающий орган, проглотил его, смачно чмокая губами. Подойдя к бараку, мертвец отворил дверь и заглянул внутрь, а потом жестом предложил Тору войти...
На утоптанном земляном полу лежала та самая незнакомка. Она предстала взору Тора совершенно обнажённой, всё тело её залила кровь, и лишь лицо девушки оставалось безупречно чистым, словно высеченное из белого мрамора. "Она мертва, и всё вокруг мертво. Мне больше нечего здесь делать",– Тор склонился над девушкой, запоминая плавные изгибы её прекрасного лица... Встретить – и сразу потерять, и снова – грызущее душу одиночество, снова один среди царства мёртвых,– хоть и живой, но совсем без мыслей, без чувств, без желаний, будто его высосали изнутри, оставив снаружи никчёмный фантик. Опустошённый, Тор направился к выходу.
– Ты не виноват,– неожиданно раздался голос за его спиной.
Тор вздрогнул и замер как вкопанный; ему пришлось изрядно попотеть, чтобы заставить себя обернуться. Он медленно поднял взор...
... Тор не верил своим глазам. Так не бывает!
Девушка-незнакомка сидела на холодном земляном полу, подобрав под себя ноги, и смотрела на него большими красивыми глазами – чистыми, глубокими, небесно-синими...
– Ты не виноват,– снова сказала она.
В неописуемом волнении Тор с надеждой на чудо подошёл к незнакомке и коснулся кончиками пальцев её плеча. "Холодное",– машинально отметил мозг.
– Я ничего не чувствую, и мне не холодно,– прошептала девушка.
У Тора защемило сердце: "Нет, так не должно быть! Пожалуйста, не умирай! Ты должна жить..."
– Я мертва,– сказала девушка, и произнесла это настолько спокойно, словно её не убили, а она переоделась из одного платья в другое, всего-то...
– Неправда! Ты зачем-то обманываешь меня. Проверяешь? Конечно, сегодня выдался дурной денёк, но раз ты говоришь со мной, значит, ты живая... Погоди, сейчас я приведу тебя в чувство.
– Зря ты так волнуешься... Успокойся и немедленно уходи. Не расстраивайся по пустякам, всё будет хорошо,– шептала незнакомка.
Тор её не слушал и не слышал; он вытащил из пистолета обойму – в ней оставалось два патрона. Осторожно вынув из одного пулю и высыпав девушке на ладонь порох из гильзы, Тор чиркнул спичкой:
– Потерпи, сейчас будет немножко больно.
Горящая спичка приблизилась к пороху – ф-фух!– сизое облачко вознеслось к потолку, а на коже девушки не осталось и следа. "Неужели, правда... Она мертва! Мертва..."
Тор огляделся по сторонам и только тут заметил, что окружён. Окружён живыми трупами. Мертвецы его не трогали: некая незримая черта явилась для них неодолимой преградой – они стояли и безмолвно смотрели на Тора остекленевшими глазами.
– А-а, ждёте? Нет уж, не выйдет, вам меня не взять,– сказал Тор, поняв, что, пока он находится рядом с незнакомкой, мертвяки до него не доберутся.– Вам не взять меня, трупы.
Тор знал, что сейчас всё кончится. В пистолете остался один патрон... Да будь хоть тысяча патронов – разве можно убить мёртвого?! К тому же Тор увидел, что к бараку стягиваются привлечённые выстрелами патрули Партийцев,– они появились с нескольких сторон одновременно. Пока Партийцы находились далеко, и, если бы Тор не был сейчас окружён зомби, можно было бы уйти от патрулей в темноте... Оставалось сделать выбор: либо мертвяки разорвут на части, едва он выйдет из незримого круга, либо его схватят и станут пытать Партийцы – и ещё неизвестно, что из этих двух ужаснее,– либо... "Может, воспользоваться Ключом? Нет, я смертельно устал... И ради чего? Незнакомку не вернёшь, а от смерти не уйдёшь..."
Тор передёрнул затвор:
– Лови, лахудра!
Всхлипывающая мертвенная дамочка – та самая, только теперь не зализанная, а с всклокоченными волосами и развороченным животом – поймала пистолет, и, трясущимися руками направив чёрный зрачок Тору в лицо, с обворожительной улыбкой нажала на курок...

... Тор открыл глаза. Над ним раскинулось высокое голубое небо, белая берёза шелестела ласковую песню
Незнакомка сидела рядом в высокой зелёной траве, задумчиво склонив голову. Заметив, что Тор очнулся от смерти, девушка плавно, с кошачьей грацией, встала и тихо, едва слышно позвала:
– Идём со мной...
И они вдвоём устремились вверх, к звёздам, оставив далеко внизу лязгающую смертью планету.

* * *