РОДОВСПОМОГАТЕЛЬЩИК

/ ненаписанный рассказ Вл. Орлова,
автора романов «Альтист Данилов» и «Аптекарь» /


Собирались в шахматном клубе. Кооперативном.


Шишигин Андрей Владиславович, доктор женского тела и вАльтерьянец. Последнее происходило от слова «валторна», игрой на которой ублажал соседей, не видя другой возможности до них добраться.


И что же? Изгнан женой, что, впрочем, не удивительно: что с неё, Мадам то есть, возьмёшь? А валторну проиграл в шахматы дяде Фене. К тому же женщины, которых пользует в период беременности и последующих родов, не то, что в вАльтерьянстве, в обыкновенной любви примитивнее соек. Короче, дурочки, каковыми и предназначено им природой.


С дядей Феней они играют так: Андрей Владиславович даёт ему «фору» в виде ферзя, и пока игра была бескорыстной, выигрывал, надобно заметить, с удручающим постоянством. Стоило, однако, переключиться на «интерес», как дядя Феня озверел. Похоже, в таком состоянии его предпочтительней выпускать в тайгу, а не на соревнования с призовым фондом.


Не бедным, кажется, мог почесть себя Андрей Владиславович, но после упорнейших интеллектуальных баталий осталось у него всего ничего, а говоря проще — ничего не осталось. По квартире, некогда роскошной, можно пробродить целый день и никого, кроме тараканов, не встретить. Следует отметить гуманитарную привязанность этих зверьков к обездоленным людям в особенности.


Последними из вещей, переместившихся к дяде Фене были: Марья Петровна Полторацкая / подробности о ней несколько позже /, валторна / к неописуемой радости соседей / и замечательный, а, главное, весьма уместный в связи с общим поворотам в мозгах в сторону расширения эротических связей от разнополых к одночленным, сборник китайских эротических повестей. С прекрасным шрифтом и целомудренными картинками, где котлеты /женщины / отдельно, а мухи /мужчины / тоже сами по себе. И, что самое важное, принадлежал этот шедевр декоративно-эротического свойства, если доверять Шишигину, хотя, в подобного рода утверждениях, больше хвастовства, чем действительности, дальнему его родственнику по материнской линии Козьме Пруткову, в бытность последнего главой департамента изящных искусств и словесности.


Ходили слухи, будто дядя Феня читает новой и неожиданной своей пассии китайскую злободневность, деликатно пропуская при этом строчки, по нынешним временам безобиднее бабушкиных сказок даже для шпаны-приготовишек. На валторне он играет ей отдельно во время ужина. Сделавшись обладателем стольких сокровищ, дядя Феня перенял и страсть Шишигина к хвастовству и панибратству. Наплетёт с три короба, а в котором из них зерно истины, не разобраться опытнейшему аграрнику.


Например, он утверждал, что сражался «на пари» с такими выдающимися личностями, как Таль и Карпов, а Каспарова вызывал на матч, но тот избежал неизбежного под надуманным предлогом материальной необеспеченности дяди Фени как претендента. «Фараоны» в ту пору ещё не вышли из подполья, а разглядеть в обычных коммунистах будущих хозяев жизни, оказалось дяде Фене не под силу.


Теперь несколько слов об остальных пайщиках и загадочном появлении Марьи Петровны Полторацкой. Остальные — это Трубников, Монолизин и Гоша Курортников да ещё ротан по прозвищу Братан, из Батумского государственного дельфинария, не пойманный, а заплывший случайно, и вынужденно принявший батумское гражданство. Задачей их было наблюдать за игрой, пресекая попытки партнёров к похищению фигур противника, казавшимися им лишними.


Индивидуально же Трубников отвечал за стаканы, Монолизин — за их содержимое, а Гоша Курортников — за закусон. Ротан же Братан должен был служить мёртвым укором растяпам экологам.


Сбрасывались, не скажу честно, но в общий котёл. Результаты, с научной точки зрения, выглядели противоречиво: то ни в одном глазу, то лыка не вяжут, то до положения риз. В обрамлении из риз появилась Марья Петровна.


Сказать, будто джин из бутылки, значило бы не сказать ничего. Бутылка ведь была надёжная: Невинномысского дрожжевого завода изготовления. Ясно, что дрожжи в ней не ночевали, зато вонь соответствовала этикетке. И Гоша Курортников умудрялся сбагривать подозрительный продукт, мечтающим о пасхальной сдобе торопливым бабам.


А теперь вообразите: вытекает из упомянутой бутылки / в ней приятели хранили водку, продающуюся на разлив /, кто бы вы думали? Она самая — Марья Петровна Полторацкая, господи прости и помилуй.


А теперь вообразите женщину всю из риз, как на иконе, хотя святого в ней не больше, чем в каком-нибудь «ню», где выпирает всё, что не бросается в глаза вне картинной галереи. А когда пайщики дрожжевой бутылки оклемались и сообразили что к чему, было уже поздно. Все они оказались у Полторацкой под колпаком, а Шишигин — под каблуком. Другими словами, присыпали крутой солью рану, не успевшую остыть после разлуки с Мадам.


О дальнейших событиях умолчим. Повествование такой концентрации не для слабонервных читателей. Да и где им разобраться в хитросплетениях столичного лабиринта. Тут надобен надёжный путеводитель в виде какой-нибудь фейсбуковской страницы, где фотографии разыскиваемых перемежевываются биографиями узнанных.


Их кратким описанием и завершим наш сюжет. Дядя Феня подался в музыканты и теперь играет на валторне под сценой Большого театра. Правда, с ним произошёл незначительный, но общепринятый в высших музыкальных сферах казус: то ли он, то ли ему плеснули в физиономию остатками самогона, якобы за совращение известной балерины, прежде бывшей любовницей другого. Но с этим пусть разбирается полиция. Трубников торгует мясом ротана на одесском привозе, и одесситы при этом состряпали какую-то шутку, запомнить которую невозможно в связи с оскудением у приезжих чувства юмора. Монолизин и Гоша Курортников, попали в Крым /воистину, пути господни неисповедимы / и, чтобы не оказаться не у дел, изучают татарский. Пока татары их не понимают, но к намерению относятся поощрительно.


Ну, а Шишигин начал новую жизнь, организовав тараканью ферму в своей квартире. Здесь же, по воскресеньям, проводятся и тараканьи бега. Занятие очень выгодное, поскольку не приходится закупать сырьё у государства. Марья Петровна торгует входными билетами. Хотя дядя Феня ревнив, но перед возможностью заработка пасует.

Борис Иоселевич