ЛИТЕРАТУРНЫЙ ВЕРНИСАЖ – 11

/ попытка ритмической прозы/


ДВАЖДЫ ДВА ПО-ФРАНЦУЗСКИ


ДВА ДРАМАТУРГА


В городском гулял саду драматург Виктор Сарду. А навстречу, словно гриб, шёл его коллега Скриб.


– Как дела, – спросил Сарду,– пьески пишете?

– Пишу.

– Ставят?

– Вроде.

– Сразу все?

– В комедии, притом, Франсе.

– Хорошо живётся вам...

– Я не жалуюсь... Мадам!


Оба поклонились даме, знать которую едва ли доводилось прежде им. Но сказалось воспитанье: драматурги той поры были вежливы, как драмы, что мерещились в тиши.


ДВА ПРОЗАИКА


Два Гонкура — брат и брат — пили утром шоколад. Шоколад был вкусен, густ. Их беседа полна чувств.


– Я умру, – сказал один, – ты останешься один. Не тоскуй. Лечись трудом. Дом не превращай в дурдом. Тщательно веди «Дневник» — лучшую из наших книг. Заноси в него о том, что произойдёт потом, когда Бог решит, что мне нету места на земле.

– Всё слова, мой брат, слова. Ты и я — одна душа. Пока жив — она жива. А потом, потомки пусть помянут, утишив грусть.


Шоколад был выпит. Вышли. Шёл Сент-Бёв, как кот по крыше. Попросили его братья написать о них статью. Окатил Сент-Бёв их бранью... Вероятно, от того, что недавно не избрали в Академию его.


Он к Золя спешил навстречу и при этом бубнил речь он, заготовленную впрок. И, согласно с этой речью, был уверен, что весь вечер проведёт у камелька с автором Ругон-Макаров. И какие б только кары ни послал на них Господь, он ответит тем макаром, каковой изобретёт.


Что касается Гонкуров... Братцы, это на смех курам. Разве их сравнишь с Золя! Нет, хвалить он не намерен, даже в качестве примера, даже для календаря.


Намозолил всем глаза — этот гнусный тип — Золя!


ДВА ПОЭТА


Как-то, сидя на трубе, Франсуа Виньон с Бюлле толковали о былом, разговляяся вином.

Дю Бюлле стихи слагал. Франсуа Вийон бурчал. Дю Бюлле спросил Вийона, отчего тот зол на мир: обманула ли девчонка, сам ли ей он изменил? А возможно, что короста / для поэта спутник роста/, в силу множества причин, отнимает много сил.


Франсуа ответил кратко, так же кратко, как и жил:


– Не короста виновата. Не ищи простых причин. Мы с тобою два солдата на пути нездешних сил. Силы эти совращают бесконечно малых сих. Силы эти загубили ту, которую любил. И пока на рану в сердце лью я красное вино, заплатив валютой, кто-то обнимает стан её.

– Будь мужчиной! – на трубе вдруг заёрзал дю Бюлле. – Мало ли, какой дурак потеснит поэта. Ты ответь ему, да так, чтоб запомнил это. Или, уловив момент, острый сочини памфлет. Не сумеешь? Сильно пьян? А на что Бог рожки дал? Коль наставили рога, обрати их на врага.


ДВА ХУДОЖНИКА


Как-то раз Манэ с Дега собирались на бега.


День прохладен был и чист. На пленере лежал лист, одинокий, как гармонь, и сушёный, как фасоль.


Говорит Манэ Дега:


– На кой чёрт тебе бега! Посидим. Пускай Нитуш голышом станцует туш. Напиши её портрет. Спонсор — мой знакомый мент из парижского ГАИ, щедрость у него в крови. Франков столько даст, что их хватит и на четверых.


Но Дега сказал Манэ, чтобы шёл ко всем Монэ...


Чем закончились бега, поспрошайте у Дега.


БАЛЬЗАК В РОСИИ

/приложение/


Раз отправился Бальзак прогуляться на большак. А навстречу дама шла. Дама шла — его нашла. И сказала Бальзаку: «Как бальзам тебя приму. Всё до капли... Ты один мне и врач и господин. В каждом слове книг твоих — жизнь, в основе, для двоих. Научилась у тебя денежки считать, любя. Но теория по боку — практику с тобой начнём. Притворяться недотрогой — выход ложный и не мой. Понемногу мы от слов устремимся к делу. Мой залог, тебе мой бог, и душа и тело»...


«Погоди, в ответ Бальзак, не хочу попасть впросак. Сколько лет тебе, скажи. И коленки покажи. Если тридцать — припаду, молодую — обойду. Молодых я не люблю... В них не смыслю, на беду».


Дама поднимает крик, искажая светлый лик: «Не писатель ты, Бальзак, а наглец или пошляк. Я отдаться к тебе шла — ты не понял ни шиша».


Вот поди и разбери — этих женщин — из Твери.

Борис Иоселевич