Время бежало опережая детство, юность, взросление и старость Ангелины. Как ослепительно-яркие лучи света, разрезающие черно-белые будни, где-то вдали маячили счастливые беззаботные дни. Все, что есть сейчас -- это полупустая, заваленная толстыми бесцветными томами книг советской эпохи квартира, разбитые мечты и пыльные фиалки, пустившие к окну свои бархатистые лепестки. Кот умер в прошлом году. Умирал он тихо, лениво, будто был счастлив, что покидает бренный мир с ее, Ангелиниными, пустыми вздохами. Ангелина, до той поры пренебрежительно относившаяся к бытию жирного Васьки, даже прониклась к нему уважением. В его умирающих глазах на одно мгновение, перед самым последним вздохом, мелькнуло то, чего она сама ждала так давно, так долго.
Она не умела в жизни ничего, она была бесталанна -- так, по крайней мере, говорили все знакомые и друзья Ангелины. Не в лицо, конечно, а за глаза. Так они говорили после того как она покидала их квартиру бесшумными, словно шорох листьев в саду при тихой погоде, шагами. Она приходила к знакомым с пакетиком самого дешевого чая, всегда говорила: "Вот проходила мимо, решила на огонек зайти. Вдруг вы скучаете?". Тихо садилась в углу, а если позовут к столу, на самый краешек, и обычно безмолвствовала, покорно предоставив хозяинам право выговориться. В исключительно редких случаях начинала разговор со слов: "Вот погода-то разгулялась..." Если была осень, говорила, "к долгой зиме", а если весна "холодное будет нынче лето...". Обычно ее жалели, особенно соседка Анна Витальевна, по профессии парикмахер, а по призванию психолог. "Ангелина -- женщина без возраста, непрыспособленная к жизни. Вот бы мужика ей, норовистого, как мой Андрюха, тогда бы и проснулась в ней баба..." -- выдвигала она свою гипотезу в кругу подруг, таких же, как она -- породистых, большегрудых, пышнотелых. "Непрыспособленная" она выговаривала так, как будто вместе с этим словом выдыхала все свои нерастраченные эмоции...
Ангелина часами сидела в ее квартире, утопая в огромном диване и с детским восторгом разглядывала заграничные темно-бордовые обои в мелко-красный цветочек. Или, вытерев пожелтевшим платочком запотевшие очки, любовалась бесчисленными склянками, пузырьками и баночками от косметических изысков Анны Витальевны, занимавших на стенке львиную долю места и издававших яростную смесь ароматов, по-убойному перемешивавшихся с запахами жареной картошки и водки, тянущихся с кухни. Дети Анны Витальевны любили пошалить. Они были близнецы -- Генка и Венька. Им было по одиннадцать лет. Оба невозможно рыжие, веснушчатые -- в папу. Когда отца, потомственного шахтера, дома не было, мальчишки устраивали дома содом и гоморру. А стоило ему придти, затихали каждый в своем углу -- Генка за чтением книг, Венька -- за рисованием. Анна Витальевна на кухне громыхала кастрюлями, жарила, парила, Ангелина молча собирала игрушки, поправляла ниспадающие огромными волнами занавески и бесшумно ускользала, про себя улыбаясь, какая идиллия воцарила в доме.
После шума-гама, суеты в квартире Анны Витальевны, ее собственное жилье казалась по меньшей мере берлогой, далекой от земной цивилизации. Шторы она не раздвигала с утра, чайник остыл давно. Она надевала старенькие собственноручно сшитые тапочки, на которых еще остались следы от позапрошлогодней Васькиной линьки, снимала праздничный жакет, нахлобучивала бесформенную кофточку в заплатках и садилась у окна. Есть не хотелось -- за все годы, что она прожила в одиночестве, похоронив отца, она привыкла питаться скромно и в наименьших количествах.
Но тот вечер был особенным. Он был предновогодним. Ангелина, прилипнув к окну, смотрела сквозь пыльное стекло в звездное, фиолетово-черное небо. "Необъятное. Если смотреть на звезды, все не так страшно. Если заглянуть внутрь -- сквозь звезды -- открывается что-то манящее. Утонуть в этом манящем, пронестись стрелой по небытию...", -- рассуждала Ангелина. Эти не совсем здоровые мысли достались ей в наследство от отца, бредившего космосом, а в частности, уфологией. Космос и зеленые человечки в их квартире царили всегда в виде журналов об НЛО, фигурок из пластилина, непонятных людей, которых отец называл "избранными"... Когда отец умер, Ангелина собрала все уфологические вещдоки в охапку и выбросила на помойку вместе с воспоминаниями.
Но этот вечер был определенно мистическим. Особенным. Звезды мигали совсем не как вчера и даже не как в прошлом году. И даже эти крики... Крики? Ангелина рванула к дверям. Она была немного зла, что ее силой вытянули из ее потусторонних мечтаний. По коридору металась соседка с четвертого этажа, орала: "Горим!" И, действительно, едкий запах гари тонкой струйкой прокрался сквозь шелочку в двери. Ангелина почему-то натянула нарядный жакет и бросилась в коридор. Генка и Венька -- стучало по мозгам. Генка и Венька. И Анна Витальевна. И Андрюха ее жирный.

... На улице стояла измазанная не то копотью, не то тушью Анна Витальевна и тихо голосила. Рядом с ней сидел на спасенном телевизоре еще не очухавшийся Андрюха. В последний момент ему в пьяную голову взбрело взять в руки именно этот огроменный телевизор марки "Рубин" и, по-гусарски минуя пламя, выбежать с ним во двор. А Генка и Венька остались. По приказу хмельного отца, их сегодня уложили спать ровно в 21-00.

... Генка и Венька были спасены.
"Откуда у нее взялись силы? Сухая, аки сосновая шепка, а ведь вынесла на руках двух мальчишек..."
О, это был особенный, мистический вечер.

Светлана Алексеева