... Вначале мир положили на крылья бабочки. Кому-то бабочки казались воплощением грезной красоты. А поскольку мир был юным, чистым, все решили, что союз с бабочкой – это очень гармонично. Но... Век бабочки недолог, очень недолог, всего-то мгновение. Крылья рассыпались в прах, и мир очутился там, откуда пришел – в бездне и полном страхе перед будущим.
Потом мир положили на крылья ворона. Ворон был черным и блестящим. Ворон был сильным и не любил много говорить. И постепенно черный цвет стал не только цветом ворона, но и цветом всего мира. Мир не понравился ворону. Ворон не хотел носить его на своей спине и своих крыльях. Ворон хотел создать свой собственный. Он кинулся вниз, желая сбросить мир с себя, и разбился о невидимую преграду. А мир снова вернулся домой – в темноту и страх перед будущим.
Потом мир положили на спину кошке. Кошка была прекрасна и своенравна, капризна и гибка. И мир лежал у ее ног, загипнотизированный зеленым сиянием ее раскосых глаз. Кошка очень нравилась миру. Но кошке не нравился никто. Особенно те, кто давят ей на спину и заставляют подчиняться своей воле. Она устала терпеть мир, зашипела, сбросила ношу со своего прекрасного тела и ушла. И мир уныло вернулся к себе домой – в темноту и страх перед будущим.
Затем мир положили на спину льва. Миру было там хорошо и уютно. Он чувствовал себя младенцем. Он чувствовал себя в безопасности на этой мощной, сильной, благородной спине. Мир даже научился мурлыкать, как кошка, от удовольствия. Но... Лев был молод. И ему нужно было завоевывать себе прайд. Когда со старым вожаком было покончено, лев начал убивать его детенышей. Мир был поражен таким контрастом между красотой, благородством и убийством, между жизнью и смертью. Мир чуть не сошел с ума, настолько его поразила расправа. Мир вернулся к себе домой – в бесконечное, прохладное лоно, забился в самый дальний его угол и несколько веков отказывался выходить на свет из своей темноты и страха перед будущим.
Потом мир оказался на спине коровы. Было тепло, пахло чем-то родным. И постепенно мир стал отходить от шока. Мир попил молока. Потом еще. Потом еще и еще. Хорошо было миру. Сыто. Только вот глупой была корова. Очень глупой. И мир сбежал, на ходу стерев следы от молока с верхней губы. И снова один и в темноте. И снова все тот же страх перед будущим.
Потом мир поместили на спину кита. Мир был счастлив в воде, в ветре, в закатах и восходах. Но... Киты не живут на поверхности. Они живут глубоко под водой. А мир был неприспособлен к длительным погружениям, к давлению воды, к перегрузкам. Однажды мир незаметно соскользнул со спины кита, и течение принесло его обратно – во влажную бесконечность, темноту и страх перед будущим.
Мир снова положили на спины. На этот раз – атлантов. И постепенно мир стал понимать, что испытывает какие-то непонятные чувства от соприкосновения с их крепкими спинами, стальными мускулами, огромными грубыми ручищами и потными, никогда не мытыми волосами. Но атланты – всего лишь люди. Хотя бы наполовину. И со временем они заспорили о том, чья ноша тяжелее, и кому живется труднее других. Спор перешел в драку. И мир снова был сброшен в небытие, темноту и такой знакомый страх перед будущим.
Мир положили на спины слонов – сильных, умных животных-долгожителей. И миру там было, в общем-то, неплохо. Только вот слоны стояли на спине огромной, мудрой черепахи. И, естественно, что в один прекрасный день, спустя множество веков, панцирь черепахи лопнул под их тяжестью. Один из слонов очень испугался произошедшего. Он встал на дыбы, заревел на всю вселенную и рванул, куда глаза глядят, позабыв не только о мире, своем долге перед ним, но и о своих сородичах. И мир снова рухнул все туда же, все в ту же темноту и страх перед будущим.
Теперь (во избежание дальнейших катастроф) мир лежит в теплой, мягкой, очень удобной постельке. Он лежит там уже очень давно. Настолько давно, что кое-где стали появляться пролежни. От отсутствия событий, одиночества и какого-либо движения мир давно уже потерял рассудок. Его ноги и руки окончательно атрофировались. От мира неприятно пахнет. На него неприятно смотреть. Просто отвратительно, ведь он уже давно и абсолютно забыл о желании вставать. Он не вспоминает о своей тьме и начисто лишен какого-либо страха перед будущим...