ВАЛЕРИЙ ГЕННАДЬЕВИЧ КЛИМОВ
Рассказ "БЕЛОЧКА" В этот небольшой городок с населением около тридцати тысяч человек я попал по милости направившего меня в него начальства и фатального невезения в последний день рабочей недели, когда мой руководитель, пытаясь найти нужную кандидатуру для отправки в срочную командировку, наткнулся на мою скромную персону, громко разговаривавшую по телефону на неслужебные темы в служебное время. Короткий разговор с шефом в миг изменил мои радужные планы насчет приближавшихся выходных и отправил на вокзал за билетом на поезд до пункта назначения, находившегося за тысячу километров от Москвы. С приобретением билета вопросов не возникло, и уже вечером того же дня я выехал из столицы. Добирался до нужного мне городка я довольно долго: сначала около суток маялся в плацкартном вагоне пассажирского поезда, затем три часа трясся в междугороднем автобусе, и, наконец, напоследок, не менее часа вкушал прелести езды по не видевшей лет двадцать ремонта пригородной дороге на дребезжащем старом ЛиАЗе. Гостиница в городишке была, но мест в ней не оказалось, и я, поддавшись на уговоры продававшей неподалеку картофель пожилой женщины, определился к ней на постой на суточный срок моей командировки. Был вечер воскресенья, когда я вместе с моей квартирной хозяйкой наконец-то попал в её неказистый внешне, но вполне цивильный внутри, домик, расположенный на одной улице с организацией, в которую я был командирован. В домике было три комнаты: в одной, совсем маленькой, ютилась сама хозяйка - Варвара Георгиевна, как она себя мне представила, в другой, средней по размерам, она разместила меня, а в третьей - "зале", как она её называла - обитал, с её слов, единственный сын Варвары Георгиевны - Герман, который на момент моего размещения в доме отсутствовал. Хозяйка быстро накормила меня незамысловатым ужинам, и я, уставший от всех радостей долгой поездки, поспешил в свою комнату, где прилёг на кровать и заснул сном младенца, едва прикоснувшись щекой к подушке. Ночью, сквозь сон. я слышал какой-то шум в "зале", громкую мужскую ругань и испуганный голос моей хозяйки, но, поскольку это продолжалось недолго, то я, так до конца и не проснувшись, вновь погрузился в глубокий сон. Утром следующего дня, наскоро умывшись в небольшой ванной комнате и позавтракав яичницей, приготовленной для меня хозяйкой, я уже начал было собираться к визиту в нужную мне организацию, как вдруг обратил внимание на заплаканное лицо Варвары Георгиевны. На мои расспросы она долго ничего не отвечала, но потом неожиданно разоткровенничалась: причиной её слёз был никто иной, как Герман - её кровинушка, её сыночек, её единственный в этом мире близкий человек. Герману было тридцать лет. Он нигде не работал и вёл, как принято говорить в определённых кругах, асоциальный образ жизни, то есть пил, матерился и дебоширил. Пока был жив муж Варвары Георгиевны Герман ещё пытался себя как-то сдерживать, но, как только отца не стало, его стремительно понесло на обочину жизни. Разведясь с женой, уставшей от его постоянных пьянок со своими друзьями-алкашами и вечного безденежья из-за его нежелания работать, Герман в одночасье превратился ещё и в злостного неплательщика алиментов на содержание своей маленькой дочери, оставшейся на попечении бывшей жены. Все свои проблемы он по привычке топил в вине, а его любимая бражка-компашка, состоящая из таких же неудачников семейной и общественной жизни, с удовольствием помогала ему в этом. Только там, среди таких же, как он, слабовольных лентяев, практически, ежедневно повышавших свою самооценку соревнованиями по типу "кто больше выпьет" и актами ничем неспровоцированной агрессии в отношении людей, не имеющих в силу своего возраста или здоровья возможности оказать сопротивление, Герман чувствовал себя вольготно и комфортно. Беда Варвары Георгиевны была ещё и в том, что Герман, находясь под воздействием спиртного, всё чаще стал настойчиво просить у неё деньги из её небольшой пенсии на его неотложные дела, а точнее - на очередные пьянки. При получении отказа он становился крайне агрессивным и начинал громко оскорблять её нецензурными словами. Каково было это слышать бывшей школьной учительнице с огромным педагогическим стажем - трудно даже представить... Вот, и прошедшей ночью её сын пришёл домой сильно выпившим и с порога стал требовать у неё деньги на свои очередные неотложные нужды. Всё это время у крыльца громко горланили его пьяные друзья, ожидавшие Германа с требуемой суммой денег для продолжения их воскресного банкета. У Варвары Георгиевны не было требуемой суммы; вернее она была, но предназначалась для покупки жизненно необходимых ей лекарств. Бедная женщина попыталась усовестить своего сына и объяснить ему сложившуюся ситуацию, но Герман был непреклонен. Получив от матери очередной отказ он рассвирепел и оттолкнул свою мать так, что она отлетела от него на три метра и навзничь упала возле дивана. Герман же с яростью схватил её сумку и, вытряхнув из неё содержимое, забрал все вывалившиеся оттуда деньги, в том числе и те, которые я отдал хозяйке за квартиру, и с победоносным видом ушёл к заждавшимся его собутыльникам. Я как смог успокоил бедную женщину и с тяжёлым сердцем ушёл выполнять своё командировочное задание. День пролетел незаметно. Я успел решить все служебные вопросы и поспешил в дом к Варваре Георгиевне, чтобы немного перекусить и, забрав свои кое-какие оставленные там вещи, выехать на последнем пригородном автобусе из этого невзрачного городишки. По пути я зашёл в ближайшую аптеку и купил на свои деньги основные из необходимых хозяйке лекарств, названных ею в момент её утренней откровенности. Варвара Георгиевна очень обрадовалась моему лекарственному подарку и долго благодарила меня за него, после чего от души накормила меня жареной картошкой так, что я, зайдя в свою комнату, чтобы сложить оставленные здесь утром вещи в дорожную сумку, невольно прилёг отдохнуть на несколько минут перед выходом на автостанцию. В этот момент в дом ввалились Герман и два его близких друга. Все трое были в хорошем подпитии и явно нуждались в очередном подогреве своего хорошего настроения. Герман с ходу потребовал от матери денег и, когда она напомнила ему, что он ночью забрал последние, приказал ей идти к соседям и занять там деньги на спиртное. Варвара Георгиевна отказалась. тогда возмущённый этим Герман схватил свою мать за плечи и с силой толкнул её к выходу. Испуганная женщина покорно вышла из дома. Вдогонку сын крикнул ей, чтобы она без денег домой не возвращалась; при этом, его друзья пьяно захихикали и одобрительно похлопали Германа по плечу. Не выдержав, я вышел из своей комнаты и молча встал напротив Германа. Троица собутыльников с изумлённым видом также молча уставилась на меня. Наконец, один из корешей, назвав Германа Герой, спросил его, указывая на меня пальцем, кем я ему являюсь и что здесь делаю. Герман тут же с агрессивным видом переадресовал эти вопросы мне. Я с сарказмом назвался "Белочкой", пришедшей к нему для лечения его от алкоголизма, после чего вежливо порекомендовал друзьям Геры немедленно исчезнуть из чужого дома, а самому Герману - срочно найти Варвару Георгиевну и, извинившись перед ней, привести её сюда. Услышав это троица друзей-собутыльников с угрожающим криком о том, что это они сейчас будут лечить кое кого всеми доступными им средствами, сообща накинулась на меня с кулаками. К их огромному сожалению, они не знали про мою хорошую спецназовскую подготовку, полученную, в своё время, в период моей службы в силовых структурах. и про моё крайнее неприятие таких личностей как они. Тряхнув молодостью, а, если быть более точным, своими хорошо натренированными руками и ногами, я довольно быстро уложил их всех на пол. Лечение оказалось настолько эффективным, что никто из них, по его окончании, не мог самостоятельно подняться на ноги, и мне пришлось по очереди волоком тащить обоих корешей Геры до огромной навозно-компостной кучи в дальнем углу хозяйского сада, где, преодолевая их вялое сопротивление, поочередно погрузить каждого из них в её центр. С Германом я обошёлся иначе: с помощью нескольких акцентированных тумаков заставил его выпить литр молока под селёдочную закуску, перемешанную с солёными огурцами, и пинками по пятой точке отправил с извинениями за Варварой Георгиевной, пригрозив обязательно вернуться и отправить его вслед за приятелями в знакомую ему кучу в углу сада при повторении ими имевшего место беспредела. Затем, не дожидаясь окончательной развязки этой семейной истории и захватив свою дорожную сумку, я покинул сначала хозяйский дом, а, потом, и сам этот провинциальный городок. В следующий раз судьба занесла меня в него лишь спустя два года. Мне с ходу удалось остановиться в местной гостинице, и я совершенно по иному провёл своё свободное время после всех неизбежных командировочных забот. Однако, перед отъездом, меня как будто что-то кольнуло в голове, и я решил проведать несчастную Варвару Георгиевну и её шалопутного сына. С каким-то лёгким волнением внутри я подошёл к двери их дома и осторожно позвонил в незатейливый дверной звонок. Дверь долго не открывалась, но по истечении нескольких минут за ней всё же послышались чьи-то торопливые шаги, и она внезапно широко распахнулась. На пороге передо мной предстала собственной персоной сама Варвара Георгиевна. Меня она, конечно, не узнала, а, может быть, и не вспомнила вовсе, но на мои расспросы про её сына коротко ответила, что пару лет назад с Германом произошла странная метаморфоза: после его встречи с какой-то непонятной ей "Белочкой", в мужском обличье, он неожиданно для всех резко бросил пить, порвал в одночасье со всеми своими друзьями-алкоголиками и устроился работать вахтовым методом в столице. Так что, теперь у неё всё очень хорошо...
|