Вывеска над входом:
"Сегодня в помещении ремонтируемого хладокомбината №1 состоится
выставка новых историко-ассоциативных произведений на вольную тему. После просмотра немедленный аукцион. Приходить в утепленном виде по низкотемпературной причине".\Спонсоры: Адвокатское Общество Вольных Каминщиков и Трест Суховоподоевских мороженщиков-автоматчиков\."

Художник сегодня выставил своё эпохальное произведение и волновался, как невеста которую жених увозит "в зарубеж". Он поверх смокинга повязал белый пуховый платочек с виду чисто оренбургского пошива с меткой сделано в Турции из шерсти греческой ламы, выловленной в Китайских Андах.
Помещение ремонтируемого (потому что не желавшего отключаться) холодильника дышало лютой ненавистью ко всему, что теплее минус 20 градусов.
На выставке присутствовали многочисленные авторы не менее многочисленных направлений. Лучше всего себя тут чувствовали бойкие бородатые "природники" в телогрейках, валенках и воняющие махрой. Их картины, где козы с папиросками, коты, метящие вангоговские подсолнухи и голые деревенские Венеры на деревянно-колодезном фоне, как проверенный материал висели у входа. Эстетствующие же направления страдали как от отсутствия посетителей, так и от холода, который усиливался с каждым новым помещением.

"Зал Одной Картины" который, за неимением желающих, целиком достался Художнику, не примкнувшему ни к одному направлению, находился там, куда и вовсе не доносилось ни звука. Х, потихоньку замерзая в своём одиночестве, вспоминал, что в детстве мороз пах ёлками с мандаринами, и не в силах был загнать его домой.

Акимыч, любитель канареечного фольклора, сдуру зашедший на выставку со своей клеткой, теперь громко искал администрацию и требовал компенсацию в стократном размере за своего так и застывшего с раскрытым клювом кенаря-чемпиона Кенарии по частушкам.

Выставка гудела от отсутствия посетителей. Художники и скульпторы хвалили друг друга так назойливо и нежно, как хвалят обкуренно-спившегося наркомана, стоящего на карнизе небоскрёба и ковыряюшегося в зубах чекой, выдернутой из гранаты.

Достойно вели себя лишь мастера ледяной политической скульптуры, такой например, как стоящий в центре монумент Рабочий(Ленин) и Колхозница(Керенский) под названием "Адвокаты". Мороз им был не помеха, а заказ заранее оплачен АдвокОбщеВольКамом.

Акимыч, принципиально дошедший до последнего самого замороженного помещения, вдруг замер, увидев величественное полотно.
Огромная четырёхтрубная, ладья воткнувшаяся в айсберг, потрясала воображение. Бородатый Стенька Разин в форме майора милиции с мушкетом за поясом и самурайским мечом за спиной держал на руках княжну, держащую на руках собаку, державшую в зубах шапку. В последний миг с риском для жизни тот осуществлял высадку пассажиров. Человек, похожий на Акимыча, производил выгрузку продуктов в виде фляги. На носу стояли Кот и Кошка, обнявшиеся в последнем прощальном порыве, будто на картине Гибель Помпеи. Спасатель в смокинге одновременно крутил рулевое колесо и кидал якорь. Сзади неотвратимо надвигался девятый вал. На вершине айсберга стоял Ролс Ройс, из которого вредный старикашка грозил пальцем, а стоящий рядом огромный адмирал сухопутного флота пачками кидал иностранные купюры тяжелого достоинства.

Акимыч не сразу заметил монолитно стоящего на фоне картины Художника, степень неподвижности которого, неумолимо приближалась к стандартной отметке окружающей среды. Подделная шаль не помогала, мало-того она сама застыла как панцирь и крошилась при малейшем вздохе. Сообразительный Акимыч, вместо здрасьте, достал из своего рюкзака головку чеснока, раскупорил солидную фляжку и влил несколько тысяч капель остекленевшему Х.
- Ч-ч-то это?- выдавил из себя розовеющий Художник.
- Вернейшее народное средство! Сам не пробовал, но проверял на собаках, кошках и тёщах. Собаки тупеют, кошки умнеют, тёщи звереют, или нет - тёщи тупеют, собаки... В общем это спиртовая настойка на красных мухоморах. Я вот думаю, если кенарю моему дать чтоб оттаял, это сколько капель нужно?
- Ке-кенарю?! А мне ты сколько влил паразит А?!
- Так когда дело о жизни и смерти - чего жадничать-то, я уж от души! На вот лучше чесноком зажуй, всё равно не весь продал, не тащить же назад. Я ведь с рынка иду, ну расторговался чуток, а на выходе не устоял и кенаря купил вместе с клеткой во, гляди какой красавец! Сказали, что мелодии всякие высвистывает. Иду, читаю:"Выставка"- я и зашёл посмотреть. А тут такой мороз блин, он даже не чирикнул - вот теперь как стекляшка. Может, на выставку ледяной скульптуры толкнём, у тебя ж наверное знакомые тут, а?
- Знакомые?! Видишь - куда меня эти знакомые засунули? Ты вот первый до меня добрался. Они ж все в какие-то общества-союзы кучкуются. А раз я сам по себе гуляю, так они с-сукивботах и выделили мне "Зал одной картины". У тебя ещё есть во фляжке?
- Натюрлих! Давай по колпачку! А Картина хороша! Ведь я сколько прошёл, столько и плевался. Где они видели зелёных петухов, а козлы с бараньими рогами. Конечно, если это баран - ладно, но почему с бородой? И знаешь как-то много слишком задов, ну просто женская баня какая-то, и все то чернильные, то зелёные, страшнее лягушек.
- А я что говорю? Вот щас намухоморюсь я им...

В это время, как в метро, приближающимся гулом накатывала толпа. Впереди, перекрывая коридор плыло, не касаясь земли, мягкое бордовое кресло с маленьким невозмутимым старикашкой. Он тростью выточенной из моржовьего фаллоса указывал направление возвышавшемуся сзади водителю электрокара в генералиссимусской парадной форме. Следом, словно на Зимний поспешали массы как в лице народников, теряющих валенки и самокрутки, так и мечущейся среди них эстетствующей прослойки во фраках, пробивающейся с неменьшим рвением по узкому коридору.
Мастера кисти и зубила всеми силами пытались задержать и завернуть к своим шедеврам потенциального покупателя, подъехавшего к выставке аж на Бентли, а теперь как на рикше катавшегося по цехам холодильника в поисках чёрт знает чего. Они под колёса, как бы случайно, совали свои тупые валенки остроумно намекая иностранцу, что дальше вообще ехать некуда. Но борзеть окончательно было небезопасно - водитель запредельной весовой категории, под которым кар выглядел детским великом, мог и не понять что вокруг сплошь интеллигентные люди.

Въехав в "Зал Одной Картины" кар вдруг остановился в центре. Старикашка внимательно разглядывал полотно, не замечая ни приятелей, ни замершей сзади толпы холстомазов, успевающей возмущенно переглядываться и грозно подмигивать Х, давая ему понять чтоб гнал от себя капиталистическую акулу-каракулу и ни за что не продавал гаду картину во избежание спекулятивного вывоза произведений русского авангарда за рубеж с явной целью наживы.

- Сикоко?- громкий вопрос старикашки, нацелившегося на картину инкрустированным моржовым достоинством, потряс заиндевевшую от зависти творческую богему.
Х не успел набрать воздуха для ответа, как старикашка уже получил в оба уха такую информацию об авторе полотна, что стало ясно - гуляет тот на свободе просто по недоразумению и при выходе на нём сначала защёлкнутся наручники, а потом как врага народа без суда и следствия...
- Сикоко?!- визгливо зазвенело в остекленевшем зале.

Мгновенно сдружившиеся соперники опять опередив Х применили последний коварный приёмчик и шепнули старикашке такую запредельную цену, что даже Леонардо от зависти изобрёл бы какой-нибудь самострел, чтобы застрелиться на месте.

- Рассчитайт! - не моргнув глазом приказал водителю старикашка.
Молчаливая адмиралтейская громадина подошла к обмухреневшему, так и не произнёсшему ни звука Х, и засунула ему конверт глубоко в карман. Зато Акимыч, мгновенно оценивший толщину конверта, со словами - "От нашего стола вашему"- с поклоном всучил старикашке клетку с "как живой" канарейкой.

В это время грозной сахарой дохнул горячий воздух. Это электрики заставили наконец отключиться непобедимый холодильник, который, не признав поражения, в ответ стал резко нагреваться. С потолка закапало весной.
Трёхстворчатый велорикша, сделав вираж помчал кресло, старикашку и клетку с "как живой" канарейкой к выходу. Холстомеры и мордоляпы дружно-нежно отпихнув Х, мухой сдёрнули со стены купленный шедевр и всё ещё, не теряя надежды, услужливо понеслись с ним к выходу, шлёпая валенками по нарастающим лужам, не забыв крикнуть Х что с него причитается, что он сам ни за что так выгодно не смог бы продать, если б не они, его лучшие друзья, которым он блин по гроб ж...
Приятели, спасаясь от нарастающего потопа, ринулись следом.

По дороге тающая колхозница успела вонзить карающий серп в проплывавшую мимо картину. Рабочий же с молотом, согласно твёрдому лен-скому курсу, дождался "мелко/частного" Акимыча.
Того спасла шляпа и то, что молот, как и всё вокруг, оказался подделкой.