Жора ходил в бассейн два раза в неделю. Оздоравливался. Плавал, честно говоря, неважнецки. Хлебал хлорку. Барахтался от бортика до бортика. Пару раз прыгал с тумбочки, больно ударяясь животом о воду. После стоял под душем и добросовестно надраивал себя мочалкой. Философствовал о первичности водной среды. Оздоровительная программа превращалась в рутину.

И вот появилась она. Из душевой. Негромко хлопнула дверью. Грациозно подошла к дорожке. Изящно соскользнула в воду. Жора в это время беспомощно висел на буйке, тяжело дышал после очередного заплыва и уже планировал уходить. Но с появлением «русалочки» у него вдруг открылся резерв сил. Жора тут же ринулся следом. Плыл в подводном положении. Вода прозрачна, очки на месте, обзор отличный. В голубой бездне 25-метрового бассейна кролилось само совершенство. Безукоризненные движения. Безукоризненные ноги. Золотые волосы как сказочный цветок вспыхивали в водных бликах. Следом Жора как Садко в подводном царстве. Следом Жора с акульей ухмылкой на лице…

Жора выполз из бассейна только после того как «русалочка» скрылась в душевой. Совершенно без сил доехал до дому. Упал на кровать и забылся. Во сне грезилась «русалочка», ускользающая в прозрачность тропического моря. «Йэллоу сабмарин! Марииин!» -- орал Жора ей изо всех сил загребая руками. «Эй, моряк, ты слишком долго плавал» -- отвечала ему русалочка маминым голосом. Жора проснулся. Мама собирала разбитый будильник. «Ишь, размахался! – сказала она, -- так всё добро в доме переколотишь»

На следующий день Жора в это же время сидел в воде. С замиранием сердца смотрел на дверь женской душевой. И вот снова она. На третьей дорожке. Жора на пятой. Что делать? Жора злобно согнал ораву малышей с досочками и надувным мячом на свою дорожку. Сам алчно завладел вожделенной соседней четвёртой. И началось. Жора изо всех сил старался не отставать. Задыхался. Глотал воду. Было жарко. Вскоре Жора начал копировать её движения. Плыть получалось лучше. Но силы покидали…Жора полз по буйку как по канату. А «русалочка» всё плыла и плыла.

Так повторялось каждый день. Жора стал завсегдатаем бассейна. Замечал за собой некоторые успехи. Вполне конкретный спортивный прогресс. К тому же пользовался благосклонностью гардеробщиц и определённо нравился массажистке Люсе.

Прошло два месяца. Неопределёность становилась невыносимой. Жора решил таки познакомиться с «русалочкой». Купил букет роз. Засел в холле бассейна и прождал до вечера. Но она не пришла. Розы отдал массажистке Люсе. На следующий день пришёл с охапкой гвоздик. «Русалочки» не было. Отдал цветы Люсе. На третий день за оскуднением средств припёр только шоколадку. Прождал всего три часа – не выдержали нервы. Шоколад традиционно оставил Люсе. Та несколько недоумевала. Произошёл обмен телефонами и прочими контактными данными.

На четвёртый день Жора ушёл в армию. Но попал на флот.

Стояли они как-то с дружеским визитом к вероятному противникуи где-то между Англией и Францией. Причалила на крейсер делегация натовских мордоплюев. Забрался на палубу ихний адмирал. Сигарой попыхивает. Экипаж выстроили на палубе. Все пятьсот душ плюс контр-адмирал Бурко. Товарищ контр-адмирал ещё до революции на британском торговом судне юнгой плавал. Разговорились. Заспорили о чём-то. Натовский холуй на морские просторы показывает и на советских моряков. Размахался пухленькой ручонкой. Товарищ контр-адмирал ему по началу контр-аргументы приводил. Культурно и вежливо. Но, видать, приводил приводил да и не привёл. Рассердился. К строю подошёл.

Кричит: «Вот орлы! Вот! Как на подбор все! Да у нас на флоте любой матрос вплавь Тихий Океан пересечёт, если Родина скажет. А сраный Ла-Манш так это вообще как два пальца…о морскую гладь!»

Строй после этих слов тихонько вздрогнул. Но так же нерушимо стояли советские моряки и ветер полоскал гвардейские ленты их бескозырок.
Нехорошие предчувствия посетили и матроса в первой шеренге. Это был конечно Жора.
Но виду он не подал. И так он убедительно не подал виду, что ткнул Бурко в Жору отеческой контр-адмиральской рукой и молвит: «Ну что сынок, не опозорим флот? Переплывёшь Ла-Манш?»

- Так точно! – ответил Жора и в воду прыг. В это же время с натовского авианосца тоже матрос спрыгнул. Негр по национальности. Соревнования, так сказать, организовалось. А рядом с ними катер поддержки шел с заспорившим адмиралитетом на борту.

Вот плывёт Жора сквозь солёные брызги. Плывёт Жора через ропот океана. Гребёт Жора вслед за сопением негра. Чувствует Жора в себе силу, да не знает, выдюжит ли. Дотянет ли до берега. Вода холодная обжигает тело. Ледянит душу расстояние. А негр соперник всё наяривает брассом без устали чуть впереди.
И настал момент истины -- натовский матрос выдыхаться начал. Но и Жора еле загребает.

Вражеский адмирал с катера своему кричит: «Джонни! Файв ханрид долларз! Гоу! Гоу!»
А товарищ контр-адмирал Бурко так вообще сам в воду прыгнул, плывёт с Жорой рядом и говорит: «Сынок! Потерпи маленько! Немного осталось! Весь флот за нами, Москва за нами! Некуда нам, родной, отступать!»

И тут вспомнил Жора Москву. И бассейн в Москве. И «русалочку» в бассейне. И стало ему тепло. Открылось второе дыхание. Доплыл. Вышел, шатаючись, на английский берег. Сидит на пляжу не жив не мёртв.

А негр и доплыть то не может. Ему с катера уже «Найн ханрид!» кричат, а он всё равно не может.
Товарищ контр-адмирал на берег выбрался, Жору обнял, спасибо, говорит, не посрамил честь флота…

Жора встал во весь рост из последних сил, «служу Советскому Союзу» прохрипел и упал. Потом поднялся, в сторону катера неприличный жест показал, сказал «руки прочь от социалистической Кубы» и совсем сознание потерял.

…Лежит Жора в госпитале под Ленинградом. Силы восстанавливает. Ла-Манш переплыть – шутка ли! Времени вдоволь. Начал размышлять о случившемся. Думал о том, что красота спасёт мир. Ведь спасла же его красота «русалочки». Опосредованно конечно, но спасла. Не будь её – не научился бы Жор плавать, не переплыл бы пролив…

Дверь в палату тихонько скрипнула.
- Люся? Ты? – привстал Жора над подушками.
- Люся, -- кивнула она, -- я. И водрузила на стол тазик с «Оливье».
Сердце Жоры вздрогнуло и начало таять.
- Красота то какая! – воскликнул Жора, глядя на салат. -- Красота спасёт мир!
- Эта красота спасёт тебя -- вторила Люся философским измышлениям.
- И меня, -- сказал Жора улыбась. Жизнь приобретала вполне чёткие очертания. Люся, салат и ранняя весна сплетались в причудливые, но стойкие ассоциации счастья.