АЛИСА В СТРАНЕ ЧУДЕСНЫХ СОВЕТОВ


/аллюзия на «Приключения Алисы в стране чудес» Л. Кэролла/




– Кто ты такая? – спросила Синяя Гусеница.


– Сейчас, право, не знаю, сударыня, отвечала Алиса
робко. – Я знаю, кем я была сегодня утром, когда
проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.

Л. Кэролл «Приключения Алисы в стране чудес»


– Всего легче давать советы, – сказала Алиса. – Лично я дала три миллиона восемьсот сорок девять тысяч двести двадцать два с половиной советов. Особенно запомнились мне последние полсовета, который я дала потому, что не могла дать полный, хотя меня об этом очень просили.


– Полсовета? – удивилась Синяя Гусеница, поглядывая на часы. Она торопилась на заседание Совета по Делам Дающих Советы и успела подумать, что могла бы использовать лишние полсовета в своём докладе.


– Меня попросили, – пояснила Алиса, – как сделать так, чтобы наряды для кукол стоили так же дёшево, как и наряды тех, кто их покупает.


– И что же ты им наполсоветовала? – спросила Синяя Гусеница с ироническим полупоклоном. Следует заметить, что в Синей Гусенице было сильно развито ироническое чувство, и чем меньше она понимала услышанное, тем больше ирония затмевала её разум.

– Я им полупосоветовала, – ответила печально Алиса, – постараться сделать так, чтобы цены на наряды тех, кто покупает, сравнялись с ценами на наряды для кукол.


– Замечательный полусовет! – полуискренне воскликнула Синяя Гусеница, притворяясь полупонимающей. – Куда же девалась вторая половина совета?


– Осталась при мне, – полупризналась Алиса. – И я очень об этом сожалею. Надо было им посоветовать, как сделать так, чтобы цены на наряды для кукол сравнялись с ценами на наряды для тех, кто их покупает.


«Несносная девчонка! – мысленно огорчилась Синяя Гусеница. – Она убивает меня своей детской логикой. Наверно, и я была такой в её возрасте, но сейчас мне уже не припомнить. А вслух поощрительно произнесла: «Дельно, дельно, весьма»...


Пользуясь наивностью Алисы, она уворовала несколько её полумыслей, а два полусовета тайком объединила в один в надежде, что авторство не установит даже компетентная комиссия Совета по Делам Дающих Советы.


– И всё же, – настаивала Синяя Гусеница, – почему ты ограничилась первым полусоветом и не высказали второй?

– Он пришёл мне в голову с большим опозданием. Я вообще всё делаю с большим-пребольшим опозданием и даже родилась, когда одна революция уже закончилась, а вторая ещё не начиналась. Если бы вы знали, Синяя Гусеница, как я завидую королеве, которой отрубили голову. Счастливая! Теперь она может обходиться без элегантных шляпок. На какие ухищрения ей бы пришлось идти, окажись её голова на месте.


– Шляпки — ерунда! – успокоила Алису собеседница. – Белый кролик всегда к нашим услугам. Он настоящий рыцарь. Джентльмен от ушей до хвоста. Ему ничего не стоит набросить свою белую шубку на плечи девушки, особенно такой привлекательной. О шляпке и говорить нечего. Из него можно сделать не одну, а несколько. А вот то, что ты позабыла свой второй полусовет, не свидетельствует в твою пользу. Легкомыслие свойственно молодым, но не в такой же степени. Стыдись, милая! Твоё счастье, что у меня добрый характер. К тому же я убеждена, что переживать из-за чужих ошибок так же глупо, как извиняться за свои. В конце концов, если нас, живущих в стране советов, и может что-то спасти перед опасностью, которую представляют полусоветы, так это солидарность. Наш девиз должен быть такой: «Одна — за полувсех, и все — за полуодну».


«Как она умна! – с ужасом подумала Алиса. – Ещё немного и я сделаюсь такой же...» И, чтобы с ней этого не случилось, не попрощавшись, пустилась со всех полуног.


ПОНИ МАНИЯ


Одно дело название, другое дело
про что песня. Эта песня про то, как,
почему и посредством чего. Понимаете?

Льюис Кэролл «Зазеркалье»


Жили-были две сестрички. Прозвали их Мыслица и Безмыслица. Родились они близняшками, но постепенно превратились в удивительно непохожих. Одна — красивая, другая — сносная. Одна — умная, другая — не глупая. А вот угадать, кто из них какая, никому не удавалось. Не только тем, кто пристально в них вглядывался, но и тем, кто сталкивался с ними случайно.


Со своей стороны, сёстры искренно удивлялись: одна тому, что никто ничего не может понять, другая тому, что можно не понимать такие простые вещи.


– Со странными людьми сталкивает нас жизнь, – говорила одна сестра другой.

– Может они просто хотят нас толкнуть? – предположила другая.

– Тогда почему мы не падаем?

– И не упадём, потому что сталкиваемся всего лишь взглядами.

– Ты хочешь сказать глазами?

– Можно сказать так. Получается точнее, но не вернее.


– Я прочитала в одной книжке, что точность важнее верности.


– И всё-таки я не понимаю, зачем сталкиваться глазами? Чушь какая-то. Проще надеть очки, пускай они и разбиваются при столкновении. Сталкиваться же глазами опасно, поскольку они могут вывалиться из орбит, как мяч из сетки.


– Ты хотела сказать — из сетчатки?


– Я хотела сказать, что чушь никакой сеткой не удержать, будь она даже из сетчатки.


– А знаешь, откуда берётся чушь?


– Откуда мне знать?


– Тогда слушай, а не прислушивайся. Чушь берётся из чаши, в которой много всего от мира сего: и планктона, и моллюсков, и головастиков.


– А кто придумал план Ктона и почему малые ластики похожи на голые вастики?


– Они не такие же, а просто разные. Немного, правда, несуразные. И в этом главное их отличие от надоевших приличий.


– Говоря откровенно, удивляюсь тебе. Хоть ты мне и сестра, но всем недовольна, за что бы не взялась.


– Потому и не берусь. Лучше не взяться, чем доводить взятое до конца.


– Разве можно так рассуждать? Вспомни, чему нас учили в школе.


– В школе учат, что конец — делу свинец. А как добраться до конца, минуя бесконечность, не объясняют. Самой же пускаться в такой опасный путь, не ведая, куда он приведёт, можно только став взрослой.


– Рослым хуже, они видны издалека.


– Зато маленькие должны глядеть снизу вверх, пока шея не заболит.


– Только кажется, что болит шея, на самом деле — шейные позвонки.


– Подумаешь, швейные позвонки! Мне надоело всё делать по звонку. Независимо от того, бьют ли меня по шее или заставляют шить. И вообще, я бы с удовольствие уехала к морю, не дождавшись отметок в табеле и папиного отпуска.


– Ты права, зависеть от отпуска не резон. Тем более, что он может оказаться неудачным.


– Ты хочешь сказать — не у дачи?


– У дачи удачи бывают разные.


– Тогда наудачу отправлюсь на дачу.


– Ишь, чего захотела! А нехотя ты хотеть умеешь?


– Всегда так: сначала размечтаешь, а после приходится перемечтовываться.


– С тобой нелегко вести беседу: ты меня или перемечтаешь, или переврёшь, или переслушаешь, или передумаешь. Видно, я просто невезучая.


– Раз не везучая — не вези. И вообще, лучше один раз перевернуться на другой бок, чем проворонить сон.


В комнате стало тихо-тихо, как в закрытой книжке. Мамина тень склонилась над двумя головками: русой и чёрной. Одна улыбалась в предвкушении сна. Другая — старалась удержать приснившееся. Между ними лежала, потрёпанная от беспрерывного чтения, сказка об Алисе. Мама бережно вынула книгу из детских рук и сказала папе, стараясь выглядеть строгой:


– Зачем давать читать детям то, чего они не понимают?


– Дети — не пони, – ответил папа, строго следя за тем, чтобы выглядеть ещё строже. – Они всю жизнь будут маяться, если вырастут, минуя страну чудес.


– Чему расти, того не миновать, – сказала мама. А сама подумала, что счастья без чудес не бывает, хотя чудес — без счастья — сколько угодно.

Борис Иоселевич