Перед уходом, он оглянулся на свою маленькую темную каморку.
Его раковина была забита до краев грязной посудой, пепельница была заполнена окурками с горкой, а количество бутылок из под водки исчислялось уже десятками.
Он уже давно понял, что умирает, что терпеть осталось недолго. Главное было не сломаться и не умереть раньше времени, не закончив свой роман.
Каждую ночь, ровно в час ночи начинался шабаш мыслей и слова. Он отдавал себя и свои жизненные силы этой бездушной машине, которая могла сохранить хоть какую-то память о нем.
Ему нужна была эта память, потому что сам он уже забыл, что значит жить, что значит иметь значение для других людей.
Его вынужденное одиночество не было таким уж и вынужденным, но появляться на свете, появляться в окружении живых, когда у самого внутри темнота, и полная пустота, когда внутри только труп умершего сердца, он не мог.
Ему были противны мирские радости, которых он так и не познал в своей не очень длинной жизни. Он не завидовал жизни, он ее презирал.
Сегодня он уходил на свое последнее свидание. Его ждали две спутницы, он знал, что найдет их, они его звали, и он знал путь к ним.
Он постарался выглядеть для них лучше, чем мог. Он брил свое лицо в третий раз, и его не волновали порезы на щеках и подбородке, его беспокоили только морщины, от которых он уже не мог никуда деться и его седые волосы на висках.
Пока он готовился к свиданию, он ловил себя на мысли, что он, как будто, готовится к смерти. Чистое белье, старательно вымытое тело, выбритое лицо, и лучшая его одежда.
Последние штрихи перед выходом, в виде завязанных шнурков, и специально оставленного беспорядка в квартире, чтобы никто не мог заподозрить, что он готовился к этому дню.
Его путь лежал к Дворцовой площади, его любимому месту в Санкт-Петербурге.
Сегодняшнее свидание будет здесь. Он еще не понял, где именно, может быть в литературном кафе на Невском проспекте, в котором он так хотел побывать, или быть может в парковой зоне у Адмиралтейства. Но ноги и интуиция его несли пока по направлению к набережной. По дороге, он свернул под арку Главного штаба, и почувствовал вдруг укол в сердце – здесь.
Он оглянулся по сторонам, но не увидел кого-либо, хоть отдаленно похожих на его последних спутниц.
Но сила звала его, и скоро он понял, что его судьба ждет где-то за одной из дверей. Он шагнул в первую попавшуюся дверь, и прошел по коридору навстречу голосу, указывающему направление.
Они были здесь, в конце коридора, и в конце его жизни.
Внезапно его передернуло от внезапного порыва сквозняка, и он подумал, что, наверное, так и должно быть уже в конце жизни, но еще в начале смерти. Холод, пустота и ветер.
К нему шагнула его спутница жизни, полностью обнажившись перед ним, и он сделал навстречу ответный шаг.
Они сблизились настолько близко, что он чувствовал кожей ее кожу, и мог заглянуть в самую глубину просторов ее глаз.
Спутница смерти стояла невдалеке, с немного отчужденным взглядом, как бы говоря о том, что время свидания с нею еще не пришло.
Спутница жизни обняла его, а он обнял ее, почувствовав, как согревается душа чем-то горячим, живым. Она поцеловала его долгим страстным поцелуем, и он чувствовал все составляющие поцелуя. Он часто дышал от страсти, он вдыхал аромат пронизывающий тесное воздушное пространство между ними, сначала легко касался ее мягких, нежных губ, потом с еще большим вдохновением он прикоснулся губами к ее шее.
Закрыв глаза он положился на свои ощущения. Его руки гладили ее гладкую нежную кожу, его пальца касались изгибов ее тела, его губы повторяли путь пальцев, стараясь запомнить всю эту живую красоту.
Она была настолько настоящая, живая, прекрасная, горячая, настолько близкая, что его сердце могло почувствовать удары ее сердца.
Ее темные волосы волнами проходили между его пальцев, и, открыв глаза, он увидел родинки на ее теле.
- Каждая родинка означает какое-то очень важное событие в твоей жизни, ответила она на его взгляд.
Его внимание привлекло явно какое-то важное событие его жизни, в виде крупной родинки на ее груди.
- А что было такого настолько важного, что она самая крупная?
- Я не знаю - это еще не случилось, еще не пришло время. Родинки у сердца редко означают маловажные события жизни.
В его голове мешалась мысль о предстоящем очень важном событии, и это без сомнения - его смерть.
Он постарался прогнать все мысли, и молящим голосом попросил,
- Помоги мне забыть, хотя бы сейчас…Вынь из моей груди эту невыносимую боль.
Она понимающе кивнула.
- Хорошо…Прижми меня как можно сильнее к своей груди, и я заберу твою боль.
Он обнял ее, крепко прижав к своей груди, но она прикрикнула на него –
- Сильнее…Еще сильнее…
Он продолжил ее сжимать в своих объятиях, а она продолжала кричать на него –
- Сильнее прижми меня, изо всех сил, насколько способен.
Стиснув от напряжения зубы, он процедил,
- Я не могу сильнее, я сделаю тебе больно.
- Боль не приходит одна, и не уходит также, ты должен сделать мне больно, чтобы твоя боль ушла.
- Прости-и-и…, раздался его сдавленный крик, и он сжал ее в стальных тисках своих объятий так, что он услышал скрип ее ребер.
Из его глаз брызнули слезы, а сдавленный крик перешел в крик души.
С этим криком и потоком слез из него вырвался столб боли, он его практически смог увидеть – боль была похожа на смолу, только более вязкую. Понятно, почему от боли так трудно избавляться – она обволакивает сердце и душу.
Его руки ослабели, и он рухнул на колени перед своей спутницей жизни.
Слезы продолжали течь по его щекам, однако свобода, которую он почувствовал с уходом боли, была сродни рождению.
Он жадно глотал воздух, и он чувствовал его вкус, он мог чувствовать, что он не один в этом мире, он чувствовал жизнь и ее колебания.
- Теперь ты свободен от боли, но эта свобода ненадолго, избавившись от одной боли, ты будешь страдать от другой, или других, которых ты не замечал, чувствуя только одну боль.
И словно в подтверждение этих слов его грудь опять начала наполняться тяжестью, а разум затуманиваться
- Что мне делать? Я ведь не могу жить с постоянной, без разницы, одной, другой или всеми сразу, болью?
- Ты ждал нас обоих, и мы обе здесь. Я сделала больше, чем возможно, ты должен сам решить, кто ты и что тебе делать. Хотя, соглашусь, решение не из легких, и тебе будет тяжело жить с твоей хронической болью в сердце.
- Все это лишь отсрочка, приятная отсрочка, но не более. Свой путь я уже выбрал, подумал он про себя.
Он резко встал и подошел к спутнице смерти.
- Странно, пронеслось у него в мозгу, - спутница жизни была брюнетка, а спутница смерти – блондинка.
- Жизнь – это тяжелое бремя, словно услышав его вопрос, медленно начала отвечать его новая спутница, - полное черных полос неудач и потерь, живя, ты познаешь много боли и страданий, и совсем немного счастья. Но именно поэтому, можно почувствовать, как сладок миг счастья. А смерть – быстрая белая вспышка, после которой ты уже не знаешь, что тебя ждет.
Говоря эти слова, его спутница взяла его за руку и повела прочь отсюда.
- Куда мы?
- Туда, куда ты собирался весь день, туда, где ты сможешь забыться.
Выйдя на улицу, он обратил внимание, что уже стемнело, и в воздухе стоял стойкий прохладный аромат осени.
Они шли по пустынной набережной под искусственным светом фонарных столбов.
Его мысли были заняты взвешиванием своего решения, но как, ни странно его решимости прибавилось за счет того, что уже было поздно отступать, слишком длинный путь он проделал, чтобы поскорее найти конец этого пути.
Они стояли на мосту, держась за руки, и смотря в отражение света на воде. Река была спокойна, ее темные воды медленно меняли свое движение, однако целые толщи воды успевали сменить свое место, и на их место приходили другие, подхваченные подводным течением.
Внезапно, разжав пальцы, и сжав челюсти он оттолкнулся и прыгнул в эти темные воды.
Холодная вода обожгла его, и он на пределе возможностей сделал несколько гребков в глубину.
Только поняв, что здесь самая плотная и самая холодная темная вода, он беззвучно закричал. Крик не выходил из него, и он делал глубокие вдохи, чтобы все-таки закричать, но вместо вдохов он начинал задыхаться. Забившись в панике, он пытался хватать воздух, но его легкие уже не реагировали.
Вдруг он почувствовал, как что-то обожгло его губы, и в легкие ворвался горячий воздух.
Его начало трясти, и ему, почему начал казаться какой-то знакомый голос, который почему-то врывался в его сознание вскриками.
- Дыши сволочь! Дыши, мать твою… Ну, пожалуйста…Я прошу…
Его резко потянуло наверх, и он смог сделать глубокий вдох, который позволил его легким снова повторить это сложное действие.
Он открыл глаза, перед глазами было темно, но даже в темноте он разглядел темные волосы и родинку на груди.
Его покрывал холодный пот, и била мелкая дрожь.
Это был сон.
И он во сне начал задыхаться.
Его любимая проснулась от того, что он сначала начал ворочаться, а после начал задыхаться, причем спустя буквально минуту, как он начал задыхаться, он почему-то перестал дышать.
Она еще в течение нескольких минут пыталась заставить его дышать, делала ему искусственное дыхание, и заставляла его легкие дышать тем, что отдавала им свое дыхание.
Невероятный сон, это все, что он мог сказать своей спасительнице, своей спутнице жизни.
Он невероятно устал, но все же заметил в себе две перемены.
У него не было больше в груди ноющей боли, а разум был настолько ясен, что, даже просто находясь рядом с любимой, он понимал всю остроту жизни, ее красоту, и что ему очень хотелось жить и бороться за счастье.
Вновь засыпая и думая о жизни, он еще долго чувствовал беспокойный взгляд любимой на себе, он знал, что в этот момент он, и его спокойствие – самое важное, что может быть на свете у нее.
Уже готовый провалиться окончательно в спокойный сон, он почувствовал ее руку, ее мягкую, теплую ладонь, которая еле касаясь его головы, погладила его.
Он вздрогнул и приоткрыл глаза.
Она смотрела на него и у нее на глазах были слезы, блеск, которых был виден даже в темноте ночи.
Ее губы прошептали –
- Какой же ты беззащитный…
Он улыбнулся уголком рта и закрыл глаза, отчего покатилась крупная слеза, и он почувствовал ее крепкий соленый вкус.
- Как же ты права, любимая, - подумал он.