До конца рабочего дня оставалось ровно пять минут. Об этом красноречиво говорили большие электронные часы, которые являлись гордостью нашего почтового отделения. Да, часы действительно были хороши, хороши настолько, что их не стыдно было бы повесить даже в зале ожидания Нью-Йорка. Почему Нью-Йорка? Ну, хорошо, пусть Москвы.
Так вот, когда наши великолепные часы недвусмысленно извещали всех и каждого, что до конца рабочего дня осталось всего пять минут, открылась главная дверь и, в зал для посетителей вошёл представительный курьер фельдъегерской службы. На конверте крупным шрифтом была выведена чёткая запись:
- Передать лично в руки начальнику почтового отделения.
Курьер держал конверт так, что любой мог видеть эту, исполненную строгости, надпись.
В зале наступила полнейшая тишина. Люди благоговейно взирали на курьера, вернее на его внушительный пакет, который он прижимал к груди, нет, к сердцу. Не ожидая приглашения, посетители дисциплинированно стали покидать наше отделение, с почтением косясь на застывшего посреди зала мужчину в униформе.
Едва закрылась дверь за последним посетителем, как из-за перегородки, навстречу представительному курьеру выкатилась наша начальница, Клавдия Соломоновна. Получив конверт и расписавшись, она самолично проводила мужчину до выхода и самолично закрыла дверь почтового отделения.
- Что там, в нём? – пискнула из-за перегородки оператор Леночка, та самая, на которую кто-то накатал недавно жалобу за то, что она обслуживает посетителей с «гнусным выражением лица».
Леночка часто попадает во всякие истории. Вот и сейчас, вмешательство нашего симпатичного оператора заставило Клавдию Соломоновну остановиться и, вместо того, чтобы вскрыть пакет, с несвойственной для начальника боязливостью заявить:
- Нет, девочки, сначала завершим работу. Не будем отвлекаться даже на этот внушительный пакет.
- Не будем, - выдохнули в унисон её дисциплинированные сотрудники и принялись подбивать дела, как это у нас называлось.
Работу в тот вечер мы закончили быстрее обычного. Всем хотелось побыстрее узнать, что же нам прислало высокое начальство.
Даже у нашей почтенной Клавдии Соломоновны руки слегка тряслись, когда она вскрывала сей конверт. Да что говорить про нашу добрейшую Клавдию Соломоновну. Даже её заместитель, наша великанша Марья Петровна, и то с нескрываемым трепетом ожидала вскрытия этого загадочного документа. А вы ведь знаете, каким Марья Петровна обладает решительным характером, настолько решительным, что не то что коня на скаку остановит, но и своего прапорщика мужа с лёгкостью уведёт с любой гулянки, умело схватив его в охапку одной рукой и засунув себе под мышку так, что тот и не трепыхается. Великая женщина во всех смыслах.
Весь остальной наш немногочисленный коллектив вышел из-за перегородки в зал и с присмиревшим видом стал взирать на то, как Клавдия Соломоновна непривычно мешкотно вскрывает пакет.
Наконец документ был извлечён. С напряжённым вниманием все наблюдали за Клавдией Соломоновной, которая медленно читала депешу. По мере того, как наша добрейшая Клавдия Соломоновна вновь и вновь перечитывала послание, её лицо поменяло выражение от недоумённого до горестного. В конце концов, Клавдия Соломоновна с трагическим видом тяжело опустилась на скамью, повторяя при этом всего одну фразу:
- Боже мой, они сошли с ума, боже мой, они сошли с ума.
И хотя столь неординарное поведение нас очень обеспокоило, однако мы не сдвинулись с места, лишь тревожно переглядываясь друг с другом. Даже наша решительная Марья Петровна и то, прежде чем взять из ослабевших рук своего начальника таинственный документ, в этот раз оглянулась на нашу растерянную группку, как бы спрашивая у нас совета, следует ли читать эту страшную бумагу.
Сказать, что у Марьи Петровны от этого чтения открывался постепенно рот, будет мало. Нет, у нашей гигантши просто челюсть отвисла, когда она закончила ознакомление с документом. Затем Марья Петровна тяжело опустилась на туже скамью, где уже находилась бормочущая Клавдия Соломоновна. Руки Марьи Петровны, такие сильные, теперь безвольно повисли вдоль её могучих бёдер.
Это настолько напугало весь наш коллектив, что мы даже не посмели переглянуться между собой, а просто застывшими статуями стояли вокруг наших начальников, не смея ни задать вопрос, ни приблизиться.
Наконец наша бунтарка Леночка решительно подошла к Марье Петровне и столь же решительно взяла документ.
По мере чтения документа брови нашей симпатичной Леночки подымались всё выше и выше. Так что стало казаться, что они вскоре целиком исчезнут в её густых и красивых волосах. Затем, когда она несколько раз прочитала послание, лицо её внезапно приняло выражение ярости, словно она собиралась кому-то невидимому вцепиться в волосы.
- Нет, они не сошли с ума! – вдруг в самом величайшем гневе вскричала наша кроткая Леночка, - Это они нас полными идиотами считают, - потрясая бумагой, подытожила оператор, передавая послание нашей присмиревшей группе.
По очереди мы стали читать послание.
- Это что, они учат нас, какие марки следует наклеивать на почтовые отправления? – в полнейшем недоумении вскричал хором наш малочисленный, но дружный коллектив?
- Вот именно! – яростно, словно собиралась идти на штурм невидимой преграды, возопила неизменно вежливая Леночка.
И так как наше непривычно тихое начальство сидели, словно две подружки на одной скамье обнявшись, причём Марья Петровна ласково гладила по голове Клавдию Соломоновну, то Леночка продолжила бунт.
- Вы посмотрите, они даже таблицу нарисовали, где показано, какие марки, каких номиналов следует наклеивать на отправления.
- Вот, пожалуйста, - продолжала кипятиться Леночка, презрительно потрясая бумагой, - оказывается, что если марок на девять рублей двадцать копеек, то при этом следует наклеить одну марку по шесть рублей, одну по три рубля и две марки по десять копеек.
- А что, три марки по три рубля не пойдёт? – продолжала с возмущением вопрошать Леночка, - надо обязательно одну по шесть рублей, а вторую по три рубля взять.
А что мы могли ответить. Мы, лишь молча взирали на продолжающую выплескивать возмущение Леночку.
А та всё не могла угомониться.
- Вы видели где-нибудь в магазинах, таблицу для продавцов, где указывается, какими купюрами следует сдавать сдачу?
На этот бескомпромиссный, но вполне конкретный вопрос не смогли дать ответ даже наши присмиревшие начальницы, которые продолжали обнявшись сидеть на скамейке для посетителей.
В это время с улицы раздался настойчивый стук в дверь. Народ, видя, что в зале почты есть люди, решили, что время работы отделения не закончено. Один, видать самый настойчивый, даже полез по решётке окна. Но похож он в этот момент был не столько на матроса, штурмующего Зимний, а на некую лягушку, раскинувшую все четыре конечности на фоне улицы.
Мы все грозно посмотрели на нетерпеливого, назойливого нахала. Марья Петровна тяжело поднялась со скамьи. Но мы знали, что если она выйдет к этому повисшему на обрешётке окна чудику, то тому явно не поздоровиться. Так бы, наверное, и было, если бы Оксана, наш оператор, которая с гордостью носила свою шикарную, до самого пояса косу, вдруг задумчиво не произнесла:
- Ну, может быть высокое начальство можно и понять.
- Как это понять? – тотчас взвилась бунтарка Леночка, а мы все с нескрываемым осуждением воззрились на нашу подругу.
- Да ведь за день так порой накрутишься, что не можешь правильно сосчитать, сколько будет два плюс два.
В это время Клавдия Соломоновна выключила свет в зале. Не для того, чтобы прекратить нашу стихийно возникшую дискуссию, но для того, чтобы прекратить тот настойчивый стук в дверь.
Действительно, увидев, что свет в зале погас, стук прекратился. Даже тот, распластанный на решётке окна штурмовик, скатился вниз. Оксана же, едва погас свет, жалобно спросила:
- Вы что, собираетесь сделать мне тёмную?
При этом она тихонько стала пятится к выходу. Остальные операторы стали полукругом окружать заступницу высокого начальства.
Но, никакой уголовщины, естественно, не произошло. Наша кроткая Клавдия Соломоновна повелительно приказала:
- Так, девочки, все на выход, а как нам наклеивать марки, каким номиналом, это мы и завтра разберёмся.
- Конечно, раз до сих пор разбирались, - ворчливо подтвердила бунтарка Леночка.
Мы вышли наружу. Клавдия Соломоновна покинула свой корабль последней. Надо ведь было включить сигнализацию, прежде чем закрыть дверь. Расходились мы в тихой прострации. Лишь бунтарка Леночка шла быстро, словно рассекая своей красивой грудью набегавшую волну.