Прожив с супругой пятьдесят три года, Семён Андреевич никогда даже не задумывался о том, любит он свою жену или не любит. Не потому, что душа пенсионера была суха как сухарь, вовсе нет. Семён Андреевич любил женщин, вернее даже обожал. И было их у него на веку весьма даже не мало. Сколько? Да кто же их знает. Может пятьсот, а может шестьсот, а может и более того. Да нет, не был наш пенсионер разгульным мужичком, по крайней мере, он сам себя таковым не считал. Да старик вообще никогда не анализировал, какой он: плохой, хороший. Он считал себя обычным человеком, так же считал себя Семён Андреевич очень умным человеком. Недаром же многие десятилетия проработал начальником цеха одного из крупнейших заводов не то что области, но страны. А это чего-нибудь да стоит. Но работая на предприятии, невозможно не общаться и с женщинами. А общаться, налаживать хорошие деловые отношения это и значило по понятиям того времени заводить самые тесные контакты. С мужчинами надо было выпивать, ездить на рыбалку, ходить вместе на футбол и тому подобное. А с женщинами надо было просто трахаться где возможно, и когда возможно. А как без этого? От тебя требуют план, сдачу продукции. Хочешь ты или не хочешь, но должен жить так как все. А жить как все, это и означало следовать вышеописанному принципу. В понятии руководства это означало работать с людьми. Не больше, но и не меньше. И если ты не мог или не хотел вписываться в стандартные нормы поведения того времени, то нечего было и лезть в эту систему. Стой у станка и обрабатывай свои железки. Но жизнь всё равно столкнёт тебя с заводской бабой, но это будет уже женщина рангом ниже, чем доставалось начальству. Те, как правило, пользовались конторскими дамами.
Некоторые могут подумать, что автор рассуждает слишком цинично. Не знаю, не знаю. Однако уверен, что реалистично, ибо большой стаж работы на советских предприятиях даёт ему такое право.
Но, ладно, вернёмся к нашему уважаемому пенсионеру, который, как я сказал, не склонен был к самокопанию в своей душе. И правильно делал. Чего усложнять жизнь.
Хотя, справедливости ради, стоит сказать, что Семён Андреевич был вполне уверен в своей второй половине. Он был уверен, что супруга не просто любит его, но прямо таки обожает. Ну, а почему бы и не любить такого хорошего человека. Ведь Семён Андреевич заботился о семье: о жене, о детях, нёс в дом всю зарплату. Конечно, как и у всякого начальника цеха у него всегда имелись и свободные средства, о которых никогда не знала супруга. Но, это уже не подлежит обсуждению.
Именно чувство собственной правоты, заставляло Семёна Андреевича относиться как к должному к заботам жены о нём. Хорошо выглаженные рубашки, хорошие обеды, и прочие, так называемые «мелочи быта», которые, если хорошенько вдуматься, вовсе не были столь уж и мизерными, воспринимались Семёном Андреевичем как должное. И когда супруга неожиданно заболела, то Семён Андреевич обеспокоился в первую очередь о том, как он будет теперь жить. Болезнь супруги требовала и от него многой отдачи. К чести Семёна Андреевича, он не стал увиливать от обязанностей по уходу за женой. А ведь когда супруга была выписана из больницы, то львиная доля заботы о больной легла на хотя и сильные, но уже отнюдь не молодые плечи старика. К его чести, пенсионер со своей неожиданной ролью справлялся на удивление успешно. Разумеется, обеды готовила дочь, но всё остальное делал он сам. Даже стирать не гнушался наш пенсионер. Он был крепкий старик. Да, к его чести надо сказать, что Семён Андреевич ещё до сих пор с удовольствием поглядывал на хорошенькие женские фигурки. Он был в душе и поэтической натурой, не смотря на то, что вся жизнь прошла среди железа. Более того, Семён Андреевич был и большой эстет, который не переносил неряшливых дам, плохо ухоженные ногти и небрежно причёсанные волосы женщин. Однако, к удивлению самого Семёна Андреевича, старик заметил, что ни разу не взглянул как на женщину ни на медсестру, приходящую к супруге делать уколы, ни на участковую врачиху, хотя обе были весьма привлекательными дамами. Сие открытие не очень расстроило нашего пенсионера, так как он объяснил это для себя большой занятостью по уходу за больной, что было сущей правдой. Хотя, супруга Семёна Андреевича, вела себя весьма мужественно, не ныла, не плакалась, не капризничала. Больная вообще вела себя очень сдержанно, даже говорила мало, больше лежала молча, думая о чём то своём. О чём? Семён Андреевич не старался узнать. Зачем? Не беспокоит лишними просьбами и, слава Богу. Наш столь заботливый пенсионер надеялся, что супруга поправится. Да и как могло быть иначе, когда жена была на десять лет младше. Обыкновенная логика. Тем более по статистике женщины живут у нас дольше мужчин. Семён Андреевич хотя и не очень любил науку, но никогда ей не противоречил. Поэтому и был наш заботливый супруг спокоен, огорчаясь лишь тем, что в этот период неудобно было предаваться страсти болельщика, а ведь он был большой поклонник футбола. Но, однако, и это Семёна Андреевича не особенно огорчало. Мало ли какие неудобства приходиться временами терпеть.
Да, у Семёна Андреевича была очень устойчивая психика. Однако даже такие люди могут испытывать потрясения. Испытал потрясение, в конце концов, и наш заботливый супруг. Это случилось у них на кухне, куда вслед за ним пришла и врачиха районной поликлиники, которая вдруг стала подробно инструктировать старика, что необходимо предпринять, если его жене станет совсем плохо. Обратил внимание Семён Андреевич и на то, что врачиха собиралась на столь щекотливую тему поговорить не с ним, а с его детьми, которые в тот момент отсутствовали.
Впервые за всё время общения с участковым врачом, Семён Андреевич взглянул на женщину очень внимательно, но не с целью оценить её физические данные, а с намерением понять, что означают её наставления и зачем они.
Некоторое время Семён Андреевич с несвойственным для него испугом всматривался в лицо женщины и, наконец, хрипло, сразу осевшим голосом спросил:
- Когда она умрёт?
Это был вопрос, что называется в лоб, ну а как ещё надо было спрашивать. Однако врачиха ничего не стала конкретно отвечать, наговорив кучу неопределённых и туманных словес, которые, однако, больше всякой конкретики убедили старика в серьёзности ситуации. И тут он по-настоящему испугался.
Нет, после ухода врачихи, старик ничем не выдал своего беспокойства перед умирающей. Он всё так же заботливо находился возле больной. Лишь поделился своими опасениями перед детьми, которые тоже теперь старались не особенно отлучаться из дома. И в день смерти супруги, это было как раз воскресенье, всё семейство тоже находилось дома. Внезапно, супруга Семёна Андреевича взяла неожиданно руку мужа в свою, иссохшую и донельзя худую. Взглянув в лицо супруги, Семён Андреевич увидел, что похудевшее лицо умирающей осветилось всё лучезарным сиянием счастья, что изумило старика. Удивило его и неожиданно сильная хватка жены. А ведь супруга уже не один день не могла даже вставать с постели. Семён Андреевич хотел что-то спросить жену, но не стал, лишь удивлённо глядя в счастливое лицо супруги. А та, улыбаясь мягкой, лучезарной улыбкой, какой Семён Андреевич никогда не приходилось видеть прежде, тихо, но весьма отчётливо стала говорить. Дети, внуки, которые в этот момент находились в комнате, мгновенно подошли ближе. А больная, глядя в лицо супруга, вдруг назвала его Павликом:
- Павлик, я знала, что ты придёшь.
Семён Андреевич, изумлённо вглядывался в лицо жены. Никаких знакомых Павликов у них не было никогда. Однако супруга упорно продолжала гнуть своё:
- Павлик, я всю жизнь носила твоё колечко, я никогда его не снимала. Я всегда помнила о тебе.
Семён Андреевич оторопело слушал речь жены, улыбка которой стала обворожительно нежной. Даже желтизна и дряблость кожи не портили этой очаровательной улыбки. Хватка же тонких пальцев супруги стала не только цепкой, но одновременно и парадоксально нежной. Семён Андреевич хорошо знал это любимое колечко супруги. Серебряное, хорошей работы, сделанное с большим вкусом. Когда-то давно, Семён Андреевич спросил жену о происхождении кольца. То, нисколько не смутившись, ответила, что купила его по случаю, так как оно очень ей понравилось. И вдруг теперь, что называется у смертного одра жены, Семён Андреевич неожиданно узнал истинное происхождение этой искусной вещицы. Однако не ревность и возмущение в тот момент испытывал Семён Андреевич, но лишь бесконечное удивление.
А та всё продолжала говорить:
- Павлик, я всю жизнь любила только тебя. Господи, как я счастлива, что снова вижу твои прелестные глаза, ощущаю твои руки.
Дыхание жены стало учащённым, но улыбка по-прежнему не сходила со столь исхудавшего и сейчас столь счастливого лица. А через несколько минут супруга Семёна Андреевича скончалась.
Дети, внуки стояли подле постели старухи. Никто не осмеливался взглянуть в лицо Семёна Андреевича.
И хотя всё семейство поняло, что женщина скончалась, но никто несмел пошевельнуться, произнести хоть единое слово.
Через минуту, другую Семён Андреевич, осознав, что покойница всё ещё цепко держит его руку в своей, с некоторым испугом освободился от хватки. Отойдя в сторону, он отвернулся от окружающих, как бы разглядывая давно выцветшие обои. На самом деле он ничего не видел. Впрочем, старик не только ничего не видел, но вообще ничего не ощущал. Он находился как бы в ступоре. В голове не было ни одной мысли. Они стали постепенно приходить потом, после похорон, а в ту минуту он ничего не думал, ничего не ощущал.
Собственно осознанные мысли пришли к старику впервые на восьмую ночь после смерти супруги. Он лежал на осиротевшей супружеской кровати в полной темноте и думал о том, что сегодня исполниться девять дней и придут опять родственники, знакомые. Этой суеты не хотелось. Но что поделаешь, это неизбежно. Старик тихонько вздохнул и уставился в тёмное пространство потолка. Неожиданно, совсем тихо старик произнёс:
- Интересно, а кого перед смертью вспомню я.
Да у него было много женщин. Заводские сотрудницы, многочисленные женщины, с которыми он знакомился в домах отдыха, куда старался ездить без супруги. Но кого, кого он вспомнит именно в последний миг? На столь незамысловатый вопрос старик ответить не мог даже себе. Вопрос, а кто же из его многочисленных женщин вспомнит перед смертью именно его, почему то старика не волновал. Ему было важно знать именно то, кого же он вспомнит перед кончиной, в самую последнюю минуту.
Неожиданно ему вспомнилось, как умирала его любимая собака. Он привёл её в лечебницу вовсе не для того, чтобы усыпить. Однако, врач сказал, что ничего уже не поможет и гуманнее усыпить. Врач сказал, что для животного это будет безболезненно. Да, так и оказалось. Собака не скулила, не выла, лишь доверчиво прижалась к ноге хозяина. Вскоре она заснула навсегда. Семён Андреевич похоронил её в школьном дворе, под деревом, там, где ранее похоронили её друга, рыжего бесхозного пса, любимца всего двора, от которого отказался сын прежнего хозяина псины.
- Почему же я вдруг вспомнил свою умершую собаку? - Недоумённо спросил себя Семён Андреевич.
Но, задав себе этот вопрос, он понял и ответ. Дело в том, что его собака, хотя и хорошо, очень по дружески относилась к рыжему любимцу двора, всё же любила не его, а овчарку Лорда, с которым вместе росла, вместе играла ещё будучи щенком. Собаки были столь привязаны друг к другу, что мчались навстречу друг другу, едва завидев свою приязнь. Нет, у его собаки щенки были не от Лорда, но любила она только его, только его выделяла по-настоящему из всех.
- Навряд ли моя собака вспоминала того мордастого ротвейлера, от которого у неё были столь симпатичные щенки. Навряд ли он вообще для неё существовал. Да и перед смертью, она, наверняка подумала бы про Лорда, если бы осознавала, что умирает, - тяжко вздохнув, резюмировал старик, сосредоточенно вглядываясь в темноту пустой комнаты.
Утром, но не в тот час, когда народ выгуливает своих собак, Семён Андреевич, отрезав кусок колбасы, пошёл на школьный двор, к тому месту, где некогда похоронил свою любимицу. Он уже не помнил точно год, когда скончалась собака, число, лишь месяц. Однако плоский камень под деревом нашёл сразу. Смущённо оглянувшись, не видит ли кто, он торопливо положил на шершавую поверхность валуна кусок заготовленной колбасы. Ну, не печенье же класть на могилу собаки. Затем, немного постояв, он наклонился, словно завязывая шнурки, и, проведя рукой по белой плоскости камня, тихонько прошептал:
- Прости.
За что он просил у собаки прощенья, Семён Андреевич и сам не знал. Он сделал это спонтанно. Постояв ещё немного возле могилы, он тихонько произнёс:
- Может быть, я твоё имя прошепчу перед смертью?
Затем, тихо повернувшись, сгорбившись, он поплёлся домой. На душе было муторно и тяжко, но не от того, что девять дней со дня смерти супруги, а скорее всего от того, что произнеся последнюю фразу на могиле собаки, он понял, что вовсе не шутит.