Знали бы вы, как трудно быть непьющим. Разумеется, я имею в виду не подавление желания принять внутрь. У меня тяги к алкоголю отродясь не было. Потому, как и не привыкал. Почему так и не пристрастился, я вам несколько позже объясню. Сейчас же, не отвлекаясь, выскажу своё мнение насчёт того, отчего трудно в России быть непьющим. Потому что все пьют, скажут наиболее догадливые. И будут правы, как ни странно. Уж не знаю, сколько трезвенников в процентном отношении у нас, но я, лично, встречал… В общем, раз, два и обчёлся. По пальцам одной руки запросто пересчитать можно. А когда человек так сильно оторвался от коллектива, то что происходит с ним? Да досаждать его начинают праздными вопросами. Непонятна народу такая ненормальная позиция. Впрочем, если быть очень точным, то вопросов задаётся всего два: «Как так?» и «Почему?». Причём ответов даже и не ждут. Человек сразу же, как задал свои сакраментальные вопросы, надолго замолкает. Не потому, что хочет отделиться от тебя, как от прокажённого. Ничего подобного. Люди просто начинают усиленно обдумывать столь редчайший феномен русской действительности. Кто-то при этом впадает в состояние ступора, кто-то по-простецки чешет в затылке всей пятернёй, кто-то губы свои безжалостно жевать начинает. Реакция у каждого своя. Апофеозом же мысли всегда является философствование. Если вы пьющий, то может и не замечали, сколь много у нас мыслителей. Потому как мысль, облачённая в беседу, это уже не поучение, не нудная рацея, а общение двух близких по духу, пусть и водочному, которых если что и разъединяет, то лишь протяжённость стола. Темой интеллектуальной беседы двух пьющих может быть что угодно: от футбола, до любви и даже в более широких рамках. Но вот если попадается паршивая трезвая овца во вполне благопристойном коллективе, которая воротит нос и от бутылки и от стакана в дружеской руке, тогда люди начинают таким выскочкам логично, с добавлением философии, разъяснять необходимость пить водяру. Это уж поверьте мне на слово. А я человек честный и врать, так же как и пить, совершенно не могу и не хочу. Философствуют все. Хотя, с некоторой грустью, всё же следует добавить, что концепций по этому вопросу существует лишь две. Доминирующей причиной является необходимость снятия стресса. Оказывается, у всех в этой паскудной жизни нервы находятся на пределе. И не суть важно, кто ты и чем занимаешься: воюешь в «горячей точке» или просто праздный пенсионер. Стресс хуже эпидемии гриппа, потому что постоянен и более всеохватен. Поэтому всегда и везде необходимо укреплять нервы. А чем укреплять? Не цементным же раствором, естественно. Водочкой, водочкой. Вот чем. Она, родная, гораздо полезнее коньяка, потому как от того и сердце щемит и клопами разит. Вот есть такое мнение. Хотя большинство и клопа то живого никогда в глаза не видели, не то что обнюхивать его. Но так все говорят. А глас народа неопровержим. А то, что от родной водочки ничего такого и нет, то факт сей и доказывать не надо. Иногда, правда, память может отшибить, так что, просыпаясь, не можешь даже вспомнить, где ты находишься или, ещё того хуже, не можешь вспомнить имя своей родной жены и даже можешь не понять, жена рядом или не жена. Но это, в общем-то, мелочи. Главное всё же снят этот проклятый стресс. Как вы понимаете, такая методика подразумевает и способ, который заключается в одноразовом приёме непомерных доз, от которых, наверняка, сдохнет не токмо бедная лошадь, но и более громоздкий слон, если им на двоих дать такую человеческую порцию. Поэтому не все столь решительны. Многие ценители водочки придерживаются другой, более разумной методы: пить помалу, но часто. Это, так сказать, гомеопаты. Пьют они не столько ради снятия проклятущего стресса, но исключительно ради здоровья, которое, естественно, дражайшее. Встречаются, разумеется, экспериментаторы, которые смешивают обе методы, наподобие «ерша». Но это либо сильные духом, либо ищущие себя и ещё не нашедшие. Конечно, все философские концепции иллюстрируются всевозможными примерами. После чего как то и неудобно становиться лезть со своим скудным объяснением трезвости. Да и кто будет слушать то в честной компании единомышленников-собутыльников жалкого трезвенника. Вот поэтому я и решил трусливо прибегнуть к помощи письма-разъяснения своего аномального поведения. В общем, судари, сударыни, господа и товарищи, слушайте, с чего началась моя алкогольная антипатия. А сформировалась она ещё в глубоком детстве. «Эк, куда хватил, - скажут некоторые, - да в младенчестве никто окромя молока ничего и не употребляет». Ну, на этот выпад я вообще ничего отвечать не буду. Ни к чему. Скажу только, что помог моей алкогольной антипатии укрепиться родимый папенька. «Язвенник, поди был», - съязвят некоторые и ошибутся. Так как папенька мой был вполне стандартным русским, хотя и мордвином. Ну, и отношение к водочке у него было истинно русское, то есть вполне трепетное и уважительное. Как, впрочем, и у всех, кто окружал меня в моём незабвенном младенчестве. Конечно, женщины осуждали сурово пьянку, но, однако, терпели, потому как и сами иногда выпивали. И тоже предпочитали простую водку. Навсегда запомнил осуждение в глазах маменьки, которая однажды послала меня купить несколько бутылок этого национального напитка для пикничка. Учился я тогда, наверное, в классе первом, а может ещё и в школу не ходил. Точно не помню. Но это не суть важно. Главнее то, что я решил проявить самостоятельность, и приобрёл вместо водки Советское шампанское. Не потому, что бутылки красивее были и не потому, что имел понятие об аристократических манерах. Ничего подобного. Я и унитаз то впервые лет в двенадцать, тринадцать увидел у матери на работе. Побрезговал я тогда сесть на него, побрезговал. Что же я буду садиться туда, где до меня множество голых посторонних задниц располагалось. Так и сходил на корточках, испачкав ботинками белую керамику невиданного мной до этого прогресса человечества. Ну, я немного отвлёкся. Я ведь собирался объяснить, почему купил не водку, а так называемое шампанское. Да потому что маменька сильно ругалась, когда мы с ней мешками пустые бутылки сдавали. Как она, за глаза, конечно, костерила папаньку, а заодно и водку. Да и мне, честно говоря, не доставляло радости помогать носить к сдаточному пункту бутылки. Не любил я это дело и, стало быть, и тару из под водки, не любил. Вот и решил перевоспитать своего родителя. Наглость, разумеется, со стороны малолетки. Тем более, что сделав столь смелый шаг, я не думал, что меня похвалят. Насчёт же того, заругают или нет, сомнения некоторые были. Но уже в то время я слышал поговорку насчёт смелости, которая города берёт, поэтому взял и затарился четырьмя непривычными бутылками у которых горлышки были обёрнуты фольгой. До сих пор помню глаза матери, когда я пришёл со столь необычной покупкой. Кроме ярости и злости в глазах мамочки, от того, что придётся идти менять самой шампанское на водку, в них ясно проглядывалось презрение и сожаление о том, что у неё такой глупый сын. Запомнилась и её фраза, когда она меня костерила на чём свет стоит: «Ты что, дурак? Не понимаешь, что троим мужикам и этих-то четырёх бутылок будет мало». Жаль, что в то время водку могли купить даже малолетки. Теперь бы я не знал такого презрения в родимых очах. Наверное, поэтому я и не пошёл в педагогический институт после окончания школы, помня провал своего воспитательного эксперимента. К чему бы это я всё. Да к тому, что сам себе удивляюсь, как в такой атмосфере, где пьянство если и считалось пороком, то одновременно являлось и нормой жизни, вырос трезвенник. Ну, вот, заведёт сейчас про взросление, про растущее сознание, сразу выскажут мнение некоторые наиболее догадливые и ошибутся. Потому, как мне кажется, что решающим фактором столь нетипичного отклонения в пристрастиях явился финал обычной вечеринки. Не помню, что уж там за праздник был. Наверное, очень большой, потому как мой папенька с моим дядюшкой наклюкались весьма основательно. Так наклюкались, что тётушка моя, она же крёстная, не смогла своего нетранспортабельного муженька до дому баиньки донести. И пришлось тёте с дядей остаться ночевать у нас, хотя места было очень и очень мало, так как жили мы тогда в узкой полуподвальной комнатёнке, где и троим то было тесно. А тут ещё двое взрослых, да совсем кропельная двоюродная сестрёнка, которая к тому времени едва ходить научилась. Чтобы вас, уважаемые читатели, не утомлять, сразу перехожу к сути, то есть к финалу этой истории. Я даже традиционное похмелье пропускаю на следующий день, которое плавно перешло в такую же пьянку. Но и про него рассказывать особо нечего. Пьянка, как пьянка. Неинтересно. Поэтому в моём детском сознании она особенно и не отложилась. А вот что запомнилось, так это пробуждения после первого дня пьянки, то есть до начала опохмелки. Проснулся же я не от того, что в туалет захотел, а от жаркой дискуссии, которая проистекала хотя и шёпотом, но весьма темпераментно. Папенька спорил с дядей, а дядя с папенькой насчёт происхождения неизвестного материала, лежащего на полу. Каждый из оппонентов держал образец в руках и жарко доказывал другому истину. Причём в доказательство каждый из спорящих сначала нюхал неизвестный состав сам, потом давал понюхать родственнику.
- Говно, - настойчиво утверждал один.
- Фарш, - непоколебимо возражал другой.
Виновница спора, моя двоюродная сестрёнка, спала. Про неё видимо попросту забыли, поэтому и дискутировали. Третейским судьёй оказался я. У меня, как и полагается судье, сомнений не было. Но после моего триумфального вмешательства у меня вовсе не возникло чувство победы, и смеяться над взрослыми желания не возникло. В то утро я впервые задумался о всеобщем явлении пьянства не как о норме жизни, а как о ненормальности. И такое нетрадиционное мнение сохранилось у меня по сей день. Не хочется мне путать говно с фаршем.