1

Семён сидел за столиком в маленьком и пустом в эти дневные часы кафе, потерявшемся в закоулках города, обхватив голову руками и все сильнее сжимая зубы. В кафе было душно – кондиционер еще не принес той свежести и прохлады, которая так манит посетителей в жаркий день поздней весны. Обрывки мыслей метались в голове как стая вспугнутых ворон. Кофе перед ним давно остыл и бармен, рослый, мускулистый парень с лицом вышибалы, уже с нетерпением всё чаще посматривал в его сторону.
"За что?! За что мне такое?!", - из множества мыслей вырывалась одна. И, разевая вороний клюв, кричала она в голове Семёна, разрывая свои голосовые связки в кровь.
Потом, как из глубины, всплыла мысль о сигаретах - будто бы курение успокаивает, и надо достать их. Семён засунул руку в карман куртки, где лежала пачка крепких сигарет «Конгресс».
Тут же перед глазами встала, как на экране слайдпроэктора, картинка, где он прикуривает Наташе сигарету. Он всегда прикуривал две сигареты, сидя на краю постели, когда она, раскрасневшаяся, с блестящими глазами, откидывалась на подушку. Одну он протягивал ей, другую выкуривал сам. Это был его неизменный ритуал.
У Семёна непроизвольно сжались кулаки, сминая и ломая сигареты.
- Черт! Черт! Черт! Да пошло все к черту! – швырнул смятую пачку в пепельницу, не попал и со всего размаху ударил кулаком по столику. Чашка кофе мгновенно перевернулась, и кофейное пятно расплылось по накрахмаленной белоснежной скатерти. Пепельница подпрыгнула. Это немного привело его в чувство, и он заметил, как бармен решительным шагом направляется к его столику. Парень шел с видом человека, готового к серьёзному разговору. Семён кинул на столик купюру, в десять раз превышающую стоимость чашки кофе, высыпал в пепельницу остатки изломанных сигарет, отряхнул от табачной крошки ладони, выразительно посмотрел на приостановившегося бармена и направился к выходу, на ходу доставая брелок с дистанционным зажиганием от мотоцикла.



2
Наташа оглядела себя в зеркало и посмотрела на часы. До прихода Евгения оставалось еще десять минут. Именно десять. Не пятнадцать, не двадцать. А именно десять. Евгений был настолько пунктуален и точен, что это каждый раз удивляло и восхищало Наташу. Невзирая на пробки, поломку машины, дотошных инспекторов ГБДД, задержки на работе, многочисленные деловые встречи и ответные визиты, Евгений всегда умудрялся приходить на встречу с ней минута в минуту. А для заместителя директора одной из крупных строительных фирм в области это было просто подобно подвигу героя, по мнению Наташи. Для неё самой это было удобно. Непунктуальный и неаккуратный любовник, в конце концов, может допустить оплошность, которая очень и очень дорого будет стоить замужней молодой женщине.
- Точность – вежливость королей, - сказала Наташа своему отражению. Скорее даже не сказала, а промурлыкала. Игриво, нараспев.
- Король! Мой король! – воскликнула она и с испугом посмотрела на телефон.
«Не позвонить ли еще Семену?», - мысль о том, что муж может вот так просто взять и расстроить её свидание, каждый раз беспокоила и огорчала её. «Да нет же, нет! Он снова точно зависнет до утра со своими дружками! Тоже мне… байкеры! - Наташа усмехнулась, - мотаются по улицам на своих мотоциклах. Как пацаны, честное слово! Глупо! Взрослые, серьезные мужики! Другие в казино отвисают, голубей на полигоне стреляют, в Анталию ездят, с аквалангами ныряют… А эти…».
В сотый раз, придирчиво осмотрев себя в зеркале, поправив воздушной тонкости пеньюар, который Семен привез ей из Англии, и, улыбнувшись своему отражению, Наташа вышла в прихожую и встала у двери, прислушиваясь – не открываются ли двери лифта? Она распахнет ему дверь, он войдёт – большой, сильный, уверенный в себе мужчина. От него будет пахнуть дорогим одеколоном и страстью! Страстью! Его запах сводил её с ума, заставлял быть одновременно счастливой как богиня и послушной как рабыня! Запах страсти!
Наташа зажмурила глаза и прижалась щекой к деревянной лакированной облицовке двери. Из груди её вырвался хриплый выдох.
«Король… Мой король. Ты мой», - её ногти непроизвольно заскользили по двери, как скользили по его спине. Широко распахнув глаза, Наташа поняла, что её сердце остановилось от одних только мыслях о Евгении. Остановилось… и снова пошло. В двадцать три года сердцу еще ничего не мешает стучать громко и размеренно.


3
«Ямаха» уже стоял с работающим мотором, когда Семен вышел из кафе. Засунув руки глубоко в карманы куртки, Семен никак не мог собраться с мыслями. Смотрел, как проносятся машины по дороге, спешат куда-то прохожие.
Солнце взошло довольно высоко и постепенно нагревало асфальт. Прохожие шли, обтекая стоящего посредине тротуара Семена. Некоторые с удивлением смотрели на его мотоциклетную куртку. В такую жару и в куртке? Все спешили, все куда-то стремились, у всех были какие-то дела.
- А мне уже некуда спешить, - пробормотал он, глядя на парочку молодых людей, парня и девушку, идущих со счастливыми улыбками в очередной свой час вдвоём. Девушка держала своего провожатого за кончики пальцев и улыбалась тому, что её кавалер так увлеченно ей рассказывал.
- Не надо спешить домой. Там меня уже никто не ждет, и, оказывается, очень давно. Не надо спешить на работу. Мой заместитель прекрасно меня заменяет даже в моей собственной постели. Мне не надо уже вообще никуда спешить, – Семён горько усмехнулся и заглушил мотор мотоцикла.
Так и не решив, куда ему сейчас хочется ехать, купил в ларьке сигареты и, сев боком на обтянутое кожей седло «Ямахи», закурил.
Пыл и гнев, который распалил его мысли в кафе, понемногу стал гаснуть.
Мысли продолжали суетиться в голове, но уже приобретали холодный, расчетливый оттенок. Выстраивались стройными отрядами задумки о мести. О мести им обоим.
Его уволить и не дать больше нигде возможности найти работу в городе даже грузчиком - слишком просто. Разорить, растоптать всеми возможными способами, подставить финансово, наделать на его имя долгов, а потом отдать на растерзание «фирмам по решению вопросов с должниками»?
Её… А её… Тут мысли Семёна встали. Что можно сделать с женщиной, которую любил, боготворил, носил на руках, потакал всем её капризам и прихотям? А ничего.
- Ничего я с ней сделать не смогу. - Эта мысль неожиданно совсем успокоила его. - И не хочу.
Боль в душе и обида червяками пытались возродить гнев и жажду что-то делать, куда то бежать, ехать, что-то предпринимать.
Из всего вечера, когда Семён так не вовремя приехал домой, чтобы захватить подарок ко дню рождения своему старинному школьному другу, по прозвищу Выдра в среде байкеров, и директору транспортной фирмы в миру, помнил очень мало деталей. Помнил только до истерики испуганные глаза Наташи, закутавшейся в одеяло и забившейся в угол кровати. И долгий, тяжелый и, в общем - то, бессмысленный разговор с Евгением на балконе.
Долгий оттого, что уже никогда не подобрать им обоим нужных слов. Тяжелый оттого, что слишком весомые слова надо было говорить. Ненужный оттого, что разговор этот все равно ничего и никогда не принесёт. Ни плохого, ни уже хорошего.
В тот вечер выкуренные сигареты уже давно не помещались в пепельнице. Тут же на полу балкона была брошена байкерская куртка Семена, среди цветов в горшках был засунут завернутый в яркую блестящую бумагу подарок Выдре. Евгений с разбитым лицом, которому Семен позволил надеть рубашку и брюки. Его сбивчивые попытки оправдаться, что он, дескать, любил Наташу, что произошло все случайно, они на днях вдвоем собирались объясниться с ним. Все это сейчас казалось Семену далеким и мелким.
Под балконом третьего этажа росли липы. Майскими вечерами он любили с Наташей пить на балконе чай и дышать медовым ароматом цветущих лип. Улыбаться друг другу, говорить нежные слова, разговаривать о будущем отпуске и куда они поедут в этом году.
Семён слушал бормотания Евгения в пол-уха. Ему были не понятны никакие объяснения человека, которому он доверял свою фирму, свои дела, который имел доступ к банковским счетам и был вхож в его дом. Был его другом, в конце концов. Человека, который сидел сейчас в окровавленной рубашке и пытался что-то лепетать о любви и дружбе.
Семен выронил из пальцев сигарету и молниеносно ударил Евгения в лицо. В комнате вскрикнула Наташа.

4
От непривычного случайного сорта табака во рту стало горько и сухо. Отшвырнув с отвращением недокуренную сигарету, Семён надел шлем.
На душе было пусто и гадко.
Для проездов по городу на спортивном мотоцикле, которые он так любил ночами, сейчас не самое лучшее время. Пробки, на каждом углу посты ГИБДД, пешеходы, которые считают, что перебегают дорогу быстрее, чем движется мотоцикл.
Плечи и спину под кожаной курткой изрядно начало припекать, и надо было куда-то ехать. Ехать. Ехать. Ехать.
Привычно послушный «Ямаха», почувствовав хозяина, выехал на дорогу и пронес Семёна за считанные секунды пять кварталов до проспекта. На проспекте уже можно было, не сбрасывая скорости, отдаться дороге и выкинуть на время все плохие мысли из головы.
До своего офиса Семену ехать было пятнадцать минут.
- Евгений Александрович был? – спросил Семен секретаршу, на ходу снимая надоевшую куртку.
- Нет, Семён Владимирович, его не было, и он не звонил, – секретарша Полина, «серая мышка», но знающая свою работу делопроизводитель, попыталась нарисовать улыбку на лице и понять, как угодить шефу, который, мягко говоря, она видела это, был не в духе.
- Еще бы он был, – проворчал Семён. – Полина, меня нет десять минут, потом краткую сводку по последним объектам, заявкам, поставкам и выполнениям работ от прорабов. И заявку на последнюю застройку обязательно. – Голос шефа был как всегда деловит и твёрд.
- Хорошо, Семён Владимирович. Уже все готово.
Семен задержался в дверях своего кабинета.
- Полина, я все время удивляюсь, разве можно постоянно быть на минуту впереди моей мысли? Как тебе это удается?
- Я просто хороший секретарь, Семён Владимирович, - Полина смущенно улыбнулась. Как она еще могла ответить, что для человека, которого она тайно любила, готова не только предугадывать мысли и желания. Но куда ей, простой секретарше, соперничать с его красавицей женой.
За Семеном закрылась дверь кабинета, и Полина спрятала лицо в ладони.
- И не только хороший секретарь, - прошептала она.
Для того чтобы через десять минут войти в кабинет к шефу, надо было подготовиться.
Кроме будничных отчетов и докладов с объектов застроек она собиралась принести ему еще одну папку, обычную пластмассовую зеленую папку, которую хранила за кофейным столиком в стене за отошедшей декоративной панелью. Материал для этой папки она собирала почти полгода, по крохам.
Скрупулезно выискивая в грудах смет, актов, договоров, счет-фактур тонкие ниточки хитросплетенной и грамотно ведущейся игры, о которых она только смотрела в кинофильмах про корпоративные интриги. Наткнувшись случайно шесть месяцев назад на нотариальный бланк завещания фирмы жене Семена в случае его смерти, посчитала простой формальностью. Но всего лишь раз, обратив внимание на завещание, она уже не смогла выкинуть его из головы. Что-то не давала ей покоя.
Только спустя месяцы, раскапывая и сопоставляя нужное и ненужное, перебирая ворохи бумаг, копируя и разбирая счета и сметы, подписи и заявки, договора и требования, которые проходили через неё, подслушивая в щелочки дверей и параллельные телефоны, Полина пришла в ужас.
От того, что она поняла из собранных ею материалов, ей стало настолько дурно, что, отпросившись в тот день, ушла домой. И заперев за собой дверь своей крохотной квартирки, сползла по стене на пол.
Придя в себя, Полина обнаружила, что сидит на полу, в сапожках и курточке. Из расстегнутой сумочки на пол рассыпалась мелочевка. На мобильнике настойчиво мигал огонек пропущенного звонка. Звонила мама. А её с трудом отращиваемый маникюр перестал существовать – она попросту пооткусывала его до мяса. Полина долго и непонимающе смотрела на кровоточащие пальцы.
Ту тоненькую, почти незаметную веревочку, что поймала она, случайно увидев завещание на жену Семена, Полина проследила по всей паутинке, что медленно и аккуратно сплеталась вокруг него. Тонкая, прочная, умелая паутинка. Липкая. Смертельная. Которая в конечном итоге затягивалась в узелок и убивала человека, которого она пусть тайно, но любила. Пусть только в своих мечтах. Но любила.
И всё это хитросплетение было аккуратно собрано и разложено ею по датам договоров, номерам актов, счет фактурам, сметам в одной единственной зеленой папке.
Полина отняла ладони от лица и вздохнула. Она готова идти в кабинет к шефу.
Собрав рабочие бумаги в стопку, она накрыла ими зеленую пластмассовую папку. Прикрыла глаза.
- Нет. Я не ошиблась. Семёнушка, они хотят тебя погубить.
Дверь в кабинет к шефу открывалась непривычно тяжело, руки и ноги были как ватные.
Семен в привычной для него позе сидел перед компьютером и читал электронную почту. Оторвался от монитора и улыбнулся девушке.
- Ну откуда ты такая взялась исправная? – засмеялся Семен, глядя на часы. – По тебе секунды можно проверять.
- Семён Владимирович, вот … - Полина протянула зеленую папку.



5
Наташа лежала на полу кухни, прижав пылающее лицо к холодному полу, судорожно и сухо всхлипывая, поджав ноги и пытаясь закутаться в остатки пеньюара, который, уходя, разорвал на ней Семен.
- Какая же я дрянь … - её шепот был хриплым, пересохшие губы слушались с трудом. Хотелось пить. Истерика обессилила её, и Наташа не могла подняться. При каждой попытке встать в глазах темнело и кружилась голова.
С момента ухода Семёна прошло уже очень много времени. Всё происходящее помнилось ей как бы со стороны.
Вот Семен входит в их спальню. Вот он стаскивает с кровати Евгения за волосы и начинает его избивать.
Вот мужчины курят на балконе, и Евгений пытается что-то объяснять мужу.
Вот Семён смотрит ей в глаза.
Вот она стоит практически голая и беззащитная. Тончайшая изысканная ткань не смогла противостоять сильным и натренированным его рукам. В его глазах только лёд.
- Почему ты не ударил меня, почему не плюнул мне в лицо … Я ведь дрянь … Я грязная дрянь … - шептала Наташа, и новая волна слез с удушающей силой накатилась на неё. – Как я могла так поступить? Как мне теперь жить? Как? Как?! И зачем мне теперь так жить … – из сцепленных зубов вырвался стон горя и отчаяния. Наташа опрокинулась на спину и потеряла сознание.
Евгений сидел на балконе и курил. Он слышал, как щелкнул замок двери, закрытой Семёном. Слышал, как рыдала в комнате Наташа, как звала сначала его, потом Семёна, затем снова его. Разбитое лицо болело. Правый глаз затек и плохо открывался – Семён не зря проводил время в спортзале. В голове шумело и Евгения тошнило.
«Ну вот, устроил мне сотрясение», - обескуражено подумал он.
Сигарета выпала из трясущихся пальцев. Евгений прислушался к звукам в комнате – Наташиных рыданий слышно не было. Зайдя в комнату, он огляделся. Было ощущение, что он в квартире один. Сквозь открытую дверь спальни была видна смятая постель, его пиджак на полу и огромный смешной плюшевый медведь по прозвищу Сёмка. Наташа укладывала его с собой в постель, когда Семён уезжал из дома в командировки. Девушки в спальне не было. Зал был тоже пустой. В кабинете Семёна её искать точно не следует. Евгений прошел на кухню.
Наташа лежала на полу. Мокрые волосы прилипли ко лбу, когда-то красивое лицо опухло, и было мертвенно бледным. Ни одной кровинки в лице. Губы посинели. Обнаженная грудь неритмично вздымалась при каждом вздохе. Хриплое, сухое дыхание резало слух.
Евгений снял рубашку и намочил её под краном. Стал вытирать своё лицо, морщись от боли.
Оперевшись о раковину он наблюдал, как высохшие Наташины губы, такие живые и неутомимые несколько часов назад, вздрагивают и неестественно двигаются, как будто девушка гримасничает и корчит рожицы. Рожицы были страшными и отвратительными. Евгений брезгливо поморщился и с силой ударил Наташу ногой по ребрам. Девушка закричала, открыла глаза, и тело её выгнулось дугой.
- Самоуверенная сука, - проговорил Евгений, стоя над телом извивающейся от боли Наташи. – Ты должна была знать, что он вернется! Должна! – голос Евгения сорвался в крик. – Ты видела этот грёбаный подарок! И он за ним вернулся! Ты погубила всё! Абсолютно всё! Ты всё сломала! Виновата только ты! – И Евгений со всей силы ударил Наташу ногой в лицо. На белое ковровое покрытие с рисунком кошачьих лапок брызнула кровь. Девушка перестала кричать после четвертого удара.
Всему в этом мире наступает конец. Даже кошмару.
Когда лицевая кость девушки не выдержала, и раздался треск, как будто сломали ветку, Евгений остановился, опустился сперва на колени, потом лег на пол. Откинулся на спину. Тяжело дыша, лежал на полу и смотрел, как на Наташиных губах надувается кровавый пузырь.
«Дышит еще, - подумал Евгений и перевернулся на бок, - дышит, гадина».
Подобрал под себя ноги, он с трудом поднялся и побрел к двери. Кухня плыла перед глазами. Запнувшись о раскинутые Наташины ноги, чуть не упал, но, ухватившись за кухонный шкафчик, удержался. Измазал и смахнул несколько приклеенных к дверце липких листочков, на которых Наташа писала мужу записки. На чистой и светлой дверце шкафчика остался кровавый отпечаток его ладони.

6

- Семён Владимирович, к вам следователь, - оповестила Полина о посетителе.
В кабинет вошел мужчина лет сорока, в кожаной куртке и брюках. Туфли были в пыли – следователь добирался на общественном транспорте.
- Здравствуйте, – следователь посмотрел на Семёна и, получив молчаливое согласие, сел. Семён не встал навстречу посетителю и руки не подал.
Пауза затянулась. Следователь решил, что пора заканчивать молчаливую дуэль, откашлялся.
- Семён Владимирович следствие по делу вашей жены закончено. Евгений Грачев признался не только в нанесении увечий вашей супруге, но и в использовании психотропных средств.
А теперь давайте без протокола. Вы злы на нас, что мы перехватили Евгения до того, как его нашли ваши головорезы. Ну, открутили бы они ему голову и что? Вам бы стало легче? Нет. Не стало. Как и не легко теперь.
Семён скомкал рукой листок бумаги, кинул его в угол комнаты, но промолчал.
- Вы согласны со мной, Семён, что после суда вам его уже не достать, поэтому успокойтесь.
И тут Семён не выдержал.
- Я бы посмотрел на ваше спокойствие, когда вашу жену ваш же друг изуродует и бросит умирать на кухне! – слова вырывались сквозь зубы.
- Я прошу вас, не надо наш разговор продолжать на повышенных тонах.
Следователь молча и терпеливо ждал, пока хозяин кабинета перестанет метаться из угла в угол и снова сядет за стол.
- Всё. Всё! Я спокоен и слушаю вас. – Семен откинулся на спинку кресла и выжидательно посмотрел в глаза следователю.
- Тут все стало ясно, когда выяснилось, что завещание фирмы оформлено на вашу жену. Евгений Грачев не придумал ничего оригинального. Он, пользуясь каплями и маслами из сексшопа, подавил психическое и эмоциональное сопротивление вашей жены. Подчинил её себе. Она стала послушной куклой в его руках. В своих мыслях она думала, что любит этого человека, все его прихоти и желания исполняет по доброй воле, но на самом деле это происходило только под влиянием химии. Только благодаря полученным глубоким потрясениям, вызванным вашим неожиданным появлением, разборкам, что вы учинили над Грачевым на её глазах, она смогла выйти из того дурмана, что навязал ей Грачев.
Я уже выделил в отдельное уголовное производство эпизод по факту продажи изъятых из незаконного оборота психотропных средств. Делом заинтересовались свыше. Я думаю, что их изымут из продажи или, по крайней мере, сменят торговое название. Или заставят меня прикрыть дело. Слишком большие деньги крутятся в тех слоях, где торгуют медикаментами и сексстимуляторами.
Но я продолжу о нашем насущном.
Как выяснилось в ходе допроса Евгения, он готовил покушение на убийство на вас, Семён. Дела по перехвату фирмы в свои руки он готовил давно; кстати, нам очень помог материал, который так удачно собрала ваш секретарь. Да, тот, что был в зелёной папке. Хороший у вас секретарь, Семён Владимирович. У вас бы просто отказали тормоза мотоцикла в один прекрасный момент. Вы же так любите его, с такой регулярностью ставите на техобслуживание в мастерскую. Слесарь из этой мастерской уже у нас. И даёт показания против Грачева.
Я продолжу. Управляя наследницей фирмы как марионеткой, Евгений Грачев добился бы от нее передать ему право первой подписи и стал бы фактическим и, по сути, единственным хозяином фирмы.
Вы не вовремя вернулись за подарком другу, Семён Владимирович. Или слишком поздно. Или были слепы, как и все похожие друг на друга новоиспеченные бизнесмены, которые имеют хороший бизнес, умеют хорошо работать и зарабатывать деньги и содержать красавицу жену. Благодарите Бога и вашего секретаря, Семён. Благодарите его величество Случай, за то, что Полина именно в этот час принесла вам папку, когда на полу кухни умирала ваша жена. Идите в церковь и скажите спасибо всем святым угодникам, что вы успели вызвать «скорую».
- Семён Владимирович, мне искренне жаль, – сказал следователь вставая. – Я видел фотографию вашей жены до и после того дня. Она действительно красивая женщина. И, - следователь приостановился в дверях, - я ничего не буду делать, когда моя жена будет умирать на полу кухни. У меня нет жены; и у меня нет друзей, Семён.
Дверь за следователем закрылась очень тихо. В кабинет заглянула Полина.
Семен сидел в кресле, уронив лицо в ладони, и плакал. Плакал так, как могут плакать только мужчины. Беззвучно. Горько. Без слёз.


Семён сидел на стуле в палате отделения нейротравмы. Перед ним в двух шагах, на кровати, в гипсе на лице, опутанная кислородными трубками и капельницами лежала его жена. За все дни, проведенные в больнице перед кроватью, на которой лежала изуродованная Наташа, Семён состарился, осунулся, почернел лицом. Он не отходил от неё ни на минуту. Ел только то, что приносила ему Полина, спал тут же в палате на стульях. Ни с кем не разговаривал и никого, кроме Полины, не хотел видеть. Медицинский персонал встречал с подозрительностью сторожевого пса. Омывать Наташу он не доверял никому, только Полине. А ночами санитарки случайно наблюдали, как он, сидя на полу, до утра держал жену за руку, разговаривал с ней, а с рассветом забывшись тут же, на полу, сквозь сон просил у неё прощения.
Полина взяла на себя всю посильную работу по управлению фирмой. Приносила в больницу бумаги, которые требовали личной подписи Семёна. А когда все суетливые проблемы по фирме заканчивались, вместе с ним до утра проводила время в палате, пытаясь помочь или хотя бы быть рядом. Девушка терпеливо сносила все вспышки гнева, которые позволял себе Семён. Терпела и часы его отстранённости от мира, когда этот надломленный мужчина часами сидел в углу на полу. Как с маленького ребенка стаскивала с него грязную одежду и бельё, уносила домой и стирала; заставляла его бриться или брила сама, загоняла в душ. Терпела Полина и то, что Семён от случая к случаю, ни слова не говоря, бесцеремонно входил в неё глубокими ночами в закутке прокуренного коридора возле ведра, полного окурков и пустых пивных бутылок. Только еле слышно вскрикивала и сжимала зубы. После таких минут Семён сразу засыпал на тех же стульях в палате. Но уже не бормотал во сне имя жены, а спал спокойно и крепко.
Шла четвертая неделя с момента, когда Наташу в коме увезла из дома «скорая помощь».
Врачи не делали никаких оптимистических прогнозов.
- Она молода, здорова, полна сил. Мы сделали, всё что могли. – Говорила хирург, которая складывала переломанные кости на лице Наташи. – К нам и не таких привозят, - с усталой грустной улыбкой закончила она, когда Семён пять часов, прождав в коридоре операционного блока, с немой болью и вопросом смотрел на врача. – Но сильно поврежден мозг. Многочисленные гематомы сделали своё дело.
- Теперь самое трудное – ждать улучшения. И вам, Семён, приготовиться к тому, что её лицо будет теперь несколько не так красиво, как раньше. Извините, но врачи не боги.
Спустя еще две недели, не выходя из комы, Наташа умерла.