Баба Лида была напугана неожиданным несчастьем. Её такой крепкий супруг, которому, как ей всегда казалось, износа не будет, вдруг начал помирать. И в какие туманные фразы не облачали врачи истинное состояние здоровья Егорыча, баба Лида поняла – это конец. Но одно дело понять умом и совсем другое – осознать. Всё её существо воспротивилось и не хотело воспринимать действительность. Бабу Лиду не пугало даже то, что она сама сильно сдала за последнюю неделю. Всё это было в порядке вещей, раз она всё время проводила у постели умирающего супруга. А более всего вероятно повлияло то, что жизнь её теперь вроде бы теряла смысл по мере угасания мужа. Даже когда Егорыча в своё время посадили за растрату, когда она осталась с двумя малолетними детьми на руках, пребывая в растерянности, и то Лида не ощущала столь глобальной подавленности. Конечно, арест и смерть вещи несопоставимые, хотя может и бывает арест хуже смерти. Но ведь жива надежда. А в данном случае лишь память остаётся. Память у детей, внуков, у неё самой. Такие мысли привели старушку в ужас и она торопливо перекрестилась. «Господи, что это я заранее его хороню. Грех то какой. А ведь жили то мы…». Баба Лида задумалась. А как они жили? Как все? А кто все то? Где их, одинаковые семьи найдёшь? Точно также как и святых не сыщешь. И её Егорович тоже им не был. Путался с этой татаркой, с которой вместе в одном обувном магазине работал. Да и пил часто. Зарплата маленькая, а выпить находил. Этот парадокс не столько удивлял, сколько возмущал. Слава Богу, хоть не буянил, не скандалил, а тихо в подпитии ложился спать. А ведь так далеко не все ведут себя. Вон у её сестры Димка, чуть выпьет и сразу мат перемат в доме. А то, что он не бьёт Аньку, а просто орёт, так это не оправдание. Что ни говори, Егорович в этом отношении не чета Димке. Пусть и денег мало в дом приносил, так ведь не всем же много зарабатывать. Как-никак всё же легче, чем совсем без мужа. Вон как туго пришлось, пока в колонии отбывал супруг. Слава Богу, Анатолий Иванович, директор магазина, маленько помогал. Да и в буфет её устроил. Всё полегче стало. А ведь и самому Анатолию Ивановичу не сладко пришлось. Чуть с должности не сняли. Сколько пришлось раздать на лапу – это лишь Бог кроме Анатолия Ивановича знает. Хотя и Егорович молодец. Всю вину за недостачу на себя взял. А то бы и дали больше, как за групповуху, да и человек бы пострадал ни за что.
- Лида, Лида.
Старушка от тихого голоса супруга вздрогнула, словно услышала зов из могилы. Осенив себя знамением от столь ужасных мыслей, засеменила к ложу умирающего.
- Наклонись! – вполне внятно не попросил, но приказал Егорович.
- Да я тебя слышу, слышу, - постаралась успокоить мужа баба Лида.
- Наклонись! – ещё более властно повелел супруг.
Баба Лида послушно, чтобы только не раздражать больного, склонилась к осунувшемуся лицу супруга. Егорович скосил глаза в сторону двери и шёпотом потребовал:
- Закрой дверь!
- Зачем, Егорыч? В квартире всё равно никого нет. Да и откуда взяться посторонним.
- Точно никого нет? – настойчиво уточнил супруг.
- Господь с тобой, Егорыч. Чего боишься то?
- Так никого? – покрываясь от напряжения испариной, продолжал допытываться супруг.
- Никого, никого, - обтирая небольшим махровым полотенцем лицо мужа, успокоила больного баба Лида.
- Слушай внимательно, - ещё более тихо зашептал больной, - когда умру, сходишь к Анатолию Ивановичу. Он хранит мои деньги. Он тебе всё объяснит, что и как делать.
Решив, что начинается агония и больной попросту бредит, баба Лида испуганно отшатнулась. Откуда у мужа могли быть деньги. Обувной магазин не буфет, там ни обсчитаешь, ни обвесишь. Баба Лида беззвучно заплакала.
- Перестань хлюпать. Ты поняла, что я тебе сказал?
- Поняла, поняла, - поспешно, скороговоркой зачастила баба Лида, - сходить за деньгами…
Договорить она не успела. Егорович с неожиданной силой сжал жене руку:
- Тихо!
Прикрыв глаза, Егорович ослабил хватку. Такие усилия, вероятно, оказались слишком тяжелы для него. Больной немного полежал с закрытыми глазами, а открыв их, снова повторил приказ:
- Тихо! – а затем столь же властно, но явно обессилено добавил - Наклонись!
Послушно выполнив просьбу, баба Лида опять попыталась обтереть испарину с лица супруга, но тот нетерпеливо сделал запрещающий жест и снова забормотал:
- Никому об этом не говори. Сходишь к Анатолию Ивановичу. У него наши деньги.
Не веря услышанному, баба Лида, тем не менее, со всем соглашалась.
Не знаю, решилась бы баба Лида идти к бывшему начальнику своего мужа, если бы тот сам после похорон, отведя её в сторону, повелел:
- Приходи ко мне, как немного придёшь в себя. Супруг то тебе сказал, поди?
Опешившая баба Лида лишь растерянно кивнула.
Через несколько дней баба Лида узнала, что стала обладательницей довольно значительного состояния. Удивлению её не было пределов. Она не в состоянии была понять, как обыкновенный продавец, обыкновенного маленького обувного магазинчика сумел накопить такую сумму. Хотя она сама в своём буфете постоянно торговала «на себя», отдавая часть заработанного начальству, чтобы «не видели» как она торгует своим кофе. Вернее кофе было государственное, а вот сгущёнку в пятилитровых банках приходилось покупать по большому блату. Экономить на сгущёнке не получалось. Однако, не смотря на такой опыт подпольной торговли, бабе Лиде и в голову не могло прийти, что и через этот маленький магазинчик шла такая же бойкая торговля неучтённой продукцией с местной обувной фабрики. А недостача? Недостача получилась нечаянно, когда в спешке перед нагрянувшей проверкой пришлось вывозить нигде не числившуюся по документам обувь. Но эту тайну баба Лида так никогда и не узнала. Егорович её свято схоронил.