- Лейтенант! – старпом был краток. – Дуй на бербазу, оформляй получение десяти АКМ-ов. Личный состав уже там. На КАМАЗе едете в Ригу в Дом офицеров.
- А что делать-то будем, товарищ капитан третьего ранга? – спросил штурманёнок.
- С вами поедет помощник командира бербазы, он и объяснит по дороге. Форма одежды – парадная.
Облачившись в золотые погоны и вооружившись кортиком на золотом ремне, лейтенант пришел на береговую базу, где его уже ждали десять матросов с его экипажа и капитан-лейтенант с тремя своими, бербазовскими моряками – они имели на вооружении новенький Военно-морской флаг. Получив оружие, они загрузились в КАМАЗ и поехали в Ригу.
- Что делать будем? – спросил лейтенант.
- А черт его знает! Там объяснят, - не прояснил ситуацию каплей.
В Доме офицеров их встретил помощник военного коменданта гарнизона:
- Сегодня проводы в армию призывников. Собираются сами призывники, ветераны. В президиуме будет сидеть Военный комендант Латвии, - помощник коменданта многозначительно поднял указательный палец. – Ваша задача, лейтенант, в нужный момент выйти с флагом через боковые двери в зал, пройти до сцены и простоять там минут пять. Затем обратным порядком выйти из зала через те же двери. Одновременно с вами пойдут еще две группы с флагами: пехота и авиация. Это все! Просто и быстро.
- А как насчет репетиции? – спросил лейтенант.
- Что тут репетировать? Услышал, как заиграл марш, двери в зал откроются – и пошли! Впереди – три бойца с флагом, за ними – десять человек почетного караула, замыкающий – офицер. Какие тебе еще репетиции?
- Ну, хорошо, попробуем, - с сомнением ответил лейтенант.
- Я тебе «попробую», - подполковник опять погрозил пальцем. – Не забывайте, что на сцене будет сидеть Военком Латвии – целый генерал-лейтенант! Чтобы все сделали четко, смотрите у меня!
- Может, меня впереди пустить, перед флагом? Как-никак, музыкальное образование за плечами, смогу отличить марш от вальса. А бойцам, как обычно, медведь на ухо наступил, еще перепутают чего-нибудь, - выразил сомнение лейтенант.
- Сзади пойдешь, все уже утверждено, - отрезал подполковник и ушел встречать коллег из братских родов войск – пехоту и авиацию. А лейтенант отправился инструктировать своих бойцов.
Когда мероприятие началось, люди были готовы – стояли в ожидании команды. Знаменосец с флагом впереди, за ним – двое с автоматами, через промежуток – остальной почетный караул в колонну по два, лейтенант – на шкентеле.
Здание Дома офицеров строили не в наше время, а еще при царе-батюшке: стены толстенные, двери огромные и не менее толстые, чем стены, звуконепроницаемые. Лейтенант заволновался: вдруг марш не услышим, опоздаем с выходом, ведь просил же поставить меня впереди, уж как-нибудь сориентировался бы, переживал он.
Тут в холле нарисовался подполковник.
- Как дела, моряки? – бодренько поинтересовался он.
- Товарищ подполковник, ничего же не слышно из зала, может, двери приоткрыть, чтобы не прозевать выход? – предложил лейтенант.
- Хорошая мысль, сейчас распоряжусь, - ответил помощник коменданта и исчез.
«Интересно, а кому он пошел «ценные указивки» выдавать? Мы что, сами не могли двери открыть?» - подумал лейтенант.
Прошло минут пять. Видимо, помощник коменданта отдал соответствующее распоряжение, потому что двери вдруг приоткрылись. Матросы приободрились, оживились – стало слышно, что творится в зале.
Тяжелые створки дверей еще открывались, когда из зала донеслись громкие звуки музыки. Лейтенант узнал гимн Латвии. И вдруг он понял, что произошло нечто ужасное: флаг колыхнулся и поплыл в сторону зала. «Они перепутали гимн с маршем!» - сообразил лейтенант. Останавливать почетный караул было поздно – все тринадцать моряков уже втянулись в зал. Когда флаг поплыл между рядами, люди встали с мест. Лейтенант, идя сзади строя, машинально отметил про себя: «А почему они все встают только сейчас, увидев флаг, а не с началом гимна?» Краем глаза он увидел, как помощник коменданта с перекошенным лицом вбежал в холл с лестницы.
- Не останавливайся, дойдешь до сцены, разворачивай всех и уходи! – яростным шепотом прохрипел подполковник.
Лейтенант кивнул и обреченно вступил в зал. Цепочка его матросов четким строевым шагом дошла до сцены, остановилась и развернулась лицом к залу. Лейтенант тут же скомандовал вполголоса:
- Нале-во! – и они вышли из зала тем же путем, как и вошли. «Вот вам и репетиция!», - невесело подумал при этом лейтенант. Уходя, он заметил краем глаза, как человек в президиуме с погонами генерал-лейтенанта что-то шепчет склонившемуся над ним офицеру, косясь при этом на Военно-морской флаг.
Выйдя из зала, лейтенант несколько минут выслушивал вопли подполковника, прыгавшего вокруг него, разбрызгивая слюни, но ничего не соображал. «Идиоты, козлы безмозглые, опозорили!», - думал лейтенант о матросах. Потом, плюнув и махнув рукой, он вышел из строя, подошел к уже закрытым дверям в зал и приложил ухо к щели. Минут через пять в зале заиграл долгожданный марш. Лейтенант дернул на себя тяжелые створки дверей и, заметив, как из дверей напротив, с другой стороны зала, поплыл в их сторону флаг ВВС, тихо скомандовал:
- Шагом марш, гоблины!
Уже во второй раз за сегодня Военно-морской флаг показался в зале. На этот раз все прошло, как надо: зашли, постояли, развернулись, вышли.
В холле их встретил помощник коменданта:
- Старшего группы – к коменданту гарнизона! – объявил он.
Лейтенант с помощником командира бербазы переглянулись:
- Кого именно? – спросил капитан-лейтенант. – По званию – я старший. Но бойцами командует лейтенант.
Подполковник с минуту разглядывал офицеров, соображая, кого отправить на Голгофу.
- Поедете оба, - нашёл Соломоново решение подполковник.
- А с оружием что делать? – поинтересовался капитан-лейтенант.
- Назначить старшего, и пусть ждут здесь, - распорядился помощник коменданта.
- Артюхин – старший, оружие из рук не выпускать, - приказал капитан-лейтенант, и оба офицера в сопровождении помощника коменданта пошли к выходу.
На улице их ждал патрульный УАЗик. Через двадцать минут оба «провинившихся» офицера стояли в кабинете военного коменданта Риги. Грузный полковник, сидящий за столом, посмотрел на них тяжелым взглядом, достал из стола какой-то листок, и положил его перед собой.
«Записка об аресте» - подумал лейтенант, и он не ошибся.
Выслушав доклад помощника коменданта, полковник решительно взял ручку.
- Вы кто? – спросил он у капитан-лейтенанта.
- Помощник командира береговой базы подводных лодок, - доложил тот.
- Вы? – взгляд коменданта переместился на лейтенанта.
- Командир электронавигационной группы подводной лодки. Разрешите объяснить причину происшествия, - попросил лейтенант.
- Не надо, - отрезал комендант. – Вы, капитан-лейтенант, забирайте личный состав, и в часть. Вам, лейтенант, трое суток ареста.
- Есть трое суток ареста! Разрешите узнать, за что?
Полковник зло посмотрел на лейтенанта:
- За срыв гарнизонного мероприятия. Идите, - полковник протянул записку об аресте своему помощнику. – Заполнишь по дороге.
Пока шли к УАЗику, лейтенант лихорадочно соображал: «Сегодня четверг, а в субботу приезжает жена. Первый раз в Риге, а встретить я ее не смогу, освобожусь только после обеда в воскресенье. Что же делать?»
- Саня, выручай, - он с надеждой посмотрел на капитан-лейтенанта. – Можешь позвонить в Питер моей жене, предупредить, чтобы не приезжала?
- Без проблем, Андрюха. Давай телефон. Да, а что ей сказать?
- Про «губу» не говори. Соври что-нибудь, мол, ушел в море дня на три, а позвонить сам не успел. Пусть сдает билет.
- Лады, сиди спокойно, товарищ дорогой. Девяносто девять процентов за то, что дозвонюсь.
У патрульной машины они расстались. Каплей пошел к автобусу, а лейтенант, в сопровождении патруля, сел в УАЗик. «Охраняют, как преступника», - усмехнулся лейтенант, а вслух спросил у начальника патруля:
- А как же насчет Устава, товарищ майор?
- При чем здесь Устав? – не понял начальник патруля.
- Ну, как же, а то место в Уставе, где говорится, как должен садиться на «гауптическую вахту» офицер? Помыться, побриться и лично на «губу» явиться. А вы меня, как пьянь подзаборную, в грязной луже подобранную, под конвоем в «тюрьму» тащите. Да ещё при полном параде! На «губу», как на праздник!
- Ты меня, лейтенант, уставам не учи, лучше сам вспомни другое место из этой умной книжки.
- Ты это о чем, майор?
Начальник патруля, нахмурившись, покосился на наглого лейтенанта: «Оборзел, лейтеха, на «ты» перешел!». Однако ничего не сказал, вовремя вспомнив, что сам начал «тыкать».
- А о том, что приказания нужно выполнять. Мне приказали доставить вас на «губу», что я и делаю. А дальше – ваши проблемы.
Несколько минут они ехали молча, недовольные друг другом. На одном из перекрестков машина встала на красный свет светофора. Лейтенант посмотрел в окно. «Междугородный переговорный пункт» - машинально прочитал лейтенант вывеску на здании. «Мама родная, вот она, возможность предупредить жену!», - подумал он.
- Товарищ майор, разрешите позвонить в Питер жене, - попросил лейтенант,- я ведь только в воскресенье вечером на волю выйду, а она должна в субботу приехать в Ригу. Мне только предупредить, чтобы не приезжала – полминуты времени займет. Если сомневаетесь, можете патрульного со мной отправить, не сбегу же я, в самом деле.
«Вот она, возможность наказать зарвавшегося лейтенанта», - в свою очередь подумал начальник патруля.
- Не имею права, - ледяным тоном произнес он, не глядя на лейтенанта.
Тот, взглянув на майора, понял, что упрашивать и унижаться бесполезно. Остается надеяться на помощника командира бербазы, что тот выполнит его просьбу не на девяносто девять, а на все сто процентов. «Вот за что я и не люблю «зеленых», - подумал лейтенант, - тугодумы и трусы, вместо мозгов – дубовая чурка». Лейтенант вспомнил, как, будучи курсантом, попал в лапы вот такого же «зеленого» майора. Он, тогда курсант третьего курса, был в зимнем отпуске. Погостив у родителей в Москве, вторую часть отпуска провел в Ленинграде с невестой. Днем гуляли по Питеру, а ночевать он ездил к родственникам. В тот день он, как обычно, стоял на углу улицы Восстания и Невского проспекта, ждал, что быстрее подойдет: автобус на Восстания, или троллейбус на Невский. На противоположной стороне улицы, прямо напротив него, стоял патруль – майор и два курсанта-первокурсника, - все трое в серых шинелях («зеленые», как называли всех сухопутных военных моряки). Так они стояли минут пятнадцать – двадцать, пока курсант не посмотрел на Невский проспект. Оттуда на улицу Восстания заворачивал его автобус. Курсант развернулся и побежал к остановке. Хотя автобус его и обогнал, он вполне успевал добежать, но тут… Сзади послышался стук сапог по асфальту – его догонял один из патрульных:
- Товарищ курсант, вас начальник патруля требует!
Курсант тоскливо посмотрел назад. Майор, гнусно улыбаясь, манил его пальцем. Взглянув в сторону долгожданного автобуса, курсант увидел два или три патруля, стоящих на остановке. «Буду убегать, ведь поймают, ещё подумают - от патруля убегаю», - плюнув с досады (сколько потом еще придется на морозе торчать, пока следующий автобус приедет!), он пошел «сдаваться».
Подойдя к начальнику патруля, козырнул, представился и сразу вручил ему документы.
- Почему убегаете от патруля, товарищ курсант? – Вопрос майора почти поставил в тупик моряка. На глупый вопрос следует и отвечать глупо:
- По асфальту, товарищ майор! – четко, но дерзко ответил «беглец». – Только не от патруля, а за автобусом, - добавил он, подумав, что слегка переборщил для начала.
- Не понял, - взгляд майора не предвещал ничего хорошего.
- Да что тут понимать? Я стоял, ждал автобуса, он приехал, я и побежал. Мы же двадцать минут стояли, смотрели друг на друга, товарищ майор, - попытался пробиться сквозь «дубовую майорскую броню» курсант, - Если бы я хотел убежать, то давно бы это сделал, только не в ту сторону, где стоит еще куча патрулей, а к метро - в толпе попробуй, догони меня!
- Ну-ну, хорошо, - слегка подобрел майор, разглядывая отпускной билет курсанта. – А почему вы в Ленинграде, а не в Москве? До окончания отпуска у вас еще неделя.
«Ему что, придраться не к чему?» – подумал курсант, начиная терять терпение.
- А вы что, сами отпуск в разных местах не проводили? – опять начал дерзить курсант. – В Москве я уже был. Отметки комендатуры в отпускном билете есть. Конец отпуска провожу здесь у родственников. По-моему, это не запрещено.
Поразмышляв, майор пришёл к выводу, что в этом вопросе курсант прав. Закончив с документами, начальник патруля начал пристально разглядывать жертву. «Смотри, смотри, зелень подкильная. Все у меня по уставу, не подкопаешься!» - злорадно подумал курсант, и вдруг заметил, что с Невского начал заворачивать еще один автобус.
- Товарищ майор, с моим бегством от патруля разобрались, документы в порядке, форма одежды уставная, отглажена. Хотите, гимн спою, присягу расскажу или обязанности по уставу, только все это - в следующий раз. Автобус подходит, ехать пора.
Начальник патруля, видимо, понял, что этого курсанта трясти бесполезно:
- Ну, хорошо, идите. И больше от патруля не бегайте!
- Честь имею! – курсант, козырнув, развернулся и помчался к автобусной остановке. «Он сказал – не бегать, а я побежал. У этого идиота ума хватит опять гонца вдогонку послать!» - размышлял по дороге курсант, однако, топота сапог больше не услышал.
Из таких вот нюансов и складывается впечатление о «царице полей пяхоте» у представителей демократичного флота.
Ну, оставим в покое темное курсантское прошлое и вернемся в мрачные лейтенантские будни нашего героя. А остановились мы на том, что майор, не разрешив лейтенанту позвонить в Питер, довез его до гауптвахты Рижского гарнизона и с чистой совестью сдал арестанта начальнику караула.
Тот, подивившись внешнему виду арестованного – при параде, в золотых погонах, в белой рубашке и с кортиком, - тем не менее, «оприходовал» лейтенанта и отправил его в камеру. Кортик, естественно, был изъят и убран для хранения в сейф. Разоруженный лейтенант, правда, взамен отобранного холодного оружия стребовал с начальника караула расписку в приеме кортика, мол, она ему душу в камере греть будет.
Офицерские камеры отделялись от остальных помещений гауптвахты железной дверью, закрытой на замок. Сами камеры офицерского состава, в соответствии с библией военнослужащих – Уставом, - оставались открытыми, даже замков не имели. Через проход от офицерских камер находились аналогичные камеры мичманов и прапорщиков. Услышав, что в их дружный коллектив привели кого-то новенького, арестанты повылезали из своих «одиночек» знакомиться.
Старший офицерского отделения – капитан-десантник – представил лейтенанту по-очереди всех старожилов: шестерых прапорщиков и старшего лейтенанта. Каждого охарактеризовал в двух словах: звание, имя, фамилия, кем, за что и на сколько суток арестован. Подавляющее большинство арестованных сидело за пьянство, один прапорщик – за пререкания с командиром. Сам капитан, как выяснилось из его рассказа, сидел уже восьмые сутки «за пьянство подчиненного личного состава». Такая нестандартная формулировка плюс сама предыстория ареста позволили ему принять старшинство над арестованными из рук целого майора, который сказал, что капитан более, чем он, заслуживает должности старшего камеры, после чего передал младшему по званию свои полномочия.
А история ареста капитана и вправду была своеобразной. В тот злополучный день он вел группу из десяти солдат его роты по Риге. Проходя мимо какого-то дома, один из его солдат попросил:
- Товарищ капитан, здесь живут мои родители. Можно мне забежать буквально на пару минут, поздороваться?
Капитан его отпустил. Воин отсутствовал ровно две минуты. Обратно на улицу он не вышел, а буквально выпал из подъезда. Сколько водки можно выпить за две минуты, чтобы так напиться, капитан не представлял, но факт есть факт: боец был пьян в стельку. Пока капитан решал, что с ним теперь делать, рядом с ними, откуда ни возьмись, материализовался патруль. Картина Репина «Приплыли»: капитан, девять солдат и одно пьяное в сиську тело! В результате все вместе оказались в комендатуре. Разбирательством занимался уже знакомый нам военный комендант гарнизона. Итогом разборок стал арест и пьяного бойца, и капитана на трое суток. Поскольку обезглавленный строй без офицера в город не отправишь, остальных воинов также рассадили по камерам, для профилактики. На следующий день на гауптвахту прибыл прямой начальник капитана - целый генерал. Выслушав объяснения подчиненного, генерал пришел в ярость:
- Что-о-о? Трое суток ареста от коменданта гарнизона? Отменяю наказание! Десять суток подлецу!!! Сколько у тебя было бойцов, столько и суток просидишь, десантник хренов! Это же надо: имея десяток головорезов, не суметь отбиться от какого-то паршивого патруля! Позор ВДВ!
Генерал еще долго бушевал, но капитан этого уже не слышал – он вернулся в камеру, где принял старшинство из рук майора.
- Ну, а вы, лейтенант, за что и кем арестованы? – закончив с представлением арестованных, спросил капитан.
- Трое суток ареста от коменданта гарнизона за срыв гарнизонного мероприятия, - доложил лейтенант.
- Не понял, это как? – удивился капитан.
Выслушав историю лейтенанта, арестанты долго ржали, после чего капитан построил всех, скомандовал: «Смирно!» и торжественно передал полномочия старшего камеры лейтенанту:
- Твоя история, лейтенант, более необычна, чем моя! – заявил капитан. - Принимай дела и командуй.
Так лейтенант стал старшим камеры офицерского состава. Историю своего ареста ему пришлось повторять еще трижды за время отсидки – каждый день при смене караула, когда в офицерское отделение заходили старый и новый начальники караулов. И каждый раз очередной начкар просил рассказать, как лейтенант срывал гарнизонное мероприятие.
Все трое суток отдыха на гарнизонном курорте лейтенант учился играть в карты под чутким руководством мичманов и прапорщиков. В перерывах между партиями картёжники выходили в коридор к окну на перекур, развлекаясь изучением наскальной живописи на широком подоконнике. Больше всего лейтенанту понравились два автографа, написанных одним почерком. Первый был коряво нацарапан каким-то острым подручным средством: «Не скучайте, ребята, я скоро вернусь!». Второй - уже аккуратно написан шариковой ручкой (видимо, товарищ заранее подготовил всё необходимое): «Ну вот, я же обещал, что вернусь!..»
За трое суток лейтенант оброс щетиной, измял парадную форму и выспался впрок на год вперёд. Но всё хорошее (и плохое) рано или поздно заканчивается. Наконец, наступил и на его улице праздник!
После обеда в воскресенье лейтенант вышел на волю. Правда, парадная форма с почерневшей белой рубашкой, помятыми брюками и трехдневной щетиной на опухшем ото сна лице, смотрелась не совсем парадно, но зато воздух свободы пьянил, и на душе было радостно. Для полного счастья не хватало определенности с местом дислокации жены. Приехала она или нет? Дозвонился каплей до Питера, или жена бомжует в незнакомом городе, почти за границей? Лейтенант определил направление движения и через двадцать минут был на переговорном пункте.
До Питера он дозвонился быстро. Услышав в трубке голос жены, лейтенант сразу успокоился, осталось тактично выяснить, что ей сказал каплей по поводу отсутствия мужа – про арест очень не хотелось рассказывать. Жена говорила спокойно, но напряженно, а то, что она поведала, поставило в тупик самого лейтенанта:
- То, что ты ушел в море – это мне понятно. Но почему мне об этом сообщила какая-то женщина? Это уже интересно. Причем, звонок был явно не междугородний, а из Ленинграда. Может, прояснишь ситуацию?
А что он мог прояснить, если сам ничего не понимал? Пришлось рассказать полуправду, мол, ушел в море внезапно, можно даже сказать, скоропостижно, поэтому сам позвонить не смог, а попросил сделать это товарища. Из морей только что вернулись, как только увижу этого приятеля, выясню и перезвоню.
В базу лейтенант летел так быстро, как только мог. Искомый каплей, слава Богу, был на службе – резался с мичманом в нарды в Ленинской комнате.
- Понимаешь, Андрюха, - сказал он. - Я честно пытался дозвониться до твоей жены, но у нее все время было занято. Видимо она, как и любая другая женщина, любит трепаться по телефону часами. Согласись, долго я дозваниваться не мог – бойцы ждали с автоматами. Поэтому я дозвонился до своей сестры в Питере (слава Богу, у нее телефон не был занят), и попросил ее выполнить твою просьбу. Она дозвонилась?
- Дозвонилась! Позвонила, причем моя жена сразу поняла, что звонок местный, а не межгород, и сказала, что к Андрею ехать не надо, после чего повесила трубку. Как ты думаешь, о чем подумала моя жена?
- Вот дура! – воскликнул каплей. - Я же ей все объяснил, чуть не под запись дал текст сообщения. И что теперь будет?
- Да ничего, конечно, не будет. Попытаюсь объяснить ситуацию. Хотя, будь я на ее месте, отнесся бы к этим объяснениям с подозрением.
Разумеется, жена поверила в объяснения мужа. А в доказательство лейтенант в первом же письме послал ей вырезку из газеты с коротким сообщением, что в Доме офицеров в присутствии Военного комиссара Латвийской ССР были торжественно проданы в рабство на два-три года призывники. Эта вырезка до сих пор лежит у лейтенанта в архиве, только уже с припиской, сделанной через несколько лет: «И я там был, но мед-пиво не пил, зато на губе сидел!».