Как мы в галерее съели часть экспонатов и тем самым улучшили выставку.

В рассказе «Дриппинг» я уже вас познакомил с нашим учителем по изо Пронькой. Ну, это мы его так зовём. А прозвали мы его так потому, что у него фамилия Пронин. А отличается от других учителей наш Пронька тем, что похож на сумасшедшего Эйнштейна. Конечно, я знаю, что Эйнштейн никогда с ума не сходил, но я и не говорю, что сходил. Но вот на рекламном снимке он просто выглядит всё же чистым сумасшедшим. Вот и наш Проня такой же. Он и не только внешне напоминает сумасшедшего, но и всем своим поведением тоже. Да вот сами посудите. Недавно ворвался к нам в класс сразу же после урока математики и как закричит своим восторженным голосом:
- Ребятки, у нас в городе открылась выставка ассамбляжа.
Мы все просто обалдели, когда услышали это. Не потому, что пришли в восторг от открытия такой выставки, а потому, что никто из нас и понятия-то не имел, что же это такое за странное слово, которое и выговорить то с первого раза не удаётся. Поэтому мы просто сидели молча и, разинув рты от удивления, смотрели с любопытством на нашего эксцентричного Проню. А тот продолжал вопить:
- Вы понимаете, что это такое?
Нет, мы, конечно, не понимали, поэтому упорно продолжали молчать, во все глаза рассматривая нашего учителя, словно впервые в жизни видим его.
А Пронька продолжал нас просвещать:
- Это же великий Арман с его непревзойдённой «Венерой»! Это же неподражаемый Марсель Дюшан с его великолепным «Фонтаном»! Это же великолепный Курт Швиттерс!
Выкрикивает он нам, значит, всякие имена и фамилии, а мы все упорно продолжает молчать и, вытаращив глаза, в величайшем изумлении лишь смотрим на нашего учителя, у которого, видать, начало истекать всякое терпение, потому что он вдруг таким жалобным голоском спросил нас:
- Вы что же, не знаете что такое реди-мэйд?
И столько испуга было в его голосе, что никто из нас так и не осмелился признаться ему в нашем бесконечном невежестве. Вместо этого мы все хором, всем классом несмело, но дружно тихонько так заблеяли:
- Нет, мы слышали, конечно. Это здорово.
Тут наш Проня сразу просто просиял от нахлынувшего счастья и торжественным тоном, каким, наверное, диктор Левитан объявлял народу об окончании войны в Европе, сообщил:
- Так вот, объявляю вам, дети мои, что у нас состоится экскурсия в галерею на выставку реди-мэйда! Готовьтесь!
И тут мы все дружно, но уже смело и уверенно завопили:
- Ура! Ура! Ура!
Мы бы, наверное, не только троекратно прокричали наше дружное «ура», но и дальше бы продолжали орать, пока не охрипли, но Проня, словно великий дирижёр, взмахнул повелительно рукой и торжественно произнёс:
- Я знал, что вы оцените вполне данное мероприятие.
Ну, это он, конечно, загнул, насчёт нашей оценки мероприятия. Мы просто радовались походу хоть куда-нибудь в учебный день. А кто бы не радовался такому приятному разнообразию школьной жизни, которое тебе преподнесли как на блюдечке.
И на другой день мы пошли на эту выставку реди-мэйда.
Оказалось, что этот самый реди-мэйд есть не что иное, как создание произведений искусства из всякого хлама: тазиков, выброшенных на свалку железяк, ну и прочего хлама. Но, скажу вам честно, это здорово, потому что красиво. И ведь из чего красота? Из хлама?
Мы все как вошли в галерею, то сразу словно ртуть из разбившегося градусника рассыпались по залу. Я сразу подошёл к чёрным ботинкам. А потому я к ним подошёл, что мои ботинки, когда я как то весной провалился на улице в лужу, точно такими же стали выглядеть. Я даже поначалу подумал, что это художник прошёлся по грязи и потом выставил их на всеобщее обозрение, поставив так, чтобы они гляделись красиво и не шокировали посетителей своим ущербным видом. Но я ошибался, данные ботинки оказались вовсе не настоящими. Оказалось, что их сделали из кусочков угля. Я когда прочитал об этом на стенде, то просто не мог не выдохнуть восхищённое:
- Вот это да!
А каких только зверей там не было понаделано на этой выставке. И из чего! Вы просто не поверите! Из корыт, тазиков, рессор, воронок ржавых. В общем, из металлолома. Но это было здорово!
Даже собачья будка, сделанная в виде дачного туалета, гляделась просто великолепно. Вот что значит талант художника. А панно из старых досок с хлебным мякишом вообще гляделось как нечто сотворённое из красного дерева. А где там был жёванный мякиш, я так и не понял. Вот что значит искусство!
А Пронька наш на этой выставке словно прилип к гирлянде из осколков бутылок, вернее из бутылочных горлышек, которые светились и переливались словно какая-нибудь люстра семнадцатого века в самом центре зала. Конечно, это было красиво, но мы всё же не стали так долго задерживаться около этой импровизированной люстры и осмотрели все экспонаты. А в конце залы мы подошли к стене, которая была сделана вроде плацкартного вагона. Здорово похоже. Там даже занавески раздувались таким образом, что создавалась иллюзия движения поезда. И койки то были, как в поезде, трёхъярусные. Но мы сразу поняли, что это уже не экспонат выставки, а просто место отдыха для уставших посетителей, потому что на столиках между этими кроватями стояли стаканы чая в металлических подстаканниках, рядом лежали кусочки сахара, лежало печенье, находилась нарезанная аккуратными ломтиками копчёная колбаса. А копчёная колбаса не металлолом, не старые доски, она бросовым материалом быть никак не может. Поэтому мы и поняли, что это не просто вагон плацкарта, а именно уголок отдыха. Мы с удовольствие сразу же уселись на койки и принялись пить чай, который оказался абсолютно холодным.
- Надо было начинать осмотр выставки именно отсюда, - пробурчал недовольно наш верзила Колян, тогда бы не пришлось пить остывший чай.
Затем Колян тяжко вздохнул и засунул в свой необъятный рот сразу весь кусок колбасы. Мы, конечно, тут же присоединились к своему другу. Так и сидели, мирно обсуждая выставку, жуя печенье, колбасу, прихлёбывая всё это остывшим чаем, пока к нам не подскочил испуганный Проня. Мы даже и доесть не успели угощение. Проня же с ужасом глядел, как мы перекусываем и молча открывал и закрывал рот, потому что от волнения ничего не мог вымолвить. Таким молчаливым мы своего учителя ещё ни разу не видели. Мы даже немного испугались. Что это с ним случилось. Колян тут же, ни слова не говоря, участливо протянул учителю кусок колбасы. Но от такой вежливости нашего верзилы Проня чуть в обморок не упал, настолько он сразу побледнел и даже уже не смог шевелись губами, а лишь смотрел на нас, раскрыв рот и столь же широко и глаза. Ну, тут уж мы совсем перепугались. Сидим на этих кроватях и молча взираем на своего учителя. А тот, наконец, пришёл немного в себя и тихо-тихо нам шепчет:
- Вы что делаете, варвары? Это же не колбаса.
Тут уже и мы испугались. Мы же не знали, что художники столь искусно могут подделывать продукты. И главное, из чего это сделано, вот что!
Колян сразу кусок надкусанной колбасы бросил на стол и стал старательно щупать свой желудок, пытаясь выяснить, где у него начались боли.
Но тут Проня нас невольно успокоил. Он тихо прошептал:
- Это же колбаса положена сюда, чтобы создать видимость вагона.
Колян сразу облегчённо заулыбался и вновь потянулся к положенному на стол куску колбаски. Но Проня грозно пошипел:
- Цыц! Не сметь трогать экспонат! Быстро все шементом выметаемся отсюда. Гунны, варвары, жрать экспонаты выставки вздумали.
Испугано побросав на столы остатки нашего пиршества, мы гуськом быстренько пошли к выходу. Слава Богу, что никто из персонала галереи не усёк нашего вандализма по отношению к высокому искусству.
А Проня был так напуган и так возмущён нашим поведением, что даже не смог нас отчитать за недисциплинированность. Хотя, он абсолютно зря беспокоился. Никто нашего варварства не заметил. Откуда я знаю, спросите вы. Да потому что через неделю мы с удовольствием прочитали в газете об этой выставке. И в заметке автор с восторгом отозвался как раз об этом импровизированном вагоне. Журналист так прямо и написал:
- Особое внимание заслуживает экспозиция старого вагона, где художнику удалось создать великолепную неповторимость и художественную выразительность, разместив в салоне вагона на столиках кусочки недоеденной пищи, недопитого чая.
Оказалось, что это «просто величайшая находка» художника.
Вот так, сами не осознавая, мы улучшили композицию выставки.
Но самое главное не это, а то, что наш Проня, который все эти дни сильно переживал из-за содеянного нами вмешательства в высокое искусство, прочитав статью, сразу пришёл в норму и уже не считал нас варварами.