И по что ты кручинишься, о прекрасновыйная Леда,
Слезами горючими подушку окропляя всенощно;
Царь твой не меньше, оставив лихие дела и заботы,
Одним лишь желаньем гоним - бригом сквозь море,
Счастье устроить белобокой красавице нежной и славной,
В нежных объятиях дать волю чувству и неге лазурной,
Лаской окутав и стан и гибкие члены чарующе милой,
Оливами глаз растревоженных сердцем омыться горячим,
Али готовишь ему ты другую погибель злоковарно;
Сердцем надменным очерствев в пытках муки стодумной,
Как же узнать о твоих ему помышлениях небезопасно,
Леда прекрасная, черной богиней Луной приговоренной,
В растревоженных чувствах герой пребывает, подобно Ясону,
Руно отыскать отправившись с отважными воинами доле,
Томимый сладострастною мукой о первозданной царице,
Леды ланит коснутся ли слезы, малахит и хризолит оттеняют,
Перстней слёзы, подобно сиянью на небе ночном изумрудам,

И покорен до глубин жадного сердца, предан твоей красоте,
Непокорной, будто предчувствуя гибель в пучине морской,
Посейдону шлет он молитвы, прося лишь защиты и брега,
Спасительного от неминуемой гибели скорой и безызвестной.

И по что ты кручинишься, о прекрасновыйная Леда,
Напрасно подушку слезами окропляя всенощно,
Царь твой, гонимый злыми ветрами и черным волнам,
Предаваясь крутобокий корабль, дарами наполненный,
Будто бык на заклание богам в назидательной гекатомбе,
Сердцем своим выбирая единственный остров на небе,
Правит посудину к власам черной Леды, коварной и гневной;
Втуне оставив свои помышления о славе и пышных обедах,

Разубеди его буйное сердце, речи потворствуя в сладком потоке,
Обезопась его пламень - себя не пожрал бы огонь громоносный,
Леда прекрасная из цариц и богиням равновеликая в хитром уме,
И деяниями, и красотою царственной в лике упрямом подобна...
Или наслала ты коршунов жадных до теплого мяса несчастных,
В памяти царь твой и жаждет одной лишь услады любовной,
Коль сомневаешься брось ты в пучину горсть ониксов острых,
В дельфинов тотчас превращенных подругой Медеей коварной,
И принесут пусть они только челн уцелевший от бури кромешной,
Разве может утешить крушение сердце, полное неизъяснимой
Тревоги и пытки безумной по милому сердцу в любви, осененной
Последним оплотом надежды по брегу и чарам столь изощренным,
Может быть пыткой утешившись несправедливой и сердцем горючим,
Обмякнешь, когда твой взор упадет на скитальца в пасти чернеющей,
Посейдону на милость разможенного скалами некогда славного брига,
И вот теперь, сокрушаясь в агонии медленной и злополучно вверяясь,
Волнам и чудовищам на съедение царь твой, гонимый страданием,
Щепкой в лохани безмерного гнева Крониона тонет, властью судьбы,
И мойрам дремучим, в слабости верно кощунственной изнемогая...

И по что ты кручинишься, о прекрасновыйная Леда,
Напрасно подушку слезами окропляя всенощно...

Разве какое богатство способно дать утешение душе и сердцу отраду,
Разве способно какое сокровище мира сравниться с любовью,
К прекрасной и той единственной богине подобной царице,
О прекрасновыйная Леда, слезами подобна звездному небу,
В гневе рачительном острова потопляя и суши на дно опуская,
Призвав Посейдона во гневе безумном круша и множа погибель,

Как усомниться могла ты в любовном порыве героя и сердце,
Прискорбием ланиты свои испещряя слезами и к гневной Гекате,
Прибегнув в отчаянии, подчинив думы гневу напрасному и слепому?
В помощи от неё не зная отказа, молилась в надежде на мщенье...
И в сокрушении великом молясь о спасении милому сердцу,
Столкнув сушу с морем, взывая к небесному провидению Крониона,
О, прекрасновыйная Леда, с богами тягаться едва ли сподручно
Героям, ни Одиссей хитроумный, ни могучий Ясон не избегнув
Кары богов едва уцелели от гнева и молний громовержца с Олимпа.