Главы I – IX

Первые девять глав легенды «Марк и Изольда» - это те же первые девять глав легенды «Тристан и Изольда» Ж. Бедье слово в слово. Если вы еще не знакомы с ними, как и со всей легендой в целом, рекомендую прочитать, а потом перейти к этой легенде о Марке и Изольде.

Остальные главы новой легенды во многом состоят из текста первой. В начале все происходит как в первой легенде, и лишь постепенно, благодаря действиям Марка, а затем и Изольды все меняется.

Значок <###> в использованном тексте из первой легенды означает, что какой-то кусок ее текста не был использован в легенде о Марке и Изольде.



Глава IX

То было летним днем, добрые люди, в пору жатвы, вскоре после Троицына дня. Птицы пели по росе навстречу утренней заре. Тристан вышел из шалаша, опоясался мечом, снарядил лук "Без промаха" и один отправился в лес на охоту. Прежде чем настанет вечер, великое горе его постигнет. Нет, никогда любящие не любили так сильно и не искупили этого так жестоко!
Когда Тристан вернулся с охоты, утомленный изнуряющим зноем, он обнял королеву.
- Где был ты, дорогой?
- Ходил за оленем, он вконец истомил меня. Смотри, пот с меня течет. Хочу лечь и поспать.
На ложе из зеленых ветвей, устланном свежей травой, первая легла Изольда. Тристан лег возле нее, положив между нею и собой обнаженный меч. На их счастье, они были одеты. У королевы на пальце был золотой перстень с чудным изумрудом, который подарил ей Марк в день их свадьбы. Так спали они, крепко обнявшись, одна рука Тристана была просунута под шею его милой, другою он обнял ее прекрасное тело, но уста их не соприкасались. Ни малейшего дуновения ветерка, ни один листок не шелохнется. Сквозь ветвяную крышу падал луч солнца на лицо Изольды, и оно сияло, как льдинка.
Случилось, что лесник набрел в лесу на место, где трава была помята: накануне там покоились любящие. Он не признал следа их тел, но направился по следу шагов и пришел к их жилищу. Он увидел их спящими, узнал и пустился бежать, боясь грозного пробуждения Тристана. Пробежав две мили, отделявшие лес от Тинтагеля, он поднялся по ступеням в залу, где застал короля, творившего суд среди созванных им вассалов.
- По какому делу явился ты сюда, друг мой? Ты, вижу я, запыхался, точно псарь, долго бегавший за ищейками. Не хочешь ли ты просить, чтобы я рассудил какую-нибудь твою обиду? Кто выгнал тебя из моего леса?
Лесник отвел его в сторону и тихо сказал:
- Я видел королеву и Тристана. Они спали; я испугался.
- В каком месте?
- В шалаше, в лесу Моруа. Они спали в объятиях друг у друга. Поспеши, если хочешь отомстить.
- Иди, жди меня на опушке леса, у подножья Красного Креста. Да не говори никому о том, что ты видел: я тебе дам золота и серебра, сколько захочешь взять.
Лесник отправился и сел у подножия Красного Креста. <###>
Король велел оседлать своего коня, опоясался мечом и, не сопровождаемый никем, незаметно выехал из города. Когда он ехал один, припомнилась ему ночь, когда поймал он своего племянника: какую нежность выказала тогда к Тристану прекрасная белокурая Изольда! Если он застанет их врасплох, он покарает их за великие грехи, отомстит тем, кто его опозорил. У Красного Креста он нашел лесника:
- Иди вперед, веди меня скоро и прямо.
Их окутала черная тень высоких деревьев. Король следовал за доносчиком, положившись на свой меч, когда-то наносивший славные удары. А что если Тристан проснется? Один Бог ведает, кому из них двоих суждено остаться на месте! Наконец лесник сказал тихо:
- Государь, мы подъезжаем!
Он поддержал ему стремя и привязал коня за уздечку к зеленой яблоне. Они еще приблизились и внезапно на залитой солнцем лужайке увидели цветущий шалаш. Король расстегнул свою мантию с зацепками из чистого золота и сбросил ее, открыв свой прекрасный стан. Он вытащил меч из ножен, повторяя в своем сердце, что сам умрет, если не убьет их. Лесник следовал за ним, но король сделал ему знак вернуться.
Он проник в шалаш один, с обнаженным мечом, и уже занес его... Какое будет горе, если он нанесет этот удар! Но он увидел что губы их не соприкасались и обнаженный меч разделял их тела.
- Боже! - сказал он. - Что я вижу? Могу ли я убить их? Они так долго жили в этом лесу, и если бы любили друг друга грешной любовью, разве положили бы этот меч между собой? И разве не знает каждый, что обнаженное лезвие, разделяющее два тела, служит порукой и охраной целомудрия? Если бы они любили друг друга грешной любовью, почивали ли бы они так непорочно? Нет, я их не убью: это было бы большим грехом; и если бы я разбудил этого спящего и один из нас был убит, об этом долго стали бы говорить, и к нашему стыду. Но я устрою так, что, проснувшись, они узнают, что я застал их спящими и не пожелал их смерти и что Бог сжалился над ними.
Солнце, проникая в шалаш, палило белое лицо Изольды. Король взял свои рукавицы, опушенные горностаем. "Это она, - вспомнил он, - привезла их мне тогда из Ирландии". Он всунул их в листву, чтобы заткнуть отверстие, через которое падал луч, потом осторожно снял перстень с изумрудом, который подарил королеве: прежде надо было сделать усилие, чтобы надеть его ей на палец, а теперь пальцы ее так похудели, что перстень снялся без труда. Вместо него король надел ей свой, подаренный ему Изольдой. Затем он взял меч, который разделял любящих. Он узнал и его: то был меч, который зазубрился о череп Морольда. Вместо него король положил свой. Выйдя из шалаша, он вскочил в седло и сказал лесничему:
- Беги теперь и спасайся, если можешь!
А Изольде виделось во сне, будто она в богатом шатре среди большого леса. Два льва на нее бросились и дрались из-за нее. Она вскрикнула и проснулась: рукавицы, опушенные белым горностаем, упали ей на грудь. На ее крик Тристан вскочил, хотел схватить свой меч и признал по золотой чашке, что это - меч короля. И королева увидела на своем пальце перстень Марка.
- Горе нам, - воскликнула она, - король нас застал!
- Да, - сказал Тристан, - он унес мой меч; он был один, испугался и пошел за подкреплением. Он вернется и велит сжечь нас перед всем народом. Бежим!
И большими переходами, сопровождаемые Горвеналом, они устремились к Уэльсу, до границ леса Моруа. Сколько мучений причинила им любовь!


Глава X
Отшельник Огрин
Три дня спустя Тристан долго выслеживал раненого оленя. Наступила ночь, и в темном лесу он задумался: "Нет, вовсе не из страха пощадил нас король! Он взял мой меч, когда я спал и был в его власти; он мог поразить меня. К чему были подкрепления? Чтобы взять меня живым? Если он желал этого, зачем было, обезоружив меня, оставить мне свои собственный меч? О, я узнал тебя, отец! Не из страха, а из нежности и сострадания ты пожелал простить нас. Простить! Кто бы мог, не унижая себя, простить такой проступок? Нет, он вовсе не простил: он понял. Понял он, что у костра, в прыжке из часовни и в засаде против прокаженных Бог принял нас под свою защиту. Вспомнил он о ребенке, который когда-то играл на арфе у его ног, о моей земле Лоонуа, покинутой для него, о копье Морольда, о крови, пролитой за его честь. Вспомнил он, что я не признал своей вины, но тщетно требовал суда, своего права и поединка, и благородство его сердца склонило его к уразумению того, чего бароны его не понимают. Не то чтобы он знал или когда-нибудь мог узнать правду о нашей любви, но он сомневается, надеется, чувствует, что говорил я неложно; он хочет, чтобы я судом доказал свою правоту. О славный мой дядя, если бы мне с помощью Божьей победить в поединке, добиться мира с тобой и снова для тебя надеть панцирь и шлем! Но что я говорю?! Он взял бы Изольду... И я бы отдал ее ему?! Было бы лучше, если бы он зарезал меня во сне. Прежде, преследуемый им, я мог его ненавидеть и забыть: он отдал Изольду больным, она была уже не его, она была моей. И вот своим состраданием он пробудил во мне нежность и отвоевал королеву. Королеву!.. у него она была королевой, а в этом лесу она живет как раба. Что сделал я с ее молодостью? Вместо покоев, убранных шелковыми тканями, я ей предоставил этот дикий лес, шалаш вместо роскошного полога; и ради меня идет она по этому страдному пути. О Господи Боже, Царь вселенной, помилуй меня и дай мне силы, чтобы я мог вернуть Изольду королю Марку! Разве не его она жена, повенчанная с ним по закону римской церкви перед всей знатью его страны?"
Опершись на свой лук, Тристан долго тосковал в ночи.
В чаще, окруженной забором из терновника, которая служила им убежищем, белокурая Изольда ждала возвращения Тристана. При свете месяца она увидела сияющий на ее пальце золотой перстень, который надел Марк. Она подумала: "Кто подарил мне так великодушно этот золотой перстень? Не тот разгневанный человек, который отдал меня прокаженным, - нет! Это тот сострадательный государь, который принял меня и покровительствовал мне с того дня, как я явилась в его страну. Как любил он Тристана! Но я пришла - и что я сделала? Тристану подобало жить во дворце короля с сотней юношей, его дружиной, которые служили бы ему, чтобы достигнуть рыцарского звания; ему следовало разъезжать по замкам и баронствам, ища себе прибыли и подвигов. Из-за меня забыл он рыцарское дело, изгнан от двора, преследуем по лесу, ведет эту дикую жизнь..."
Она услышала шаги Тристана, ступавшего по листьям и сухим ветвям; вышла по обыкновению к нему навстречу, чтобы снять с него оружие, взяла из его рук лук "Без промаха" и стрелы и развязала привязи меча.
- Дорогая, это меч короля Марка, - сказал Тристан. - Он должен был убить нас - он нас пощадил.
Изольда взяла меч, поцеловала его в золотую чашку, и Тристан увидел, что она плачет.
- Дорогая, - сказал он, - если бы только я мог примириться с королем Марком! Если бы он дозволил мне доказать поединком, что никогда ни на деле, ни на словах я не любил тебя преступной любовью! Всякий рыцарь от Лидана до Дургама, который бы осмелился мне противоречить, нашел бы меня вооруженным для боя. А потом, если бы король согласился удержать меня в своей дружине, я послужил бы ему к великой его славе, как своему господину и отцу; а если бы он предпочел удалить меня, оставив тебя у себя, я направился бы к фризам или в Бретань в сопровождении одного только Горвенала. Но куда бы я ни пошел, я всегда останусь твоим, королева. Я не думал бы об этой разлуке, Изольда, если бы не жестокая нужда, которую ты, моя прекрасная, терпишь из-за меня так долго в этих пустынных местах.
- Вспомни, Тристан, об отшельнике Огрине, что живет в своей рощице. Вернемся к нему, дорогой, и да смилуется над нами всемогущий Царь небесный!
Они разбудили Горвенала. Изольда села на коня, которого Тристан повел под уздцы. И всю ночь они шли в последний раз по любимым лесам, не говоря ни слова.
Утром они отдохнули, затем снова пустились в путь, пока не достигли хижины отшельника. На пороге часовни Огрин читал книгу. Он их заметил издали и ласково приветствовал их:
- Друзья, любовь, гонит вас из одного горя в другое. Долго ли будет продолжаться ваше безумие? Соберитесь с духом, раскайтесь, наконец!
- Послушай, сеньор Огрин, - промолвил Тристан, - помоги нам примириться с королем. Я отдам ему королеву. Сам я уйду далеко, в Бретань или к фризам, и если когда-нибудь король согласится принять меня к себе, я возвращусь и стану служить ему, как должно.
Склоняясь к ногам отшельника, Изольда сказала, печалясь, в свою очередь:
- Я не буду более так жить. Я вовсе не говорю, будто раскаиваюсь в том, что любила Тристана: я люблю его и теперь и всегда буду его любить. Но по крайней мере телесно мы навсегда будем разлучены.
Отшельник пролил слезы и взмолился к Господу:
- Боже славный, всемогущий! Благодарю Тебя, что Ты продлил мне жизнь настолько, чтобы прийти им на помощь.
Он дал им мудрые советы, потом взял чернила и пергамент и написал послание, в котором Тристан предлагал королю примирение. Когда он написал все слова, которые Тристан говорил ему, Тристан запечатал пергамент своим перстнем.
- Кто отнесет это послание? - спросил отшельник.
- Я отнесу его сам.
- Нет, сеньор Тристан, ты не пойдешь в этот опасный путь; я пойду за тебя. Я хорошо всех знаю в замке.
- Полно, сеньор Огрин. Королева останется в твоей хижине; когда смеркнется, я сам поеду с моим конюшим, который посторожит моего коня.
Когда темная ночь сошла на лес, Тристан пустился в путь с Горвеналом. У ворот Тинтагеля он оставил его. На стенах дозорщики перекликались звуками рожков.
Он спустился в ров, прошел по городу с опасностью для жизни, перескочил, как бывало, через острый частокол сада, снова увидел мраморное крыльцо, ручей, большую сосну и приблизился к окну, за которым спал король. Он его тихо окликнул. Марк проснулся.
- Кто зовет меня ночью в такой час?
- Это я, Тристан. Государь, приношу вам послание, я оставлю его на решетке окна. Велите прикрепить ваш ответ к перекладине Красного Креста.
- Ради Бога, милый племянник, подожди меня! Король бросился к порогу и трижды прокричал в ночь:
- Тристан! Тристан! Тристан, сын мой! Но Тристан был уже далеко. Он нашел своего конюшего и легко вскочил в седло.
- Безумец! - сказал Горвенал. - Торопись, поспешим по этой дороге.
Они доехали, наконец, до хижины, где нашли поджидавших их - отшельника за молитвой и Изольду в слезах.



Глава XI
Опасный Брод
Марк велел разбудить своего капеллана и подал ему письмо. Капеллан взломал печать и сначала приветствовал короля от имени Тристана, затем, искусно разобрав написанные слова, сообщил ему, что писал ему Тристан. Марк слушал, не говоря ни слова и радуясь в своем сердце, ибо он еще любил королеву. Капеллан ушел, но королю от волнения не спалось. Но когда приятное волнение улеглось, начались тревожные размышления. Что сделать, к какому решению прийти. Сразу после ухода капеллана Марк не сомневался, что простит обоих, еще прежде любимых им, с радостью вспоминал он слова послания племянника Тристана. Тристан самый доблестный из его рыцарей. Он избавил его народ от постыдной дани короля Ирландии, победив в смертельной схватке &&&. Ему Марк обязан прекрасной женой Изольдой. Все это делал Тристан бескорыстно, хотя и решил Марк передать ему власть в своей королевстве. Его племянник много раз доказывал, что служит бескорыстно и поэтому поехал в Ирландию за невестой королю Изольдой, снова подвергаясь смертельной опасности. Есть из его баронов кто-нибудь, столь же готовый на все ради короля? Нет, никто его не сможет заменить. Среди баронов есть даже завистники, желающий занять место Тристана, но не способные на это, а потому клевещущие на него. Да и сам Марк хорош, вспылил не на шутку, хотел казнить их обоих. А они так ему нужны, он теперь чувствовал это. От них зависит судьба королевства. Кто займет трон после него, если у него не будет ни прямого наследника, ни достойного племянника. Какую же ошибку он сделал тогда, несколько лет назад. Почему послушался клеветников. Да, теперь Марк чувствовал, что и сам был неправ. Надо менять решение. Но может ли король менять решение? Что скажут его вассалы? Значит, тогда, он был не прав? Они могут решить, что неправ он теперь, а не тогда. Такая мысль заставила короля встать с постели и неравно ходить по покоям. Тогда он ошибался. Ему показались неоспоримыми факты, свидетельствующие в пользу преступной связи Тристана и королевы Изольды. Тогда ему обиднее всего было то, что столько времени он никак не мог эту связь обнаружить, хотя ему неоднократно сообщали верные люди. Любовники разыграли сцену в саду, когда он сидел на сосне, желая разоблачить их. Они его обманули, как обманывали уже не раз. Он оставался в дураках. И только при помощи колдуна Марк смог убедиться в их преступной любви. Тогда он решился на немедленную казнь обоих, иначе они опять нашли бы способ избежать справедливого наказания. Но слава Господу, это не случилось. Он теперь ясно видел, что наказанным оказался он сам. И надо теперь все вернуть, сделать по справедливости. Увидев Тристана и Изольду целомудренно спящими в шалаше, разделенными обнаженным мечом, Марк убедился в своей прежней ошибке. Но как убедить в том же других баронов? Он вспомнил то, что писал Тристан в послании, и понял, что можно прочесть его своим ленникам. Не он сам, а Тристан убедит всех в своей невиновности. В таких размышлениях прошла вся ночь. Под конец король припомнил, как Тристан утешал его игрой на арфе, и это воспоминание помогло ему спокойно заснуть.
На утро он созвал нарочно самых знатных своих баронов, и когда все собрались и умолкли, король сказал:
- Я получил это послание, сеньоры. Я ваш король, вы мои ленники. Послушайте, что мне пишут, потом посоветуйте мне - я этого требую от вас, ибо вы обязаны мне советом.
Капеллан встал, обеими руками развязал послание и, стоя перед королем, заговорил:
- Сеньоры! Тристан шлет вначале привет и любовь королю и всем его баронам. "Король, - прибавляет он, - когда я убил дракона и добыл дочь ирландского короля, она была выдана мне; в моей власти было оставить ее для себя, но я этого не пожелал, а привез ее в твою страну и тебе ее отдал. Но лишь только ты взял ее себе в жены, клеветники заставили тебя поверить их наветам. В своем гневе ты хотел, славный дядя и государь, сжечь нас без суда, но Господь сжалился над нами: мы умолили Его. Он спас королеву, и это было праведно; я также спасся помощью всемогущего Бога, бросившись с высокой скалы. Что же такое свершил я с тех пор, за что меня можно было бы укорить? Королева была отдана больным; я явился, чтобы отбить ее, и ее увез: мог ли я не помочь в такой нужде той, которая, будучи невинной, чуть не погибла из-за меня? Я бежал с ней в леса. Имел ли я возможность выйти из леса и спуститься в равнину, чтобы отдать вам королеву? Не был ли дан вами приказ взять нас живыми или мертвыми? Но и теперь, как прежде, я готов вызвать на поединок любого бойца, чтобы доказать, что ни королева ко мне, ни я к королеве не питали любви, которая была бы вам оскорблением. Назначьте поединок: я не отказываюсь ни от какого противника. И если я не смогу доказать, что я прав, сожгите меня перед лицом ваших подданных. Если я одержу победу и вы захотите снова взять к себе светлоликую Изольду, ни один из ваших баронов не послужит вам лучше меня. Если же, напротив, вам моя служба не по сердцу, я уеду за море и предложу свои услуги королю Гавуа или королю фризов, и вы никогда более не услышите обо мне. Обдумайте это, государь. И если вы не придете ни к какому соглашению, я увезу Изольду в Ирландию, откуда ее добыл: она будет царствовать в своей стране". Все бароны Корнуэльса, услышав, что Тристан предлагает им поединок, заявили королю:
- Прими королеву, государь! Безумны те, которые оклеветали ее перед тобой. Что до Тристана, то пусть уйдет, как он предлагает, воевать в Гавуа или к королю фризов. Вели привести Изольду в назначенный день, да поскорее.
"Тристан пишет так, что ему можно поверить. А когда просит о поединке, то хочется верить. Если все считают его невиновным и потому не требуют поединка, тогда почему хотят, чтобы он покинул мою страну?" – так думал Марк.
Затем трижды спросил <###>:
- Не встанет ли кто, чтобы обвинить Тристана? Все молчали. Тогда он сказал капеллану:
- Напиши письмо как можно скорее, ты слышал, о чем в нем нужно говорить. Скорее пиши его: уж слишком много выстрадала Изольда в свои юные годы! И пусть хартию еще до вечера прикрепят к перекладине Красного Креста. Скорее!
И он прибавил:
- Прибавь еще, что я шлю им обоим привет и любовь.
Около полуночи Тристан прошел через Белую Поляну, нашел письмо и принес его, запечатанное, отшельнику Огрину. Отшельник прочел ему послание. Марк соглашался по совету своих баронов принять Изольду, но не желал оставить Тристана на своей службе: придется ему уехать за море через три дня после того, как он передаст королеву в руки Марку у Опасного Брода.
- Боже! - сказал Тристан. - Какое горе потерять тебя, дорогая! Но это необходимо, ибо теперь я могу избавить тебя от муки, которую ты выносила из-за меня. Когда настанет время разлуки, я тебе дам подарок - залог моей любви; из безвестной страны, куда направлюсь, я пошлю тебе посланца. Он мне передаст твое желание, дорогая, и при первом зове я примчусь издалека.
Изольда вздохнула и сказала:
- Оставь мне Хюсдена, твою собаку, Тристан. Никогда никакая самая дорогая ищейка не будет холена с большей почестью. Глядя на нее, я буду вспоминать тебя, и это облегчит мою печаль. Есть у меня перстень из зеленой яшмы - возьми его из любви ко мне, носи его на пальце. А если когда-нибудь посланец станет утверждать, что он явился от твоего имени, я ему не поверю, что бы он ни делал и ни говорил, пока не покажет мне этот перстень; но лишь только я его увижу, никакая власть, никакой королевский запрет не помешает мне сделать то, о чем ты меня попросить, будет ли то мудро или безумно.
- Я отдаю тебе Хюсдена, милая.
- Милый, прими в замену этот перстень. И оба поцеловали друг друга в уста.
Оставив любящих в хижине, Огрин направился, опираясь на костыль, в Мон. Он накупил там горностая и других мехов, шелковых тканей, пурпура, парчи, сорочку белее лилии, сверх того иноходца в золотой сбруе, который шел Плавной поступью. Люди смеялись над Огрином, видя, как тратит он деньги, накопленные за долгие годы, на такие странные и дорогие покупки. Но старик нагрузил на коня богатые ткани и возвратился к Изольде.
- Твое платье, королева, обратилось в лохмотья. Прими эти подарки, чтобы быть прекраснее в тот день, когда ты отправишься к Опасному Броду. Боюсь только, что они тебе не понравятся: я ведь неопытен в выборе женских нарядов.
Между тем король велел провозгласить по Корнуэльсу, что через три дня у Опасного Брода он примирится с королевой. Дамы и рыцари толпой явились на это собрание: всем хотелось снова увидеть королеву Изольду. Все ее любили, кроме трех предателей, которые еще оставались в живых. <###>
В назначенный для собрания день у Опасного Брода весь луг сиял, изукрашенный и расцвеченный богатыми шатрами баронов. Тристан ехал с Изольдой по лесу. Опасаясь засады, он надел под лохмотья свой панцирь. Внезапно оба появились на опушке леса и увидали вдали среди баронов короля Марка.
- Милая, - сказал Тристан, - вот король, твой властитель, его рыцари и слуги; они приближаются к нам, через мгновение нам нельзя будет говорить друг с другом. Заклинаю великим и всемогущим Богом, исполни то, о чем я тебя прошу, если когда-нибудь я пришлю к тебе посланца.
- Милый Тристан, лишь только я увижу перстень из зеленой яшмы, ни башни, ни стены, ни крепкий замок не помешают мне исполнить волю моего друга.
- Да вознаградит тебя Господь, Изольда!
Их кони шли рядом; он привлек ее к себе и сжал в объятиях.
- Дорогой мой, - сказала Изольда, - выслушай мою последнюю просьбу. Скоро ты покинешь эту страну. Погоди же несколько дней, спрячься и не уезжай, пока не узнаешь, как со мной обойдется король, гневно или ласково. Я одна: кто защитит меня от предателей? Я боюсь. Лесник Орри тебя тайно приютит. Прокрадись ночью к разрушенному подвалу; я пошлю туда Периниса сказать тебе, если со мной станут обращаться дурно.
- Никто не посмеет этого, дорогая. Я спрячусь у Орри. Если кто тебя оскорбит, пусть боится меня, как самого нечистого.
Обе стороны приблизились друг к другу настолько, чтобы обменяться приветом. На расстоянии выстрела из лука перед своими людьми бодро ехал король, вместе с ним Динас из Лидана.
Когда бароны подъехали к Тристану, он, держа под уздцы коня Изольды, приветствовал короля и сказал:
- Государь, возвращаю тебе белокурую Изольду. Перед людьми твоей земли я прошу тебя дозволить мне защитить себя в виду твоего двора. Я не подвергался еще суду. Дай мне оправдаться поединком: если я буду побежден - жги меня в сере, если же я одержу победу - оставь меня при себе, а не хочешь - я уйду в дальние страны.
Никто не принял вызова Тристана. Тогда Марк, в свою очередь, взял под уздцы иноходца Изольды и, передав его Динасу, отошел в сторону, чтобы держать совет.
Обрадованный Динас оказал королеве всяческий почет и внимание. Он снял с нее роскошную мантию алой парчи, и ее нежное тело предстало в тонкой тунике и длинном шелковом блио. Улыбнулась королева, вспомнив о старом отшельнике, который не пожалел для нее своих денег. На ней было богатое платье, стан ее был изящен, глаза блестели, волосы были светлы, как солнечные лучи. Когда увидели ее предатели, прекрасную, чтимую, как встарь, - раздраженные, они подъехали к королю. В это время один из баронов, Андре де Николь, старался убедить его:
- Государь, - говорил он, - оставь Тристана при себе, из-за него тебя более будут страшиться.
Понемногу он смягчил сердце короля, но предатели, подъехав, сказали:
- Послушайся, государь, совета, который мы даем тебе по чести. Королева была оклеветана понапрасну, мы это признаем. Но если Тристан и она возвратятся вместе к твоему двору, снова станут говорить об этом. Пусть лучше Тристан удалится на некоторое время; когда-нибудь ты, без сомнения, призовешь его снова.
Марк так и поступил: он велел передать Тристану через своих баронов, чтобы тот удалился немедленно.
Тогда Тристан подошел к королеве и стал с ней прощаться. Они взглянули друг на друга, и королева, застыдившись при людях, покраснела.
А короля взяла жалость, и он в первый раз обратился к племяннику:
- Куда пойдешь ты в таких лохмотьях? Возьми в моей казне, что тебе будет угодно: золота, серебра, разных мехов.
- Государь, - ответил Тристан, - не возьму я ни гроша, ни полушки. Пойду послужу с великой радостью славному королю фризов, как смогу.
Он поворотил коня и направился к морю. Изольда следила за ним взглядом и не отворачивалась, пока могла видеть его издали. Марк заметил ее долгий взгляд вслед Тристана и вспомнил, как только что она покраснела от взгляда племянника. Но все вокруг верили этим лесным скитальцам или делали вид, будто верят, - поверил и король.
При известии о примирении стар и млад, мужчины, женщины и дети, выбежали толпой из города навстречу Изольде; сильно сокрушаясь об изгнании Тристана, они радостно приветствовали вернувшуюся к ним королеву.
При звоне колоколов по улицам, усыпанным тростниками и изукрашенным шелковыми тканями, король, графы и принцы сопровождали ее. Ворота дворца были отперты для всякого приходящего: богатые и бедные могли садиться и пировать; и, чтобы хорошенько отпраздновать этот день, король Марк отпустил на волю сто рабов и посвятил в рыцари двадцать конюших, вручив им собственноручно меч и панцирь.
Между тем с наступлением ночи Тристан, согласно обещанию, данному им королеве, прокрался к леснику Орри, который тайно приютил его в разрушенном подвале.


Глава XII
Суд раскаленным железом

Вскоре Деноален, Андрет, и Гондоин сочли себя в безопасности: без сомнения, думали они, Тристан влачит свою жизнь за морем, в стране, слишком отдаленной, чтобы он мог до них добраться. И вот однажды на охоте, когда король, прислушиваясь к лаю своей своры, придержал на поляне своего коня, они все трое подъехали к нему:
- Король, выслушай нашу речь. Ты раньше приговорил королеву без суда - это было против закона; теперь ты оправдал ее без суда - опять же это против закона. Ведь она так и не оправдалась; и бароны твоей страны осуждают вас обоих. Посоветуй ей лучше, чтобы она сама потребовала Божьего суда: что ей стоит, невинной, поклясться на мощах святых, что она ни разу не согрешила. Что ей стоит, невинной, подержать в руках раскаленное железо? Так требует обычай; этим легким искусом навсегда рассеялись бы старые подозрения.
Возмущенный Марк ответил:
- Да покарает вас Господь, корнуэльские сеньоры, за то, что вы беспрестанно домогаетесь моего позора! Из-за вас изгнал я своего племянника. Чего требуете вы еще? Чтобы я изгнал королеву в Ирландию? Какие у вас жалобы? Разве Тристан не предлагал защитить ее от старых наветов? Чтобы оправдать ее, он сделал вызов, и вы слышали его все. Вы от меня требуете, сеньоры, свыше должного. Бойтесь же, чтобы я снова не призвал сюда человека, изгнанного из-за вас.
Задрожали тогда трусы: им уже представилось, что Тристан вернулся и сейчас выпустит всю кровь из их тел.
- Мы, государь, дали вам совет для вашей же чести, как подобает вашим ленникам; но отныне мы будем молчать. Забудьте ваш гнев, даруйте нам снова вашу милость.
Марк приподнялся в седле:
- Вон из моей земли, предатели! Не будет вам больше милости! Ради вас я изгнал Тристана, а теперь ваша очередь: вон из моей земли!
- Хорошо, государь. Замки наши крепки, с надежным частоколом, на неприступных скалах. И, не попрощавшись с ним, они повернули коней.
Не подождав ни ищеек, ни охотников, Марк погнал своего коня к Тинтагелю, поднялся по ступеням в залу, и королева услышала, как отдавались по плитам его торопливые шаги.
Она встала, пошла ему навстречу, взяла у него по обыкновению меч и поклонилась до земли. Марк удержал ее за руки и хотел ее поднять; в эту минуту Изольда, устремив на него взгляд, увидела, что его благородные черты искажены гневом: таким видела она его, бешеного, перед костром.
"О, моего друга нашли, - подумала она. - Король схватил его!" Сердце ее похолодело в груди, она безмолвно упала к ногам короля. Он обнял ее и нежно поцеловал.
Постепенно она пришла в чувство.
- Дорогая, что тебя мучит?
- Мне страшно, государь: вы в таком гневе!
- Да, я вернулся разгневанный с охоты.
- Если вас раздражили ваши охотники, стоит ли принимать к сердцу неудачи охоты?
Марк улыбнулся при этих словах.
- Нет, дорогая, не охотники меня раздражили, а эти три предателя, которые нас издавна ненавидят. Ты их знаешь: Андрет, Деноален и Гондоин. Я их изгнал из своей земли.
- Что худое осмелились они сказать против меня, государь?
- Какое тебе дело? Я их изгнал.
- Всякий вправе высказать свою мысль, государь: и я вправе узнать, в чем меня обвиняют. И от кого, кроме вас, узнать мне об этом? Я одинока в этой чужой стране; у меня нет никакого защитника, кроме вас, государь.
- Будь по-твоему. Они полагают, что тебе следует оправдаться перед судом искусом на раскаленном железе. "Подобало бы самой королеве потребовать такого суда, - говорили они. - Этот искус легок для того, кто уверен в своей невинности. Что ей стоит подвергнуться этому? Господь - справедливый судья, Он рассеет навсегда старые наветы". Вот что они предлагали. Но оставим все это; я их изгнал, говорю тебе.
Изольда содрогнулась; она взглянула на короля.
- Государь, прикажи им вернуться к твоему двору. Я оправдаю себя клятвой.
- Когда?
- На десятый день.
- Срок очень близок, дорогая.
- Наоборот, он слишком далек. Но я прошу вас до его наступления пригласить короля Артура с Говеном, Жирфлетом, сенешалом Кеем и ста рыцарями; пусть явятся к границе вашей земли, на Белую Поляну, к берегу реки, что разделяет ваши владения. Там, перед ними, хочу я произнести клятву, а не перед одними вашими баронами, потому что иначе не успею я поклясться, как они потребуют, чтобы вы наложили на меня еще новый искус, и наши муки никогда не кончатся. Но они не решатся на это, если поручителями за суд будут Артур и его рыцари.
Между тем как глашатаи, посланные Марком, спешили к королю Артуру, Изольда тайком отправила к Тристану своего верного слугу Периниса Белокурого.
Перинис бежал по лесу, избегая торных тропинок, пока не достиг хижины лесника Орри, где давно дожидался его Тристан. Перинис сообщил ему о случившемся, о новом коварстве, о назначенном сроке, часе и месте суда.
- Моя госпожа просит вас, чтобы вы были в назначенный день на Белой Поляне, так искусно нарядившись паломником, чтобы никто не мог вас узнать, и без оружия. Чтобы добраться до места суда, ей надо переправиться через реку в челноке; ждите ее на противоположном берегу, где будут рыцари короля Артура. Тогда, без сомнения, вы сможете оказать ей помощь. Моя госпожа страшится дня суда, но полагается на милость Господа, сумевшего вырвать ее из рук прокаженных.
- Возвратись к королеве, мой славный, дорогой друг Перинис, и скажи ей, что я исполню ее волю.
<###>
Близился назначенный день суда. Король не находил себе покоя. Раскаленное железо – искус нешуточный. Как может оно не нанести глубоких ожогов человеку? Даже если ни в чем неповинного человека коснуться таким железом, останется болезненный след. Только глубокая вера в справедливость всемогущего Бога способна сотворить чудо. Марк вспомнил, что Господь уже совершил такое чудо с Тристаном, когда тот прыгнул с высокой скалы и остался невредимым. Все прежние поступки Тристана свидетельствовали о его честном служении своему государю. Видимо и в отношении к Изольде он был чист перед ним и Господом.
Но Марк вспомнил, что не только Тристан, но и его пес Хюсден прыгнул с этой же скалы и остался невредимым. Кто его спас? Преданность Тристану?
Марк решил в тайне самому посмотреть на ту скалу, у подножья которой лежал камень, называемый с тех пор "Прыжком Тристана".
…Она находилась у дороги, по которой прежде вели на казнь Тристана, а на ее вершине возвышалась над морем обращенная к северу часовня. Стены задней ее стороны были расположены на краю берега, высокого, каменистого, с острыми уступами; в ее абсиде, над самой пропастью, было расписное окно искусной работы какого-то святого человека… <###>
Тогда Тристан кинулся внутрь часовни, пробежал мимо алтаря, подскочил к окну в абсиде, схватился за него, открыл и прыгнул наружу...
Он выбрал смерть от падения, чем казнь на костре, да еще перед таким сборищем!
Рассказывают, что Бог смиловался над ним: ветер надул его одежду, подхватил его и опустил на тот большой камень у подножья скалы…
Войдя в часовню, Марк помолился возле алтаря, затем подошел к окну в абсиде, открыл и выглянул наружу. От высоты, открывшейся перед ним, слегка закружилась голова. Да, прыжок отсюда будет смертельным… Но ведь не разбился даже пес, Господь и ему пожелал помочь. Король выглянул из окна еще раз и увидел огромный камень, на который приземлился Тристан. Расстояние до его поверхности вниз было значительно меньше и не так опасно для жизни. Собака могла бы приземлиться на эту глыбу тоже, если бы хорошо оттолкнулась и долетела. А с камня уже можно было спуститься ниже не разбившись. Тристана донес до него ветер, потому он и остался жив.
Вот и объяснение чуда тристанова спасения? Но тогда сможет ли сам король повторить такой прыжок? Марк задумался в нерешительности. Он в третий раз выглянул из окна. Порыв северного ветра с силой ударил ему в лицо. Встречный ветер будет только мешать допрыгнуть до глыбы, и король отказался от попытки испытывать на себе милость Господню.
В назначенный для суда день король Марк, Изольда и корнуэльские бароны, доехав до Белой Поляны, появились у реки в прекрасном строе, и собравшиеся вдоль другого берега рыцари Артура приветствовали их своими блестящими знаменами.
Перед ними, сидя на откосе, протягивал деревянную чашку для подаяний жалкий паломник. Завернувшись в увешанный раковинами плащ {Возвращаясь из Святой Земли, паломники украшали свои шляпы или плащи раковинами в знак того, что переправлялись через море.}, он просил милостыню крикливым и унылым голосом.
Люди корнуэльцев приближались на веслах. Когда они готовились пристать, Изольда спросила рыцарей:
- Как мне, сеньоры, ступить на твердую почву, не замарав в грязи моей длинной одежды? Надо бы, чтобы мне помог какой-нибудь перевозчик.
Один из рыцарей окликнул паломника.
- Друг, подбери свой плащ, сойди в воду да перенеси королеву, если не боишься упасть на полпути: я вижу, ты очень немощен.
Тот взял королеву на руки. Она сказала ему тихо: "Милый!", а потом так же тихо: "Упади на песок".
Достигнув берега, он споткнулся и упал, крепко обнимая королеву. Конюшие и моряки, схватив весла и багры, хотели накинуться на бедняка.
- Оставьте его, - сказала королева, - он, видно, ослабел от долгого паломничества.
Перед шатром Артура на зеленой траве постлана была богатая шелковая ткань из Никеи, и на нее были положены мощи святых, извлеченные из ковчежцев и рак. Их охраняли Говен, Жирфлет и сенешал Кей. Помолившись Богу, королева сняла драгоценности с рук и шеи и раздала их бедным нищим, скинула свою пурпурную мантию и тонкое покрывало и отдала их; отдала также сорочку, блио и башмаки, усыпанные драгоценными каменьями. Она оставила на теле только тунику без рукавов и с обнаженными руками и ногами предстала перед обоими королями. Вокруг бароны смотрели на нее молча и плакали. Возле мощей горел костер. Дрожа, протянула она правую руку к мощам святых и сказала:
- Короли Логрии и Корнуэльса, сеньоры Говен, Кей, Жирфлет и вы все, будьте моими поручителями: я клянусь этими святыми мощами и всеми святыми мощами на свете, что ни один человек, рожденный от женщины, не держал меня в своих объятиях, кроме Марка, моего повелителя, да еще этого бедного паломника, который только что упал на ваших глазах. Годится ли такая клятва, король Марк?
- Да, королева. – ответил в волнении тот. – Пусть же Господь явит свой правый суд!
- Аминь! - сказала Изольда.
Она приблизилась к костру, бледная, шатаясь. Все молчали. Железо было накалено. Она погрузила свои голые руки в уголья, схватила железную полосу, прошла десять шагов, неся ее, потом, отбросив ее, простерла крестообразно руки, протянув ладони, и все увидели, что тело ее было здорово, как слива на дереве. Тогда из всех грудей поднялся благодарственный клик Господу.
Вздохнул со страшным облегчением и король Марк – отныне ни один клеветник не осмелится потревожить его наветом на прошлое Изольды и Тристана.



Глава ХIII
Трели соловья

Когда, войдя в хижину лесника Орри, Тристан отбросил свой посох и снял паломнический плащ, он ясно понял в своем сердце, что настал день сдержать данную королю Марку клятву и удалиться из корнуэльской земли. Чего он еще медлит? Королева оправдалась, король ее боготворит и почитает; Артур, если бы она была в нужде, взял бы ее под свою защиту, и отныне ни одна клевета не восторжествовала бы над нею. К чему дольше блуждать по окрестностям Тинтагеля? Он этим тщетно подверг бы опасности свою жизнь, жизнь лесника и спокойствие Изольды. Разумеется, надо уехать. В одежде паломника на Белой Поляне он в последний раз ощутил прекрасное тело Изольды в своих объятиях. Три дня еще он медлил, не будучи в состоянии оторваться от края, где жила королева. Но когда наступил четвертый день, он попрощался с лесничим, приютившим его, и сказал Горвеналу:
- Дорогой мой наставник, наступил час отправиться в далекий путь; мы поедем в Уэльс.
Ночью, печальные, они пустились в путь. Дорога пролегала мимо сада, окруженного частоколом, где когда-то Тристан поджидал свою возлюбленную. Ночь сияла ясная. На повороте дороги недалеко от изгороди он увидел могучий ствол высокой сосны, выделявшейся на светлом небе.
- Обожди меня у ближайшего леса, дорогой наставник, я скоро вернусь.
- Куда идешь ты? Безумец, ты без устали ищешь смерти!
Но Тристан уверенным прыжком уже перескочил частокол. Он подошел к высокой сосне близ водоема из белого мрамор. К чему бросать теперь в воду искусно нарезанные стружки? Изольда больше не придет! Легкими, осторожными шагами отважился он приблизиться к замку по тропинке, по которой некогда приходила к нему королева.
В опочивальне в объятиях уснувшего Марка бодрствовала Изольда. Внезапно в открытое окно, где играли лучи месяца, влетели трели соловья. Изольда слушала звонкий голос, зачаровывавший ночь; она встала, такая печальная, что не нашлось бы на свете столь жестокого сердца, сердца убийцы, которое не сжалилось бы над ней. Королева задумалась: откуда этот напев?
Вдруг она поняла: "О, это Тристан! Так в лесу Моруа подражал он певчим птицам, чтобы повеселить меня. Он уезжает, и это его последнее прости! Как он печалится! Таков соловей, когда на исходе лета он прощается с ним в великой печали. Никогда более, дорогой, не услышу я твоего голоса!"
Трель зазвучала еще более страстная.
- О, чего требуешь ты? Чтобы я пришла? Нет, вспомни об отшельнике Огрине и о данной нами клятве. Умолкни, нас сторожит смерть! Но что смерть?! Ты меня зовешь, ты меня хочешь - я иду!
Она высвободилась из объятий короля, крепко и спокойно спавшего в ночи, последовавшие после искуса железом, накинула на почти обнаженное тело плащ, подбитый серым мехом. Ей надо было пройти соседнюю залу, где каждую ночь десять рыцарей сторожили поочередно; в то время как пятеро спали, другие пятеро, вооруженные, стояли у дверей и окон, высматривая, нет ли чего снаружи. Но случилось так, что все они заснули, - пятеро на постелях, пятеро на полу. Изольда перешагнула через их раскинувшиеся тела, подняла засов двери, кольцо зазвенело, не разбудив никого из дозорщиков. Она переступила порог, и певец умолк.
Безмолвно под деревьями прижал он ее к своей груди, руки их плотно сомкнулись вокруг тел, и до зари они не разнимали объятий, точно их связали. Забыв о короле и о дозорщиках, любовники радуются и осыпают друг друга ласками.
Эта ночь их опьянила, и в последующие дни, когда король покинул Тинтагель, чтобы вершить суд в Сен-Любене, Тристан, вернувшийся к Орри, отваживался каждое утро, при свете солнца, прокрадываться по саду до женских покоев.
Один слуга застал его и пошел сказать Андрету, Деноалену и Гондоину:
- Зверь, которого вы считаете прогнанным, вернулся в свою берлогу.
- Кто это?
- Тристан.
- Когда ты его видел?
- Сегодня утром, и я хорошо разглядел его. Вы также можете увидеть его завтра на заре, когда он придет, опоясанный мечом, в одной руке - лук, в другой - две стрелы.
- Как же мы увидим его?
- Из одного окна, которое я знаю. Если я покажу вам его, что вы мне дадите?
- Марку серебра: ты станешь зажиточным крестьянином.
- Так слушайте, - сказал слуга. - Можно видеть покой королевы сверху через узенькое окошко, которое пробито очень высоко в стене; но большой полог, протянутый по комнате, закрывает это отверстие. Пусть завтра кто-нибудь из вас тихонько заберется в сад, срежет там длинную ветвь терновника, обточит ее конец, затем поднимется до этого окошка и воткнет ветку, как спицу, в ткань полога; таким образом он сможет слегка отодвинуть его в сторону. И сожгите меня, сеньоры, если он тогда не увидит за занавеской того, о ком я говорил.
Андрет, Говдоин и Деноален стали обсуждать, кому первому дать возможность насладиться этим зрелищем, и решили, наконец, предоставить это Гондоину. Они разошлись... Завтра на заре они встретятся, завтра на заре бойтесь Тристана, высокие сеньоры!
На другой день было еще темно, когда Тристан, оставив хижину лесника Орри, пополз к замку среди густых кустов терновника. Выходя из чащи, он глянул на лужайку и увидел Гондоина, который шел из своего замка. Тристан кинулся назад в терновник и притаился в засаде.
- Боже, - сказал он, - устрой, чтобы человек, что подходит, не заметил меня раньше времени!
Схватив меч, он поджидал его. Но случилось так, что Говдоин направился в другую сторону и удалился. Тристан вышел из чащи, обманутый в ожиданиях, натянул лук и прицелился... Увы, тот человек был уже недосягаем для его стрелы.
Как раз в это время показался вдали и Деноален: тихо по тропинке он спускался на маленьком вороном иноходце в сопровождении двух огромных борзых. Спрятавшись за яблоней, Тристан следил за ним. Он видел, как тот науськивал собак на кабана в перелеске. Но раньше, чем борзые успеют выгнать его из берлоги, их хозяин получит такую рану, какой ни один лекарь не умеет вылечить. Когда Деноален поравнялся с ним, Тристан сбросил свой плащ, прыгнул и очутился перед своим врагом. Предатель хотел бежать. Но тщетно! Он не успел даже крикнуть: "Ты ранил меня!" Он свалился с лошади. Тристан отрубил ему голову, обрезал волосы, обрамлявшие его лицо, и спрятал их за пазухой: он хотел показать их Изольде, чтобы обрадовать сердце своей милой. "Увы, - думал он, - куда делся Гондоин? Он спасся. Жаль, что мне не удалось с ним расплатиться".
Он обтер свои меч, вложил его в ножны, навалил на труп ствол дерева и, оставив окровавленное тело, направился, накинув капюшон, к своей милой.
В замок Тинтагель Гондоин явился раньше его: он уже взобрался на высокое окно, воткнул терновый прут в занавеску, раздвинул два полотнища и мог оглядеть прекрасно устланную тростниками комнату. Сперва он не увидел никого, кроме Периниса, потом пришла Бранжьена, еще держа в руках гребень, которым она расчесывала золотые волосы королевы.
Но вот вошла Изольда, и за ней Тристан. В одной руке у него лук из заболони и стрелы, в другой - две длинные пряди волос. Он сбросил капюшон, обнаружив свои прекрасный стан. Белокурая Изольда поклонилась, приветствуя его; но в ту минуту, когда она встала и подняла к нему голову, она заметила на пологе тень головы Гондоина.
Тристан сказал ей:
- Видишь ли эти прекрасные кудри? Они - с головы Деноалена. Я ему отомстил за тебя. Никогда более не придется ему покупать и продавать ни щита, ни копья.
- Это хорошо, господин мой, но натяни-ка лук, прошу тебя: хочется мне узнать, хорошо ли он натягивается.
Тристан натянул лук, удивленный, недоумевая. Взяв одну из двух стрел, Изольда вправила ее в тетиву, посмотрела, крепка ли она, и сказала скорым шепотом:
- Я вижу нечто, что мне не нравится. Целься получше, Тристан.
Он приготовился, поднял голову и увидел на вершине полога тень головы Гондоина.
- Господь да направит эту стрелу, - прошептал он.
Обернулся он к стене и выстрелил. Длинная стрела просвистела в воздухе, - кобчик и ласточки не летят быстрее, - вонзилась в глаз предателя, пробила мозг, как сердцевину яблока, и застряла, дрожа, в черепе.
Тогда Изольда сказала Тристану:
- Теперь беги, милый! Ты видишь, предатели знают о твоем убежище. Андрет еще жив, он все расскажет королю; тебе более небезопасно в хижине лесника. Беги, дорогой! Верный Перинис скроет это тело в лесу так надежно, что король никаких вестей о нем никогда не получит. Ты же беги из этой страны ради твоего спасения, ради моего!
- Как мне жить? - говорит Тристан.
- Да, милый Тристан, жизни наши связаны и вплетены одна в другую. А мне как жить? Тело мое здесь, а сердце мое у тебя.
- Изольда, милая, я уезжаю, не знаю куда. Но если когда-либо ты увидишь перстень из зеленой яшмы, исполнишь ли ты то, о чем через него я тебя попрошу?
- Да, ты это знаешь: если я увижу перстень из зеленой яшмы, ни башня, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего друга, будь то безумно или мудро.
- Да воздаст тебе Господь, рожденный в Вифлееме, дорогая!
- Да сохранит тебя Господь, дорогой!
Но на следующий день король узнал, что было обнаружено обезглавленное тело Деноалена. Андрет обнаружил, что исчез и Говдоин. Он догадался, что и это также было делом рук Тристана. Он сообщил королю, что Тристан еще не покинул его страны и мстит баронам. В подтверждении своих слов Андрет сослался на того слугу, который видел Тристана. Эта весть снова встревожила Марка. Почему Тристан не сдержал своего слова? Мстить прежним обидчикам Тристан с ним не договаривался, ведь он обещал смиренно удалиться в чужие края.


Глава XIV
Покой и беспокойство.

ТРИСТАН удалился в Уэльс, в страну благородного герцога Жилена.
<###>
Герцог наградил Тристана собачкой Пти-Крю, за то, что он избавил его страну от косматого великана Ургана, который требовал тяжелой дани.
Никто не был бы в состоянии достаточно искусными словами описать свойства и красоту собачки. Шерсть ее отливала столь чудесно расположенными цветами, что нельзя было назвать ее масти: сначала ее шея казалась белее снега, круп зеленее клеверного листа, один бок - красный, точно пурпурный, другой - желтый, как шафран, живот - голубой, как лазурь, спина - розоватая; но, если посмотреть на нее подольше, все эти цвета начинали плясать в глазах, сливаясь в какой-то один оттенок, то белый, то зеленый, желтый, голубой, пурпурный, - то более темный, то посветлее. На шее у нее подвязана была на золотой цепочке погремушка такого веселого, ясного и нежного звона, что от звуков ее сердце Тристана умилилось, успокоилось, и горе его растаяло. Исчезли из памяти все беды, вынесенные ради королевы, - такова была волшебная сила погремушки; сердце, слыша ее звон, такой нежный, веселый и ясный, забывало всякое горе.
<###>
Тристан передал собачку уэльскому жонглеру, умному и хитрому, а тот доставил ее в Корнуэльс. Прибыв в Тинтагель, он тайно отдал ее Бранжьене. Сильно обрадовалась королева, наградила жонглера десятью марками золота, а королю сказала, что этот драгоценный подарок прислала ей мать, королева Ирландии. Она приказала мастеру сделать для собачки домик, изукрашенный золотом и драгоценными камнями; куда бы она ни шла, она носила собачку с собой, как память о своем милом, и всякий раз, как она смотрела на нее, печаль, тоска и сожаление изглаживались из ее сердца.
Вначале она не понимала этого чуда: если она ощущала такую сладость, когда глядела на собачку, то это, думала она, происходило от того, что она подарена Тристаном; видно, мысль о ее друге так усыпляла ее тоску. Но однажды она узнала, что это было дело волшебства и что один лишь звук погремушки чаровал ее сердце.
"О, - подумала она, - хорошо ли, что я нахожу утешение, тогда как Тристан несчастен? Он мог бы удержать у себя эту заколдованную собачку и таким образом забыть свою печаль. По великому своему благородству он предпочел послать ее мне, отдать мне свою радость, чтобы самому терпеть по-прежнему горе. Но тому не бывать! Тристан, я хочу страдать, пока ты страдаешь".
Она взяла волшебную погремушку, позвенела ею в последний раз, тихо отвязала ее, потом бросила через открытое окно в море.
Не было покоя и на душе ее супруга короля Марка. Странное поведение Тристана, его месть предателям баронам, запоздалый отъезд из его страны, тревожили его сон и бодрствование. Но главное, это то, что сердце любимой им Изольды оставалось от него скрыто. Он никак не мог сделать ее счастливой, что бы ни пытался предпринять.
Он чувствовал, что что-то скрыто он его понимания, и это то, что, может быть, знают другие. Однако он не мог расспросить никого, кто мог быть непосредственно причастен к прошлым событиям, интересовавшим его, или к тем, что происходили сейчас. Они продолжали бы говорить ему неправду, сохраняя верность Изольде или Тристану. Прибегать к услугам колдунов он больше не желал, так как прежние его обращения к ним никогда не вносили полной ясности. Какие-то силы мешали их колдовству.
Ни обычным людям, ни колдунам не дано видеть сердца других людей. Один Бог является праведным судьей и видит сердца. Но мысль эта не могла утешить Марка. Ведь сколько раз Господь вставал на сторону Тристана и подтверждал чудесным стечением обстоятельств чистоту отношений его племянника Тристана и королевы Изольды. Подтвердилась чудом с раскаленным железом и верность Изольды супругу королю. Но все же он почему-то потерял прежде любимого племянника, почитаемого за сына, и лишился того счастья, которое от испытывал прежде от общения с Тристаном.
Он вспомнил последнее послание Тристана, в котором он напоминал о великих своих заслугах королю. А ведь он мог бы и теперь служить своему государю также верно.
И тут Марк понял, кто бы мог помочь ему разобраться и прояснить и облегчить душу. Этим человеком мог бы быть старец Огрин. Этот святой старец оказал когда-то помощь Тристану, желая помирить короля и лесных изгнанников, это он написал послание под диктовку Тристана. Если Огрин жив еще и теперь, то окажет великую помощь еще раз, на этот раз королю.
Утром следующего дня, узнав у капеллана место, где живет старец, Марк отправился в путь.
Поприветствовав старца, король поблагодарил его за великую услугу, оказанную прежде старцем. При его участии королева Изольда вернулась в Тинтагель. Затем продолжил:
- Пришел к тебе, великий старец Огрин, за советом. Тристан убил троих баронов. Последних двух убил тогда, когда сам был уже в безопасности, его никто не преследовал и по указу моему уже давно должен был удалиться из корнуэльской земли. Он, видно, мстил за что-то им. Понять я не в силах. Растолкуй мне, что к чему. Ты был посредником меж нами прежде, помог Тристану помириться со мною. Теперь и сам прошу я разъяснений. Тогда легко поверил я Тристану и Изольде, - были основания считать, что они невиновны. Но ныне вновь терзаюсь, весь в сомненьях. Действительно ли не был я обманут ими? Тристан свершил что-либо, за что его бы можно укорить, предал ли он меня?
Пошел молиться старец, и молился долго. Вернувшись, он ответил:
- Да, грешники они пред вами и пред Богом!
- Не верю я, ты объясни мне все.
- Он не просто избавил королеву от прокаженных, как написал в послании, но продолжал любить ее в лесу.
- Ума не приложу, как мог такой преданный рыцарь, изменить своему государю?
- Он и королева случайно выпили колдовской напиток, когда ехали из Ирландии.
Марк продолжал упорствовать:
- Тристан в послании не признает своей вины. И я верю ему.
Огрин ответил:
- Да, он перечислял в своем послании заслуги перед королем и находил различные другие основания оправдать себя и королеву. Но истину своих отношений они продолжают скрывать. Когда-то Тристан действительно служил тебе, как мог, и подвигов его невозможно перехвалить. Однако мне он рассказал о зелье, которое объясняет его преступную страсть.
- Так почему же мне он не признался?
- А вы бы поняли его?
- Все-таки они невиновны, ведь Бог спас их от казни.
- То, что Господь спас их, не свидетельствует об их невиновности. Он только оберёг их от вашего неразумного королевского гнева, несправедливого отношения к их беде.
- Но тогда я и сам был в беде, я видел, что они мне изменили, потому и казнил бы без суда.
- Я не виню, но Господь вас предупреждает через то, что спас их. – Сказал Огрин. - Таково милосердие Божие! Не желая смерти грешника, Господь внял слезам и воплям бедных людей, которые молили Его за приговоренных без суда.
Король задумался: «Действительно, тогда я был разгоряченный, ведь кровь Тристана была на моей постели и муке? ».
- Как же доказать, что Тристан страстно любит королеву? Получается, что поединок любого рыцаря с Тристаном не приведет ни к чему, кроме гибели кого-то из них. Если Господь поможет Тристану одержать победу в поединке, то это еще не будет означать, что Тристан прав. Может, Господь хотел этим покарать противника, а не подтвердить правоту моего племянника?
Огрин ответил:
- Вы сможете доказать это, если сами вызовете его на поединок.
- Но чем я лучше других, ведь и меня Господь может за что-то покарать во время поединка, вместо того, чтобы победой подтвердить его правоту?
- Надо стать справедливым пред людьми и Богом, а потом вызывайте Тристана на бой. Тогда у Господа не будет оснований губить вас. Люди видят поступок, а Бог видит сердца: Он один - праведный судья. Потому-то Он пожелал, чтобы всякий обвиняемый имел возможность доказать свою правоту поединком, и Он сам сражается на стороне более невинного.
Помолчав, Огрин добавил:
- На всем милость Божья. Я рассказал вам правду потому, вы не сможете сейчас в горячке отомстить Тристану, потому что он отбыл в дальние страны. Вам надо помолиться и все спокойно обдумать.
На том закончилась встреча Марка и Огрина.



Глава XV
Белорукая Изольда

Любовники не могли ни жить, ни умереть друг без друга. Жить им в разлуке было ни жизнь, ни смерть, но то и другое вместе. Тристан хотел бежать от своего горя, носясь по морям, островам и странам. Снова увидел он свою страну Лоонуа, где Роальд Твердое Слово встретил своего сына со слезами нежности. Но, не будучи в состоянии спокойно жить в его земле, Тристан отправился по герцогствам и королевствам, ища приключений: из Лоонуа - к фризам, от фризов - в Гавуа, из Германии - в Испанию. Служил он многим государям и совершил много подвигов, но в течение двух лет не было ему никакой вести из Корнуэльса - ни друга, ни послания.
Тогда он подумал, что Изольда разлюбила его и забыла.
И вот случилось однажды, что, странствуя вдвоем с Горвеналом, прибыли они в Бретань. Они проехали опустошенную равнину; повсюду обрушившиеся стены, деревни без жителей, поля, выжженные огнем; их кони шли по пеплу и углям на пустынной поляне.
Тристан задумался: "Я истомлен и устал. К чему мне эти приключения? Госпожа моя далеко, никогда я ее не увижу. Почему в течение двух лет не послала она искать меня повсюду? Ни одной весточки от нее! В Тинтагеле король ее почитает, ей служит, живется ей радостно; конечно, погремушка волшебной собачки оказала свое действие. Изольда меня забыла, и ей мало дела до прежних печалей и радостей, мало дела до несчастного, который скитается по этой опустелой стране. Неужели никогда не забуду я ту, которая меня забыла? Неужели не найду никого, кто бы уврачевал мое горе?"
В течение двух дней Тристан и Горвенал проезжали по полям и селениям, не встречая ни человека, ни петуха, ни одной собачки.
На третий день, около полудня, они подъехали к холму, на котором возвышалась старая часовня и рядом с ней жилище отшельника. На отшельнике не было тканой одежды, он носил козлиную шкуру с лоскутьями шерсти на спине. Простершись на земле, с обнаженными коленями и локтями, он молился Марии Магдалине о ниспослании ему спасительных молитв. Он приветствовал подъехавших и, в то время как Горвенал разнуздывал коней, снял с Тристана доспехи и приготовил еду. Он не предложил им тонких блюд, а только хлеб из ячменя, смешанного с пеплом, ключевую воду. После ужина, когда смерклось и они уселись около огня, Тристан спросил, что это за разоренная страна.
- Почтенный сеньор, - сказал отшельник, - эта страна - Бретань, и владеет ею герцог Хоэль. Страна эта была некогда богата пастбищами и пашнями: здесь были мельницы, там яблони, фермы. Но граф Риоль Нантский произвел это опустошение: его фуражиры все предали огню и разграбили. Люди его надолго разбогатели. УЖ такова война.
- Брат, - сказал Тристан, - почему же граф Риоль так разорил вашего государя Хоэля?
- Я вам поведаю, сеньор, причину войны. Надо вам знать, что Риоль был вассалом герцога Хоэля, а у герцога есть дочь, прекраснейшая из всех принцесс; ее-то и захотел взять в жены граф Риоль, но отец отказался отдать ее вассалу, и граф Риоль попытался захватить ее силой. Много людей погибло из-за этой ссоры.
- Может ли герцог Хоэль еще продолжать войну? - спросил Тристан.
- С великим трудом, сеньор. Однако его последний замок Карэ еще держится, ибо стены его крепки, мужественно и сердце сына герцога Хоэля, славного рыцаря Каэрдина. Но враг теснит их и морит голодом. Долго ли будут они в состоянии сопротивляться!
Тристан спросил, на каком расстоянии находится замок Карэ.
- Всего в двух милях, сеньор. Они разошлись и заснули. Наутро, когда отшельник помолился и они подкрепились ячменным хлебом с пеплом, Тристан попрощался с почтенным мужем и направился в Карэ.
Остановившись у плотных стен, он увидел толпу людей, стоявших дозором на дороге, и спросил, где герцог. Хоэль был среди них с сыном своим Каэрдином. Он сказал, кто он такой, и Тристан обратился к нему:
- Я - Тристан, король Лоонуа: Марк, король Корнуэльса, мне дядя. Я узнал, сеньор, что ваши вассалы притесняют вас, и пришел предложить вам свои услуги.
- Увы, сеньор Тристан, ступайте своей дорогой, и да воздаст вам Господь! Как принять вас здесь? у нас нет более припасов, нет совсем ржи, чтобы поддержать существование, остались только ячмень да бобы.
- Что ж, - отвечал Тристан, - я два года прожил в лесу, питаясь травами, кореньями и дичиной. И поверьте, я находил такую жизнь прекрасной. Прикажите отворить мне ворота.
Тогда Каэрдин сказал:
- Прими его, отец, если он так мужествен, пусть возьмет свою долю в нашем счастье и нашем горе.
Они приняли его с почетом. Каэрдин показал своему гостю крепкие стены и главную башню, вокруг нее другие, деревянные, хорошо защищенные частоколом; в них скрывались в засаде стрелки. С зубчатых стен он показал ему на равнине, вдали, палатки и шатры графа Риоля. Когда они возвратились к порогу замка, Каэрдин сказал Тристану:
- Теперь, дорогой друг мой, поднимемся в заду, где находятся моя мать и сестра.
Взявшись за руки, оба вошли в женский покой. Мать и дочь, сидя на ковре, вышивали золотом по английской ткани и пели песню про то, как красавица Дозта, сидя под белым терновником, ждет не дождется своего возлюбленного Доона, который так медлит прийти. Тристан поклонился им, они ему. Затем оба рыцаря уселись возле них. Каэрдин показал на епитрахиль, которую вышивала его мать, и сказал:
- Смотри, дорогой друг Тристан, какая искусница моя мать, как она умеет украшать епитрахили и ризы, чтобы потом принести их в дар бедным монастырям! Как быстро руки моей сестры продевают золотые нити в эту ткань! Тебя, сестрица, по праву прозвали Изольдой Белорукой.
Услышав, что ее зовут Изольдой, Тристан улыбнулся и посмотрел на нее нежнее.
Граф Риоль разбил свой стан в трех милях от Карэ, и уже много дней люди герцога Хоэля не решались делать против него вылазки.
На следующий же день Тристан, Каэрдин и двенадцать юных рыцарей выступили из Карэ в панцирях, привязав шлемы, и проехали сосновой рощей до рвов неприятельского лагеря; затем, выскочив из засады, они силой отбили подводу графа Риоля с провиантом.
С этого дня, меняя на разные лады военные хитрости и приемы, они разоряли его плохо охраняемые шатры, нападали на его обоз, ранили и убивали его людей и никогда не возвращались в Карэ без какой-нибудь добычи. Благодаря этому Тристан и Каэрдин стали питать друг к другу такое доверие и любовь, что поклялись во взаимной дружбе и товариществе. Ни разу не нарушили они этого слова, как вы узнаете из рассказа.
И вот, когда они возвращались с этих набегов, толкуя о рыцарских подвигах и благородных делах, Каэрдин часто расхваливал своему дорогому другу сестру свою, белорукую Изольду, простодушную, прекрасную.
Однажды утром, чуть только занялась заря, дозорщик спешно спустился с башни и побежал по залам с криком:
- Сеньоры, вы заспались! Риоль идет на приступ!
Рыцари и горожане вооружились и побежали на стены. Они увидели в долине сверкающие шлемы, развевающиеся шелковые знамена: все войско графа Риоля двигалось в стройном порядке. Герцог Хоэль и Каэрдин тотчас же выстроили перед воротами передовые отряды рыцарей. Подъехав на расстояние выстрела из лука, они пришпорили коней и опустили копья, а стрелы сыпались на них, как апрельский дождь.
Тристан вооружился в свою очередь вместе с теми, которых дозорщик разбудил последними. Он затянул пояс, надел блио, узкие сапоги с золотыми шпорами, облекся в кольчугу, прикрепил шлем и забрало, сел на коня, пришпорил его и поскакал в долину, прикрыв грудь шитом и крича: "Карэ!" Это было кстати: уже воины Хоэля отступали за частокол.
Любо было тогда посмотреть на груды убитых коней и раненых бойцов, на удары, наносимые юными рыцарями, на траву, обагрявшуюся, где только они появлялись, кровью. В их первом ряду гордо остановился Каэрдин, завидев, что против него вышел смелый барон, брат графа Риоля. Они столкнулись, опустив копья. Нантский боец сломал свое, не выбив из седла Каэрдина, а тот более метким ударом пробил щит противника и вонзил ему в бок стальное острие копья по самый значок. Покачнувшись в седле, рыцарь потерял стремена и упал. На крик брата граф Риоль помчался против Каэрдина, но Тристан преградил ему путь. Они сшиблись, и копье Тристана сломалось в его руках, меж тем как копье Риоля, ударившись в нагрудник Тристанова коня, пробило его, глубоко вонзилось в тело, и конь пал мертвым на поляне. Тристан сразу вскочил на ноги и, размахивая сверкающим мечом, крикнул:
- Трус! Позорная смерть тому, кто ранит коня, оставив в живых его хозяина! Живым ты отсюда не уйдешь!
- Сдается мне, что ты лжешь! - ответил Риоль, направляя на него своего коня.
Но Тристан уклонился от удара и, подняв руку, с такой силой хватил мечом по шлему Риоля, что своротил его обруч и отбил наносник. Меч, скользнув по плечу рыцаря, угодил в бок его коня, который в свою очередь зашатался и пал. Риолю удалось выпутаться; он поднялся, и оба, пешие, с пробитыми и рассеченными щитами, с порванными кольчугами, яростно накинулись Яруг на друга. Наконец Тристан ударил противника по карбункулу его шлема. Обруч подался; удар был такой сильный, что граф упал на колени и ладони.
- Вставай, коли можешь, вассал! - крикнул ему Тристан. - В недобрый час явился ты на это поле: тебе придется умереть!
Риоль поднялся с земли, но Тристан снова сшиб его ударом, который рассек его шлем, разрубил тулью и обнажил череп. Риоль взмолился о пощаде, и Тристан принял от него меч.
Он взял его вовремя, так как со всех сторон подбегали нантские воины на подмогу своему господину; но тот уже сдался. Риоль обещал отдаться в плен герцогу Хоэлю, снова принести клятву в повиновении и верности и отстроить выжженные города и деревни. По его приказанию битва прекратилась, и войско его отступило.
Когда победители возвратились в Карэ, Каэрдин сказал своему отцу:
- Сеньор, позови Тристана и удержи его при себе. Нет лучше его рыцаря, а твоя страна нуждается в бойце, исполненном такой доблести.
Посоветовавшись со своими людьми, герцог Хоэль призвал Тристана и сказал ему:
- Друг, не знаю, как выразить тебе мою любовь. Ты мне сохранил эту страну, и я хочу отблагодарить тебя. Дочь моя, белорукая Изольда, происходит из рода герцогов, королей и королев. Возьми ее, я отдаю ее тебе.
- Я принимаю ее, сеньор, - ответил Тристан.
<###>
Выбрали день, назначили срок. Герцог явился со своими друзьями, Тристан со своими. Капеллан отслужил мессу. При всех, перед церковными вратами, по закону святой церкви, Тристан сочетался браком с белорукой Изольдой. Свадьба была пышная и богатая.
Легенда о Тристане и Изольде передает нам, будто когда наступила ночь и слуги Тристана стали снимать с него одежды, случилось, что, потянув за слитком узкий рукав его блио, они стащили с его пальца перстень из зеленой яшмы, перстень белокурой Изольды. С громким звоном ударился он о плиты. Тристан взглянул и увидел его. И тут проснулась в нем старая любовь: он понял свой проступок.
Но позже знающие люди говорили, что перстень упал, но не зазвенел и поэтому Тристан не посмотрел на него. А еще позже люди утверждали, что перстень вовсе не падал в тот момент.
Однако теперь стало ясно, что бы ни случилось тогда с перстнем и с Тристаном, но в итоге вышел один и тот же результат - Тристан понял, что любит не свою жену Изольду, а Изольду-королеву.
Когда он остался один со своей женой, почувствовал, что совсем не любит ее. Он с большим удивлением обнаружил, что непонятно как произошла подмена, и вместо нужной ему Изольды рядом с ним находится совсем другая женщина, которую также зовут Изольдой, только она ему не нужна. Ему нужна белокурая Изольда, а эта была белорукая.
И после этого взглянул он на перстень из зеленой яшмы и увидел его. Вспомнился ему день, когда белокурая Изольда дала ему этот перстень: то было в лесу, где ради него она влачила тяжелую жизнь. И, лежа с другой Изольдой, он представил себе шалаш в Моруа. По какому безумию обвинил он в своем сердце свою милую в измене? Нет, она продолжала терпеть из-за него горе, а он сам изменил ей. Он понял, что по-прежнему любит королеву Изольду и хранит в себе ее прекрасный образ, как и подаренный ею перстень. Но ему стадо жаль и жены своей Изольды, простодушной, прекрасной. В недобрый час полюбили его обе Изольды: обеим он изменил.
Между тем белорукая Изольда дивилась, что он вздыхает, лежа с ней рядом. Наконец, она сказала ему, слегка застыдившись:
- Дорогой сеньор, не оскорбила ли я вас чем-нибудь? Почему не одарите вы меня ни одним поцелуем? Скажите мне, чтобы мне знать мою вину, - я искуплю ее сторицей, если смогу.
- Не сердись, дорогая, - ответил Тристан, - я дал обет. Некогда в другой стране, когда я бился с драконом и чуть было не погиб, я призвал Богоматерь и произнес обет, что если по Ее милости я спасусь и возьму жену, целый год я буду воздерживаться от объятий и поцелуев.
- Если так, я постараюсь это перенести, - сказала белорукая Изольда.
Но когда поутру служанка надела на нее чепец, какой носят замужние женщины, она грустно улыбнулась и подумала, что на такой убор не имеет права.



Глава XVI
Каэрдин

Несколько дней спустя герцог Хобль, его сенешал и все его ловчие, Тристан, белорукая Изольда и Каэрдин выехали из замка в лес на охоту. По узкой дороге Тристан ехал слева от Каэрдина, который правой рукой придерживал за удила коня белорукой Изольды. Случилось, что конь ее поскользнулся в луже. От удара его копыта вода плеснула так сильно под одежды Изольды, что совсем смочила ее, и она почувствовала холод выше колен. Слегка вскрикнув, она шпорами подняла коня и рассмеялась таким громким и ясным смехом, что нагнавший ее Каэрдин спросил:
- Чему ты смеешься, сестрица?
- Одной мысли, которая пришла мне в голову, братец. Когда эта вода плеснула на меня, я ей сказала: "Вода, ты смелее, чем был когда-либо Тристан!" Вот почему я рассмеялась. Но я проговорилась, братец, и раскаиваюсь в этом.
Удивленный Каэрдин начал ее так настойчиво расспрашивать, что она рассказала ему всю правду о своем браке. Тут Тристан нагнал их, и они втроем молча доехали до охотничьего домика. Каэрдин отозвал
Тристана в сторону и сказал ему:
- Сеньор Тристан, сестра сказала мне всю правду о своем браке. Я считал тебя ровней и товарищем, но ты нарушил верность и опозорил мой род. Если ты не оправдаешься передо мной, знай, что я тебя вызову на поединок.
Тристан отвечал:
- Да, я явился к вам на ваше несчастье, но узнай и мое горе, славный, милый друг, брат и товарищ, и, может быть, сердце твое успокоится. Знай, что у меня есть другая Изольда, красивейшая из всех женщин, которая выстрадала за меня много бед и теперь еще страдает. Правда, сестра твоя любит меня и почитает, но из любви ко мне другая Изольда обращается с большим почетом с собачкой, которую я ей подарил, чем твоя сестра со мной. Давай бросим охоту, последуй за мной в одно местечко, куда я тебя поведу, я тебе расскажу про горе моей жизни.
Тристан повернул коня и пришпорил его, Каэрдин погнал своего следом за ним. Не обменявшись ни одним словом, они домчались до самой чащи леса. Там Тристан рассказал свою жизнь Каэрдину. Он поведал ему, как на море он испил любовь и смерть, рассказал про предательство баронов и карлика, про королеву, которую вели на костер и отдали прокаженным, и про свою любовь с нею в глухом лесу; рассказал, как он вернул ее королю Марку и как, удалившись от нее, он хотел полюбить белорукую Изольду; как он отныне и навсегда знает, что не может ни жить, ни умереть без королевы.
Каэрдин молчал и дивился; он чувствовал, что его гнев невольно улегся.
- Друг, - сказал он наконец, - чудные слова я слышу. Ты разжалобил мое сердце, ибо такие беды ты выстрадал, от которых да избавит Господь всех и каждого. Вернемся в Карэ; через три дня, если я буду в состоянии, я скажу тебе то, что думаю.
В своем покое в Тинтагеле белокурая Изольда вздыхает по Тристану, зовет его; нет у нее другой мысли, другой надежды, другого желания, как любить его всегда. В нем вся ее страсть, а в течение двух лет она ничего о нем не знает. Где он? В какой стране? Жив ли он даже?
В своем покое сидит белокурая Изольда и поет грустную песню любви. Она поет о том, как Гуруна схватили и убили за любовь к даме, которую он любил более всего на свете, и какой хитростью граф дал своей жене съесть сердце Гуруна, и как она горевала.
Тихо поет королева, подыгрывая себе на арфе. Прекрасны ее руки, хороша песня, тих ее напев и нежен голос.
В комнату вошел Кариадо, богатый граф с одного дальнего острова. Он приехал в Тинтагель, чтобы служить королеве, и много раз со времени отъезда Тристана пытался добиться ее любви. Но королева отвергла его ухаживание, считая это низостью. Это был красивый рыцарь, гордый, осанистый и речистый, более у места в женских покоях, чем в битве. Он застал Изольду за песней и сказал, смеясь:
- Что за печальная песня, печальная, как песня орлана! Не говорят разве, что орлан поет, чтобы возвестить смерть! И, конечно, о моей смерти вещает песня, ибо я умираю от любви к вам.
- Пусть так, - сказала Изольда, - пусть моя песня возвещает вашу смерть, ибо вы никогда не являлись сюда без того, чтобы не сообщить мне дурной вести. Вы всегда были орланом или совой, чтобы говорить дурное про Тристана. Какое еще известие сообщите вы мне сегодня?
Кариадо отвечал ей:
- Вы раздражены, королева, не знаю чем, но глуп тот, кто смутится вашими речами. Смерть ли мою возвещает орлан или нет, а вот плохая весть, которую приносит вам сова: ваш друг Тристан погиб для вас, королева Изольда, он женился в другой стране. Распоряжайтесь вашим сердцем свободно, потому что он презрел вашу любовь. Он женился на знатной девушке, на белорукой Изольде, дочери бретонского герцога.
Кариадо вышел в гневе, а белокурая Изольда поникла головой и заплакала.
Кариадо поведал известие о женитьбе Тристана и королю Марку. Эта новость не столько обрадовала его, сколько удивила, ведь разве могло прекратиться действие зелья на Тристана?
Когда Марк пришел в покои Изольды, та все еще плакала, но увидев короля, быстро вытерла слезы. Марк без лишних слов понял по кому льются эти слеза. Значит, королева все еще находилась под действием колдовского зелья и любила его племянника. Что мог поделать с этим король? Ему оставалось только надеяться на милость Господа и желать заслужить эту милость перед Ним. Сколько времени у него уйдет на это, он не знал.
Если Тристан теперь не любит королеву, зачем вызывать его на поединок, доказывать свою правоту. Если что-то и было, то все в прошлом. Можно, наверное, ему простить?
На третий день Каэрдин позвал к себе Тристана и сказал:
- Друг, я принял решение в своем сердце. Если ты сказал мне правду, жизнь, которую ты ведешь в этой стране, - сумасбродство и безумие, и никакого добра от этого не будет ни тебе, ни сестре моей, моей белорукой Изольде. Итак, слушай, что я задумал. Мы отправимся вместе в Тинтагель, ты снова увидишь королеву и узнаешь, тоскует ли она еще по тебе и верна ли тебе. Если она тебя забыла, возможно, что ты более полюбишь сестру мою Изольду, простодушную, прекрасную. Я поеду с тобой: разве я тебе не ровня, не товарищ?
- Брат, - сказал Тристан, - правду говорят: сердце человека стоит золота целой страны.
Вскоре Тристан и Каэрдин взяли посохи и паломничьи одежды, будто собрались поклониться святым мощам в дальней стране. Они попрощались с герцогом Хоэлем. Тристан взял с собой Горвенала, а Каэрдин - одного конюшего. Тайно снарядили они судно и поехали в Корнуэльс. Всю дорогу ветер был тихий и благоприятный, и однажды утром, еще до зари, они пристали неподалеку от Тинтагеля, в пустынной бухте, поблизости от замка Лидана. Там, решили они, добрый сенешал Динас наверно их приютит и сумеет скрыть их приезд.
Когда рассвело, оба путника направились к Лидану и вдруг увидели, что кто-то рысцой едет за ними на коне по той же дороге. Они бросились в лес, но всадник проехал мимо, не заметив их, потому что дремал в седле. Тристан узнал его.
- Брат, - сказал он Каэрдину, - это сам Динас из Лидана. Он спит. Без сомнения, он возвращается от своей милой и грезит о ней, невежливо было бы его разбудить. Но следуй за мной на расстоянии.
Он догнал Динаса, тихо взял под уздцы его коня и пошел рядом. Наконец лошадь споткнулась, и толчок разбудил спящего. Он открыл глаза и посмотрел на Тристана, словно не веря себе.
- Как! Это ты, Тристан! Да благословит Господь час, в который я тебя снова вижу: я так долго его ждал!
- Да сохранит тебя Господь, друг мой! Какие вести сообщишь ты мне о королеве?
- Увы, грустные вести! Король любит ее и хочет, чем только может, порадовать; но со дня твоего изгнания она тоскует и плачет по тебе. Зачем тебе снова видеться с ней? Или ты снова стремишься к своей и ее смерти? Пожалей королеву, Тристан, оставь ее в покое.
- Друг, - сказал Тристан, - сделай мне одолжение: укрой меня в Лидане, отнеси ей мое послание и устрой так, чтобы я увидел ее раз, один только раз.
Динас ответил:
- Жалко мне моей королевы, и я исполню твое поручение только в том случае, если уверюсь, что она тебе no-прежнему дороже всех других женщин.
- О Динас, скажи ей, что она мне no-прежнему дороже всех других женщин, это будет правда.
- Ну, тогда следуй за мной, Тристан, я помогу тебе в твоей нужде.
В Лидане сенешал приютил Тристана, Горвенала, Каэрдина и его конюшего, а когда Тристан рассказал ему от начала до конца все то, что с ним случилось, Динас отправился в Тинтагель, чтобы разведать, что делается при дворе.
Он узнал, что через три дня королева Изольда, король Марк и вся его дружина, конюшие и охотники покинут Тинтагель, чтобы поселиться в замке на Белой Поляне, где была приготовлена большая охота. Тогда Тристан дал сенешалу свой перстень из зеленой яшмы и поручение, которое он должен был передать королеве словесно.



Глава XVII
Динас из Лидана

Итак, Динас вернулся в Тинтагель, поднялся по ступеням и вошел в залу. Под балдахином Марк и белокурая Изольда сидели за шахматной доской. Динас сел на скамью возле королевы как бы для того, чтобы наблюдать за ее игрой, и, два раза притворившись, будто указывает ей ход, положил свою руку на шахматную доску; на второй раз Изольда узнала на его пальце перстень с яшмой. Тогда для нее игра кончилась. Она толкнула слегка руку Динаса так, что несколько фигур упало в беспорядке.
- Видите, сенешал, - сказала она, - вы так спутали мою игру, что я уже не могу продолжать ее.
Марк вышел из залы, он тоже уже не мог продолжать игру от волнения. Перстень на руке сенешала напомнил ему Тристана. Ведь в последний раз он сам видел этот перстень у племянника. Значит, Тристан подарил его своему другу Динасу. Но почему Изольда резко прервала игру в шахматы? Марк решил выяснить это.
Изольда удалилась в свои покои и велела позвать к себе сенешала:
- Ты послан Тристаном, друг?
- Да, королева, он в Лидане, скрывается в моем замке.
- Правда ли, будто он женился в Бретани?
- Вам сказали правду, но он уверяет, что ничуть не изменил вам, что ни одного дня он не переставал любить вас более всех женщин, что он умрет, если не повидает вас хоть раз. Он просит, чтобы вы согласились на это, исполнив обещание, которое вы ему дали в последний день, когда он говорил с вами.
Королева помолчала некоторое время, раздумывая о другой Изольде. Наконец, она ответила:
- Да, в последний день, когда мы с ним говорили, я, помнится, сказала ему: если когда-либо я увижу перстень с зеленой яшмой, то ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого, будь то мудро или безумно.
- Королева, через два дня двор должен покинуть Тинтагель, чтобы направиться в Белую Поляну; Тристан просит передать вам, что он спрячется в терновых кустах около дороги. Он умоляет вас сжалиться над ним.
- Я сказала: ни башни, ни крепкий замок, ни королевский запрет не помешают мне исполнить волю моего милого.
Марку удалось услышать этот разговор и теперь он знал тайну перстня из зеленой яшмы, какие планы у Тристана и даже то, где он скрывается.
На третий день, когда весь двор готовился к отъезду из Тинтагеля, Тристан, Горвенал, Каэрдин и его конюший надели кольчуги, взяли мечи и щиты и направились тайными тропками к назначенному месту. Две дороги вели через лес к Белой Поляне: одна - широкая и отлично вымощенная, по которой должно было пройти шествие, другая - каменистая и заброшенная. Тристан и Каэрдин оставили на второй дороге обоих конюших, которые должны были поджидать их там, охраняя и коней и щиты, сами же забрались в лес и спрятались в чаще. Перед этой чащей, посреди хорошей дороги, Тристан положил ветвь орешника, обвитую побегом козьей жимолости.
Вскоре шествие показалось на дороге. Впереди ехал отряд короля Марка. В стройном порядке проследовали фурьеры и конюшие, повара и кравчие, затем капелланы, псари с борзыми и ищейками, потом сокольничьи с соколами на левой руке, за ними охотники, потом рыцари и бароны. Они ехали мелкой рысцой, чинно выстроившись по двое, и любо было смотреть на них, богато одетых, на конах в бархатной сбруе, усыпанной ценными украшениями. Позади всех проехал король Марк, и Каэрдин восхищался, видя вокруг него ближних его людей, по двое с каждой стороны, одетых сплошь в золотые или багряные ткани.
Затем появился отряд королевы. Впереди ехали прачки и горничные, за ними жены и дочери баронов и графов. Они ехали поодиночке, и каждую сопровождал молодой рыцарь. Наконец, показался конь, на котором сидела красавица, краше которой Каэрдин никогда еще не видел: прекрасная станом и лицом, с плоскими бедрами, хорошо очерченными бровями, смеющимися глазами и маленькими зубками; она одета была в красный бархат, тонкая пластинка золота с драгоценными камнями украшала ее прекрасный лоб,
- Это королева? - спросил шепотом Каэрдин.
- Королева? - сказал Тристан. - Нет, это Камилла, ее служанка.
Затем проехала на сером коне другая девушка, с лицом более белым, чем февральский снег, и более алым, чем розы. Глаза ее сияли, как звезды, отраженные в источнике.
- Ну, теперь я ее вижу; это королева, - сказал Каэрдин.
- О нет, - отвечал Тристан, - это Бранжьена Верная.
Вдруг засветилась вся дорога, точно солнце внезапно излило свое сияние сквозь листву высоких деревьев, и появилась белокурая Изольда. Герцог Андрет - да будет он проклят Господом! - ехал по ее правую руку. Это король Марк, знавший о готовящейся встрече Тристана с Изольдой, попросил его сопровождать ее в дороге, ничего не сказав ему о Тристане.
В это мгновение из терновой чащи полились трели малиновки и жаворонка; Тристан вложил в них всю свою нежность. Королева поняла знак своего милого. Она заметила на дороге ветвь орешника, крепко обвитую козьей жимолостью, и подумала в своем сердце: "Так и мы с тобой, дорогой: ни ты без меня, ни я без тебя". Но, остерегаясь выдать Тристана герцогу Андрету, Изольда не могла открыто обратиться к находящемуся поблизости любимому.
Она остановила своего коня, подошла к иноходцу, который вез на себе усыпанный драгоценными камнями домик, где на пурпурном коврике лежала собачка Пти-Крю; взяла ее на руки и стала гладить ее рукой, своей горностаевой мантией ласкать и нежить ее. Потом, положив ее на место, обернулась к терновой чаще и сказала громким голосом:
- Лесные птички, вы повеселили меня своими песнями, и я приглашаю вас послужить мне и далее. Мой повелитель, король Марк, проедет прямо до Белой Поляны, я же думаю заночевать сегодня в замке Сен-Любен. Проводите меня до него, птички, - вечером я вас щедро награжу, как славных менестрелей.
Тристан запомнил эти слова и обрадовался. Но предатель Андрет уже обеспокоился. Он усадил королеву снова на коня, и шествие тронулось.
Послушайте о грустном приключении. Когда проходил королевский отряд, на дороге, где Горвенал и конюший Каэрдина сторожили коней своих господ, появился вооруженный рыцарь по имени Блери. Он издали узнал Горвенала и щит Тристана. "Что я вижу! - подумал он. - Это Горвенал, а тот, другой, - сам Тристан". Пришпорив своего коня, он помчался к ним, крича: "Тристан!" Но оба всадника уже поворотили коней и пустились в бегство. Блери бросился за ними, повторяя:
- Тристан, остановись, заклинаю тебя твоим мужеством! Но всадники не обернулись. Тогда Блери закричал:
- Тристан, остановись, заклинаю тебя именем белокурой Изольды!
Трижды заклинал он беглецов именем белокурой Изольды, но тщетно: они исчезли, и Блери удалось догнать одного только коня, которого он и увел как добычу.
Он приехал в замок Сен-Любен в то время, как королева только что в нем расположилась. Застав ее наедине, он сказал ей:
- Государыня, Тристан здесь. Я видел его на заброшенной дороге, что ведет из Тинтагеля. Он обратился в бегство. Трижды кричал я ему, чтобы он остановился, заклиная его именем белокурой Изольды, но страх обуял его, и он не осмелился обождать меня.
- Славный рыцарь, что вы говорите? Это ложь и безумие: как мог бы Тристан оказаться в этой стране? Как мог бы он бежать от вас? Неужели бы он не остановился, если бы его заклинали моим именем?!
- Однако я его видел, государыня, и доказательством тому служит то, что я захватил одного из его коней. Поглядите, вон он во всем убранстве там, на дворе.
Блери увидел, что Изольда разгневана. Грустно ему стало за нее, ибо он любил Тристана и королеву. Он ушел, жалея о том, что сказал.
Тогда заплакала Изольда и сказала: "Несчастная я! Слишком долго я живу, ибо дожила до того, что Тристан издевается надо мной и позорит меня! Прежде, когда его заклинали моим именем, с каким бы врагом не вступил он в бой! Он смел и силен; если он бежал от Блери, если не удостоил остановиться при имени своей милой - это значит, что другая Изольда им владеет. К чему же он вернулся? Он мне изменил, он захотел вдобавок опозорить меня, надо мной насмеяться. Разве не довольно ему моих прежних терзаний? Пусть же он возвращается к своей белорукой Изольде, сам опозоренный".
Она позвала Периниса Верного, рассказала ему, что узнала от Блери, и прибавила:
- Друг, отыщи Тристана на заброшенной дороге, что идет от Тинтагеля к Сен-Любену, да скажи ему, что я не шлю ему привета, и пусть он не отваживается приблизиться ко мне, ибо я прикажу своей страже и слугам выгнать его.
Перинис принялся за поиски. Найдя Тристана и Каэрдина, он передал то, что велела сказать королева.
- Что говоришь ты, брат? - воскликнул Тристан. - Как мог я бежать от Блери? Ты видишь, с нами нет даже наших коней. Горвенал сторожил их; мы его не нашли в условленном месте и продолжаем искать его.
В это мгновение подъехал Горвенал с конюшим Каэрдина, и они рассказали о своем приключении.
- Перинис, милый, добрый друг, - сказал Тристан, - вернись скорей к своей госпоже, передай ей, что я шлю ей привет и любовь, что я не нарушил той верности, которою ей обязан, что она мне дороже всех женщин; попроси ее, чтобы она снова прислала тебя ко мне с помилованием. Я буду ждать здесь твоего возвращения.
Изольда не догадывалась, что за всеми ее действиями внимательно следил герцог Андрет. Из разговора Изольды и Брели он понял, что его опасный недруг Тристан здесь, но испугался преследовать его сам, а поспешил сообщить королю. Пока Перинис разыскивал Тристана и разговаривал с ним, король тайно от королевы направился к Сен-Любену с частью своей свиты. Он прокрался во дворец и стал сам наблюдать за Изольдой.
Перинис вернулся к королеве и передал ей то, что видел и слышал. Но она ему не поверила.
- Ах, Перинис, ты был мне близким, верным человеком: мой отец приставил тебя еще ребенком служить мне, но колдун Тристан соблазнил тебя своими выдумками и подарками. И ты тоже мне изменил. Уходи прочь!
Перинис упал перед ней на колени.
- Суровые слова я слышу, королева. Никогда в жизни не было мне так больно. Но о себе я не забочусь: мне больно за вас, королева, что вы оскорбляете сеньора Тристана; и вы пожалеете об этом, когда будет слишком поздно.
- Ступай, я тебе не верю. Даже ты, Перинис, Перинис Верный, изменил мне!
Так Марку стало ясно, что между Изольдой и Тристаном возникла размолвка. Она продолжали любить друг друга, но длительная разлука затруднила их общение и вызвала ревность в сердце Изольды. Марк полагал, что можно радоваться такому повороту событий, ибо надеялся, что это поможет Изольде избавиться от любви к Тристану. Он не стал гоняться за племянником, а хотел чтобы чувство у Изольды прошло само по себе, ибо силой вырвать образ возлюбленного из сердца любимой им Изольды у него не получалось.
Долго ждал Тристан, чтобы Перинис принес ему прощение от королевы. Перинис не явился.
Поутру Тристан надел на себя большой плащ в лохмотьях, покрасил местами свое лицо киноварью и зеленой шелухой ореха, так что стал походить на больного, изъеденного проказой; в руки он взял чашку из сучковатого дерева для сбора подаяния и трещотку прокаженного.
Он вошел в Сен-Любен и начал бродить по его улицам, выпрашивая измененным голосом милостыню у каждого встречного. Только бы ему удалось повстречать королеву!
Она выходит, наконец, из дворца; Бранжьена, слуги и стража сопровождают ее. Она направляется в церковь.
Прокаженный идет за слугами, вертит свою трещотку и молит жалобным голосом:
- Королева, подайте мне что-нибудь! Вы не знаете, как я нуждаюсь!
По мощному телу и осанке Изольда его признала. Она вся дрожит, но не удостаивает его взглядом. Прокаженный ее молит. Жалко было слышать его! Он тащится за нею:
- Королева, если я осмелился подойти к вам, не гневайтесь; смилуйтесь надо мной, я вполне этого заслуживаю.
Но королева зовет слуг и стражу:
- Прогоните этого прокаженного, - говорит она им.
Слуги толкают его и бьют. Он сопротивляется и кричит:
- Сжальтесь, королева!
Тогда Изольда громко рассмеялась. Ее смех звенел еще, когда она вошла в церковь, услышав ее смех, прокаженный ушел. Королева сделала несколько шагов по церкви, затем ноги ее ослабели, и она упала на колени, головой наземь, руки крестом.
В тот же день Тристан распрощался с Динасом в таком огорчении, что, казалось, он лишился рассудка, и судно его отплыло в Бретань.
Марк дал ему без помех покинуть страну, так как рассчитывал на то, что Изольда окончательно отвергла Тристана, когда тот был в одежде прокаженного.
Увы, королева вскоре раскаялась, когда узнала от Динаса из Лидана, что Тристан уехал в такой грусти. Она поверила, что Перинис говорил правду, что Тристан не бежал, когда его заклинали ее именем, что она напрасно прогнала его. "Как это! - думала она. - Я тебя прогнала, тебя, дорогой Тристан! Отныне ты будешь меня ненавидеть, и никогда я тебя не увижу. Никогда не узнаешь ты, как я раскаиваюсь, какую кару хочу наложить на себя в доказательство и в слабый знак моего раскаяния!"
С этого дня, чтобы наказать себя за свою ошибку и безумие, белокурая Изольда облеклась во власяницу и стала носить ее на теле. Если бы не эта непонятная перемена в одежде, и явная печаль королевы, Марк почувствовал бы себя вполне успокоившимся.



Глава XVIII
Тристан-юродивый

Вновь увидел Тристан Бретань, Карэ, герцога Хоэля и жену свою, белорукую Изольду. Все его ласково встретили, но белокурая Изольда его прогнала - и для него ничего не осталось в мире. Долго томился он вдали от нее, но однажды решил снова повидать ее, готовый на то, чтобы она снова велела позорно избить его своей страже и слугам. Он знал, что вдали от нее его неизбежно и скоро постигнет смерть; так лучше уж умереть сразу, чем умирать медленно, каждый день. Кто живет в скорби, подобен мертвецу. Тристан желает смерти, жаждет ее. Пусть же королева, по крайней мере, узнает, что он погиб из-за любви к ней; если она узнает это, ему легче будет умереть.
Он ушел из Карэ, не сказав никому, ни родным, ни друзьям, ни даже своему милому товарищу Каэрдину; он ушел, нищенски одетый, пешком. Никто не обращал внимания на бедных бродяг, что странствуют по большим дорогам. Он шел до тех пор, пока не достиг берега моря. В гавани снаряжалось в путь большое торговое судно; уже моряки натягивали паруса и поднимали якорь, чтобы отплыть в открытое море.
- Да хранит вас Господь, добрые люди, и счастливый вам путь! В какие края вы направляетесь?
- В Тинтагель.
- В Тинтагель? Добрые люди, возьмите меня с собой!
Он садится на корабль. Попутный ветер надул паруса, и судно понеслось по волнам; пять ночей и пять дней плыло оно к Корнуэльсу, а на шестой пристало в гавани Тинтагеля.
За гаванью возвышался над морем замок, хорошо укрепленный со всех сторон: можно было в него войти только через одну железную дверь, и два надежных сторожа охраняли ее день и ночь. Как проникнуть в замок?
Тристан сошел с корабля и сел на берегу. Он узнал от проходившего мимо человека, что Марк находится в замке и недавно собирал двор.
- А где же королева и ее прекрасная прислужница Бранжьена?
- Они также в Тинтагеле, я недавно их видел; королева Изольда казалась печальной по обыкновению.
При имени Изольды Тристан вздохнул и подумал, что ни хитростью, ни удальством ему не удастся увидеть снова свою возлюбленную: ведь король Марк убьет его...
"А не все ли равно, если даже убьет? Не умру ли я от любви к тебе, Изольда? И что делаю я каждый день, как не умираю? А ты, Изольда, если бы знала, что я здесь, согласилась ли бы ты побеседовать со своим милым, не велела ли бы выгнать его своей страже? Пущусь на хитрость, оденусь юродивым: это безумие будет великой мудростью. Иной примет меня за слабоумного, а будет не умнее меня; тот сочтет меня дурнем, кто сам еще более дурень".
Проходил рыбак в куртке из грубой шерстяной ткани с большим капюшоном. Увидев его, Тристан сделал ему знак и отвел в сторону:
- Друг, хочешь променять свою одежду на мою? Дай мне свою куртку: очень она мне нравится.
Рыбак посмотрел на одежду Тристана, нашел ее лучше своей, тотчас взял ее и быстро удалился, радуясь обмену.
Затем Тристан обстриг наголо свои светлые кудри, оставив на голове только крест из волос; вымазал свое лицо снадобьем из чудодейственной травы, привезенным из его страны, и тотчас цвет лица и облик его изменились так поразительно, что ни один человек на свете не мог бы его узнать. Он вырвал в огороде сук каштанового дерева, сделал из него палку, повесил ее на шею и босиком отправился прямо к замку.
Привратнику он показался, несомненно, помешанным, и он спросил его:
- Подойди-ка. Где ты так долго был?
Тристан ответил, изменив свои голос:
- На свадьбе аббата из Мона, одного из моих друзей. Он женился на аббатисе, толстой особе в покрывале.
От Безансона до Мона все священники, аббаты, монахи и церковнослужители были приглашены на эту свадьбу; и все они, с палками и посохами, прыгают, играют и пляшут на лугу под тенью высоких деревьев. Но я их оставил, чтобы прийти сюда, потому что сегодня я обязан прислуживать при королевской трапезе.
- Войдите же, сеньор, сын косматого Ургана, - сказал ему привратник. - Вы велики ростом и волосаты, как он, и весьма похожи на вашего отца.
Когда Тристан вошел в замок, играя своей дубинкой, слуги и конюшие столпились вокруг него и стали травить его, как волка.
- Поглядите на помешанного, у-гу-гу!
Они кидали в него камнями, колотили его палками, но он терпел это, прыгая, предоставляя себя на их волю; если на него нападали слева, он оборачивался и бил палкой направо.
Среди смеха и крика, увлекая за собой беспорядочную толпу, он добрался до порога залы, где под балдахином рядом с королевой сидел король Марк. Он подошел к двери, повесил на шею свою дубину и вошел.
Увидав его, король сказал:
- Вот славный собеседник. Пусть приблизится. Его привели с палкой на шее.
- Привет тебе, дружок! - сказал Марк. Тристан ответил, до крайности изменив голос:
- Государь, добрейший и благороднейший из всех королей, я знал, что когда я увижу вас, мое сердце растает от нежности. Да поможет вам Бог, славный повелитель!
- Зачем пришел ты сюда, дружок?
- За Изольдой, которую я так любил, у меня есть сестра, которую я к вам привел, прекрасная Брюнгильда {Брюнгильда - дева-воин, героиня германо-скандинавской мифологии и эпоса.}. Королева надоела вам, попробуйте эту. Поменяемся: я отдам вам сестру, а вы дайте мне Изольду; я ее возьму и буду преданно служить вам.
Король засмеялся.
- Если я тебе отдам королеву, что станешь ты с ней делать, куда ее уведешь?
- Туда, наверх, между небом и облаком, в мое прелестное хрустальное жилище. Солнце проникает в него своими лучами, ветры не могут его поколебать; туда понесу я королеву, в хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце.
Король и бароны говорят промеж себя:
- Славный ты дурень, на слова мастер!
Он сел на ковер и нежно смотрит на Изольду.
- Друг, - сказал ему Марк, - откуда явилась у тебя надежда, что моя жена обратит внимание на такого безобразного дурака, как ты?
- У меня есть на то право: много для нее я потрудился, из-за нее и с ума сошел.
- Кто же ты такой?
- Я Тристан, что так любил королеву и будет любить ее до смерти.
При этом имени Изольда вздохнула, изменилась в лице и гневно сказал ему:
- Ступай вон! Кто тебя привел сюда? Ступай вон, злой дурак!
Марк подумал о том, что Тристан никогда бы не сознался в своей любви при нем, разве что только действительно сойдя с ума от своей страсти.
Тристан заметил ее гнев и сказал:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, тот день, когда, раненный отравленным мечом Морольда, увозя с собой в море мою арфу, я случайно пристал к ирландским берегам? Ты меня исцелила. Неужели ты не помнишь этого больше?
- Вон отсюда, дурак! - отвечала Изольда. - Не нравятся мне ни твои шутки, ни ты сам.
Тут помешанный обернулся к баронам и погнал их к дверям, крича:
- Вон отсюда, дурни! Дайте мне поговорить с Изольдой наедине: ведь я пришел сюда миловаться с ней.
Король засмеялся, а Изольда покраснела и сказала:
- Прогоните этого безумца, государь!
А тот продолжал своим странным голосом:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, большого дракона, которого я убил в твоей стране? Я спрятал его язык в кармане и, совсем опаленный его ядом, упал у болота. Дивный тогда я был рыцарь!.. И я ждал смерти, когда ты пришла ко мне на помощь.
- Замолчи! - отвечала Изольда. - Ты оскорбляешь рыцарей, ты помешан от рождения. Да будут прокляты моряки, которые привезли тебя сюда вместо того, чтобы бросить в море!
Эти слова безумца заставили Марка вспомнить о том, каким действительно дивным был рыцарь Тристан, когда-то служивший ему совершенно беззаветно. "Что заставляло его прежде быть до конца преданным своему государю? В том не было равных ему. В нем было что-то необыкновенное, чего не было в других. И вот всего этого изменилось бесповоротно".
Юродивый громко расхохотался и продолжал:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, о том, как во время купанья ты хотела убить меня моим же мечом, и сказку о золотом волосе, которою я тебя успокоил, и о том, как я защитил тебя от сенешала?
"Ох и сообразительным же был тогда Тристан, умел решать проблемы сходу", – подумалось королю. А Изольда выкрикнула:
- Умолкни, злой рассказчик! Зачем явился ты сюда со своими бреднями? Вчера вечером ты упился, и, наверно, хмель внушил тебе эти грезы.
- Правда, я пьян, и от такого напитка, что никогда опьянение это не пройдет. А помнишь ли ты, королева Изольда, тот чудный, жаркий день в открытом море? Тебе захотелось пить - помнишь ли, королевская дочь? Мы выпили оба из одного кубка. С той поры я всегда был пьян, и плохим опьянением...
Когда Изольда услышала эти слова, которые, как она думала, она одна могла понять, она закрыла голову мантией, встала и хотела уйти, но король удержал ее за горностаевый капюшон и заставил снова усесться с ним рядом:
- Погоди немного, дорогая Изольда, дай дослушать его глупости до конца.
Марк ведь тоже уже знал об истории с колдовским напитком. Он подумал: "Хорошо, что мне он не достался, иначе я бы сошел с ума, а не Тристан. Тогда уже я смешил бы так моих придворных".
- Какие же мастерства знаешь ты, юродивый?
- Я служил королям и графам.
- В самом деле? умеешь ли ты охотиться с собаками, с птицами?
- Конечно, когда мне приходит в голову поохотиться в лесу, я умею ловить с моими ищейками журавлей, что летают в поднебесье, с борзыми - лебедей, белых гусей, диких голубей, с моим луком - нырков и выпей.
Все добродушно рассмеялись, а король спросил:
- А что добываешь ты, дружок, когда идешь на охоту за речной дичью?
- Беру все, что нахожу: с ястребами - лесных волков и больших медведей, с кречетами - кабанов, с соколами - серн и ланей, лисиц - с коршунами, зайцев - с кобчиками; и когда я возвращаюсь к тому, кто оказывает мне гостеприимство, я хорошо умею играть дубиной, наделять головнями конюших, настраивать мою арфу и петь под музыку, любить королев и бросать в ручей хорошо выстроганные щепки. В самом деле, разве не хороший я менестрель? Сегодня вы видели, как я умею драться палкой.
И он принялся размахивать ею вокруг себя.
- Ступайте вон отсюда, - крикнул он, - корнуэльские сеньоры! Чего еще ждете вы? Разве вы еще не наелись, не сыты?
Позабавившись дураком, король велел подать себе коня и ястребов и увел с собой на охоту рыцарей и конюших.
- Государь, - сказала ему Изольда, - я чувствую себя усталой и расстроенной. Дозволь мне отдохнуть в моей комнате, я не могу более слушать эти глупые шутки.
Она удалилась, задумавшись, в свою комнату, села на постель и сильно загоревала:
- Несчастная я! Для чего я родилась? На сердце у меня тяжело и печально. Бранжьена, дорогая сестра, жизнь моя так сурова и жестока, что лучше было бы умереть. Там какой-то помешанный, выстриженный накрест, пришел в недобрый час; этот юродивый, этот жонглер - волшебник или знахарь, он в точности знает все обо мне, о моей жизни; знает такое, чего никто не ведает, кроме тебя, меня и Тристана; он узнал это, бродяга, гаданьем и колдовством.
Бранжьена ответила:
- Не сам ли это Тристан?
- Нет! Тристан прекрасен и лучший из рыцарей, а этот человек уродлив и мерзок. Да будет он проклят Богом! Да будет проклят час его рождения, проклят и корабль, привезший его вместо того, чтобы утопить там, далеко, в глубоких волнах!
- Успокойтесь, королева, - сказала Бранжьена, - сегодня вы только и знаете, что проклинать и отлучать. Где вы научились такому делу? Но, может быть, этот человек - посланец Тристана?
- Не думаю, я его не признала. Но пойди за ним, дорогая, поговори с ним, посмотри, не признаешь ли ты его.
Бранжьена направилась в залу, где оставался лишь юродивый, сидевший на скамье. Тристан узнал ее, бросил палку и сказал:
- Бранжьена, благородная Бранжьена, заклинаю тебя Богом, сжалься надо мной!
- Какой дьявол научил тебя моему имени, противный дурак?
- Давно я его знаю, красавица! Клянусь моей головой, некогда белокурой, - если разум ее покинул, то виною тому ты, красавица. Не ты ли должна была оберечь любовное зелье, которое я выпил в открытом море? Было жарко, я отпил из серебряного кубка и подал его Изольде. Ты одна это знаешь, красавица, разве не помнишь ты этого более?
- Нет, - отвечала Бранжьена и, взволнованная, бросилась к комнате Изольды.
Но помешанный побежал вслед за ней с криком: "Сжалься!"
Он вошел, увидел Изольду, кинулся к ней, протянув руки, и хотел прижать ее к своей груди, но, застыдившись, вся в холодном поту от волнения, она откинулась назад, избегая его. Видя, что она от него отстраняется, Тристан затрепетал от стыда и гнева, отошел к стене у двери и сказал своим no-прежнему измененным голосом:
- Да, я слишком долго жил, если дожил до дня, когда Изольда меня отталкивает, не удостаивает любви, презирает меня. О, Изольда, кто сильно любит, не скоро забывает! О, Изольда, прекрасен и дорог полноводный ручей, который разливается и бежит широкими светлыми волнами; когда он высохнет, он ни к чему не годен. Такова любовь, которая иссякла. Изольда ответила:
- Я смотрю на тебя, друг, и сомневаюсь, дрожу, не уверена, не узнаю Тристана.
- Королева Изольда, я Тристан - тот, который так любил тебя, или не помнишь того карлика, который насыпал муку между нашими постелями, мой прыжок, кровь, что потекла из моей раны, подарок, который я тебе прислал, - собачку Пти-Крю с волшебной погремушкой? Или не помнишь ты искусно обструганных щепок, которые я бросал в ручей?
Изольда смотрит на него, вздыхает, недоумевает, что сказать и чему верить; она отлично видит, что он про все знает, но было бы безумием признать в нем Тристана. А он говорит ей:
- Королева и госпожа моя, я вижу ясно, что вы бросили меня, и обвиняю вас в измене. Я изведал, однако, дни, красавица, когда вы любили меня искренно: то было в темном лесу, под лиственным сводом. Помните ли вы тот день, когда я вам отдал мою собаку, славного Хюсдена? О, он меня всегда любил и ради меня покинул бы белокурую Изольду. Где он? Что вы с ним сделали? Он, по крайней мере, узнал бы меня.
- Он бы узнал вас? Вы говорите пустяки. С тех пор, как Тристан уехал, он все время лежит там, в своей конуре, и бросается на всякого, кто подходит к нему, Бранжьена, приведи его ко мне.
Бранжьена привела собаку.
- Поди сюда, Хюсден, - сказал Тристан. - Ты был моим, я возьму тебя снова.
Когда Хюсден услышал его голос, он вырвался с привязью из рук Бранжьены, побежал к своему хозяину, стал вертеться у его ног, лизать ему руки, лаять от радости.
- Хюсден! - воскликнул юродивый. - Благословен тот труд, который я затратил, воспитав тебя! Ты меня лучше принял, чем та, которую я так любил. Она не хочет признать меня, узнает ли она хоть этот перстень из зеленой яшмы, который когда-то мне подарила, плача и целуя меня, в день расставания? Этот маленький перстень из яшмы никогда со мной не разлучался: часто просил я у него совета в моих печалях, часто орошал горькими слезами зеленую яшму.
Изольда увидела перстень. Она широко раскрыла руки:
- Вот я! Возьми меня, Тристан!
Тогда Тристан перестал изменять свои голос.
- Милая, как могла ты так долго не узнавать меня - дольше, чем эта собака? Разве дело в перстне? Разве не думаешь ты, что мне было бы отраднее, если бы ты узнала меня при одном напоминании о былой любви? Разве дело в звуке моего голоса? Звук моего сердца - вот что ты должна была бы слышать!
- Милый, - сказала Изольда, - я, быть может, услышала его раньше, чем ты думаешь, но мы окружены кознями; могла ли я, как эта собака, последовать своему влечению, подвергая тебя опасности быть схваченным и убитым на моих глазах? Я оберегала себя, оберегала и тебя. Ни твое, напоминание о былой жизни, ни звук твоего голоса, ни самый этот перстень ничего мне не доказывают, так как все это может быть злым делом волшебника. Но при виде перстня я сдаюсь. Разве не клялась я, что, как только его уважу, хотя бы мне погибнуть, я исполню все, что ты пожелаешь, будь то мудро или безумно? Мудро или безумно - я твоя; возьми меня, Тристан!
Она упала без чувств на грудь своего милого. Когда она пришла в себя, Тристан держал ее в объятиях, целовал ее глаза и лицо. Он вошел с ней под полог. В руках он держал королеву.
Чтобы позабавиться юродивым, слуги приютили его под лестницей залы, как собаку в конуре. Он смиренно выносил их насмешки и удары, потому что порой, приняв свое прежнее обличье и красоту, он шел из своей берлоги в покои королевы.
На охоте мысли о Тристане, возбужденные болтовней юродивого, не выходили их головы короля. Очень странно, что помешанный знает о Тристане то, что старательно скрывали от короля и о чем он сам узнал только от старца Оргина. После раздумий он решил, что может то был действительно сам Тристан, лишившийся разума от своей несчастной любви. Марку стало жаль своего племянника. И он подумал, не он ли сам виноват в том, что довел его до такого состояния?
Вернувшись с охоты он еще раз рассмотрел юродивого, но так и не признал в нем Тристана. Было бы безумием признать в нем своего племянника, так умело он изменил себя. "Похож он на Тристана не внешне, а по своему состоянию. Посмотрел бы Тристан на этого помешенного как на себя со стороны, - подумал Марк, - тогда, может быть, одумался и перестал так себя вести».
В память о прошлой службе Тристана Марк не прогнал помешанного, а оставил жить под лестницей – все-таки случайно выпитое Тристаном зелье спасло его самого от подобной участи, ведь напиток предназначался для него.
Но спустя несколько дней две служанки заподозрили обман и предупредили Андрета. Тот приставил к женскому покою трех хорошо вооруженных дозорщиков. Когда Тристан хотел войти в него, они закричали:
- Назад, дурак! Возвращайся к себе на солому!
- Что это, славные сеньоры? - сказал юродивый. - Разве сегодня вечером мне не след миловаться с королевой? Не знаете вы разве, что она меня любит и ждет?
Тристан замахнулся палкой. Слуги испугались и дали ему пройти. Он заключил Изольду в свои объятия.
- Надо мне бежать, дорогая, ибо вскоре меня узнают, Надо бежать, и, без сомнения, я уже никогда не вернусь. Смерть моя близка: вдали от тебя я умру с тоски.
- Обними меня крепко, мой милый, и прижми так сильно, чтобы в этом объятии наши сердца разорвались и души улетели! Увези меня в счастливую страну, о которой ты некогда говорил: в страну, откуда никто не возвращается, где чудесные певцы поют бесконечные песни. Увези меня!
- Да, я увезу тебя в счастливую страну живых. Срок близится: разве мы не испили с тобой все горе и всю радость? Срок близится. Когда он настанет и я позову тебя, Изольда, придешь ли ты?
- Зови меня, друг. Ты знаешь, что я приду.
- Да вознаградит тебя за это Господь, дорогая!
Когда он выходил из комнаты, дозорщики кинулись на него, но юродивый громко расхохотался, завертел палкой и крикнул:
- Вы меня гоните, славные сеньоры? К чему это? Мне нечего здесь больше делать, ибо моя госпожа посылает меня далеко, чтобы приготовить ей светлый покой, который я ей обещал, хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце.
- Ступай же, дурень, в недобрый час!
Слуги расступились, и юродивый не спеша вышел, приплясывая.


Глава XIX
Смерть

Едва вернулся он в Бретань, в Карэ, как ему пришлось в помощь своему дорогому товарищу Каэрдину воевать с одним бароном по имени Бедалис. Он попал в засаду, устроенную Бедалисом и его братьями. Тристан убил семерых братьев, но сам был ранен ударом копья, которое было отравлено.
С большим трудом добрался он до замка Карэ и велел перевязать свои раны. Лекаря явились в большом числе, но ни один не мог вылечить его от яда, ибо им не удалось даже распознать его. Они не сумели составить пластырь, который вытянул бы яд наружу. Тщетно толкут они и растирают коренья, собирают травы, приготовляют настои: Тристану все хуже и хуже, яд разливается по его телу, он побледнел, и кости его начинают обнажаться.
Он почувствовал, что жизнь его угасает, понял, что приходится ему умирать. Тогда он захотел снова повидать белокурую Изольду. Но как добраться до нее? Он так ослабел, что умер бы на море, а если бы и доехал до Корнуэльса, то как там избегнуть врагов? Он стонет, яд терзает его; он ждет смерти.
Он позвал к себе тайком Каэрдина, чтобы поведать ему свое горе, ибо они любили друг друга верной любовью. Он пожелал, чтобы никого не было в его комнате, кроме Каэрдина, и никого в соседних покоях. Изольда, жена его, удивилась в душе такому странному желанию. Это встревожило ее, и она захотела услышать, о чем они будут говорить. Припав в соседней комнате к стене, у которой стояла постель Тристана, она прислушалась. Один из ее верных слуг сторожил за дверью, чтобы никто ее не поймал.
Тристан собрался с силами, поднялся, прислонился к стене, Каэрдин сел возле него, и оба тихо заплакали. Они оплакивали свое доброе товарищество по оружию, так рано прерванное, свою великую дружбу, свою любовь, и каждый из них сокрушался о другом.
- Славный, дорогой друг, - сказал Тристан, - я на чужбине, где нет у меня ни родных, ни друзей, кроме тебя одного: ты здесь один был мне радостью и утешением. Перед смертью я хотел бы повидаться с белокурой Изольдой. Но как, какой хитростью дать ей знать, в какой я нужде? Ах, если бы я нашел посланца, который согласился бы отправиться к ней, она бы приехала - так сильно она меня любит. Каэрдин, дорогой товарищ, прошу тебя во имя нашей дружбы, твоего благородной сердца, нашего товарищества: попытайся ради меня, и если ты отвезешь мое послание, я стану твоим вассалом и буду любить тебя более всех людей.
Видит Каэрдин, что Тристан плачет, опечален, жалуется, сердце его смягчилось состраданием, и он отвечал тихо, ласково:
- Дорогой мой товарищ, не плачь, я исполню твое желание. Разумеется, друг мой, из любви к тебе я готов подвергнуться смертельной опасности. Никакая беда, никакое опасение не помешают мне сделать все, что в моей власти. Скажи, что ты желаешь ей передать, и я снаряжусь к отъезду.
Тристан отвечал:
- Друг, благодарю тебя! Выслушай, в чем моя просьба. Возьми этот перстень: это условный знак между нами. И когда ты прибудешь в ее страну, постарайся, чтобы при дворе тебя приняли за купца. Покажи ей шелковые ткани и устрой так, чтобы она увидела этот перстень; тотчас же она найдет уловку, чтобы переговорить с тобой наедине. Скажи ей тогда, что сердце мое шлет ей привет, что она одна может принести мне облегчение; скажи ей, что если она не придет, я умру. Пусть вспомнит о наших былых утехах, о великих горестях, о великих печалях и радостях, о сладости нашей верной и нежной любви; пусть вспомнит о любовном зелье, выпитом вместе на море. О, это смерть свою мы там испили! Пусть вспомнит мой обет - никого, кроме нее, никого не любить. Я сдержал свое слово.
За стеной белорукая Изольда услышала эти речи и едва не лишилась чувств.
- Торопись, друг мой, и возвращайся ко мне скорее; если ты замешкаешься, ты меня больше не увидишь. Назначь себе срок в сорок дней и привези с собой белокурую Изольду. Скрой от сестры свой отъезд или скажи ей, что едешь за лекарем; отправься на моем судне, да возьми с собой два паруса: один белый, другой черный. Если ты привезешь ко мне королеву Изольду, натяни на обратном пути белый парус, а если не привезешь, плыви с черным. Друг мой, мне нечего тебе более сказать; да направит тебя Господь и возвратит сюда благополучно!
Он вздохнул, заплакал, принялся стонать. Каэрдин тоже заплакал, поцеловал Тристана и простился с ним.
При первом же ветре он вышел в море. Моряки подняли якоря, поставили парус, поплыли при легком ветерке, и нос судна стал рассекать высокие и глубокие волны. Они везли с собой богатые товары, шелковые ткани, выкрашенные в редкие цвета, дорогую посуду из Тура, вина из Пуату, кречетов из Испании; благодаря этой хитрости Каэрдин надеялся проникнуть к Изольде. Восемь дней и восемь ночей рассекали они волны, плывя на всех парусах к Корнуэльсу.
Опасен женский гнев, каждый должен его остерегаться! Чем сильнее женщина любила, тем ужаснее она мстит. Быстро рождается любовь женщины, быстро рождается и ее ненависть, и, раз загоревшись, неприязнь держится упорнее дружбы. Женщины умеют умерять свою любовь, но не ненависть.
Припав к стене, белорукая Изольда слышала каждое слово. Она так любила Тристана! И вот, наконец, она узнала про его любовь к другой... Она удержала в памяти все слышанное. Если когда-либо ей это удастся, как отомстит она тому, кого любила больше всего на свете! Однако она не показала виду. Лишь только отворили дверь, она вошла в комнату Тристана; скрыв свой гаев, она принялась снова за ним ухаживать, была ласкова, прислуживала ему, как подобает любящей женщине. Она тихо говорила с ним, целовала его в губы и спрашивала, скоро ли вернется Каэрдин с лекарем, который должен был излечить его... А на самом деле она искала случая, как бы отомстить.
Каэрдин плыл без остановок, пока не бросил якорь в гавани Тинтагеля. Взяв на руку ястреба, ткань редкого цвета, кубок чудной чеканной работы, он поднес все это королю Марку и вежливо попросил его покровительства и мира, дабы ему можно было торговать в Тинтагеле без боязни ущерба от баронов и виконтов. И король обещал ему это перед всеми придворными, хотя у него были сомнения в искренности сделанных щедрых подарков.
Тогда Каэрдин предложил королеве застежку в золотой оправе.
- Государыня, - сказал он, - это доброе золото, - и, сняв с пальца перстень Тристана, он приложил его к застежке: - Вот, смотрите, королева, золото этой застежки дороже, хотя золото этого перстня также имеет немалую цену.
Когда Изольда узнала перстень из зеленой яшмы, сердце ее задрожало, цвет лица изменился, и, предчувствуя то, что она услышит, она отвела Каэрдина в сторону, к окну, будто затем, чтобы лучше рассмотреть и приторговать перстень. Каэрдин быстро сказал ей:
- Королева, Тристан ранен отравленным копьем и должен умереть. Он велел сказать вам, что вы одна можете ему принести облегчение. Он напоминает вам великие горести и печали, пережитые вами вместе. Оставьте у себя этот перстень, он дарит его вам.
Изольда ответила, обомлев:
- Друг, я последую за тобой. Завтра поутру пусть корабль твой будет готов к отплытию.
Напрасно отходили они в сторону от короля к окну, Марка это только насторожило и он заподозрил, что это не купец, а посланец Тристана. Он вспомнил, что перстень этот видел на пальце племянника, когда последний раз видел его у Опасного Брода, а после видел его у Динаса. Но он не подал вида, что догадался. Он без труда сдержал свои эмоции…
На другой день поутру король отправился на охоту.
<###>
А на судне Каэрдина подняли якорь, поставили мачту, натянули парус. Свежий утренний ветер зашелестел в вантах и надул паруса. Из гавани в открытое море, совершенно белое и вдали залитое лучами солнца, устремилось судно с королевой Изольдой.
В Карэ Тристан хирел. Он страстно желал приезда Изольды. Ничто его не радовало, и если он был еще жив, то потому, что ждал. Каждый день посылал он дозорщика на берег - посмотреть, не возвращается ли судно и какого цвета парус его; никакого другого желания не было у него на сердце. Вскоре он велел перенести себя на скалу Пенмарх и, пока солнце стояло над горизонтом, глядел в даль моря.
<###> Изольда уже приближалась, вдали уже показалась скала Пенмарх, и судно плыло быстрее.
Белорукая Изольда увидала их белый парус. Тогда-то она поняла, каким образом сможет отомстить Тристану за свою безответную любовь к нему. Она скажет ему, что парус черный.
Но вдруг налетела буря, ветер крепко надул паруса, и корабль завертелся. Моряки выбежали на наветренную сторону палубы, но тут ветер ударил им в спину. Ветер бушует, вздымаются высокие волны, воздух сгустился в мрак, море почернело, дождь налетает шквалами. Ванты и булини лопнули, моряки спустили парус и носятся по воле волн и ветра. На свою беду, они забыли втащить на палубу лодку, привязанную к корме за судном, волна разбила ее и унесла. Парус исчез, и Белорукая Изольда больше не видела его. Сладостный момент мщения пришлось отложить, но она упивалась радостью от скорой расплаты за свое страдание. Она продолжала, как прежде, ухаживать за больным, ведь хотя из ненависти к нему и к сопернице она теперь желала его смерти, но не хотела допустить, чтобы он умер неотомщенный.
- Горе мне, несчастной! - воскликнула королева Изольда. - Не дал мне Господь дожить до того, чтобы увидеть Тристана, моего милого, один бы раз, один бы только раз. Он хочет, чтобы я утонула в этом море. Еще бы раз побеседовать с тобою, Тристан, и мне легко было бы умереть! Если я не явлюсь к тебе, дорогой, значит, Бог этого не желает, и в этом мое большое горе. Смерть мне нипочем: если Богу угодно это, я приму ее; но, дорогой мой, когда ты об этом узнаешь, ты умрешь, я в этом уверена. Такова наша любовь, что ни ты без меня, ни я без тебя не можем умереть. Я вижу перед собой твою смерть и в то же время свою. Увы, друг мой. не сбылось мое желание - умереть в твоих объятиях, быть погребенной в твоем гробу, не суждено это было нам с тобою. Я умру одна, без тебя, исчезну в море. Может быть, ты не узнаешь о моей смерти и будешь еще жить, поджидая моего приезда. Если Богу будет угодно, ты даже исцелишься; может быть, после меня полюбишь другую женщину, полюбишь белорукую Изольду. Не знаю, что станется с тобой; что до меня, дорогой, то если бы я узнала, что ты умер, я не могла бы жить больше. Пусть же Господь позволит мне исцелить тебя или нам вместе умереть одной мукой!
Так стонала королева, пока длилась буря. Через пять дней она утихла. На самой вышке мачты Каэрдин весело натянул белый парус, чтобы Тристан издалека мог различить цвет. Уже Каэрдин видит Бретань. Но, увы, вслед за бурей почти сразу наступило затишье. Море расстилалось спокойное, гладкое, ветер не надувал парусов, и моряки тщетно лавировали вправо и влево, взад и вперед. Вдали виднелся берег, но ветер унес их лодку, и они не могли пристать. На третью ночь Изольде приснилось, будто она держит на коленях голову большого кабана, которая пятнает кровью ее платье, и она поняла, что уже не увидит своего милого живым.
Тристан был слишком слаб, чтобы оставаться на Пенмархской скале, и уже много дней лежал он в комнате, вдали от берега, плача по Изольде, которая все не являлась. Печальный и измученный, он жалуется, вздыхает, мечется на своем ложе: вот-вот, кажется, он умрет от желания.
Наконец ветер окреп, и опять показался белый парус. Тогда белорукая Изольда <###> подошла к ложу Тристана и сказала ему:
- Друг, Каэрдин возвращается: я видела его судно на море. Оно подвигается с большим трудом. Однако я его узнала. Лишь бы только принесло оно то, что может тебя исцелить!
Тристан затрепетал.
- А уверена ли ты, моя дорогая, что это его судно? Скажи же, какой на нем парус.
- Я его хорошо рассмотрела: они его совсем распустили и поставили очень высоко, потому что ветер слабый. Знай же, что он… он… он белый. – и глаза ее заблестели от влаги слез. Но то были не слезы боли от обиды, что ее соперница так близка, а слезы радости от того глубокого чувства подлинной любви, которое она мгновенно ощутила, ведь только что она сумела одолеть себя и не позволила любимому испытать сильнейшую боль в эти последние минуты его жизни, ведь он вряд ли перенес, если бы услышал, что парус черный, и умер бы мгновенно. За эти несколько дней, пока судно ее брата не могло подойти к берегу, в Белорукой Изольде шел поединок между двумя чувствами – ненавистью, усиленной близкой возможностью жестокого мщения, и чувством, которое росло, когда она, несмотря на усталость, старалась поддерживать жизнь в теле возлюбленного. Забота о нем вызывала какое-то совершенно новое, прежде неизвестное ей, но теплое чувство, отчего временами забывались душевные обиды, нанесенные ей Тристаном.
Но у Тристана уже не было сил радоваться этой вести. Он произнес с трудом:
- Я не могу больше удерживать свою жизнь.
При этих словах слезы сильнее потекли по ее щекам Изольды, то были уже слезы глубокой печали за умирающего любимого. Тристан увидел ее слезы, и чтобы не огорчать Белорукую Изольду, повернулся к стене и тихо сказал, призывая свою королеву-возлюбленную: "Изольда, дорогая!"
Трижды произнес он: "Изольда, дорогая!" На четвертый раз он чуть не испустил дух…
Он увидел, что в комнату вошел Марк. Да, то был король Марк. Пока природа не позволяла Каэрдину и Изольде причалить к скале Пенмарх с больным Тристаном, Марк опередил их и теперь предстал перед больным раньше. Он отплыл из Тинтагеля на несколько дней позже, после того как вернулся с охоты и догадался, что Изольда уплыла к Тристану на судне с Каэрдином. Тогда он бросился ей вслед, и буря не помешала его кораблю; безветрие тоже не стало ему помехой, так как усилия гребцов заменили парус. Марк тайно причалил к берегу Бретани, и таким образом оказался подле умирающего прежде, чем до него добралась королева Изольда.
Драма любви Тристана подошла к завершению совсем не с той стороны, откуда мы ожидали по известной легенде о Тристане и Изольде. Когда Марк вошел к умирающему Тристану, то услышал последние слова, и понял, что они относятся к королеве. Получилось, что Тристан сейчас сам на его глазах назвал Изольду своей возлюбленной. Все сомнения на этот счет у Марка исчезли. Стало ясно, что Тристан всегда любил ее, и даже теперь, умирая, умирает с ее именем на устах.
Понял и Тристан, что раскрыл тайну своего сердца. Это вызвало в нем порыв встать, чтобы защитить свое достоинство перед соперником. Марк стоял и молча смотрел на племянника… Тристан поднялся. Что он хочет доказать? Станет ли он по-прежнему утверждать, что не виновен? К чему теперь поединок - истина и так стала известна королю. Да и вполне ясно, что умирающий не сможет его победить. Может нынешняя смерть его и есть заслуженная им перед Господом кара за преступную любовь?
Тристан встал на свой последний бой.
"Что он хочет доказать? Станет ли он по-прежнему утверждать, что не виновен?.. Нет, он уже не прячет своей любви от меня… Ах, почему он не сказал мне раньше о волшебном зелье? Нет, он не мог сказать прежде, ведь я же его тогда не смог бы его понять". - так подумал король, а затем сказал:
- Я все понял, дорогой мой Тристан. Понял, какое несчастье я принес тебе по своему неразумению. Я отнял у тебя то, без чего не можешь ни жить ты, ни умереть. Это я виноват перед тобой, дорогой мой племянник, что не смог вовремя заглянуть тебе в душу и разглядеть в ней действие колдовского зелья, которое ты по ошибке выпил вместе с Изольдой. И теперь она принадлежит только тебе. Бери ее, она твоя навеки!
Тристан и так из последних сил держался на ногах, а такие слова короля способны были бы лишить его чувств и тогда, когда он был совсем здоров. Он начал падать, но Марк успел подхватить его и аккуратно уложить на постель. Да, Бог был бы теперь не на стороне Тристана, если бы разразился поединок, но зато на его стороне оказался сам Марк. Да и не один он. Подошла и жена Изольда и стала помогать ему.
Она была рада такому неожиданному повороту событий - знание истины облегчило ее душевное состояние. Со слов короля Белорукая Изольда поняла, что она просто бессильна была обратить чувство мужа к себе, как и сам он не мог управлять своим чувством как хотел, ибо находился под действием волшебного напитка. Теперь она уже не требовала от Тристана взаимного чувства, прежняя любовь в одно мгновение улетучилась из ее души, а вместе с ней исчезли ненависть и жажда мщения. Теперь она просто любила, просто желала Тристану добра и хотела бы сделать все, лишь бы спасти его, лишь бы он не умер. Даже если он останется жив, пусть он будет счастлив с другой, со своей возлюбленной.
Она послала слуг, чтобы те встретили ее брата и королеву и доставили их к больному как можно скорее. А после и сама вышла им навстречу. Тепло поприветствовав королеву, Белорукая Изольда рассказала о состоянии больного и о том, что король Марк уже оказывает помощь Тристану, очень сожалея о том, что столько бед доставил королеве Изольде и своему племяннику Тристану. Эта совершенно неожиданная новость поразила королеву так, что она не могла сделать ни шагу. Но Белорукая Изольда пригласила ее в комнату к больному, сказав, что главное и неотложное сейчас – это помощь Тристану.
Королева Изольда вошла и принялась за дело. Марк заблаговременно покинул помещение, понимая, что он уже не сможет ничем помочь.


Глава XX
Любовь

Мы уже знаем, что королева Изольда дважды спасала Тристана от полученных им в сражении смертельных ран с ядом, когда все доктора были бессильны. Удалось ей и на этот раз вылечить любимого человека. За это время Марк позаботился, чтобы его слуги привезли в Бретань Хюсдена, верного пса Тристана, чтобы выздоровление шло быстрее. Встреча с Хюсденом была великой радостью для больного, который почему-то все оставался грустным.
Королева Изольда теперь могла спокойно оставаться с Тристаном наедине, ведь Марк обещал, что больше не будет препятствовать их любви. Им уже не приходилось пускаться на уловки, чтобы незаметно для других оставаться одним. Однако Тристан почему-то лучше себя чувствовал со своим псом, чем с Изольдой. Это удивляло королеву. Она полагала, что когда Тристан совсем поправится, то им снова будет вместе хорошо, как в дни былой любви, когда они, скрываясь от всех в лесу Моруа, принадлежали друг другу безраздельно. Радуясь этому, она в душе благодарила короля Марка, за то, что он так великодушно поступил, чего она никак не могла ожидать от него прежде. Теперь Марк их не преследует, хотя находится совсем рядом и все знает.
Хорошо относится к ней и хозяйка этого дворца белорукая Изольда. Такого теплого приема никак нельзя было бы ожидать от соперницы. И королева считала, что это может быть только временное и неискреннее радушие, вынужденное под давлением обстоятельств, ведь без ее помощи Тристана никто не смог бы спасти. Она вспомнила, как сама ревновала Тристана к его жене, сердилась и на самого Тристана, заставляя его жестоко страдать ни один год. А еще совсем недавно, когда плыла по морю в Бретань на судне Каэрдина, рассчитывала любым способом заявить белорукой Изольде о своих правах на любовь Тристана. Она бы ни за что не проявила снисхождения к нелюбимой жене Тристана.
Так думала королева Изольда, пока ожидала окончательного выздоровления своего возлюбленного. Королева вспомнила, как после того, как ей приснился страшный сон, говоривший, что Тристан умер, не дождавшись ее приезда, она так представила себе встречу с его вдовой:
Она войдет и увидит около Тристана белорукую Изольду, испускающую над трупом громкие вопли. Тогда она скажет ей:
- Встань, дай мне к нему подойти, у меня больше прав его оплакивать, чем у тебя, поверь мне. Я сильнее его любила.
Она повернется лицом к востоку и помолится Богу. Потом, слегка приоткрыв тело, ляжет рядом с ним, со своим милым, поцелует его в уста и в лоб и нежно прижмется к нему - тело с телом, уста с устами. Так отдаст она душу, умрет подле него с горя по своему милому.
Разве уступала бы королева Изольда Тристана сопернице? Никогда! Даже если бы она погибла во время бури, а Богу было угодно, чтобы Тристан исцелился, то она не хотела бы, чтобы после нее Тристан полюбил другую женщину, любил белорукую Изольду. Пусть лучше Тристан, узнав о ее смерти, умрет вместе с ней одной мукой.

Но потом Изольда убедится, что жена Тристана продолжает и дальше очень радушно обходиться с нею.
Белорукая Изольда не показывает свои права на Тристана, а напротив, подтверждает права королевы. Она поймет, что теперь Тристан ее, и это признали его соперник и ее соперница. Однажды королева пойдет к ожидающему ее Тристану, но когда увидит его, с ней случится то же, что случилось с Тристаном, когда он остался ночью наедине белорукой Изольдой в день венчания.
К тому времени Тристан будет чувствовать себя уже хорошо. Она будет ждать его ночью. Он придет. Но она не бросится ему на шею, а «положит меч» между ним и собой. Он начнет интересоваться, в чем же дело. Она расскажет, что ее любовь к нему вдруг непонятно почему, но резко исчезла.
А он расскажет и о своем чувстве, что он тоже уже не испытывает к ней той любви, которая у него была прежде. И все-таки он к ней сейчас пришел потому, что желает в себе разобраться. Ведь с ним уже нечто подобное уже было, когда упал перстень, или ему теперь только кажется, что упал перстень и зазвенел, в тот момент, когда он добился белорукой Изольды и остался с ней один на один. "Это тоже была молниеносная перемена его чувств, как теперь переменились твои чувства ко мне. И разве дело в перстне?".
Изольда напомнит ему про меч между ними в лесу Моруа, не являлся ли и он еще тогда мягкой формой проявления того, что чувства Тристана постепенно затухали, когда он ощутил, что его обладание ею стало надежным и теперь их отношениям и жизни почти ничто не угрожало, так как все стали бояться являться в лес, где они живут. Все перестали их разыскивать.
Они поймут, что теперь, когда нет никаких запретов, то их отношения подвергаются новому серьезному испытанию. Выживут ли их чувства в таких условиях?
Но ведь им должен помогать выпитый однажды напиток… Получается, что он на них теперь не действует?
Это их встревожило.
Но почему-то ни один из них не высказал сожаления о том, что они не умерли вместе тогда, когда еще испытывали друг к другу небывалую страсть.
Может им помогут разобраться друзья?
Пойдут советоваться с Марком.
Пока обе Изольды, прилагая все усилия, спасали Тристану жизнь, Марк удалился в другие покои. У него было много времени, чтобы попытаться понять то новое чувство, которое наполняло его в последние дни. И вот к каким мыслям он пришел:
"Если бы я сам выпил то зелье, со мной не приключились бы те многочисленные беды, которые пришлось пережить тебе, Тристан, поскольку наша любовь не была бы преступной. И мы с королевой навсегда остались бы связанными нашим страстным чувством. Но все-таки тогда я не смог бы быть государем своей страны и участвовать в ее жизни. Пожалуй не смог бы любить и своих детей, потому что страсть к Изольде лишила бы меня интереса ко всему прочему. Я ненавидел бы всех, кто пытался хоть на время разлучить нас. Мстил бы им, как Тристан мстил предателям баронам, и даже от меня все скрывал. И главное - я никогда не понял бы как можно любить без такой страсти обладания другим человеком, а предоставляя ему возможность быть самим собой, то есть развивать свои способности и использовать их на благо других людей. А теперь я научился это делать - жить не для себя и своего чувства, а для других людей. Господь снабдил нас разумом не зря и мы не должны его терять и жить только для себя. Надо жить и любить других так, чтобы создавать условия для саморазвития их способностей".
Тристан и Изольда обратились к нему:
- Что-то происходит с нами? - сказали они Марку. - У нас прежде не было других мыслей, как любить друг друга всегда или умереть. Так действовало на нас любовное зелье всегда. А теперь наша взаимная страсть исчезла.
- Это не ваша лювовь толкала вас на смерть, а те обстоятельства, которые мешали вашей любви. – ответит им король. - Теперь не стало помех и вам хочется жить. И я очень рад этому. Стоит ли вам беречь эту прежнюю любовь? Может сделать последние усилия в противоположном направлении, не пытаться удерживать воздействия зелья на ваши чувства, а освободиться от него?
Тристан и Изольда внимательно слушали. Тогда Марк продолжил:
- Возможно, на вас действовал тот напиток только в самое первое время пока пьянил вас и благодаря чему в вас зародилась взаимное влечение? А что было дальше? А дальше ваши чувства зависели от законов, которым подчиняется страсть. И только теперь вы поняли, что напиток не действует?
- Не может быть, чтобы в напитке не содержалось ничего особенного - моя мать мастерица на волшебные штуки, – сказала королева.
- Нет сомнения, что ваша страсть управлялась зельем, но я думаю, что чтобы избавиться от него окончательно, вам надо представить, что его и не было. Или вы хотите обратного? - Тристан и Изольда молчали. - Тогда можно попросить королеву Ирландии приготовить новую порцию.
Тристан и Изольда посмотрели друг на друга.
А Марк продолжал. Он говорил им, что их чувство – это не то чувство, которое следует назвать любовью, что это только иллюзия, оттого оно у них теперь и проходит. Когда люди долго стремились друг к другу, а потом вдруг достигли, то чувство внезапно проходит.
- А что могло бы быть, если не Тристан со мною выпил тот напиток, вы, Марк? – спросила королева.
- Если бы это мы с тобой выпили, то любили бы долго-долго, может быть всю жизнь, и эта любовь не подвергалась бы гонениям, так как не была бы преступной в глазах людей. Но тем не менее я не желает такой любви себе.
Тристан и Изольда, хотя и не испытывали друг к другу прежнего страстного влечения, продолжили жить вдвоем и обсуждать свои чувства и обдумывать, что же с ними было.
- А может король и прав, что зелье действовало только в начале, а потом мы просто не имели сил остановить нашу страсть?
- Ты такой сильный и не справился бы, если бы захотел?
- Но я никогда не хотел избавиться. Меня всегда подгонял страх потерять тебя. Ведь когда это только случилось, мы подплывали к Корнуэльсу, к Марку, а это значит, что я должен буду передать тебя ему. Запретность наших дальнейших отношений также стимулировали мое влечение к тебе. Подозрения Марка...
- А я думала, что мы любили друг друга, а у тебя была игра в страсть?
- Для игры надо быть достаточно умным, а я тогда в этом ничего смыслил, и ты тоже. Ведь с нами все то было впервые.
- Но мне кажется, что то все было от зелья.
- Ты права, но я пытаюсь следовать совету Марка и представить, что зелья не было совсем.
- Значит ты не хочешь вернуть нашу прежнюю любовь?
- Мне кажется, что больше не хочу умирать просто так... А любить тебя... хотел бы. Но как-то не так любить, как прежде. Есть ли иная любовь, как ты думаешь?
Изольда не могла ответить.
- Даже если нет другой, но та, что была у нас, меня больше не влечет также безоговорочно. А тебя?
- Мне тоже хочется отдохнуть?
- А когда отдохнешь, то возьмемся за старое?
- Я думаю, что в старом есть какой-то дефект. И надо попытаться любить без него. Это и будет иная любовь.
- Что за дефект ты увидела?
- Эта любовь похожа на мираж. Она влечет, пока далеко. Но когда ты ею окончательно овладеваешь, она тает, куда-то исчезает, как у нас с тобой... И как у тебя с твоей женой...
- И как у нас с мечем между телами.
- Совершенно верно. Разве дело в напитке, как дело было и не в перстне!… Помню, ты однажды сказал: "Разве дело в звуке моего голоса? Звук моего сердца - вот что ты должна была бы слышать! Мне было бы отраднее, если бы ты узнала меня при одном напоминании о былой любви?"
- Я ошибался, сколько эгоизма было в тех словах... Я вспоминаю, что хотел попасть с тобой в особый сад, расположенный где-то далеко, не на земле. Теперь я думаю, то была несбыточная мечта, позволявшая из-за своей недостижимостью этому дефекту у страсти не проявляться. Так что есть способ быть влюбленным и не чувствовать ее иллюзорность длительное время или вообще никогда.
- Я поняла, что не хочу иллюзорности. Хочу, чтобы избавиться от нее навсегда. Твой сказочный сад и хрустальный дворец, которые не существуют, - это неправильно. Это только замена одной иллюзии, которую можно проверить и потому разочароваться, на иллюзию, которую невозможно проверишь, ведь из той страны никто не возвращается. Мне теперь хочется только истинного, только то, что возможно на земле. И любовь хочу без иллюзий.
- Прежде, преследуемый Марком, я мог его ненавидеть и забыть: он отдал тебя больным, ты была уже не его, а моей. И вот своим состраданием к нам, изгнанникам в лесу Моруа, он пробудил во мне нежность и отвоевал королеву. Королеву, но еще не любовь. Теперь, он проявил уже не сострадание, а великодушие, и, кажется, уничтожил нашу иллюзию любви.
Так они подолгу беседовали, разъясняя для себя сложные вопросы самопознания. Но вскоре все было решено, и тогда они вернулись к своим супругам. Марк и Белорукая Изольда приветствовали этот шаг. И король Марк сказал:
- Наполним свои мысли не друг другом, а жизнью, ведь мы нужны ей. Еще много драконов живет на Земле и пьет кровь человеческую. И наши усилия помогут людям одолеть их или справиться с другими бедами.
Вскоре вчетвером они вернутся в Корнуэльс.
Говорят люди, что когда они прибыли в Тинтагель, Тристан и королева Изольда велели сделать два гроба: один из халцедона, а другой из берилла и закопали их в двух могилах около одной часовни, справа и слева от ее абсиды. Затем король Марк и Белорукая Изольда посадили на могилах терновник. Когда растения выросли и покрылись зеленой листвой, они перекинули их крепкие ветки с благоуханными цветами через часовню и переплели между собой. После этого король Марк запретил срезать тот терновник.
Так поставили они памятник погибшей страстной любви Тристана и Изольды, и стали дружно жить, даря свою новую любовь друг другу и всем людям.


ЭПИЛОГ

Главные герои этой легенды - король Марк и белорукая Изольда. В их честь она и названа. Благодаря работе над собой им удалось понять, что такое настоящая любовь. Они сами избавились от того ложного чувства, которое прежде вместе со всеми людьми принимали за любовь, а после даже помогли Тристану и белокурой Изольде излечиться от колдовского зелья. Та любовь, которую те испытывали под влиянием напитка, не была настоящей. Сила такой ложной любви привела бы их к смерти - это нам известно из легенды о Тристане и Изольде. Готовность умереть ради своего чувства и от него похожа на любовь, только это любовь иллюзорная. И чувство это и смерть такая есть уход от подлинной жизни в жизнь иллюзорную в хрустальном заоблачном жилище или волшебном саду – мечте Тристана. При подлинной любви один человек может умереть ради другого, но не от чувства к другому. При настоящей любви умирают для того, чтобы другой продолжал жить.
Король Марк и белорукая Изольда не умерли ради своих любимых – хорошо, что это не понадобилось. Но они сделали так, что и те не умерли, а остались жить. Правильные действия наших главных героев вылечили страстно влюбленных от их опасной болезни. Тристан и белокурая Изольда наконец-то поняли, что они друг друга не столько любили, сколько мучили и были неспособны найти для себя иной выход, кроме смерти. Им помогли - и теперь они все четверо смогут любить по-настоящему.

Тристан и Изольда и не думали никогда прежде о необходимости избавиться от зелья, напротив, Тристан даже с восторгом передавал через Каэрдина королеве "пусть вспомнит о любовном зелье, выпитом вместе на море". Им обоим не приходило в голову как-нибудь вылечиться ни естественным, ни каким-нибудь волшебным способом. Они могли бы обратиться к матери Изольды, и она, сама когда-то составившая это любовное зелье, может быть, смогла бы предложить им и противоядие. Но они были довольны эффектом напитка, желали, чтобы он длился всю жизнь до самой их смерти. И пусть смерть эта будет преждевременной, лишь бы только не опоздала она к сроку окончания действия зелья… Так думали они.
Подобная безысходность чувствуется и в жалостном повествовании у тех, кто поведал нам легенду страстной, но печальной любви Тристана и Изольды:
«Добрые люди, славные труверы былых времен Беруль и Томас, и Эйльгарт, и мейстер Готфрид {Беруль - автор романа о Тристане (конец XII века). Томас - норманский трувер, создавший роман о Тристане в 1170 г.; Эйльгарт фон Оберг и Готфрид Страсбургский - немецкие поэты конца XII- начала XIII в.} сказывали эту повесть для всех тех, кто любил, не для других. Они шлют через меня вам привет, всем тем, кто томится и счастлив, кто обижен любовью и кто жаждет ее, кто радостен и кто тоскует, всем любящим. Пусть найдут они здесь утешение в непостоянстве и несправедливости, в досадах и невзгодах, во всех страданиях любви».
Печальный конец Тристана и Изольды в той повести приносит утешение в досадах и невзгодах иллюзорной любви, но даже не намекает на возможность поиска способов излечения от всех таких страданий.
Но вот теперь в легенде о Марке и белорукой Изольде они освободились от зелья без всякого колдовства. Ведь сказано было в первой легенде, что вещи, совершаемые силою волшебства, может совершить и сердце силой любви и доблести. Хотя многие люди об этом не знают, у короля Марка это получилось. Он понял, что возможна другая, реальная любовь, и открыл дорогу к ней для своей любимой и друга, а может быть, и для всего человечества. То же самое сумела сделать и белорукая Изольда. Они оба преодолели свою страсть и стали заботиться о том, чтобы создавать для других возможность жить и развивать заложенные Богом или природой способности. Встав на эту созидательную позицию, они почувствовали в себе природную любовь, не нуждающуюся ни в каком волшебном напитке.