продолжение
2. ДОМА
Давид ехал домой на автобусе двадцать четвертого маршрута. Параллельным курсом летела Птица. "Ей легко,- с завистью думал Давид,- ни тебе еле-еле работающего кондиционера, ни запаха потеющих пассажиров, ни бесконечных стоянок на светофорах". Как бы там ни было, но когда Давид открыл ключом двери своей холостяцкой кварти- ры, в неё первым делом влетела Птица. Она уселась на спинку кресла и окинула окрестности орлиным взором. - Да, не густо,- вздохнула Птица. Две маленькие комнатки. Правда, отдельная кухонька. Нельзя сказать что чисто, но и не "бедлам". Мебель сборная, но относительно, новая. Впрочем, как и у всех новых ре- патриантов, среднего достатка. Салон "двойка", конечно не кожа, но оббивка премилень- кая, телевизор - так себе, письменный стол и довольно приличный компьютер. В спальне Птицу удивила двуспальная кровать, конечно, не застеленная. - Ты тут осмотрись,- сказал Давид,- я мигом что-нибудь соображу на ужин. Давид достал из холодильника "что бог послал", что-то подогрел в микроволновке, что-то поджарил на газовой плите, достал из "родительского" серванта бутылку вина и уже через каких-то пятнадцать минут позвал: - Прошу к столу! Птица, как могла, устроилась на спинке стула. Давид открыл вино и, вопросительно глядя на Птицу, спросил: "будешь?". - Чего спрашиваешь,- обиделась Птица, я что больная? - Ну, извини,- сказал Давид,- просто я не знал что пьют Птицы. - И пиво тоже,- тут же нашлась Птица. Давид разлил вино по бокалам, разложил еду по тарелочкам, и только хотел произ- нести незатейливый тост: "за знакомство", как в дверь постучали. - Это соседка Сара Львовна,- уверенно сказал Давид,- больше некому. - А дети, а братья и сестры, а любовницы?..- как всякая женщина не удержалась Птица. - Ты же, вроде, ясновидящая, могла бы догадаться,- парировал Давид. - Да знаю я, знаю, это я просто вредничаю,- сказала Птица,- открывай, не бойся. Давид пошел к двери и, не спрашивая "кто?", открыл дверь. На пороге стояла соседка Давида из квартиры напротив. Любопытная как обезьяна и вредная как осенняя Израильская муха. Сара Львовна представляла собой внушительную картину. Мощная как бульдозер, с крашеными черными волосами, грудью как у коровы рекордистки и не менее внушительным животом. - Давид,- заголосила она, оттесняя его в глубь комнаты,- где ты пропадаешь? - Я вас внимательно слушаю,- сказал Давид, изо всех сил стараясь удержать напор. Но силы были явно не равными. - Я на минуту,- елейным голосом сообщила соседка,- ой, да у вас, оказывается, гости, всплеснула она пухлыми ручками, узрев на столе два прибора и бутылку вина. - Добрый вечер, уважаемая соседка,- бодро приветствовала её Птица и приветливо помахала крылом. Если сказать что Сара Львовна при этом "выпала в осадок", значит ничего не ска- зать. Она застыла в позе "девушка с веслом" в парке культуры и отдыха. Однако, она не была бы Сарой Львовной, если бы сразу не пришла в себя. - Боже мой, Давид!- возвела она к потолку свои бесцветные глаза,- что бы сказа- ла бы ваша мама! Я где-то читала что мужчины дружат со зверьём, но чтобы с птицами?! И она пулей вылетела в коридор. - О чем это она,- не поняла Птица. - Не бери дурное в голову, а тяжелое в руки,- вздохнул Давид,- не дай бог по- пасть в рот еврейской сплетнице. Представляю что завтра будут говорить обо мне во дворе. - А, черт с ней,- сказала Птица,- на каждый роток не накинешь платок. Не взирая ни на что они уселись за стол и принялись ужинать... Каждый по своему. Самое смешное заключалось в том, что пока Птица выклевывала самые вкусные кусоч- ки, а Давид упорно ковырял вилкой в тарелке, они постоянно о чем-то говорили. Если бы они хоть знали о чем. А, впрочем, какое это имеет значение. Недаром кто-то из мудрых сказал: "счастливые часов не наблюдают". За этими самы- ми разговорами они не заметили как за окнами стало совсем темно, а старинные, ещё ба- бушкины часы, пробили полночь. Все сказки хорошо или плохо заканчиваются в полночь,- позевывая, подумал Давид. Ему страшно хотелось спать, но он решительно не знал что делать с Птицей. Как госте- приимный хозяин он не мог просто так предложить ей вылететь в открытое окно, а с дру- гой стороны он не представлял себе как и где спят птицы, особенно такие необычные. - Да не суши ты себе мозги,- пришла на помощь Птица, как обычно словно прочитав его мысли,- сейчас мы это все уладим... - Закрой глаза,- приказала она. - Зачем,- удивился Давид,- я и так уже почти ничего не вижу. - Откроешь, поймешь,- весьма невразумительно ответила Птица. Давид крепко зажмурился. - На счет три открывай,- донесся до него какой-то совсем незнакомый голос. - Раз...Два...Три.. Давид широко открыл глаза. Посреди комнаты стояла... Нет не красавица, а просто очень даже симпатичная еврейская девушка. Чуть смуглое продолговатое лицо, черные курчавые волосы, нос с небольшой горбин- кой, припухлые губы и глаза!.. В этих бездонных глазах отражалась одновременно и вся еврейская печаль и непоколебимая вера в "светлое будущее". Девушка носила потертые джинсы фирмы "Левис", обтягивающую её прекрасную грудь футболку с портретом Че-Гева- ре. Прическа её напоминала советскую "офицеры! за мной!", когти, простите, ногти на- крашены малиновым лаком и на ногах кроссовки "Найк". - Ну, чего смотришь как царь на еврея,- обиделась девушка,- пригласил бы сесть , ради приличия. - Погоди,- совсем не к месту рассердился Давид,- ты мне лапшу на уши не ве- шай. Мы это уже проходили. Ещё в детстве. Про Царевну лягушку. Ты мне сразу скажи где твои перышки, чтобы я мог их сжечь. - А вот хамить совсем не обязательно,- чуть не плача сказала девушка,- может, если ты был Иван-дурак, я была бы лягушкой, а для приличного еврейского парня... - Можно тебя потрогать, чтобы убедиться что ты настоящая, а не резиновая из "секс-шопа",- спросил совсем обалдевший Давид. - Что ж,- парировала Птица,- я девушка скромная, но чтобы развеять все твои сомнения, разрешаю один поцелуй. " А на большее ты не рассчитывай..." Сколько в действительности было поцелуев знает лишь "ночка темная" и Бог, пос- лавший Давиду этот "приз". А потом... А потом все закружилось как в калейдоскопе. Вся ночь - сплошной ту- ман. Какие-то грезы, что-то из реальности, что-то даже "за пределами". Точно как картина абстракционистов... "Все смешалось в доме Оболенских",- некстати подумал Давид и "ушел в небытие" Но не даром говорят "утро вечера мудренее". Утром Давид мучительно тряс похмельной голвой, пил воду из-под крана, яростно чистил зубы и мучительно пытался вспомнить: "а что же было вчера? И было ли, вообще?" Никакого присутствия Птицы или Девушки в квартире не наблюдалось. - Я даже имени её не знаю,- чуть не плача подумал Давид и начал собираться на работу. Птица там или какая-то красавица, сказка или быль, а начальник у Давида терпеть не мог опозданий на работу.
|