О распространении книги
«Истинное и человеческое»

Ты можешь напечатать, опубликовать эту книгу для себя или для других людей, распространять её так широко, как пожелаешь. На это не требуется каких-либо разрешений. Не нужно разрешения для копирования этой книги в электронном варианте.
Единственное условие для распространения книги: она не должна искажаться. Она должна распространяться в том виде, в котором написана мной. Если будет осуществляться перевод, он должен быть как можно более точным.
Ты можешь содействовать распространению этой книги. В том огромный смысл для нашего Мира. Книгу можно разместить на сайтах в Интернете для её свободного копирования. Привлечь к этим сайтам внимание объявлениями и публикациями в газетах, объявлениями на радио и телевидении. Можно привлекать к книге внимание другими приемлемыми способами. Так ты поможешь обратить людей к Богу.

Истинное и человеческое
Первый период

Я не пытаюсь родить новой религии, но даю новое понимание, чтобы старое истинное учение укрепилось. Так как приходят всё более и более материальные люди, у которых обращённость к Богу в большей степени, чем у их предшественников, подавлена обращённостью к материальным зависимостям, и для их веры полезнее раскрыть многое из того, что было скрыто ранее.
Если кто-либо попытается создать новую религию, он не сможет построить лучше того, что уже есть, так как то, что было построено, создавалось столетиями, трудом многих людей. Тех людей, которые могли сильно отличаться от составляющих нынешние поколения. Они просто могли быть свободнее от материальных зависимостей, которые подавляют духовные потребности.
Всякий кто попробует создать новую религию будет действовать на пользу Дьяволу и потому будет наказан. Поэтому, если хотите иметь счастье в своей жизни, не рушьте достигнутого.
Что было бы с Жасмин, если бы не визирь Джафар! Он один давал ей строгость при наличии добродушного просто любящего отца. В султане была жажда величия, он умел быть обходительным в разговоре, но он не создавал для дочери тех условий, без которых она бы духовно упала. Это делал за султана Джафар.
Если отец любил свою дочь ущербно, позволяя ей бегать без чадры по дворцу, громко смеяться при незнакомых мужчинах, то Джафар терпел это только до времени и отчасти. Чем старше становилась принцесса, тем больше визирь делал ей замечаний и ограничивал её свободу.
Джафар далеко не сразу стал влиятельным при дворе. В двадцать три года, ещё до рождения Жасмин, он стал визирем, избранный на должность покойным правителем государства. И затем год за годом своим трудом, умом и красноречием добивался всё большего и большего его расположения. Отличаясь сдержанностью и вдумчивостью, больше молчаливый, он мог сказать точно и кратко.
Прежний султан ценил Джафара, доверял ему, хотя и чувствовал в нём руководителя с амбициями. Всё же, как казалось правителю, его молодой визирь не был из тех, кому было предназначено править независимо. Он видел в нём личность, обретающую влияние, но личность влиятельного слуги, а не независимого руководителя. Умирая, старый султан завещал власть своему сыну и вместе с ней отдал ему и своего визиря, который вмиг укрепился, стал более влиятельным и уверенным, так как стал подчиняться не человеку, давшему ему пост, а всего лишь его не очень опытному отпрыску. Пусть даже этот отпрыск и был на несколько лет старше.
Если новый султан покровительствовал купеческим союзам, принимая их глав лично, то визирь стал руководить той армией, которая охраняла караван-сараи и людей в пути. Эти воины были сдержанны и строги, как и их хозяин. Они закрывали свои лица и тела кольчугой и, проносясь мимо праздного народа, оголяли свои длинные сабли, чтобы он трепетал перед гневом визиря.
Грешно демонстрировать другому человеку свою готовность убить его. Ведь человек не должен судить равного себе и тем более убивать его. Мы все равны перед Богом, и только Бог нам судья.
Джафар написал для своих солдат специальный устав. Его они изучали в своих казармах и были благодаря организации и применённому к ним воспитанию единым сплочённым братством.
Султан не думал, что эта первоначально небольшая гвардия обретёт такой вес, но она возросла и к тому же укрепилась опытом схваток с неугодными. И визирь, возглавлявший её, стал позволять себе то, чего не позволял ранее.
Джафар и прежде напрямую говорил султану о важности поддержания строгости ради сохранения чистоты и обеспечения правильного духовного воспитания людей. Теперь же он настоял на этом более твёрдо. Правитель, чувствуя правоту своего визиря, не возражал ему, даже допуская в разговоре с ним его главенствующее участие.
Когда Жасмин исполнилось пятнадцать, многое изменилось для неё. Визирь более не терпел её независимого положения. Он при попустительстве отца сам стал строго следить за её поведением, пользуясь уже не только случайными встречами, которые и ранее были подозрительно нередки, но уже находя принцессу ради осуществления в открытую контроля над ней.
Как-то она шла через зал встреч, в котором с двух сторон от прохода располагались отделённые от него и друг от друга железными узорчатыми решётками пространства для бесед. В каждом пространстве стояло по несколько скамеек и имелось по узкому зарешёченному окну. Одна из двух дверей вела из этого зала в зелёную приёмную султана.
Увидев улыбающуюся Жасмин, идущую навстречу и беседующую с сопровождающими её подругами-служанками, Джафар решил, что ей будет полезно в этот день подумать и о высоком смысле священной книги. Он усадил принцессу в ближайшую беседку, в которой имелся также стол, и дал ей в руки книгу, приказав прочитать вслух тридцать страниц. Увидев его глаза и его плётку, Жасмин молча подчинилась. Села, думая, что она принадлежит к знатному роду правителей, а этот Джафар менее знатен, но только подумала так, сдержав своё недовольство.
Её подруг Джафар прогнал, пригрозив им одним лишь повелительным тоном, а когда они вышли из зала, посмотрел на опустившую голову Жасмин и только после этого не спеша пошёл на встречу с султаном.
Джафар был недоволен мягкостью султана к собственному народу, его попустительством различным увеселениям и празднествам, на которых люди вели себя слишком телесно обусловлено. Народ чувствовал уже всюду присмотр за собой визиря, но в столице, в отличие от других мест государства, люди имели возможность обратиться к самому султану и получить его разрешение на веселье. Султан, полагая, что принимая народ, будет особенно близок к нему, мало в чём отказывал просителям. Воспринимал просящих с подслеповатой любовью, желая к тому же, чтобы его разрешения имели вес. Уже даже бедняки посылали к султану своих представителей, чтобы на какой-нибудь свадьбе веселиться и не бояться стражников визиря, могущих в ином случае без наличия высокого дозволения прекратить всё.
Джафар не желал мириться с таким положением дел и, склонный к решительным шагам, к восемнадцатилетию Жасмин уже составил план захвата власти.
Говорили, что у одной женщины во время танца выскочила наружу грудь. Она, словно одурманенная чем-то, упала на землю и засмеялась, представляя окружающим отсутствие своего страха перед содеянным. А восемь мужей, бывших на том празднестве, пришли домой и не могли забыть вида той чужой груди.
Говорили также о трёх гулящих женщинах, которым было позволено султаном остаться в Багдаде. Будто они, придя из пустыни, стали жить на окраине базара в небольшой выделенной им хижине, ранее использовавшейся как склад, и зазывали в неё иногда прохожих, всё более смелея при попустительстве горожан.
Джафар проверил все эти слухи и утвердился в своём решении захвата власти. Сам рождённый за пределами Багдада в оазисе он полюбил столицу султаната в её духовной красоте и строгости. Именно под его влиянием выход на улицу по ночам был запрещён, а если человек попадал в своём доме в беду и вынужден был искать помощи за его пределами, он должен был, выйдя за дверь своего жилища, громко кричать о произошедшем и о своей нужде.
Гвардия Джафара первоначально была частью армии султана, доверенной визирю для того, чтобы он навёл порядок на дорогах. Но затем она изменилась, выделилась в отдельное войско, уже не подчиняющееся султану. Правитель, уменьшивший свою армию, позволял Джафару самому брать деньги на содержание дорожной гвардии из казны. Визирь, и так свободно бравший деньги у казначея на другие дела, был, благодаря разрешению, независимым и в военном отношении.
Строгие воины Джафара были собранными и верили в важность дела охраны духовного порядка, которое было для них первым по сравнению с делом поддержания безопасности на дорогах. Они были старательны и часто отказывались от необязательного отдыха ради ещё большей пользы, которую могут принести. Чаще лишь достаточный сон служил их успокоению. Стража султана тоже следила за порядком, но следила совсем иначе, как-то расслаблено, и Джафару было недостаточно её действий. Джафар, желая захватить власть, решил, что женится на Жасмин.
А ведь это было недопустимо. Учитель и ученик не должны связываться друг с другом узами брака и соответствующими браку отношениями. Ученик не выше своего учителя, и то верховенство, которое один имеет над другим, не должно быть предано, иначе будет предано само переданное и передаваемое знание. Не должны вступать в брак и все уже родные люди, например, дети, которые росли и воспитывались вместе. Бог ведь смотрит по духу, и растущие вместе мальчик и девочка, пусть даже они от разных родителей, мало чем отличаются от кровных брата и сестры, если, конечно, последние не были разделены.
Выросшие во многом под одним и тем же воздействием двое мало что могут дать друг другу, скрывают для супруга его недостатки, принимая их. Сама телесная родственность или единое духовное воспитание как какие-то превозносимые человеком ценности, как приятная и важная ему часть жизни способствуют принятию близкого человека, проявляющегося в недостатках, которые могут быть известны ещё до свадьбы. Тогда как два прежде незнакомых человека несут друг для друга по воле Создателя более богатое и более сильное воздействие, раскрывающее недостатки и заставляющее бороться с ними.
Браку Джафара и Жасмин по воле Всевышнего не суждено было случиться. На пути визиря появился молодой решительный юноша из бедняцких кварталов Багдада. Вор, умеющий неплохо владеть клинком. Но замечу, что ему не приходилось в юношестве убивать людей, ведь нет никого из живущих кто достоин смерти, иначе бы он не жил по воле Создателя. И человек, наносящий удар, совершает страшный грех.
Аладдин впервые увидел Жасмин за городом, когда она прогуливалась у реки. Когда воины султана стали прогонять коров и нескольких людей с берега, чтобы принцесса могла побыть на нём одна, юноша, не желавший прекращать свою рыбалку, спрятался в высокой прибрежной траве. Он услышал, как два всадника проскакали мимо, а затем позволил себе немного распрямиться. Подняв из воды свою сеть, он начал проверять и очищать её.
Аладдин, не имея лодки, всё же имел хороший улов, так как был очень способен к рыбной ловле. Он забрасывал свою сеть довольно далеко и ловко с берега и затем вытягивал её с помощью верёвки, заходя в воду.
— Что ты делаешь? — раздалось за его спиной, когда он был занят работой. Аладдин обернулся и увидел девушку, стоящую у самых зарослей прямо перед тем узким, еле заметным проходом, который он протоптал.
— Не мешай мне, — сказал Аладдин, обернувшись и заметив красоту спросившей.
— Ты так зарабатываешь на свою жизнь? — спросила она.
— Плохи мои дела, — произнёс Аладдин, испугавшись, что теперь его точно обнаружат. Но всё же он продолжил разговор с задавшей вопрос, чтобы побыстрее избавиться от неё.
Как бы там ни было, очарованный красотой собеседницы он, не распрямляясь окончательно, чтобы не быть обнаруженным, не просто поговорил с Жасмин, а ещё и объяснил ей, как забрасывает свою сеть.
Когда солдат, не понимая, зачем принцесса зашла в прибрежные заросли, подошёл к ней, он увидел только её одну, держащую в руках рыболовные снасти. Желая увести стражника от того, кто лёг в воду на мелководье, Жасмин с сетью вышла на берег и пошла вдоль него, ища место, с которого было бы удобнее взятое ею приспособление забросить.
Через какое-то время султан присоединился к дочери. По очереди они стали кидать сеть в воду и каждый раз делали это всё лучше и лучше и, наконец, Жасмин удалось выловить одну рыбу. Её специально зажарили для неё, подали, не разделяя, к трапезе, но она, увидев рыбу на отдельной тарелке словно знакомую и во многом внешне ещё целостную, отказалась есть её.
Аладдин после встречи с принцессой много думал о ней и о дворце. Он, бывало, обкрадывал богатые дома, просто залезая в их сады и дворы. Чем богаче были люди, тем меньше они следили за тем, куда кладут дорогие вещи. Расстелив под персиковым деревом ковер, они, попив чаю, уходили и не убирали его, и ловкие руки вора, которые, будь он пойман, отрубили бы на площади, быстро скатывали ковёр.
Если мы взглянем на дворец, то в нём был сад с каменными скамейками, на которых служанки и подруги Жасмин, бывало, оставляли свои вещи. Богато одетые под стать принцессе женщины её окружения забывали свои шёлковые шарфы, платки или узорчатые накидки из верблюжьей шерсти. Кроме того, в самом дворце в парадных коридорах на стенах висели серебряные лампы.
Аладдин словно чувствовал это. Он полагал, что мало кто из других воров до него решался проникнуть во дворец и потому из-за отсутствия покушений путь в него мог оказаться не самым трудным по сравнению с теми, которыми он уже пользовался. Люди, ответственные за охрану дворца, могли быть во многом расслабленными и беспечными.
Под дворцом Багдада располагались подземные древние ходы. Они были довольно узки и опасны, так как кирпич, которым они были обложены, от подземной сырости и времени во многих местах стал мягким и крошился от лёгкого надавливания. В некоторых же участках грязных стен кирпич осыпался и без особого воздействия. Куски кладки падали в проходы и вслед за ними выпадала и земля. Всё это предвещало масштабные обрушения.
Аладдин решил пойти этими ходами, которые всё же имели многие параллельно идущие и связанные между собой участки. Он изготовил четыре факела, промочил их в нефти и отправился в путь, выбрав в качестве отправной точки полузаваленный вход в подземелья у рынка, на берегу реки.
По мере продвижения ему становилось всё страшнее и страшнее. Хотя, конечно, страх Аладдина, не превзошедший некоторых пределов, можно было назвать и обеспокоенностью.
Когда два факела потухли и Аладдин зажёг третий, он всерьёз подумал, что стоило бы вернуться. Дело в том, что идущий опасался прикасаться к стенам и не желал возвращаться обратно на ощупь. Эти кирпичи кое-где выпадали из кладки, как книги, сложенные в слишком высокую стопку. Но идя всё же вперёд в сомнении, Аладдин вдруг увидел между осыпавшихся кирпичей старую медную лампу, испещрённую древними надписями. Он поднял её и решил, что её можно будет при случае неплохо продать. В Багдаде находились люди, интересующиеся стариной. Кроме того, письмо на лампе, присутствующее не только как надпись, но и как красивый узор, столь явно делало её на бедняцкий воровской взгляд Аладдина произведением искусства. Также форма её была необычной и привлекательной.
После того как он поднял лампу, обтёр ее, очищая от сырой глинисто-песочной крошки, и осмотрел, удовлетворяясь отсутствием вмятин, из неё вдруг выскочил мышонок. Белая и ещё не взрослая мышь выскочила наружу, пробежала в страхе по кисти Аладдина и, упав после того, как он вздрогнул, на землю, побежала прочь по проходу.
Молодой вор, почувствовав прикосновение мышонка и увидев его на своей руке, громко вскрикнул и отпрыгнул назад. Ощущение малых лапок, касающихся кисти руки, словно проникло в него внутрь. Он содрогнулся, но затем, испытав неудовольствие от своих ощущений и оправившись от них, поднял обломок кирпича. Уже не видя мышонка, постоял какое-то время с поднятой рукой, выискивая его на границе подступающей темноты, а затем просто кинул камень в ту сторону, в которой он скрылся.
Через несколько мгновений после того как обломок, ударившись и покатившись, перестал издавать шум, в той стороне, куда он был брошен, появились новые звуки. Аладдин обмер, увидев их причину. Прямо на него в этом подземном тёмном безлюдном пространстве вышло ужасное существо. Лицо его было словно нечеловеческим. Страшная болезнь искорёжила его. Руки, торчащие вниз из рваной рубахи, сшитой из мешковины, были похожи на какие-то ущербные обожженные лапы. Это был прокажённый. Но прежде чем Аладдин понял это, холодный пот выступил на его лице.
Отпрыгнув с факелом назад, он выхватил свой длинный нож, похожий на кинжал, который стащил из одного из богатых домов.
— Стой где стоишь! — вскричал юноша.
— Я пришёл сюда, чтобы умереть, — сказал прокажённый. — Почему ты беспокоишь меня? Муки мои сделали мою жизнь ужасной. Люди бросали в меня камни и отталкивали от себя длинными палками, затем сжигая их. Оставь это место мне и уходи.
— Мне надо пройти, — сказал Аладдин. — Прижмись к стене, а я проскользну мимо.
Прокажённый подчинился, коснувшись старой кирпичной кладки спиной, но и не напрягался при этом, не прижимался к ней всем телом и, ссутуленный, не распрямлялся.
— Не двигай руками, — предупредил Аладдин, после чего проскользнул мимо обезображенного человека, пугая его не только ножом, но и факелом.
Этот факел оказался слишком близко к лицу прокажённого, отчего он отпрянул и ударил в стену плечом. Кладка вместе с землёй осыпалась на него. Он упал, наполовину придавленный, и так замер.
— Ты что, мёртв? — спросил Аладдин.
— Уйди, это убьёт меня, — сказал прокажённый.
— Тут совсем немного земли, и ты легко выберешься.
Придавленный недовольно взвыл. Выбрался из-под кирпичей и земли и, встав, быстро заковылял прочь от Аладдина. Через несколько мгновений темнота поглотила его. А юноша продолжил свой путь. Он прикинул примерно то расстояние, которое прошёл, и решил, что уже должен находиться где-то под дворцом.
Ранее, ещё в детстве Жасмин, стражники несколько раз обследовали подземелья, располагающиеся под садом дворца. Они находили отдельные помещения и засыпанные ходы и удовлетворялись безопасностью увиденного. По их приказу в некоторых местах на входы в подземелья и на небольшие отверстия были положены каменные плиты.
Затем, когда Жасмин подросла, её охрану составили женщины-стражницы, защищающие свои тела кольчугами и закрывающие их также длинными чёрными одеяниями. Они носили позолоченные пояса, а на них длинные двуручные сабли, которыми действовали, полагаясь в защите на двойной слой кольчуги на своих руках.
Эти крепкотелые женщины вполне удовлетворялись внешним видом наложенных на провалы каменных плит. Они то и дело обнаруживали некоторое оседание земли, которое свидетельствовало о происходящих внизу обрушениях и указывало, вероятно, на то, что подземелья становились всё менее и менее проходимыми. На самом деле за полгода до прихода Аладдина группа искателей кладов прокопала многие старые ходы.
Аладдин, идя по проходу, дошёл до больших подземных помещений, связанных между собой коридорами. Вверху во многих местах он увидел щели, из которых падал дневной свет. После некоторых поисков он нашёл большую плиту, лежащую наверху сбоку от комнаты, в которой он находился. Под плитой имелась полость, ведущая к выходу на поверхность, закрытому снаружи кустарником. Дождь вымыл землю из-под плиты, а кустарник закрыл от стражи ветвями образовавшийся лаз.
Человек не должен ползать по земле и не должен лазить в узких проходах под камнями, как ящерица, ему к лицу ходить прямо и входить честно в дверь. Но Аладдин был вором и, решив, что мать потом постирает его халат и штаны, подлез под плиту и расположился в полости, в которой мог только полулежать. Своим кинжалом он срезал большую часть ветвей кустарника, но не все, а ровно столько, чтобы можно было протиснуть своё тело.
Осторожно выбираясь наружу, он осмотрелся и, так как никого не заметил, выбрался в конце концов полностью. Присел между кустарником и большим старым камнем и воткнул срезанные ветви рядом с их прежними основаниями.
Кругом было довольно красиво. Дворец построили на месте развалин древнего города, которые были сохранены на участке сада. Деревья, половина из которых были плодовыми, а остальные некультивируемыми и значительно более высокими, росли прямо среди старых стен и обломков колонн. Там же имелось несколько стел с непонятными надписями, избитыми киркой, чтобы люди не увлекались разрушенной по воле Аллаха стариной.
Между старыми камнями и деревьями пролегали, изгибаясь, узкие дорожки, вымощенные камнем. Рядом с ними были разбиты клумбы и стояли простоватые и кое-где резные скамейки из белого мрамора.
Соседство в саду жизни и осколков старины навевало гулявшим в нём людям мысли о скоротечности жизни и её смысле. Они вспоминали о Боге, так как были достаточно свободны для этого и желали иметь Того, Чьё ощущение давало им надежду, что они больше одной лишь плоти и будут жить и после того, как их тело положат в могилу.
В самом деле, где они — те кто строил когда-то все эти здания? Здесь были какие-то древние дома и улицы, и люди ходили по ним, радуясь своим радостям, огорчаясь своими бедами, взрослея, старея, воспитывая детей. Одни воспитывали других и все через примитивно ощутимую их последователями телесную оболочку уходили в землю.
И вот кто-то был в моём детстве, какие-то серьёзные пожилые люди, которых я плохо помню, а потом они перестали жить телом и были погребены. Немного времени — и у моего смертного ложа уже сидят те, кто моложе меня. И я знаю, что, когда умру, они поднимут меня с постели и отнесут, чтобы совершить омовение. Но разве я ещё буду в той оболочке?
Впрочем, у Аладдина не было времени, чтобы воспринимать это место неторопливо, например, сидеть на скамейке, слушая шум ветра в ветвях и видя падающие листья. Он и не желал также вдыхать запахи цветов, отрезая их от корня, как это делала иногда Жасмин, пользуясь маленьким позолоченным ножом.
Аладдин хоть и был вором и двигался часто ущербно, но всё же оправдывал своё поведение той целью, которой руководствовался и, увидев свою испачканную одежду при ярком дневном свете, испытал сильное неудовольствие. Он, оглядевшись и недолго думая после этого, зашёл прямо в одежде в небольшой водоём, вероятно, около двадцати шагов в диаметре, и принялся очищаться. В самом глубоком месте ему пришлось присесть, чтобы стереть грязь со своих плеч.
Омывшись так, вор стал перемещаться среди камней и деревьев в поиске чего-либо ценного, постепенно приближаясь ко дворцу.
Дворец был обращён в сторону сада окнами второго этажа, закрытыми железными решётчатыми ставнями с цветочными узорами. Эти ставни могли отворяться и закрывались изнутри железными засовами.
Внизу, на первом этаже под комнатами второго этажа имелась галерея. Верхние помещения держались со стороны сада не на колоннах, а на участках стен, разделённых вертикальными проёмами, заканчивающимися остроконечным верхом. Эта галерея была довольно высока. Из неё можно было выйти в сад через большой прямоугольный проём, расположенный посередине. За проёмом через ширину галереи виднелись двустворчатые большие двери, ведущие во дворец, собранные из толстых досок, уже иссушенные сухим воздухом и оббитые железом.
Аладдин прошёл почти весь сад, приблизившись к самому дворцу, и только там вдруг нашёл ценную вещь — золотое изящное кольцо с камнем, лежащее в траве.
Аладдин был внимателен, замечал, благодаря своему интересу, многие мелочи и не упустил драгоценность там, где её упустили бы многие другие. Подумав, что прежде не слишком хорошо смотрел в траву, он пошёл обратно по одной из дорожек, опустив свой воровской взгляд.
Люди помнят и замечают лучше то, чем интересуются. Именно нужная нам информация удерживается нами, нашей душой, а то, что нам неприятно, тяготит нас, нашу душу, мы отвергаем. Мы имеем интересы, соответствующие нашим потребностям. Мы добиваемся успеха в каком-либо деле, если оно выгодно нам, и мы осознаём нашу выгоду не только каким-то слабым пониманием, а сильным в нас, что уже оказывается сильнее наших слабостей, недостатков.
Мы имеем веру, соответствующую нашим потребностям. Веру, основанную на интересе. Через неё Бог приводит нас к Себе. Наша вера может расходиться с какой-либо нашей низшей потребностью из-за того, что одна наша потребность противостоит другой.
Постепенно мы отрываем свой взгляд от плоти и обращаем его к духу. По мере очищения от материальных зависимостей интересным нам становится то, что действительно правильно. Это и различные знания, помогающие создавать. Ведь Бог — Он Создатель.
Очистившимся в значительной степени от материальных зависимостей людям материя становится малоинтересной в её использовании для собственного удовлетворения. По мере очищения люди перестают жить материальной любовью и начинают жить любовью духовной. Всё, чем искушает Дьявол, становится постепенно человеку всё менее нужным. Люди тем твёрже отвергают материальное искушение, чем большую заинтересованность в духовной чистоте приобретают. Заинтересованность в духовной чистоте подкрепляется высшими потребностями — духовными, нематериальными.
По мере очищения человека его недостатки, через которые на него пытается воздействовать Дьявол, становятся всё незначительнее и незначительнее. Совершенному человеку достаточно сказать одно слово против искушения, и он освободится. А несовершенные люди, если они понимают уже важность борьбы с Дьяволом в себе, вынуждены говорить много слов. Так как каждое их слово, отвергающее зло, слабее слова совершенного человека. Оно подкреплено хорошим и ослаблено плохим. Но и такое слово имеет вес. Ведь наше слово — это вершина нашего выражения в себе. И если мы говорим «не хочу» чему-либо, предложенному Дьяволом, оно уменьшается, отступает хотя бы на чуть-чуть, хотя бы на мгновение в соответствии с порядком, что единственно верен и поддерживается Богом.
Мы — собрание чистого и нечистого, и две стороны из-за этого воздействуют на нас. Не в Дьяволе зло, а в нас. Зло в наших недостатках, которые не позволяют нам быть с Богом. А Он — хранитель истинной чистоты и не мирится с ущербной, слабой смесью, не способной хорошо созидать.
Бог даёт несовершенным людям больше, чем должен давать вечно. Он даёт нам нашу жизнь через Свою любовь и надежду, терпя наши недостатки и борясь с ними. И только когда мы начинаем бороться со своими недостатками и сами, мы начинаем осознавать их величину. Материальные зависимости не дают нам увидеть Бога, так как они противостоят духовным потребностям.
Материальные зависимости, связывая человека с невечным, делают его самого невечным, заставляют отвергать интересы других людей, разделяют мир. Духовные потребности выражаются любовью к Богу, духовной любовью к другим людям и всем живым существам вообще. Духовные потребности характеризуются желанием дарить и образуют взаимосвязь, делающую Вселенную функциональной, единой, живой.
Человек, борющийся со своими недостатками, делает то, что должен делать. Это обязанность человека отвергать Дьявола в себе, бороться со своими недостатками. Но многим слишком неудобно в это верить.
Я здесь пишу о Боге непривычно много для нашего мира. Но в самом деле человек похотливый превозносит похоть, а я, пусть и не лишён недостатков, пишу о Создателе.
В принципе, медная красивая лампа и золотое кольцо были куда более чем достаточной добычей на один день для Аладдина. К тому же красный камень, содержащийся в кольце, — вероятно, рубин — был крупным и, кажется, не имел повреждений. Он предположительно делал находку особенно дорогостоящей. Но в самом деле Аладдин впервые залез во дворец и, даже боясь его стражи, не хотел упустить что-либо ценное.
Когда он уже вновь углубился в сад, вдруг двери, ведущие из дворца, с некоторым шумом открылись и послышались женские голоса. Там звучали один девичий звонкий голос и более низкий голос женщины постарше.
Жасмин после окончания полуденной трапезы вышла в сад с одной из своих любимых служанок. Она попросила у единственной охранницы разрешение прогуляться без её сопровождения, и та осталась стоять у внешнего входа в галерею.
— Пора убегать, — подумал Аладдин, но вдруг увидел в траве золотую монету. Схватив её, он заметил ещё одну дальше.
Тем временем девушки быстро приближались, и юноша, решив получше обследовать тот участок, где нашёл золотые монеты, спрятался от идущих на высоком дереве, быстро взобравшись по стволу даже в своих ворованных сапогах. В своих одеяниях он не выглядел как бедняк, а скорее как воспитанник богатой семьи. Его добротные и красивые халат, брюки, сапоги и пояс придавали ему вид обеспеченного юноши.
Взобравшись на дерево, он лёг на его толстой ветви, а посмотрев вниз, обрадовался. Его внимательные глаза увидели в траве сразу десяток, а то и два золотых монет.
— Я здесь буду ночевать, если понадобится, — решил Аладдин, — и уйду, только когда сад опустеет и я смогу собрать золотые монеты.
Две девушки между тем прошли по дорожке и остановились как раз под Аладдином. Одну из них он сразу узнал. Это была та знатная девушка, которой он несколько месяцев назад объяснял у реки, как нужно забрасывать сеть.
Аладдин, слушая их разговор, вдруг к своему ужасу заметил, что с его одежды продолжает капать вода. Он ничего не успел предпринять, как очередная капля, сорвавшаяся с его рукава, упала на недопустимо оголённую белую шею Жасмин.
— Что это? — проговорила она, подумав о дожде и посмотрев наверх. — Это ты? — была её реакция от увиденного.
Аладдин, с окаменевшим лицом лежавший неподвижно на ветви, через мгновение ожил и быстро спустился вниз. Он сделал так, желая удержать девушек от каких-либо опасных для него действий.
От его приближения они быстро отошли назад. Он увидел в их глазах беспокойство и испугался, что они закричат. Больше всего это, кажется, готова была сделать служанка Жасмин, схватившая свою госпожу за руку и вставшая за её плечом. Её глаза были испуганны.
— Я Аладдин, — сказал юноша, не двигаясь более с места.
— И что ты тут делаешь? — спросила служанка, лишь немного успокоенная именем.
— Ищу монеты.
Напряжённость спала, так как принцесса не думала о деньгах. Уже через короткое время беседа стала интересна и Жасмин, и Аладдину. Служанка же желала следовать за своей госпожой.
Аладдин рассказал девушкам, что нашёл медную лампу, в которой прятался белый мышонок. Жил в ней, словно какой-то сказочный джинн.
В один из моментов разговора Жасмин заметила взгляд Аладдина, обращённый на её оголённую шею, и, вспомнив наставления Джафара, сразу прикрыла её шёлковым шарфом. Визирь говорил ей о том, как распущенные женщины искушают мужчин, и она вдруг убоялась на мгновенье всего происходящего. Испугалась этой беседы с незнакомым мужчиной. Но в самом деле такое чувство возникло в ней ненадолго.
Аладдин, конечно, обратил внимание на действие Жасмин, прикрывающей свою шею. Вместо её оголённого участка тела он вдруг увидел шарф и её кисть и словно пробудился.
Потом, поговорив ещё вдвоём увлечённо какое-то время, они вместе со служанкой собрали золотые монеты, рассыпанные в траве. Их Аладдин поместил в один из своих специальных мешочков, которые всегда носил с собой.
После этого, решив уйти, под взглядами двух женщин он превратился в пресмыкающееся и, опустившись на землю, подлез под каменную плиту. Затем его руки, высунувшиеся из-под неё, воткнули в землю положенные рядом с лазом срезанные ветки кустарника.
— Он уходит под землю, как какое-то нечистое создание, — сказала вдруг служанка. — От Дьявола всё это.
Служанка, в отличие от Жасмин, в присутствии Аладдина была более сдержанна и во время беседы больше просто молчала. Вид мужчины, скрывающегося под землёй способом какого-то зверя, вызвал у неё ощущение его нечистоты. В самом деле, нечистота духа приводит к нечистоте поведения.
Джафар уже давно занялся воспитанием людей, окружающих принцессу. И эта служанка прониклась смыслом, о котором ей говорил приставленный к ней учитель.
Жасмин оказалась менее строга в своих суждениях. И ощутила некоторую увлечённость Аладдином.
В следующий раз Аладдин отправился в подземелья прежде всего с целью обследовать участок под садом дворца. Он тщательно подготовился к этому делу, запасся десятью факелами, пищей и водой.
После долгих поисков ему открылось то, что никому другому не открывалось уже многие столетия. Аладдин пнул ногой какую-то невысокую каменную плиту, зачем-то вставленную в кирпичную кладку, и она поддалась.
Продолжив расшатывать её, действуя и ногами и своим длинным ножом, он добился того, что она вдруг упала от него в скрытый до этого ею проход.
За невысоким коридором, сложенным, как и те, что были доступны до этого, из старого кирпича, Аладдин нашёл высокую погребальную камеру. Тот ход, которым он воспользовался, был не единственным, что вёл в неё, но все остальные, в том числе и, видимо, парадный, если судить по его размеру, были завалены кирпичом, камнями и землёй.
По центру камеры находился большой саркофаг, стены же её были украшены изображениями. Это были красивые, богатые подробностями фрески, чья краска ещё сохранила значительную часть своей первоначальной яркости и сочности. Большинство из них изображало сцены каких-то битв.
Вот всадник в красивых доспехах и с развивающимся плащом преследует колесницу, на колёсах которой установлены острые серпы. В той колеснице два человека. Один из них — воин в высоком остроконечном шлеме управляет лошадьми, держа в руках длинные вожжи. Второй, одетый в богатые, колышущиеся от ветра одежды, и со странным убором на голове, обернулся к преследователю. Он стреляет в него из лука. Наконечник его стрелы, если судить по желтизне, золотой, и имеет сложную форму с двумя идущими друг за другом зазубринами с каждой из двух сторон.
Всадник в красном плаще виден в битвах и на двух других фресках. Одна из них изображает людей особенно маленькими. Там сошлись две армии. Видны различные виды войск, в том числе и боевые слоны с сидящими на них в корзинах людьми.
На четвёртой фреске изображена сцена приветствия присутствующего на всех главных изображениях воина в красном плаще. Люди в странных одеждах с открытыми руками бросают ему цветы и сплетённые из ветвей венки. Двое сильных полуоголённых мужчин ведут к нему большого крепкого быка. На их поясах висят ножи без ножен. Видимо, ножи мясников. Воин же стоит на возвышении с поднятым вверх мечём.
Но Аладдин почти не смотрел на эти фрески, так как увидел стоящие вдоль стен каменные ларцы. Их крышки, поддетые ножом, легко поддались ему. Он возрадовался их наполнению. В семи из восьми довольно просторных ларцов находились различные драгоценности. И лишь в одном, к которому снаружи были приставлены меч в ножнах и щит и рядом с которым стояло прислонённое к стене копьё, лежали стальные пластинчатые доспехи.
Аладдину было мало дела до целостности простого копья, и он испытал его на прочность, ударив наконечником об пол. Копьё, не проявив уже никакой упругости, разломилось сразу на три части.
Выпуклая крышка саркофага была каменной и тяжёлой, она лежала своими краями в пазах, и Аладдин, пытаясь сдвинуть её, не смог этого сделать. Тогда он решил разбить её, и как раз кстати оказался тяжёлый боевой молот, стоявший в углу, монолитный с железной ручкой.
От первого его удара, потребовавшего от Аладдина большого усилия, на крышке, украшенной красивой резьбой, появились трещины. Со вторым ударом молот расколол камень, опустившись своим конусным концом в глубь саркофага. При этом послышался звон соприкосновения молота с другим металлом.
Аладдин бил в район груди захоронённого, и меньшие куски камня со стороны головы либо упали на пол, либо провалились внутрь. Под каменной крышкой находилась крышка из бронзы, также украшенная интересным узором. Она была выполнена в форме, подобной форме человека, и оказалась промятой в центре Аладдином. Он пожалел о том, что испортил красивую вещь, уменьшив её стоимость.
Очистив саркофаг от остатков каменной крышки, Аладдин смог поддеть бронзовую крышку своим ножом. Она была довольно тонкой и не очень тяжёлой. Под ней лежал какой-то влиятельный в древние времена человек.
На этом человеке были красивые доспехи из чистого золота. Они были просто великолепными на взгляд вора. Мягкая плоть покойного истлела и теперь остатки одежды и доспехи лежали на одних лишь костях.
В тот день Аладдин вернулся обратно только с самым ценным — с мешочком, полным драгоценных камней. Не доверяя способности матери держать язык за зубами, он зарыл его ночью у стены дома, сделав всё как можно более аккуратно. Аладдин и не подумал о том, что его мать, чутко спавшая внутри жилища, как раз лежит на полу на своей постели у той самой стены, у которой он копал.
Зарыв драгоценные камни, он положил все предварительно снятые и отставленные в сторону булыжники на те же места, где они и были.
Мать, постель которой лежала прямо на утрамбованном земляном полу, конечно, проснулась. Она подумала сначала, что землю роет крыса, но потом поняла, что по силе и объёму производимые движения соответствуют скорее собаке. Ей представилось, что это какие-то разбойники. Словно они стоят под луной рядом с собакой и смотрят, как она роет.
Испугавшись, она встала и, стараясь не шуметь, приблизилась к постели сына, ища его в полной темноте руками. Не найдя его, пожилая женщина ещё сильнее испугалась. И только после этого мысль о том, что копать может сын, успокоила её. Ведь она как-то видела, как Аладдин прячет свою добычу в землю.
Тихонько вернувшись обратно, она легла в свою постель и стала ждать. Через какое-то время после того как шум почти у самой её головы прекратился, она услышала, как дверь очень осторожно отворилась и её сын вернулся на свою постель.
На следующее утро, когда Аладдин снова, ничего не рассказывая, отправился по своим делам, его мать, вооружившись маленьким обломком доски, разрыла его тайник. Удивлённая добычей сына, она зарыла её обратно и постаралась сделать сверху тайника всё так же, как было раньше.
Женщина была внимательна, но также знала, что и её сын внимателен. Она тщательно устанавливала все булыжники на их места, но затем, всё же не уверенная в том, что смогла скрыть свои действия, принесла из дома старое ведро и поставила его прямо на тайник.
Мать Аладдина хотела бы радоваться, но не могла. Ей вдруг стало казаться, что сын не сказал ей о своей добыче из-за того, что решил уехать в другой город и бросить её здесь. Ведь сколько раз она сама говорила ему о том, чтобы начать новую жизнь в другом месте, если появится такая возможность.
В том квартале, в котором они жили, ремесленники не хотели брать её сына в ученики, так как считали Аладдина вором и боялись пускать его на свой порог.
Матери Аладдина иногда казалось, что сын и не слишком-то любит её. Она готовила ему пищу, стирала в реке его одежду и получала в ответ только сдержанные слова благодарности.
— Не женщина же я! — воскликнул он однажды, выслушав её замечания о своей сдержанности.
Сомнения в сыне возникли у матери ещё и при том, что они с ним доверялись в основном только друг другу и Аллаху. Она представила, что Аладдин может хотеть начать новую жизнь без нее, чтобы она не мешала ему знакомиться с новыми людьми.
Вернувшись вечером домой, Аладдин быстро припрятал принесённое с собой во дворике. Прежде чем войти в хижину, он проверил также свой тайник и увидел, что у стены дома над его тайным местом лежат какие-то обломки досок и старое поломанное колесо. Их женщина нашла более подходящими для скрытия своих действий, чем ведро, у которого было своё привычное место.
— Мама, а что это там за деревяшки лежат у дома? — спросил Аладдин, войдя внутрь.
— Это дрова, — ответила женщина.
— А где ты их нашла? — на улицах города нельзя было найти ни одного бесполезно валяющегося куска дерева.
— Я их купила.
Затем он сел есть, но, поглощая пищу, не мог не ощутить какого-то особенного внимания к себе со стороны матери. Подняв глаза, он встретился с её взглядом и вдруг увидел в нём целый букет охвативших её неприятных чувств. Беспокойство, страх и подозрение были там.
— Почему ты не сказал мне о камнях? — выпалила мать. Выдержав какую-то паузу и затем всё же не дав ему ответить, она излила на него в волнении целый поток слов.
Аладдин, успокаивая мать, рассказал ей обо всём. Обнял, гладя по голове, как никогда не делал до этого. Потом уже вместе, радостные, они стали решать, что будут делать.
Мать Аладдина происходила из богатой семьи и выросла далеко на востоке примерно в месяце пути. Она полюбила самоуверенного бедняка и, не получив одобрения родителей, бежала с ним из родного дома и города. Почти сразу после рождения Аладдина её муж умер, и она вынуждена была сама заботиться о себе и о своём ребёнке. Сколько раз она думала вернуться обратно в родительский дом. Вспоминала все дни, когда ехала со своим избранником на верблюде, как и тогда считая их вновь по загнутым пальцам. Ей вспоминались какие-то названия, но она уже не была уверена, что они звучали именно так, как она помнила.
Город же, в котором она выросла и название которого, кажется, не могло измениться в ней, находился в другом государстве. И как интересно было слышать купцам, приезжавшим с востока, её вопросы о происходящем в том городе. Они, кажется, сразу понимали, откуда она родом.
Как-то, уже живя в Багдаде и испытывая слабость от голода, она брела по улице со своим крошечным сыном на руках и вдруг увидела, как у мужчины выпал кошелёк. Она схватила его, а услышав какие-то крики, побежала прочь, плача и прилагая все свои силы. Те крики были не о ней.
Постепенно она приспособилась. Нашла способы обеспечить себя. Дом же достался ей от родителей мужа. Они уже умерли, когда она прибыла с ним в Багдад.
— Вложи добычу в купеческое дело, — сказала мать сыну. — Я знаю многих честных купцов, они тебя не обманут.
Как это странно было полагаться вору на честность других людей. Ведь купцы могли без большого для себя вреда обмануть малограмотного бедняка.
Люди взаимодействуют друг с другом через доверие. Они берут деньги в обмен на свою работу, так как верят в то, что они нужны другим людям. Мешок золота в пустыне вдали от людей никакая не ценность. Хотя по вере человек спрячет его, зароет, отметив место, и только затем пойдёт искать тех, кто поможет ему выжить. Золото это просто металл. Что-то вроде камней, такая же неживая природа.
Богатство — это услуги других людей. Строителей больших красивых домов, ткачей, ткущих дорогие ковры. Вор ворует, обманывая людей, но в то же время рассчитывает на их хорошее отношение к себе. Это нечестно. Он ведь не уходит куда-нибудь, где мог бы жить в одиночестве без взаимодействия с обществом, но карает других людей по своему пониманию, словно они должны ему.
Аладдин в ворованной богатой одежде и частично купленных вещах вложил многое из найденного в торговлю нескольких крупных купцов. Они с матерью купили также новый дом и наняли себе в слуги семью бедняков.
Многие в их прежнем квартале говорили, что Аладдин, наверное, кого-нибудь обокрал, но это не привело к последствиям для него. Никто не заявлял в те дни о большой пропаже, да и Багдад был крупным городом, в котором один человек не был слишком заметен. Впрочем, конечно, это Бог охранил богатство, приобретённое Аладдином, ведь были и те люди, которых Дьявол старался обратить против него.
Аладдин сам стал купцом. Он ездил в Басру, начав торговлю с купцами, посещавшими Индию.
Большинство купцов, ездивших со стороны Багдада в направлении Басры, не нанимали для себя большой охраны, располагая, как правило, лишь несколькими вооружёнными помощниками. Но Аладдину не были привычны торговые дела, да и он, ещё не уверенный в своём новом положении, продолжал бояться за него.
Прибыв однажды в Басру, он увидел на главной площади целый отряд людей, прежде работавших на крупного купца, совершавшего поездки далеко в пустыню. Он умер от старости, а его сыновья уже не желали вести дальнюю торговлю и уволили большую часть охранников.
Аладдин, узнав сколько ему придётся платить, рассчитывая, прежде всего, на ближайшее время, нанял всех уволенных. Он нанял целый отряд из двадцати трёх человек, опытных и хорошо вооружённых воинов.
Возвращаясь из Басры в Багдад, Аладдин с подачи матери всё чаще задумывался о женитьбе. Она говорила ему о красивых дочерях других купцов, в дома которых он был теперь вхож, но Аладдин продолжал вспоминать Жасмин, красота которой казалась ему необыкновенной.
Если разбирать красоту даже тех, кто считается красавицами в нашем мире, то, как правило, замечаешь, что у них всё вкривь и вкось как на лице, так и в строении тела. Попадаются также и те, у кого недостатки не так явны, но общий облик также далеко не идеален.
Просто, живя в нашем мире и видя лица окружающих людей, действительно начинаешь впечатляться большей красотой некоторых из них. Редкими лицами или даже телами, которые заметно выбиваются из общего ряда. Бог сделал их заметными и привлекательными среди остальных, но далеко не идеальными.
Аладдин, видя прежде перед собой Жасмин, не видел принцессу, не видел какое-то высшее создание, а только молодую женщину, которая не была для него чем-то большим, чем дочь соседа по кварталу.
Жил на старом их месте через несколько домов от них ремесленник, добившийся в своём деле впечатляющих результатов. И он, и дочь его гордились собой, уверовали от неимения другого, что они особенные, лучшие, так как смогли обрести ценные качества и знания там, где большинство не смогло. Причём дочь ремесленника имела лишь общее понятие о ремесле, но была связана с отцом через родство плоти, и ей этого моста было достаточно для того, чтобы прилеплять себя к нужному ей. А ей хотелось считать себя лучшей.
Так вот, Жасмин, как показалось Аладдину, была даже менее горда собой, чем дочь ремесленника. Выросшая во дворце и не знавшая работы, она была приятна и очаровательна юноше своим поведением и, соответственно, наполнением. Он думал, что если сможет когда-нибудь жениться на ней, то ему потребуется создать для неё те условия, к которым она привыкла. Иначе от резкой перемены жизни она может возненавидеть его.
Аладдин, несмотря на то, что боялся стражи дворца и не особенно надеялся застать Жасмин одну, всё же решился совершить ещё одно путешествие в сад дворца именно ради неё. Только вот ему не хотелось ещё раз пролезать под плитой, как делает собака.
Занимаясь ранее воровством, Аладдин пролезал во многие щели и дыры. Он был гибким и цепким и привык мыслить не только через плоскость, где ходили обычные люди. Для него таким же доступным входом становилось окно на втором этаже, если оно располагалось близко к карнизу крыши. Аладдин был ловок и легко мог повиснуть на этом карнизе, держась за него одной рукой, а другой осторожно отворяя ставни или пробуя на прочность решётку. Как-то он провисел на карнизе одного дома много времени и убедился в особой цепкости и силе своих рук, а всё из-за того, что хозяин сидел внутри у окна всего в двух метрах, дожидаясь с маленькой дочерью, пока запоёт соловей.
Аладдин тогда не мог решить, что будет лучше. Запоёт ли, привыкнув к нему, испуганный соловей, или хозяева устанут ждать и отойдут от окна. Ведь если бы соловей запел, они бы могли сидеть у окна ещё очень долго и, конечно, услышали бы любой шорох человека, висящего рядом. Руки его устали, и он молил Аллаха, чтобы соловей не запел. Вор ведь тоже может молиться Богу, хотя его грех столь неудобен другим грешникам и осуждается ими с ненавистью. Вор с любовью одарен Милостивым наравне со всеми. И ему, как и любому человеку, молитва приносит пользу. Молитва это всегда благо для человека. Попросить у Того Кто управляет всем Миром — это ли не самое умное.
Но мы не должны просить то, что можем сделать сами, и не должны просить Бога о Его деле, так как Бог знает Своё дело. Также мы должны помнить, что молитва для человека, а не человек для молитвы.
Плохо это — обокрасть человека. Осудить его в его владении. Лучше пойти и потрудиться. Поверьте, то, что вам нужно на взгляд Бога, будет дано вам, а всё, что против Его взгляда, только во вред вам. И вор крадёт, только пока позволяет ему Создатель. Он крадёт у себя. Делая зло другим живым существам, никто не становится по воле Всевышнего счастливее. Бог знает нас и всё отмерил для нас.
Всевышний, дабы обличить каждому его зло, даёт ему соответствующее показательное наказание. И каждый делающий злое дело поплатится за него в своей жизни. Поплатится через своё, через то, что ему дорого или страшно. Воспринимая жизнь как урок, человек видит и связь проступка и наказания. Наказания может не быть, если человек уже и без него из-за своих собственных недостатков предельно страдает. Ему просто не вынести ещё и наказания за то зло, которое он сделал кому-то.
Испытав от кого-то зло, не желайте зла в ответ. Это уже будет ваше зло. Не желайте и наказания от Бога, так как вы не должны судить человека и не можете делать это правильно.
Человеку обличается Богом тело вообще. Человек сначала может упиваться телом, а потом испытывает от него неудобства, боль. Упиваться телом это тоже зло. Человек, может, и живёт, радуясь страстям и никого не трогая, не делая никому зла по своему пониманию, но он делает так только при тех обстоятельствах, которые у него есть. Если он будет поставлен в другие обстоятельства, то за свои страсти он может и убить. Поэтому любая страсть, любая материальная привязанность — это зло, так как она может быть поставлена человеком над духовной любовью, связывающей людей и Бога, объединяющей Вселенную.
Вполне реальная картина: вот человек, в котором букет недостатков. Он начинает задумываться о себе, искать в себе недостатки, и вроде всё в себе ему нравится. И он может думать: где Он, Бог, в этой жизни? И есть ли у человека душа? А Бог в жизни и никуда не уходил из неё. Он явен. Да только верить в это может быть очень неудобно. До злости, до ненависти к моим словам.
Человеку, живущему телом, дано порадоваться ему, а потом пострадать. А возможно, пострадать и сразу. А потом смерть. И это реальность. Прямое представление вторичной ценности тела. Бог каждому даёт урок, наполненный правдой, но когда тебе невыгодно какое-либо знание, ты обращаешь упорно свой взгляд к тому, что тебе интересно. А за боль от своих недостатков можешь правду ненавидеть и всякого, кто говорит её.
Так может ненавидеть мать, потерявшая своего ребёнка и превратившая его образ в идол. Так может ненавидеть человек, испытавший физические страдания и увечья, девушка, подвергшаяся насилию.
Не думайте против правды, у вас нет ничего, кроме вашей жизни. Ваша жизнь это вы, она соответствует вам. А жёсткость воздействия — по жёсткости человеческой души.
Чтобы человек избавился от недостатка, Бог даёт этому недостатку проявиться. Вору даётся причина, чтобы украсть, убийце — чтобы убить. Но при этом люди делают воровство или убийство пусть и при наличии причины, но через соответствующий недостаток, который содержат в себе. И чтобы недостаток стал для них недостатком, они должны будут пострадать за него. А иначе укрепятся в плохом.
Но не все недостатки могут сразу обличаться. Многое прощается материалистам, грешникам, так как не всё ещё они могут принять. И там, где человек с меньшими зависимостями пострадает, они могут избегать боли, наказания, следствия своего недостатка. Но Бог контролирует каждого и даёт каждому так сильно, как только возможно для него, исходя из его реализации и восприятия. Всевышний даёт человеку прежде всего в главном, но не упускает из виду и остальное в нём, чему не даёт стать хуже. Все мы разные, но все счастливы одинаково. Живём с некоторым преимуществом нашего счастья над нашим несчастьем.
Решив прийти к Жасмин, Аладдин захотел взять с собой четверых своих охранников, чтобы они лопатами прорыли под плитой более достойный человека ход. Он не боялся посвящать их в тайну ходов, так как уже вынес всё ценное из обнаруженной под садом гробницы.
Аладдин был даже смел в своём намерении, решив, что сможет в случае обнаружения быстро скрыться под плитой, а там уже в хорошо знакомых ему ходах преследователи должны были отстать.
Воины, нанятые Аладдином для сопровождения его караванов в Басру, быстро выкопали под плитой просторный проход, так что к самому выходу наружу можно было подойти, поднявшись от пола подземного помещения по ступенькам. Причём отверстие оказывалось теперь над головой и в него можно было выбраться, просто выпрямившись в полный рост и оперевшись на руки.
Этот тайный выход на поверхность был сделан не более достаточного по размерам, и его прикрыли специально приготовленной крышкой, на которую была насыпана земля и положен сверху дёрн. Крышка не просто ложилась на края провала, а опускалась в соответствующее ей углубление.
Работали ночью, то и дело прислушиваясь к происходящему на поверхности. Аладдин и его воины не слишком боялись быть обнаруженными, работали достаточно решительно, готовые в любой момент бросить работу и убежать.
К рассвету всё было готово. Отправив спутников по домам, Аладдин в одиночестве выбрался в сад и аккуратно поставил крышку на её место. Даже вблизи её наличие было почти не заметным, а издали уж точно никто не должен был обратить на неё внимания. Куст, прежде закрывавший лаз, был наполовину срублен, но зато и самого лаза не было уже видно.
В саду было тихо и свежо. Весенний день только начинался. Аладдин решил спрятаться на дереве, выбрав на этот раз то, которое было наиболее защищено от бокового обзора ветвями соседних существ.
Он не спал не только эту ночь, но и весь предыдущий день, заполненный приготовлениями. Кроме того, и предыдущей ночью сон его был очень короток, так как он приходил во время неё к саду, чтобы проверить не произошло ли каких изменений.
Забравшись на дерево и примостившись горизонтально на его мощной ветви Аладдин ощутил сонливость. В поездках в Басру он чем дальше, тем больше предпочитал седлу закрытую повозку. Сидя в ней, он часто дремал и привык к мысли, что вполне контролирует эту дрёму. Лёжа на ветви, Аладдин тоже решил подремать, но, не имея будящей тряски, просто отдал себя сильной сонливости.
Ему снился какой-то сон, а потом он проснулся. Открыл глаза и испытал страх. Внизу стояли сотни людей. Разбившись на группы, они беседовали друг с другом.
Судя по одеждам, все пришедшие в сад были богатыми людьми и, вероятно, являлись гостями султана. В основном там были мужчины, но было и немного женщин. Среди них Аладдин увидел и Жасмин.
Аладдин не знал, что ему делать. В любой момент его могли заметить. Разве люди редко смотрят вверх на деревья, стоя под ними? А здесь было много людей. И каждый мог захотеть увидеть во всей целостности стоящую перед ним красоту. Странно было, что этого ещё не произошло.
Аладдин посмотрел на солнце и увидел, что оно стоит уже довольно высоко, но до полудня остаётся ещё около двух часов.
Он, как и большинство окружающих его людей, хорошо ориентировался по солнцу, так как не имел и не знал часов со стрелками и не полагался на них. С довольно большой точностью он измерил отрезок до полудня, но опять же ощутил его без понятия часа.
Аладдин решил, что гости султана только что пришли в сад и поэтому не заметили его. Он очень осторожно и медленно подобрал повиснувшую вниз с ветви ногу и стал наблюдать.
Тайна присутствия Аладдина была сохранена тем, что гости султана, и входя в сад, когда вроде было нормально осматривать его, и позже, постоянно получали интересное им внизу. Кто-то говорил что-то любопытное, и все обращались к нему.
Встреча собравшихся тянулась, мучая Аладдина. Он, боясь смотреть на людей, боясь, что они почувствуют его взгляд, повернул в напряжении голову в сторону Жасмин, но постарался не концентрироваться на ней. Когда всё же это произошло, Аладдин, испытав ещё больший страх, увидел, что она, прежде говорившая с соседкой и стоявшая к нему лицом, заметила его. Это стало понятно по её удивлению, обеспокоенности, страху за него и напряжению, проявившемуся и в её взгляде.
Их что-то уже связывало, Аладдин почувствовал это. У каждого была уже направленная через особое в них ожидание любовь, быть может ещё и слабая, соитие любви духовной и телесной в соответствии с их потребностями, их обращённостью к миру. Ведь чисто духовно способен любить только человек, освободившийся от материальных зависимостей. И его любовь истинно ценна, так как соединяет, в отличие от разъединяющих материальных зависимостей.
Мы освобождаемся от материального рабства благодаря воздействию Создателя. Освобождаемся через подобранную под каждого из нас жизнь. Жизнь каждого человека соответствует ему. В ней нет ничего случайного, кроме неважных мелочей. Жизнь каждого человека хорошо отрегулирована.
Почаще смотрите на себя и на свою жизнь. Быть может, так вы сможете увидеть свои недостатки. Не думайте, что их мало. Сравните себя с идеальным, согласно слову Бога, человеком. Отличия могут быть огромны, и осознавать это неприятно.
Мы делаем сами свою жизнь, но ведомы в жизни и не можем делать невозможное. Наше пространство всё же ограничено тем, что у нас есть.
Необходимо ценить это, не отказываться от предложенного, чтобы потом не пожалеть. Ведь то, что нам дано — дано с любовью Создателем. Отказываясь от дара Бога, человек не найдёт лучше.
Жизнь такая короткая. Как же можно удовлетворяться ею? Родниться с временным, что так быстро убывает. Человек создан для вечной жизни, но многие ли среди нас чувствуют это?
Все материальные зависимости человека — это телесные зависимости, так как проявляются через его тело.
Материальные зависимости человека являются его недостатками — с ними и борется Создатель. Они ставят человека на колени перед его собственным телом. Отягощенный материальными зависимостями человек на меньшее способен, чем человек более свободный. Он мучается своим несовершенством. Обусловленный неправильными потребностями тянется к их удовлетворению.
Неправильность страстей в том, что человек предпочитает их единству с другими людьми, отвергает духовные связи. Обусловленный похотью мужчина может отвергать менее привлекательных и менее доступных женщин. Желая большой дом, он может оставлять за его пределами малоимущего, страдающего, к примеру, от холода.
Наркомания — это явно проявляющаяся материальная зависимость. Рядом с ней стоят и все другие материальные зависимости, к тому же все они аналогичны по проявлению. Алкоголизм, зависимость от табака, похоть, желание иметь сильное тело, гордость за своё тело, желание иметь красивое тело, желание быть популярным, желание быть известным, желание иметь машину и прочее. Поищите в себе.
Люди предпочитают другим людям красивые вещи. Они копят на большой дом. Затем копят на красивую мебель. А, накопив, умирают. И зачем они жили, если и дом и мебель скоро разрушатся.
Люди, что рядом с нами, — вот истинная ценность. Совершенный человек любит Бога и других людей и служит им.
Все наши желания содержатся в нашей бессмертной душе, которая дарит чувства. Из души растёт сознание после того, как она помещается в тело и начинает жить новую жизнь.
Какие бы потребности не имела душа, мы можем очень сильно повлиять на растущее сознание. Кроме того, Бог даёт учителям соответствующих им учеников. И в то же время Он даёт ученикам соответствующих им учителей.
Если даже ученик внешне не поддаётся обучению, это не значит, что в нём не укрепляется передаваемое знание. Он получает то воздействие, которое подобрал для него Бог, и Бог может указать ему на него впоследствии.
Надо понимать, что многим для реализации их недостатков также может требоваться опора — соответствующая группа единомышленников. И у сына-националиста только в случае, если ему нужно, может быть и отец-националист. Или же единомышленники, нужные данному человеку, могут жить в других квартирах его дома, присутствовать через другую связь в его пространстве. Но не судите людей вообще и не судите их через что-либо. Потому что это плохое дело, и оно будет учтено при подборе жизни для вас.
Став совершенными, мы получим совершенные тела и будем жить вечно, если, конечно, Бог не направит нас в несовершенный мир ради несовершенных.
Понятие совершенства относительно. Ни одно живое мыслящее существо не должно считать себя совершенным. Так как считающий себя совершенным перестаёт бороться со своими недостатками и становится через них орудием Дьявола. Совершенствованию предела нет.
То, какие мы, не должно являться для нас мерилом правильного и неправильного. Вы не найдёте двух абсолютно одинаковых людей. А из всего многообразия, из самой жизни исходят истины, данные Богом. Вот только они становятся всё более и более неприемлемыми, неудобными нашему сообществу. Потому что в большинстве рождаются всё более и более материально зависимые люди. Но материальное падение одних людей не может служить кому-либо, кто пусть даже рядом с ними, оправданием в подчинении слабостям. Пример соседа не даёт нам права предавать то, что мы имеем и поддаваться нашим недостаткам, если мы имеем силу бороться с ними. Ведь кому больше дано с того больше и спросится.
Прежние храмы забыты, но зато новые укрепились. И священники уже не только те, кто говорят о Боге, а и те, кто говорят о теле. Они сидят в своих храмах-больницах, и люди приходят к ним толпами, подчиняясь своему телу.
Оправдано применение врачебной помощи только к тем, кто получает травмы. Все же недостатки человеческого тела и его болезни даются и допускаются Богом. Бог не покрывает зла.
Недостатки человеческого тела заложены в теле первоначально при его рождении, и каждый получает своё тело по своим душевным недостаткам. То, через которое ему предстоит испытать нужное ему количество боли или просто материальные неудобства.
Если человек испытал какую-либо боль в теле, он может быть уверен, что эта боль дана ему Создателем. Величина этой боли, её продолжительность не будут для данного человека излишними, они не превысят того, что отмерил ему Всевышний. А то, что Он отмерил, человеку всё равно предстоит испытать, если даже он побежит к врачу. Просто Бог уже знает, побежит ли человек к врачу или нет, и изначально даёт ему тело, учитывающее посещения больницы.
Если человек во многом материальный решит проверить то, что я пишу, и при боли попытается не пойти в больницу, то на что он обопрётся? С большой вероятностью он всё равно поддастся боли и побежит в больницу. С болью надо смириться, принять её. И в этом принятии человек может опираться только на духовное, что уже есть в нём: соответствующее духовным потребностям.
Ликвидировать травмы нормально. Хотя, конечно, для многих нормально, по их пониманию, побежать в больницу и в восемьдесят лет, когда что-то заболит в боку. Но я говорю о правильном для человека, о чём знаю от Бога.
Да, многим неудобно лишь правильно заботится о теле. Но неудобно через материальное, и в особенности тем, кто особенно материально зависим.
Человек не приспособлен для всего, он может выдержать только определённый уровень агрессивности среды, что отмерен как допустимый ему. При слабом здоровье этот уровень понижается. Но в то же время уровень, который может выдержать при правильном поведении человек, достаточно высок.
Недостатки человеческого поведения могут приводить к заболеваниям. Ведь человек должен страдать от своих недостатков, чтобы знать о них и бороться с ними.
Он ходит, например, при морозе, слабо одетый, и получает простуду.
При заболеваниях человек просто должен учитывать болезнь и стараться не навредить себе больше.
Почему же Бог даёт нам боль?
Дело в том, что человек не может создавать сам очищения, адекватного загрязнению, которое происходит с ним при подчинении материальным искушениям.
Чем больше человек делает выводов в себе, что жизнь с материальным наслаждением лучшее, что есть, тем в меньшей степени он готов оказывать помощь другим людям. Потому что он делает выбор между делом помощи и делом материального наслаждения. Ведь помощь — это материальное пожертвование ресурсов, трудовых затрат, которые материалист направляет только себе на благо.
От боли человек испытывает отстранение от материального и может, например, задуматься о том, что ему нужна помощь других людей так же, как бывает нужна его помощь другим нуждающимся. Впрочем, каждый делает те выводы, которые готов делать. Принимает насколько-то истины из жизни, подобранной для него Богом.
Прошло не так уж и много времени и собравшиеся в саду гости были привлечены распорядителем празднества ко входу во дворец. Он что-то сказал им, после чего они все зашли внутрь.
Аладдин после ухода гостей не смог всё же сразу спуститься вниз, так как несколько слуг остались в саду для того, чтобы осмотреть его и навести при необходимости порядок. Как только они ушли, в сад сразу вышла Жасмин. Она поспешила к дереву, на котором заметила Аладдина, но нашла его уже спустившимся на землю и находящимся вблизи тайного лаза, который он сделал. Пришедший хотел теперь уйти.
— Почему так много гостей? — спросил Аладдин.
— Прибыл эмир Басры, и отец решил устроить пышный приём.
— А зачем он прибыл?
Она пожала плечами, не желая думать, что это могло быть ради неё.
— Поговори со мной, — сказала Жасмин.
— Я боюсь, что меня обнаружат. Быть может, ты хочешь побывать в городе, пока твои близкие заняты гостями. Я смогу проводить тебя, а потом мы быстро вернёмся обратно.
Она сомневалась, но от новых его слов всё же решилась.
Он, открыв люк, спустил её вниз, взяв за руки, и это прикосновение было ей очень личным. Ведь даже отец не касался её так. В детстве лишь он брал её за руку, но опять же только за кисть.
— Не касайся меня, — попросила Жасмин.
Потом они быстро шли по коридору и Аладдин поторапливал свою спутницу. Ей же чем дальше, тем больше казалось, что она делает что-то неправильное. Эти старые кирпичные ходы с непривычки показались ей очень длинными. Она всё ждала, когда они кончатся, ощущая, что слишком далеко уходит от дома.
Жасмин приходилось бывать в городе. Она видела его из быстро проносящейся по улицам повозки, когда совершала поездки за стены Багдада. Выйдя же из хода у реки в районе базара, она ощутила, что отдала себя опасному ей пространству простых людей, не имея уже охраны, которая вселяла в неё до этого уверенность. Только Аладдин мог стать её защитником, и она опёрлась на то доверие, что уже было между ними.
Это было совсем не то, что положиться на свою стражу. Ведь страже можно было приказать, и она послушалась бы. Возник вопрос насколько она ценна Аладдину и насколько он готов заботится о ней. Жасмин показалось, что он её не обманет. Все её сомнения рассеялись, когда Аладдин, продолжая идти, повернулся к ней с приветливым выражением лица.
Они шли вдоль реки и слева от неё находились бедняцкие и ремесленные кварталы, представленные последовательностью домов и оград, закрывающих небольшие дворики, из которых иногда поднимались одиноко стоящие деревья.
Аладдин, живя в городе и занимаясь воровством, был, конечно, не одинок в этом занятии даже в своём квартале. Но он не желал подчиняться кому бы то ни было и игнорировал воровское сообщество. Из-за этого у него возникали проблемы с главами преступных групп. Он без их разрешения покушался на самые богатые дома, из-за чего не раз бывал бит. Очень ловкий и быстрый, он научился давать сдачу тем, кто приходил, чтобы побить его.
Один из главарей, тот, что хотел подчинить его, послал к нему однажды группу из троих человек и Аладдин побил их один.
— Кого я послал? — подумал главарь. Все другие воры смеялись над неудачниками, над высоким, но худым карманником, над невысоким и хилым вором, который чаще просто стоял на шухере. Третий, впрочем, был вполне неприметен по комплекции.
Через несколько дней после той драки на Аладдина напали уже четверо, и на этот раз все они были крепкими ребятами. И тут молодой вор, зажатый в тупике и понявший, что может быть даже убит, стал драться, собрав все свои силы, которые способен был собрать. Создатель решил дать ему победу. Все четверо были повержены на землю. Когда один из них начал вставать, Аладдин, ожидавший этого, быстро вскочил на его спину и, подпрыгнув, уцепился за край высокой стены.
Теперь, идя с Жасмин вдоль реки, бывший вор увидел трёх двигавшихся ему навстречу преступников, которые ещё совсем недавно являлись его врагами. Они знали об изменении его положения, так как имели к нему личный интерес и не выпускали из своего поля зрения.
Трое воров не перекрывали Аладдину дорогу, а двигались мимо него у самой воды. Но по их взглядам ему стало понятно, что они заметили его и имеют к нему какой-то интерес. Аладдин, живший независимо от преступного сообщества, плохо знал заслуги отдельных воров и выделил главным того, кто был активнее остальных.
Этот человек не умолчал, поравнявшись с Аладдином и шедшей за ним Жасмин.
— Красивая у тебя коза, — сказал он.
Аладдин, сносивший оскорбления ранее и старавшийся не реагировать на них, теперь остановился. Теперь он был не один и по-новому ощутил происходящее.
Он вынул из-под одежды припрятанный нож и посмотрел на Жасмин:
— Если хочешь, я убью их.
Жасмин, выросшая во дворце и не знавшая улицы, испытала оскорбление от тех, кто считался ниже её, оказалась в непривычной ей ситуации. Как характерно было бы для многих цариц или принцесс натравить на обидчиков свою стражу! Но Жасмин была другой и, кроме того, быстро ощутила неравенство сил.
Когда Аладдин вынул нож, двое шедших за человеком, оскорбившим Жасмин, остановившись, как и он нащупали под одеждой свои ножи. Они, оставаясь как и прежде серьёзными, приготовились к схватке.
— Не надо, пойдём! — сказала Жасмин.
— Что, дорога тебе твоя кобелина? И вправду, красивая сучка, — сказал всё тот же человек.
Аладдин испытал всплеск эмоций. Эта волна проявилась и на его лице так, что на нём появились пятна. Но и Жасмин теперь уже действовала более решительно. Пройдя вперёд, она с силой потянула своего спутника за собой. Аладдин даже отвлекся, обратив внимание на то, как цепко она схватила его за рукав и как сильно потянула.
Они стали уходить, слыша всё новые и новые оскорбления. Ещё с десяток обидных слов достигли их ушей, и можно было поразиться их гадкости. Произносивший их говорил так просто, словно эти слова были ему привычны.
Впрочем, форма слов — это всего лишь форма. Главное то, что стоит в человеке за словом.
Несовершенный человек и воспринимает слова несовершенно. Они через злое в его душе и сознании могут заставлять его наполняться ненавистью.
Человек решит, может быть, на мгновение: оскорбили, ну и что. А Дьявол скажет ему: «Но ведь он назвал меня аж…» — и повторит то слово. Или скажет, к примеру, что-нибудь о трусости.
Вы не поймаете Дьявола, если будете ждать его слов. Он боится вашего отторжения. Если вы заметите Дьявола в чём-то, он попытается в этом исправиться, постарается действовать более незаметно.
Бог не станет говорить вам явно, если вы не имеете ещё сильной веры. Так как хочет воспитать сильную веру, не зависящую от материальных представлений. А когда у вас будет сильная вера, Бог скажет вам, только если посчитает нужным. Так как Он многое доверяет нам.
Много непонимания между несовершенными людьми. Одни слова для них огромны, другие малы. У человека для отказа в помощи нуждающемуся может быть множество оправданий. Так как делиться ему может быть невыгодно. Оскорбления же он боится, так как боится потерять своё в какой-то мере удобное ему положение.
Когда человек молится Богу, Бог смотрит, прежде всего, на его чувства, которые перед Ним как на ладони. Бог принимает, конечно, смысл слов, но и ни одно чувство, ни одна мысль, ни одна малейшая ложь не скрываются от Него.
Настоящий мужчина должен защищать женщину, бить обидчика, если понадобится, — разве не так установилось в нашем обществе? И разве государство много сделало, чтобы было не так? Общепринято бить обидчика, все это знают, но в то же время бьющий ради другого человека или ради себя почему-то осуждается государством, особенно если нанёс обидчику серьёзный урон. Разве у государства есть на это право, если оно не занимается духовным воспитанием людей?
Вот женщина растёт и составляет для себя образ идеального ей мужчины. И какой же это мужчина? Многие ли из женщин говорят своим мужчинам, чтобы они не ввязывались в драку из-за оскорблений? Разве мало мужчин было убито и покалечено оттого, что женщины хотели видеть их дерущимися за них. Но и мужчины там были соответствующие.
Многие уже и не будут сомневаться и, если понадобится, пойдут на причинение большого вреда другому человеку за сказанное им слово, завися не только от мнения женщин, но и от мнения других мужчин.
Присутствует понятие настоящего мужчины как защитника, которого лучше не трогать, который содержит в себе легко появляющуюся агрессивность. В фильмах правильной показывается месть.
То, что происходит реально — происходит в соответствии с людьми. И в Мире Бога зло, сделанное в отместку за другое зло, не становится добром. Всякий творящий зло будет наказан. Бог не даст утвердиться в человеке и любом другом живом существе злу. Не думайте, что сделаете зло и это будет для вас просто так. Вы в руках Бога, и у Него для вас и счастье и наказание. Получить полное счастье мы можем только в чистые руки, полностью освободившись от материального зла.
Аладдин привёл Жасмин в свой новый дом и показал матери. Вместе они обедали, а потом Аладдин сопроводил Жасмин обратно во дворец, уже взяв с собой шестерых охранников.
— Я думала раньше, что ты рыбак, потом ты сказал, что ты вор, — сказала Жасмин, идя под усиленной охраной. — А кто ты теперь?
— Теперь я купец, — ответил Аладдин.
Эмир Басры приезжал к султану ради Жасмин. Он прослышал о её красоте и желал украсить свой дом и свою жизнь. Почти сразу после того как Жасмин ушла с Аладдином, её стали искать. Не найдя во дворце, вышли в остальной город. Конные воины султана и телохранители эмира стали проноситься по улицам и заглядывать в дома. Но похитителю Жасмин, увёдшему её от отца, и похищенной удалось избежать обнаружения. Они шли не по главным улицам, а вдоль реки грязными окраинами бедняцких кварталов. Там тоже побывали воины султана, но только после того как Жасмин и Аладдин вновь вошли в подземный ход.
Семь из восьми охранниц принцессы были схвачены, но главная из них была временно оставлена на свободе. Она пользовалась расположением султана и в момент предполагаемого похищения была рядом с ним, желая узнать, что именно ей предстоит делать в связи с предстоящей свадьбой.
Когда Жасмин выбралась в сад, эта охранница была единственной, кто была в нём. Она стояла со своей длинной оголённой саблей недалеко от люка и, увидев появившегося вслед за принцессой Аладдина, сразу бросилась на него. Защитившись от удара крышкой, Аладдин вынужден был отступить.
— Ничего не говори отцу, — попросила свою охранницу Жасмин.
— Ты думаешь, тайна твоего приключения важнее жизни семи моих подчинённых? — спросила женщина с саблей.
Она всё рассказала султану, рассказала при свидетелях, и так Жасмин была опозорена. Эмир Басры расхотел жениться на ней, но всё же не посмел отказаться от уже данного султану слова. Он, боясь оскорбить правителя, сказал что явится во дворец позже.
Эмир был решительным воителем, командиром, прошедшим через несколько сражений, человеком, строившим идеальный, через своё понимание, мир. Жасмин теперь стала для него чем-то вроде тёмного пятнышка. Но всё же он готов был принять ее, желая подчиняться султану, который олицетворял для него государство и казался ему хорошим правителем.
В последнее время между султаном и визирем усилилась напряжённость. Султан был женат лишь однажды на матери Жасмин, которая умерла, когда её дочери было десять лет. Имея единственного ребёнка, он в значительной степени обуславливался именно им. Жасмин была для султана продолжением его прежнего счастья, когда он жил со своей сильно любимой женой. Ему предлагали жениться вновь, но он так любил свою покойную супругу, что не хотел после её смерти подпускать к себе кого-либо. Знал, что новая жена будет обращена к нему в поисках счастья, и в то же время знал, что не захочет открываться ей, тоскуя о покойной и ценя то, что пережил вместе с ней.
Джафар же словно забирал у султана часть Жасмин. Ко времени взросления принцессы контролировал её поведение, занимал её занятиями, в том числе и со строгими муллами. Правитель государства видел в таком воспитании пользу, но ко времени приезда эмира Басры понял, что вскоре лишится Жасмин и останется один. Ему показалось, что он так мало в последние годы общался с дочерью и во многом из-за вмешательства визиря. Султан подумал, что недостаточно баловал ее, как хотел, и решил, что должен, пока не поздно, восполнить пробел.
За месяц до приезда эмира он запретил Джафару разговаривать с Жасмин и присылать к ней своих учителей. Сказал, что сам займётся её воспитанием.
Когда же на Жасмин легла тень позора, султан решил, что это тоже произошло по вине визиря. Так как его дочь слишком мало ценила тепло дома.
Эмир Басры, вернувшись в свой город, написал султану письмо, в котором просил назначить новый день свадьбы. Но правитель государства, прочитав послание эмира, решил отложить свадьбу на неопределённый срок. Пожелал, чтобы его дочь подольше побыла с ним. Думая о замужестве восемнадцатилетней Жасмин, султан решил, что через два года она станет ещё лучшей невестой.
Джафар, отстранённый от дочери султана, ощутил охлаждение его отношения к себе, проявившееся также и при последующих встречах. Правитель государства давал это понять и в беседах о многих государственных делах, и словно и воспитание простых граждан государства стало для него менее значимым.
Тогда Джафар, почувствовав, что может потерять свой пост визиря, утвердился в намерении совершить государственный переворот. После того как султан неблаговидно отозвался о духовном посте на торговой дороге в Исфахан, визирь начал приготовления.
Тот пост был устроен Джафаром, чтобы изымать у купцов грязные товары. Грязными они назывались так как могли, на взгляд визиря, навредить духовной чистоте. Они изымались у купцов, ехавших как в Иран, так и из него.
Старшина, поставленный визирем в той духовной заставе над отрядом контролёров, был особенно строг в поиске нечистых сторон человеческой жизни и был любимцем Джафара. Если он видел женщину какого бы она ни была происхождения, недопустимо оголившую своё тело, то сразу бил её по неприкрытому участку кожи. Бил розгой, которая, бывало, оставляла следы.
Одна из знатных женщин, вдова влиятельного при жизни человека, пришла однажды, потеряв стыд, к султану и представила направляющий к сдержанности и данный по воле Бога удар злым ударом. Она показала султану ещё свежий рубец, и тот пообещал ей, что разберётся.
Какую же часть тела она показала? Если бы она показала рубец на груди рядом с соском, то многие бы подумали: действительно было плохо оголять эту часть тела, и это заслуживало наказания. А если рубец на руке выше кисти, подумали бы, что это дикость — бить за оголение руки. Но ведь всё дело только в том, искушала ли оголённая выше кисти рука тех мужчин, которые жили в Багдаде.
Привычные к облику закрытой женщины мужчины, увидев оголённую выше кисти женскую руку, искушались. Разве женская рука не красива и не привлекательна? Оголённая рука какой-либо женщины могла сильно привлекать внимание мужчин Багдада и направлять их к неправильным мыслям.
Сейчас, конечно, во многих странах женщине на пляже достаточно прикрыть соски и нижние отверстия. Она не пойдёт такая по городу, но на пляже оголение тела как будто оправдано необходимостью получения загара. Из-за этого же оправдания уже оголяется грудь.
Человек на самом деле не трава, и специальный загар ему не нужен.
Человек нередко ценит то воздействие, которое оказывает на других людей. Если он хочет казаться сильным, он оголяет свои сильные руки. Женщина, жаждущая, чтобы на неё обращали внимание, всячески украшает себя. А человек, желающий, чтобы его воспринимали духовно, закрывает своё тело одеждой.
В значительной части нашей Земли, если оголённая женщина искушает смотрящих на неё мужчин, они воспринимают это нормально. Простая похоть уже сильно определяет восприятие и поведение очень многих.
Для человека, ценящего духовную чистоту, нормально одеваться в просторные одежды, закрывающие всё тело, кроме кистей рук и головы. Также надо понимать, что мужчин может искушать и шея женщины, и её волосы, и лицо.
Странно, когда в мусульманских странах женщина, добивающаяся равноправия с мужчинами, начинает ходить с непокрытой головой. При чём здесь равноправие и искушение других людей? Быть может, она просто хочет помогать Дьяволу рушить те духовные устои, которые оберегает Бог? Хочет, чтобы все мужчины хотели её?
Появись в нашем мире действительно красивая женщина, к ней бы сбегались толпы. Плотские ценности утверждаются, а делающие добрые дела всё больше считаются странными.
По воле Джафара изымалось все, что могло вызвать в людях недопустимое искушение. Например, глиняные кувшины, даже немного имитирующие женское тело. Они поступали откуда-то с севера, и визирь хотел узнать, откуда именно. Также изымались ковры, имеющие неприемлемый рисунок.
Однажды Джафар уже разобрался с ремесленниками, изображавшими человека. Это была школа миниатюры в одном из городов другого государства. Семья мастеров-художников и их ученики осмелились изображать не только сцены схваток воинов, но и полуоголённые женские тела. Их продукция пользовалась спросом.
Джафар послал в тот город разведчика и узнал, что семья миниатюристов пользуется поддержкой своего правителя. Это не остановило его. В одну из ночей художники, боявшиеся покидать город, были схвачены в своих домах. Их смогли вывезти за городские стены только связанными и спрятанными в повозках. Они стали жить в окрестностях Багдада, расписывая кувшины, но уже так, как хотел их надсмотрщик.
Визирь также распорядился изымать все статуэтки, обнаруженные у купцов, если даже они изображали животных. Джафар совершал, будучи ещё юношей, поездки по местам, где жили язычники. Видел различные каменные бабы, символизирующие плодородие, или даже изваяния животных, которым поклонялись. Он не желал, чтобы статуэтка, какая-либо игрушка превратились в одном из домов в идол.
Впрочем, это маловероятно, и Бог не запрещает нам изображать животных. Только люди с особым недостатком могут воспринять случайную статуэтку животного в качестве идола.
Приготовившись к захвату власти, Джафар привёл всех своих людей в пустыню и обратился к ним с речью.
— Пришло время, — сказал он, — чтобы воцарилась наша строгость и духовная сила над слабостью тех, кого мы оберегаем от падения. Султан стал хуже относится ко мне и уже не видит всю ценность того, что мы делаем. Он угроза нашему делу.
Если я потеряю свой пост, придёт новый человек и мы не знаем, что он захочет от нас.
Когда мы пойдём с оружием в руках, будьте едины и уверенны и в этом окажитесь сильнее, встав против большего числа врагов. Кто не желает войны, боится за себя и за свои семьи, пусть бросит оружие на песок и уходит. От меня ему не будет кары. Те же кто останется, должны будут отвергнуть все свои сомнения.
В день, предшествующий намеченному перевороту, султан вызвал визиря к себе и сказал ему, что ценит его деятельность по воспитанию народа, но в то же время потребовал, чтобы Джафар прекратил наказывать людей и изымать у них вещи. «Ты просто должен объяснять им, что хорошо и что плохо», — сказал султан.
Джафар, придя в свои покои, решил хорошо подготовиться. Он помылся и лёг спать, намереваясь полноценно отдохнуть. Утром, встав с постели и отдав приказы своим людям, он схватил висящую на стене саблю и выбежал в коридор.
Для человека нормально хорошо подготавливаться к важному делу, чтобы как можно большее обратить к его выполнению. Джафар при подготовке составил и обсудил со своими людьми план предстоящих действий. Учёл, на свой взгляд, наиболее важные моменты, требующие внимания.
Джафар с оголённой саблей вбежал в покои султана, сказав страже, что их правителю грозит опасность. Он приказал охранникам ждать у дверей.
Султан находился в одном из приёмных залов дворца. Он, кажется, не готов был оказать сопротивление визирю, просто стоял и смотрел на него, приближающегося с оружием в руках. Но на счастье султана рядом с ним находилась начальница охранниц его дочери — та сила, которую Джафар, составляя план, не увидел рядом с правителем государства.
Женщина, достав из ножен свою длинную саблю, встала на пути визиря. Она держала её обеими руками и оказалась способна остановить нападающего. Боясь за свою жизнь, он начал пятиться к выходу, и вскоре двери были закрыты за ним руками охранницы и султана.
— Беги за моей дочерью, — сказал султан охраннице после этого. — Приходите в цитадель.
Во дворце, в центральной его части, имелась внутренняя крепость. Она была отделена от остальных построек пятиметровым промежутком и имела хорошо защищённые ворота.
В этой крепости имелась цистерна с водой на случай возможной осады, небольшие спальни, кухня, склад с запасом пищи и другие помещения. Кроме того, она постоянно находилась под усиленной охраной. Султан, достигнув этой крепости, приказал закрыть ворота и приготовиться к обороне. Теперь он беспокоился в основном за свою дочь.
По плану Джафара его люди должны были ворваться в две большие багдадские казармы воинов султана и разоружить всех, кого обнаружат в них. Но им удалось поставить под свой контроль только одну казарму. Солдаты из другой, схватившись за оружие, пошли в наступление на неожиданного врага. На улицах города разгорелось настоящее сражение. Жители Багдада, не понимая, что происходит, попрятались в своих домах.
Аладдин, напротив, увидев, как солдаты султана атакуют с копьями и алебардами воинов визиря, взял большинство своих людей и с ними направился через подземный ход ко дворцу.
Покои Жасмин выходили окнами в сад. Предупреждённая охранницами о нападении она выбежала в него, а восемь женщин остались внутри дворца, чтобы закрыть собой дорогу врагу.
Оказавшись в саду, Жасмин не знала куда из него скрыться. Лаз в подземные ходы, сделанный Аладдином, был закрыт сверху железной дверью. Эти ходы и вовсе намеревались в ближайшее время засыпать землёй.
Не зная, что ещё предпринять, Жасмин, побегав в одиночестве по саду, забралась, наконец, на высокое дерево. Ей было трудно это сделать, но всё же она имела уже кое-какой опыт. В детстве она нередко взбиралась на деревья, а теперь располагала ещё и вытянувшимся с тех времён телом и к тому же действовала, подгоняемая страхом. Также Жасмин помнила Аладдина, прятавшегося среди ветвей, и проявила, помня о его примере, настойчивость.
Охранницы Жасмин смогли долго сдерживать наступающих. Они, не выходя в сад, подпёрли одну из внутренних дверей дворца низким столиком и дружно удерживали её от открывания.
Жасмин, сидевшая на дереве, слышала доносящие из дворца удары и крики начальницы своей охраны, подбодряющей подчинённых.
— Мы не должны выбегать в сад, — говорила главная из вооружённых женщин. — Госпожа не должна видеть нашу смерть. И мы окажемся очень уязвимы на открытом пространстве. Держитесь за этот коридор.
Тем временем воины визиря оставили попытки выбить подпёртую двухстворчатую дверь другой дверью, снятой с петель. Они нашли где-то тяжёлый топор и принялись с его помощью разрубать деревянную преграду.
Дыра всё росла и вскоре одна из дверей должна была развалиться на две половинки — верхнюю и нижнюю. Но женщины продолжали активно сопротивляться. Наклоняясь к дыре, они пытались поразить через неё врага своими полутораметровыми саблями. Воины визиря, действуя своим оружием, били по этим саблям, грозя выбить их из женских рук.
Джафар, упустив султана и зная о прочности дворцовой крепости, решил поймать Жасмин и с помощью неё попытаться повлиять на правителя — принудить его сдаться в обмен на жизнь дочери.
Визирь намеревался в то же время жениться на Жасмин, заняв трон. Для него главнее была не её жизнь, а дело духовного созидания общества, которое он желал погрузить в атмосферу сильной строгости и, если понадобится, страха.
Достигнув преграды в сад и увидев женщин, умело отражающих нападение за рухнувшими дверями, Джафар возмутился несообразительностью своих воинов и сразу послал некоторых из них на второй этаж, чтобы они выбрались в сад через окна и напали на обороняющихся с тыла.
Женщины, организуемые своей начальницей, бились, подстраховывая друг друга. Наученные владению оружием, они наносили удары, взяв сабли обеими руками.
— Если мы продержимся подольше, воины султана успеют во дворец и придут к нам на помощь — говорила главная воительница.
Её подчиненные, надеясь на это, проявляли стойкость. Но в то же время все они были женщинами, объятыми чувствами. И их решительность в деле убийства человека, а не заботы о нём была совсем не мужской решительностью. Когда мужчина решит делать подобное дело, он делает его, как правило, более уверенно. Решение же женщины в этом ожидаемо более слабое, так как она в большей степени управляема чувствами и действует, содержа материнство в своей душе. Бывают, впрочем, конечно, женщины, способные убивать с твёрдостью, так как имеют соответствующее наполнение.
Когда воины визиря ворвались в коридор со стороны сада, где завал отсутствовал, женщины недолго смогли оказывать им сопротивление.
Слыша шум сражения и боясь, что её защитницы вскоре уступят наступающим, Жасмин забралась повыше на дерево. Она посмотрела вниз и поняла, что будет замечена, если кто-либо оттуда посмотрит на неё. Ведь у дерева листья находятся в основном снаружи на концах ветвей, а рядом со стволом их обычно бывает мало.
Подумав о листьях, Жасмин придумала, как улучшить своё положение. Она, пожалев о страданиях существа, но оправдавшись надобностью, стала отламывать от дерева ветки с многими листьями и укреплять их в одном месте рядом со стволом. Почти у самой вершины там, где ветви становились более тонкими и частыми.
В конце концов получилось густое листьями место, образованное на основании двух близко растущих ветвей. На них и опёрлась Жасмин руками и ногами, устроившись поверх сооружённого прикрытия.
Воины визиря и он сам, выбежав в сад, стали всюду искать в нём. Проверив между развалин и все другие места, они принялись смотреть и наверх, но так ничего и не заметили.
Им было непонятно, куда могла деться женщина из ограниченного высокой стеной пространства. Они всё ходили по саду, думая всё же, что Жасмин нашла какую-то лазейку, пока не натолкнулись на железную дверь, прикрывающую лаз Аладдина.
На двери висел прочный подвесной замок, который мог быть закрыт только снаружи, но ведь Жасмин могли закрыть им её охранницы. По приказу Джафара замок сбили, после чего группа воинов отправилась на поиски принцессы в темноту.
Им понадобилось что-либо, чтобы освещать свой путь. Но и взяв из дворца лампы, они не могли быть уверены, что найдут сбежавшую. Подземные ходы, как знал Джафар, вели к многолюдным кварталам Багдада.
После того как его подчинённые проверили подземные ходы под садом, где они особенно ветвились, визирь приказал оставить поиски и заняться штурмом крепости. Лишь двое воинов были оставлены им у открытой двери.
Аладдин отправился подземными ходами во дворец, взяв с собой восемнадцать своих охранников. Приблизившись ко дворцу и увидев свет, падающий снаружи через открытую на поверхность дверь, он приказал подчинённым продвигаться дальше особенно осторожно.
Когда Аладдин выскочил в сад с оголённым оружием в руках, воины визиря, подкарауливающие у двери Жасмин, немного растерялись.
— Кто ты? — воскликнул один из них, увидев на появившемся из-под земли золотые доспехи.
— Я пришел, чтобы спасти Жасмин, — ответил Аладдин.
Тут же началась схватка. Но уже трое охранников Аладдина выбрались наружу вслед за ним.
Жасмин, прячась наверху, была очень осторожна. Уставая от неизменности положения, она всё же старалась не шевелиться, укрепляемая страхом. Когда же до неё стал доносится шум начавшейся в саду схватки, она осторожно сместилась из-за своего прикрытия и посмотрела вниз.
Ей из-за ветвей дерева и деревьев, стоящих рядом, удалось увидеть только одного вооружённого человека. Он не был одет в форму стражников визиря, но Жасмин не знала, только ли стражники визиря участвуют в нападении.
Потом она услышала, как кто-то назвал Аладдина по имени, и, ещё раз взглянув вниз, увидела человека в золотых доспехах, стоящего прямо под ней.
— Мы попробуем войти во дворец и, если увидим слишком много врагов, сразу отступим обратно, — сказал Аладдин уже столь знакомым Жасмин голосом.
— Мы нанимались, чтобы охранять тебя и твои товары, — сказал один из нанятых им охранников. — Почему мы должны рисковать собой ради чего-то ещё?
Жасмин, поняв, кто облачён в золотые доспехи, захотела крикнуть, но вдруг застеснялась стоявших рядом с Аладдином воинов. Тогда она взяла одну из ветвей, составлявших её прикрытие, и бросила её вниз.
Ударившись о шлем Аладдина, ветка отскочила, упав между ним и стоявшим напротив воином. Аладдин посмотрел наверх и увидел лицо Жасмин. Быстро поднявшись по дереву, он помог ей спуститься. После чего Жасмин сказала ему о тайных ходах, ведущих в дворцовую крепость.
— Пусть идёт со мной только тот, кто хочет, — сказал Аладдин.
— Мой отец щедро вознаградит каждого, — пообещала вслед за ним Жасмин.
Пошли все, кто и не особенно сомневаясь, а кто — подумав о той большой благодарности султана, которая возникнет у него по отношению к посторонним людям, спасшим его дочь.
Они осторожно вошли во дворец и увидели мёртвые тела. Жасмин сильно расстроилась, узнав своих охранниц, с которыми словно дружила. Слёзы появились на её глазах.
— Их время пришло, — сказал Аладдин. Он не останавливаясь повёл женщину дальше, прося её показывать дорогу.
Пройдя по прямому коридору, ведущему из сада, они достигли другого коридора, пересекающего первый под прямым углом. Свернув направо в сторону комнаты, из которой выходил тайный ход, они вскоре были обнаружены стражником визиря, появившимся в дальнем конце за их спиной.
Все тут же побежали и, отворив нужную дверь, стали быстро заходить в комнату. Первые шедшие вслед за Жасмин и Аладдином вынуждены были приостановиться у открываемого люка. Он находился прямо по центру комнаты под ковром. Шедшие позади остальных ощутили, что опасность прежде всего грозит им. Но лишь некоторые из них поддались страху, надавив на впереди стоящих. Большинство посчитало это ниже своего достоинства.
Самым последним стоял Ахмед. Даже не зайдя в комнату и вынужденный остановиться, он обернулся к приближающемуся врагу и решил, что будет сражаться с ним. Бежать из-за медленного продвижения было некуда и Ахмед пожелал проявить себя в сложившейся ситуации лучшим образом, как понимал.
Уже бросившись вперёд на врага и желая прикрыть отступление остальных, он вспомнил о своей семье и понадеялся, что, победив одного, сможет присоединиться к оставшимся за спиной. Но тут же из коридора, ведущего в сад, выбежали ещё два вражеских воина.
Приготовившись к смерти, Ахмед пошире развёл в стороны свои щит и меч, желая перекрыть всё расстояние между стенами. Воины визиря, перейдя на шаг, стали осторожно приближаться к нему, готовясь нанести удар.
Жасмин, Аладдин и его охранники, спустившись из комнаты в подземный ход, побежали по нему, всё более опускаясь под землю. Вскоре они достигли запертых железных дверей, охраняемых с противоположной стороны воинами султана. Узнав Жасмин, они впустили всю группу, радуясь её многочисленности.
Вошедшие оказались в месте соединения четырёх тайных ходов, к каждому из которых было обращено по крепкой железной двери. В центре над этой глубокой подземной комнатой находился длинный каменный колодец, ведущий наверх в центральный зал цитадели.
Вскоре по приказу султана, увидевшего через колодец дочь и обрадовавшегося ей, из цитадели была сброшена верёвочная лестница. Все прибывшие поднялись по ней, значительно увеличив обороняющийся гарнизон.
— Кто это? — спросил султан у дочери, разглядывая облачённого в золотые доспехи Аладдина.
— Этот человек и его люди спасли меня, — ответила Жасмин.
— Это я уводил Жасмин в город, — признался Аладдин.
— Не Жасмин, а мою дочь, принцессу Жасмин, — недовольно проговорил султан.
Аладдин всё же чувствовал не так: «Для меня она женщина, к которой я испытываю личные чувства».
Султан, испытав неприятие подобного отношения к своей дочери, всё же решил далее не спорить. Он внимательно посмотрел на Аладдина, удивляясь его красивым золотым доспехам.
— Кто же ты? — спросил султан.
— Я бывший вор, а теперь купец и защитник, если примете мою помощь, — честно признался Аладдин. — Эти вещи, — он поднял свою руку в доспехах, — краденые или, в лучшем случае, найденные. И я украл вашу дочь и теперь жалею о воровстве, но, кроме того, радуюсь тому, что познакомился с принцессой.
— Что это написано у тебя на шлеме? — проговорила Жасмин. — Это греческий: «Тебе, Александру, каков бы ты ни был перед Богами, мы дарим эти доспехи, помня тот путь славы и торжества, что ты подарил нам».
— Постыдная языческая надпись, — проговорил султан.
— Я сотру её, — пообещал Аладдин.
Тем временем воины визиря, подготовившись, начали штурм крепости. Они бежали к её стенам, возвышавшимся над дворцом, по крышам, неся с собой несколько приготовленных лестниц. Солдаты султана стреляли в них из бойниц, рядом с которыми стояли большие корзины, полные стрел.
Трое охранников Аладдина, имевших, по их признанию, хороший навык стрельбы из лука, также встали к бойницам нижнего ряда, а остальные со своим командиром и султаном взошли на самый верх. Видя действия нападающих и их не столь уж и большое число, защитники крепости решили, что смогут отбить штурм. Двое ворот крепости, выходящих в промежуток между нею и двухэтажными постройками дворца, были хорошо защищены глубокими внутренними ямами, находящимися между передними створами и удалёнными от них опускающимися решётками. Для перехода через эти ямы использовались съёмные мостики. Стены же крепости были толсты и высоко поднимались над близлежащими постройками.
— Ты опозорил мою дочь, — сказал султан Аладдину, стоя рядом с ним и смотря на бегущего по крышам врага. — Как Дьявол-искуситель, увёл её из отцовского дома, не проявив к дому уважения. Как ещё мне мерить тебя? По твоей вине люди Багдада и всего моего государства будут всё время, пока живёт Жасмин, вспоминать о ней, как об упавшей однажды. Она ведь не дочь рыбака или пекаря. Я и мои близкие должны являться примером для моих подданных. Иначе как воспримут они моё слово о созидании чистоты и духовного порядка?
— Я виноват, — согласился Аладдин. — Если у тебя есть кара для меня, не мешкай. Ожидание наказания хуже его. Мои люди послужат тебе по моей воле и не обратятся против тебя.
— Откуда такая отрешённость? — спросил султан.
— Я надеюсь на твою милость, — сказал Аладдин. — Надеюсь, что ты отдашь мне Жасмин.
Тем временем нападавшие не мешкали. Среди них выделялось несколько особенно решительных воинов, которые вели за собой остальных. Эти предводители, возможно, не имевшие большего ранга, чем находящиеся с ними рядом, готовы были умереть за то дело, в которое верили. Страх не замедлял их движений.
Лестницы атакующих не могли бы достать до верхних бойниц крепости, если бы были поставлены на землю. Воины визиря опёрли их о края дворцовой крыши и перекинули к крепости через пятиметровый промежуток. Немалая смелость нужна была, чтобы даже попытаться лезть по лестницам, видя под собой провал с глубиной, добавленной двумя этажами дворца.
Но самые решительные из атакующих стали взбираться, не дожидаясь, пока остальные последуют за ними. Приступ получился столь стремительным, что заставил быстро уменьшиться во многом надуманную обороняющимися безопасность, испугав их.
Султан, поняв, что недооценил угрозу, приказал всем своим воинам быстро взойти на верх крепости. Вместе с этим подкреплением штурм был отбит, лестницы сброшены вниз, а оставшиеся в живых воины визиря отогнаны от промежутка между остальным дворцом и его цитаделью дружной стрельбой из луков. Через какое-то время они вовсе покинули крышу и бежали из дворца, а к крепости подошли солдаты султана из одной из городских казарм.
Следовало праздновать победу или преследовать врага, но султан желал, прежде всего, сделать уже задуманное им.
Он приказал всем, кроме Аладдина, уйти с верхней площадки вниз. И когда они сделали это, указал ему на стоящую рядом скамью.
Аладдин снял свои золотые доспехи. Задрал свою рубаху и лёг на живот. После чего султан принялся стегать его плёткой с тремя длинными кожаными ремешками.
Видя молодую и крепкую спину, он бил по ней со всей силой, прося Бога, чтобы избиваемому не было большого вреда.
Люди бывают так слабы, что от ударов даже плёткой по спине их почки могут отказать или у них может нарушиться работа печени. Если ты легко оправдываешь насилие над другим человеком, то ради правды ударь самого себя. Если плюешь на чужое здоровье, то ради правды плюй и на своё. И если будешь плевать на то, что даёт тебе возможность жить, то будет ли это умно?
Конечно, не надо преклоняться перед телом, но необходимо содержать его достаточно хорошо. Можно предавать тело ради духовного очищения. Такое предание оправдано.
Закончив, султан бросил свою плётку.
— Сегодня я бил тебя, как сына, и в том честь для тебя, — сказал он. — Никогда при мне не нагибайся к моей дочери и не ласкай её. Иначе я прикажу привязать к твоей спине деревянную доску, которая не даст тебе изгибаться.
Джафар с остатками своей армии бежал на запад в Дамаск. Там он с уважением был принят местным правителем, который считал, что его людям не хватает строгости. Султан в дальнейшем ради хороших отношений с Сирией решил не замечать факта укрывательства ею его врага.
Султан, видя чувства, связавшие Жасмин и Аладдина, решил устроить их свадьбу, но он не желал, чтобы народ видел, как его дочь выйдет за простого купца. Поэтому вскоре после победы над Джафаром султан назначил Аладдина эмиром Мосула и велел ему немедленно взять в свои руки управление северным Ираком.
— Через четыре месяца ты должен будешь приехать ко мне и просить руки моей дочери, — сказал султан. — А до тех пор научись управлению людьми и хозяйством. Аллах не дал мне сыновей, хотя я и не брал жён более одной и сам виноват в малочисленности моего рода. Быть может, ты станешь моим приемником.
Приближается время ежегодного сбора налогов. Собери все, что причитается мне с северных владений и десятую часть пусти на украшение своего облика. Я желаю, чтобы ты въехал в Багдад со всей пышностью и народ подумал бы о тебе, что ты богат, словно сам султан. Сделай это ради моей дочери и её памяти в народе.
Сейчас народ думает, что она достойна перегонщика верблюдов, а ты подари ей образ ещё одного правителя.
Через несколько дней Аладдин вместе с матерью и своей новой охраной отбыл в Мосул. Прежние его наёмные охранники получили от султана щедрую награду за свою помощь и, оставив путь служения чужой безопасности, осели в Багдаде, начав свои дела. Большая часть из них стала купцами, другие построили общественные заведения.
После ухода из государства Джафара и его духовной гвардии султан заметил расслабление своего народа. Несколько дней в кварталах столицы проходили празднества. Чья-либо свадьба становилась для людей поводом, чтобы устроить широкомасштабные гуляния. Жители Багдада уже не видели строгих стражей и, давно не имея возможности повеселиться, стихийно отдавались музыке и танцам.
Пускай эта расслабленность не превратилась сразу в разврат, но многие как будто готовы были уже забыть о порядке, так как потеряли строгость надсмотрщиков, а сами, жаждущие некоей сомнительной отдушины, подчинения греховным желаниям, ещё не укрепились в собственной сдержанности.
Для султана, как и для мусульманского духовенства, изменение картины общественного поведения стало слишком очевидным. Правитель пригласил к себе нескольких наиболее уважаемых муфтиев и шейхов, чтобы спросить у них о том, что будет лучше для его народа.
— Визирь Джафар делал очень хорошо, — сказал один из муфтиев. — Многих спас он от падения, укрепил многие дома на чистом пути следования Корану. Лишь в том, что задумал пойти против тебя, был он не прав. Ведь ты дан нам Аллахом.
— В моём племени я установил строгий порядок, — сказал шейх одного из кочевых племён. — Всюду у меня есть люди, ответственные за тех, кого я им доверил. И все остальные должны слушаться их.
Третий человек поразил султана обилием болезней. Волосы его выпадали, глаза болезненно слезились. Когда он начал говорить, то не смог произносить чётко слова, так как язык его был весь покрыт язвами.
— Да пусть веселятся, — сказал этот человек. — Когда народ доволен, султану живётся хорошо.
Облик человека не должен являться причиной для суждения о нём. То, что дано другому человеку, дано, прежде всего, ему. И пусть кто-то не мил и не приятен, совершенство будет состоять в том, чтобы ты принял его наравне с красивым и приятным человеком. Человек, прежде всего, должен определять для себя смысл поступков другого человека и допустимость его поведения. Он должен определять, что есть хорошо и что есть плохо, препятствовать плохому, но не судить других людей, не делать о них заключения. Некрасивый и неприятный человек — это дар нам. Так как имей мы рядом только милых нам людей, то как бы мы смогли ощутить недостатки своего восприятия и начать бороться с ними.
Правитель государства принял нужное его подданным решение.
— Не можешь ты разместить в себе дар Бога, и потому дар Бога стал малым для тебя, — сказал султан третьему выслушанному человеку, что был изуродован болезнями.
Конечно, дар Бога не становится малым для человека. Под даром Бога я понимаю всё то, что Он даёт нам. Дар Бога это вся наша жизнь, а не отдельно взятое её событие. Каждое событие учтено в зависимости от его важности для нашего восприятия и нашей души.
Если вы называете даром Бога только то, что вам приятно, то каков же для вас Бог? Нет, Он не только радует нас, Он ещё и даёт нам плоды наших недостатков.
Человеку даётся ощутить свои недостатки, их плоды только на столько, на сколько он может их выдержать, при этом сохраняется общее преимущество счастья человека над его несчастьем. Состояние человека может быть таково, что ему предстоит долгий путь до реальности. Он во многом увидит истинное положение вещей, уже освободившись в значительной степени от своих недостатков. А в итоге получит истинное счастье.
Человек должен делать то, что обязательно для человека. Он должен отвергать зло, которое несёт смерть. Для того, чтобы он делал это лучшим образом, Бог и очищает человека, делает его более сильным против зла.
Многие грешники очень слабы против зла, и их нельзя оставить без сверхзащиты. Но, даря повышенную защиту, Бог ждёт времени, когда человек станет совершенным. Создатель терпит наши недостатки ради нас будущих.
Многие не хотят принять правды. Им удобнее считать себя хорошими, определять всё по себе. Но всё, что мертво, выскользнет со временем из их рук. И с чем они предстанут перед Богом? Со своими делами.
Человеку даётся пострадать в своей ущербности, пострадать и за свои злые дела не потом, а в жизни. Также мы получаем дополнительное счастье в своей жизни за свои добрые дела. Наши ад и рай здесь, на Земле.
Возвращаясь к тому изуродованному болезнями человеку. Если говорить о связи телесного уродства и недостатков, то вы видите, что часто присутствуют красивое тело и похоть или есть телесная привязанность к собственному телу и его красота. Люди самые разные. Имеющие, пусть и в грехе, красивые тела принимают их как само собой разумеющееся. Красивое тело служит части людей обязательным условием для реализации их недостатков. Люди неповторимы и неповторимы воздействия, которые оказывает на них Бог. Один хочет красивое тело и ему даётся, другой хочет, но не получает. Бог даёт в зависимости от того, как человек хочет, в зависимости от того, что есть в человеческом желании, каково оно. Воздействие подбирается Создателем в соответствии с человеческой душой.
Я здесь пишу о мусульманах. Мусульмане это те, от кого Бог потребовал большей сдержанности, так как они уже многое могут разместить в себе, но и для многого слабы.
Султан решил взращивать строгость в самом народе, для содействия чему привлёк духовенство. Он наказал служителям мечетей находить среди людей наиболее строгих и целостных, которые бы обращали к порядку и сдержанности всех, кто находится с ними рядом. Каждый мулла должен был регулярно собирать этих новых стражей чистоты и укреплять их в решимости, поддерживать их в необходимых действиях, при необходимости оказывать помощь вместе с избранными им людьми и нёс ответственность перед вышестоящими стражами, составлявшими новую организацию, подчиняющуюся непосредственно султану.
Отличием нового порядка от порядка, поддерживавшегося визирем, было большее доверие к самим людям. Но в самом деле султан не сделал это доверие больше допустимого. Он сформировал при себе новую духовную гвардию, которая при необходимости должна была оказывать на народ дополнительное воздействие.
Демократия не должна становиться дорогой духовного падения общества. Свобода волеизъявления и свобода общественного поведения должны чётко разделяться. Человек, искушая другого человека, не делает его счастливее, а лишь пробуждает его зависимости. Те материальные зависимости, которые рушат целостность общества и семей. Молодые супруги радуются телу друг друга, а потом они старятся и где же их прежняя любовь? Она умирает той частью, что состояла из любви к телу, так как, состарившись, тело становится уже недостаточным для похоти.
Отсутствие общественного контроля над поведением людей, отсутствие духовного воспитания общества ведут к разделению общества и падению его интересов. Люди перестают ощущать единство и живут своими обосабливающими их друг от друга материальными потребностями. Человек, не чувствуя единства с живущими рядом, утверждается через агрессивность и насилие. И он более спокоен, когда имеет хорошую боевую подготовку или оружие у себя дома.
Лучше бы вместо боевых навыков люди получали духовное воспитание. Чтобы прохожие, организуясь, могли решать возникшие поблизости проблемы, а не бежали, стараясь скрыться от чужих бед.
Когда молодая девушка, надевшая короткую юбку, идёт по улице, радуясь своему облику, то ко многим ли мужчинам она обращена или только к тем, кто возжелает её и кто ей самой покажется приемлемым для удовлетворения её потребностей? И что она делает, как не искушает и всех остальных мужчин, кто ей не интересен, но кто попадается ей на пути. И искушение — это её дело, которое рушит привязанности в семьях.
Если вы посмотрите на все материальные потребности, то поймёте, что все они разделяют нас. Некоторым особняком стоит еда, так как она нужна для поддержания человеческого тела, как следствие человеческого дела и насколько-то оправдана этим.
Человек должен уметь совершенно питать себя, но не излишне. Он должен при надобности разделить свою пищу с нуждающимся. Помощь другому человеку — это доброе дело, которое он ощутит как добро к себе, и это ощущение в какой-то мере всё равно повлияет на него, на его готовность самому оказывать помощь. Есть люди, которые, прежде всего, думают о нуждах других, а уже потом о своих нуждах. И это очень ценное качество, а не какое-то уродство.
Храмы во многих частях мира опустели, и там, где это произошло, общественный порядок сильно ухудшился. Религия и духовные институты, не поддержанные государством, ослабли.
Если правительство действительно хочет бороться с проблемой общественной разделённости, следствием которой становится и возросшая преступность, оно должно применить программу духовного воспитания своих граждан, введя соответствующие науки в школах и других учебных заведениях. Конечно, это должно быть прежде всего религиозное воспитание, представленное доходчиво и в применении к нашей жизни.
Подобное обучение необходимо ввести и в тюрьмах. По воле Бога люди попадают в тюрьму. Один будет делать преступления годами, думая, что он специалист, другого поймают сразу после первого преступления. Каждый получает так, как для него решил Бог. Но никто не уходит от своего наказания за своё зло.
Если вы задумаетесь о процессах, происходящих в мире, то поймёте, что всему негативному как раз и противопоставлено то истинное учение, что дано нам. И во главе этого учения единый Бог, Которого многие новые люди слабо ощущают. Он дал им жизнь, представил Своё присутствие в её закономерностях, но людям, живущим телом, так невыгодно верить в это. И они отворачиваются от правды, особенно находясь в стадии кратковременного цветения своего тела.
Храмы во многих странах опустели, и то, что они давали, надо дать и новым путём. Или только Бог должен заботиться о нас?
Надо установить общественную сдержанность и направить людей к взаимопомощи. Каждый должен знать то, что Бог дал ему, строя новый, более совершенный порядок, а именно, Его слово.
Конечно, несовершенные люди не смогут жить полностью совершенно, но они могли бы всё же делать ради самих себя свою жизнь более совершенной, опираясь на главенство всей полноты учения о едином Боге и помня, что всякое несовершенство, которое они оставят, будет приносить им вред.
Люди равны друг другу вне зависимости от положения в обществе и богатства. Равны они перед Богом, поднявшим их души на высшую ступень Своих созданий. Ниже нас другие создания, выше нас один Бог.
Если кто-то из людей считает себя выше другого человека, так ведь его мнение всего лишь мнение одного человека, имеющего потребность считать себя выше. И эта потребность — его недостаток.
Многие из европеоидных людей, кто имеет потребность считать себя лучше представителей монголоидной или негроидной рас, получают соответствующие тела: высокие, во многом красивые, или просто достаточные для реализации их чувства, недостатка. Впрочем, воздействия, как и люди, очень различаются.
Конечно Жасмин была достойна перегонщика верблюдов или другого человека, занимающегося простым делом, пусть даже была бы представлена перед народом в лучшем виде. То, что она была дочерью султана, не делало её особенной. Но Аладдин, проведя четыре месяца в Мосуле и освоившись в роли наместника, постарался сделать всё так, как пожелал султан. Прежде собственного приезда в Багдад он послал в столицу пятерых гонцов в ярких одеждах. После чего народу было сообщено, что наместник Мосула присылал к султану людей, чтобы просить руки его дочери, и получил согласие.
Через несколько дней после возвращения гонцов Аладдин взял с собой шестьдесят конных охранников, еще двадцать вооружённых мужчин посадил на повозки, везущие дорогие подарки, купленные на рынках Запада и Востока, и с этим сопровождением отправился в путь. Он ехал, также облачённый в свои золотые доспехи, на красивой белой лошади.
Не проехав ещё и половины пути, Аладдин и сопровождающие его люди подверглись нападению большого отряда разбойников. Около пяти сотен конных воинов неминуемо должны были одержать верх. Они даже не вступали в ближний бой, положившись на свои луки.
Поняв, что единственный путь спасения — быстрейшее бегство, Аладдин бросил обоз с подарками и, посадив на лошадей управляющих повозками людей, поскакал на запад к ближайшей крепости.
Разбойники преследовали, не желая оставлять свидетелей, и легко догоняли убегающих, так как люди Аладдина иногда ехали по двое на одной лошади. Лишь с двенадцатью телохранителями, сидевшими на лошадях по одному, Аладдин достиг крупного поселения с гарнизоном, стоящим в расположенной рядом крепости.
Комендант крепости сказал Аладдину, что разбойники это, вероятно, остатки мятежной армии, разгромленной новым правителем Ирана. Один из многих отрядов и групп, которые прежде пытались осесть на границе, а теперь в большинстве двигались через Ирак, находя в нём пристанище или грабя его жителей.
Узнав, что Аладдин ехал в Багдад, получив от султана разрешение жениться на его единственной дочери, комендант предложил ему свою помощь.
— Я дам тебе две сотни воинов, — сказал управляющий крепостью. — Мне хватит, чтобы обороняться, и оставшихся. Местные жители здесь дружные и в случае нужды соберутся, чтобы дать отпор.
— Куда я теперь поеду, — проговорил в грусти Аладдин, — все богатейшие дары потеряны мной. Как я явлюсь во дворец с пустыми руками?
— У тебя остаются золотые доспехи, — заметил комендант.
На следующий день Аладдин придумал, чем заменить подарки. В крепости были плавильные печи, и в них он расплавил свои доспехи, отлив затем полумесяц, устанавливаемый на верх мечети. В доспехах было тридцать килограммов золота. Полученный из них полумесяц на шпиле установили на высокой украшенной белой тканью повозке.
Въехав в Багдад, Аладдин приказал снять со своего дара покрывало, и люди, стоявшие вдоль дороги, смогли увидеть красиво выполненный символ своей религии. Позже народу было объявлено, что наместник Мосула преподнёс в дар городу золотой полумесяц для его новой мечети.
Так Аладдин запомнился багдадцам даже лучше, чем желал султан. Ведь он не вёз ничего, кроме полумесяца, являвшегося для мусульман не только символом их религии, но и всего, что она олицетворяла.
Была устроена пышная свадьба. Жителям Багдада и его гостям она запомнилась раздачей угощений. После свадьбы Аладдин, взяв с собой Жасмин и её служанок, уехал в Мосул, а султан остался в сильно опустевшем для него дворце.
Три месяца он жил без дочери, возводя в Багдаде новую мечеть, а затем попросил Аладдина вернуться с Жасмин обратно в столицу и жить с ним. Для султана многое значила его дочь, и остальные родственники не могли заменить её. Эта привязанность только к одному близкому человеку не позволяла султану любить более полноценно остальных людей. Ведь чем больше мы любим одного человека, тем больше ненавидим остальных. И если у нас есть друзья, то есть и враги. Совершенный же человек любит всех людей одинаково, вне зависимости от их внешнего вида и поведения. Если посчитает нужным, он и через любовь продемонстрирует своё отрицательное отношение к плохому делу. Необходимо ценить человеческие отношения. Их ценность выше какого-либо незначительного обличения. В то же время человек не должен сомневаться, защищая то, что для него особенно важно. Но он не должен выбирать при этом методы, опасные для жизни другого человека.
Прежде всего, мы не должны допускать, чтобы кто-либо уничтожал в нас самих духовное, чистое.
Предположим, происходит покушение на священное нам место. Мы можем защищать его, но не должны совершать при этом дело, опасное жизни другого человека. Мы можем поставить свою жизнь за то, что нам ценно, но не должны ставить за свою ценность жизнь покушающегося человека.
Думаю, если бы я верил, что должен защищать какое-либо место от других людей, желающих его осквернить, то просто встал бы стеной на их пути вместе с другими защитниками. Покушающиеся на священное для меня могут бить, убивать, а я должен просто стоять, закрывая им путь, но только к защищаемому. Земля ведь она общая.
Аладдин вернулся, взяв с собой свою мать. Все вчетвером они стали жить во дворце. Некоторые люди в народе позволяли себе связывать мать Аладдина с султаном, но оставим это их испорченности.
Через определённое время Жасмин родила сына-первенца, названного Омаром. Он заметно изменил жизнь жителей дворца. Для самих родителей стал заметной вехой в их жизни.
Вслед за Омаром с промежутком в год родились ещё два сына: Махмуд и Юсеф.

Второй период

Прошло около двадцати лет. Сыновья Аладдина и Жасмин не обзавелись ещё семьями, но под руководством отца стали умелыми командирами отрядов. Уже шесть лет принц являлся верховным военачальником государства и султан готовил его для больших дел, определив как приемника своей власти.
Аладдин, возглавив армию, занялся её реорганизацией. Он создал элитную кавалерию, которую составили лучшие наездники и стрелки. Она предназначалась и для ближнего боя, но прежде должна была изматывать врага стрельбой из луков. Аладдин разбил её на три отряда, отдав их под управление своих сыновей.
Также была создана кавалерия, названная тяжёлой гвардией султана. Защищённые прочными доспехами сильные воины сажались на больших крепких лошадей. Они привязывались перед битвой к сёдлам и не могли выпасть из них или даже покинуть их, не разрезав ремней. При падении лошади на бок их ноги защищали толстые деревянные дуги. Эти дуги не должны были причинить вреда и самому животному и были отделены от него многими слоями свёрнутой кожи. Упав, животное не могло перекатится и на спину, так как у седла имелась высокая прочная спинка, подобная спинке кресла. И, конечно, это седло прочно крепилось к лошади за счёт кожаного плетёного нагрудника, в который вставлялись её передние ноги.
Для кого готовилась эта сила? Человек ведь всегда старается ради чего-то, для кого-то. Он движим своими желаниями: духовными и плотскими.
Ирак мог позволить себе иметь сильную армию. Наравне с Египтом он вёл морскую торговлю с Индией и Индонезией. А по суше связывался караванными путями с Ираном, Сирией, землями на севере и юге.
Укрепившись в военном отношении и сделав Ирак более сильным в глазах соседей, Аладдин обратил свой взгляд на просторы южной пустыни. Он пожелал по оазисам дойти до берега океана, покорив далёкие государства на его побережье. Но не суждено ему было распространить свою власть так далеко. Для тех людей у Всевышнего были Свои правители.
Армия была готова и могла выступить в любой день, загрузив провизией специальные повозки, сохраняемые в складах султана, но с севера появился новый кочевой народ, который, двигаясь с войной, заставлял людей собираться вместе, укреплять то ценное, что связывало их.
Ведь без бедствий, приносимых завоевателями, многие люди, которым выпало пострадать от них, предали бы свою чистоту, и какое государство смогли бы они построить, живя своим золотом, беспечностью, похотью и ленью.
Аладдин вынужден был обратиться на север и встать лицом к наступающей угрозе. Он не стал ждать пришествия врага, а пришёл на помощь к своим соседям, забыв что они копились для себя, а он — для себя. И хотя он оказывал помощь, это дело было злым делом, так как он нёс в своих руках меч для других людей.
Он много учил своих сыновей до этого войне и делал это, словно не боясь, что они погибнут в бою, а на самом деле веря, что, обладая большим военным знанием, они избегут смерти от меча. Но в тот день битвы у Тебриза ему было суждено испытать сильный страх за их жизнь.
Аладдин желал, чтобы сыновья выдержали первый удар и затем отступили, но он не ожидал, что удар окажется столь сокрушительным. Враг действовал решительно и эффективно, имея даже меньшее число воинов. Элитные всадники, испытав его удар, должны были вскоре обратится в бегство, и тогда Омару, Махмуду и Юсефу, рвущимся вперёд, неминуемо грозила бы гибель. Аладдин, увидев ситуацию именно так, немедленно сорвался с тяжёлыми всадниками с возвышенности и устремился в разместившую отряды сражающихся убийц низину. Он не надеялся на скорую помощь тебризцев, вставших огромной конно-пешей толпой на другой горе слева от столкновения, и не нашёл времени, чтобы ввести в бой отряды простых конных иракцев, что стояли за ним на обратном склоне занятой им возвышенности в ожидании приказа.
Тяжёлая гвардия султана не смогла быстро изменить ситуацию, но всё же Аладдин смог отозвать сыновей под её защиту. Ополчение Тебриза и окрестностей тоже сошло со своей горы, да и всадники, оставшиеся за горой Аладдина, атаковали вслед за своим военачальником. Но, как оказалось, враг также имел резервы. Его новые отряды, появившись на противоположной возвышенности, устремились вниз, желая смять прежде всего открытых с фланга тебризцев.
Победа была всё же одержана Аладдином, но его армия понесла огромные потери и, прежде всего, в её отборных частях. Он, убедившись, что враг вернулся на север, тоже возвратился обратно в Багдад, желая как можно быстрее восстановить ту силу, что прежде имел.
Побеждённые удивили его. Они не имели избыточной защиты, но имели превосходящий дух и не побежали, а отступили. Это были не просто лучше подготовленные и более опытные воины, по крайней мере, Аладдину показалось, что это были другие люди нежели те, что были ему привычны.
За годы, прошедшие со времени бегства Джафара в Сирию, отношение султана к своему народу сильно изменилось. Он, видя пагубность некоторого ослабления общественного контроля, установил новый более строгий порядок.
Султан был вынужден считаться с мнением Аладдина, но, даже выделяя ему значительные средства на формирование сильной армии и располагая ограниченным числом собственных воинов, использовал всё же и народный самоконтроль, основанный на главенстве мусульманских священнослужителей и людей, которых они повсеместно избрали себе в помощники. После внесения новых изменений общественный порядок по накладываемым на него ограничениям стал мало отличаться от порядка Джафара. Итак, визирь был изгнан, но строгость, сплетённая воедино с духовным учением, которую он устанавливал, вновь укрепилась.
Султан разговаривал с Аладдином о пользе духовной строгости, но тот, прежде всего, мыслил об увеличении своей силы и своих будущих единоличных владений и хотя и соглашался с тем, о чём говорил ему правитель государства, всё же огорчал его своим взглядом, обращённым к иному, и отсутствием явной заинтересованности в обсуждаемой теме.
Ещё до того как Аладдин отправился к Тебризу, желая оказать помощь соседям в их борьбе с вторгнувшимися с севера кочевниками, султан почувствовал сильное недомогание. Весть о победе он воспринял, уже лёжа в постели и не зная, проживёт ли он ещё неделю или умрёт через день. Чем дальше, тем больше султану казалось, что эта болезнь или простое старческое разрушение организма ведут его к неминуемой смерти. Он уже представлял, как предстанет перед Аллахом, и вдруг понял, что Аладдин вовсе не тот, кому бы он доверил свой трон. Ещё имея силы, он мог что-то изменить. Сделать так, как было бы лучше для дела Создателя.
Султан приказал позвать к себе писца и надиктовал ему письмо.
— Джафар, — обращался султан. — Я изгнал тебя за твою неверность, как слугу, посмевшего поднять на меня руку. И в той измене была твоя ошибка, да даст понять тебе это Аллах, если ты ещё не понял. Но ты, даже покинув Ирак, стал мне учителем. То, что ты давал моему народу, было верным. Приди же теперь ко мне, чтобы я сам вручил тебе свою власть. Если же моя смерть произойдёт раньше твоего приезда, войди в Багдад с этим письмом и с моими печатями, что я отправляю тебе вместе с ним.
Как только султан решил написать письмо, он почувствовал значительное улучшение своего самочувствия, но недуг не ушёл совсем. Словно Создатель дал влиятельному человеку время на нужное дело, но не дал ему забыть о неотвратимости его приближающейся смерти. В самом деле я не должен определять, что бы сделал Бог, поэтому и пишу в начале предложения «словно».
Аладдин, возвратившись из похода, занялся воссозданием своей армии, испытывая из-за немощи султана двоякие чувства. Он любил отца своей жены, ценил его доброту и вместе с тем предвкушал открывающиеся ему после его смерти возможности.
Вскоре после прибытия Аладдина султан собрал самых влиятельных лиц своего государства, чтобы объявить им свою волю. Всё происходило в большом зале, в который правитель государства вошёл вместе с поддерживающими его слугами. Сев на трон, старик немного отдохнул, а затем заговорил.
— Я собрал вас здесь, чтобы вы узнали мою волю о предстоящем престолонаследии. Я, правитель, данный вам Аллахом, отказываю в праве на власть Аладдину и отдаю свой трон и всю власть в государстве Джафару и тем людям, что придут с ним. Вы должны будете подчиниться ему и стать его слугами, если он выберет вас себе в помощь. Так я решил потому, что не увидел в муже моей дочери той духовной строгости, что необходима правителю для сохранения порядка, нужного Аллаху. Всякий же, кто теперь посмеет роптать на меня, пусть убоится своего ропота. Так как я на троне сижу, посаженный Создателем, и я говорю.
Решение султана взбудоражило весь Ирак. Но что бы ни думали люди, находящиеся в удалении от трона, больше имели те, кто находился вблизи от него.
Аладдин за двадцать прошедших лет обзавёлся большим числом сторонников, которые либо так же, как он, жили военной мощью, либо именно его руки видели руками, несущими им, особенно в будущем, многие блага. Среди ближнего окружения принца было и несколько деятельных людей, оказывающих на него значительное влияние. Они говорили ему то, что думали, и он принимал их как своих сподвижников и друзей.
Эти люди после состоявшегося оглашения воли султана высказали вместе Аладдину примерно следующее.
1. Старик в немощи ослаб умом.
2. Его перед смертью уже не заботят интересы его подданных.
3. Султан возвеличил изменника.
4. Трон не просто стоит, а мы держим его.
Опровергнем же ради поддержания правды эти лживые утверждения.
Если правитель в старости ослабнет умом, на то будет воля Бога. Решения этого правителя, какие бы они ни были, будут даны свыше. Сомневаясь в этом, ты можешь найти себе оправдание, но будешь действовать от своей телесной зависимости.
Интересы подданных как раз и могут начать заботить правителя перед смертью по-особенному. Так как жизнь человека — это урок ему. И каждый кто смотрит в себя перед смертью, если отбросит наконец свою отпадающую телесную выгоду и примет слово Бога как меру для себя, быть может, увидит свои собственные недостатки в некоторой их силе.
Человек имеет право изменить своё мнение. И никто из других людей не имеет права спрашивать с него за прежде сказанное им слово. За слово цепляется Дьявол. За подобными претензиями всегда стоят ненависть, злоба, материальный страх или что-то другое материальное, что действует против людей и отношений между ними, построенных через духовную любовь.
Все мы с недостатками и должны прощать друг друга и доверять вновь, обличая всё же ложь обманувшему нас и делая это в отсутствии свидетелей. Мы не должны обманывать доверие обманувшего нас ему в отместку. Прежде всего, мы должны ценить человеческие отношения, всегда стараться укрепить их, а не разрушить и тем более не называть человека лживым ради своего возвышения над ним, рождая при этом его ненависть.
Если мы позволяем себе держать трон власти, то для кого его держим? Только правитель, данный Богом, садится на трон. И не нам решать, кому на нём сидеть. Тот же из людей, кто определяет правителя, делает это через свои недостатки, живя соответственно себе и имея соответствующий себе взгляд.
Люди из окружения Аладдина, те, кто был недоволен решением султана, и без указания принца, но при его молчаливом согласии или, по крайней мере, при его попустительстве стали оказывать давление на влиятельных людей государства, желавших следовать воле своего правителя. Поддерживающие султана в большинстве происходили из знатных родов, каждый из которых владел определённым имуществом, часто немалыми на фоне остальных людей материальными ценностями. Эта знать или даже выходцы из простого народа, кто приобрёл высокое положение, жили своими собственными делами, дающими им доход, или же получали государственное обеспечение за свою государственную работу, полагаясь на покровительство тех, кому они служили. Всё их благосостояние зависело от обстановки в стране и от отношения к ним правящей верхушки. Они, в отличие от простых ремесленников и крестьян, могли при негативном отношении потерять своё высокое положение или состояние, которое, имея, ценили и берегли.
Не верные султану люди из окружения Аладдина, желая изменить позицию заметных лиц государства, действовали по одной схеме. Вначале они упрашивали неудобных себе, обещая, что стол Аладдина будет изобильным для них. В зависимости от деятельности упрашиваемых одним обещали богатое владение, другим высокую должность в государственном аппарате. Причём упрашивали весьма сдержанно и ловко, не говоря против султана напрямую.
Это был намёк. Повествование о достоинствах Аладдина и его добром отношении к верным ему людям. Указание на неудобство перемены ему власти, на словно естественное недовольство принца потерей своего права на трон. Выслушав всё это, человек поддерживающий султана, уже сам додумывал остальное.
Люди Аладдина, действующие словно на его благо, опасались тех, кто имел твёрдую позицию и готов был отстаивать её со всем шумом и силой. Но они находили и тех, к кому решались применить свои угрозы, указывая им на шаткость их дома и на беззащитность их родных.
Несмотря на все ухищрения и некоторую осторожность приближённых Аладдина, как и следовало предполагать, весть о заговоре против султана распространилась среди всех людей, обращённых в Багдаде к государственной деятельности. Султан, услышав о заговоре, лично вызвал к себе Аладдина, чтобы получить от него объяснения.
— Я не приказывал кому бы то ни было действовать против тебя, султан, — сказал Аладдин. — Хотя и рассчитывал прежде, что унаследую твой трон.
— А сейчас ты на это уже не рассчитываешь?
— Сейчас я только надеюсь.
— Ты думаешь, моя воля переменится?
— Я просто надеюсь.
Султан испытал сильное неудовольствие от таких ответов.
— Ты что, не понимаешь, что держишь в себе что-то против меня? — в негодовании произнёс правитель. — Задумайся о себе.
Аладдину этого не хотелось. Он не желал видеть правду, как не желает её видеть и всякий грешник, поддающийся своим зависимостям и производящий своё понимание, исходя из них.
— Если какие-либо люди сказали что-то против тебя, ты можешь наказать их, — сказал Аладдин. — Я никого не защищаю. Только прошу тебя, пусть не будет ни один человек осуждён без суда и без свидетелей.
Люди Аладдина, заранее узнав от него о грозящем им наказании, покинули город и спрятались в его окрестностях. Принц без определённого намерения, предупреждая об угрозе, просто сказал одному из своих приближённых:
— Что это вы делаете? Султан готовит расправу тем, кто против него в заговоре. Не ты ли один из этих людей?
Аладдин беспокоился о своих друзьях, зная их доброе отношение к себе и ценя его. Сказанного Аладдином оказалось достаточно, чтобы все, кто говорил против султана, быстро получили весть о состоявшемся во дворце разговоре и обезопасили себя.
Они спрятались в предместьях Багдада, скрывшись под простыми одеждами и поселившись в неприметных домах. Им не нужно было даже выходить из этих домов. Слуги приносили им всё необходимое и обеспечивали нужную им связь друг с другом.
Джафар, выехав из Сирии с небольшим сопровождением, послал вперёд себя гонца, так что о его приезде стало известно ещё за несколько дней до достижения им Багдада. Заговорщики использовали эти дни, вновь предпринимая действия во вред султану. Узнав, что султан желает передать власть Джафару в нескольких километрах севернее Багдада в торжественной обстановке и в присутствии наиболее влиятельных людей своего государства, неверные ему сторонники Аладдина стали убеждать тех, кто был приглашён на встречу, не являться на неё. И теперь они действовали более жёсткими методами. Грозили приглашённым смертью их родных и даже взяли в заложники их детей.
Аладдин, узнав об этом, вызвал к себе своего приближённого, который руководил заговором. Принц, разузнав о его местонахождении, послал ему письмо с требованием явиться. Не получив ответа, прискакал к тайному дому с вооружёнными людьми. Но этот дом уже был пуст.
Заговорщики продолжали свои противоправные действия. В одну из ночей они убили сразу восемнадцать неудобных им людей, а оставленные в живых те, кто также мог ожидать смерти, нашли на утро послания в своих дворах, запрещающие им приходить на встречу султана и Джафара.
В окружении султана был человек, который не боялся угроз и готов был отстаивать свою позицию с оружием в руках. Этого человека звали Муса. Он окружил своих родных опытными воинами и, утвердившись в качестве главного помощника султана, действовал наиболее опасно для заговорщиков, возглавляя отряды, занимающиеся их поиском.
Два влиятельных заговорщика были схвачены им и тут же казнены без следствия. Но затем удача отвернулась от Мусы. На одну из ночей он остановился в одной деревне в доме старосты, велев всем своим подчинённым, что были с ним, идти спать. Его главный враг, возглавляющий всю деятельность против султана, явился в деревню из окружающих её полей. Он пробрался в дом старосты с тремя своими людьми и пленил Мусу.
И вот наступил, наконец, момент передачи власти. Прежде я говорил об отношении к решению султана многих людей, но скажем и о Жасмин, тем более что она оказывала заметное влияние как на своего отца, так и на мужа.
Жасмин, воспитав с Аладдином троих сыновей, уже привыкла к мысли, что её муж унаследует власть отца. Она желала этого, видя уже увядание своей красоты, через которую прежде веселилась, и желая приобрести более весомое значение. Возвращение в Багдад Джафара и тем более занятие им трона было для Жасмин очень нежелательным событием.
После его ухода она стала более свободна в поведении. И хотя прежде приняла то учение, которое он ей давал, поверив в его смысл, впоследствии стала ценить и раскованность, поддаваясь своим недостаткам. Также Жасмин уже жила не только Аладдином, но и своими сыновьями, открывающимися для них перспективами. Их желания через её обусловленную любовь были и её желаниями. И так неправота сыновей могла предстать в ней в силе через несовершенство её любви. Совершенный же человек, в том числе и совершенная женщина, воспитывающая детей, любит всех людей одинаково. И если сын совершенной женщины навредит чужому ребёнку, она со строгостью накажет его, с ненавистью к его недостатку.
На встречу султана и Джафара Жасмин явилась невесёлая. Приехала в сопровождении мужа и сыновей. Теперь она желала скрыть своё лицо от того, кто в юности формировал её жизнь, а ныне возвращался после долгого отсутствия. Жасмин не только закрыла своё лицо, но и облачилась в простую чёрную одежду. Джафар должен был стать правителем, изменить её жизнь, занять огромное место в Ираке, оставив ей лишь скромный удел, и это было Жасмин неприятно. Но она принимала волю отца, так как привыкла её принимать, да и Аладдин не говорил ей против неё.
Место, которое выбрал султан, было красивым само по себе и не требовало украшений. Это была площадка у реки, рядом с которой стояли высокие ветвистые деревья. С неё открывался живописный вид за реку.
Султан был недоволен тем, что встреча состоится без подавляющего числа приглашённых. Он сам дал многим разрешение не являться на неё ради их спокойствия за своих родных и за свою жизнь и именно этим остановил многих. Угрозы заговорщиков, как бы ни были страшны их злодеяния, не являлись для большинства сторонников султана достаточной причиной, чтобы отступить. Но, получив разрешение султана не являться на встречу, они не увидели большого смысла преодолевать в себе страх перед угрозой.
Когда уже казалось, что все встречающие прибыли на назначенное место, вдруг показался ещё один приглашённый, кто прежде не говорил, что явится. И Дьявол мог бы сказать: этот человек явился, чтобы въехать с Джафаром в Багдад и получить от него его расположение и блага себе. Но люди должны верить в лучшее и не поддаваться Дьяволу, разрушающему человеческие отношения и единство общества, старающемуся опустить одних людей в глазах других. Поэтому скажем, что этот человек явился, чтобы поддержать волю того, кого дал ему Создатель. Явился не из материальной выгоды себе, а ради верности своим более высоким идеалам.
Если кто умирает, он умирает не случайно. Такова воля Бога для данного человека. Если он умер, ему нужно было умереть.
Мы должны идти тем путём, который считаем верным, преодолевая то, что обращается против выбранного дела, идти и несмотря на материальное телесное родство, через которое бывает нас останавливает Дьявол. Да, родственники это хорошо, родные люди даны нам Богом, мы должны заботиться о них, мы должны ценить любовь, хорошее отношение к нам других людей, всех людей вообще, но есть то, что выше телесного родства. И если родственник сказал тебе — стой! — а Бог сказал тебе — иди! — то не найди себе гибели в своём родственнике.
Да, люди на Земле, быть может, только за редким исключением, несовершенны. И часто Дьявол водит одних, и слово родственника для них верно в том, в чём ведёт их от Дьявола. Но чтобы они действительно пошли когда-нибудь в совершенной вере за Богом, они должны ходить пока что и в несовершенной вере. Находить и убеждаться. Ложь раскроется для них, и так они узнают правду. А иначе будут со своим недостатком.
Если вы видите, что человек делает неправильный выбор, говорите ему об этом. Если ему нужно будет ошибиться, он ошибётся и переступив через ваше слово. А вы не должны предавать правды.
Если ошибается человек, который дан вам на воспитание, говорите ему со всей вашей строгостью. Он доверен вам, и с вас спросится.
Джафар появился на дороге и приближался, внимательно глядя в лица встречающих. Его люди вели себя похожим образом. Но им скорее была важна безопасность своего предводителя.
Без лишних слов в присутствии собравшихся султан объявил Джафара новым правителем Ирака. После этого он слез с лошади и, приблизившись к новому султану, поклонился ему.
— Теперь ты будешь султаном после того, как наши имамы признают тебя, — сказал отказавшийся от власти. — Я же впредь не султан, а просто Гафур.
Пример Гафура обязал поклониться Джафару и всех остальных, кто оказался в тот момент с ним рядом. Но Аладдин отказался кланяться, сказав, что кланяется одному Аллаху и не намерен делать своё поклонение Создателю менее значительным.
Раньше люди кланялись своим господам, признавая их главенство. Но человек не должен кланяться равному себе. Иначе чем станет его преклонение перед Богом.
Я говорю о едином Боге, Который не только над христианами и мусульманами, а над всем миром. Многим нациям не было дано христианство или мусульманство. Их учения не ставят во главе духовной чистоты единого Бога. Так пожелал сделать сам Создатель. Люди, не имеющие учения о едином Боге, тоже придут к Богу.
Конечно, человеческие недостатки могут быть отвергнуты, исходя, к примеру, только из того, что они подрывают единство общества. Но воздействие некоторых известных учений и сопутствующих им общественных традиций оказывается уже слишком слабым на фоне возвеличивания в мире материальных ценностей. Бог же виден как источник правды, заложенной в жизни, в жизни, что даётся Им любому человеку на Земле.
Единый Бог должен изначально определяться как вершина истинного добра, чтобы человек приобрёл наиболее полезную для себя веру. Но как мы видим, многие учения ошибочны в обозначении истины. Они дают ощутить в себе некоторое присутствие правды, но в общем не достаточно богаты ею и содержат, кроме того, ложь.
Я не пытаюсь родить новой религии, но даю новое понимание, чтобы старое истинное учение укрепилось. Так как приходят всё более и более материальные люди, у которых обращённость к Богу в большей степени, чем у их предшественников, подавлена обращённостью к материальным зависимостям, и для их веры полезнее раскрыть многое из того, что было скрыто ранее.
Если кто-либо попытается создать новую религию, он не сможет построить лучше того, что уже есть, так как то, что было построено, создавалось столетиями, трудом многих людей. Тех людей, которые могли сильно отличаться от составляющих нынешние поколения. Они просто могли быть свободнее от материальных зависимостей, которые подавляют духовные потребности.
Всякий, кто попробует создать новую религию, будет действовать на пользу Дьяволу и потому будет наказан. Поэтому, если хотите иметь счастье в своей жизни, не рушьте достигнутого.
Я люблю все нации и не говорю против какой-либо из них. Но говорю против ложности человеческих представлений, которая вполне видна, если вы начнёте искать правду. Мне правду показал Бог.
Почему же было скрыто от человечества многое, что логично и очевидно? Почему оно не было определено и представлено?
Так было дано из-за недостатков людей. Люди должны жить разделенно. И мусульманин не должен думать, что с него спросится как с христианина. Мусульмане должны придерживаться мусульманства, христиане же христианства.
Истина может быть дана Богом в любой момент, было бы только кому дать.
Укрепляйте старые духовные ценности с пониманием, что вера более ранних поколений в единого Бога не была заблуждением. Только прибавление получите себе в чистоте и в счастье как делающие добро.
Наши дела свидетельствуют о нас, о том, какие мы. Дьявол же имеет в нас злое, стремится увеличить своё. Бог, напротив, уменьшает власть Дьявола над нами.
Как мало люди задумываются о том, сколько даёт им Бог! Ведь так хорошо помочь Ему. Помочь самому достойному помощи.
Многие живут, допуская существование Бога, но не задумываясь о том, в чём заключается Его существование, насколько Он присутствует в нашей жизни. А многие просто не видят Бога, не принимают Его в том, в чём Он есть, отвергая неудобное себе, то, что указывает на их ложность. Я же вам скажу: если бы Бог не обеспечивал вашей защиты, вы бы ощущали ужасающие страдания, которые сделали бы из вас ненормальных.
Кроме защиты от зла, производящего смерть и разрушения, Бог даёт нам наше счастье, обеспечивает наше совершенствование, ожидая нашего созидательного труда и нашей чистой любви.
Будьте верны Богу. Старайтесь ради Бога. Ведите к Нему других людей. Нет более достойного и нужного дела.
Аладдин не поклонился Джафару, но сказал ему, что признаёт его правителем Ирака. Джафар принял это с недовольством, но в преобладающем спокойствии.
На следующий день после того, как все присутствовавшие на встрече достигли Багдада, прежний султан умер. Он умер, лёжа на постели в своей комнате в окружении близких.
— Где он теперь? — спросила Жасмин после смерти отца у имама, пришедшего во дворец.
— Теперь он у Аллаха, — ответил имам. — Помолись за отца.
Создатель слушает человека, ведя его к истине, так как желает слышать Своё самое высшее создание.
Бог любит нас и желает слушать нас. Речь — это высокая способность, высокое выражение чувств, в том числе и любви. Никакое другое создание Бога на Земле не может так обращать свою любовь к Нему, как человек.
Животные, насекомые, трава, деревья и другие создания Бога живут, но никто из всего живого многообразия, кроме человека, не может выразить к Богу своей любви словами и рассказать Ему о своих нуждах. Мы под Богом — вершина жизни и одни даём Ему высокую обратную связь.
Животные, что рядом с нами, ощущают нас как более высших существ. Мы для них в своём роде Боги.
Всевышнему приятно слышать обращение к Себе человека. Наша потребность в Боге радует Его. Он способен слышать и понимать всех людей одновременно и желает слушать каждого. Каждый человек, верный Богу, делает Его более счастливым. Неверность же людей, идущая от их недостатков, огорчает Всевышнего. Бог ненавидит человеческие недостатки и при этом любит всех людей. Он подарил нам нашу жизнь, и эта жизнь — Его ожидание. Милостивый ждёт, когда мы обратимся от материи к Нему.
Джафар отправился в Багдад верхом, а его родные поехали следом на повозках со своими самыми ценными вещами и в сопровождении не только своей охраны, но и нескольких тысяч вооружённых сирийцев. Правитель Дамаска ценил Джафара и щедро вознаградил его при прощании.
Среди близких нового султана были его мать и жена. Последняя родила ему шестерых детей. Старшему из них Гамзату исполнилось шестнадцать.
Родные Джафара, прибыв вслед за ним и расположившись во дворце, способствовали его обживанию на новом месте, но всё же новый султан не мог не чувствовать некоторой отчуждённости от него влиятельных иракцев. Он ощущал свою изоляцию, словно иссяк поток новых людей, желающих обрести при нём новое влияние, жаждущих охранять порядок в стране, иметь поддержку в своём деле или жаждущих обрести земные блага. Только религиозные деятели приходили к нему с заботой о духовном состоянии иракцев. Их мало что могло остановить в этом. Некоторую поддержку Джафар обрёл в лице начальника султанской армии, занимавшейся контролем общественного порядка. В нём он увидел человека, достаточно преданного себе.
Джафар узнал от прежнего султана о заговорщиках, которые отвели от него многих приближённых, и теперь, через несколько дней после своего воцарения не знал, насколько велика эта измена.
Тем временем сторонники Аладдина, пошедшие против воли султана Гафура, готовили нападение на дворец, пользуясь начальной слабостью новой власти. Они уже бывали в Багдаде, прячась и организуясь, и не видели, чтобы кто-то выслеживал их. Узнав о скором прибытии родственников Джафара, главарь заговорщиков отложил нападение на несколько дней.
Султан приказал трём сотням своих воинов, приехавших с ним из Сирии, тщательно охранять дворец. Сыновья Аладдина и он сам, командовавшие подчинёнными им частями военных сил Ирака, не казались Джафару послушными слугами. Но он, даже имея некоторую поддержку, никого не мог решиться сместить вот так с ходу.
Начальник армии султана отсутствовал в столице в ту ночь, когда заговорщики, собрав до трёх тысяч человек, напали на дворец. Имея десятикратное превосходство в силах, они желали расправиться с новым правителем и возвести на трон того, кого привыкли считать наследником трона и в чьей милости привыкли видеть своё будущее.
Аладдин теперь жил в небольшом городке восточнее Багдада. Из него можно было доехать до столицы и вернуться обратно за полдня.
Утром к нему пришла весть, что в Багдаде произошло нападение на нового султана. Вскочив на коня, он в сопровождении охраны сразу же бросился к месту событий.
Во дворце всюду лежали убитые. Многие двери были сломаны. Пол был усыпан обломками утвари. Всё свидетельствовало об упорности состоявшегося сражения. Человек, возглавивший заговор, находился в главных помещениях дворца, дожидаясь прибытия Аладдина. Когда тот вошёл в тронный зал, он с почтением приветствовал его.
Главарь заговорщиков преподнёс в дар Аладдину старшего сына Джафара. Гамзат был брошен на колени и приклонён к полу со связанными за спиной руками.
— Джафар сброшен, да здравствует султан Аладдин! — громко произнёс победитель. — Мне не удалось взять Джафара в плен, и он бежал из дворца с остальными своими родными, — сказал организатор переворота. — Но теперь ты можешь сесть на трон, который принадлежит тебе по праву.
Аладдин стоял перед троном и смотрел на него, а присутствующие в помещении смотрели на Аладдина. Не желая казаться неспособным сделать выбор и имея желание править Ираком, пришедший поднялся на возвышение и сел на трон.
К полудню к Аладдину явился начальник армии султана и заверил в своей верности. Омар, Махмуд, Юсеф и Жасмин также прибыли к нему. И вот словно весь Ирак был перед Аладдином, но он не чувствовал уверенности, что в праве распоряжаться страной. Аладдин не верил в покровительство своему новому делу Бога, так как путь, которым он взошёл на престол, казался ему нечистым. Мучаясь, он решил, что даст счастье народу Ирака, процветание стране и так оправдает своё восшествие.
Аладдин по-своему видел хорошее будущее своей страны. Он решил, что должен увеличить территорию своего государства, обеспечив тем его большую силу при столкновении с внешними врагами. Как раз в соседних землях установилась раздробленность, а единство, несомненно, должно было способствовать торговле между тамошними и иракскими городами, общей безопасности жизни и обогащению населения.
При султане Гафуре существовали специальные подразделения, составленные из воспитанников медресе, занимающиеся контролем духовной жизни общества. Аладдин ещё до начала войны расформировал их, укрепив другие виды войск. Он, сев на трон, мало уделял внимания духовному созиданию общества, строгому следованию мусульманскому учению, но вместо этого направил силы многих людей на войну. Его правление было нацелено на материальное обогащение и возрастание, а не на создание и увеличение духовных благ.
Аладдин, укрепив свою армию, начал боевые действия. Он обещал подчинившимся освобождение от налогов на три года, но всё равно встречал в некоторых местах ожесточённое сопротивление.
Заняв уже значительные территории, Аладдин вынужден был заняться осадой сильно укреплённой крепости, являющейся оплотом влиятельного феодального рода, представленного родными и двоюродными братьями. Двое братьев сидели в крепости, стоявшей на скале, а остальные собирали военные силы в собственных владениях, ещё не занятых завоевателями.
Стоя лагерем под крепостью, Аладдин узнал, что против него собирается значительная коалиция небольших государств, чьи правители почувствовали беспокойство за своё будущее. Армии сливались в единое целое в лагере, расположенном в горах в нескольких днях пути от крепости. О намерениях вражеских правителей свидетельствовали их призывы, достигающие в пересказах Аладдина. Объединяющиеся призывали друг друга одержать над захватчиком победу и идти прямо на Багдад и другие богатые города Ирака.
Аладдин задумал оставить на время хорошо защищённую крепость и как можно быстрее достичь места сбора врага. Напасть на его лагерь и разрушить организующееся перед его лицом единство. Но для полной уверенности в своих действиях Аладдину нужно было, чтобы кто-то прикрыл его тыл. Он желал пойти к лагерю всеми силами, но перед этим новые части из Ирака должны были подойти к крепости и взять её блокаду на себя.
По приказу Аладдина в Ираке было собрано значительное ополчение, призванное противостоять защитникам крепости за счёт внушительного численного преимущества. Простые ремесленники и крестьяне, получив сносное вооружение, захваченное в боях, получили также право не платить налоги в следующем году. Всё их участие в боевых действиях должно было занять не более шести месяцев. Большего срока Аладдин не допускал, так как знал, что должен будет вернуться к непокорной крепости с пригодными для её штурма войсками.
Когда обучаемое по ходу движения ополчение подошло к крепости, Аладдин немедленно отправился в путь к горному лагерю врага. Он двигался по ещё непокорённым горным областям ради скорости продвижения, устанавливая контроль лишь над теми селениями, которые непосредственно оказывались на его пути.
В союзе, противостоящем Аладдину, состояли различные крупные феодалы и правители, владевшие целыми областями, но лидер был один. Герой нескольких войн, представитель народности, доминирующей в лагере. Это был вождь, обладавший значительными ораторскими способностями, стратегическим мышлением и немалым опытом сражений.
О нём достаточно много говорили Аладдину, но правителю Ирака, да и его приближённым казалось маловероятным, чтобы один человек, пусть и известный благодаря своим победам, мог за короткий срок сплотить многополярное сообщество. Послушали бы они его, произносящего регулярно речи в лагере, быть может, изменили бы своё мнение. Впрочем, никто в войске Аладдина не был беспечным. Вокруг была местность, пусть и известная переселившимся из неё крестьянам и торговцам, но от плохого знания обстановки таящая в себе многие надуманные угрозы. Местные жители не желали сотрудничать и бежали в большинстве подальше от пути движения армии. Они скрывались среди гор и лесов целыми деревнями. Семьи отправлялись в путь, нагрузив свои запасы на повозки и многое что было им ценно зарыв в землю. На выбранном для пережидания месте они строили себе временные убежища.
Предводители осаждённой крепости быстро поняли, что теперь против них стоят люди с куда меньшим военным опытом. В одну из ночей защитники совершили внезапную вылазку. Они планировали затем скрыться опять за стенами, но добились того, что всё ополчение побежало.
Аладдин, узнав о произошедшем, продолжил своё движение к лагерю. В состоявшейся через несколько дней битве он потерпел поражение.
Аладдин привёл в Ирак лишь малые остатки своей армии. У него не было времени, чтобы собрать бегущих, да и кратчайший путь домой был отрезан вышедшим из крепости врагом.
Я здесь ни в коей мере не принижаю доблесть иракцев. Просто Всевышний вёл их к духовной чистоте через поражение их правителя. Захваченные в плен воины Аладдина были затем выкуплены и вернулись домой.
Победитель Аладдина добился победы путём достижения всеобщего согласия. Он действовал, предоставляя союзникам право выбора. В дальнейшем он захотел создать государство на демократической основе, но не смог сделать этого, несмотря на многие свои усилия.
Равенство всех членов общества друг другу в большей мере, чем единовластие, способствует тому, чтобы недостатки людей вышли на поверхность, а сдержанность общества уменьшилась. Так как и меньшинство, объединённое какой-либо ущербностью, обретает больший допуск к публичному самовыражению.
Единоличный правитель несёт ответственность за общество, и он всегда даётся Создателем. Избранный людьми правитель также даётся Создателем, но он даётся через выбор людей, через то, что они ставят свою волю выше воли Бога, и это нечистый путь.
У единоличного правителя нет противника в принятии решения. Посмотрите и на мусульманскую семью — в ней главенствует мужчина. Он ответственен за близких и желает, чтобы они жили праведно, в лучшем виде представляя его в обществе. Ведь другие люди в обществе знают, что именно он, мужчина, ответственен за них.
Весь мусульманский порядок, многие традиции мусульманских народов способствуют сдержанности в недостатках, обереганию духовной чистоты.
Мусульманам так дал Создатель, и они должны оберегать свой порядок от разложения. Способствовать его укреплению.
Религиозная организация должна укрепляться и главенствовать во всяком обществе, а при принятии демократических принципов управления особенно.
Надо понимать, что многодозволенность разлагает общество, структуру самого государства через недостатки людей. В демократическом обществе большинство должно определить допустимые рамки поведения людей. Избранные большинством лидеры должны воссоздавать и укреплять институты духовного воспитания людей, сделать их обязательными в применении для каждого. Основу воспитания должно составить духовное учение, данное Создателем. Во главе духовного воспитания, всех истин и определяемого добра должен быть поставлен Бог. Ему нет альтернативы, Он наиболее логичен и определяется в главенствующем положении самой жизнью, которая и есть Его воздействие на нас и всех живых существ вообще. Да и кто вы будете, если откажетесь от Бога. Он построил мир, взрастил и укрепил в нём духовное учение, обратив язычников к истине. Так не станьте же опять язычниками.
Недопустимы демонстрации секс-меньшинств и всяких групп, способствующих распространению ложных вредоносных понятий, представлений. Шествия националистов, расистов должны быть запрещены, и они не должны освещаться средствами массовой информации. Всё ложное должно быть закрыто покрывалом, уменьшено в публичном проявлении, вовсе не должно выходить наружу, не должно представать как живое для широких масс населения. Так как оно на самом деле не живое, а мёртвое, губящее единство, ставящее разъединяющие плотские зависимости выше объединяющей духовной любви.
Похотливое влечение это не объединяющий фактор. Похоть не создаёт семьи, она рушит их. Семью держит духовное, а для реализации похоти семья не нужна. Похоть не знает границ в подходящем для неё. Только духовное направляет похоть, ограничивает её.
Ложное, не демонстрируемое в проявлениях средствами массовой информации, не возрастёт в незнании, если будет чётко определено как отрицательное явление в введённом обязательном образовательном курсе.
Люди могут иметь возможность высказывать своё мнение, но они не должны рекламировать определённые обществом людские недостатки.
Нынешнее положение дел указывает на малое созидательное мышление людей. Люди словно не могут различить, что им полезно и что им вредно. Политик говорит «демократия», расплываясь в радостной улыбке, и старается бороться с проблемами, не борясь с первопричиной. Он словно вырастил в людях злодея, который бьёт общество. Общество получает удары, а политик смотрит сквозь этого плохо определяемого им злодея с именем Невоспитанность и Многодозволенность, принимая его как неизбежное дополнение демократии. Открыл дверь и впустил через неё все, что было за порогом. Просто глупо.
Что противопоставляется агрессии человеческого поведения, разрушению семей через публичные искушения и отсутствие подготовки к семейным отношениям? Что, так трудно составить образовательные программы и ввести их в учебные заведения? Человеческие недостатки известны, как и духовные учения, определяющие их и определяющие истины.
Уже нормально для многих ходить, толкая людей плечами и считаясь крутым. А где оно общество, где оно государство? Мы ведь не связаны друг с другом верёвками, а одной лишь духовной любовью, что скрепляет нас и в наших общих материальных интересах. И там где двое делают какое-либо дело в одном интересе, там между ними Бог.
Достигнув Ирака, Аладдин в спешном порядке начал восстанавливать свою армию. Но ему не дано было времени, чтобы сделать это даже в большей части. И угроза пришла не от его победителей, которые, потеряв единство, не смогли произвести быстрого вторжения. Джафар, получив от покровительствующего ему правителя некоторые силы, вторгся в Ирак.
Аладдин почувствовал, что может потерять всё, но, увидев перед собой сына Джафара Гамзата и услышав слова пленившего его, ободрился. Приближённый предлагал своему правителю использовать Гамзата в качестве щита, выставить юношу на поле боя и принудить его отца отказаться от вторжения в обмен на жизнь сына и его освобождение по истечении года.
Потерпев большие поражения, Аладдин испытал крушение своих надежд. Он желал увеличить территорию государства, но, вложив в это дело много усилий, в итоге не приобрёл, а даже понёс убытки. Аладдин склонен был подводить итог. Он не принимал произошедшее как промежуточный этап, как барьер, через который можно было ещё перейти. Столько людей погибло, столько попало в плен, и эта потеря была огромной для Аладдина. Теперь правитель Ирака мерил себя как человека, чьё правление не было полезным стране. Он теперь почти уверился, что взял не своё, что не должен был занимать трон. Перейдя через сомнения, попытался править, но Всевышний не пожелал дать ему так, как он хотел.
Аладдин вновь собрал большое ополчение, но, заняв в ожидании врага возвышенность, оставил простых иракцев далеко позади себя. Он для большей вероятности достижения победы должен был бы воспользоваться и их силой, но не желал опять истреблять свой народ и решил принять решение о введении в бой ополчения в последний момент или не принимать его вовсе.
Аладдин не стал безвольным, но власть превратилась для него в дело со слишком большими последствиями, за которые он, принимая её, становился ответственен. Ответственен перед Создателем, отношение Которого ощущал.
Был полдень. Спокойный в отсутствии ветра, утомительный от сильного солнца и тревожный в собрании многих людей. Тревога была на душе у Аладдина, живущего в больших сомнениях, а находящиеся рядом воины тревожились от потери веры в полководческие способности своего командира, но ополчение, стоящее далеко позади, ободряло их, так как им представлялось, что его расположение реализует какой-то тактический ход. Многие полагали, что должны будут отступить к ополчению, заманивая врага.
Справа, больше за спиной, была невысокая каменистая гряда. В стороне, откуда ждали врага, лежал ровный горизонт.
Появившись, армия Джафара стала приближаться, не делая остановок. Она тоже была полностью конной, как и отряд, составленный прошедшими через сражения воинами Аладдина, который стоял вместе с ним на возвышенности.
Вскоре ожидающим в удобном месте у горы стало понятно, что двигающиеся на сближение воины превосходят их своим числом в два раза. Многие испытали от этого большую обеспокоенность, но, считая себя опытными и сильными воинами, смотрели ещё и на лица своих врагов и на их поведение.
Приближённый Аладдина, тот, кто возглавлял заговор, попросил у своего повелителя разрешения вступить в переговоры с врагом. Он имел в своих руках того, кто давал ему уверенность — ценного пленника, сына Джафара Гамзата. И намеревался вновь показать себя особо ценным человеком перед Аладдином.
Три всадника в тёмных одеждах поскакали вперёд навстречу врагу, держа между собой на верёвках столь выделяющегося между ними белыми одеждами юношу — наездника, посаженного в седло со связанными руками.
Джафар, узнав сына, остановил своё войско. Он сам выехал вперед, чтобы разговаривать с посланниками Аладдина.
— Сейчас здесь дай обещание не воевать с моим правителем и по истечении года сын твой вернётся к тебе, не понеся от нас вреда, — сказал представший перед отцом человек, держа свою саблю у шеи Гамзата.
— Сын, — произнёс Джафар, — ничто в этой жизни не должно останавливать нас на том главном пути, в который мы верим. Истинное добро не встаёт против истинного добра, но только наше несовершенство обращается против нас, когда мы идём, ведомые Аллахом. И в том несовершенстве истинное зло. Твоя жизнь сейчас зависит от меня, но я не кладу её на весы своего выбора. Приготовься к смерти и возрадуйся её простоте.
Сказав так, Джафар вернулся обратно, встав позади своих полков. Посланники Аладдина, не зная, что ещё можно сделать, также повернули в сторону расположения своих войск. Они, услышав топот многих лошадей за своими спинами, вынуждены были прибавить ходу.
Аладдин, увидев произошедшее, приказал своим воинам расступиться и выехал вперёд. Оказавшись перед строем, он не остановился, но только прибавил хода своего коня. Двинулся навстречу врагу с оголённой саблей, не поднимая, впрочем, её вверх, чтобы его воины не восприняли подобное действие как приказ и не последовали за ним.
Всё же несколько всадников и без приказа, но с некоторым опозданием двинулись следом за Аладдином. А за ними и всё остальное войско, стоявшее на возвышении, стало постепенно отказываться от бездействия и переходить во встречную атаку.
Аладдин торопил коня, желая вырваться как можно дальше вперёд от своих людей. Он встретился со всадниками, тянущими за верёвки сына Джафара, и вынудил одного из них вместе с пленником остановиться. Двое других, бросив верёвки, поскакали прочь.
Аладдин лишь дотронулся до Гамзата, перерезая верёвки на его руках, как тут же был окружён вражескими воинами. Воины Джафара не подпустили к Аладдину никого из тех, кто последовал за ним. И вскоре лишённые своего правителя иракцы отступили. Очень быстро их перестали преследовать, так как предводителю победителей оказалось достаточно плодов одержанной им победы.
Воины Джафара не тронули Аладдина, видя его действия. Освободив Гамзата, он готов был дать отпор тем, кто захочет покуситься на его собственную жизнь, но, увидев бездействие окруживших его людей, замер, опустив свою саблю.
Получив Гамзата, Джафар дал указания своему командиру и тот принудил Аладдина сдаться.
Победители продолжили своё движение и через несколько дней вошли в Багдад, жители которого открыли ворота после обращения к ним Джафара.
Младший сын Аладдина Юсеф, узнав о его пленении, на следующий день сдался Джафару. Он, приехав к нему, показал победителю свою покорность и попросил проявить к отцу милосердие.
После вхождения Джафара в Багдад к нему пришла и Жасмин. Она тоже просила о своём муже.
Джафар давно уже не воспринимал Жасмин как нужную себе женщину. Красота её увяла, как увядают цветы. Другому мужчине подарила она свою молодость и верность. Он же, поднявшийся во власти, знал свою жену, от любви которой больше любил весь мир.
Облик Жасмин говорил Джафару об изменении жизни. Она была чужой женщиной. Изменившейся в объектах своих привязанностей, обращённой к мужу и сыновьям. Более двадцати лет назад она была очаровательна в своей большей свободе, но потом восприняла рождение детей и своё старение в том числе и через свои материальные потребности, через свои недостатки, а потому стала во многом связанной в своих проявлениях. В ней, кроме семейного и материнского статуса, чувствовался возраст. И её тело соответствовало её душе. Она не считала себя просто женщиной, она считала себя сорокалетней женщиной. А достигнув старческого возраста, вероятно, считала бы себя старухой.
Совершенный же человек свободен от тела и мало зависим от его состояния в проявлениях.
Джафар не желал разговаривать с Аладдином. После захвата его в плен содержал его под стражей, старался не приближаться к нему и при совместных переездах. Джафар думал, как поступить со своим побеждённым врагом.
Разве может быть врагом тот, кто побеждён и зависим от твоей воли? Всё, что толкает человека делать зло другому человеку, это простая ненависть, обусловленная зависимостями. И не важно, какой кусок материи стал спорным. Им могла быть даже жена, воспринимаемая материально и убитая врагом. Ведь нам люди не принадлежат, они принадлежат Богу. И никто не умирает раньше своего срока. Не испытывает вовсе того, чего ему не нужно было испытать. Но в нас есть недостатки, через которые зло старается управлять нами. Натравливает нас друг на друга, разделяет нас.
Всё просто. В человеке есть потребность в каком-либо предмете. Другой человек берёт этот предмет и нуждающийся чувствует к нему ненависть. Зло обращает одного человека против другого через его неправильную потребность. Просто искушает, указывает на обделённость, и человек поддаётся. Воспринимает злые слова против другого человека. Если же материальной потребности нет, злу нечем искушать человека. Он свободен на своём пути. Способен к истинно нужному для жизни делу.
Понятно, что каждый человек уже на сколько-то добр. Даже имея зависимости, он уже имеет и духовную любовь. Когда зло обращает его против другого человека, эта любовь, напротив, подталкивает к миру с ним. Человек делает выбор, исходя из своих потребностей и того смысла, что дал ему Создатель через жизнь и который он уже смог в себе разместить.
У совершенного человека есть только высшие потребности. Он любит Бога и других людей и желает радовать их, дарить им.
Два старших сына Аладдина какое-то время возглавляли сопротивление Джафару в северо-восточном Ираке. Но после того как их мать сдалась на милость победителя, они отказались от активных действий. Они встали в небольшом городке со своими немногочисленными отрядами и послали Джафару предложение не воевать с ним более, если он оставит им контролируемый ими надел.
Но Джафар не желал раскола Ирака. По его приказу большой отряд окружил братьев и принудил их сдаться. После того как оружие было изъято и над городком установился контроль новой власти, братья были отпущены на свободу.
Джафар обратился к правителю Ирана с просьбой предоставить Аладдину, Жасмин и их сыновьям возможность жить в любом месте его страны без преследования и какого-либо особого внимания. Получив согласие, он отпустил их на свободу, снабдив значительной суммой денег.
Аладдин, Жасмин и трое их сыновей вступили в Иран и долго ехали по нему на восток в поисках своего нового дома. Они выбрали довольно крупное селение, в котором начали обустраиваться. Их домом стал юго-восток Ирана.
В те времена в той местности обстановка бывала довольно неспокойной. Аладдин, Омар, Махмуд и Юсеф возглавили борьбу местных жителей с разбойниками. Все три сына в скором времени женились. Омар женился на девушке из знатной семьи, Махмуд на дочери конюха, а Юсеф на сироте, которую злые воспитатели выгнали из дома. Никто из них, по настоянию отца, и при его жизни, и в последствии не претендовал и на малую власть над посторонними людьми.
— Власть — это пламя, горящее во властной душе, — сказал Аладдин. — Оно горит не только через чужую радость, но и через чужие страдания. Не берите на себя дело Бога. Только Он вправе давать нам по нашим потребностям, так как знает, что можно дать, а что нельзя. А человек не видит другого человека, как Создатель, не имеет способностей Бога, Его совершенства и возможности дать так, как Он. И в своём намерении, в своих целях стремясь определить жизнь другого человека, человек ничтожен.
Через свою ущербность материальные люди пытаются заменить Бога структурой государства. И как они не видят без государства своей жизни, так она без государства и невозможна для них.
Джафар дал Ираку нужную ему строгость. Его правление продлилось несколько десятилетий. Это было время духовного возрастания Ирака.
Здесь, в этой книге я использовал человеческие имена случайным образом. Их связи с описанными действиями также случайны. Один человек делает большой грех, другой с тем же именем — хорошее дело.
Теперь я желаю написать о молитве.
Лживо утверждение, что молиться Богу нужно только определёнными словами и как будто бы так молитва быстрее достигнет Его.
Бог желает слышать человека в его собственном выражении. Но, конечно, человек, обращаясь к Богу, не должен забывать, с Кем говорит. Если ты используешь при молитве мат, которым в другое время ругаешься, то и молясь ругаешься, потому что таковы эти нечистые слова для тебя.
Если человек начнёт, молясь, думать, подбирая слова, то насколько полно он может отдаваться связи с Богом? А если говорит приготовленную речь, то не выражает себя в этот момент.
Во время молитвы Бог слушает человека как это способен делать только Бог, видит даже малейшую мысль, что возникает в человеке, и тем более слышит любое слово и в том, что стоит за ним.
Скажите, чем отличается Бог врачевания от святого, покровительствующего медицине? Или Богиня плодородия от святой покровительницы урожая или матерей? И говорят уже, что в данном случае надо молиться такому-то святому, а в другом случае другому.
Бог слышит вас, а не те, кого вы называете святыми. Кроме того, изображения в виде икон или статуй постепенно откладываются в душе. Зачем этот багаж, это несовершенство? Человек, привыкая обращаться к Богу через изображение, ставит свою связь с Богом в зависимость от него.
Ложью является утверждение, что в храме молитва сильнее и лучше доходит до Бога.
Если вы хотите установить лучшую связь с Богом, то зачем вам создавать отвлекающее? Разве посторонний человек не отвлекает вас своим видом, движениями, голосом? Разве вас не отвлекают от связи души движения вашего тела?
Молиться лучше наедине и у себя дома. Лучше в своём месте. Нужно определить место для молитвы, выбрать направление и в дальнейшем стараться придерживаться выбранного.
Необходимо избегать грязных мест. Грязные места это туалет, место, где мы моемся, так как мы смываем грязь, место приготовления пищи, так как происходит резка продуктов, используется огонь, образуются отходы. Отвергая что-то от себя, будь то обрезок ногтя, волос, кусочек кожи, мы отдаём это Дьяволу. Эти частички загрязняют то место, в которое попадают. Место характеризуется и делом, которое мы в нём делаем. Отвержение данного Богом — это нечистое дело, нечисто и разрушение, так как оно происходит под действием зла. В то же время резка продуктов, резка при изготовлении чего-либо оправданы целью. Не следует молиться и в коридоре, так как он для того, чтобы через него ходить.
Необходимо особенно оберегать чистоту места, выбранного для молитвы. Нормальнее всего использовать для молитвы своё место. Оно ожидаемо наше по нахождению. А другого человека мы ожидаем в его месте.
Не следует молиться под люстрами. Не следует молиться под балками, так как на них давит потолок, а разрушение происходит под действием зла.
Необходимо создавать лучшие условия для молитвы. Например, можно закрыть окно, чтобы не отвлекал шум с улицы, ветер. Может отвлекать и яркое солнце, светящее в лицо.
В общем, мы должны по возможности создавать лучшие условия для молитвы. Но отсутствие хороших условий не должно останавливать нас. Главное — это потребность в Боге, а не обстоятельства и условия, хотя последние могут быть и весомы. При необходимости молись и не только на своём месте, а там где придётся. Но всё равно избегай грязных мест и коридоров. В самой значительной степени нас должно останавливать присутствие других людей. Человек не должен представать молящимся перед другими людьми.
Единственное правильное положение человека перед Богом во время молитвы — это стояние на коленях.
Следует вымыть руки перед молитвой. Придя на место, выбрать направление или, если уже выбирали, встать в том направлении, которое уже выбрали, затем встать на колени, расположить свои руки так, как считаете нужным, обратиться вверх и больше не шевелиться. Не следует задирать голову до боли в шее, чтобы эта боль не помешала молитве. Но нам кажется, что Бог наверху. То есть я не говорю здесь, где Бог. Но если мы, думая, что Бог наверху, чувствуя так, будем смотреть перед собой, то что это будет за молитва?
Встав на колени, необходимо обратиться к Богу, назвав Его так, как Его ощущаешь, подходящим Ему, на твой взгляд, именем. Затем говори то, что хочешь сказать Богу. Милосердному приятно, когда человек доверяется Ему. Ты можешь рассказать Ему о том, что тебя беспокоит, попросить у Него то, что тебе нужно. Молитва — это ещё и просьба к Богу о прощении, если ты чувствуешь свою вину.
Расположив своё тело для молитвы, ты должен сразу начать говорить и уже больше не шевелиться до тех пор, пока не обозначишь окончание своей молитвы выбранным словом. Только обозначив окончание своей молитвы выбранным словом, ты можешь начать шевелиться, но, начав шевелиться, первым делом встань с колен.
При молитве допустимо единственное движение тела — это движение рта, когда мы говорим. Речь не отвлекает нас от молитвы и даже молиться вслух лучше, чем молиться молча, так как при этом задействуется тело, оно делает очень чистое дело и очищается им.
Необходимо молиться с открытыми глазами и не обращать внимания на тело. Плохо будет не то, что во время молитвы ты совершил какое-либо непроизвольное действие, плохо будет то, что ты обратил на это внимание, отвлёкся. Во время молитвы постарайся забыть о своём теле. Не замечай раздражение, боль. Предай всё это ради связи с Богом.
Смотря вверх во время молитвы, не концентрируйся на поверхности, что перед глазами, не обращай на неё внимания и не представляй в каком-либо виде Бога. Просто знай, что Бог наверху и слушает тебя.
Как бы слабо ты ни чувствовал связь с Богом при молитве, ты можешь быть уверен, что Бог слышит тебя.
Бог очищает пищу человека от зла перед тем, как он её съест. Человек должен молиться перед потреблением пищи и воды и по окончании их потребления, а также лекарств. Таким образом он, кроме выражения благодарности, обозначит начало и окончание потребления. Не надо молиться для использования жидкости, которой мы просто полощем рот.
Молитва Богу о пище или питье, если мы пьём отдельно, не должна содержать слов о чём-то другом. Должна быть просто сказана установившаяся форма с упрощённым указанием на потребляемое. Лучше говорить просто пища или, если пьём отдельно, говорить питьё. Если же ты молился только об одном, назвав это точно, но потом, не сказав ещё молитвы по окончании, решил есть и другое, то просто ешь и это, не молясь дополнительно.
Грешники часами грызут семечки, и каждая семечка очищается для них. А если бы хоть одна не была очищена, она вошла бы в человека, как яд.
Человек не должен использовать неживые составляющие в пище, искусственные. Это не пища.
Грешникам многое прощается. Отравления же происходят как следствие неправильного дела. Неправильного по вере.
Человек не должен есть и замороженные прежде продукты, так как заморозка это смерть. Один приём пищи не должен занимать более пятнадцати минут. Пятнадцати минут достаточно, чтобы хорошо принять даже значительное количество человеческой пищи. Пища должна быть хорошо подготовлена к употреблению. Из неё, к примеру, должны быть вынуты кости. Кроме того, для человека нормально есть три раза в день, хотя пить можно и чаще. Это соответствует нашему телу. Но всё дело в том, что в теле есть душа, которая может иметь недостатки.
Если тебя позвали есть, то просто иди и ешь, не молясь о пище перед ней, так как это Бог позвал тебя. Если ты ел и тебя прервали, то это Дьявол прервал тебя через несовершенство Мира и людей. Чтобы продолжить, помолись опять о пище.
Как только ты помолился перед едой, сразу иди и ешь. Если всё же не по твоей вине ты ешь не сразу и ждешь, то знай, что Бог ждёт вместе с тобой.
Даже если ты не помолишься о пище, питье или лекарстве, они всё равно будут очищены для тебя. Но человек должен молиться о потребляемом.
Бодрствуя, мы должны отвергать зло, это наша обязанность. Например, можно сказать психологически сильное «не хочу». Но во время сна мы более уязвимы.
Бог обеспечивает особую защиту человека во время его сна. Необходимо молиться перед сном о сне.
Если ты молишься Богу перед сном не только о сне и потом желаешь спать, то скажи это большее, а в завершение скажи о сне. После просьбы о сне ложись спать.
К примеру, помолившись о сне ты ещё не уснул, но не по своей вине был вынужден делать какое-либо незначительное дело, в этом случае, как только закончишь его, иди и спи, не молясь вновь. Но если дело потребовало значительного времени, помолись о сне снова.
Проявляй уважение к Богу. Невозможно унизить Бога, ты можешь унизить только самого себя.
Если человек проснулся, не получив обычный сон, он всё равно должен встать. Для него начался новый день.
Не нужно молиться о работе, так как Бог и без этого помогает нам в нашем деле. Человек создан для дела.
Молитва не должна стоять между людьми. Ты не должен представать перед другими людьми, обращающимся к Богу. Из-за отличий это может сильно разделять. Другой человек может вовсе не молиться Богу, и он увидит, что ты другой, не такой как он. А люди должны быть вместе. Кроме того, то, что между тобой и Богом, это твоё и Его, неповторимое. Видя же молитву другого человека, человек начинает сравнивать, думать о своей молитве, и это может влиять на его связь с Богом.
Скрывай свою молитву от других людей. Если нет другой возможности, молись молча. При молитве сидя, лежа или стоя ты не преклоняешься в себе перед Богом, так как ощущаешь своё положение. К Богу надо обращаться, стоя перед Ним на коленях.
Сокращай для скрытия молитвы молитву перед и после принятия пищи или отдельно принимаемого питья. Можешь заменить молитву и одним словом, произнёсённым в себе во время движения. Не надо замирать перед людьми на короткое время, чтобы помолиться. Твоё замирание вполне заметно. Также вполне слышимо и шептание.
Бог хочет выполнять наши просьбы. Мы же не всё можем принять без вреда для себя, так как имеем недостатки.
Просьба молящегося выполнится, если он верит в это. По молитве ты можешь остановить воду в реке, но ты должен верить в то, что это должно произойти. Уверенность должна быть больше сомнений. Если это произойдёт, то произойдёт на самом деле, а не только для тебя.
Бог воспитывает в нас правильную веру. Он размещает в нас правду, и мы всё больше мыслим через правду. Узнавая Бога, мы узнаём Его цели. Наши цели тоже важны для Бога.
Проси у Бога то, что не можешь сделать сам.
Имей в себе уверенность. Не следует во всём полагаться на Бога. Если ты позволишь себе сомневаться во всём, ты станешь слабым. Верь и в свои силы. Тот, кто не верит в Бога, тоже имеет веру — в самого себя, и по вере ему даётся.
Не надо говорить Богу или человеку: я сделаю. Ты не знаешь, что ты сделаешь. Надо говорить: я хочу сделать.
При молитве не нужно придумывать, размышлять. Нужно полно отдаваться Богу. Если по твоей вере к тебе во время молитвы подступает Дьявол, просто в большей мере отдавайся Богу, связи с Ним и не отвлекайся на отвержение Дьявола словами, адресованными ему. Само твоё обращение к Богу это уже отвержение Дьявола, не сомневайся в этом.
Не следует просить Бога о Его деле, так как Бог знает Своё дело.
Во время жизни человека Богу не нужно постоянно ощущать его, чтобы знать, что с ним происходит. Он и так знает. Но когда человек обращается к Богу, Он слушает с вниманием.
Бог знает каждый момент в нашей жизни, и Он знает нас. Мы же себя не знаем, если только Бог нам не скажет. Мы не знаем, какие мы, сколько в нас на самом деле материального и духовного, не знаем, сколько в нас несовершенства.
Отдаваясь молитве, видя в ней пользу для себя и для других людей, ты должен помнить, что молитва для человека, а не человек для молитвы.
Бог ведёт нас по нашей вере и таким путём делает нас и, соответственно, нашу веру совершенными. И Он делает это при том, что наша вера может расходиться с «реальным» положением вещей. Какой-либо человек может, заблуждаясь насчёт чего-либо, предать это, и это будет его предательство, и не только для него, но и для Бога, хотя потом этот человек может увидеть, что заблуждался и что при новом положении вещей, открывшемся ему, его состоявшееся предательство не было бы предательством. Но оно было и останется предательством, так как упомянутый человек верил в это.
Я не пытаюсь родить новой религии, но даю новое понимание, чтобы старое истинное учение укрепилось. Так как приходят всё более и более материальные люди, у которых обращённость к Богу в большей степени, чем у их предшественников, подавлена обращённостью к материальным зависимостям, и для их веры полезнее раскрыть многое из того, что было скрыто ранее.
Если кто-либо попытается создать новую религию, он не сможет построить лучше того, что уже есть, так как то, что было построено, создавалось столетиями, трудом многих людей. Тех людей, которые могли сильно отличаться от составляющих нынешние поколения. Они просто могли быть свободнее от материальных зависимостей, которые подавляют духовные потребности.
Всякий, кто попробует создать новую религию, будет действовать на пользу Дьяволу и потому будет наказан. Поэтому, если хотите иметь счастье в своей жизни, не рушьте достигнутого.
Ты можешь напечатать, опубликовать эту книгу для себя или для других людей, распространять её так широко, как пожелаешь. На это не требуется каких-либо разрешений. Не нужно разрешения для копирования этой книги в электронном варианте.
Единственное условие для распространения книги — она не должна искажаться. Она должна распространяться в том виде, в котором написана мной. Если будет осуществляться перевод, он должен быть как можно более точным.
Ты можешь содействовать распространению этой книги. В том огромный смысл для нашего Мира. Книгу можно разместить на сайтах в Интернете для её свободного копирования. Привлечь к этим сайтам внимание объявлениями и публикациями в газетах, объявлениями на радио и телевидении. Можно привлекать к книге внимание другими приемлемыми способами. Так ты поможешь обратить людей к Богу.


Сабиров Ринат Расимович. Миасс.