Номер **-****-й сознавал себя уже третью неделю. Сознавал... Живой плотью он не был с рождения. Не мог он припомнить и своей эволюции, поскольку мозги у него отсутствовали. Это не метафора, просто места под извилины не отводилось.
"Де юре" - энергетическая , "де факто" - невидимая глазу оболочка, облюбовала себе крону пятилетней яблони. Той самой… Дюжина разносортных деревьев ветвились на участке Гордеевых, "антоновка" стояла одна. Удобренная навозом, вовремя орошенная купоросом, из года в год хорошо плодоносящая. А потому - с частоколом деревянных подпорок.
Восемь соток истощенной ("патриарх" не мог физически, а дети воротили нос от органики) земли, окружали дом из силикатного кирпича о двух этажах. До рейсового автобуса триста метров огородами, до города – полчаса неспешной езды.
Становление объекта совпало с вегетацией всего зеленого, красного, фиолетового. Весна... В это самое время, аура ученого, где-то до той поры витавшая, повисла невидимым аэростатом над яблоней. Эфемерная оболочка Михаила Сергеевича, кое-кто называл ее душой, стала у дерева на прикол. Почему? Зачем?
Ответить на этот вопрос тогда было некому - никто ничего не знал. Позже, как говорят прокуроры, вновь открылись особые обстоятельства. А значит - пришла пора подведения итогов.


***
Все душевные силы Семьи, некогда устремились в одну точку - поиск покупателя отцовской дачи. В конце – концов, дорогостоящий финансовый проект, к радости всех действующих лиц, увенчался успехом - подворье продали. Ссоры при дележе имущества между сестрами не возникло: покойный поделил недвижимость по-справедливости.
Лидия, дрожа от нетерпения, обзавелась давно желанной шубой из канадского песца. Сделала она это задолго до зимних холодов, не вняв совету старшей сестры, дескать, сейчас не сезон, и выбор ограничен.
Вера отправила свою дочь на учебу в Сорбонну. Дмитрий, муж Лидии, продав свой новый "лацетти", и слегка добавив, купил подержанный "туарег". "Веселится и ликует весь народ!"
Михаил Сергеевич, в свое время вел архив, если можно назвать этим словом, сотню перевязанных аптечными резинками писем. Надо отдать ему должное - все конверты он тщательно нумеровал: имена, даты...
В очередной раз Лидия затевала капитальную уборку. В отцовском доме она ютилась с семьей временно, пока улаживались дела по наследованию, Вера - иногородняя, сестер разделяли три сотни километров.
При живом отце эту, не сказать что приятную процедуру, она проделывала раз в год, выбрасывая многочисленные упаковки, подшивая разбросанные счет - квитанции. Не раз спотыкалась она о громоздкую коробку из-под принтера, которой никак не находилось постоянного места. Рассерженная, Лидия села за переборку отцовского архива, намереваясь выбросить большую его часть, оставив несколько посланий на память.
В корзину полетели ее собственные письма, письма Веры. К мужской переписке женщина отнеслась внимательнее не из уважения - из любопытства.
Сережины (Сергея Никандровича) письма, особого интереса для нее не представили: охота, рыбалка, скабрезности про женщин.
- Вот тебе! – обрывки его писем ожесточенно летели в мусорную корзину.
Совсем по-другому смотрелись послания Олега Ивановича, человека обстоятельного и самобытного. Как же - доктор медицинских наук!
В общей переписке всего шесть его писем, и порядковое четвертое явно отдавало мистикой.
"…нет сомнений Миша, у тебя аппендицит. Чем раньше ты сделаешь операцию, тем лучше. В нашем возрасте тянуть с этим не надо.
Если надумаешь, дай знать, не пройдет и пяти часов, я буду перед тобой, как лист перед травой. В свете моих опытов, твоя грядущая операция, как нельзя кстати. Подробности обсудим при нашей встрече. Что касается твоего остеохондроза…”.
Пятое письмо интриговало еще больше.
"… Как и обещал, я провел все необходимые манипуляции, и готов начать вторую стадию нашего с тобой эксперимента. В том, что он закончится лучшим образом, я не сомневаюсь. Или мы получим клетчатку, инкрустированную твоей цепочкой, или я не ученый.
Как только Лида с Димой уедут в Домбай, я по твоему звонку тут же примчусь к тебе. Мы все устроим как надо, не пройдет и двух дней. Дочке расскажешь обо всем позже. Впрочем, лучше это сделаю я.
Но сменим Миша тему. Хочу поплакаться тебе - слива, что ты мне дал, почему-то не растет. Что только я не пробовал…”.
"В чем дело? - недоумевала Лидия. Что за тайна у отца".
Письмо на эти вопросы не отвечало, оставалось выяснить это у Олега Ивановича. Если он еще жив.
Жив! Небольшого роста, упитанный, но юркий мужчина, выглядел моложе своих семидесяти пяти. От научных дел он отошел несколько лет назад, но это не мешало ему продолжать свои странные, как считали некоторые, медицинские опыты. Здесь он чувствовал твердое плечо своих бывших коллег и состоятельных друзей.
"Маленькая собачка, до старости щенок!" При взгляде на жизнелюбивого медика, невольно вспоминалась эта присказка.
Приезду Лидии друг семьи удивлен, и не скрывал того. Вдовый, он жил со своим сыном и невесткой. В этот неурочный час, в доме вовсю шла закрутка маринадов и солений. Чтобы не мешать процессу "день - год кормит", Олег Иванович и гостья вышли на улицу, прошли в сквер.
"Разве отец не посвятил ее в свои секреты?"
"Какие секреты? Она ни о чем представления не имеет!"
- Не успел! - искренне горевал Соковнин. - Долго запрягал. А у "проклятой" свое расписание и регламент, свои правила игры.
Какое-то время собирался с мыслями. Говорить на медицинские темы он мог часами, но гостья временем не располагала.
- Эксперименты с человеческой ДНК-цепочкой и клетчаткой растений начинались в Питере, - медик говорил медленно, интонационно выделяя значимое, - до них такое уже проделывали за океаном. - С помощью сложных методик, выделенные из человеческих клеток молекулы ДНК, помещали в древесные клетки. В питательном растворе те начинали делиться, образуя свою тканевую культуру. Вживленные в нее ДНК, в свою очередь, тоже размножались, ничем себя до поры не проявляя...
- Вот так Лидочка! - Олег Иванович вопросительно смотрел на женщину; дошло ли…
Дошло.
- Вы не сказали главного.
- Да, не сказал. Ждал, когда сама спросишь. Точно такой опыт я проделал и с твоим отцом, Мишей. Основой для выделения генной цепочки послужил его аппендикс. Я выпросил у коллег фрагмент отростка сразу же после операции. Заплатив за это свою цену - сказал для какой надобности.
Не прошло и пяти дней, я внедрил реплику в яблоню, Миша почему-то выбрал ее. В кроне дерева мы закрепили бирку с его фамилией и номером опыта.
Так что Лидочка… Миша от нас не ушел, он продолжает жить со своим деревом. Пройдет тридцать-сорок лет, и по законам природы, яблоня превратится в труху. Но это ничего не значит, останется ее поросль. Иначе, в любой ее щепке и прутике – человеческая суть моего друга. Не скажу, что он вечен, но лет пятьсот думаю, проживет.
Лидия похолодела, они ведь ничего этого не знали! Вот почему он последнее время тянулся к "антоновке".
Рассказывать о своем коммерческом проекте задним числом женщина не стала, не хотела огорчать друга семьи. Уж как-нибудь сама расхлебает эту кашу.

***
Дома она пересказала разговор мужу. Тот выслушал ее с прохладцей, а через час и думать забыл. Одно слово, не родной отец…
И Лидия отправилась на свою бывшую дачу. Еще издали, у нее пошли мурашки по коже: она не увидела знакомой кроны. Неужели срубили...
Так и есть, опоздала, на глаза гостьи навернулись слезы. Говорить на деликатную тему со сторожем она не стала, сказала первое, что пришло на ум. С замиранием сердца прошла к месту, где когда-то стояло дерево. Теперь там был пенек, по пояс торчавший из земли.
Помнится, отец любил читать в тени этого дерева... Бывало, сядет в старую, плетенную из лозы качалку…
Сопровождающий, уловив в ее глазах немой вопрос, сокрушенно развел руками.
- Что делать, хозяева так решили. - Грушу на этом месте посадить думают. Корчевать не стали, времени не было, в Египет путевка горела. Вот вернутся из-за бугра, с пеньком в два счета разделаются. А вам-то что?
- Ствол куда дели? - у Лидии снова повлажнели глаза.
- Зачем он вам? - сторож удивлен. – Если что, ищите на свалке, больше негде.
Долго бродила Лидия среди беспорядочного нагромождения спиленных деревьев, своего рода "клондайка". Время от времени здесь появлялись деловые ребята с бензопилами. Мощно поводя плечами, они в считанные часы заваливали все вокруг чурбаками. Тут же вертелись покупатели. Товар – деньги – товар!
Наконец, ей улыбнулась удача, она признала в деревянном обрубке свою яблоню. Отличила ее от других, по неумело отпиленной когда-то ветке. С болью смотрела женщина на трехметровый ствол, оббегая его глазами, заходя с разных сторон.
Бирка… Та самая... На одной из рогатин, еле видна табличка одного с листьями цвета.
При термической обработке титана и циркония их поверхности расцвечивались немыслимыми цветами побежалости. Это их качество умело использовали ювелиры, имитируя, таким образом, краски осени. Мишина табличка была из циркониевой фольги.
Раздвинув листву, Лидия присела на корточки.
"Михаил Сергеевич Гордеев. Род. в 19** году. Опыт № **-****" - чем-то острым выведено на тонком металлическом листе.
"То, что осталось от яблони, надо забрать. Во что бы то ни стало. Этот кусок ствола, все равно, что урна с прахом. Правда, с некоторой разницей… Впрочем, без разницы! - думалось".
Она позвонила мужу.
- Нашла, что искала! - Лидия категорична. - Слушай меня внимательно. В течение получаса сделай для меня одну вещь. И умоляю, никаких вопросов, все расскажу потом. Купи рекламную газету, и отыщи тех, кто режет по дереву. Два-три адреса. Жду!
Через полчаса она звонила по одному из них.
- Хотела бы иметь барельеф любимого человека. - Из дерева. По фотографии. В половину натуральной величины. Это можно сделать? Не беретесь? Очень жаль!
Еще звонок.
- Материал ваш?
- Мой.
- Какой?
- Яблоня.
- А если из липы? Яблоня – порода твердая, мастеру с ней трудно работать.
Была еще пара напрасных звонков. И наконец… приезжайте!

***
Лидия вызвала минивэн, в обычной легковушке обрубок не уместить. У водителя, когда он приехал, глаза полезли на лоб: ехать за тридцать верст… за корягой? Да… У богатых свои причуды.
И вот Лидия у краснодеревщиков. Руководитель мастерской, глубокомысленно потирая нос, уточнял детали.
- Барельеф с детскую головку? Ничего, что он будет из шести деталей? Уверяю, вы не заметите стыки и под микроскопом. Текстуру подберем, нам не впервой!
Лидия не против такой постановки вопроса.
- Где фотографии?
- Завтра привезу.
- Сроки? – ремесленник в раздумье водил ногтем по срезу яблони. - Если по обычной цене – месяц, если срочно – в двадцать дней уложимся.
- Если срочно? – Лидия напряглась, боясь услышать неподъемную цифру.
Хозяин назвал. Она согласилась.
- Значит до завтра, - деревянных дел мастер довольно потирал руки. - Не забудьте о предоплате в сорок процентов. У нас так принято.
Решение о барельефе пришло к Лидии в самый последний момент. Пока ехала в голову ей приходило всякое: наделать рамок для фотографий, вырезать икону, настрогать сувенирных ложек. Приходила даже мысль порезать древесину на пластины, вскрыть лаком и раздать всем родственникам на память. Пусть сами решают, что с этим потом делать: на стену повесить или на комод поставить.
Через пятнадцать минут она пришла к выводу: все эти варианты не годились, они низводили память об отце до примитива. Он бы такое не одобрил, будь жив. В конце - концов, она остановилась на барельефе. Позже она укрепилась в своем единственно верном решении.
Передавая деньги мастеру, Лидия оговорила условие: в дело пустить весь материал.
- Как скажете.
Набросали вариант: в стилизованной, из цветов рамке – выпуклый лик Михаила Сергеевича. Внизу даты рождения и упокоения.
Спустя три недели, Лидия с мужем приехали забирать работу. Барельеф ей понравился, Дмитрий тоже в восторге от него.
- Молодцы, можете, если захотите!
Супруги доплатили мастеру за классность. Расстались, довольные друг - другом.
Дома их ждали приятные хлопоты - поиск места для родового знака, в некотором роде – герба. Подводя к нему случайных гостей, Лидия рассказывала о его предыстории. Указывала на бирку, врезанную в массив рамки.
- В принципе, - говорила женщина удивленным и восхищенным слушателям, пуская невольно слезу, - в любой момент, можно вырастить в пробирке прелестного мальчугана, копию моего папы.
- Гомонкулюса? – спрашивали у нее уважительно.
Лидия морщила носик.
- Нет, меня это слово коробит. Скорее – клона.

***
Спустя несколько месяцев позвонил Олег Иванович. Интересовался житьем-бытьем. Лидии ничего не оставалось, как рассказать ему всю историю, начиная с продажи дачи. Ее собеседник разволновался не на шутку, обещал приехать немедля.
"Зачем?" - думала Гордеева. Ну, посмотрит он на своего Мишу. Потом ударится в воспоминания, его потянет на нотации. Зачем?
Олег Иванович, вопреки ее предположениям, приехал всего на два часа.
Барельеф ему понравился. Долго стоял он, скрестив за спиной руки, вглядываясь в знакомые черты друга детства. Перед отъездом смущенно попросил барельеф, он хочет отдать его хорошему художнику-копиисту. В любом случае у него должна остаться память о друге.
Олег Иванович кривил душой, на самом деле он хотел убедиться, что дерево, из которого сделана работа – та самая яблоня, его опыт за № **- ****. Как будто ничто не давало ему оснований сомневаться в том, но столько рук касалось этого дерева…
Лидия просьбе умилилась.
- Конечно можно!
***
Анализ клетчатки медика сильно разочаровал, в ней не было и намека на хромосомы человека. Он позвонил Гордеевой, и разыграл настоящий спектакль.
Дескать, он хочет заказать себе нечто похожее на барельеф. Тому самому мастеру, очень уж нравится его профессиональный подход к делу. Телефончик бы…
Олег Иванович легко нашел краснодеревщика, напомнил ему о заказе из яблони.
Тому этот случай не забылся, не каждый день у него такие богатые клиенты. Дама привезла сырой материал, просила устроить все в три недели. За это время сработать такую сложную вещь нельзя, но он из положения вышел - коллега нашел ему выдержанный яблоневый брус. Работать по двухгодичному дереву сложнее, но есть гарантия: изделие не пойдет радиальными трещинами.
- А тот комель куда дели?
- Где-то на задворках валяется.
- Вы его узнаете?
- Само собой!
- Поищем?
- Зачем?
- Хочу заказать из той самой яблони кое-что для себя. Дерево для меня уж очень памятное, я с отцом этой женщины дружил.
- Идем посмотрим.
Нашли.
Вот ты где Миша прячешься!
- То самое дерево?
- Сто процентов!
- Вы позволите? – гость ножовкой отпилил кусок ветки.
Следовало убедиться в чистоте эксперимента.
- Вот фотографии моего приятеля, вот мое видение того, что должно получиться из этого, подчеркиваю – этого дерева! - заказчик разложил на столе бумаги.
С час сидели они над эскизами, прикидывая технические возможности краснодеревщика, материальные – заказчика.
- Сделаем так! – условия диктовал не хозяин – гость. - Вы не начинаете работу, пока я не дам отмашку. После телефонного звонка вам отпускается месяц. Оставляю, как условлено, предоплату. Если отменю заказ, приеду, объясню причины.
- Ну и народ пошел!- чертыхался ремесленник. - То дама с претензиями, то старик со странностями.
- История! – вздыхал старик.
Полной уверенности в том, что найденный на складе обрубок, и есть та самая яблоня, у него не было.
- Вскрытие покажет! – довольно хлопал медик себя по карману, ощущая твердость деревянной коротышки.

***
Миша, сомнений нет! Он позвонил краснодеревщику.
- Начинайте!
Через месяц приехал забирать заказ.
- Хорош! – только и сказал. - Но упаси вас Бог! - добавил, - обманывать меня! Хватит одного раза!
- Что вы! – смутился краснодеревщик. – Как можно! Второй раз на те же грабли? Исключено!
Дома еще одна проверка. Нет сомнений, Миша! Его хромосомы!
Олег отвез барельеф Лидии. Сказал, что удовлетворился большой цветной фотографией друга в роскошной рамке. Лукавил "гиппократ"! Признаться женщине в том, что деревянный лик ее отца не имеет отношения к той самой яблоне, он не решился. Гордеева - человек живой, импульсивный, станет выяснять отношения с краснодеревщиком. Скандалы, истерики… Зачем? Пусть живет в своем благостном неведении, продолжает верить в то, чего нет. Миша пока пропишется у него, чуть позже Олег откроет секрет его дочери. На глаз наличие хромосом не определить, и ладно!

***
Миша! Олег с любовью смотрел на человечка, тот комфортно расположился в игрушечном плетеном кресле, так похожим на его собственное. Домой он привез "буратино" без одежд. Оставлять деревянную, ему по пояс фигурку, без прикрытия, счел верхом неприличия.
Во что его нарядить? В свитер? Пиджак? Брюки? Фрак? Не одеть ли его как ребенка? Не будет ли смотреться нелепо взрослое лицо и короткие штанишки, с помочами крест-накрест? Фланелевая, в крупную клетку рубашечка. Смешная, сползающая на глаза панама. Полосатые, цвета радуги, гольфики.
Олег нашел портниху, она обмерила фигурку вдоль и поперек. Вскоре задуманный кукольный наряд был готов. Видел бы Миша себя со стороны!

***
Какое-то время **-й висел над обрубками деревьев. Импульсы, идущие снизу, были явно сильнее тех, что шли от пня - исполнялся закон высшего приоритета. Потом импульсы пропали, и аура, за неимением выбора, вернулась на усадьбу, к тому, что осталось от дерева.
Вскоре и эти навигационные сигналы пня исчезли, энергетический кокон заметался в их поисках, меняя дислокацию. В какой-то момент, **-й (как иначе обозначить то, что осталось от М.С.), его невесомая и невидимая эманация, перестала носиться в бесцельном полете, повисла над деревянным челове(ч)ком.
Наконец-то, они нашли друг - друга: тело и, условно говоря, душа. Пусть сегодня их содружество не во плоти. А завтра?
Амеба с туфелькой отдыхали!