С Ирэной я познакомилась еще в институте. Правда, учились мы на разных факультетах. Красивая жгучая брюнетка Ирэна Поплавская училась на физмате и слыла молодым гением математики. Мы пересеклись на картошке, и потом уже не расставались. Ирэнка - заводила во всех делах. Ей не было равных ни в танцах, ни на различных конкурсах и олимпиадах, а готовила она – пальчики оближешь. Языки, музыка, живопись – казалось, все дается ей легко. Единственная любимая дочь уже немолодых родителей она не была эгоистична. Просто передавала данную любовь дальше, одаривала ею окружающих. Так бывает у людей светлых и легких. Ирэне пророчили блестящее будущее: аспирантура, защита, научное открытие, нобелевская премия. Только так и не иначе. Но Ирэнка выбрала любовь. Все недоумевали: как такая необычная девушка могла выбрать совершенно приземленного парня. Не красавец, не спортсмен. И учился-то средненько. А Ирэнка восхищалась им как божеством. Видела только его, слышала только его. И была счастлива даже снисходительной улыбке. Но что-то наверно там было в этой улыбке. И к концу четвертого курса Андрей и Ирэна поженились. Встретились мы с Ирэной только года через два: она быстро забеременела и перевелась на заочное. Я тоже вышла замуж, родила ребенка, попутно закончила институт. Семейные проблемы настолько затянули меня, что мы перестали даже созваниваться. Как-то, наскоро одевшись, я выскочила в магазин за хлебом. Редкие свободные минуты! Дочка постоянно плакала, я все время не высыпалась, качая ее на руках. На улице царила золотая осень: теплая, яркая, рассыпная. Столько удивительных красок, умела бы, нарисовала. «Рябины в этом году много, - подумалось мне. – Значит, зима холодная будет». Заглядевшись по сторонам, я наткнулась на девушку с коляской. Мальчишечка лет двух, в костюмчике-тройке, чинно сидел и держал в руках веточку с ягодами рябины. Меня поразило, что маленького ребенка одели как джентльмена, даже платочек выглядывал из кармашка. - Маруся, ты? – вскрикнула молодая мама. - Ирэна, - выдохнула я. – Как же рада тебя видеть! Волосы воронова крыла уложены в парикмахерской, небесно-голубой костюм, элегантные лодочки. Рассматривала Ирэнку и понимала, что я выгляжу прямо противоположно: небрежно одетая растрёпа. Подруга закружила меня: - Маруська, смотри какая осень! Я люблю осень! И рябина! Смотри сколько рябины! Это так красиво! Я улыбнулась: - Ты все такая же, Ирэнка! Я помню: ты всегда любила все самое необыкновенное. Даже рябину любила есть. - Но это же так вкусно! И необычайно красиво! Посмотри: даже Кирюше нравится. И она с обожанием посмотрела на сына, который, улыбаясь чему-то своему, разглядывал крупные рябиновые ягоды. Я снова улыбнулась: - Помнишь, на картошке читали: Горит костер рябины красной… Ирэна подняла на меня свои маслиновые глаза и грустно продолжила: - Но никого не может он согреть… Потом встрепенулась, посыпались вопросы: ты как, ты где? Но даже без ее ответов я понимала, что у Ирэнки все замечательно: любимый муж, любимый сын, любимый дом, любимая работа в школе. Да, она не защитила диссертацию, не оправдала надежд мамочки, папочки и наших профессоров, но оказывается ей это и не надо. Самое главное – Андрей ее боготворит. Ухоженная, счастливая подруга была словно заморская яркая пичужка, залетевшая случайно на север. Я с сожалением посмотрела на часы: надо было уже кормить дочь. Договорившись обязательно созвониться, мы снова расстались. И, не смотря на то, что мы действительно перезванивались по праздникам, снова расстались еще на десять долгих лет. … Обои почему-то постоянно отваливались. Я раздраженно думала о том, что муж всегда на работе, что детям давно пора есть, а я еще ничего не приготовила. Что в ванне куча стирки, в кресле еще не доглаженное белье. А на рабочем столе плачут две стопки непроверенных тетрадок. Я разгладила еще мокрые обои на стене. Отошла, посмотрела на свою работу. Медленно, словно нехотя, только что наклеенная полоса стала отваливаться. - Нет! – в отчаянии закричала я. Сразу же прибежал весь мой колхоз: дети, собаки, кошки. - Мама, что случилось? Одновременно зазвонил телефон. - Мама, это тебя. Какая-то Ирэна. - Маруська, я тут рядом. Твоя дочка сказала, что ты клеишь обои на кухне. Сейчас поднимусь, помогу тебе. На всю жизнь я запомнила, как мы клеили эти обои. С песнями, с веселыми анекдотами, с моими двуногими и четверолапыми помощниками. С хохотом и визгом, с прыганьем и душевными разговорами. С Ирэной всегда было легко. Женщина-праздник! «Как же повезло ее семье!» - думала я. Мы приготовили ужин на свеженькой кухне, постелили скатерть на стол. У Ирэнки всегда был бзик на кухонные скатерти. - На обеденном столе, - учила она, - всегда должна быть красивая белая скатерть! - Но, Ирэна, дети ее сразу испачкают! – возражала моя прагматичность. - Постираешь! – веселилась Ирэнка. – У меня всегда лежит льняная накрахмаленная скатерть. - Ну да, - опять возражала я, - у тебя, наверно, есть, кому ее стирать, а у меня и так ванна полна белья. - Конечно, у меня есть, кому стирать, - соглашалась подруга. – Я меняю скатерть каждый день. Скатерть – это уют дома. За столом на ужин все родные рядом. Это праздник, когда собирается вся семья. А праздник должен быть во всём. Забегая далеко вперед, я скажу, что скатерть на моем обеденном столе во все времена и годы – явление обыкновенное. Ирэнка оказалась права: в семье должна быть объединяющая и поддерживающая символика дома. Поужинав, я пошла провожать подругу. - Ирэна, мы толком-то и не поговорили. - Ты знаешь, я чудесно провела время! - Но глаза у тебя почему-то грустные, - не унималась я. - Смотри, снова осень, - перевела она разговор. - И снова много рябины, - кивнула я. – Ирэн, у тебя кругом символы. А рябина для тебя что означает? - Любовь, - задумчиво улыбнулась подруга. - Но ведь она горькая, - удивилась я. - Так и любовь горькая. - Разве? Ирэна, а у тебя все в порядке? Она подняла на меня свои маслиновые глаза. В них было столько боли, что я вздрогнула. - Знаешь, мне кажется, что Андрей меня разлюбил. Я засмеялась: - Этого просто не может быть! Ирэна с грустью ответила: - Он больше не ужинает с нами. - Ну и что,- всплеснула я руками. – Это еще ничего не значит! У него много работы. Ну почему, если мужчина перестал смотреть на любимую женщину с обожанием, то она сразу думает, что он ее разлюбил. Мужчины те же люди, и у них случается кризис. - Он часто не приходит домой ночевать, - с трудом произнесла Ирэна. – А если приходит, то напивается. Дома, на глазах у меня и сына. - Андрей начал пить? – удивилась я. Да, вот это действительно плохо. Напиваться в одиночку – это уже алкоголизм. Ирэна посмотрела мне прямо в глаза. - Не один, - с нажимом произнесла она. – Я наливаю себе, чтобы ему меньше досталось. Я не верила своим ушам. - Ирэнка, женщина спивается быстро. А женский алкоголизм неизлечим. У тебя же сын. - Да, я очень люблю Кирюшу, - кивнула она своим мыслям,- но без Андрея мне ничего не нужно. Знаешь, я даже хотела броситься под машину, вышла на дорогу, но один молодой человек буквально втянул меня на тротуар. - Ты с ума сошла! Абсолютный эгоцентризм! Не подумала о матери, о сыне, о судьбе того человека за рулем в конце концов! - Почему я должна о них думать? Я попятилась: - Да что же такое ты говоришь, подружка моя? Нельзя же из-за этого терять рассудок! Сколько их, кобелей, бросают жен с детьми! И женщины продолжают жить ради детей. И у тебя будет все хорошо. Там, на дороге, тебе был дан шанс, еще один. Начать жизнь снова. Ирэна встряхнула красивой челкой, словно отгоняя тяжелые мысли. - Да, конечно, у меня будет все хорошо. Ты извини, поплакалась тебе немного. Не бери на себя. Мы обнялись, и я помчалась в свой зоопарк. Любимый и светлый: дети занимались своими делами, животные неизменно были рядом с ними. Через неделю вечером раздался звонок. Хриплый измученный голос прошелестел в трубку: - Маруся, он уходит! Приезжай, пожалуйста! Я этого не выдержу! - Ирэна, ты? - Маруся, милая, приезжай! Он уходит СОВСЕМ! Он меня бросает! И дальше вой раненой волчицы. И обезличенные звуки телефонной трубки: пи, пи, пи. Я оглядела неприбранное стойло своего зоопарка: детские вопрошающие глаза, испуганные прижавшиеся к ногам морды, опять не глаженное белье, наполовину приготовленный ужин. - Ну что, мои хорошие? Потерпите? Я быстро вернусь. Все та же осень моросила дождем. Как будто что-то мерзкое пробралось в мою душу. Холодно и ветрено. Погода, созданная для горячего чая, шоколада, теплого пледа и интересной книги. Миллионы женщин любят осень, потому что она капризна, как женщина: то улыбается, то плачет, то отворачивается, то нежно хихикает и нашептывает теплые слова на ушко. Я всегда любила осень. Но сейчас на душе скребут кошки. Как-то в юности, в институтской компании, кто-то из девчонок сказал: - Я сравниваю себя с тем самым красно-желтым помятым листиком, безжалостно втоптанным в землю и пинаемым случайными прохожими… Ирэна тогда возмутилась: - Но ведь есть и такие, кто соберет яркий букет, занесет домой и будет всю жизнь наслаждаться яркими красками осени… Нужно только научиться говорить «привет»… Андрей был еще дома и нервно швырял свои вещи в открытый чемодан. - Хорошо, что ты приехала, - сказал он мне вместо «здравствуй». - Мы столько лет не виделись! Хоть бы сказал «привет»! - Думаешь, сейчас это действительно важно? – он остановился и внимательно посмотрел мне прямо в глаза. Я кивнула. - Да, конечно. А где Ирэна? - Я положил ее в спальню на кровать. Даже накрыл пледом, - зло произнес любимый муж моей подруги. – Но Кирюшу одного все-таки не хотелось оставлять. Поэтому я рад, что ты приехала. - Андрей, я ничего не понимаю, мы долго не виделись, но все же объясни, что случилось, ведь ты так ее любил, - бормотала я, пытаясь остановить Андрея. Мужчина перестал собирать вещи, снисходительно посмотрел на меня и молча указал рукой на кресло. Я села. Андрей нервно закурил и начал изливать душу: - Я больше так не могу! Не могу смотреть в эти безумные глаза пугливой лани. Не могу смотреть в эти всепрощающие глаза. Да, я давно не люблю Ирэну. У меня другая женщина. И есть от нее ребенок, дочка. Кирилл всегда будет моим любимым сыном, и я никогда его не брошу. Ирэна все это давно знает, но не хочет меня отпускать. Я жалел ее. Но легче-то от этого не становилось. От безысходности стал иногда выпивать. Она, боясь, что я сопьюсь, стала садиться со мною. И – посмотри, что получилось – разве это женщина лежит в нашей спальне. Я молча встала и открыла дверь в другую комнату. Человек активно создает сам свой рай и свой ад. Многие люди думают, что рай и ад находятся где-то снаружи, где-то вне их. Они думают, что рай или ад ожидает их в конце жизни. Однако они здесь и сейчас. В каждый миг своей жизни человек сам выбирает между адом и раем. Когда разум замутнен – это и есть врата ада. Когда же ты осознан, когда владеешь собой – это врата рая. Человеческий разум - это рай и ад. Это могущественное средство стать другим: стать тем, кем ты хочешь. Всё находится в нас самих, и любой выбор делаем мы сами. И только от нас по большому счету зависит, где мы будем завтра. Я аккуратно прикрыла дверь спальни. - Скотина! - Да, - Андрей захлопнул крышку чемодана. – И все это видит сын. Мне его жалко. Такая мать! - Ты – скотина! – выдохнула я. – Это ты довел ее до такого состояния! Это как же сильно нужно любить! Я не выдержала, слезы полились по щекам. -Да не надо мне ее любви! Такой любви! Да и не каждому её Господь даёт. Многим он её даёт вкупе с «демонами». На тебе минотаврика (похоть твоя) и на тебе любовь (душа твоя). А сам сидит да глядит: кто ж победит душа или похоть. А мы щедро кормим своих демонов отборной жирной пищей, часто и не задумываясь, что сами растим монстров внутри себя, которые потом сожрут и нас, и нашу любовь, и нашу душу. А любовь остаётся вечно голодной. И так вот постепенно минотавры побеждают чувства. Однако жирной пищей быстро наедаешься: слишком сытная. И хочется уже чего-то другого: и тепла, и души, и любви. Но обычно бывает, что любовь уже к этому времени умерла... и остаётся пустота... - И ты эту пустоту заполнил другой женщиной? - Не вини меня, так бывает. С ней я снова обрел душу. - А как же любовь? Великая, всемогущая, всепрощающая? Андрей усмехнулся: - Так ее надо беречь, хранить, растить из зародыша в любовь, чистую, светлую, и отступающую перед всем. Тогда она будет сильной и сможет держать на цепи минотавриков, чтобы они служили ей (Любви) верой и правдой. Вот тогда будет и страсть, и любовь, и кайф для души и для тела. Береги ее, Маруся! Я не смог. Извини. Дверь громко хлопнула. А я сидела оглушенная до тех пор, пока не услышала, как кто-то скребется из-за двери детской. Кирюша! - Мама опять болеет? – робко спросил худенький мальчик. Я кивнула. -И часто мама стала болеть? -Часто. Иногда я приношу ведро к ее кровати, и ее туда тошнит. - А как же она на работу-то ходит? – удивилась я. - Ходит, - кивнул не по-детски серьезный мальчик. – Утром встает под ледяной душ, накрасится и идет на работу. Правда, даже утром она злая и раздраженная. А мне ее жалко, она хорошая. Только несчастная. Я обняла Кирюшу и заплакала. Потом резко встала: нельзя пугать ребенка, ему и так плохо. - Ладно, пойдем, покормлю тебя. Наверно, твоим родителям некогда было это сделать. Кухня встретила нас чистотой и изумительной белизной скатерти. Я недоуменно попятилась. Кирюша посмотрел на меня и пояснил: - У мамы пунктик: кухня должна быть стерильной и обязательно – белые накрахмаленные скатерти. Она меняет их каждый день. - У вас приходящая домработница? – поняла я. - Да нет же, мама все делает сама. Она бы никогда не пустила постороннего человека хозяйничать на свою кухню. - А как же она…, - я не знала, как подобрать слова, - успевает все? - А, - махнул рукой мальчик, - это первое, что она делает, когда просыпается. Она говорит, что две вещи женщина не может не сделать, даже если весь мир рушится. - Да, да, помню: она не может выйти из дома не накрашенной и оставить немытую посуду. И она крахмалит скатерти даже, - я опять споткнулась, - во время болезни? - Она может забыть меня покормить, - вздохнул Кирюша, - но она всегда стирает, крахмалит и гладит скатерти… …Так потекла моя жизнь «с Ирэной». Я то жалела ее до слез, то злилась до топота ног. - Ирэна, остановись, скоро будут видеть и на работе. А Кирюша, тебе его не жалко? - Жалко, - затравленно улыбалась подруга. – Только мне очень грустно. - Конечно, грустно. Только грустить не нужно. Отпусти мужа в новую жизнь и начни жить сама. Вспомни, как классно снова собираться на первое свидание, узнавать человека, постепенно сближаться. Разве не хочется еще раз это пережить? - Чужой мужчина? – ужасалась Ирэна. – Не Андрей? Неет, не могу! Душу вынули, загубили. - Это ты сама ее загубила, Ирэна! Пожалей себя. - Хорошо, я тебе обещаю, я брошу пить. А через несколько дней звонок ночью: - Приезжай, плохо мне! - Ирэна – ночь! У меня семья, дети! Приеду утром. - Ааа, у тебя семья! А у меня ее нет! Не приедешь – повешусь. Прямо сейчас. Сначала я верила всем пьяным бредням и неслась по первому зову. Но прошло время, и я поняла, что это всего лишь шантаж. Удивительно, но Ирэна продолжала ходить на работу. Коллеги списывали ее состояние на болезнь, на разрыв с мужем. - Ирэна, сама ты с этим уже не справишься! Давай полечимся! - Ты что меня за алкоголичку держишь? Да я геометрию даю с музыкальными композициями. Знаешь, как меня на работе ценят? У меня класс, мы же с ними в походы ходили. И снова пьяные слезы. - Ирэна, ну давай попробуем… Все безрезультатно. Под утро – очередной звонок: - Приезжай! Я готова лечиться. - Ирэна, давай немного поспим, и я приеду. - Нет, у меня больше не хватит решимости. Эти демоны. Они всегда со мной. Ты знаешь, вечером я была в Храме. - Ты в Храме? – сонно удивилась я. - Всю ночь они меня мучали, терзали. Только сейчас отпустили. Но это ненадолго. Пожалуйста, приезжай! Это уже был уже не крик раненого животного, а человека, который умолял о помощи. Я вызвала такси. Зеленые выкрашенные стены, решетки на окнах. - Ирэна, ты справишься! Испуганный взгляд: - Я постараюсь. - Буду приходить каждый день. И не волнуйся за Кирюшу. Он пока поживет у меня. Взгляд стал безжизненным. Санитары забрали Ирэну. На следующий день подруга накинулась на меня с воплями: - Это ты меня сюда засадила! Свидания временно запретили. Недели через две Ирэна начала приходить в норму. Я приносила еду, мы совершенно спокойно разговаривали. - Зачем я живу? – тихо вопрошала Ирэна. - Чтобы жить. Чтобы любить. - Кого? - Сына, например. - Я чувствую себя старой. - О чем ты говоришь? Ты еще достаточно молода. - Молод тот, у кого живое сердце, живой и ищущий ум, кто сохраняет молодость души. Его жизнь наполнена смыслом, который он находит благодаря непрестанным поискам и усилиям, сильно, тонко и глубоко проживая все, что с ним происходит, благодаря богатству его внутреннего мира. - Все это у тебя было. - Вот именно: было. - Глупости, все вернется. Ты еще молода. - Быстро стареет человек любого возраста, если его сердце черствеет, душа и ум опустошены, а жизнь лишена смысла. - Человек сам строит свою жизнь. Нужно лишь научиться делать правильный выбор. - На самом деле выбор, который мы делаем, всегда один и тот же: либо голова, либо сердце. Либо мы выбираем стабильную и спокойную жизнь, оставляя без внимания потребности души и сердца, осуждая себя на жизнь пустую и бессмысленную. Либо мы выбираем потребности души и сердца, жертвуя многим из того, что обеспечивало нам стабильную и спокойную жизнь. - Я не понимаю, Ирэна, о чем ты говоришь. Потребности души и сердца – это, прежде всего, - мои дети. - Мне этого мало. - Давай сначала справимся с болезнью. Подруга грустно улыбалась и снова уходила за зеленую дверь. А еще через несколько дней мне позвонил главврач: Ирэна сбежала. Я немедленно собралась и поехала к ней домой. В квартире было пусто и безжизненно. Дверцы шкафов одиноко поскрипывали. Внутри зияла пустота. Не было и множественных бусиков-колечек, подаренных Андреем. Через неделю подруга объявилась сама. Раздался телефонный звонок: - Привези мне Кирилла. Только сама не приходи. Не хочу тебя больше видеть! - Ирэна! У тебя все в порядке? - Пока тебя рядом нет, все в порядке. Вези мне сына! И снова холодное: пи, пи, пи… С тяжелым сердцем я отвезла Кирилла, попросила звонить, если что. Целое лето ничего не было слышно от них. Я закрутилась с детьми на даче, потом подготовка к школе заняла еще некоторое время. Подходила очередная осень. Как-то вечером зазвонил телефон. Я беру трубку, а там радостный женский голос цитирует Есенина: - Отговорила роща золотая Березовым, веселым языком, И журавли, печально пролетая, Уж не жалеют больше ни о ком . - Ирэна! – узнала я голос подруги. - Снова осень! Ты не находишь, как красиво за окном? Выходи! Я в кафе возле твоего дома. - Ты уверена? - Прости, прости, я тебя обидела, но тогда я была невменяема, сама понимаешь. Приходи, пожалуйста, я тебя жду! Кафе было залито ярким оранжевым светом, кое-где оставляя полутемные участки. Ирэна сидела за столиком в самом дальнем углу кафе, у окна. Красивая и яркая, как всегда. И только подойдя поближе, я с горечью увидела и темные круги под чуть опухшими веками, и другие множественные изменения кожи. - Здравствуй, Маруся! Я рада, что ты пришла! Кофе? Я удивленно посмотрела на одинокую чашечку кафе, стоящую перед подругой. - Да, я не пью уже больше месяца. Заинтересованная, я присела и заказала себе чай. Никогда не была кофеманом. А качественный, правильно заверенный чай – это всегда здорово. - Рада, что ты справилась со своей болезнью! Что помогло тебе в этом? Казалось, Ирэна напряглась. - Не что, а кто. Мой сын. - Неужели? Раньше тебя это не останавливало. - Когда я вытащила своего сына из петли, – произнесла Ирэна стальным голосом, - я поняла, что я чуть не стала убийцей самого дорогого мне человека. - Раньше самым дорогим человеком ты считала Андрея, - быстро произнесла я, и тут до меня дошло, что сказала Ирэна. – Что? Кирюша жив? - Да, слава Богу! – улыбнулась Ирэна. – Мы много говорили после этого. Я даже не подозревала, что мой сын такой взрослый, что он так меня понимает. Мы начали новую жизнь. Знаешь, я даже выкинула море старых вещей. - А как же? - Да, я не пью. Очень тяжело. Но я думаю о сыне. Мама всегда говорила, что ничего нет сильнее нашего разума. Бедная мамочка, если бы она знала… - Может, наконец, необходимо ее позвать? Пусть она приедет к вам? Тебе будет легче. - Может быть, может быть… Смотри, опять осень. Веточки рябины с ягодами стоят в вазочках на столиках. Это так красиво! Не обгорят рябиновые кисти, От желтизны не пропадет трава, Как дерево роняет тихо листья, Так я роняю грустные слова . - Какие грустные слова, Ирэна? – подбодрила я ее. – Ты же начала новую жизнь! Мы долго сидели в нашем маленьком кафе и разговаривали обо всем. Ирэна пила кофе с корицей, в зале приятно пахло ванилью, а за окном вовсю царствовала осень. Кто придумал, что осень дождями холодными плачет? Она с душ наших лета беспечного снова смывает грехи... Наутро мы с семьей собрались на дачу. Выходные были веселые, солнечные. Осенний воздух наполнился запахом грибов и прелой листвы. Жгли костер, а потом в его угольках вместе с детьми пекли картошку. Нарвали огромные букеты рябины. Один обязательно Ирэнке отвезу. Вернулись домой шумно, с восторгами. - Мама, мама, там у тебя автоответчик мигает! - Сейчас, освобожусь, прослушаю, кто звонил, пока нас не было. Вспомнила только перед сном. Подошла, попутно погладив рябиновую веточку в букете, улыбнулась своим мыслям, нажала на кнопку. Голос Андрея: - Маруся, Ирэны больше нет. И - пустота телефонной линии – пи, пи, пи… Целая вселенная. Медленно, с трудом вспоминая цифры, я набрала телефон Андрея. Все мы погружены в быт своей жизни – в суматоху или привычную размеренность своей лично-социальной жизни. Эта жизнь не предусматривает мыслей о смысле жизни человека, даже той самой, которая происходит у него здесь и сейчас. И уж тем более, о чьей-то еще. Нам специально даются такие минуты, чтобы мы остановились и подумали о том, что дается нам свыше. Но почему, когда человек наконец-таки определился со смыслом жизни, ее у него забирают? После нашей встречи в кафе Ирэна решила сократить дорогу и побежала через темный парк. Одно мгновение – и, ради нескольких бумажек и перстня на пальце, уже нет человека. Со всеми его радостями и горестями. С его осознанным смыслом жизни. Буквально только-только. Шанс… Сколько дается нам таких шансов изменить свою жизнь? Мы даже не замечаем. Когда обрушивается несчастье, мы спрашиваем: «Почему это со мной?» А надо спросить: «Зачем дано это мне? Что я сделал не так?» Успеть спросить и понять вовремя. Успеть исправить. Ирэну хоронили теплым погожим днем. Этот тяжелый миг вдруг оказался ярким, как сама наша подружка. Деревья и кусты нарядились в разные цвета: золотисто-желтый, вишнево-красный, темно-зеленый. В солнечный день все это великолепие буквально светится в его лучах! На кладбище – тихо, тихо. Только слышно «шур-шур» под ногами. Это опавшая листва мягко укрывает до весны высохшую, порыжевшую траву. Или еще один лист оторвется от ветки и почти бесшумно опустится вниз, к своим другим собратьям. Народу собралось много. Была вся наша институтская компания. Родственники, коллеги. И ученики. Ее ученики. Весь Ирэнин класс, который она выпустила этой весной. Все до единого приехали проводить в последний путь любимого учителя. Говорили много. Я ничего не запомнила, кроме одного: такую ответную любовь могла дать только большая любовь. Мне раньше казалось, что Ирэна эгоистично любит только одного Андрея. Как же я ошибалась! Люди относятся к нам так, как мы относимся к ним. Иногда мы бываем нетерпеливы к недостаткам окружающих, не замечая своих собственных. Ирэна же никогда не осуждала людей, принимала такими, какие они есть, умела прощать. И любила. Каждый из нас часто грелся в лучах этой любви. Я опустила на свежую могилку рябиновый букет. С памятника мне улыбалась молодая счастливая Ирэнка. Стою один среди равнины голой, А журавлей относит ветер в даль, Я полон дум о юности веселой, Но ничего в прошедшем мне не жаль .
|