ПОВЕСТЬ Обласканная смертью
Автор: Литвинов Александр Семенович



"… А нам нужна всего одна победа
Одна на всех, мы за ценой не постоим …"
(Слова из песни)

Предисловие.
Эти истории я услышал в поезде «Волгоград – Киев». Я учился тогда в восьмом классе, и на летние каникулы мы с моей мамой поехали в Киев. В этом славном городе жили мамины ближайшие родственники.
Со второй полки купе я услышал спокойную беседу двух женщин, которые только что познакомились. Они стали, как обычно, расспрашивать друг друга о семье, о делах, о жизни. Одна из женщин была моя мать, а вторая – наша попутчица. Постепенно их беседа перешла на военную тему. За время поездки женщины рассказали друг другу несколько историй из своей фронтовой жизни. Оказалось, что обе они в годы Великой Отечественной войны были санинструкторы на передовой. Обе имели тяжелые ранения, от которых едва выжили. Обе провели на передовой около трех лет и даже иногда их пути сходились так близко, что это знакомство могло произойти еще в те далекие годы.
Заинтересовавшись столь необычными поворотами судьбы нашей попутчицы и моей матери, я с любопытством стал следить за их беседой, стараясь не нарушать своим присутствием той идиллии, которая зародилась в отношениях этих двух героических и очень похожих женщин.
Попутчицу звали Заблоцкая Екатерина Павловна. Женщина сказала, что едет к своим сестрам в Киев повидаться, может быть, последний раз, так как перенесла две тяжелые онкологические операции и за долгие годы своей жизни не ручается.
Потом были многочисленные рассказы о военных годах, которые тяжелым эхом отзываются в сердце всю жизнь. Были и смешные истории, происходившие порой в том далеком прошлом, которое я представлял себе, как что-то такое, чего нет в реальной жизни. Я очень увлекся рассказами этих двух симпатичных женщин и старался на протяжении двух суток пути не пропустить ни одного рассказа.
До конца поездки я не решался взглянуть в глаза нашей попутчицы, боясь, что она смутится и перестанет рассказывать. Только когда объявили конечную, станцию и все стали выходить из вагона, я осмелился взглянуть в ее глаза.
Из-под седых волос, спадающих на глаза, на меня смотрели умные внимательные темно-карие глаза. Это были не простые глаза. Это были два мощных источника какой-то неведомой мне энергии.
-Прощай мой юный друг! – неожиданно для меня с улыбкой сказала она и пошла в сторону остановки, неся в левой руке небольшой чемодан.
Меня поразило то, что голова ее была совсем седая, и по возрасту ей было за пятьдесят, но на ее лице совсем не было морщин. Походка ее была плавная и легкая. Я не мог понять, как такая небольшая женщина могла таскать на себе безжизненные тела огромных мужчин.
Моя мать и эта удивительная женщина на протяжении нашего пребывания на отдыхе в Киеве встречались еще несколько раз и после этой поездки поддерживали связь.
Как-то раз моя мать спросила меня, - помнишь тетю Катю, с которой мы вместе ехали в Киев позапрошлым летом?
-Конечно, помню, - сразу ответил я, и какая-то тоска стала невольно вползать в мое сердце, как туман, через который пробивалась пульсирующая мысль: умерла…, умерла…, умерла….
-Тетя Катя умерла две недели назад, - подавленным голосом сообщила мать, - ее сестра прислала мне письмо…
С той поездки прошло почти сорок лет, и многие имена и фамилии героев рассказа стерлись в моей памяти, номера воинских подразделений и географические подробности мест, где происходили эти события мне тоже точно не известны, да это, по-моему, не самое главное из того, о чем пойдет здесь речь.
Я просто хочу, чтобы эти рассказы о наших героических матерях и отцах услышали наши дети и внуки.




Гл.1. Отступление
…Война началась с массированных бомбардировок крупных Советских городов и сильнейших наземных ударов Вермахта со стороны западных границ СССР.
В первые месяцы войны мощные кинжальные удары немецких войск потрясли Советскую военную машину, разорвав фронт во многих местах, ввергая в окружения целые дивизии и даже армии. Благодаря быстрому продвижению моторизованных дивизий противника вглубь нашей обороны при активной поддержки авиации, немцы занимали один город за другим, сея ужас и панику среди мирного населения. Массовые расстрелы, многочисленные эшелоны с рабочей силой для Третьего Рейха, сожженные города и села. Изуверства, насилия и истязания ввели в оцепенение и шок всю страну. Массовые дезертирства, сдача в плен целыми армиями – вот итог первых месяцев Великой Отечественной войны.
Чтобы выправить положение на фронтах, Ставка пошла на беспрецедентные меры, разработав комплекс мер, направленных на прекращение бегства, остановку противника и создание управляемых фронтов.
За дезертирство, трусость и предательство полагался расстрел и, по законам военного времени, роль трибунала на передовой выполняли командиры, политруки и работники особых отделов или как их называли – «особисты». Под эту жесткую, но вынужденную меру были созданы и функционировали на всех ответственных участках заградительные отряды. Их основной задачей было не допустить массового бегства Советских воинских подразделений от своих оборонительных рубежей.
Заградительные отряды выставлялись на особо важных направлениях позади переднего края обороны, а штрафные роты исключительно надежно прикрывались с тыла пулеметами войск НКВД. Всех отступающих штрафников полагалось расстреливать. Можно возразить и сказать: «А не лучше ли этих особистов с их пулеметами пустить также в бой против немцев для большей пользы дела?». Здесь можно спорить, но мне кажется, что это было единственно правильное решение в той обстановке. Кроме всего прочего, суть таких мер также заключалась в психологическом эффекте.
Солдат стоял перед выбором: победить или погибнуть в бою от немецкой пули или штыка, защищая родину и, в конечном счете, свою семью, родных и близких; другая альтернатива – быть расстрелянным своими при бегстве и навсегда попасть в списки трусов и предателей.
Второй аспект: когда за твоей спиной организован второй рубеж обороны, пусть даже из заградительных отрядов, все-таки, больше уверенности в успехе общего дела, как бы цинично это не звучало.
И это сработало. Наши войска, в конце концов, уперлись, остановились и стали огрызаться. Цену на этом «Аукционе смерти» установили запредельную.
До конца войны было еще далеко….
……………………………………………………………………………….
…Дивизия полковника Коваленко пробивалась на восток, не имея возможности остановиться, чтобы дать бой.
После трех дерзких прорывов в дивизии осталось около тридцати процентов боеспособных военнослужащих от общего списочного состава. Они отступали. Это было даже не отступление, а самое настоящее бегство.
Если немцы успеют отрезать дивизию от основных сил Красной Армии, перекрыв узкий проход, который еще существовал в виде нескольких грунтовых дорог, проходящих по возвышенным местам в общем массиве обширных болот, то неизбежный бой, станет последним боем дивизии в этой войне. В лучшем случае, дивизия превратится в партизанский отряд.
- Колесникова ко мне! - приказал адъютанту комдив, не отрываясь
от карты.
В глинобитной хате, которая служила на сегодняшний день штабом, находились еще три офицера – подполковник, майор и капитан. Все они были командирами полков, вернее их остатков.
- Капитан Колесников по вашему приказанию прибыл, - прозвучал четкий рапорт командира разведроты.
- Сколько у тебя осталось людей в роте?
- Боеспособных тринадцать.
- Слушай приказ! Как только дивизия пройдет мост - взорвешь его. Бери трофейный мотоцикл и трех своих орлов срочно направь в Осиновку, пусть разведают, не отрезан ли путь к отступлению. Связь с ними будем держать на второй запасной волне.
Да, вот еще, пусть на всякий случай возьмут немецкие мундиры. Сам с остатками роты взорвешь мост и догоняй нас.
Но если к тому времени дивизия вступит в бой на марше, забери из обоза две рации и все аккумуляторы к ним, боеприпасы, если они там еще останутся и все необходимое для жизнеобеспечения в тылу. Сколько можете унести. И дальше через болота, мимо Анютиного острова уйдешь со своей группой в Большие Кочки. Там есть, где укрыться. Оборудуй две базы, они нам еще понадобятся. Не навсегда уходим. Дальше смотри по бстоятельствам. На связь выйдешь через неделю, не раньше, на секретной волне «М». Нас слушай на второй волне. Все понял?
- Так точно!
- Выполняй, капитан!…Постой!…Твой позывной, как на тех учениях, помнишь?… С сегодняшнего дня ты снова «Филин», а я для вашей группы «Лесник». Все ясно?
-Так точно!
-Вот теперь выполняй, капитан! – закончил постановку задачи комдив.
Колесников пришел в расположение своей роты, которая обосновалась в заброшенном, но хорошем крепком доме. Разведка всегда имеет хорошую крышу над головой. Так положено. Ведь они первые заходят в населенные пункты, а уж потом основные силы, по их сигналу.
Каждый разведчик был чем-то занят. Командир разведроты - опытный «зубр», классный диверсант, приучил своих подчиненных быть все время в деле.
- Разведчик, - учил он, - не имеет времени на отдых и «расслабуху». Каждая минута безделья – это дополнительный шанс врагу выжить, а тебе быть убитым.
При появлении командира все встали. Колесников пробежался своим ровным взглядом по лицам своих подчиненных, мгновенно считывая по глазам психологическое состояние разведчиков. Где-то в недрах подсознания уже отпечатался состав группы, которая пойдет в Осиновку.
- Слушай приказ! Щеглов, бери мотоцикл у штаба, заправь полный бак, возьми у «зам. по тылу» три комплекта немецкой формы и три трофейных автомата, патронов побольше, десяток гранат и мигом сюда.
Щеглов выбежал из дома и через несколько минут послышался рокот мотора. Все вышли во двор. Немецкий BMW готов был нести лихих разведчиков навстречу опасности.
Колесников построил роту и коротко, но четко сформулировал приказ: «Старшина Мартынов - старший. С тобой Щеглов и Линев. Ваша задача – прибыть в Осиновку как можно быстрее. Разведать обстановку и на второй запасной волне доложить комдиву. Если не будет особых распоряжений, и немцев в Осиновке нет, то организовать наблюдательные посты на въезде и выезде из села. На выезде из села замаскировать мотоцикл и рацию. Один наблюдатель с высокого места должен обозревать окрестности вокруг села. Находиться на посту до подхода дивизии. Если дивизия будет на марше и появится противник, боя не избежать, все отходы будут отрезаны. Тогда ваша задача корректировать огонь батарей и докладывать обстановку. Задача ясна?».
- Так точно, - негромко, уверенно и надежно отчеканил Мартынов!
- Выполнять!
- Серега, заводи, - на ходу бросил старшина. Ну что, усатый, - обратился он к Линеву, - рацию проверял? Смотри…. Это наш главный калибр, в предстоящем бою... Ну, погнали!
Мотоцикл рванулся вперед, оставляя за собой клубы придорожной пыли и ощущение какой-то легкой тоски.
Дивизия готовилась к маршу. Из разных мест доносились команды офицеров, завывали моторы грузовиков, лязгали гусеницы танков и все это сливалось в единый гул и грохот вперемешку с командами офицеров и сержантов.
Колесников снова повернулся к разведчикам.
-Кузнецов, Семин, Костров, и Кирюшин, возьмите у «оружейника» два ящика взрывчатки, шнуры, детонаторы и, если у него остались, парочку противотанковых мин. Они нам могли бы очень пригодиться. Все это хозяйство несите к мосту. Остальным собрать вещи, оружие и через пять минут стоять здесь.
Через пять минут группа из шести разведчиков во главе с капитаном выдвинулась к мосту, неся на своих плечах все имущество роты. Прошли деревню «Ежи» и через полтора часа были на месте. Вот и мост. Речка хоть и не широкая, но с крутыми берегами и глубокими тихими омутами. Для форсирования очень неудобная. Коме крутых берегов с обеих сторон реки то там, то здесь виднелись заболоченные участки с камышом, кувшинками и неизменными обитателями водоемов - зелеными лягушками.
Для отступающей дивизии эта река, как преграда на пути противника, была кстати. После прохода дивизии на другой берег, разведчикам предстояло взорвать мост и по возможности заминировать узкие места на подходе к нему, тем самым, на максимально возможное время задержать продвижение «повисшего на плечах дивизии» противника, который гнал отступающих в новую западню.
После перехода на другой берег, Колесников приказал двум разведчикам отправляться назад и, после прохождения дивизии, заложить на дороге две противотанковые мины сразу после ручья, там, где дорога поднимается и выходит на мост. Капитан рассчитывал, что если немцы пустят во главе своего дозора танк, что наиболее вероятно, то, подорвавшись, он закупорит проезд на час, а то и больше, так как в этом месте по бокам дороги далеко влево и вправо простиралась вязкая болотина, которую сходу не пройдешь. Пока сдернут танк с прохода, будет выиграна еще небольшая толика драгоценного времени.
Остальная группа занялась минированием моста и заготовкой бревен для сооружения завалов на подходе к нему.
Работа уже подходила к своему завершению, как в километре от моста, из леса появился наш дивизионный дозор. Дозор состоял из одного БТРа и отделения бойцов. Через некоторое время на дорогу вышли пять легких танков, две самоходки и семь новеньких Т-34, которые комдив держал в резерве для последнего боя. За ними шли грузовики с боеприпасами и провизией, далее артиллерийские расчеты и пехота. Замыкали колонну два грузовика с артиллерийскими принадлежностями, взрывчаткой и средствами связи, а также повозки с раненными красноармейцами. В хвосте двигались три полевые кухни на конной тяге.
Комдив, начальник штаба дивизии и радист ехали на джипе в середине колонны.
Проехав мост, полковник подозвал Колесникова.
- Анатолий Георгиевич, - обратился он к капитану не по-военному, - мост взрывай сразу после того, как мы пройдем. У немцев тоже имеются обученные штурмовые группы; как бы не накрыли тебя здесь и не помешали подрыву моста. Тогда мы вообще можем попасть в капкан. Если в течении восьми часов мы не вступим в бой, то тогда догоняйте дивизию, если же будет бой, то уходите на болото в "Большие Кочки". Тебе эти места хорошо знакомы. Эту «болотную географию» мы с нашим полком в тридцать восьмом на практике подробно изучали. Помнишь?
- Как не помнить, Петр Францевич. Никогда не думал, что придется вернуться в эти места.
- Ладно, на всякий случай, прощай! Доведется, свидимся, - сказал комдив и крепко пожал руку капитана.
Эти два сильных человека знали друг друга более пяти лет. Еще лейтенантом Колесников пришел в танковый полк, где майор Коваленко был начальником штаба. Недавно сформированный полк был полностью укомплектован новыми танками. Сюда переводили лучших офицеров из других подразделений Армии. До этого Колесников прослужил два года после училища в разведывательном батальоне Армии и успел снискать славу и почет лучшего стрелка батальона, отличного спортсмена и хитрого неутомимого диверсанта, имеющего за плечами опыт войны в Испании в 1936 году. В полку ему дали разведроту. Теперь он был не просто разведчик-диверсант, но и учитель. Ему предстояло обучить личный состав многим премудростям разведки, диверсионной работе и методам выживания там, где нормальные люди не должны выживать.
Коваленко был старше Колесникова всего на одиннадцать лет, но уже заслуженно носил погоны полковника. Это был прирожденный полководец. До войны полк, где он был начальником штаба, а потом и командиром полка, не проиграл ни одного учебного сражения и, более того, многие тактические операции, разработанные лично им, вошли в воинские пособия как классика ведения боя с противником, превосходящим по численности и технической оснащенности, и преподавались в военных учебных заведениях.
Даже сейчас, отступая, его дивизия принесла немало горя крупной группировке противника, несмотря на то, что выйти окончательно из окружения до сих пор не удалось.
И вот эти два военных профессионала прощались, продолжая каждый свой путь воина. Один вел остатки дивизии в прорыв, другой уводил свою группу в тыл к немцам для ведения диверсионной партизанской войны.

Гл.2. Бой.
Колесников направился в расположение своей роты. Проходя мимо палатки полевой медсанчасти, он неожиданно столкнулся с молодой женщиной в военной форме с санитарной сумкой на левом боку.
- Вас, кажется, Катей зовут, - остановил он девушку.
- Так точно, товарищ капитан!
- Вы из батальона Филимонова?
- Да. Из отдельного противотанкового…, - спокойно ответила девушка, пытаясь понять к чему весь этот разговор.
Внимательно посмотрев в открытое лицо девушки, уверенным, но ласковым взглядом прошелся он по отдельным его участкам. По черным ровным, как стрелы бровям, резным алым губкам…, заглянул в глубокие темно-карие глаза, излучая тепло и некую грусть своих серых умных глаз.
Смущенная Катюша спросила, - что-то случилось?
- Случилось…случилось…, - как-то неопределенно ответил Колесников.
Командир разведроты, которого считали малоразговорчивым, суровым и даже высокомерным, перед молодой женщиной предстал совсем иным. Быстрее растерянным, чем высокомерным.
- Случилось то, что с сегодняшнего дня мы вряд ли когда-нибудь увидимся в этой жизни, - спокойно тихо произнес капитан, - поэтому хочу на прощанье пожелать вам удачи на путях войны и вот что я думаю – если выживу, то буду искать невесту, похожую на вас.
Закончив свое скупое признание, разведчик смущенно улыбнулся, игриво качнулся с пяток на носки и обратно. После чего плавно развернул гибкое тренированное тело в сторону и неслышно, как тень, скользнул в глубину леса между соседними березками.
Девушка некоторое время продолжала недоуменно смотреть на то место среди ветвей, куда только что бесшумно нырнул разведчик. Создавалось впечатление, что это был мираж.
Тем временем, комдив собрал командиров полков для того, чтобы распределить роли между составными частями своей поредевшей дивизии. Он понимал, что сегодня, как никогда, надо поставить задачу каждому полку максимально четко и подробно. Каждая мелочь могла стать роковой в неизбежном и трудном бою. Его могучий ум полководца виртуально уже нарисовал картину предстоящего боя в мельчайших подробностях, прокатывая, как на пленке взад и вперед возможные варианты. Из всех этих умозрительных фрагментов кровопролитного сражения он искал наиболее рациональные решения, которые через мгновение он должен будет сформулировать в виде боевого приказа, ставя задачу каждому полку.
- Подполковник Лошаченко, слушате боевой приказ, - комдив развернул карту и, не отводя от нее глаз, стал ровно, четко и по-военному лаконично разъяснять задачу танкового полка. Командиры других полков также раскрыли свои карты и стали делать на них нужные пометки.
-Ваша задача из Осиновки выходить первыми на максимальной скорости с минимальной дистанцией между машинами. На броню возьмете бойцов противотанкового батальона старшего лейтенанта Филимонова, - ткнув указательным пальцем в направлении комбата, тем самым, как бы давая указание ему подготовить десант из его бойцов.
- Через пять километров, в третьем квадрате закончатся болота и начнется лесной массив протяженностью два с половиной километра. За лесом справа в четвертом квадрате высота «241», ее любой ценой надо занять. Если немцев там еще нет, к высоте пойдете «уступом вправо», так как с южного направления противник должен появиться раньше, чем с северного. На высоте поставьте танки по дуге для обстрела сектора: ориентир слева – высота «57»; ориентир справа – угол леса в пятом квадрате. Две самоходки и три Т-34 замаскируй на опушке леса в третьем квадрате в один ряд с дистанцией, по фронту, 100 метров. Северная группа немецких войск, если двинется кратчайшим путем, то пойдет вдоль болота мимо ваших позиций. Дорога здесь одна и не самая лучшая. Когда выйдут в зону обстрела, постарайтесь заблокировать голову и хвост колонны. Если удастся это сделать, то расстреливать их будете почти в упор прямой наводкой по бортам, так что все должно получиться. Десант разбить на две группы в соотношении 1:3 и большую его часть дислоцировать на высоте «241». Постарайтесь быстро окопаться, - сказал комдив и снова ткнул пальцем в направлении комбата.
Переведя снова взор в направлении командира танкового полка, комдив продолжал, - советую самоходки передать в северную группу и поставить их по краям оборонительной линии, чтобы их крупным калибром надежно заблокировать как голову, так и хвост северной колонны немцев. На этом участке пропустить немцев нельзя, ни при каком раскладе. Позиции удерживать до подхода дивизии.
Полковник оторвал взгляд от карты и перевел его на лицо майора Подногина, командира пехотного полка. Холодным блеском умных серых глаз, выражающих уверенность и бескомпромиссность, он переключил внимание майора на высшую ступень восприятия информации. Мало кто из подчиненных мог долго выдержать этот глубокий твердый взгляд комдива, и наверняка под этим гипнотическим прессом не совсем уютно порой чувствовали себя офицеры дивизии, но именно этот взгляд вселял в них уверенность в положительном исходе любого боя. Подвести этого лидера и вожака ни посмел бы никто. Обычно таких командиров в воинской среде называют «батя». Какой мужчина может подвести батю? Нет таких.
- Майор, ваша задача, остальными силами полка, когда минуете болота, в лесной зоне развернуть полк повзводно с дистанцией между взводами пятьдесят метров, чтобы в случае встречи с противником успеть развернуть полк в боевую линию. По фронту и с правого фланга выставить дозоры. Двигаться «уступом вправо». Если наши танки вступят в бой, ваша задача отсекать немецкую пехоту от их танков. Не дать пехоте противника взойти на высоту и приблизиться к нашим танкам. Конечная цель: пробиться на вторую высоту «157» и окопаться там. По рации давать координаты противника нашим батареям. Два взвода с двумя пулеметами бросишь на левый фланг на помощь танкистам, которые будут блокировать северную группу противника. Когда зацепимся за высоту, двинем обоз. Задача всех полков прикрывать его прохождение.
- Артиллеристы, - обратился полковник Коваленко к майору Иванову, - вы пойдете в конце колонны на расстоянии одного километра от последней повозки обоза. Все орудия из походного положения перевести в боевое, двигаться компактно не растягиваясь; в любой момент быть готовым максимально быстро развернуть орудия и подготовиться к стрельбе.
- Вопросы есть? Нет вопросов. Быстро перестроить колонну в нужном порядке. Через двадцать пять минут жду докладов. Выполнять!
Командиры полков бегом направились к своим подразделениям.
Послышались команды, вся колонна пришла в движение.
Примерно через двадцать минут последовали доклады командиров полков о готовности продолжать движение.
Полковник приказал построить дивизию на широкой обочине вдоль дороги.
В четыре шеренги выстроился весь личный состав. Комдив стоял на пригорке слева от дороги, немного возвышаясь над шеренгами уставших за последнее время бойцов.
Команды полковых командиров, «Ровняйсь!», «Смирно!», встрепенули и напрягли дивизию. Последовали доклады о готовности.
Коваленко понимал, что перед трудным боем необходимо произнести слова, проникающие в сердце солдата, поднимающие его дух и вселяющие надежду и уверенность в победе. Крайне сложно подобрать такие слова в ситуации, когда большая часть личного состава выбита и войско отступает, если не сказать, что бежит. Природный талант лидера и сильный дух воина не позволили Петру Францевичу произносить такие фразы, как «Наш последний бой…», «Умрем, но не сдадимся…» и тому подобное; это был не его стиль. Более того, он считал, что от длинных пламенных речей солдат как бы перегорает и начинает бой вяло.
- Воины, - громко, твердо и спокойно произнес он, - все действия в бою необходимо выполнять в точном соответствии с приказами командиров. От слаженности и четкости нашей работы зависит успех прорыва и победа в бою. В прошлых боях многие наши товарищи полегли как герои. Как герои потому, что немцы потеряли втрое больше своих солдат и сейчас снова мы заставим фашистов идти по их собственным трупам. Не мы к ним пришли, а они к нам! Это они ищут свою смерть на нашей земле! Они ее найдут, и мы поможем им в этом!
Дивизия! Слушай боевой приказ! Дивизия – к бою!
- Полк к бою! - трижды прозвучала команда от командиров полков.
Послышались и другие необходимые команды младших командиров; все пришло в движение, и люди и техника и повозки обоза.
- Командиры полков ко мне, - скомандовал Коваленко. Головной дозор – танк Т-34 и БТР. Расстояние между дозором и головой колонны – один километр. Связь включить на прием на второй запасной волне. При встрече с противником сходу атаковать главными силами. Во время боя связь поддерживаем открытым текстом. При потере связи поставленные задачи выполнять самостоятельно. Не забывайте давать «целеуказание» на батареи. Майор, - обратился комдив к Иванову, - если в бой вступим на марше, расставишь батареи вдоль дороги и бить по скрытым целям через полоску леса. Координаты тебе будут даваться по рации. Если займем высоту раньше немцев, то сворачивайся и под прикрытием огня танкистов на максимальной скорости проскочи к следующей высоте «157», закрепись там и держись что есть мочи. Высоту не сдавать… Вопросы есть?… Тогда к бою!
Дивизия начала свое движение навстречу врагу, вслед за отступающими Советскими войсками, в суровую призрачную неизвестность.
Через некоторое время прогремели два мощных взрыва. Это разведчики подорвали мост. Мост был подорван с двух сторон так, что вся его основная проезжая часть, отрезанная от берегов, завалилась на бок и исчезла из виду, поглощенная тихими водами реки Ельцовки.
Когда колонна вошла в Осиновку, к джипу подбежал Сержант Мартынов, командир разведгруппы, и доложил обстановку, - товарищ полковник, за время наблюдения, враг не обнаружен; все тихо.
- Вот что, сержант, перед тем, как вернуться в свою роту, вам надо выполнить еще одно важное дело. Бери своих орлов и, не теряя времени, выходи во второй квадрат, возьми под контроль дорогу с северной стороны болот. Появятся немцы, доложишь мне состав и примерную численность группировки. Связь поддерживаем на секретной волне «М». Без дела на связь не выходи. Рацию держи в режиме приема на второй запасной волне. Пропустишь немцев мимо своего наблюдательного поста и, обратным ходом, возвращайтесь в свою роту, к Колесникову. - Немного помолчав, добавил, - передай ему, чтобы в любом случае уходил в "Большие Кочки", это приказ! Если вопросов нет – выполняй!
- Есть, - ответил Мартынов и бегом направился к мотоциклу.
Дивизия была уже на марше, когда группа разведчиков, объезжая Осиновку с севера, устремилась в район, откуда им предстояло вести наблюдение за северной дорогой. Вскоре мотоцикл пришлось оставить и, по заболоченным осиновым перелескам, пешим ходом выдвигаться на рубеж для встречи предполагаемой северной группы немецких воинских подразделений. Не доходя пятисот метров до дороги, где вскоре должны будут появиться немцы, замаскировали сержанта Мартынова с рацией. Все расположились так, чтобы наиболее эффективно, безопасно и незаметно для противника во время сообщить нужную информацию друг другу. На прямой видимости от Мартынова, в трехстах метрах, на небольшой возвышенности в кустарнике залег Щеглов. Линев, измазав лицо болотным илом, нацеплял на одежду осиновых веток, чтобы слиться с листвой мелкой осиновой поросли на обочине дороги, где и облюбовал себе место для наблюдения. Отсюда хорошо просматривалась дорога в оба конца. Щеглов хорошо видел своего друга, и мог визуально или на слух принять любой сигнал.
Тем временем танковый полк на большой скорости, вслед за дозором подкатывал к лесу.
Пока все было тихо. Вся остальная часть дивизии поспешно двигалась вслед за танковым полком.
Комдив был спокоен внешне, но в мыслях он проигрывал все варианты возможного поворота событий. Он удивлялся тому, что до сих пор в небе не появлялись самолеты противника. Даже самолет-разведчик не был выслан немцами.
- Это хорошо…
Он мысленно молил судьбу, чтобы этого не случилось. Авиация немцев, появись она сейчас здесь, сильно бы осложнила, и без того чрезвычайно сложное положение войска, отважившегося на дерзкий бросок.
Как только дозорный танк выскочил из леса на холмистую равнину, эфир взорвался спешным донесением командира дозора.
- Вижу танки противника. Колонна движется с юга вдоль опушки леса в нашу сторону, на расстоянии четырех-пяти километров от нашего места нахождения.
- Командир дозора, слушай мою команду, - послышались в наушниках сержанта Чернова слова комдива, - не теряя ни секунды, гони на высоту и, срочно, передавай координаты танковой колонны немцев.
- Майор Иванов, развернуть батарею к бою и слушать эфир. По целям открывать огонь незамедлительно самостоятельно.
- Лошаченко, выжимай все из машин, занимай высоту!
- Майор Подногин, ускорить продвижение. Сочетайте шаг с бегом. У вас не более двадцати минут, чтобы занять позицию на восточной опушке леса.
Тем временем немцы заметили дозорный танк и БТР, мчавшиеся в сторону высоты, и сразу же стали разворачиваться для фронтальной атаки в направлении дозора. Охота началась! Несколько орудий стальных машин противника жадно глядя своими круглыми черными глазами нарезных стволов окутались дымами и, через какие-то мгновенья, земля вокруг дозора встала на дыбы и как будто нервная дрожь пробежала во все стороны от разрывов снарядов, давая понять всем участникам сегодняшнего безумного кровавого спектакля, что примирение невозможно. На этот раз снаряды легли с большим разбросом и не зацепили ни одной машины. Следующий залп оказался коварнее. Один взрыв по курсу БТРа оказался настолько близко, что машину сильно тряхнуло и она, слетев на обочину, продолжала извилистое движение с пробитым передним колесом. Вскоре БТР заглох и бойцы, по команде сержанта, спешились, продолжая продвижение к высоте бегом. Дозорный танк, к этому времени уже заползал на высоту по северному ее склону, невидимый для глаз противника. Вскоре Чернов приказал механику заглушить мотор и стал передавать координаты для артиллерийской стрельбы, тщательно выверяя их. Указав азимут, по которому движется группа, скорость и примерные границы, Чернов приготовился к корректировки огня. Экипажу танка он приказал открыть огонь в случае обстрела высоты немцами, либо при подходе немецких танков на расстояние надежной прицельной стрельбы. Сам передислоцировался за триста метров от своего танка, чтобы не попасть под огонь фашистов и иметь возможность спокойно передавать координаты на батарею.
Судя по всему, немецкие командиры решили, что после трех изматывающих сражений, отступающие остатки дивизии не способны к организованному ведению боя и, скорее всего, в лучшем случае, будут пробиваться к своим мелкими разрозненными группами. Или, пуще того, начнут просто беспорядочно разбредаться и сдаваться в плен. Отчасти на такое восприятие ситуации немцами в глубине души рассчитывал и Коваленко. Его расчет снова всецело оправдался.
Немецкие танки беззастенчиво в три ряда, особо не торопясь, надвигались на высоту. Вслед за ними уверенно и бодро катились мотоциклисты, поигрывая автоматами и подготавливая колясочные пулеметы к азартной охоте. Зрелище напоминало охоту стаи волков, загоняющих свою жертву. Танки шли кучно, покачиваясь, как бы подмигивая друг другу черными крестами в предвкушении пиршества. Мотоциклисты тащились за танками почти вплотную, нарушая все тактические правила наступательного боя.
После получения от Чернова координат колонны, майор Иванов скомандовал, - Орудия зарядить. Беглым – огонь!
Эту команду майор повторял раз за разом, внимательно вслушиваясь в эфир, давая время от времени корректировочные команды своим подчиненным.
Теперь, безжалостно разрезая голубое осенние небо над лесом, неслись снаряды в сторону наступающих немцев, азартно отыскивая свои цели. Снопы осколков, взорванной земли и дыма взметнулись ввысь среди, весело гарцующих, боевых машин противника. Шквальный огонь ошеломил немцев. Несколько машин загорелись. Большая часть мотоциклов, из тех, что уцелели, повернули назад. Башни немецких танков закрутились в разные стороны, отыскивая через прицелы невидимого врага.
В это время, под прикрытием огня своих батарей, из леса на большой скорости с увеличенной дистанцией и с десантом на броне вперед рванулись семь Советских танков.
Обнаружив колонну наших танков, немцы разделились на две группы, и большая из них пошла на перехват. Чернов понял, что танки, идущие на перехват могут решить исход боя не в нашу пользу, и полностью переключил огонь на них. Огонь батарей не давал возможности немцам вести эффективный прицельный огонь. В результате им удалось подбить только две машины. Пять из семи танков успешно прорвались к северному склону высоты и теперь ползли наверх, занимая боевые позиции. Бойцы противотанкового батальона спешились и стали занимать позиции в промежутках между бронемашинами, окапываясь и готовя свои РПТРы и гранаты к предстоящему ближнему бою с танками, когда те начнут штурм высоты.
Советские танки выкатились на позиции так, что со стороны немцев можно было видеть только стволы орудий и верхние части башен танков. Корпуса же танков прикрывались верхней частью южного склона высоты. Это сильно снижало эффективность стрельбы немецких орудий, тем более, что наши танкисты уже закрепились и открыли беспощадный огонь по ним, имея неоспоримое огромное преимущество в позиции. При меньшей численности наших, наличие такой шикарной позиции уравнивало шансы на победу в бою. Уже горели несколько немецких танков. Похоже, что немцы получили приказ к отходу, так как их танки организованно развернулись и на большой скорости стали выходить из зоны обстрела.
К этому времени, на восточную опушку леса вышел полк майора Подногина и открыл огонь с фланга по откатывающимся мотострелкам противника. Немцы несли большие потери в живой силе и технике.
Коваленко понял несложный замысел немцев. Проще всего им дождаться подхода северной группы и с двух сторон, окружив высоту, методично расстрелять позиции наших войск.
Эту передышку в бою необходимо использовать для скорейшего прохождения обоза и артиллерии на следующий рубеж обороны и далее соединиться с основной группировкой наших войск на этом участке фронта.
Прошло еще немногим более трех часов и от Мартынова пришло сообщение, - «Движение «С» началось». Это означало, что северная группа немцев уже находилась в зоне видимости наших разведчиков.
Вскоре мимо замаскированного Линева прошел дозор противника в составе двух танков. С отрывом в пятьсот-шестьсот метров грозно ползли шестнадцать танков противника. За ними следовали мотострелки на мотоциклах и два грузовика с пехотой.
Получив информацию о немцах, лейтенант Селезнев, под командованием которого были эти пять единиц боевой техники и взвод бронебойщиков из батальона Филимонова, дал команду танкистам, расположившимся на северной опушке леса в засаде, откатиться на двадцать метров назад вглубь леса и пропустить немецкий дозор, не выдавая себя. Бойцам противотанкового батальона была дана команда занять позиции и затаиться.
Дозор благополучно проследовал своим маршрутом, и вскоре на дорогу стала выползать основная колонна танков. Когда колонна вошла в расчетную зону обстрела, Селезнев дал команду: «Танкисты к бою!». Танки выкатились вперед, и бой закипел. До немецких танков было не более ста метров. Орудия били прямой наводкой. Все решали секунды, которые уходили на перезарядку орудий и наведения их на следующие цели. Уничтожению танков активно помогали бойцы противотанкового батальона, распечатывая борта «Фердинантов» и «Пантер» своими меткими попаданиями из противотанковых ружей.
С обеих сторон от дороги, на которой застопорилась колонна противника, простиралась жуткая непроходимая для техники болотина. Немцы быстро осознали безвыходность своего положения и начали под шквальным огнем нащупывать твердую почву по обочинам дороги, чтобы выбраться из этого ада. Времени на прицельный огонь у них не было, и поэтому они били судорожно наугад, торопясь и чаще промахиваясь, не создавая особых проблем атакующим их Советским бойцам. Уцелевшие немецкие танкисты покидали свои машины и перебежками отступали назад по дороге, откуда пришли. Танки дозора попытались прийти на помощь своим, терпящим неудачу танкистам. Но когда один из них был подбит, то второй развернулся и ушел вперед в неизвестность.
Из северной группы ушли только грузовики и часть мотоциклов, остальная же бронетехника была либо подбита, либо надежно закупорена в колонне между болот.
Дело шло к вечеру.
- Ночью немцы не сунуться. Если в течении ближайших двух часов не появятся самолеты противника, то до рассвета мы хозяева этих мест, -подумал комдив.
Полковник приказал перестроить колонну. Первыми пошли три уцелевших танка, которые устроили засаду на северной опушке леса. За ними обоз, изрядно пополненный ранеными бойцами. Далее двинулись артиллеристы занимать высоту «157», а замыкал колонну еще более поредевший пехотный полк.
Высоту «241» комдив решил пока не сдавать. Он надеялся на то, что сможет связаться с нашим командованием, дождаться подкрепления для удержания трех стратегически важных высот, простирающихся грядой, на расстояние в двадцать пять километров.
На высоте «157» связь с Советскими войсками удалось установить.
Коваленко было приказано всю боевую технику разместить на высотах и продержаться до полудня следующего дня, до подхода свежих сил. Обоз с ранеными отправить в тыл и самому с обозом прибыть немедленно в штаб армии для прояснения обстановки в районе недавнего боя.
Комдив оставил за себя командира танкового полка подполковника Лошаченко и на джипе вдвоем с водителем, прихватив радиста с его инвентарем, выдвинулись в район сосредоточения основных сил армии, обогоняя обоз.
На следующий день после сражения к 8.00 полковник Коваленко прибыл в штаб армии, доложил адъютанту командующего и стал ждать в приемной. Вскоре ему сообщили, что генерал назначил прием на 15.00. До этого времени полковник должен подготовить развернутый доклад о действиях его дивизии в окружении. Обязательно отразить сведения о потерях с нашей стороны и ориентировочно со стороны немцев.
Ровно в 15.00 комдив прибыл снова в штаб армии. Адъютант командующего уже ждал его у входа в приемную. Как только полковник поднялся по лестнице, адъютант быстрым шагом подошел к нему, отдал честь и пригласил в комнату для совещаний.
За столом сидели офицеры от майора и выше. Генерал-полковник, командующий армией, собрал всех командиров дивизий, высших офицеров штаба армии и пригласил командира отдельного танкового корпуса, переведенного под его начало.
- Товарищ генерал-полковник, полковник Коваленко по вашему приказанию прибыл, - отчеканил комдив.
Командующий встал, встали и все остальные офицеры.
- С возвращением Вас, Петр Францевич, - не по военному поприветствовал его комдив.
- Здравия желаю, товарищ генерал-полковник, - ровным голосом ответил Коваленко.
- Покажите на карте путь вашей дивизии, и подробно расскажите нам, каким это чудом вы сумели вырваться из крепких объятий такой мощной группировки противника.
Комдив начал свой рассказ, который вперемежку с вопросами офицеров продлился около пяти часов. В конце разговора, командующий приказал полковнику подготовить списки офицеров, которых необходимо представить к наградам, в том числе и посмертно. Позже составить списки сержантов и рядовых, которые также достойны наград.
- Товарищи офицеры, все свободны, кроме полковника Коваленко. Начальника штаба попрошу тоже остаться.
Когда все вышли, командующий обратился к начальнику штаба армии, - подготовьте приказ о назначении полковника Коваленко командующим корпусом. Подготовьте также приказ об укомплектовании его дивизии из числа новобранцев и пополнения, прибывшего из других подразделений и госпиталей. Дивизию объединить с отдельным танковым корпусом – это и будет вновь образованный корпус, командовать которым я назначаю полковника Коваленко.
Командующий отпустил начальника штаба и продолжил разговор с полковником.
- Петр Францевич, нашей армии приказано удерживать плацдарм по фронту на протяжении семидесяти пяти километров, чтобы дать возможность благополучно отойти нашим соседям на левом фланге. Задача состоит в том, чтобы не провалиться и не позволить немцам окружить и уничтожить отходящие с большими потерями две пехотные и одну танковую дивизии. Вы очень своевременно зацепились за высоты. Мы направили туда подкрепление, но фашисты будут стремиться, любой ценой овладеть этим плацдармом, чтобы с севера ударить по отступающим дивизиям. Корпус, которым вы будете теперь командовать, должен наглухо заблокировать немцев на этом направлении, для чего вам предстоит овладеть еще тремя высотами южнее. Так вы образуете оборонительную линию длиной 35 км. Отдавать эти высоты нельзя, ни при каком раскладе, до того момента пока не будет дан для этого приказ. Кроме того, нам нужны сведения наземной разведки о составе и численности немецкой группировке на нашем участке фронта. Также необходимо знать планы противника на ближайшие две-три недели. Любая подобная информация в нашем положении, как глоток воздуха. От нее зависят многие жизни. В вашем докладе вы упоминаете о диверсионной группе, которую направили в тыл к противнику. С ними необходимо связаться срочно и передать задание. Нам нужен язык – офицер высокого ранга из штаба армии генерала Гоффа.
Кто командует вашей разведгруппой?
- Капитан Колесников.
- Офицер опытный?
- Профессиональный диверсант. Хорошо зарекомендовал себя еще в Финскую компанию, воевал в Испании.
- Ну, что ж, не буду задерживать. Принимайте корпус. Приказ сегодня будет доведен до всех командиров подразделений, которые перейдут в ваше подчинение. В 20.00 жду вас с командиром танкового корпуса с планом по занятию высот. С Колесниковым свяжитесь в ближайшее время. У вас есть такая возможность?
- Попробуем достать через эфир.
- Тогда я вас не задерживаю.

Гл.3 Неожиданные встречи.
В это самое время в противоположную сторону направились разведчики с сержантом Мартыновым во главе. Им предстояло догонять свою роту, которая сейчас пробиралась по болоту в район, который комдив определил для создания баз боевого и технического обеспечения диверсионных групп. Первой такой группой должна будет стать разведрота капитана Колесникова.
Если война затянется надолго, а это было уже ясно и понятно, то заброска подрывных групп в тыл к противнику будет делом обычным и необходимым.
В километре от Осиновки Мартынов распорядился замаскировать мотоцикл, а дальше двигаться пешим ходом, да и дорог хороших дальше не было. Первым шел Линев, за ним, на расстоянии прямой видимости шагали Щеглов и Мартынов, таща на плечах три немецких автомата, свои ППШ и рацию.
Вскоре Линев подал сигнал «Затаиться». Впереди кто-то был. Он еще сам не понял, кто там за кустами прячется, но только птицы своими тревожными голосами выдали незнакомца. Разведчик на цыпочках, мягко, как кот, нащупывая твердую почву под ногами, прокрался метров на тридцать через осинник и, вдруг заметил на поляне мужика в телогрейке, с большой окладистой бородой и посохом в руке. Неподалеку от него паслась пестрая упитанная корова. Линев обошел поляну, подкрался к мужику сзади и тихонько, но резко приказал, - руки вверх. Мужик никак не отреагировал, а лишь спокойно сказал, - сам руки вверх.
- Ты что, дед, пулю захотел?
- А ты, что, такой герой, в безоружного стрелять станешь?
- Кто такой? Куда идешь?
- Человек я. И ни куда не иду. Видишь стою.
Тут подтянулись Мартынов и Щеглов. Мартынов обратился к старику, озираясь по сторонам, выясняя, все ли спокойно вокруг. Было тихо. Птицы тоже успокоились. Лишь легкий ветерок играл листьями деревьев.
- Из какой деревни?
- Из Ежей, хлопцы; слыхали про такую деревню.
- И слыхали и бывали, но вот тебя там не видали.
- Да вы бы меня и тут не увидали, если б я не захотел.
-Смотри, какой лихой дед, - заметил Щеглов, - ты еще скажи, что заметил нас раньше, чем мы тебя.
- Да я вас час тому назад наблюдал, когда вы немецкий мотоцикл прятали в кустах.
-Что ж ты не спрятался, - спросил Линев?
- А зачем?
- Да, мало ли? Время такое, что можно на лихих людей напороться, как думаешь?
- Да какие ж вы лихие. У вас дело тут, нечто я не вижу? Птицу видно по полету. От немцев прячетесь, значит вы не с ними, на дезертиров тоже не похожи, уж больно уверенно себя чувствуете в лесу, рация, опять же, да и идете правильной дорогой, прямо в "Большие Кочки", а там немцев нет, и не будет.
- Почем знаешь? - спросил Мартынов.
- Дороги они туда не найдут.
- А ты найдешь?
- Я, найду.
Мартынов оглядел старика внимательно, - на вид лет шестьдесят, рост средний, здоровья крепкого; значит много ходит. Охотник, не иначе. За голенищем кирзовых сапог спрятан нож, в правом рукаве, однако, тоже нож прячет, да и под телогрейкой в разных местах рассованы какие-то штуки.
- Ты как к немцам относишься? - спросил Мартынов.
- Немцы, мужики серьезные. Я их еще с четырнадцатого года знаю. Но не везет им у нас. Сколько не лезут к нам, все время с набитым рылом уходят назад. И в этой войне им рыло набьют, вот увидишь.
- Молодец, дед, грамотно рассуждаешь. Как тебя найти, если что?
- А зачем вам меня искать?
- Ну, мало ли. Вдруг молочка захотим. А у тебя вон коровенка имеется, а?
- Иван Евстафьевич я, Матвеев. В Ежах мой дом крайний, аккурат у оврага, двор огородом к реке спускается. Домик рубленный небогатый такой.
- Да зачем тебе дом богатый, ты сам как бриллиант в огранке, цены тебе нет, - пошутил Мартынов и похлопал старика по плечу, - нам пора, еще увидимся. Будь здоров! И вот еще, ты нас не видел, понял?
- Понял. Как не понять? Только, вот что, сержант, ваши тут с утра пошли в Кочки, попадут они в засаду, так и знай.
- Стоп! - сказал Мартынов, - ты откуда знаешь про них. И почему знаешь про засаду? Говори! Ну!
- В Кочки дорога одна, мимо Анютиного острова. Если немцы про вас пронюхали, поставят пулемет на острове и всех положат, когда те мимо пойдут.
- Что делать?
- Раньше немцев надо поспеть на остров и не пускать их туда.
- Где он и как его занять? Да и кто занимать будет? Мы что ли втроем? А как оттуда выбираться?… Да, дед, ошарашил ты нас.
- Я так смекаю – немцы пойдут туда дальней дорогой, потому что короткую они не знают. Вам надо идти через Заячий остров. От него есть дорога на остров Анютин. С Анютиного острова немцы вас не выпустят. Есть только одно средство –отсидеться в болоте денек-другой. Давай бумагу и карандаш я вам все обрисую, как есть.
Иван Евстафьевич начал рисовать схему, одновременно комментируя свои действия. Мартынов обратил внимание на то, как толково он все это изображает и понятно объясняет.
- Ты где служил у царя-батюшки, - спросил Мартынов.
- Да, как и ты, в разведке.
- Награды имел?
- Имел, - не без гордости, глядя прямо и твердо в глаза сержанта, ответил старик, - три «Георгия» у меня.
- У-у-у!, - многозначительно протянул восхищенный разведчик, - ну, тогда давай рассказывай, как нам пробраться к месту.
Старый разведчик доходчиво и подробно растолковал молодым бойцам, как надо действовать и в конце добавил, - ну, а как встретить немца, вас учить не надо. Видал я, что вы с ними творили всю прошлую неделю. Если и дальше так пойдет, они скоро закричат «Капут». – помолчав немного, добавил, - здесь неподалеку есть немного патронов и несколько гранат, возьмите, вам пригодятся.
Старик подвел разведчиков к своему тайнику, который располагался в дупле старого дерева. Вытащил сначала несколько гнилушек, а уж потом начал доставать гранаты одну за другой и магазины от немецких автоматов, а в последнюю очередь достал ракетницу и несколько патронов к ней.
- Ну спасибо, Иван Евстафьевич! Вы не перестаете нас удивлять, - бросил сержант. - а где это-то добро взяли?
- Да, потеряли тут два немецких парня, а я подобрал, - смеясь в бороду, каким-то скрипучим смехом, ответил дед.
Пополнив запасы боекомплекта, и распрощавшись со стариком, разведгруппа продолжила свой путь.
Пройдя несколько сот метров, Линев снова подал сигнал «Опасность». Все затаились. Изучив обстановку, он позвал разведчиков к себе. Подошедшие, Мартынов и Щеглов сначала опешили и переглянулись.
- Ай, да дед!, - присвистнув, вымолвил Мартынов.
Перед ними в густой высокой траве, раскинув руки в стороны, распластались два мертвых немца. Судя по всему, это была разведгруппа. Оба они были одеты в камуфляжные комбинезоны. У одного была глубокая ножевая рана слева на груди, у другого такая же под левой лопаткой.
- Вот они эти два немецких парня, потерявшие свое оружие…, -задумчиво, из глубины груди выдохнул Щеглов.
- Ну что, Серега, как думаешь, как они здесь оказались и зачем?, - обратился Мартынов к своему другу и сослуживцу, Щеглову.
- А что тут не понять, Аркаш? Ребята спортивные, снаряжение легкое, по одежде – разведчики, груза при них нет, только оружие, значит, посланы на поиски диверсионной группы, которая взорвала мост.
- Вот именно, - подтвердил предположение разведчика Мартынов. Более того, таких групп должно быть несколько. Вот эта ракетница, которую нам дал старик, у них была для связи. Ракеты трех цветов, значит и условных сигналов несколько. Например, «Группу обнаружил», «Общий сбор», «Прошу подкрепления» и т.д. Поэтому нам надо спешить, чтобы избежать ненужных встреч. Этих двоих скоро хватятся и начнут прочесывать все доступные места в окрестности.
Прежним порядком группа продолжила движение. Вскоре твердая почва стала все чаще перемежаться болотиной. Все реже становился лес. После двух с половиной часов пути, когда солнце клонилось к закату, вышли на начало того болота, где старик обозначил пунктирной линией на схеме тропинку-брод, ведущую на Заячий остров.
- Давай-ка, Женька, вырежи три слеги, - обратился Аркадий к Линеву, - да, только не шуми.
Пока Линев нарезал слеги, Мартынов и Щеглов определяли маршрут и направление своего дальнейшего пути.
Когда все было готово к выдвижению, солнце наполовину спряталось за горизонт, оставляя разведчикам минимум времени и максимум риска попасть в западню. Впереди их ждет неизвестность. Хотя они и верили старику, но разведчик, по сути своей, относится к такому типу людей, которые ничего не принимают на веру. Его и учат всем премудростям следопыта, языку природы, устройству всевозможных ловушек, тактике поиска, засады и ведения боя не только для того, чтобы он их применял, но и для того, чтобы сам не попал в ненужный переплет. Разведчик – не штурмовик. Он нужен живой. Главная его ценность – это информация, добытая там, где ее так просто не выдают. Однако, навыки, приобретенные в разведшколах, делают этих людей невероятно живучими в любых экстремальных условиях природы, а также при столкновении с противником. Вот эта воспитанная в разведчике способность сомневаться во всем и во всех делает его осторожным и незаметным для врага. Несмотря на то, что бой – это крайняя мера и, как правило, в планы разведгрупп не входит, но цену себе в бою разведчик знает и боя не боится, потому, что в открытом бою он стоит двух-трех обычных стрелков. А уж в лесу или в горах одним десятком военных охотников не обойтись, если они захотят взять одного, хорошо обученного разведчика-диверсанта.
В то время, когда группа Мартынова, согласно нового плана, начала свое выдвижение в направлении Заячьего острова, разведрота во главе с капитаном Колесниковым расположилась на первый привал. Колесников надеялся, что Мартынов с ребятами нагонят их на этой стоянке и, поэтому, время отдыха увеличил до получаса, вместо запланированных пятнадцати минут. Он подозвал к себе старшину Шахрая и приказал выслать наблюдателя, пока не начало темнеть, чтобы тот тщательно осмотрел в бинокль Анютин остров на предмет неожиданного появления там немцев. Радисту капитан приказал включить рацию на прием и слушать эфир на второй запасной волне.
- Если мы беспрепятственно проскочим мимо острова, - думал командир, - дальше немцам нас не достать.
В другой части болота группа Мартынова начала свой бросок. По пояс в воде, один за другим на расстоянии трех шагов, неся на плечах оружие, боеприпасы и рацию, нащупывая слегой относительно твердое дно, шли неутомимые Советские разведчики на перехват огневой позиции, от которой зависела судьба их товарищей.
В эфир выходить нельзя, а другого способа предупредить командира о том, что ситуация изменилась не было.
Вскоре дошли до последнего ориентира, от которого нужно сделать поворот налево и двигаться вдоль камышей еще четыреста метров и первый этап пути будет пройден. Заячий остров уже виден. Остров расположен в семидесяти метрах от твердого берега, приближающегося к острову длинной грядой. Эта гряда почему-то называется «Тещин язык». Может быть из-за своей формы. Длина ее около ста пятидесяти метров, а ширина не более тридцати. На всем протяжении две выразительные извилины, придающие гряде форму дразнящегося языка.
Солнце совсем уже спряталось. В небе начали поблескивать первые звездочки, когда группа вышла на маленький остров, диаметром не более десяти метров, образованный скалой, торчащей из болота, как зуб. В расщелины камней устремили свои корни две небольшие березы. Остальная поверхность каменистого острова покрыта мхом и небольшим кустарником. Вокруг остров был окольцован плотно растущими камышами. В ста метрах, как корабль, возвышался над болотом Анютин остров.
На высоком берегу Анютиного острова немцы могли бы устроить засаду на разведроту, которая должна вскоре пройти по броду на расстоянии менее ста метров с северной стороны от острова. Этого нельзя допустить.
На Анютин остров дорога лежит через «Тещин язык». С нее далее вброд на Заячий остров, где засели разведчики. А уж потом вброд, по прямой, еще сто метров до главного острова.
Следов пребывания немцев на этом острове не было, значит, их нет и на Анютином острове. Это вселяло надежду на то, что никакой засады немцы и не думали устраивать. А коль так, то нет смысла перебираться на следующий остров. Решили переночевать здесь, а поутру вернуться в осинник и догонять своих товарищей. На всякий случай, решили дежурить поочередно, дабы не быть застигнутыми врасплох. «Чем черт не шутит», вдруг все не так уж и безопасно. Первым вступил на дежурство Мартынов.
Не прошло и десяти минут, после того, как все устроились на ночлег, тишину ночи нарушил какой-то странный звук, долетевший со стороны гряды. Мартынов толкнул Щеглова и ткнул указательным пальцем в сторону гряды. Щеглов, обладавший отменным тонким слухом, кивком головы подтвердил опасения сержанта, давая понять, что тоже слышит нечто такое, что заслуживает пристального внимания. Скоро стало ясно, что по гряде движется группа людей. Шум нарастал. Сомнений не оставалось. Идет отряд. Отчетливо слышались шаги и звяканье оружия.
Рассредоточившись по острову, выбрав удобные позиции для боя, разведчики стали ждать. Вскоре на мыс вышли немецкие стрелки. Послышались негромкие команды их командира. Нащупывая брод длиной слегой, в воду вошел один немецкий солдат. Пройдя метров десять, он поднял руку, давая знак остальным, что можно идти за ним.
- Стрелять по моей команде, - тихим спокойным голосом сказал Мартынов, находящийся в центре позиции.
Когда группа из десятка солдат прошла чуть более трети пути и до них оставалось метров тридцать-сорок, Мартынов тихо, коротко и четко сказал - «Огонь!».
Шквал огня из коротких прицельных, но частых автоматных очередей обрушился на немцев. Крики, стоны и ответный огонь усилили танец смерти. С гряды заработали два пулемета, облизывая свинцом скалистый остров. Разведчики были прижаты к земле.
На некоторое время огонь стих. Гробовая тишина нарушилась новыми командами немецкого командира. Вблизи от острова с трех сторон стали рваться одна за другой немецкие гранаты. Снова заговорили пулеметы. На разные голоса запели рикошеты пуль, отчаянно бившие по скалистому южному склону острова. Под прикрытием пулеметов, немцы снова полезли в воду.
Двумя короткими очередями Щеглов прицельно выстрелил в точку, откуда бил один пулемет. На некоторое время этот пулемет замолчал. Но скоро снова наперебой заговорили два пулемета.
- «Гранаты к бою!», - скомандовал Мартынов.
Немецкие гранаты с длинными ручками можно забрасывать довольно далеко.
После удачной атаки гранатами немцы были снова отброшены.
- Женька, ты ранен?, - крикнул Мартынов, - что с тобой?
Бледное, искаженное болью лицо Линева медленно опускалось вниз к земле. Упершись лбом в камень, сильно напряженным голосом Линев выдавил, - в руку…
Сержант подполз к Линеву, перевернул его на спину и аккуратно притянул к себе раненную руку разведчика. Весь рукав обильно пропитался кровью, ткань рукава выше локтя была прорезана, на землю сочилась кровь. Мартынов разорвал рукав и стал быстро перевязывать раненого.
Оказав помощь другу, он перекатился на прежнее место, и стал помогать Щеглову отражать очередную атаку немцев. Линев, изловчившись, стрелял одной рукой. Вскоре бой затих. Немцы ждали подкрепления.
- Что будем делать, Аркадий, - обратился к командиру Щеглов, - скоро подойдет к ним подкрепление и нас выкурят отсюда.
- Выходи на связь с Колесниковым.
Включили рацию. Колесников сразу вышел в эфир. Рота сейчас проходила мимо Анютиного острова.
- Можно отчаливать, - заключил сержант, - пойдем обратно в осинник; на Анютин остров нам не пробиться, на воде будем, как на ладони. До камышей ныряем, а там вдоль камышей полуприсядью в темноте дойдем до поворота, дальше будет видно.
Покидая остров, Щеглов установил растяжку, зажав в камнях гранату.
Немцы больше не лезли в воду, обдумывая план дальнейших действий, выстреливая в воздух осветительные ракеты с периодичностью в несколько минут. Первой в небо взметнулась красная ракета. Видимо она означала сигнал о том, что группа обнаружена или это был сигнал «Нуждаемся в подкреплении».
Бросив немецкие автоматы с пустыми магазинами, налегке группа выдвинулась в обратный путь. Пронырнув поочередно небольшой участок светлой воды, до поворота прошли тихо без приключений. От поворота пришлось снова проныривать светлую прогалину. Первым пошел Мартынов, вторым Щеглов, за ними Линев налегке. Раненный Линев не смог пронырнуть весь участок за один раз и высунул голову из воды раньше времени. Немцы, зорко следившие за всей гладью воды, заметили его и открыли огонь. Линев теперь не скрываясь побежал в полный рост, стараясь скорее уйти из зоны видимости.
Упал он уже в темную воду, на этот раз пуля попала в ногу. Друзья подхватили его под руки и быстро потащили к берегу. Пули свистели над их головами, но путь пулям преграждал клин берега далеко выступающий в том направлении, откуда вели огонь немцы.
Осмотрев рану, Щеглов, как-то грубо, рассмеялся, - везучий ты, Женька, вторая пуля и опять на вылет. Кость тоже не задета. Такие раны для таких как ты должны быть в удовольствие.
Линеву было не до смеха, но он все же скривил губы, изображая подобие улыбки. Не так он был воспитан, чтобы раскисать.
Закончив перевязку, разведчики наскоро смастерили носилки из двух осиновых жердей и ленточек, нарезанных из коры молодой осины, сверху постелили плащ-палатку, уложили на них Линева и решили пробираться в Ежи, к старику.
- Дед надежный, - думали они, - что-нибудь придумает.
- Немцы наверняка за нами погонят своих охотников, - вслух подумал Мартынов, - надо торопиться.
Пройдя немного пути, услышали взрыв со стороны Заячьего острова.
- Сработала! - радостно заметил Щеглов, намекая на грамотно установленную растяжку.
В Ежи добрались только к утру. Линева спрятали на сеновале. Иван Евстафьевич пообещал, что все будет в порядке, раны не такие уж тяжелые.
- Парень молодой, здоровый, поправится скоро, - заверил он.
Наскоро перекусив, разведчики покинули дом старика.





Гл.4. На болоте.
В "Большие Кочки" прошли беспрепятственно.
К слову о "Больших Кочках". Такое название это место получило потому, что среди бескрайних болот были места, в основном острова, которые возвышались над водой, как большие корабли. Некоторые из них высоко стояли, покрытые лесом. Другие словно лепешки с причудливыми формами простирались на десятки или сотни метров в длину и ширину. Видимой дороги сюда не было. Пройти можно только бродами, известными ограниченному кругу людей, в основном охотникам из окрестных деревень.
Несколько дорог, скрытых под болотной гладью, знали капитан Колесников и сержант Мартынов, бывавшие в этих местах во время полковых учений, еще в мирное время.
Точного количества островов никто не знал, но только крупных было не менее тридцати. Колесников бывал всего на пяти больших островах и знал броды к ним. Остальное пространство предстояло разведать и спланировать под склады и базы.
Разведчиков он повел на остров, где планировал оборудовать основную базу. Это место располагалось почти в середине бескрайнего болота. Добрались в назначенный пункт только к рассвету. Этот остров был не самый большой, зато высоко торчал из воды и со стороны брода имел скалистый берег, что могло дать преимущество в бою, если вдруг когда-нибудь придется его оборонять. Три метра над водой позволяли оборудовать склады, блиндажи и землянки. Длина его была около семидесяти метров. Вся его территория покрыта лесом, и это обеспечивало необходимую маскировку против воздушной разведки противника.
Измотанные длительным переходом люди сложили рации и всю остальную поклажу в одно место, оставив при себе только оружие, разлеглись на траве, чтобы перевести дух.
Минут через пять Колесников поднял роту, не позволяя бойцам уснуть в мокрой одежде. Четко распределив обязанности между подчиненными он тоже занялся приведением в порядок своей одежды.
В небольшой балке развели костер и натянули над ним между деревьями брезентовый тент, чтобы обеспечить необходимую светомаскировку. Развесив мокрую одежду на ветки деревьев вокруг костра, разведчики расселись в кружок для приема теплых воздушных ванн, смешанных с дымом костра.
Отогревшись после вынужденных водных процедур, сидя в одних трусах вокруг костра, сильные молодые мужчины смешно клевали носами, путешествуя между сном и реальностью. Время от времени то один, то другой что-то бормотали. Иногда люди сквозь сон вступали в какие-то странные несвязанные диалоги и говорили несуразные вещи, беседуя с призрачными образами, которые генерировал их мозг, делая неуместные посылки из подсознания в сознание.
Вскоре рассвело. Колесников дал возможность еще два часа поспать разведчикам и объявил подъем.
- Шахрай и Семин, пойдете в дозор на сутки. Не доходя ста пятидесяти метров до Анютиного острова, слева, за камышами, имеется высокая кочка, метров десять в диаметре, там оборудуйте постоянный пост и хорошо его замаскируйте. Оттуда отлично просматривается остров и болото, где проходит большая часть брода. Через сутки, на рассвете, вас сменят. Ваша задача контролировать брод и следите за Анютиным островом. Не забывайте, что Мартынов с ребятами вот-вот подойдут, если, конечно, у них все в порядке. Если появятся немцы, дадите знать. С ними наверняка будет проводник. Нейтрализуете проводника, и они дальше не сунутся. Путей к отступлению практически нет. Можно отойти вглубь камышей и не более того. Дальше топь. Спать поочередно. Возьмите суточный поек и вперед.
- Есть!
Не выспавшиеся Шахрай и Семин оделись и стали основательно готовиться к выдвижению на пост.

Гл. 5.«Военный курорт»
На сеновале, где разместили Линева, Иван Евстафьевич оборудовал для него удобную лежанку на втором ярусе, а вход под самую крышу забросал прошлогодним сеном.
Обеспечив надлежащую маскировку своего подпольного госпиталя, старик приступил к приготовлению лечебных снадобий. С детских лет он любил, хорошо знал и понимал природу. Этот божественный мир платил ему взаимностью и открывал свои тайны, которые были неведомы большинству представителей рода человеческого. Леса и поля, реки и озера этих мест поистине были его вторым, если не первым домом. И, если болото, для большинства людей представлялось чем-то страшным и грязным, то для него это была богатейшая природная кладовая, в которой в изобилии можно добывать и пищу, и лечебные травы, и многое другое, что необходимо человеку в различные времена и использовать его, как укрытие, в самых непредвиденных ситуациях. Охотник по сути своей и разведчик по воле судеб, Иван Евставьевич изучил язык птиц и зверей и мог подражать им с поразительной точностью. По голосам в лесу он безошибочно определял причины, которые побуждают выдавать себя зверю или птице. Не всем ведомо, что при появлении животного или человека, любая птица подает сигнал тревоги с различной тональностью, и лишь чуткое ухо прирожденного охотника способно уловить эту разницу.
Сто раз ошибается тот, кто, не будучи истинным охотником или профессионалом, попытается соперничать с таким знатоком природы и играть с ним в прятки в лесу, горах или на болоте.
Время летит быстро и так же быстро, под присмотром местного кудесника, поправлял свое здоровье молодой разведчик. Но, если бы жизнь была так легка и свободна, и, если бы все люди на земле научились любить друг друга и сострадать, рай был бы не в мечтах человечества, а здесь, рядом, на земле. К сожалению, эгоизм и амбиции, заставляют нас порой быть жестокими, порождая все большую жестокость и нетерпимость вокруг себя.
Вот и теперь с приходом немцев, в деревне началось деление на своих и чужих. Кто-то сочувствовал немцам, кто-то ждал своих освободителей, а кто-то стал откровенно и преданно служить оккупантам. В деревне появились полицаи, из местных. Некоторые служили немцам, не желая возврата прежнего режима, но большинство из них продавались за шмат сала и ту власть над людьми, которой они не достойны, и которой им никто не доверил бы в прежние времена. Это были предатели и настоящие отбросы общества.
В полицаи записался и сосед Ивана Евстафьевича, Федор Сумгин. Не один десяток лет он прожил в соседях и все годы с цинизмом и завистью смотрел на Ивана. Он завидовал всему. И тому, что тот удачливый охотник и рыбак, и тому, что живет со своей женой душа в душу, и тому, что живность у Ивана всегда справная, и его сноровке во всем, что бы тот ни делал.
Сам же Федор был ленивый и не умелый хозяин, да и с людьми жил не в ладу. Его не любили в деревне, а он еще сильнее не любил и презирал односельчан. Эта ненависть, подозрительность, настороженность и природное недоверие к окружающим делали его нюх на людей необычайно острым, как у лучшей ищейки.
Проснувшись сегодня раньше обычного, с головной болью, после вчерашней попойки, Федор вышел на улицу по нужде. Проходя мимо курятника, он обратил внимание на Ивана, который проходил по своему двору, направляясь в дом со стороны сеновала.
- Иван! – окликнул его Федор, - ты, что так рано встал? Иль не спиться?
- Да, что-то кишки крутит, вот и маюсь. А сам-то что не спишь? Скотину не держишь, спи себе, да спи, - с намеком на природную лень Федора пошутил Иван.
- Делов помимо скотины много, вот и не сплю. Да еще тут какая-то банда на болотах объявилась. Ты никого не встречал в лесу иль на болоте в эти дни? А может, к тебе кто наведывался? Ты на краю живешь. К тебе первому придут.
- Нет, не встречал. Да и в лесу то уж давненько не был, - соврал Иван.
- Ври больше, старый лис, - подумал Федор.
Косясь боковым зрением на старика, Федор вдруг подумал, - а ведь ты что-то скрываешь, старая бестия; определенно что-то скрываешь, я это чую.
От внимательного взгляда старого разведчика не ускользнул косой взгляд соседа и коварная мысль, тенью пробежавшая по лицу предателя.
- Женю надо уводить, - подумал Иван Евстафьевич, -и чем скорее, тем лучше.
- Ладно, Иван, некогда мне тут лясы точить, служба ждет.
- Понимаю. Служба есть служба. Сам в молодости служил, а теперь себя едва таская.
Федор оделся, взял карабин и направился в сторону комендатуры.
Иван поспешно взобрался на сеновал, где его уже поджидал Линев.
- Ну, что, дядь Вань, застукали нас? Слыхал я ваш разговор. Уходить надо. Ты только после меня здесь все прибери до последней мелочи. Он наверняка немцев сейчас притащит.
- Не волнуйся, парень, иди по той дороге, о которой я тебе давича говорил. Не торопись и срежь обязательно слегу, чтобы не свалиться с дорожки. Заночуешь на третьем по счету островке, а завтра я тебя навещу, и пойдем дальше. Сейчас вынесу малость еды и, айда.
Только простыл след разведчика, как ко двору Ивана подкатил мотоцикл с двумя автоматчиками и Федором.
- Ну, что Иван, не спится, говоришь? Пойдем посмотрим на твою бессонницу. Сам выйдет твой гость, али вызволять придется?
- О чем ты, Федор, какой гость? - недоуменно пожав плечами, небрежно бросил Иван.
- Ладно, проверим.
Федор, выставив карабин вперед, стал медленно подниматься по старой лестнице. Оба немца с автоматами на изготовку стояли с боков сеновала.
- Трусишь, гад, - подумал Иван, заметив, как подрагивают ноги Федора.
- Ты осторожнее, Федор, лестница хлипкая, может заломиться.
- Сделал лестницу для таких же мелких, как сам, - зло огрызнулся Федор.
- Пугни тебя сейчас из сеновала, так завоняешь до самых пяток, - ехидно подумал Иван и скривил улыбку.
Убедившись, что на сеновале никого нет, Федор осмелел и уже бодрым голосом громко заорал, - Иван, ну-ка подь сюда.
Иван начал взбираться наверх. Федор позвал и немцев.
- Кто здесь валялся? - нащупав уплотненные слои сена, спросил Федор, с металлом в голосе.
- О, дорогой! Так это еще весной племяш мой тут обретался, - уверенно сказал Иван.
Федор поднял примятые слои сена, начал шарить рукой по доскам. Что-то смел ладошкой в кучку, переложил весь этот сор в левую руку и стал мять его, внимательно разглядывая на свету.
- Весной, говоришь? А хлебные крошки то свежие. Лучше сразу признайся, Иван, не то хуже будет.
- Да, что ты, Федор, нешто я тебя когда обманывал? Мне ли в эти годы с ними тягаться, - кивнул в сторону немцев Иван.
- Пошли, - резко крикнул Федор и глаза его стали злыми и беспощадными.
От сеновала Иван шел впереди, за ним Федор, а сзади два немца.
Вот послышался пересвист перепелки. Замолк и снова повторился.
- Значит, не ушел разведчик, - насторожился Иван и приготовился к решительным действиям. Он хорошо знал мир природы и понимал, что перепел начинает свое пение ночью и ни в коем случае не на крестьянской усадьбе.
В следующее мгновенье протрещали две короткие очереди, и оба немца, один за другим стали заваливаться на дорожку. Федор засуетился и в тот же миг получил резкий удар в пах твердым костлявым кулаком старика. Хрипло взвыв, с выпученными глазами он стал приседать на землю. Следующий удар ребром ладони Иван профессионально нанес в основание черепа и сосед, распластавшись, затих.
Линев, хромая вышел из-за сарая. Подойдя ближе ударом автомата добил полицая, схватил автоматы и запасные магазины к ним.
- Дядь Вань, бери гранаты, зови жену и к мотоциклу.
В считанные минуты они оседлали послушного железного коня и втроем понеслись в сторону болот.
Немецкий гарнизон подняли по тревоге, и погоня началась.
Три немецких мотоцикла с автоматчиками на расстоянии примерно трех километров от убегающих неслись на предельной скорости в сторону болот. Линев из последних сил, превозмогая боль в раненых руке и ноге, удерживал управление мотоциклом, стараясь держать скорость максимально возможной. Каждая кочка острой болью отдавалась в его ранах, а дальше распространялась по всему телу. Важно было не потерять сознание и не дать охотникам приблизится на расстояние выстрела.
- Давай, парень, тяни вон до той низины, - подбадривал его Иван Евстафьевич, - там успеем уйти в камыши и спрятаться за кочками.
Подъехали к болоту.
- Ну, айда!
Линев слез с мотоцикла и тут же припал на левое колено. Правая нога отказывалась идти. Старик подсел пониже, положил его правую руку себе на плечи, своей левой рукой крепко вцепился в ремень на пояснице долговязого Линева и резко потянул его вверх.
Несмотря на почтенный возраст, старый разведчик обладал большой физической силой. Евгений напрягся и в обнимку два русских воина, покачиваясь, вошли в воду.
- Марья, возьми оружие, - распорядился Иван Евстафьевич.
С каждой минутой расстояние между немцами и ними стремительно сокращалось. Отважная троица уже миновала камыши и приближалась к заболоченным кочкам, где по расчету «хозяина болот», можно было укрыться, а в это время на большой скорости к берегу подкатывали немецкие автоматчики, прыгая на ходу с мотоциклов. Свинец запрыгал по болоту, рисуя дорожки, поднимая брызги и наполняя воздух свистом пуль и трелями рикошетов.
Болото надежно скрывало спасающихся от погони и, тем не менее, пули пролетали совсем близко, подвергая смертельной опасности всех троих. Немцы не рискнули лезть в болото и обрушили шквал огня с берега наугад, так как точного места нахождения, спрятавшихся в болоте людей не знали.
Разрядив все магазины и решив, что теперь их не достать, немцы погрузились и уехали в деревню.
Когда стемнело, наши стали, не спеша, выбираться на берег. Пройдя вдоль берега несколько верст, они снова вошли в воду, и перебрались на небольшой остров, где провели ночь. На следующий день, к вечеру, добрались до основной базы разведчиков.
- Принимайте пополнение, товарищ капитан, - отрапортовал Линев, качаясь, как пьяный на своих ослабленных ранением и долгой ходьбой ногах.
- Спасибо вам, Иван Евстафьевич, за помощь. О ваших подвигах мы уже наслышаны. Все бы так воевали, как вы – фашистов не было бы и в помине на нашей земле.
- Служу Советскому Союзу! – серьезно ответил старик.
По сути, это было верно, но как-то не естественно или непривычно выглядело со стороны. Слышать эти слова из уст героического старика в крестьянской одежде было несколько неожиданно. Момент был поистине волнительный. Молодые разведчики смотрели на Ивана Евстафьевича и его жену с большим уважением и общались с ними весьма почтительно.
К старикам подошли Щеглов и Мартынов. Обняли поочередно Ивана и Марью и повели к столу, сооруженному из самодельных досок.
- Поешьте с дороги и отдыхать. Намаялись; видно сразу, что несладко пришлось. Ну, да ничего, теперь все позади. Все будет нормально, - успокаивал их Мартынов.
- Аркадий, ты особо не переживай, ведь я половину своей жизни провел в этих болотах. Это – мой дом родной.
Подошел младший лейтенант, Саули Вепраускас, опытный диверсант и разведчик. В нем сочеталось множество талантов. Он прекрасно владел ножом, был отменный рукопашник. Его тонкий слух и зоркий глаз восхищали сослуживцев. На любое задание группа шла уверенная в успехе, если в ней был Саули.
- Аркаш, пошли к командиру, - сказал он.
Колесников сидел за столом в землянке при открытой двери, через которую освещалось пространство в ней. На столе была развернута карта Первомайского района, где и находились эти болота.
- Слушай задачу, лейтенант, - тихим ровным голосом сказал Колесников.
- Получена шифровка. Нам приказано взять языка из старших офицеров, желательно штабных. Важно узнать, какими силами располагает противник на нашем участке, какие планы немцев на ближайшее время, ну и т.д. Судя по всему, штаб их группировки должен находиться где-нибудь недалеко от станции Узловой. Я думаю, что, вероятнее всего, в селах Узень или Ольховка. Станцию рано или поздно наши будут бомбить и, поэтому вряд ли штаб здесь. Хотя все может быть. Продумайте пути отхода. Поговорите со стариком на предмет бродов с южной стороны болот. Где можно укрыться, в случае погони. Подробно расспроси его, как им удалось так лихо улизнуть из-под носа немцев. На подготовку вам сутки. Завтра в ночь пойдете. Старший Вепраускас. В группе: Мартынов и Щеглов. Все ясно?
- Так точно.
- Встречать вас будем вот здесь, - и Колесников прочертил коротенький отрезок на карте с южной стороны болот, - в случае погони поддержим огнем. Идите, готовьтесь.
Иван Евстафьевич подробно объяснил разведчикам, откуда лучше заходить в болото и по каким тропам и как продвигаться вглубь болот.


Гл.6. Поиск
В поиск вышли в полночь.
К станции Узловая вышли, когда солнце было уже высоко. Наблюдение решили вести из засады, оборудованной на опушке леса. Отсюда хорошо просматривалась сама станция и прилегающие к ней дороги. На площадке возле небольшого вокзала было оживленно. В бинокли можно было разглядеть погоны немецких офицеров, которые давали распоряжения солдатам и железнодорожникам. Судя по всему, ожидалось прибытие какого-то важного груза.
Вскоре, дыша парами, стал прибывать состав с военной техникой и большим количеством солдат. Из зеленого вагона вышла группа офицеров, среди которых выделялись два полковника. Они шли впереди группы.
- Эти наверняка знают цель прибытия состава, - сказал Вепраускас Мартынову, держащего перед глазами бинокль.
- Быстрее всего их повезут в сторону штаба, - ответил Мартынов, - туда и двинем.
Полковники сели в стоящий неподалеку мерседес и машина запылила по дороге в Ольховку.
- Снимаемся, - скомандовал лейтенант, - лесом часа через три будем на месте.
Наметив первый ориентир, разведчики осторожно стали продвигаться к намеченной цели. Первым, в дозоре, пошел Щеглов, следом, на расстоянии прямой видимости шли двое других.
До деревни дошли без приключений. Дождавшись темноты, разведчики вышли на задние дворы крайней деревенской улицы. Осмотрелись, послушали темноту минут десять. Все было тихо. Лая дворовых собак не было слышно, как обычно бывает в деревнях. Скорее всего их немцы перестреляли, проверяя дома селян. Но это обстоятельство было только на руку разведчикам. Если штаб группировки здесь, то он должен был находиться в каком-нибудь большом доме или в здании бывшего сельского совета. Таких зданий в деревне было два. Они находились в центре села.
Возле здания сельского совета стоял тот самый мерседес, в который три часа назад сели два немецких полковника. На входе в здание дежурили два автоматчика. Два окна были освещены. По всем признакам это и был штаб.
Теперь важно было дождаться того времени, когда закончится работа в штабе и найти приемлемый вариант взятия языка.
После полуночи из штаба вышел офицер в сопровождении автоматчика. Оба сели в машину и, проехав пять дворов, остановились напротив усадьбы с хорошим бревенчатым домом. Во дворе дежурил часовой.
Разведчики задними дворами подошли к усадьбе. Часового сменил автоматчик, прибывший с офицером.
Из дома вышел хозяин и поприветствовав прибывшего начальника стал по холуйски сопровождать его в дом, открывая перед ним одну дверь за другой, кланяясь головой и повторяя каждый раз bitte schon. Водитель закрыл машину и тоже вошел в дом.
- Подождем, пока улягутся, - глядя на товарищей, рассуждал лейтенант.
Через полчаса было решено убрать часового и готовить захват офицера. Задача была не из легких. Кроме часового, в доме находились, по крайней мере, трое, которые могли не только наделать шума, но и оказать активное сопротивление.
Идеальный вариант для такой операции – это выманить их из дома. Но как это сделать? Более того, если убрать часового, то времени на все останется менее двух часов, до следующей смены часового, но еще нужно время на то, чтобы уйти подальше в лес.
Младший лейтенант, лучший специалист из троих, оставил свой автомат друзьям, а сам тихо, как кот, мягкой поступью стал пробираться через сад поближе к часовому. Мартынов и Щеглов остались в конце огорода, обеспечивая прикрытие, на случай срыва операции, а также для захвата или нейтрализации, неожиданно вышедшего в уборную, если такое произойдет.
Вепраускас затаился за кустами смородины, держа наготове нож. Неожиданно скрипнула входная дверь, и на пороге показался хозяин дома. Обеспечив покой постояльцам, он решил перед сном сходить по нужде. Часовой проводил его взглядом в темноту, стоя спиной к разведчику. В районе уборной послышался шорох. Немец напряг внимание и в это мгновение в его сторону полетел нож разведчика. Удар был такой сильный, что нож вошел в его спину по самую рукоятку. Парализованный болевым шоком он, как подкошенный упал на землю. Вепраускас словно тень приблизился к нему, снял с его шеи автомат, поднял на руки, как ребенка, и бесшумно унес в глубину сада. Там уже был нейтрализован хозяин дома.
Щеглов натянул китель немца поверх маскировочного халата, надел каску и встал на пост возле входа в дом. Вепраусказ и Мартынов тихо вошли в дом.
В коридоре, на топчане отдыхал водитель. Мартынов приблизился к нему, но в этот момент из дальней комнаты послышался сонный женский голос, - Коль, ты, что ль там?
- Значит офицер в левой комнате, - мелькнула мысль у лейтенанта.
Он тихо открыл дверь и быстро прошмыгнул в глубь, ориентируясь на ходу. Полковник еще не успел крепко уснуть. Он заподозрил неладное и потянулся к кобуре, лежащей вместе с портупеей на табуретке близ кровати. Разведчик, в кошачьем прыжке прижал офицера сверху, заламывая ему руки.
Немец закричал, но получив сильный удар в область солнечного сплетения, скорчил гримасу скорби и ужаса. От этого шума проснулся водитель, но сильным ударом в челюсть чугунным кулаком Мартынова был введен на некоторое время в бессознательное состояние.
На шум выбежала хозяйка, пытаясь разглядеть, что происходит, но Мартынов, зажав ей рот одной рукой, кулаком другой ударил сверху по голове. Она затихла.
Мартынов вернулся к водителю и добил его ножом. Хозяйку связали и сунули в рот кляп. Офицера одели, заткнули рот и, связав руки за спиной, вывели из дома.
До новой смены караула оставалось чуть больше часа. Времени было в обрез. Толкая пленного вперед, разведчики исчезли в глубине сада.
- В лучшем случае, через час начнется погоня, - сказал командир, - надо спешить.
- Через Узловую идти нельзя. По тревоге поднимут всех, а там немцев много, все дороги перекроют, - сказал Мартынов, - в обход далековато, если пойдут с собаками по следу, то рано или поздно загонят в западню.
- Пойдем в обход. Все равно другого выхода нет, - скомандовал лейтенант, - а там, как повезет, придумаем что-нибудь.
На том и порешили.
Прошло чуть больше часа, и в небо взмыла красная ракета. Гарнизон подняли по тревоге.
- Поднажали, мужики, - поторапливал лейтенант.
Мартынов и Вепраускас крепко прихватив немца под локти, практически не шли, а бежали. Щеглов нес на себе все три автомата.
- Хорошо, что фриц не слишком толстый, - заметил Мартынов.
И, тем не менее, время от времени, приходилось его подпинывать, заставляя бежать быстрее. Немец тяжело дышал и все больше замедлял шаг.
Лая собак слышно не было, но рев моторов со стороны Узловой и Ольховки был слышен.
- Эх! Достать бы мотоцикл, - с досадой мечтательно выдвинул концептуальную версию Мартынов.
- На мотоцикле мы еще быстрее влетим, - заметил глубоко дышавший своей богатырской грудью Щеглов, - они быстро заблокируют все дороги.
- А помните, что старичок говорил про заливной луг. До него километров пятнадцать отсюда. И дорог больших туда нет. Я думаю, что навряд ли они перекроют путь туда в ближайший час. Имея мотоцикл, через погост по лугам мы могли бы доскочить до заливного луга, а дольше пешим ходом к болотам… ищи потом ветра в поле.
- По заливному лугу далеко до болота? – спросил лейтенант.
- Километра полтора, - ответил Мартынов.
- Значит, своим ходом в те края часа четыре пути. Без техники нам не уйти. Ну что ж, будем идти, пока не наткнемся на каких-нибудь немцев на колесах. Если повезет, то одолжим у фрицев на время технику.
- Дай-то бог…
Пройдя около семи километров с двумя короткими привалами, разведчики вынуждены были залечь в густом кустарнике. Впереди послышались работающие двигатели какой-то техники.
- Грузовики, - определил Щеглов.
- Оцепление выставляют. Здесь проходит дорога на Узловую со стороны Ежей. Здесь так просто не пройти, - сказал лейтенант.
Немецкий полковник тоже услышал рокот моторов и стал сильнее упираться. Глаза его округлились и через кляп он стал что-то мычать по-своему, видимо ругаясь на разведчиков. Лейтенант поднес к его носу кулак и покачал им в воздухе. Немец не унимался. Мартынов сильно пнул немца коленом по левой ягодице. Полковник прогнулся под силой удара и больно ударил Мартынова головой в плечо. В ответ на это Мартынов зажал нос немца между указательным и безымянным пальцами своей левой руки и сильно сдавил, опуская руку вниз. Гордый немец встал на колени, не в силах сопротивляться боле и сильной руке разведчика.
- Хватит, Аркаша, ты ему нос сломаешь, и он не сможет дышать. А нам еще бежать и бежать.
Немец встал. На глазах у него блестели слезы. Нос стал быстро опухать.
- Саули, - обратился Мартынов к лейтенанту, - может, сможем обогнать машины. Оцепление выставляется наверняка со стороны Узловой, там у них стоит гарнизон. Двинем вперед. Они будут останавливаться для высадки очередной группы, а мы рванем в сторону Ежей…
- А этот дядя, думаешь, поддержит наш кросс?
- Куда он денется, - с гонором в пол голоса сказал Мартынов, злобно посмотрев в сторону немца.
Было решено бежать. Гонка на выживание началась.
- Кажется, оторвались. Теперь на дорогу, - скомандовал командир.
Разведчики повернули направо и побежали к дороге. Немного не добежав до дороги, группа залегла в траву. Остановил их доносящийся справа рокот мотора мотоцикла.
- Дозор. Все по науке, - сказал Саули. – Сергей, держи фрица, а мы попробуем перехватить мотоциклиста, - повернув голову к Мартынову, скомандовал лейтенант. – Стрелять только по людям, чтобы машину не повредить!
Дозорная застава, состоящая из мотоцикла и трех автоматчиков, опережала колонну грузовиков на какие-нибудь пару сотен метров. Разведчики залегли у обочины дороги. Первые очереди были точны. Мотоцикл съехал с дороги и перевернулся. Немец, который сидел в коляске, кувырком покатился по траве, вскочил на ноги и побежал в лес, сильно хромая. Лейтенант дал еще очередь, немец, прогнувшись, рухнул в траву. Разведчики вытащили на дорогу работающий еще мотоцикл и стали напряженно дожидаться Щеглова с пленным. Услышав стрельбу, немцы на грузовиках прибавили скорость.
Загрузились в мотоцикл уже под свист пуль. Мартынов, сидящий с немцем в коляска своим телом прикрыл драгоценный груз.
- Серега, гони, - крикнул Саули. – Надо оторваться от них как можно дальше.
Надежная немецкая марка БМВ не подвела. Мотоцикл, как дикий мустанг рванул под собой землю и не жалея протектора, оседланный опытным наездником, понесся вперед к боевой славе, напрягая всю свою мощь.
Колонна грузовиков безнадежно отстала.
Немного придя в себя, после закономерного стресса, Вепраускас повернулся в сторону Мартынова и обомлел от неожиданности. Весь маскхалат на спине Аркадия был в крови. Обнимая немца сзади могучими руками, он придавил немца своим тяжелым телом так, что тот головой ударялся о переднюю часть коляски. Безжизненной головой, качающейся из стороны в сторону, Аркадий своим лицом шлифовал левый погон немецкого полковника.
До заливного луга было рукой подать. Мотоцикл влетел в воду и тут же завяз. Грузовики с немцами отстали примерно на километр.
Взрыв противотанковой гранаты сбил первый грузовик с курса, он слетел с дороги и загорелся.
Застрочили пулеметы – это группа поддержки, выставленная Колесниковым, вступила в бой. Фрицы выпрыгивали из горящей машины и попадали под шквальный огонь. Второй грузовик резко затормозил и стал откатываться назад. Из кузова на ходу выпрыгивали автоматчики и занимали оборону. Завязался смертельный бой, под шум которого два отважных разведчика уводили вглубь болота свою добычу, как два голодных волка, дерзко похитившие породистого оленя из хорошо охраняемого вольера.

Гл.7. Приказано умереть
Прошло немало времени. Наступление нашей армии развивалось стремительно. Диверсионная группа Колесникова получила очередное новое задание. Необходимо было разминировать мост через Черную речку, который немцы уже подготовили к подрыву. По их расчету мост должен быть уничтожен сразу же после прохождения отступающих подразделений Вермахта. Тем самым они рассчитывали хоть как-то притормозить столь яростные атаки русских и дать возможность своим войскам надежно закрепиться на новых рубежах. Все подступы к мосту также были плотно заминированы, чтобы не дать возможность нашим диверсантам или десантным отрядам пробиться к нему.
Несколькими небольшими группами разведчики Колесникова пытались нащупать подступы к этому стратегическому объекту.
Немцы хорошо подготовились к нежелательным встречам с нашими саперами и диверсантами. Чтобы отвлечь часть сил немцев от моста, Колесников решил совершить ряд диверсий в стороне от этого объекта на железнодорожных путях.
Было решено пустить под откос эшелон с техникой, уходящий на Запад.
Одна из попыток увенчалась успехом. Разведчикам удалось захватить санитарный поезд и направить его на встречу эшелону с боевой техникой. Операция прошла на высшем уровне, если не считать того, что два разведчика погибли при этом.
Когда ударная группа из 5 чел завязала бой с немецким патрулём, в непосредственной близости от железнодорожного состава, командование немцев бросило на подавление диверсантов 2 взвода охранения, перебросив их из района обороны моста.
Колесников и его товарищи в ночь крушения составов организовали разминирование моста.
Вепраускас и Щеглов проплыли по реке к опорам моста, поднялись по ним под брюхо моста и начали аккуратно и тихо отсекать провода, подходящие к взрывателям, вмонтированным в тело взрывчатки.
Немецкая бригада, под натиском наших войск, уже была на подходе к мосту, и вскоре, была организована упорядоченная переправа техники и живой силы противника на другой берег.
- Началось! - шепотом сказал Щеглов, уловив своими музыкальными ушами отдаленный шум и лязганье гусениц, приближающихся немецких моторизованных подразделений.
Приложив указательный палец к губам, Вепраускас подал знак своему товарищу, который означал, что надо затаиться и ждать. После того, как войска до последнего солдата прошли через мост, на несколько минут всё затихло, но вскоре на мосту, в разнобой, топая кованными тяжелыми сапогами, побежали немецкие сапёры в сопровождении взвода автоматчиков, для восстановления, нарушенных коммуникаций. Сергей и Саули, умело маскируясь за боковыми заграждениями, встретили немцев длинными автоматными очередями. В это время Колесников, с остальными бойцами, расстрелял боевое охранение с восточной стороны моста и направил немецкие пулемёты у сторону бегущих по мосту немецких автоматчиков. Град пуль защёлкал, запрыгал по полотну моста. На подавление диверсантов немцы бросали всё новые и новые силы. Бой был слишком неравный!
-Серёга, сбрасывай взрывчатку в воду! - распорядился Вепраускас.
Под свисты пуль, 2 отважных разведчика, уже не думая об опасности, начали трудиться над этой задачей, переползая от места к месту, сбрасывая тяжелые ящики наугад в реку, пиная их вдогон босыми ногами. Вскоре пули немецких автоматчиков настигли и их. Истекая кровью, из последних сил, они завершили начатое дело. Мост был чист, как чисты были души двух молодых людей, отдавших свои жизни в этом священном бою.
Отряд специального назначения под командованием майора Шульца, который уже полгода охотился за группой Колесникова, переправился через реку ниже моста и зашел с тыла. Вскоре всё было кончено.
Советская диверсионная группа была полностью уничтожена. Колесников и еще один боец были живы, но тяжелые ранения не позволяли им продолжать бой. Шульц приказал перевязать их и отправить на другой берег. Разведчиков, под усиленной охраной, в санитарном грузовике отправили в прифронтовой госпиталь.
-Приведите их в чувства…. они мне будут еще нужны! - дал указание медперсоналу Шульц.
Колесников был жив, и это, очень обрадовало Шульца. Наконец-то он получил возможность взглянуть в глаза своему злейшему врагу, за которым так долго гонялся и не мог настичь. Он испытывал чувства, похожие на те, которые испытывает охотник, загнав матёрого опасного зверя. Душа его трепетала и ликовала. Он предвкушал те сладостные минуты, когда будет вести допрос самолично, находясь в роли хозяина положения, где от него, а не от неуловимого Колесникова будет зависеть ход и направленность их диалога.
Где-то в глубине души, на тонком подсознательном уровне, Шульц понимал, что дуэль с этим незаурядным воином он проиграл. В данном случае честь его, как профессионала, сильно задета, но фактически он пленил своего несговорчивого оппонента, и это возбуждало его, придавало силы, и создавало иллюзию победы. В глубине души Шульц понимал, что эту победу назвать победой можно лишь с большой натяжкой, немало покривив душой. Поэтому полного удовлетворения от этой победы он все же не испытывал. Быстрее это был подарок судьбы, который свалился к нему по вине командования Красной Армии, штабные офицеры которой так бездарно порой разбрасывались лучшими своими кадрами.
Шульц был умный, высокообразованный человек и опытный разведчик. В его душе боролись два чувства: с одной стороны – азарт и восторг победителя, а с другой стороны - жгучий интерес к личности Колесникова. Его сознание терзали непростые вопросы, на которые он не находил логического объяснения и именно поэтому ждал с нетерпением того дня, когда сможет задать эти вопросы русскому капитану, надеясь на откровенные ответы.
Колесников, обладая от природы, поистине, богатырским здоровьем, не только выжил, но и через неделю уже стал передвигаться по палате временного госпиталя, который немцы, в спешном порядке организовали в районной школе. Не смотря на два пулевых ранения, которые оказались удачными, как говорят в таких случаях, потому, что ни один, жизненно важный орган, не был поврежден и, не смотря на ампутацию левой руки до локтевого сустава, после всех операций, он быстро поднялся с больничной койки. Вероятно, здесь сказалась еще и та закалка, которую он получил за полтора года их жизни на болотах. По сути, за эти полтора года жизни в условиях дикой природы, в людях стал просыпаться естественный инстинкт выживания. Все силы организма мгновенно мобилизуются, в случае малейшей угрозы жизни, и, как у диких зверей, любые раны быстро заживают.
Когда Колесников, качаясь, вышел из палаты, охранник с автоматом преградил ему путь.
-Кomm zuruk!- скомандовал он, усиливая смысл сказанного выразительным взглядом и кивком головы.
Колесников стоял перед ним, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, на ослабевших ногах, прижимая правой рукой, оставшуюся часть своей левой руки, инстинктивно стремясь заглушить нестерпимую боль после ампутации. Покрасневшие от крови бинты на больной руке скрывали то, во что она теперь превратилась.
Еще совсем недавно, мускулистые, хорошо натренированные руки, опытного диверсанта, командира и тренера, восхищали разведчиков на тренировках, которые Колесников проводил со своими подчиненными, когда выдавались свободные от боевых операций дни и часы. А вот теперь он стоит, побитый и потрепанный перед врагом, которого раньше, не задумываясь, одним броском смёл бы со своего пути и, завладев оружием, попытался бы уйти, наверняка, создав при этом, немало проблем противнику. Он и теперь поймал себя на этой шальной мысли. Собрав все силы, он мог бы попытаться нейтрализовать немца, послушной правой рукой, но уйти далеко, вряд ли сумел бы. Расчет взял верх.
- Еще не время, - подумал он, - если проживу еще, хотя бы, пару дней, тогда посмотрим!
Припадая с ноги на ногу, он молча развернулся и, опустив голову, короткими тяжелыми шагами, шаркая по старому деревянному полу, медленно побрёл обратно в палату.
Охранник закрыл за ним дверь. Увидев в коридоре санитара, он велел доложить доктору, что русский выходил из палаты.
Вскоре к палате подошел офицер медицинской службы, о чем-то переговорил с охранником, заглянул в палату и быстрым шагом ушел в свой кабинет.
- Майора Шульца мне! – зычным голосом крикнул в трубку врач, набрав коммутатор.
- Шульц, слушает! – послышалось в трубке через некоторое время.
- Ваш русский пришел в себя, и уже пытался покинуть палату.
- Если может ходить, то говорить - тем более! Сейчас я пришлю машину за ним и имейте ввиду, доктор, что за этим парнем нужен глаз да глаз. – назидательно сказал Шульц и положил трубку.
Штаб немецкой группировки обосновался в здании бывшего Райисполкома. Шульцу временно выделили небольшую комнатку с одним окном. Мебель в его кабинете была самая обычная. Стол, четыре стула и пустой книжный шкаф.
Майор выполнил своё задание.
Диверсионная группа Колесникова уничтожена и теперь со своим отрядом военных охотников он отправляется в штаб армии для дальнейшего прохождения службы. Куда бросят его особый отряд теперь, он не знал, да и особо не задумывался об этом. Его сейчас больше занимала предстоящая беседа с Колесниковым. Свою трудную командировку он желал завершить, торжествуя победу над сильным высокопрофессиональным врагом, который уже не столь силен и практически не представляет для него никакой угрозы, и которого с минуты на минуту введут в этот кабинет. Как и подобает высококлассному профессионалу, Шульц очень ценил время. Отогнав честолюбивые мысли, он углубился в работу, которая на первый взгляд неуместна в военное время и, тем не менее, ее приходилось делать.
Когда привели Колесникова, Шульц заканчивал писать отчет о проделанной работе.
Он отпустил конвой, и на чисто русском языке обратился к Колесникову, указывая рукой на стул:
- Проходите, располагайтесь, как вам будет удобнее. - Тем самым, вызывая не малое удивление, у русского капитана своим чисто-русским произношением.
Когда разведчик говорит на чужом языке, он всегда грамотно строит предложения, четко и правильно выговаривая каждое слово, не допуская и тени акцента. Опытный специалист может сразу заметить это. Небрежное отношение к чужому языку не допустимо, если ты работаешь в условиях постоянного незримого, но интуитивно ощущаемого присутствия вражеской контрразведки.
- Где вы так хорошо овладели русским? - с интересом спросил Колесников. Он решил, как можно дольше продлить разговор с немцами, не строя из себя непримиримого борца с фашизмом, а скорее наоборот, попытаться как-то заинтересовать немецкого офицера и расположить к своей персоне, чтобы хотя бы пару дней не быть расстрелянным, немного набраться сил и попытаться бежать при удобном случае.
После гибели группы, никакие сведения, которыми обладает Колесников, особой ценности для немцев не представляют и, поэтому жизнь его сегодня не стоит ничего. В лагерь его не отправят, потому что он инвалид и работник из него никакой. Более того, он диверсант и офицер Советской Армии, а такие подлежат ликвидации в первую очередь. Остаток его жизни исчисляется в часах. Единственный выход чтобы жить - максимально протянуть время; чем-то заинтересовать.
-До войны я был дипломатическим работником в немецком посольстве в Москве, – признался Шульц, объясняя тем самым хорошее знание русского языка, - хотите коньяку? – пристально вглядываясь в уставшие голубые глаза Колесникова, спросил он.
-Не откажусь, – ответил Колесников и подумал о том, как правильно Шульц строит предложения, значит он немец, а не наш перебежчик. Это хорошо! С предателем говорить было бы противнее.
Уверенными ловкими движениями, Шульц быстро обошел стол, открыл шкаф и откуда-то из глубины среднего отделения вытащил бутылку, две рюмки и поставил на стол всё это быстро и бесшумно.
-Молодец! - подумал Колесников. - Сразу видно, работает над своим телом; движения быстрые, точные и мягкие.
Шульц налил по полрюмки и, подав своему пленнику одну из них, с другой также быстро и плавно, по-кошачьи, в мгновенье оказался в своём кресле.
- Вы имеете звание капитан? – задал первый вопрос немец.
- Да - это так, но, вряд ли, сейчас это имеет значение, - спокойно ответил Колесников, а про себя отметил, что Шульц с немецкой педантичностью, начинает разговор в строго определённом порядке по схеме - «от простого к сложному».
- Вас не удивляет то, что ваши товарищи все убиты, а вы живы? – глядя, исподлобья, искоса, с едва заметной улыбкой, спросил Шульц.
- Видимо Вас интересуют какие-то секретные сведения? – пытаясь завести игру, вопросительно глядя на немца, ответил капитан.
Шульц оживился, взял лист бумаги, ручку и, не скрывая своего удовольствия от пока еще неиспорченной беседы, пристально посмотрел в глаза Колесникова.
- Если у вас есть такие сведения, то я готов вас выслушать.…Слушаю вас, говорите, - дружественно сказал немец и, подняв свою рюмку, делая жест, которым обычно приглашают выпить, поднёс рюмку к губам и отпил треть её содержимого.
Колесников понял, что сразу же проиграл словесную дуэль. Никаких сведений, конечно же, сообщать не собирался, да их и не было.
По тому, как ведет беседу этот бывший дипломат, он понял, что игра не получится, а если и получится, то он её вряд ли выиграет. Ему стало стыдно за свою предыдущую фразу. Ощущение было такое, что этой фразой он предлагает свои услуги по сотрудничеству, как бы навязываясь.
- Будь, что будет! - подумал он, - нечего скрестись и цепляться за жизнь.
Чтобы восстановить статус «кво», он спокойно, но твердо сказал:
- Если бы я имел сведения, интересующие вас, то всё равно бы вам их не сказал.
Замолчав, он поставил недопитую рюмку на стол и, устало с равнодушным видом, сел на прежнее место.
Шульц слегка улыбнулся. Искоса взглянул на своего недавнего врага. Своим чутьём опытного профессионала, он почувствовал интригу в голосе Колесникова и сначала хотел поиграть с ним, как кошка с мышкой. Сделал вид, что принял условия игры, но после того, как Колесников замкнулся в себе, Шульц решил раскрыть карты и не плести свои хитроумные словесные сети, на которые у него, к тому же, не было времени.
- Вы живы не потому, что нас интересуют секретные сведения, которые вы, может быть, нам сообщите. Вряд ли эти сведения окажутся ценными для нас. Даже если вы захотите сотрудничать с нами, это сотрудничество не имеет перспективы. Как диверсант, вы уже никуда не годитесь – вы инвалид. Если попытаться начать игру с вашими командирами, то для них вы мертвы, как и вся ваша группа. А если вы воскресните для них, вам никто не проверит на той стороне. Вы живы пока еще потому, что я этого захотел. Вот уже пол года ваша группа – это моя головная боль. Мы всё время шли за вами попятам, устраивали ловушки, но всегда приходили на теплые еще, только что покинутые вами позиции. По правде, говоря, я уже стал волноваться за свою карьеру, но вот удача, ваши командиры сами уничтожили вашу уникальную группу. Не ценят у вас профессионалов. Из-за какого-то моста положили такую группу! Я думаю, вы не станете отрицать тот факт, что и мой отряд состоит из классных профессионалов. Был момент, когда вы чудом спаслись. Помните операцию, когда вы пытались захватить инспекционную группу офицеров из Берлина? В последний момент вы отказались от нападения и неожиданно для меня ушли. Если бы еще одно ваше движение и клетка захлопнулась бы еще три месяца назад. Что вас смутило я до сих пор не пойму? Может быть, вы откроете этот ваш секрет? Кто вас смог предупредить?
- Один ваш офицер! - сказал Колесников, обескураженный откровенностью немца.
Колесников не знал тогда, что это была ловушка. Операцию он отменил в последний момент из-за того, что из Центра от них требовали провести другую, не менее дерзкую операцию. Необходимо было проделать рейд более тридцати километров в район немецкого аэродрома и огневой мощью своей ударной группы поддержать захват самолёта для транспортировки на советскую территорию какой-то важной персоны.
Холодок пробежал по всему телу капитана, когда он подумал о том, что его группа чудом избежала тогда гибели.
- Скажите, а всю другую информацию тоже передавал вам наш офицер? - оживленно спросил Шульц.
-Я думаю, что, да, - ответил Колесников.
-Что означает это ваше «думаю»? Разве вы не напрямую работали с этим офицером?
-Нет, с этим офицером я не знаком лично. Информация к нам поступала через подполье. – снова соврал Колесников.
На самом деле Колесников никогда не доверял подполью из-за частых провалов, поэтому постоянной связи с ним не имел. Знал несколько фамилий людей из подполья, которых, кстати, уже не было в живых. На эти фамилии он и рассчитывал сослаться, если немец «проглотит» наживку.
Шульц на время замолчал, обдумывая все услышанное. Он понял, что Колесников либо не владеет всей полнотой информации, либо снова затеял игру, ухватившись за новую идею. …И на эту идею его нечаянно натолкнул сам Шульц.
Подполье было слабое и малочисленное. Станция Узловая являлась важным стратегическим объектом и поэтому служба контрразведки здесь была организована четко. Кроме того, особый отряд под командованием Шульца, присланный в район Узловой для уничтожения группы Колесникова совместно с абвером не давали подполью поднять головы. Более того, у Шульца в подполье были свои агенты, через которых он контролировал всю деятельность организации, а в последнее время использовал его для распространения дезинформации. Он мог уничтожить все подполье в несколько часов, но это был не его стиль и метод борьбы с врагом. Он, как хороший шахматист расставлял фигуры по полю так, чтобы контролировать максимальное количество клеток, не торопясь размениваться фигурами, чтобы подготовившись окончательно, полностью обрушить всю оборону противника. И эти незаурядные аналитические способности Шульца позволяли ему успешно вести смертельную игру на скользкой грани с любым противником.
-А вы не можете назвать фамилию этого офицера, - после продолжительной паузы оживился Шульц.
-Нет, я ее не знаю. Я же сказал, что информация ко мне пришла через подполье.
-А кто вам помог угнать поезд с разъезда, когда вы организовали столкновение двух составов, тот же офицер? – испытующе, строго глядя в глаза капитана спросил Шульц, - там тоже главным фигурантом, по моим сведениям, проходит какой-то наш офицер.
-Я думаю, что тоже он. Эту операцию мы организовали вместе с подпольем, - врал напропалую Колесников, не боясь навредить товарищам из подполья, которых практически никого из старых не осталось в живых, а новым он не доверял. Более того, станция Узловая за несколько дней до последнего боя разведгруппы была освобождена нашими войсками.
Окончательно убедившись в том, что Колесников врет, Шульц решил завершить эту беседу, которая для него потеряла смысл. Он приподнялся, взял бутылку, налил полную рюмку Колесникову и долил немного себе.
-Пейте, капитан…пейте. Когда вам придется еще выпить, да и придется ли вообще, - монотонно с оттенком пророчества в голосе произнес Шульц.
Колесников залпом выпил коньяк, почувствовав потерю интереса к нему со стороны Шульца.
-Значит, не поверил, гад, - с досадой подумал Анатолий, - опытный, сука, вмиг меня расшифровал…
-Вы отличный диверсант, я даже сказал бы – уникальный. И люди ваши блестяще подготовлены, но вести шпионские игры вы не умеете, а посему, в заключении нашей беседы я вам задам последний вопрос. Можете продолжать мне врать, дело ваше. В любом случае это не изменит положения дел. Вы владеете немецкой разговорной речью?
Колесников перешел на немецкий язык, немало удивив своего оппонента.
-Ну что ж, теперь все стало на свои места, - улыбаясь ответил Шульц, - я понял что за немецкий офицер вам помогал. А вы артистичны! Это еще одно ваше достоинство.
Мой отряд уничтожил несколько десятков диверсионных групп в европейских странах и на территории вашей страны. С вашей группой нам пришлось повозиться больше всех остальных.
И потерь мы понесли несравнимо больше, чем в прежних сражениях.
Колесников, опустив голову, подумал, - слышал я, что по нашу душу прислали какого-то Шульца, но не придал этому особого значения. Вот кого надо было отловить и уничтожить первым делом. Сколько он еще бед натворит?!…
-Я знаю, о чем вы думаете, капитан. Но хочу вам сказать, что для вас война уже закончилась, а для меня еще продолжается. После войны мне тоже найдется дело, - намекая на продолжение дипломатической карьеры, заключил Шульц.
-Могу я задать вам вопрос, - перехватил инициативу Колесников.
-Конечно, - равнодушно ответил майор.
-Почему вы дипломат и опытный разведчик находитесь практически на передовой? Почему ваши командиры так низко ценят профессионалов. Вместо того, чтобы гоняться по кустам за диверсантами, вы вполне могли бы работать в глубоком тылу ваших противников и при ваших талантах были бы там гораздо полезнее, - изложил свою точку зрения, не без умысла капитан, тем самым, делая легкий укол по самолюбию немецкого майора.
Шульц как-то брезгливо скривил губы от неприятного вопроса, внимательно посмотрел на Колесникова и, не ответив ему, неожиданно спросил, - вы женаты?
-Нет, - ответил Колесников.
-Ну, а невеста у вас была?
-Мой бывший друг женился на ней, - всепрощающе ответил Анатолий.
-Сочувствую, - не без иронии пожалел Колесникова Шульц.
На какое-то мгновение по лицу немецкого офицера легкой тенью пробежало какое-то мягкое и романтическое выражение, унося его мысли, в какую-то светлую даль, известную только ему. Через мгновенье-другое это выражение бесследно исчезло и, вполне серьезно, он продолжил начатый разговор.
–Так вот, - вернулся он к теме беседы, - когда я работал в вашей стране, то имел неосторожность по молодости влюбиться в одну молодую красивую женщину. Она и ребенок умерли во время родов. Пока был мир, на это не обращали особого внимания, а когда началась война, мне напомнили эту историю. И вот я здесь, а не там, где вы по справедливости определили мое место.
-Потому что она была еврейка? – вопросительно глядя на Шульца, высказал свою догадку Колесников.
Не ответив на вопрос Колесникова, Шульц, не спеша, закурил.
-Курите, - жестом руки указал он на красивый стальной портсигар с барельефом старинного замка на верхней крышке, лежащий на середине стола.
-Последние три года не курю, - ответил Колесников, внимательно вглядываясь в особенности мягкой походки майора, ходившего молча по кабинету от стола к двери и обратно, молча не без удовольствия раскуривая сигарету, иногда задумчиво поглядывая на русского офицера.
-Ваше положение крайне сложное…, - после паузы заговорил Шульц. - Через несколько часов или дней, вполне возможно, вы пожалеете о том, что остались живы. Я дважды попадал в ситуации, когда оказывался перед выбором: застрелиться самому или позволить сделать это врагу, и оба раза мне удалось чудом спастись. В одном случае меня бросили раненого, во втором, я едва не погиб по вине собственных командиров. И в том и в другом случае я спас себя сам. Я долго думал на тему дружбы и взаимовыручки и пришел к убеждению, что единственный самый надежный друг, с которым человек может прожить жизнь – это он сам. Наверное, поэтому во всех религиях самоубийство – самый тяжкий грех. Потому что, при этом, ты убиваешь единственного настоящего и надежного своего друга.
-Судя по всему, майор, вам не повезло в этой жизни, и вы не встретили в ней настоящих друзей. Все мои друзья погибли, но бой они вели до конца, и никто из них даже не помышлял сам спастись, бросив остальных, я в этом уверен, - горячо произнес Колесников, поднимая тон беседы на небывалую высоту.
-Ну что ж, - сворачивая беседу, приподнимаясь из своего кресла, сказал Шульц, - я посмотрел, кто этот неуловимый «Филин»; не скрою, от беседы получил большое удовольствие; не часто на войне можно так непринужденно беседовать со своим врагом; теперь я передам вас коменданту и закрою эту страницу; больше мы с вами не увидимся.
Майор подошел к двери, распорядился отвести пленного в комендатуру.
Когда Анатолий под конвоем шел по коридору, то обратил внимание на, проходившего мимо, мужчину в гражданской одежде. Лицо этого человека ему показалось знакомым. Мужчина вошел именно в тот кабинет, откуда только что вывели Колесникова.
-Шкура, - пробормотал разведчик, думая об этом человеке, который, по его мнению, наверняка один из тех предателей, которые продались немцам.
-Господин майор, - просящим тоном обратился мужчина к Шульцу, войдя в кабинет, - меня возьмите с собой; ведь если Советы узнают о моих делах здесь, то меня ждет виселица; ведь я вам честно служил.
-В Германии вы мне вряд ли понадобитесь, а в Союзе вы нам будете еще нужны. Подполье уничтожено, группа Филина вся погибла при захвате моста. Филина, наверняка, тоже расстреляют. А когда придут Советские войска, скажете, что мост захватило ваше подполье вместе с группой Филина. Так что ваша карьера пойдет в гору. Вы же раньше были секретарем райкома, не так ли?
-Вы взяли Филина? Так его надо срочно уничтожить, - заволновался предатель.
-Не волнуйтесь, - подбадривал его Шульц, - Филина расстреляют, - я отправил его к коменданту. А вы продвигайтесь по службе. Когда надо будет, мы вас найдем. Война будет еще долго продолжаться. Эта война будет бушевать и тогда, когда наступит мир.
…Комендант приказал конвою отвести пленного в подвальное помещение, где находились Советские военнопленные. Их было там не более десятка.

Гл.8. Возвращение к своим
Всю ночь слышалась отдаленная канонада.
Фронт приближался. Пленные красноармейцы рассуждали на тему, сколько еще километров до линии фронта и как скоро Красная Армия придет в город, тщетно питая иллюзорную надежду на спасение.
С раннего утра в расположении немцев началась суета, стали слышаться разнообразные звуки, говорившие о том, что производятся какие-то погрузочные работы и перемещения машин и людей.
Ясно было, что это эвакуация вражеских подразделений под натиском наших войск.
До самого обеда в подвал никто не входил, впервые за неделю нарушив распорядок дня.
В районе двух часов дверь в подвал отварилась, вошли два автоматчика и, ничего не говоря, открыли огонь. Выпустив по два магазина по пленным, они ушли, не стремясь добивать раненных, видимо из-за спешки.
Спустя некоторое время, отходя от болевого шока, некоторые из тех, кто еще не умер, начали стонать и подавать другие признаки жизни.
Колесников выжил и на этот раз. Одна пуля пробила бедро, другая застряла в легком.
Во второй половине дня повсеместно стали стихать звуки от разрывов снарядов, движения тяжелых машин и стрельбы пехоты. Война уходила куда-то на Запад.
До слуха Колесникова, лежащего неподвижно среди трупов, но осознающего все происходящее вокруг, кроме стонов других еще не умерших раненых бойцов стали долетать звуки русской, как ему казалось речи.
Попытки встать, доползти до двери или позвать на помощь не приносили результатов. Тело как будто было прибито к цементному полу, а при попытке крикнуть грудь прострелила острая нестерпимая боль, вызвавшая позывы к кашлю. Вместо кашля вырвался сиплый стон; изо рта по правой щеке покатилась обильная слюна вперемежку с кровью. На какие-то секунды потемнело в глазах. Окружающий мир на миг исчез, и неясные картины, страшные и приятные, из различных временных отрезков прошлой и какой-то неизвестной, не его, жизни, стали сменять одна другую. Так на протяжении многих часов душа русского капитана балансировала между двумя противоположными мирами.
В эти часы Анатолий побывал в кругу своих верных друзей. Принимал смерть вместе с ними и вновь возвращался в этот мир, в детство и ту весну, где впервые объяснился в любви своей Наташе, которая в этом третьем нейтральном мире тоже любила его и не собиралась выходить замуж за его друга. Потом все меняется и вот он уже на ножах дерется со своим лучшим другом, который предал его, украв любовь… Потом оказывается, что это вовсе не друг, а та сестричка из противотанкового батальона, с которой он так душевно простился, уводя разведроту в болота…Ему кажется, что он тянется к ней, но боль во всем теле не дает ему приблизится…
-Спаси меня, Катюша! – прошептал Колесников и открыл глаза.
В подвале было темно, и лишь решетка на окне, через которую пробивалась косая лунная дорожка, рисуя искаженные квадратики на неровной поверхности обшарпанной стены подвала, возвратила его сознание в мир людей. Эта картина долго не менялась…
-Значит, жив, - подумал он, вслушиваясь в ночные шумы и шорохи.
Он вспомнил о том, что где-то на улице за стеной говорили по-русски, и что он даже пытался кричать, но его не услышали.
-Надо выяснить в каком состоянии тело и попытаться выбраться отсюда, пока господь не призвал меня к себе, - как-то не свойственно, по религиозному, подумал разведчик.
Для начала он стал мысленно сканировать тело, сопровождая свой невидимый взор, обращенный в ту или иную часть тела, пробой мышц на активность.
Это упражнение внутреннего созерцания было знакомо ему по тренировкам на глубокое расслабление и сосредоточение, которому учат всех диверсантов, снайперов и единоборцев. Такое упражнение позволяет телу не только хорошо отдохнуть и восстановить силы, но и значительно поднять тонус, если мысленно наполнять мышцы силой, закачивая ее в ткани тела, как насосом. При этом вдох и выдох имитируют работу этого незримо присутствующего инструмента, который создает наш мозг, каким-то неведомым волшебным образом.
Методично сканируя тело сверху вниз, Колесников мысленно стал ощупывать свою левую травмированную руку, и с радостью констатировал, что обрубок левой руки жив. Он даже приподнял его и мягко опустил обратно на прежнее место. Следующим объектом его внимания была правая рука. Но ее как будто не было вообще.
-Нет руки! Теперь я полный инвалид, - подумал Анатолий, - даже застрелиться не чем, - промелькнула неожиданная шальная мысль с мрачной тенью черного юмора.
Но и боли не ощущалось с правой стороны. Колесников попытался повернуться на левый бок и ощутил что-то странное в том месте, где у человека располагается правая рука. Наконец до него дошло, что правая рука придавлена телом убитого бойца, который, видимо, упал позже, чем Колесников и придавил его откинутую в сторону руку. Рука сильно затекла и не ощущалась.
-Что с ногами? – мелькнула мысль.
Обратив свой внутренний взор к ногам, Колесников попытался подтянуть ослабевшие конечности, сосредотачиваясь на коленях. В правом бедре от напряжения заныли мышцы. Острая боль с переменной силой сигнализировали о ране с внутренней стороны бедра. Левая нога не болела и медленно выползала из-под чьего-то безжизненного тела.
-Понятно. Если правая рука не ранена, то ползти смогу, - подумал разведчик, – вот так скребется человек по жизни; то поднимается на «Олимп славы», то ползает в грязи, пропитанной кровью, то попадает в опалу. Что ждет нас в будущем? - философски размышлял капитан, закачивая силу в свои мышцы, хрипло наполняя и освобождая от воздуха раненные легкие, стараясь отгонять навязчивые мрачные мысли и представлять, как сила разливается по телу, приводя в тонус онемевшие его части.
Освобожденная левая нога отходила от онемения и с неприятным покалыванием, наполнялась кровью. Через несколько минут, активно пиная в бок мертвое тело бойца, придавившего его ноги, Колесников освободил и вторую свою ногу.
Тяжело дыша и морщась от болей и покалывания в мышцах, он обдумывал свои дальнейшие действия по освобождению правой руки. В своей основе план был прост, но трудно реализуем в сложившейся ситуации. Убитый боец своей спиной придавил правую руку капитана; все тело его простиралось параллельно телу Колесникова. Его лицо было повернуто к лицу капитана, и широко раскрытые глаза поблескивали в лунном свете. Открытый рот и взъерошенные волосы нелепо дополняли неестественное выражение его лица.
Своеобразный вид трупа, да и его наличие особо не смущали, повидавшего множество смертей диверсанта. Его сознание полностью было сконцентрировано на плане освобождения онемевшей руки. Просто вытащить руку из-под мертвого тела, не было никаких сил. Столкнуть труп больным обрубком левой руки он тоже был не в состоянии. Лечь на правый бок, чтобы попытаться столкнуть тело с руки не давали боли в правой ноге и груди. Оставалось одно – попробовать зубами за ворот гимнастерки затянуть тело бойца на свою грудь, и тем самым освободить, хотя бы частично руку.
-Если рука цела, то должна отойти, - думал Колесников, толкая лбом голову бойца, делая попытки дотянуться ртом до ворота гимнастерки красноармейца.
Вскоре ему это удалось и, мало-помалу, он затащил часть туловища бойца на свою грудь, освободив верхнюю часть руки. Некоторое время он по-прежнему не мог пошевелить даже пальцами. Прошли какие-то минуты…и болью стала отзываться рука на обращенный к ней внутренний взор своего хозяина. В голове Колесникова все сильнее слышался пульс, пробивавший кровеносные сосуды правой руки, вызывая неприятные ощущения.
Когда рука стала двигаться, он занес ее над своей головой влево и локтем столкнул мертвое тело со своей груди, как какой-то лишний и ненужный предмет.
-Дождусь рассвета, потом буду пытаться ползти. Среди остывших тел все равно теплее, чем одному на цементном полу, - думал он, - да и устал я что-то сильно, - размышлял капитан, проваливаясь в глубину накатившего сна.
Разбудил капитана скрип железной двери и тяжелые шаги по ступенькам.
- Вонь какая! - кто-то брезгливо сказал по-русски грудным басом.
-Пленных расстреляли перед уходом, - отозвался второй.
-Оставим «похоронщикам», - снова прозвучал бас.
-Может, осмотрим этих…ну так, на всякий случай, мало ли что?
-На них кроме белья все равно ничего нет, - опять зазвучал бас, - пошли отсюда, а то меня сейчас вырвет.
-Парни!…помогите мне встать, - слабым голосом позвал Колесников, напрягая грудь.
-Слышал? Ну-ка посвети…видать, кто-то выжил…придется поработать, Иван, - послышался тот же бас.
-Тьфу ты! – в сердцах сплюнул второй, - где он?
-Да вот лежит, моргает. Ну что друг, не приняли на том свете? Знать не время еще, - грубо пошутил дюжий боец, взваливая стонущего Колесникова на свое крутое плечо, - пошли лечиться; еще живые есть или ты один такой счастливый? – на всякий случай осведомился солдат.
-Утром слышал стоны у левой стены, - с большим трудом выговорил Колесников, болтаясь на плече могучего пехотинца, как мешок.
-Сань, глянь там, а то, вдруг, правда, кто-то еще выжил. Хотя это вряд ли. Немцы такую работу качественно делают. Как этот спасся, не пойму, - рассуждал на ходу боец.
Прифронтовой госпиталь, который обосновался в здании, где совсем недавно был тоже госпиталь, но только немецкий. Колесников с новыми ранами вернулся туда, где немецкие врачи недавно спасли ему жизнь, а вот теперь то же самое сделали наши врачи.
-Где этот таинственный капитан? - долетела до слуха Колесникова фраза, произнесенная красивым мужским баритоном.
В палату вошел высокий худощавый офицер с синими петлицами и с погонами старшего лейтенанта.
-«Особист…», - невесело подумал Колесников.
Встречи с этими людьми не сулили ничего хорошего.
Офицер взял табурет, поднес его к кровати разведчика, сел на него слегка сутулясь и проницательно глядя в глаза капитана начал допрос.
Закончив свой допрос, он подытожил:
-Итак: звание капитан; служил в Советской Армии; всю войну провел в тылу врага; все погибли, а вы остались живы; лечились в немецком госпитале; документов нет; всех военнопленных убили в том подвале, где вас нашли, а вас нет. Красиво…хоть роман пиши.
Колесников смотрел на «особиста» и понимал, что объяснить этому псу доходчиво вряд ли что удастся.
-Сделайте запрос в штаб 62-ой армии, пусть генерал Коваленко подтвердит или начальник разведки армии. Я выполнял их приказы. Больше ничем я не могу вам доказать того, что я не шпион немецкий, а свой, - не имея сил повысить голос, ровно спокойно и безразлично ответил Колесников.
-Проверим, – сказал лейтенант, - но одного вам все равно не простят – это то, что вы, Советский офицер, попали в плен, не важно как, и, при этом, даже лечились в немецком госпитале.
Аккуратно сложив свои записи в новую полевую сумку, «особист» поднялся с табурета и пошел на выход. Перед дверью он остановился, повернулся в пол оборота и на прощанье сказал, - в любом случае желаю скорейшего выздоровления.
-Если этот «летеха» не сделает запрос в штаб армии, то при таком раскладе свои могут шлепнуть, - крутя фактами из своей недавней биографии, мысленно рассуждал капитан. – Будь, что будет! – завершил свое бодрствованье тяжелой отчаянной мыслью капитан и погрузился в глубокий сладостный сон уставшего человека.
Старший лейтенант отнесся к делу Колесникова не формально. По линии особого отдела сделал запрос и получил из штаба 62-ой армии спасительную для Колесникова бумагу. Жизнь капитана была спасена, но от тюрьмы спастись ему все же не удалось. По законам военного времени, все бывшие военнопленные и особенно офицеры подлежали осуждению и тюремному заключению. Кого-то отправляли в лагерь, кого-то в тюрьму, кого-то на поселение в отдаленные районы страны.
С одной стороны это было в какой-то степени возмездие за предполагаемое предательство в трудное для страны время, но с другой стороны – это вынужденная мера. Страна была напичкана трофейным оружием и в таком положении нельзя было смешивать две огромные массы людей, которые, в силу обстоятельств непроизвольно делились на разных. Одни проливали кровь на полях войны, потеряли родных и близких и считались нашими. Другие тоже наши, и тоже многие из них проливали кровь и потеряли близких, но, попав в немецкий плен, большинство из них вынуждены были работать на немцев, т.е. своим трудом укрепляя мощь врага, а значит, борясь косвенно против своей страны.
Если бы эти две огромные массы людей не развели по разные стороны, то внутри страны могли начаться такие гражданские разборки с использованием трофейного оружия, что затушить этот пожар смогли бы не скоро. Тем более, что после изгнания немцев в лесах и отдаленных селениях еще несколько лет власти страны боролись со всевозможными бандами, которые состояли из пособников оккупантов, и которые с немцами уйти не могли…да и перед Советской властью имели смертные грехи.
Советское правительство второй раз применило этот прием. Впервые большие массы русских людей развели после гражданской войны 1918 – 1920гг., избежав продолжения бойни. Второй раз - после второй мировой войны. Таковы уроки русской истории...
После условного выздоровления Колесникова и многих других осужденных «грешников» погрузили в грузовики, привезли на городской вокзал, погрузили в «телячьи» вагоны и отправили к месту назначения.
Колесникова осудили на семь лет с поселением в Актюбинской области, в Казахстане. Поселенцы работали на никелевом руднике. Учитывая его инвалидность, и то, что он бывший офицер, его поставили на руководящую должность - прорабом на стройку. Жили в общежитии под надзором военной комендатуры.
Жизнь профессионального военного начиналась с чистого листа. Решением суда он был лишен боевых наград и воинского звания. Война отняла у него здоровье и одну руку. Восстановить связь с родителями, которых, возможно, уже не было в живых, не представлялось возможным, в силу его бесправного положения «зека». Кроме всего этого, врачи поставили диагноз, как будто окончательно его приговорили: «сильная сердечная недостаточность». Остаток жизни, по мнению специалистов, в отсутствии сильных стрессов, составлял, в лучшем случае один-два года.
Колесников не держался за жизнь, но и не горел на работе. Он просто жил. Жил, не зная и даже не прогнозируя своего будущего. На работе вел себя просто и понятно. Не рисовался перед начальством, но и не вступал в панибратские отношения с подчиненными. Лаконично по военному отдавал распоряжения и закрывал наряды ровно настолько, насколько была сделана работа. Его подчиненные, такие же, как и он – «Провинившиеся перед Родиной», уважали его и побаивались. Они знали, что даже с одной рукой он завалит любого из них в один момент, и имели случай убедиться в этом. А какая злость бушует в его душе!? Ей он, в силу своего сильного характера и высокого природного интеллекта, не позволяет вырваться наружу. Они ощущали эту злость своей шкурой.
В таком состоянии опальный капитан не мог находиться долго. Приступ случился в середине рабочего дня, после какого-то разговора с кем-то из начальства. Он лежал на земляном полу прорабской – сарая, наскоро сколоченного из необрезных досок. Он умирал. Обнаружил его молодой «зек». Организовали отправку в районную больницу.
В лагерях и на поселении часто умирали люди по разным причинам. Им старались помочь, но если помощь не давала положительного результата, слез никто не лил. Здесь все были, в лучшем случае, соотечественники. Родных тут не было…
……………………………………………………………………………..
На этом оставим на время нашего героя и проследим путь другого, не менее интересного персонажа.
Это молодая женщина, Катюша, с которой Колесников простился в самом начале войны, уводя свою особую роту в "Большие Кочки".
Ни один, ни другой не знали, что судьба сведет их вновь в этой жизни самым невероятным образом.



Гл. 9. Катюша

Отдельный противотанковый батальон занимал две соседние высоты.
Слева, справа и в глубине обороны батальона сосредоточились танковые соединения.
Шла подготовка к наступлению.
Все чаще на переднем рубеже появлялись офицеры в звании подполковника и выше. Однажды передовые позиции батальона посещал даже командующий армией. Проводилась рекогносцировка обороны противника.
……………………………………………………………………………..………………………………………………………………………………………………….
Весь день продолжалась подготовка к предстоящему наступлению.
Хоть точного дня и времени наступления никто не знал, но чувствовалось, что это время стремительно приближается. Кругом было такое оживление и суета, новые люди, незнакомые молодые солдаты из пополнения в новеньких гимнастерках и не растоптанных сапогах, что дух скорого наступления сам собой зарождался и витал над войсками, вселяя в сердце солдата щемящее чувство тревоги вперемежку с надеждой и стремлением победить, сломить и опрокинуть врага.
Батальон тоже пополнился новичками. Среди них были опытные бывалые бойцы, а также зеленая необстрелянная молодежь.
Командовал пополнением старшина Перекрестов, тоже прибывший сюда после госпиталя.
Доложив комбату о прибытии пополнения, Перекрестов дал указания бойцам размещаться на позиции, согласно приказа, который он только что получил от командования, а сам пошел к военной братве, расположившейся на поляне под березами, познакомиться, покурить, поговорить, и, может быть, встретить кого-нибудь из знакомых. А если очень повезет, то и земляка.
Один из бойцов что-то рассказывал. Остальные слушали и время от времени вставляли в рассказ свои остроты и, когда эти остроты удачно вплетались в текст рассказчика, все дружно смеялись.
Юрий Перекрестов высокий стройный парень, крепкого телосложения, брюнет с белесо-голубыми глазами, искрящимся, но пошловатым взглядом, неспешной уверенной красивой походкой приблизился к отдыхающим бойцам.
На него сразу обратили внимание.
- К нам, что ли, старшина, - обратился к нему рассказчик.
- Ну, если здесь валят «Фердинантов», значит к вам.
- Валят. Горят за милую душу, если не зевать.
- А эта красавица ваша? - кивком головы указал Перекрестов на проходившую мимо стройную черноглазую девушку с санитарной сумкой на плече.
- Это наша сестричка, Катюша.
Юрий проводил ее своим плутовским взглядом, многократно измеряя привлекательную фигуру молодой женщины с ног до головы.
- Не строй иллюзий, парень. Эта дивчина тебе не по зубам. Она своего мужа любит, - пояснил один из бойцов, заметив плутовской взгляд старшины.
- Неприступных женщин не бывает, - заметил Перекрестов и начал сворачивать самокрутку.
Рассказчик продолжил свое увлекательное повествование.
После ужина все разбрелись. Отдыхающая смена в блиндажи и палатки. Очередная смена выступила на дежурство, сменяя караулы, по порядку боевого расчета.
Старшина решил пройтись по территории лагеря.
Неподалеку от санитарной палатки он заметил знакомый силуэт той самой сестрички, на которую успел обратить внимание еще днем.
Подойдя поближе, он сладким заискивающим голосом поприветствовал девушку, - здравствуй, Катюша.
- Здравствуйте, - ровным голосом в ответ поприветствовала его медицинская сестра и продолжала свой путь.
Перекрестов схватил ее за левую руку и притянул к себе.
В то же мгновение сверкнула вспышка в его в глазах, словно произошел разряд молнии.
Девушка, что было силы, правой рукой ударила его по лицу.
- У- у – у, стерва! - выругался Перекрестов и с новой силой потянул к себе девушку за гимнастерку.
Второй хлесткий удар крепко сжатого женского кулачка отрезвил старшину. Он оттолкнул девушку.
- Ты что?!… Дура!… Нос мне сломала!
В то же мгновение он ощутил теплую соленую кровь на своих губах.
- Убью, сволочь! - процедила сквозь зубы Катюша, сверкая из под размашистых, словно две стрелы, черных бровей гневными темно-карими глазами. Правая рука ее лежала на кобуре с револьвером.
Юрий достал из кармана аккуратно сложенный стиранный носовой платок, опустил голову и молча стал промокать кровь на губах и подбородке.
Девушка резко повернулась и быстрым шагом направилась к своей палатке.
- Дубина стоеросовая! - бормотала она, откидывая брезентовую дверь санитарной палатки.
- Что, Катюш, этот новенький хотел познакомиться? Он сразу на тебя глаз положил, мы заметили, как только он здесь появился. Надеюсь, ты объяснила ему диспозицию наших войск, - смеясь, бросила Зоя, ее подруга, с которой Катя находилась на передовой уже второй год.
- Стоит, сопли утирает, - уже успокоившись, повеселевшим голосом ответила Катюша, - а нечего лезть кобелем; пусть сначала немцев выгонят, а потом уж к нашим юбкам тянутся.
- Что ж ты так строга с ними? Мужики - они тоже, небось, по женской ласке истосковались.
- Ничего, он молодой, на его век баб хватит.
Немного помолчав, Зоя спросила, - танкист-то твой пишет?
- Вчера получила письмо, - кокетливо улыбаясь, ответила Катюша, - пишет, что капитана присвоили; командует танковым батальоном.
- Конечно, капитан – это не старшина, - улыбаясь, подтрунивала Зоя.
Катюша не ответила. Достала из-под подушки книгу и углубилась в чтение.
За три года до начала войны она вышла замуж за молодого лейтенанта, Заблоцкого Ростислава. Детей у них не было, но жили очень дружно, и ей казалось, что большего счастья, чем быть женой и любимой женщиной высокого, статного, красивого белокурого Советского лейтенанта, в жизни не существует. Она свято хранила любовь и верность только ему одному. Война разбросала их по разным фронтам, и лишь полевая почта, отыскивая их, часто запаздывая, дарила заочные встречи этим двум горячо любящим молодым людям.
На завтрак Юрий вышел с фиолетовым свечением под левым глазом и слегка припухшим носом.
- Ну, что, познакомился с нашими девушками, - пошутил усатый пожилой солдат.
- Так горячо меня еще ни одна женщина не целовала, - ухмыляясь, ответил Перекрестов.
- Ты поосторожнее с нашими сестричками! Здесь тебе не на танцах в родной деревне. Они наша последняя надежда в бою. За них любой из нас встанет, - грубо бросил проходивший мимо высокий белокурый сержант.
Слух о вчерашнем инциденте быстро разлетелся по батальону.
- Перекрестов, к комбату, - прервал разговор окрик дневального.
- Старшина Перекрестов по вашему приказанию прибыл, - отрапортовал вчерашний горе-любовник, с порога командирского блиндажа.
Майор Филимонов, командовавший батальоном с первого дня войны, встал из-за стола, подошел к Перекрестову, внимательно, изучающим взглядом, измерил его могучую фигуру, потом приказным тоном, не терпящим возражения, явно раздраженно, начал методично и строго напоминать старшине о его прямых обязанностях.
- Ваша задача подготовить и обучить молодое пополнение к предстоящим боевым действиям. Доходчиво объяснить необстрелянным юнцам, что мы не просто воюем, а защищаем свою родину, своих матерей, жен, невест и детей, а посему, не имеем права бояться; а главное старшина, вам надлежит поменьше шляться по лагерю и больше уделять внимания воспитанию и боевой подготовке своих подчиненных. А стоп-сигнал под вашим левым глазом будет хорошим напоминанием о ваших прямых обязанностях, - не скрывая саркастической ухмылки, бросил комбат. - Задача ясна?
- Так точно!
- Тогда свободны.
Старшина вернулся в расположение своего взвода.
Наступила ночь – последняя, спокойная ночь перед генеральным наступлением.
Ровно в 4.00, едва обозначился рассвет, почти одновременно по всей линии фронта в небо взмыли сигнальные красные ракеты. Это был дан старт к наступлению.
Разрывая тишину и поднимая клубы пыли, вперед рванулись танки. Вслед за наступающей броней пошла пехота. Из глубины обороны по военному красивыми залпами ровняли немецкие позиции легендарные «Катюши».
Батальону был дан приказ выдвигаться вперед, вслед за ушедшими танками и занимать новый рубеж.
Немцы отчаянно сопротивлялись, но все же сдавали свой передний край. Отступая вглубь обороны, из последних сил они пытались артиллерийским заградительным огнем остановить натиск наступающих Советских войск.
Батальон, вслед за уходящими танками продвигался вперед.
Старшина Перекрестов, увлекая за собой взвод новобранцев, широкими размашистыми шагами бежал впереди, в надежде скорее миновать зону обстрела. Видя, что взвод не успевает за ним, он взял тяжелое противотанковое ружье у молодого бойца, держа в левой руке свой ППШ, как игрушку, загребая им воздух торопил взвод. Когда взвод подтянулся, он снова устремился вперед.
Мгновение спустя, силуэт Юры Перекрестова исчез в разрыве немецкого снаряда, нашедшего свою жертву.
Девушки – сестры милосердия, где бегом, где по-пластунски продвигались вслед за батальоном, оказывая помощь раненым бойцам.
Катюша перевязала очередного бойца, стащила его в глубокую воронку и под плотным минометным огнем поползла на помощь к очередному раненому.
Когда она поднялась на колени, и взглянула на раненого бойца, ужас овладел всем ее существом.
Перед ней лежал на спине Юрий. Обе ноги его были оторваны по самое основание и, как две тряпки валялись поодаль. Он истекал кровью.
Она пыталась что-то сказать, но старшина слабеющим голосом остановил ее.
- Не говори ничего, я все знаю.
Бледное лицо его было спокойно. Светло-голубые глаза смотрели умиротворенно и нежно.
- Возьми мою руку - чуть слышно попросил Юра.
Катя зажала его большую безжизненную ладонь в своих руках и притянула к своей груди.
- Прости меня, Катюша, за тот случай! И…поплачь на моей могиле…
Это были последние слова Юры Перекрестова.
Стоя на коленях, сильно прикусив губу, прижимая его руку к груди, она горько плакала. Под свист мин и разрывы снарядов, сдавленные стоны вырывались из ее груди.
На мгновение стало тихо. До ее слуха стали доноситься стоны других раненных.
Катюша бережно сложила юрины руки на его богатырской груди. Ладошкой правой руки осторожно навсегда закрыла, некогда озорные, а теперь потускневшие светло-голубые глаза старшины противотанкового батальона.
В этом бою батальон потерял тринадцать бойцов, не считая раненных.
Когда хоронили павших в бою солдат отдельного Гвардейского противотанкового батальона, Катюша, прижимаясь к березе, обнимая ее белый ствол мокрыми от слез руками горько плакала. Насколько бойко и хладнокровно она работала на поле боя, оказывая необходимую помощь раненным бойцам, настолько же обильно она поливала слезами память о товарищах по оружию, которых не пощадила война, которых не уберегли командиры, посылая их, порой на верную гибель, которые в горячке боя, забывая об осторожности шли на пролом.
- Пошли, Катюш, - тронула ее за плечо Зоя. И откуда в тебе столько слез? Сколько тебя знаю, ты всегда вот так всех оплакиваешь. Ну, хватит. Побереги слезы для радости. Когда закончится война, встретишь своего Ростислава, вот тогда и лей свои слезы радости сколько влезет.
Обнявшись, подруги побрели вдоль длиной траншеи, где еще недавно, цепляясь за этот участок дорогой русской земли, огрызался враг, пологая, что можно противостоять гневу и оружию народа, честь которого была так грубо задета.


Гл. 10. Минное поле
Батальон закрепился на новой позиции. Немцы оказывали отчаянное сопротивление, часто контратакуя, однако, ударная мощь их войск значительно ослабла, и ощущение того, что дивизии Вермахта скоро сорвутся и стремительно покатятся назад, все больше овладевало сознанием сынов родной земли, обильно политой кровью солдат и слезами матерей. Какая-то невидимая энергия наполняла души людей, жаждущих возмездия. Но враг был еще силен и, как подраненный зверь особенно опасен.
Вот и сегодня с утра на позиции батальона неожиданно обрушился шквал артиллерийского огня, а ближе к вечеру коварно, хорошо замаскировавшись, начали работать два снайпера.
Чтобы их нейтрализовать, комбат Филимонов стал запрашивать штаб.
- Пришлите на позиции хотя бы двух наших снайперов, житья нет. Так они всех моих офицеров и сержантов выведут из строя, - говорил он.
Но снайперы были нарасхват. Они перемещались по позициям корпуса, делая свою работу, связанную с ликвидацией командного состава противника и подавлением огня так называемых «кукушек». Так называют снайпера. Только вместо безобидного «ку-ку» он производит прицельный выстрел, и если цель неподвижна и нет помех, то каждое «ку-ку» снайпера может стать смертным приговором для неосторожного командира или бойца.
Произошло то, чего больше всего опасался комбат Филимонов. Жертвой пули снайпера оказался командир второй бронебойной роты старший лейтенант Романов. Ранение было тяжелое в грудь.
Романов решил понаблюдать в бинокль за передним краем противника, высунулся из окопа по пояс и в считанные секунды поймал своей грудью свинец.
Медсестры быстро перевязали его и два рослых бойца на носилках потащили командира по траншеям во второй эшелон обороны.
- Заблоцкая, к комбату.
Младший сержант медицинской службы Екатерина Заблоцкая прибыла в блиндаж командира батальона.
- Поедешь с ними, кивая головой в сторону своего водителя и старшины второй роты. Возьми все необходимое, чтобы, в случае чего, оказать помощь лейтенанту по дороге в госпиталь.
- Давай старшина, не теряйте времени! Вперед!
Уложив раненого старшего лейтенанта поудобнее, старшина с водителем впереди, Катюша возле раненого. Поднимая клубы пыли, джип рванулся по изъезженной военной дороге.
До госпиталя добрались почти за час и сразу же Романова понесли в операционное отделение.
Назад возвращались, когда уже спустились сумерки. Водитель спутал направление, и очень скоро все поняли, что дорога, по которой их везет шофер, ведет не на позиции, вернее, не на их позиции.
Старшина начал поправлять шофера, но тот заверил всех пассажиров в том, что срежет путь и через поле напрямик они попадут к своим, и даже при этом, сэкономят время.
Все успокоились и продолжали движение, перебрасываясь веселыми фразами, шутили, смеялись, вспоминали смешные истории, грустили, вспоминая товарищей, которых потеряли на протяжении этих военных лет.
Но вдруг старшина заволновался и с тревогой сообщил всем присутствующим, что едут они по немецкому минному полю, которое при наступлении батальон обходил слева вдоль вон той опушки леса, при этом, как могучим крылом, стал махать своей левой рукой в сторону чернеющей в сумерках полоски березняка.
В воздухе запахло смертью.
Все трое были так напряжены, что гул мотора почему-то создавал в их мозгах болезненные вибрации. Любой стук железных частей автомобиля казался началом взрыва, после которого в жизни будет поставлена точка.
Водитель каким-то извилистым маршрутом гнал своего железного коня.
Старшина молча смотрел вперед, крепко вцепившись в металлическую душку на приборной панели.
Катюша, закрыв глаза, что-то вдохновенно шептала.
Наконец машина выскочила на дорогу.
Водитель резко затормозил и невероятно большими круглыми зелеными глазами тупо уставился на старшину.
Старшина прокашлялся и обернулся к медсестре, которая, не открывая глаз, продолжала что-то шептать.
- Катюш, что ты там шепчешь? - с дрожью в голосе тихо спросил он.
Девушка открыла глаза и смущенно ответила, - молюсь.
- Так и поверишь в бога, - в задумчивости заметил он.
Все замолчали.
- Это бог спас тебя, Катя, - серьезно продолжил свои рассуждения старшина.
Вдоль дороги на некотором расстоянии друг от друга саперами были вбиты колышки с табличками «Мины».
- Ладно, поехали, - скомандовал старшина.
Дальше ехали молча, погрузившись, каждый в свои мысли.
На позицию прибыли, когда совсем стемнело.
Возле командного пункта стояли два незнакомых сержанта. У них при себе были винтовки с оптикой и другие воинские принадлежности, необходимые снайперу в боевых условиях.
Комбат и командир первой роты, что-то оживленно объясняли им, периодически проводя рукой по горизонту, фиксируя взмахом руки те направления, откуда вероятнее всего стреляют немецкие снайперы.
Если бы не воинские принадлежности, то можно было подумать, что это наши обычные рыбаки спокойно и по-деловому выбирают место на реке, где ловчее всего можно отловить как можно быстрее и больше рыбы.
Они так привыкли к войне, что свое дело делали, как в мирное время спокойно, как будто совершенно не помня о той смертельной опасности, которая подстерегает их в любой момент времени в самых неожиданных местах.



Гл. 11. Немецкий ас.

С утра было тихо. Немцы закрепились на высотах, наши готовились к броску. На флангах формировались танковые ударные группы, усиленные пехотой и десантными подразделениями, задача которых была на броне ворваться в глубь обороны противника и в тылу совершить рейд по линии артиллерийских расчетов немцев, чтобы тем самым снизить эффективность орудийного огня во время наступления основных сил наших войск в центре обороны противника.
Ударному танковому корпусу генерала Коваленко была поставлена трудновыполнимая задача – взятие нескольких стратегически важных высот, которые являлись ключом в общем успехе наступательной инициативы всей армии, действующей на этом направлении.
Противотанковый батальон майора Филимонова занимал передний край на левом фланге корпуса, откуда, по расчетам и данным разведки, вероятнее всего готовился немцами танковый контрудар.
В помощь корпусу были приданы две эскадрильи штурмовиков, прикрываемые истребителями с воздуха. Они должны были проутюжить передний край противника сразу же после массированной артподготовки.
Положение на левом фланге осложнялось тем, что нашим танкам предстояло преодолеть холмистую местность, покрытую редким лесом и обильным кустарником, где, наверняка засели фаусники.
К наступлению все было готово.
В звенящей тишине нарастало напряжение.
Казалось, что земля замерла в ожидании огненного танца.
Обе стороны затаились, как два хищника, смотрящие в глаза друг другу, вонзая свои смертоносные когти глубоко в землю, готовые в любой миг рвануть под собой почву и устремиться вперед, одержимые ненавистью и жаждой крови.
Но вот, в воздух взмыли красные ракеты, и артподготовка началась.
Немцы открыли ответный огонь по нашему переднему краю.
Смерть гуляла с той и другой стороны. Откуда-то из глубины обороны заработали «Катюши», подавляя артиллерию противника.
Артподготовка прекратилась так же внезапно, как и началась.
Опять наступила зловещая тишина. Но это продлилось недолго. Вновь тишину нарушили, низко летящие штурмовики, взявшие на свои борта максимальную бомбовую нагрузку. Вслед за ними на почтительной высоте ровным порядком шли звенья истребителей.
Когда штурмовики приступили к своей работе, в небе появились истребители Люфт Вафе.
Эскадрилья наших истребителей пошла им на перехват, отбивая от работающих штурмовиков.
Закружилась карусель в небе. Вскоре несколько машин с той и с другой стороны ушли в свои последние «пике», крепко обнявшись с землей, поднимая в небо красно-черные грибы, взорвавшихся остатков топлива и неистраченного боекомплекта.
Разбившись по парам, блистая мастерством высшего пилотажа игру со смертью продолжили наиболее опытные и удачливые асы.
Отработав, штурмовики повернули на свою сторону, а дуэли в воздухе еще продолжались.
За этой схваткой с обеих сторон следили тысячи глаз, завороженные редким чарующим и азартным представлением.
Эти отчаянные парни, сидящие за штурвалами крылатых машин, не умели сдаваться. Резко бросая свои послушные машины из стороны в сторону, сверху вниз, они плели замысловатые кружева в небе, стараясь сесть на хвост своему несговорчивому оппоненту или, завладев высотой, соколом обрушиться вниз, закладывая скоростной вираж, который находящемуся внизу выполнить уже будет не под силу. И тем самым, привести последний, весомый аргумент в споре, нажав на гашетку, хладнокровно разрезая очередью небесную чистоту и корпус машины неприятеля.
Неба им было мало. Бой асов проходил уже далеко от того места, где они встретились.
Одна пара, як и мессер кружили над левым флангом корпуса. Танкисты и бойцы противотанкового батальона с волнением следили за поединком. В какой-то момент немецкий самолет потерял высоту и попал под меткий выверенный огонь русского аса. Машина вспыхнула и, оставляя черный дым за крылом, с воем, завалилась на бок и пошла вниз в сторону наших позиций. Немецкий летчик покинул самолет и раскрыл парашют в нескольких сотнях метров от земли. Приземлился он в расположении батальона Филимонова. Пилот был ранен и сопротивления не оказывал.
Выиграв дуэль, русский ас набрал высоту, и устало, сжигая последние литры топлива, взял курс на родной аэродром.
Раненого летчика привели в блиндаж к комбату.
- Позови Заблоцкую, пусть перевяжет его, - приказал комбат своему ординарцу.
Катюша вошла в блиндаж со своей санитарной сумкой на плече.
- Перевяжите его, - кивком головы указывая на немца, бросил комбат.
Она подошла к немецкому летчику, и горячая волна прокатилась по всему ее телу.
- Как сильно он похож на Ростислава, - подумала она, - такой же высокий, стройный, белокурый с красивыми голубыми глазами; и возраст у него примерно тот же.
Окровавленная правая рука его свисала плетью. Ранение было в плечо.
Катюша достала из сумки все необходимое, наложила повязку и подвязала руку раненого кусочком бинта к шее. Потом вышла из блиндажа и стала делиться с Зоей своими впечатлениями.
Пока она перевязывала немецкого летчика, тот пристально смотрел на красивое девичье лицо, слегка улыбаясь. В глазах его светились нежность и благодарность. За все время перевязки он ни разу не показал, что ему больно.
Филимонов молча наблюдал за этой сценой и думал о чем-то серьезном и важном.
Когда вражескому летчику была оказана необходимая помощь, комбат позвал радиста.
Вошедший радист – молодой парень, бывший студент третьего курса Ленинградского технологического института хорошо знал немецкий язык и иногда выполнял роль переводчика.
- Спросите у него фамилию, имя, звание, а также номер части, где находится часть, количество самолетов.
Немец сообщил свои анкетные данные, а на вопросы, касающиеся своей части отвечать отказался, сообщив, что он боевой офицер, а не предатель.
- Переведи. Видели мы, какой он боевой офицер. Вот наш летчик, который его сбил, вот он боевой офицер, а этот…, - махнув рукой в сторону немца, небрежно сказал комбат.
Немец встрепенулся и начал быстро и эмоционально сообщать свои впечатления от прошлого боя, время от времени, изображая левой рукой движение самолета.
- Что он там лопочет? – смеясь, спросил Филимонов.
Радист своими словами с горящими глазами начал пересказывать рассказ летчика, когда тот умолк.
«Это был мой самый трудный и самый поучительный бой.
Я лучший в своем полку. Ни одной воздушной дуэли не проигрывал до сегодняшнего дня.
Два раза был сбит. Один раз попал под плотный огонь ваших зениток, второй раз, когда наткнулся на звено ваших самолетов. Воевал один против трех. Но такого аса, как сегодня, я еще не встречал. Я выпустил по нему весь боекомплект и ни разу даже не зацепил. Мне стало казаться, что он читает мои мысли. Когда он понял, что мой боекомплект иссяк, то стал просто издеваться надо мной, как мастер издевается над новичком в учебном бою. Он ломал меня психологически, демонстрируя полное свое превосходство. Вскоре я сорвался, нервы не выдержали, и я решился на таран. Мы пошли навстречу друг другу, выворачивая все нутро из своих машин. Я знал, что мы оба погибнем…я решился на это и стал читать молитву. Мы были так близко, что я уже видел его смеющееся лицо. За пару секунд до столкновения мои глаза машинально закрылись, но взрыва не произошло, он каким-то чудом ушел из-под удара. Озираясь по сторонам, я, наконец, увидел его. Он заходил сверху с правой стороны. Сейчас даст очередь и вытряхнет меня из моего комбинезона, думалось мне, но он и на этот раз не стал стрелять. Я был полностью в его власти. Подавленный и униженный я стал кричать в его адрес проклятия и требовал, чтобы он стрелял, но он, изящно обойдя мою машину, зашел на последнюю атаку. Видимо, топливо его было на исходе. Очередь из его пушки прошила нос мессира. Мотор моей машины загорелся и заглох. Меня ранило осколком в плечо. Когда я уже висел в воздухе на парашюте, он пролетел мимо, повернул голову в мою сторону, потом резко взмыл в небо, набирая высоту, чтобы дотянуть до аэродрома. После таких встреч, даже опытные летчики иногда ломаются и начинают бояться боя. И он это тоже знает.… Хотел бы я посмотреть на него вблизи…».
- Ладно, позвоню в штаб корпуса, пусть забирают его, нам он все равно без надобности, - сказал Филимонов и стал запрашивать штаб.
- Товарищ полковник, - обратился он к начальнику штаба, - мы тут немецкого летчика в плен взяли, куда его?
- Что он говорит?
- Да, ничего не говорит. Говорит, что он офицер Люфт Вафе, а не предатель.
- Герой значит? Знаешь, комбат, сейчас не до него. Ты видишь, что делается. Задача у нас предельно проста и он нам ничем не поможет. Разговорить мы его, конечно, сможем, но стоит ли время терять? …Не хочет, говоришь, жить предателем?…Ну, пусть тогда умирает героем. Короче говоря, в расход его. Это приказ! Можешь ссылаться на меня….
Ты, вот что, лучше поработай с личным составом, напомни о чести, долге и т.п. Поставь в пример наших летчиков, они сегодня победители. Работы у вас будет много, так что давай комбат… «вперед и с песней!».
Филимонов медленно положил трубку на аппарат, опустил голову, обдумывая что-то, потом резко окликнул ординарца.
- Командира второй роты ко мне, - приказал он ординарцу.
- Звали, товарищ майор?
- Звал, звал, - проворчал недовольно Филимоной, - видишь фрица?
- Ну?
- Возьми двух бойцов, пусть уведут подальше, и шлепнут.
У старлея как-то неестественно вытянулось лицо.
Указательным пальцем правой руки он обрисовал круг в воздухе и недоуменно спросил, - а что же… в штаб….?
- Что не ясно? Приказ начальника штаба корпуса…, -зло ответил комбат.
Вскоре, после допроса, немца вывели из блиндажа и под охраной двух автоматчиков увели куда-то в направлении тыла.
Проходя мимо двух девушек с санитарными сумками, немец остановился, повернулся к Катюше, улыбнулся, обнажая красивые ровные зубы, сказал: «Danke schon!».
Один из бойцов конвоя грубо подтолкнул немца стволом своего автомата, давая понять, что лояльничать с ним не будут.
- Слышь, подруга, чем ты так завораживаешь мужчин? - улыбаясь, спросила Зоя, - даже фрицы тебе улыбаются.
- Батальон, к бою! - послышалась команда
Сразу началось движение. Бойцы стали занимать огневые позиции в соответствии с боевым расчетом.
Танки с десантом на броне, набирая скорость, устремились в сторону противника. Вслед за ними ускоренным шагом пошла пехота.
Немцы ожесточенно оборонялись. После шквального минометного и пушечного огня несколько наших танков вскоре были объяты пламенем. Пулеметным огнем десант был сброшен с брони и вел бой с немцами совместно с пехотой, то залегая, то бросая себя на штурм переднего края противника.
Менее, чем через час упорного кровопролитного боя, немцы дрогнули и стали откатываться на запасные позиции.
Генерал Коваленко внимательно следил за прохождением наступления и постоянно корректировал действия своих флангов и центра. Видя, что левый фланг вязнет, он приказал Филимонову бросить батальон на помощь наступающей пехоте.
Несвойственный для противотанкового батальона наступательный бой, был вынужденной мерой. Нельзя было допустить, чтобы наступление захлебнулось.
Колоссальные потери при наступлении оправданы только тогда, когда противник выбит со своих рубежей с первого раза и быстро откатывается. В любом другом случае повторный штурм только удваивает потери.
- Не дайте им закрепиться на запасных позициях, - кричал Коваленко по рации, требуя от командира танкового полка гнать немцев, максимально сокращая дистанцию.
Потери были велики, но бой удался, и высоты были полностью очищены от врага.
Генерал приказал всем подразделениям закрепиться на высотах и доложил по рации командующему армией о завершении операции.
- Ну, что ж, генерал, твои гвардейцы молодцы. Поздравляю! О дальнейших действиях сообщу с посыльным. Пока закрепляйтесь, отдыхайте. Обеспечьте скорейшую эвакуацию раненых. Готовьтесь к приему пополнения.
Уцелевшие и легко раненые бойцы отдыхали после боя, а медперсонал и тыловые службы трудились в поте лица, собирая, вынося и вывозя с поля боя погибших и еще живых бойцов.
Уже под утро, шатаясь из стороны в сторону от усталости, в блиндаж, буквально ввалились Катя и Зоя. В окровавленных одеждах, грязные и уставшие, они совсем не были похожи на двух жизнерадостных девушек, какими их видели еще утром. Скорее они напоминали двух взъерошенных, возбужденных и смертельно уставших после тяжелой драки кошек.
Устав физически, под впечатлением того, как невероятно жестоко и невообразимо можно исковеркать человеческие тела, они сходу с шумом упали на полати и мгновенно отключились, принимая сладкий сон, как дар свыше, дороже которого в это мгновение ничего не могло быть.
В последующие два дня принимали пополнение взамен выбывших по разным причинам бойцам.
Катя и Зоя привели себя в порядок и снова своим присутствием создавали атмосферу полноты жизни, которую невозможно создать в обществе одних только мужчин. Если есть хотя бы одна женщина, то во многих ситуациях мерилом для мужчин становится его отношение к женщине и его поведение в ее присутствии. Если же мужчины долго живут сугубо мужским коллективом, то мерилом становится сила, ловкость, умение обращаться с оружием. И все это выражается в довольно грубых поступках. Формы общения становятся намного проще и понятнее. Часто достаточно выразительного взгляда, чтобы оппонент надолго умолк и не пытался испытывать судьбу, если не имеет на то веских аргументов в виде железных кулаков или разящего металла в кармане.
Такие формы общения возможны, но только не на этой войне. Великая битва за право жить на Земле несла в себе столько противоречий и объединяющего смысла, что человеческая сущность просыпалась и прозревала при первых же откровениях, которые выражались в бескомпромиссном и жестоком уничтожении себе подобных. Санкцию на тотальное уничтожение «низших рас» целому народу выдал Третий Рейх во главе с Адольфом Гитлером. Поэтому, все, кто воевал против этого зла, были воинами света, воевавшими против воинов тьмы. И эта великая миссия – борьба за жизнь против смерти, не позволяла большинству воинов опуститься на уровень простого зверя...
…Впервые за последние три дня на позиции подогнали походные кухни с горячим обедом.
- Зайка, пошли горяченького поедим, - позвала Катюша подругу.
- Здорово! Мне уже снятся щи моей мамки. После войны, Катюш, приедешь к нам на Волгу, мамуля наварит нам щей, ухи, раков. Эх, заживем! – обнимая за плечи подругу, восторженно тараторила Зоя.
Вокруг кухни толпились бойцы, неспешно, друг за другом, протягивая свои котелки повару. Увидев приближающихся девушек, повар прекратил раздачу, поправил пилотку, из-под которой выбивались рыжие кудри, засиял всем своим веснушчатым лицом с оттопыренными большими ушами.
- Черноглазая! Давай свою посуду! Ну-ка хлопцы, расступись, пропустите даму!
Девушки, улыбаясь, подали котелки.
- Меня Василием зовут, а Вас как?
- Катюша ее зовут. Но знаешь, Вася, она у нас девушка строгая и не любит, когда опаздывают. Мы здесь уже два дня без войны, а ты только сегодня приехал. Так, что давай, Вася, на ужин без опоздания! – шутя, распорядилась Зоя.
- Девушки, я весь ваш! Завтрак, обед и ужин будут теперь в строгом соответствии с распорядком, по крайней мере, в вашем подразделении, - смеясь, заверил Василий.
После нескольких дней на сухом пайке горячая каша казалась на удивление вкусной.
- И чем это ты, Кать, так притягиваешь мужчин. Повар тебя издалека заметил, хотя я выше и фигура у меня и лицо, и все остальное. Ну-ка признавайся! Красивая у меня фигура?
- Зайка, да ты прелесть! И любить тебя будут, еще как! И дети у тебя будут и муж. Подожди, закончится война, и все у нас будет.
Зоя на самом деле была высокая стройная девушка с правильными выразительными чертами лица, но кроме природной красоты во всех ее движениях и походке чувствовалась немалая физическая сила. Возможно, эта особенность и являлась препятствием для большинства мужчин. Мужчина по своей сути защитник. И когда рядом с ним слабая женщина, нормальный мужчина становится сильнее, ощущая свою природную обязанность быть опорой. Видимо, этот зов вечности и притягивает мужчин к слабым женственным особам. И наоборот, если женщина обладает мужскими качествами, решительностью, физической силой и т.п., основная масса мужчин слегка сторонится ее. И все-таки, даже такая женщина – прелестное создание. Такую женщину нужно разглядеть. Именно внутри таких женщин скрываются прекрасные матери и нежные жены…
- И все-таки, - не унималась Зоя, - повар тебя сразу заметил и этот фриц, которого расстреляли, даже он на тебя обратил внимание.
- Как расстреляли? – с тревогой в голосе спросила Катя.
- Из автоматов. А как еще? Когда он тебе улыбался, ведь это его на расстрел повели. Мне переводчик про допрос рассказывал.
Из глаз Катюши неожиданно покатились крупные горючие слезы. Она отставила котелок в сторону и потянулась за полотенцем.
- Ты что, подруга, плачешь?! Что, фрица пожалела? Да ты что?! Знаешь, скольких он наших завалил? Он на допросе хвастался. Не стоит он наших слез и брось его жалеть, - строго сказала Зоя.
- Да, ладно, Зайка, не обращай внимания. Наши женские слезы скорые, но и быстро высыхают.
Девушки молча доели кашу, разлили остывший жидкий чай из второго котелка и, тихо разговаривая, продолжили неспешно уничтожать свой солдатский паек.



Гл. 12. Сталинград
После ряда неудач на Харьковском направлении и потери Крыма наша Армия левым флангом на юге отступала в направлении Сталинграда. Отступление проходило достаточно быстро и большими силами, поэтому простому солдату казалось, что страна падает в пропасть, все рушится и скоро придет конец существованию государства. От массовой паники удерживала активная работа политработников, идеологическая агитация внутри армии и строжайшая дисциплина в сочетании с работой особых отделов, задачей которых было выявление и расстрелы ропщущих и рассуждающих на темы, связанные с порождением упадочнических настроений.
Ставкой была разработана стратегия спасения целостности государства, сохранения энергетической артерии на юге страны, без которой победа над Германией оказалась бы под большим вопросом. Поэтому необходимо было сосредоточить войска на таком плацдарме, где победа стала бы реальным делом.
Волга – могучая река и сама уже являлась естественным препятствием на пути врага. Она же являлась и транспортной артерией.
Географически Волга находится как раз посредине той территории, где проживает основное население страны, а это давало возможность пополнять армию людскими ресурсами наиболее эффективно. Кроме того, из-за массива гор Кавказа для немцев исключался вариант обходного маневра с юга. Для нашей же армии наоборот открывалась перспектива с северного направления, где были сосредоточены основные силы Советской Армии, нанести мощный удар по флангу наступающих войск противника. И при условии, что Сталинград выстоит и остановит противника, просматривалась возможность окружения и разгрома крупнейшей группировки немецких войск.
Итак, главным условием успеха была остановка противника на Сталинградском направлении.
Для немцев же наоборот – основным условием успеха и, может быть, победы над Советским Союзом был полный триумф в Сталинградском сражении.
Таким образом, при своей победе немцы отрезали нас от Бакинской нефти, Кубанского хлеба и других важных ресурсов, завладевая ими, и тем самым, усиливая свою экономическую и военную мощь. Тогда судьба Советского Союза могла бы стать более трагичной, чем в первые годы войны.
Корпус генерала Коваленко в составе армии также отступал под Сталинград. Танковые дивизии корпуса дислоцировались севернее города.
Противотанковый батальон майора Филимонова занял оборону на подступах к городу в направлении Мамаева кургана.
Большая часть медицинского персонала была переведена в полевые госпитали, в большом количестве развернутые на левом берегу Волги.
Зою и Катю направили в один из госпиталей в район Красной Слободы.
По приказу Сталина оборона правого берега Волги должна была стать последним рубежом на пути продвижения противника.
«За Волгой для нас земли нет!» - эта фраза стала главным лозунгом и призывом для Советских воинов.
Великая битва началась 17 июля 1942 года и закончилась окружением крупной группировки противника и полной победой нашей Армии только 2 февраля 1943 года.
Немцы рвались к Волге в надежде сбить Советские войска с их линии обороны и овладеть важным стратегическим рубежом. Германия бросила в бой лучшие армии, свободные резервы, несколько армий своих союзников и огромное количество военной техники.
Сопротивление Советской Армии было отчаянным.
Героический народ Великой страны стоял насмерть.
С тракторного завода, выпускающего танки, выходили в бой экипажи, укомплектованные рабочими этого завода. Под бомбами продолжали собирать и ремонтировать танки, загружали в них боекомплект; мотористы и испытатели танков садились за рычаги, оружейники становились наводчиками орудий, цеховые мастера становились командирами экипажей, и под шквалом огня противника вступали порой в неравный бой, демонстрируя отвагу и доблесть русского солдата, и мощь нашего оружия.
В те дни Сталинград стал точкой опоры для крутого поворота в современной истории, а Сталинградская битва стала кульминацией в напряженном сознании человечества тех огненных лет. На этой исторической приволжской земле, обильно политой кровью наших предков и их врагов, столкнулись не только две великие армии. В Сталинграде столкнулись два великих духа. Дух народов Западной Европы, воевавших на стороне нацистов, и дух Великого Советского народа.
Сталинград стоял насмерть и стал непреодолимой преградой на пути фашистских войск. Советские солдаты рвали свои сердца в героическом порыве и сломили дух противника, нанеся ему смертельную рану. Вместе с горящими сердцами наших солдат рвалась и горела волжская земля, небеса разлетались в клочья от разрывов зенитных снарядов и горящих самолетов. Вода в реке вперемежку с пролитой нефтью, бензином и кровью солдат то вспыхивала огнем, извергая в небо черный дым, то затихала, неся на своих волнах священную кровь воинов, души которых устремились ввысь, подальше от этого безумия.
С правого берега Волги в районы сосредоточения огромного количества полевых госпиталей непрерывно день и ночь двигались баржи, плоты и катера с ранеными бойцами, которых страна старалась сберечь для будущих сражений.
Немецкие самолеты обстреливали и бомбили переправляющихся через Волгу, беспощадно, не оставляя шансов.
Наши летчики героически защищали своих, затевая безумные карусели в небе, также беспощадно разя врагов, посылая их самолеты на дно великой русской реки.
В Сталинграде не было места трусости и предательству. В разгар сражения в самом городе пленных практически никто не брал. Вопрос стоял предельно остро – либо ты, либо тебя. Прекратить бой означало быть убитым. Это было откровение, где одни познавали смерть, усваивая последний прижизненный урок, другие познавали величие победы, соприкасаясь с непостижимым духом, ощущая его всем своим существом, с тем духом, который превращает обычного человека в великого воина, способного в процессе боя подняться над понятиями жизни и смерти.
- … Зоя, смотри, какая красная стала Волга от крови, - говорила подруге Катя, стоя на берегу в ожидании очередного транспорта с ранеными.
Подруги грустно смотрели на проплывающие по реке трупы наших и немецких солдат.
Вот к берегу причалила очередная уцелевшая баржа с ранеными бойцами и началась работа спасателей человеческих жизней. Кого-то срочно перевязывали, кого-то сразу грузили на машины и повозки, чтобы поскорее доставить в госпиталь.
В этом аду невероятным образом уживались два противоположных понятия: жизнь и смерть. Цена жизни стала неимоверно высока. Каждая спасенная жизнь – это еще одна боевая единица, так необходимая сейчас для спасения Родины. Сегодня Родина нежными и добрыми руками молодых девушек в строгой военной форме спасает жизнь солдата, вырывая его из цепких лап «костлявой», чтобы, поправив свое здоровье, он снова встал на ее защиту.
Тем временем, приняв очередную партию раненых бойцов, медицинский персонал занимался сортировкой, размещением и немедленным оперированием особо тяжелых. Ходячих бойцов размещали во временные помещения малоприспособленные для длительного проживания, но это была хоть какая-то крыша над головой.
Хотя, справедливости ради, надо заметить, что Советский воин, прошедший долгий путь отступления в боях, от западных границ СССР до берегов Волги, так хорошо научился приспосабливаться к самым невероятным условиям окружающей среды, что эти временные сооружения представлялись ему чуть ли не гостиничным номером.
С правого берега Волги поступали все новые бойцы, раненные в боях и убитые во время переправы. Израненные тела людей порой были так изуродованы, что с непривычки нормальный человек, видя их, вряд ли мог оставаться в нормальном состоянии. Но это, отнюдь, не относилось к медицинскому персоналу, который на войне уже не первый год. И не потому, что они были более черствые душой. Как раз наоборот, такие чувства как сострадание, сочувствие и человеколюбие этих людей поднимались до невероятных высот. Просто эмоционально они становились более устойчивые к подобным стрессам. Кто, как не они знали цену жизни и смерти, сталкиваясь со смертью ежедневно. Спасение людских жизней было их работой. Когда кровь попадала на их одежду и кожу, они не считали, что испачкались. Чужая кровь не была для них чем-то грязным. Быстрее наоборот – это драгоценный источник жизни, и вливая раненому донорскую кровь, они ощущали всем своим существом, как жизнь возвращается к человеку. Стон раненого отзывался в их сердце тревогой, заставляющей действовать, не считаясь со временем и усталостью.
Вот из густого черного дыма вынырнул небольшой катерок и быстро причалил без какой-либо подготовки, врезаясь в песчаный берег.
- Девчонки, быстро сюда, - мальчишеским, но приказным тоном распорядился молодой паренек в черном бушлате и рваной тельняшке, представляющий капитана и всю команду в единственном лице, - здесь майор раненный.
- Катюш, носилки, - бросила Зоя и побежала к катеру.
Наклонившись через борт катера, чтобы подготовить офицера к погрузке на носилки, Зоя на мгновение онемела от неожиданности. Беззвучно глотая воздух всем ртом, она наконец-то выдохнула, - товарищ майор! Катя, быстрее! Товарищ майор, миленький потерпите! – перед ней лежал с перевязанной грудью майор Филимонов - их командир.
- Зоя…! - улыбаясь сухими губами, нежно произнес майор.
Зоя давно нравилась комбату, но он не позволял себе излишней вольности, да и Зоя вела себя независимо и очень уверенно, тем самым, отпугивая ухажеров. Однако, при этом, она считала майора Филимонова настоящим офицером и образцом, на который должны ровняться все мужчины батальона. На самом деле она просто любила этого человека, у которого где-то далеко от войны были жена и двое детей.
Осторожно переложив командира на носилки, девушки быстро понесли его к ближайшей повозке.
- Катюш, я поеду с майором. Надо определить нашего командира поближе к нам. Давай подруга, не скучай тут без меня! - возбужденно и даже радостно пропела Зоя.
- Наши почти все полегли, - спокойно и задумчиво усталым голосом произнес Филимонов, - как попал на катер помню смутно; в голове стоит нескончаемый топот сапог, кажется, что этот топот длился целую вечность.
- Ничего, товарищ майор, здесь вас подлечат. Снаряды сюда залетают редко, так что отдохнете в тишине.
- Какой я тебе, Зоя, товарищ майор, тем более без войска. Я даже рукой пошевелить не могу. Сейчас ты мой командир, - хриплым голосом произнес майор и стал медленно погружаться в забытье. Время от времени гримасы боли искажали его усталое, некогда по-мужски красивое загорелое лицо.
Зоя определила комбата в палатку для «тяжелых», рядом с палаткой медперсонала. Похлопотала о том, чтобы майора, сей же час, осмотрел доктор и назначил срочное лечение. Убедившись, что их командир в безопасности, Зоя вернулась на берег.
- Ну, как наш командир себя чувствует!? – возбужденно спросила Катя.
- Ранение сквозное. Задето легкое. Врач сказал, что нам повезло. Командир будет жить, - лаконично по-военному, но весело отчеканила Зоя.
- Зайка, я тебя не узнаю. Ты прямо-таки на крыльях порхаешь!
- Да, порхаю, - лукаво скосив свои искрометные красивые глаза в сторону подруги, притопывая сапожками, пропела Зоя.
Катюша внимательно посмотрела на свою подругу. Перед ней стояла не прежняя Зоя, которую она знала с первых дней войны. Перед ней стоял ангел не земной красоты с Зоиными чертами лица, излучающий тепло и счастье в окружающий мир.
Вскоре лицо Зои стало серьезным и грустным, и этот чарующий миг бесследно исчез.
Девушки замолчали, думая о чем-то своем.
- Зоя любит майора, - думала Катя, - и как любит; сколько нежности и страсти она прячет в своей душе? А он женат…, ну и что с того, что женат…? - оправдывала Катюша подругу.
- Воздух! – послышалась команда.
Звено немецких самолетов взяло курс на группу из катеров и барж, перевозивших очередную партию раненых бойцов.
Все стали прятаться в окрестностях причала.
Два зенитных расчета, прикрывающих причал, заиграли стволами, выплевывая смертоносный металл, в направлении вражеских штурмовиков.
Зоя и Катя запрыгнули в ближайшую траншею и залегли на ее дно.
Где-то очень близко разорвались две бомбы, одна за другой, и тугая тяжелая пулеметная очередь стеганула по сырому песку в том месте, где несколькими секундами назад сидели в раздумье девушки.
Но вот, из черных облаков, как три стрелы вылетели три краснозвездных истребителя, и пошли на перехват немецких штурмовиков. Завязался бой. Один штурмовик выразительно кивнул носом, послышался взрыв, и, завалившись на левый бок, он с воем, оставляя за собой широкий шлейф из черного дыма, круто пошел в свой последний путь.
Очень скоро воздушная потасовка сместилась далеко в сторону заката, а к берегу стали причаливать уцелевшие суда. Среди них быстрым ходом гордо шел тот самый катерок, который двумя часами раньше привез раненого комбата.
- Девчонки, быстро снимайте раненых. Нет времени! Там баржа тонет! – тем же мальчишеским фальцетом повелительно скомандовал юный капитан.
Разгрузив катерок, бесстрашный юноша погнал свою послушную машину на помощь людям, терпящим бедствие.
Спасательные работы продолжались до ночи. Когда спасать было уже не кого, объявили отбой.
Зоя с Катей собрались идти в расположение, но тут их окликнул знакомый голос.
- Девчонки, у вас махра есть?
Это был тот самый фальцет юного капитана.
- Найдем! – бросила Зоя.
- Петрович, давай всю свою махру, - обратилась Зоя к хозяину повозки, на которой они весь сегодняшний день перевозили раненых, - а я тебе в расположении скомпенсирую; нам с Катюшей тоже выдают, а мы, сам знаешь, не курим.
- Сколько тебе лет, капитан? – спросила Зоя, протягивая парнишке пакет с махоркой.
- В ноябре шестнадцать будет, - ровно без всякой интонации ответил парень, трудясь над изготовлением «козьей ножки».
- Ну, удачи тебе, родной! Береги себя! – ласково попрощалась с героем Зоя.
- И вам спасибо за курево! - ответил парень и прилег на палубе своего катерка, раскуривая табак, задумчиво вглядываясь в звездное небо.

Гл. 13. Судьбу не выбирают
В районе г.Запорожье шли тяжелые бои. Немецкие армии не хотели уступать своих позиций, цепляясь за рубежи оккупированной Советской территории. Как раненый зверь цепляется, ослабевающими когтями, за землю, которая служит для него последней опорой в смертельной схватке, так и Вермахт не сдавался, и не желал мириться с поражением в этой большой войне.
Противотанковый батальон под командованием нового комбата Гарифулина, сменившего Филимонова после Сталинграда, попал в непонятную ситуацию. Левый фланг армии, прорвав оборону противника, углубился в тыл немцев и вел бой в трех направлениях. Правый наоборот, ели сдерживал натиск немецких войск и, в конце концов, стал откатываться назад, а центр стоял на месте в оппозиции к немецкому переднему краю, ожидая команду к действию. Но команды не поступало. Создавалось впечатление, что наше командование ведет какую-то мудреную игру с немецкими полководцами, но вполне возможно, что это был результат чьей-то ошибки. Тем не менее, многие подразделения армии были дезориентированы.
Гарифулин часто связывался с командованием, пытаясь прояснить ситуацию. Ему постоянно отвечали: «Жди команды». Вскоре команда поступила. Нужно было идти вперед, вслед за отступающими немецкими подразделениями. Батальон и соседи справа и слева выдвигались вперед. Справа от батальона завязался бой, а на пути батальона не было никакого сопротивления. Связь с командованием прервалась. Гарифулин самостоятельно остановил батальон и приказал своим подчиненным занять брошенные немецкие окопы.
- Сержант, включай третью волну и слушай, - приказал он радисту, разместившемуся со своей техникой в одном блиндаже с комбатом.
Эфир, как заколдованный молчал.
- Чего они там ждут! – нервничал Гарифулин, - слева грохочет, справа бой, а мы, как в гробу – тишина…
Он вышел из блиндажа и пошел по окопам, время, от времени поглядывая в бинокль то в сторону противника, то в сторону тыла.
Неожиданно на позиции батальона стали сыпаться снаряды от наших катюш, которые из второго эшелона обороны открыли шквальный огонь по обороне противника, так они, наверное, думали. Но по иронии судьбы под артобстрел попали свои.
- Надо обозначить линию нашей обороны, - громко, неизвестно кому закричал Гарифулин.
Увидев Катюшу, он заорал сквозь грохот снарядов, пригибаясь низко к земле, - Заблоцкая, принеси из блиндажа ракетницу, бегом!
Девушка юркнула в блиндаж и в одно мгновение показалась во входном проеме с ракетницей в правой руке. Что было сил, она бросилась в сторону комбата.
Толи ветром, толи осколком от снаряда сбило с головы ее пилотку. Не добежав пяти шагов, она упала лицом вниз. Правая рука с ракетницей была вытянута вдоль бедра, левая выброшена вперед. Правый рукав пропитался кровью.
Помогите ей! - распорядился комбат, заряжая ракетницу.
Зоя подбежала к подруге, разорвала окровавленный рукав и стала бинтовать разорванные пульсирующие мышцы правой руки, выше локтевого изгиба. Потом она хотела посадить Катюшу на дне окопа, взяв ее за подмышки, и тут же отдернула руки. Обе ее ладошки обильно смочились кровью.
- Что такое?! – опешила Зоя.
Она опустилась перед подругой на колени и стала внимательно осматривать ее грудь и бока.
По белой коже девушки, как на левом, так и на правом боках на землю стекала кровь.
Зоя качала головой и от растерянности не знала, за что браться в первую очередь. Через мгновение она уверенно делала свою привычную работу быстро качественно и хладнокровно.
Перевязав грудь подруги, она стала проверять пульс и слушать сердце. Под грохот канонады биение сердца не прослушивалось, а пульс был так слаб, что редкие удары его время от времени посылали зыбкую надежду на то, что девушка еще жива.
Вскоре обстрел прекратился. Видимо кто-то вовремя сообразил, что огонь ведется по своим позициям.
Наступила зловещая тишина.
Гарифулин выделил двух рослых бойцов в помощь Зое, и втроем они перенесли Катюшу на прежние рубежи, откуда ее можно было отправить в госпиталь.
До полевого госпиталя Зоя сопровождала свою фронтовую подругу, с которой теперь предстояла разлука, возможно навсегда.
- Что у нее за ранение? – спросила Зою высокая красивая женщина с корейскими чертами лица, принимающая раненых, которые поступали в госпиталь непрерывным потоком. Из-под белого халата выглядывали петлицы с майорским отличием.
- Простреляна грудь слева направо и порваны мышцы правой руки. Все одной пулей.
- Да, уж! Вы пульс у нее проверяли? Что она еще жива?
- Жива, товарищ майор! Ей нужна срочная помощь! Спасите ее…мы с ней с первого дня войны на передовой…и вот…, - стихающим голосом закончила свою речь Зоя. Плечи ее как-то беспомощно опустились, в глазах стояли слезы.
Александра Николаевна Ким повернулась к молодому лейтенанту медицинской службы, стоящему сбоку, и задумчиво, но твердо сказала, - три года на передовой…наверное, ни один десяток жизней спасла…так давайте, лейтенант попробуем спасти ее жизнь. В операционную ее! - строго скомандовала она.
- Спасибо вам! – поблагодарила Зоя, - разрешите идти?
- Идите! И не лезьте зря под пули. Если вас молодых убивать будут, кто детей рожать станет после войны? Мы что ли – старухи? – лукаво сверкнув черными очами, впервые улыбнувшись за время разговора, пошутила Ким.
- Вы, товарищ майор, еще всех наших женихов отобьете! – смеясь на бегу, прокричала Зоя.
Майор медицинской службы в окружении ассистентов колдовала над раненой Катюшей уже несколько часов.
-Руку придется отнять. Это уже не рука, а лишняя часть тела, - сказала Ким, заканчивая первую операцию на груди.
- Она просыпается, - прошептала операционная сестра.
-Пусть просыпается. Поместите ее в третью палату, и пусть Надя подежурит около нее. Если эти сутки проживет, то будем бороться дальше за ее жизнь. Пока к ней никого не класть, - строгим, но спокойным голосом распорядилась Ким, подходя к умывальнику, на ходу снимая перчатки.
На следующее утро Александра Николаевна первым делом поинтересовалась, жива ли Заблоцкая.
Надя, та самая медсестра, которая дежурила эту ночь, а теперь сменилась и собиралась идти отдыхать сообщила, что девушка жива, но всю ночь была без сознания и лишь иногда бредила. Несколько раз ей казалось, что пульса нет, и девушка умерла, но потом появлялся нитевидный пульс, потом он усиливался, но был сбивчивый, потом пропадал снова. И так всю ночь.
Встретив хирурга, Александра Николаевна позвала его с собой в третью палату.
-Пойдемте, Игорь Валентинович, посмотрим нашу девочку; Надя говорит, что ей удалось выжить.
-Долго ли она протянет? Мы еще не знаем, что эта пуля у нее в груди натворила, - скептически ответил хирург.
-То-то и оно, что не знаем, но случай уникальный. Пуля прошила грудь слава направо, не задела крупных кровеносных сосудов и даже сердце не повредила; повредила только нижнюю часть легких, прошла, видимо, через диафрагму, но на сердце все-таки влияние оказала. Хорошо, если сердце не задето, а сказывается только влияние ударной волны…в таком случае шансы возрастают, - рассуждала по пути в третью палату опытная Ким.
В палате было тихо. Катюша лежала недвижимая с бледным сильно похудевшим лицом.
Ким потрогала лоб больной, проверяя, не начался ли жар. Жар еще не начался, но температура явно повышалась.
-Воспалительный процесс уже идет полным ходом. Готовьте ее к переливанию крови и ежедневно следите за откачкой гноя из груди. – обернувшись к хирургу, распорядилась Ким. –
Руку пока трогать не будем, не до нее теперь. Отнять мы ее всегда успеем.
-Не дам резать руку, - тихим голосом, откуда-то из глубины возразила девушка.
-Ты смотри! Она еще спорит, - оживилась Александра Николаевна, - ожила что ли, девонька?
Ответа не последовало. Сознание Кати переключилось в область, неведомую для постороннего наблюдателя.
-Балансирует между жизнью и смертью, - задумчиво рассуждала Ким.
В таком неопределенном состоянии Катюша жила уже три недели. Ежедневно из ее груди откачивали гной с помощью специальных шприцов; часто вливали донорскую кровь.
Надя терпеливо ухаживала за ней; осторожно поворачивала с боку на бок и разминала, начинавшиеся очаги пролежней.
-Ну, как она сегодня? – спросила Надю Александра Николаевна на ходу, кивком головы указывая на дверь палаты, в которой лежала Катя.
-Всю ночь бредила. Все просила какую-то святую Екатерину, чтобы та спасла ее, - смущенно ответила медсестра.
-Сейчас всех святых подключим и общими усилиями спасем девчонку, - весело закончила разговор Ким.
……………………………………………………………………………….
Фронт стремительно уходил на Запад. Госпиталь тоже вскоре должен был перемещаться вслед за уходящими наступающими Советскими войсками. Александра Николаевна уже давала необходимые распоряжения своим подчиненным, чтобы те готовили имеющееся медицинское оборудование к переброске на новое место расположения прифронтового госпиталя.
Раненых должны будут в санитарном поезде отправлять в тыл для дальнейшего лечения.
К госпиталю подъехал джип. Из него вышла девушка санинструктор и бегом направилась внутрь помещения.
-Носилки быстро, - крикнула она девушке в белом халате, идущей по коридору.
-Вот сюда, - сообразив, в чем дело, сказала та, указывая рукой на обшарпанную дверь в начале коридора, и тоже вошла в комнату вместе с прибывшей медсестрой. - Паша, нужны носилки, - обратилась она к санитару, находящемуся здесь.
-Пошли, - уставшим голосом равнодушно ответил санитар, загребая своей могучей рукой повидавшие виды старые брезентовые носилки. – Куда идти, кого нести? – выдал свою дежурную фразу он.
-Полковник…в джипе, - протараторила сестра и побежала на улицу.
Полковник был без сознания. Водитель и санитар бережно уложили его на носилки и понесли в приемный покой.
-Где врач? - торопливо спросила медсестра санитара и, уяснив сказанное им, побежала по коридору в поисках врача.
-Игорь Валентинович, вас там ищут. Раненого полковника привезли…, говорят «тяжелый», - сообщила Надя хирургу.
-Сейчас иду, - ответил врач, давая на ходу какие-то распоряжения своим подчиненным.
Полковник лежал на кушетке. Дежурная сестра измеряла пульс.
-Пульс…? – с порога спросил он медсестру, уверенным быстрым шагом приближаясь к раненому.
-Слабый, но ровный, - ответила сестра.
-Приготовьте новую повязку! – дал первое распоряжение хирург, осторожно снимая старый запыленный бинт с головы полковника.
Осмотрев рану, он приказал срочно нести офицера в операционную.
-Надя, пригласите Александру Николаевну, распорядился он, подходя к двери операционной.
Консилиум из двух фронтовых кудесников, которые за эти кровавые годы приобрели колоссальный опыт борьбы за жизни тяжелых и безнадежных больных, начался в привычном ключе. Они научились не только слушать друг друга, улавливая все сказанное до мелочей, но и тонко чувствовать настроение партнера по тому благородному и важному делу, которому оба честно и самоотверженно служили.
-Осколок засел неглубоко, но мозг наверняка задет. Его надо везти в тыл…срочно, - сделала свое заключение Ким. – Завтра отправим с первой партией. Вам, Игорь Валентинович, придется сопровождать его лично. Заодно заберите Заблоцкую. Без сопровождения специалиста ни тот, ни другой не доедут до госпиталя.
Вдруг дверь в палату тихо отворилась, и в нее вошел генерал-лейтенант Коваленко. Майор и старший лейтенант медицинской службы повернулись лицом к генералу и приветствовали его, встав в положение «Смирно!». Коваленко жестом правой руки и всем своим видом дал понять, что сейчас не до субординации.
-Ну, как он?! – с чувством спросил генерал.
-Нужна операция, но исход может быть любой. Завтра отправляем в тыл эшелон с ранеными. Игорь Валентинович лично будет сопровождать полковника, - сообщила о принятом решении Ким.
-Александра Николаевна, я прошу, чтобы полковника в тыл сопровождали вы. А товарищ старший лейтенант без вас перебазирует госпиталь на новое место. Я правильно говорю? – убедительно глядя в глаза Игоря Валентиновича, мягко, но уверенно сказал Коваленко.
-Так точно, товарищ генерал, - согласился врач.
-Для погрузки раненых возьмите два-три взвода из нового пополнения. Я распоряжусь на этот счет.
-Спасибо, товарищ генерал, - поблагодарила Александра Николаевна за помощь.
На следующее утро началась эвакуация раненых.
Санитарный поезд, который уже стоял в тупике на станции в ожидании погрузки состоял из девяти товарных вагонов, которые называли попросту телячьи, и одного старого пассажирского плацкартного вагона. Он предназначался для медперсонала и особо тяжелых больных.
Полковника разместили в отдельное купе, а в соседнее положили Заблоцкую и легко раненую девушку-радиста, которой было поручено следить и ухаживать по мере сил за Катюшей.
На следующей станции санитарный поезд пополнился ранеными бойцами из других прифронтовых госпиталей и медленно пополз в тыл.
На шестые сутки поезд прибыл на станцию своего назначения, в южный город Кисловодск. Александра Николаевна с начальником станции решила вопрос по транспортировке раненых в расположение госпиталя и сразу же приступила к организации порядка и очередности выгрузки людей из эшелона.
Начальнику госпиталя она передала все истории болезней на раненых и другие документы на них. Проследила за тем, чтобы Заблоцкую и полковника разместили в надлежащие места, и на словах рассказала об особенностях ранения того и другого.
-Ну, кажется все, - подумала Ким, направляясь к выходу, - отмечусь в комендатуре и обратно.
Война и ответственное положение приучили Александру Николаевну ценить время, и не расточать его на праздную жизнь. Хотя и до войны она отличалась от своих подруг деловитостью и трудолюбием. Ленинградскую среднюю школу Саша окончила на одни пятерки, медицинский институт также с отличием и даже успела защитить диссертацию по хирургии еще до войны. Единственное, чего она не успела сделать – обзавестись семьей. Тот, которого она любила, был женат, а те, кто любили ее по разным признакам не подходили ей.
Такие люди, как Александра Николаевна Ким - личности, и эти локомотивы общества не способны размениваться на мелочи. Это касается всех сторон их жизни. Потому, по жизни они часто идут в одиночку, несмотря на то, что вокруг них всегда кипит жизнь, проходит множество людей, свершаются великие дела. Особо бросается в глаза одиночество сильных женщин. Сторонний наблюдатель часто недоумевает, почему красивая, умная и успешная женщина не является чьей-то женой или любимой. Видимо, трудно любить женщину-лидера. Мужчина по своей природе – защитник. Но, встретив на своем пути такую сильную женщину, как Ким, он не видит себя в роли того самого защитника и теряет ориентацию, не зная, как и где рядом с ней реализовать свое предназначение. Не зря говорят, что сила женщины в ее слабости. Логично будет продолжить эту мысль так: «слабость женщины в ее силе». История знает множество примеров того, как влюбляются сильные и влиятельные женщины. Если такие женщины влюбляются по-настоящему, то все рушится вокруг них. Все то, что мешает реализоваться их любви. Распадаются семьи, деградируют страны, которыми они управляют, начинаются войны.
………………………………………………………………………….
Александра Николаевна решительным шагом направилась на выход.
На выходе она встретилась взглядом с входящим в здание пожилым седым человеком интеллигентного вида, чем-то напоминающего старорежимного аристократа. Пронзительный взгляд его черных глаз, каким-то гипнотическим светом, пробивающийся сквозь круглые линзы дорогих очков, замер на красивом лице Ким.
-Сашенька! – вдруг взорвался пожилой человек радостным восклицанием, раскинув в стороны свои откровенные добрые большие руки, готовясь к дружескому объятию.
-Тимур Натанович!? Вот так встреча! – узнав своего учителя, радостно вскрикнула Александра Николаевна, - вы теперь здесь?
-Нет, нет, я здесь по делу, но вообще-то я работаю в Тбилиси в военном госпитале, - ответил он, похлопывая Александру по плечу и, ласково прижимая к себе, как родную дочь продолжал, - сегодня, если окажется оказия, поеду к себе; а ты что здесь делаешь?
-Санитарный поезд сопровождала, да начальство попросило доставить двух тяжелых, полковника и фронтовую сестру с очень серьезным ранением. У полковника осколочное ранение в голову. Положение сложное, но жить будет, а девушка под большим вопросом. Ее ранение считается смертельным, но она каким-то чудом живет уже четвертую неделю. В бреду беседует со святой Екатериной, а в редкие минуты, когда приходит в сознание, твердит одно: «Не дам резать руку!».
-Говоришь, со святыми беседует – это интересно, - улыбнулся профессор и продолжил, - я думаю, причины тому, что она еще жива, вполне понятны. Во-первых, женский организм более выносливый, чем мужской, а во-вторых,… во-вторых, видимо, природа наделила ее хорошим здоровьем, - заключил профессор, - если хочешь, можем посмотреть ее вместе, - продолжал он, читая в глазах своей бывшей аспирантки тревогу за судьбу девушки и профессиональный интерес к необычному случаю, - где она лежит?
-Давайте посмотрим, - с радостью согласилась Ким. Ей приятно было общаться с дорогим и близким по духу человеком, который сыграл решающую роль в ее профессиональном становлении. Ведь именно он научил ее быть человечной и сострадательной не на словах, а на деле, борясь за жизнь больного по-рыцарски, профессионально и до конца.
Когда вошли в палату, профессор безошибочно определил ту, ради которой они сюда пришли. Худое бледное лицо, тело едва возвышается над кроватью, впалые глаза закрыты, дыхание не очевидно.
Высокий худой профессор в коротком белом халате молча стоял возле кровати Катюши, наблюдая сверху вниз за спящей девушкой. Лицо пожилого врача было беспристрастным и выражало какое-то глубинное и непостижимое спокойствие, которое может быть только у святых и гениев. О чем думал в эту минуту профессор, одному Богу известно. Немного наклонившись вперед, он осторожно откинул с груди девушки покрывало и стал осматривать забинтованную грудь и руку Катюши, не касаясь руками ее тела.
-Пуля действительно нашла самый безопасный путь в ее груди, - в задумчивости произнес профессор, - почти месяц живет, перенесла дорогу сюда, стало быть, жить будет, но ей надо в этом сильно помогать.
Потом он что-то горячо произнес по-грузински, и, резко повернувшись к Александре Николаевне, продолжал, - заберу-ка я твоего полковника и ее к себе: положим их в кузове среди медикаментов и потихоньку доберемся.
-Вот видите, Тимур Натанович, не зря я их сюда везла. Теперь я точно знаю, что они выживут, - весело произнесла Ким, подчеркивая тем самым уважительное отношение к своему учителю.
На следующий день Александра Николаевна уехала на фронт, а профессор, на выделенном ему грузовике с медикаментами и двумя раненными выехал в Тбилиси.

Гл. 14. Госпиталь
Катюшу положили в палату, где уже лечились две раненые молодые женщины. Справа от нее лежала с очень тяжелым ранением в голову Зульфия, а слева крупная с черными густыми локонами в морской тельняшке девушка, Татьяна. Татьяна имела ранение обеих ног, но по палате могла передвигаться на костылях. Зульфия лежала уже несколько недель, а Татьяну привезли на три дня раньше Кати. Таня от природы обладала могучим здоровьем и, судя по всему, долго задерживаться в госпитале не планировала.
Тимур Натанович с первого дня начал колдовать над Катюшей, назначая ей всевозможные процедуры, с применением мазей, которые делал сам смешиванием каких-то природных и химических компонентов, известных только ему одному.
Ухаживать за Катей он поручил молоденькой медсестре Тосе. Сначала Тося добросовестно и терпеливо выполняла свою работу, но чем дальше, тем небрежнее она это делала.
-Не могу я больше ухаживать за этой дохлятиной, - жаловалась она другой медсестре Наташе, - и что старичок ее выхаживает? все равно ей не жить; она вся гниет, правая рука, которую она не дает резать, лежит рядом, как плеть; ты бы видела ее пролежни на спине. Во! какие, - показывала она пальцами рук размеры болячек, которые образовались на спине ее подопечной.
-Потерпи немного, - успокаивала ее Наташа, - не всегда же она будет такая беспомощная.
-Да ты зайди, посмотри на нее; она страшнее смерти; в чем только жизнь теплится? – продолжала Тося, - если бы не наш дедуля, давно бы померла, - да еще эта морячка орет на меня; вчера принимали новых раненых и я не сменила этой дохлятине повязку, так Танька, дура, меня сегодня чуть своим костылем не пришибла; я уж боюсь входить к ним.
Тося жаловалась, не подозревая, что Тимур Натанович стоит на крыльце и курит свою изогнутую трубку рядом с открытым окном процедурного кабинета, где вели беседу девушки.
Докурив, он сразу направился в процедурную. Выразительно глядя на медсестер, обернувшихся одновременно в его сторону, строгим, не терпящим возражения жестом ладони Тимур Натанович поманил сестер к себе.
-Наташа, - с тенью раздражения в голосе обратился он к девушке, - я попрошу вас взять на себя тринадцатую палату, а вы, - выставляя длинный указательный палец в направлении лица Тоси, возьмете одну из ее палат, которую она укажет.
Густо покрасневшая Тося опустила голову и стояла так, пока профессор не ушел.
Наташа быстрыми девичьими шажками засеменила к двери, на ходу бросив через плечо, - бери восьмую…
На втором месяце лечения, Катя уже могла разговаривать, и сознание теряла реже, чем прежде. Из груди ее продолжали периодически откачивать гной и, кроме процедур с применением волшебных мазей профессора, ей делали время от времени переливание крови.
Таня ходила по палате, опираясь уже всего на один костыль, и помогала обслуживать Зульфию и Катю. Основной процедурой для нее служила гимнастика на мышцы ног.
Находившись по палате и коридору, Таня ложилась или садилась на свою кровать и начинала развлекать девушек шутками и своими смешными рассказами о казусных случаях на войне и в школе, вспоминая довоенное время. Из ее рассказов следовало, что Таня родилась девчонкой по какой-то ошибке природы. В школе ее боялись все пацаны, а на войне, судя по рассказам, немцам от нее тоже доставалось. Воевала она в составе отдельного десантного батальона. Основная специальность – радист, но в боях участвовала наравне с другими и даже не раз участвовала в рукопашном бою.
-Танюш, напиши за меня письмо, - попросила Катя.
-Запросто! Только учти, я с ошибками могу написать, - согласилась подруга.
-Ничего. Письмо будет короткое.
-Диктуй, Катюш.
-«Здравствуй, Ростислав!… », - начала диктовать Катя.
-Мужу или другу? – улыбаясь, поинтересовалась Таня.
-Мужу, - тихим грустным голосом ответила Катя.
Таня замолчала и, приняв серьезный вид, стала молча выводить строки непростого письма.
«…ранение у меня не очень тяжелое, но я потеряла руку…», - продолжала диктовать она.
-Ты что!? – возмутилась Таня, - погляди направо, вон она твоя рука рядом лежит.
-Вот именно, что рядом лежит, но мне неподвластна.
-Ну не все сразу, «доча», - продолжала возмущаться Таня, - если профессор оставил тебе руку, значит, верит в то, что рука будет действовать, и ты должна верить.
Катюша немного помолчала, потом продолжила, - нет, Танечка, напиши, как я говорю; я не хочу быть ему обузой; пусть знает правду и решает сам.
Ну, ты, подруга, даешь…, - сердито отреагировала Таня и продолжила письмо.
-В конце напиши: «Крепко целую! Твоя жена!», - закончила письмо Катюша, - да, и не забудь написать адрес нашего госпиталя.
Таня молча выполнила поручение подруги, положила почтовый треугольник на тумбочку возле Катиной кровати, отвернулась к окну и пролежала так до того момента, пока не пришла Наташа с ужином.
-Тань, покорми девчат, хорошо? Мне еще уколы надо ставить в других палатах.
-Ну, что, детки, давайте кушать, - шутила Таня, поднося ложку с кашей ко рту Зульфии, которую начала кормить первую.
Таня быстро набирала форму и готовилась вскоре покинуть госпиталь. Она усиленно тренировалась, делая гимнастику во дворе госпиталя по утрам, днем и даже иногда под вечер. Даже костыль она применяла как спортивный снаряд. С помощью него она качала пресс. Таня засовывала костыль нижней частью под скамейку, врытую в землю, на которой сидела, а ступнями цеплялась за его верхнюю часть и делала наклоны назад, с заложенными за голову руками.
По мере выздоровления Таня становилась энергичнее, веселей и мысленно как будто уже была в своем родном батальоне, среди сильных мужчин-десантников, которые стали ее второй семьей. На жизнь в госпитале она смотрела, как на что-то такое, что осталось где-то в прошлом. Тело ее еще ходило по больничным коридорам, а мысли уносили душу в другую жизнь. Этот виртуальный мир, создаваемый ее сознанием, существовал реально за сотни километров отсюда. В том мире изобилие огненных красок и многообразие звуков, свист пуль и завывание снарядов, там жизнь и смерть с неимоверной быстротой сменяют друг друга, управляемые невидимым перстом судьбы; там ненависть и фронтовое братство выковывают несгибаемую волю воина-победителя. За три года войны Таня тоже превратилась в такого же воина-победителя и ни за что не согласилась бы на жизнь в тылу, пока бьются на смерть с заклятым врагом ее братья из особого отдельного десантного батальона.
Вскоре наступило время расставания.
-Что ж ты, Танечка, покидаешь нас? Кто же теперь нас будет кормить из ложечки? – еле слышно на прощание говорила Катюша.
-Не робейте девчонки! – бодрым голосом воодушевляла фронтовых подруг Таня. – А этого немецкого снайперишку, который тебе сделал больно, мы поймаем, и я самолично ему ноги повыдергиваю, - грубовато во-военному шутила, напоследок, она, подходя к кровати Катюши.
Проделав резкие энергичные реверансы вокруг больничных кроватей, Таня поцеловала сначала одну, потом другую девушку и направилась к выходу, лихо закидывая свой вещмешок на плечо. Остановившись в дверях, широко улыбнулась, обнажая красивые ровные и белые зубы, помахала на прощание рукой и исчезла в дверном проеме, уходя навсегда.
Через месяц после Тани выписали Зульфию. В палату поместили новых тяжело раненых, потом выписали и их, а Катя все лежала. Проведя полгода в госпитале, она измучилась и ослабела до такой степени, что когда раны затянулись ей пришлось учиться ходить заново. Атрофированные мышцы не хотели слушаться. Прошли еще долгих два месяца, когда девушка начала делать свои первые шаги после длительного лежания на больничной койке. Рука практически не работала. Восстановились только функции пальцев. Левой рукой Катя поднимала свою больную руку, засовывала ее в повязку, свисающую на груди, и так ходила. Ослабленный болезнью, организм иногда подводил ее. Она теряла сознание. Приближение этого момента Катя чувствовала заранее и старалась присесть или прилечь, чтобы не упасть на пол.
В общей сложности прошли девять месяцев с того дня, когда Александра Николаевна Ким привезла ее в госпиталь. Наступило время ехать домой.
Прежде, чем выписать Катю, Тимур Натанович позвал ее в свой кабинет и долго инструктировал по применению лекарственных препаратов, которые дал ей с собой, написал несколько рецептов, как готовить мази и снадобья для дальнейшего лечения, прочитал целую лекцию на тему, как вообще жить дальше. Что можно в жизни делать, а чего категорически нельзя допускать.
В конце беседы Тимур Натанович, внимательно глядя в глаза девушки, улыбнулся и неожиданно для Кати сказал, - ну вот святая Екатерина и спасла тебя.
Катюша вздрогнула, опустила глаза и тихо спросила, - я что, в бреду про нее говорила?
-Да, но это было давно, - ответил профессор, - а что вы так смутились?
-Меня спасли вы, доктор, но и она тоже.
-Расскажи мне об этом, - серьезно попросил Тимур Натанович.
-А вы смеяться не будете надо мной?
-Нет, конечно. Тем более, что за мою долгую практику я слышал много невероятных историй от тех больных, которые балансировали между жизнью и смертью.
-Сразу после ранения, - начала девушка, - я потеряла чувство реальности и мне кажется, что меня не было на Земле до того момента, пока я не увидела однажды вас. Самое яркое из всего, что я видела там – это встречи со святой Екатериной. Она пришла из темноты. Сначала это была маленькая звездочка в темном пространстве. Вскоре звездочка начала быстро расти и приближаться. Через какое-то время передо мной предстала прекрасная богиня в лучах живого света. Я обращалась к ней, называя ее святой Екатериной, и она отвечала на все мои вопросы. Я просила ее спасти меня и забрать в тот мир, но она ответила мне отказом. Она сказала, что я не закончила очень важное дело и мне предстоит еще долго жить, пока за мной придет моя тройка.
На этом девушка прервала свой рассказ и, взглянув на профессора, спросила, - что это было? Я с этой богиней беседовала так же явно, как с вами сейчас и когда она ушла, я тут же пришла в себя и впервые за все время почувствовала себя хорошо, хоть и не надолго. Еще некоторое время я чувствовала ее присутствие рядом, только не видела самого образа. Когда я спросила ее за что мне это наказание? Она сказала, что это не наказание. Это мой путь, в котором истина познается через страдания.
-Мы так мало знаем о работе нашего мозга и еще меньше знаем об устройстве мира, что часто можем только удивляться. Мой тебе совет, дочка, не отвергай ничего и верь ощущениям своего разума и своей души. Только не стоит об этом рассказывать всем подряд, особенно тем, кто на все имеет свое объяснение. Такие люди тебя все равно не поймут и, тем более, тебе не поверят, а беду накликать могут.
Вот, кажется, и все. Дальше по жизни ты пойдешь сама. Береги себя и помни, что я тебе сказал.
Тимур Натанович встал со своего стула, обнял худые плечи Катюши и поцеловал сверху в голову чуть выше лба.
Теперь иди собирайся.
-Спасибо вам, доктор, за вашу доброту и волшебные руки, тихим голосом поблагодарила Катюша и припала губами к руке профессора, целуя его длинные благородные пальцы.
В эту минуту ей хотелось плакать, но слез в ее глазах просто не было. Будущее ее пугало.
Ощущение было такое, что за порогом госпиталя ее ждет незнакомая планета, где ей придется натуральным образом выживать, не имея на то ни малейших сил.
Мать и сестры Катюши жили в эвакуации, в Барнауле. Получив выписные и проездные документы, паек на трое суток и попрощавшись с персоналом госпиталя и ее главным спасителем, посланным ей богом, она собрала свои не многочисленные вещи и медленно побрела в сторону вокзала, опираясь на палочку, любовно выстроганную и подаренную ей на память одним танкистом.
По дороге она вспоминала последний разговор с профессором и его наставления: «Ты, дочка, если хочешь прожить еще какие-то годы, запомни, что я тебе скажу. Во-первых, ты должна рожать детей столько, сколько сможешь, потому что тебе нужна частая смена крови. Когда женщина беременная, запускаются все механизмы выживания. Во-вторых, никогда не кури и старайся не пить, потому что легкие твои больные и не выдержат такой нагрузки. В-третьих, работай физически, но не переутомляйся и будь чаще на свежем воздухе. И, наконец, тренируй свою больную руку, но тяжести старайся не поднимать, чтобы не сорвать, она тебе будет еще служить».
С большим трудом, добравшись до Куйбышева, Катя стала ожидать состава в сторону Барнаула. Силы ее неокрепшего организма были на пределе. Проходя вдоль перрона, она почувствовала приближение приступа. Чтобы не упасть на твердую землю она попыталась пройти сквозь толпу к деревьям, растущим вдоль стены наполовину разрушенного вокзала. Кто-то задел ее в спешке и она, не удержавшись на ногах, стала падать. Какой-то военный успел удержать ее, но сознание уже помутилось, и она безжизненно стала сползать по его рукам вниз. Военный, видимо, сам был после ранения, так как не смог удержать Катю, и обратился за помощью к другим бойцам, которые, не спеша, курили поодаль.
-Братки, помогите, женщине плохо, - глядя в их сторону, и, удерживая Катю подмышки, позвал он.
Молодой боец передал свой вещмешок другу и помог перенести девушку к деревьям. Ее усадили, облокотив спиной на ствол дерева, вещмешок положили на колени, и, убедившись, что она не упадет, поспешили на платформу, к которой полз тяжелый состав, выдыхая клубы отработанного пара.
Через какое-то время Катя пришла в чувства, голова продолжала кружиться и поэтому встать на ноги она не решилась. Хотелось пить.
-Где же мой вещмешок? - тихим голосом, разговаривая сама с собой, произнесла она.
Осматривая пространство вокруг себя, девушка никак не могла обнаружить свои вещи. Горячая волна пробежала по ее телу.
-Там же все мои документы, еда и вещи, - отчаянно думала она, - сволочи! – проклинала она невидимого мародера, - воспользовались ситуацией…
-Глянь, Маша, фронтовичка напилась, - услышала она чью-то осуждающую речь.
Катя подняла мутноватый взгляд и увидела, как в тумане, двух пожилых женщин, глядевших на нее в упор.
-Тьфу! Смотреть противно! – ответила вторая.
-Да они же на фронте регулярно спирт получали, вот и пристрастилась, - продолжала свою осудительную речь первая.
Вдоль перрона в обе стороны сновали люди, и никому не было дела друг до друга. Все думали только об одном: не пропустить свой поезд и занять сидячее место; но для этого надо хорошенько потолкаться, а то и подраться.
Девушка не пыталась разубедить этих женщин в их ошибочном впечатлении о ней, да, и сил на это не было.
-Не видите, что ли, раненая она, - послышался третий голос.
Этот зычный голос молодой девушки в военной форме, заставил многих участников пестрой шумной толпы обернуться в ее сторону.
-Да ранение легкое,… в руку, - смущенно ответила пристыженная женщина, увлекая за собой по перрону свою спутницу.
-Что с тобой, - ласково спросила девушка у Катюши, склонившись над ней.
-После госпиталя я…, что-то плохо мне…, - равнодушным тихим голосом ответила Катя.
-Куда едешь? – отчетливо по-военному спросила девушка-сержант.
-В Барнаул мне надо…мать с сестрой там у меня, - сказала Катя, вопросительно глядя в глаза доброй девушке, как бы задавая вопрос, - как думаешь, это возможно в моем положении?
-Давай, родная, помогу тебе. Мне ехать гораздо ближе, но в том же направлении. Главное сесть, а если повезет, то займем верхнюю полку…отлежишься, - с надеждой произнесла девушка.
Состав подали только через пять часов. Оксана, так звали девушку, которая взяла на себя хлопоты и заботу о Катюше, оставила Катю на лавочке, возле перрона, а сама вступила в борьбу за место в вагоне, поданного состава. Через некоторое время, когда толпа угомонилась и все залезли в вагоны, занимая места, кто какие успеет, ругаясь, толкаясь, зло поглядывая на тех, кому достались лучшие места. Оксана бойко пробилась в толпе и заняла верхнюю полку.
-Катя! Можешь заходить, все нормально! – громко кричала она, высунув голову в окно, махая руками.
Чтобы никто не претендовал на эту полку, Оксана сразу легла на нее животом вниз, дожидаясь пока ее новая подруга сядет в вагон.
Спустя пару минут, не скрывая радости, в проходе появилась Катя.
-Давай, подруга, залазь на полку, отдыхай, а я покурю в тамбуре, - бодро распорядилась Оксана, - мешок бросай под голову, но смотри, не потеряй его, как свой потеряла.
Катя была на седьмом небе от счастья. Наконец-то ей удастся хоть немного отдохнуть. Она была благодарна судьбе за такую удачу. И судьбой этой бала сегодня отзывчивая добрая девушка Оксана, которая, несмотря на свой юный возраст уже познала цену многим вещам в этой жизни, и фронтовое братство для нее был не пустой звук.
Оксана вернулась только через полтора часа. Решила дать Кате возможность отдохнуть. Стояла курила, потом долго смотрела вдаль, которая как-то странно двигалась перед ее взором, как будто поворачивалась, стремясь показать всю красоту русских берез с нескольких ракурсов, по мере прохождения состава вдоль полосы леса.
Мысли девушки были далеко отсюда. Может быть где-то на передовой, которую она совсем недавно покинула, а может быть мысленно она уже была дома, где ее с нетерпением ждали самые близкие на свете люди.
Ночью вышел на своей родной станции старый солдат с повязкой на голове, орденом солдатской славы и двумя медалями на груди, так что одно место на нижней полке освободилось и Оксана, стоявшая в проходе наконец-то села, с облегчением вздыхая, откинувшись спиной к стенке купе.
Молодой, пышущий здоровьем организм девушки быстро погрузился в сон, накапливая новые силы на день грядущий.
В середине дня за окнами пейзаж стал заметно меняться. На смену степных картин пришли картины горные, лесистые. Это начинались Уральские горы.
-Ну вот, подруга, пришло время прощаться, - весело и громко воскликнула Оксана, обращаясь к Кате.
Катюша вздрогнула, возвращаясь из дремотного состояния в реальность, повернула голову в сторону своей спасительнице, которая мечтательно улыбалась, предвкушая скорую встречу со своей малой родиной. И от этого радостного чувства и от ярких солнечных лучей, ласкающих ее лицо, зайчиками прыгая, по утонченным красивым женским чертам, этот солнечный свет непонятным образом на какие-то мгновения превращал девушку-сержанта в ангела, которому не хватало нимба над головой и белых крыльев за спиной.
-Оксаночка, милая, спасибо тебе, родная за помощь! Без тебя я бы, наверное, погибла, - быстро и сбивчиво благодарила Катюша. - Тебе уже пора? Храни тебя бог!…Я буду помнить тебя всегда!…Будь счастлива!
Оксана вытащила из своего вещмешка буханку хлеба и протянула Кате.
-Вот тебе на дорожку. Чем могу, подруга…, - подавая хлеб Кате, на прощание сказала Оксана. – Держись! – Добавила она; нежно похлопала Катю по коленке, резко, по-военному повернулась и быстро зашагала на выход.
На третьи сутки состав дотащился до города Актюбинска, где предстояла пересадка на какой-то другой поезд, идущий в сторону Барнаула.
Катюша уже несколько часов слонялась по старому неухоженному и тесному вокзалу, переполненному людьми всех возрастов и социальных групп.
Большинство было военных.
Израненное тело девушки снова предательски стало ее подводить. То кружилась голова и почва ускользала из-под ног, бросая тело из стороны в сторону, то резкая боль простреливала грудь, вызывая приступы кашля и удушья. Но вот взгляд девушки остановился на красном кресте, нарисованном на двери, прямо перед ней. Ноги сами привели ее к тому месту, которое так необходимо было ей в данную минуту.
Катя открыла дверь санчасти, села на деревянную лавку и потеряла сознание. Пришла в чувства от резкого запаха нашатырного спирта.
-Что с вами? – спокойно спросила пожилая женщина в белом халате, похлопывая Катю по щеке.
-После госпиталя…, - только и смогла сказать девушка, глядя помутневшими глазами сквозь черные дрожащие ресницы.
Медицинская сестра осмотрела, уже лежащую на лавке Катюшу.
-Одни кожа да кости, - повернувшись к мужчине в солдатской шапке и гражданском пальто, вошедшему в санчасть по каким-то служебным делам.
-Кроме руки есть еще ранения? – деловито спросил он.
-Грудь прострелена, - ответила сестра, - может возьмете ее, Николай Иванович, а то я просто не знаю, что с ней делать; в Актюбинске все больницы забиты ранеными, а она чуть жива; за ней уход нужен; у вас в районной больнице все полегче, да и в кузове для нее место найдется.
-Где ее документы? – согласно кивнул мужчина.
-Да нет у нее ничего; она себя то ели носит; потеряла, наверное.
-Н-н-да! – с досадой сказал мужчина, махнув рукой, как будто дал отмашку к старту, - грузите…
В районной больнице Катю поставили на ноги и обещали выписать на днях. Николай Иванович, который привез ее сюда, был главным врачом в этой больнице, хирург по специальности. Как-то на утреннем обходе он подошел к Катюше, и, справившись о ее здоровье, спросил, - вы, случайно, не из медсестер будете?
-Да, доктор. До войны окончила курсы медсестер, а на фронте три года на передовой была.
-Значит, крови не боишься. И с операциями дело имела, не так ли? А куда теперь путь держишь? – полюбопытствовал врач.
-Хотела разыскать мать с сестрой. Они во время эвакуации в Барнаул переехали из Украины. Вот только все свои документы и вещи потеряла по дороге…
-Я вот что думаю, - деловито и строго начал свою речь Николай Иванович, - в таком состоянии, да еще без документов ты далеко не уедешь; поработай со мной ассистирующей сестрой, заодно и здоровье поправишь.
Не смевшая возражать своему спасителю, девушка согласилась работать.
Катю оформили на ставку медсестры, и почти сразу она приступила к выполнению своих обязанностей.
Вскоре в общежитии ей выделили небольшую комнатенку и, если бы не ее болезнь и слабость, она могла бы считать себя вполне счастливой.
Человек, «вернувшийся с того света» чувствует себя уютно и комфортно в любом обществе, по крайней мере, первое время. А Катюше просто повезло. Она попала в прекрасный коллектив работников районной больницы, где сразу же завела подруг, которые так же, как и она, защищали родину на полях войны. У них было много общего. Близкий возраст, опыт войны, общее горе, постигшее всю нашу страну и во многом похожие судьбы.
Обращались к Катюше, в основном по фамилии. Ее красивую редкую фамилию, «Заблоцкая», произносили с различными интонациями, в зависимости от ситуаций.
Судя по всему, ее новым подругам нравилось выкрикивать эту фамилию, которая создавала какой-то романтически звенящий фон в тишине больничного коридора.


Гл. 15. Перекрестки судьбы
- Заблоцкая, врач вызывает, - прокричала с другого конца коридора кастелянша.
- Вызывали, Николай Иванович, - с порога, не заходя в кабинет, спросила Катюша.
- В седьмую палату положили одного инвалида войны. Он имел несколько ранений грудной полости и потерял левую руку. Кроме того, у него проблемы с сердцем. Возьми над ним шефство, а то, не дай бог, еще загнется. Ну, ступай! – не отрывая взгляда от чьей-то истории болезни, перелистывая пожелтевшие от времени листы и делая пометки красным карандашом, распорядился доктор.
- Хорошо, Николай Иванович, я подежурю, - заверила медицинская сестра и, резко развернувшись, выпорхнула из кабинета, чтобы продолжить выполнение возложенных на нее обязанностей.
По пути в процедурное отделение она решила проведать тяжелобольного инвалида, чтобы иметь представление о его состоянии.
В небольшом помещении седьмой палаты стояли три металлические кровати. Слева от двери, ранее свободную кровать занимал тот самый новичок.
Катя присела на край кровати и стала рассматривать худощавое небритое лицо спящего мужчины. Ей показалось, что она уже где-то видела этого человека, но где именно, не могла вспомнить. Одно было точно, что их встреча произошла на дорогах войны. Глядя в лицо спящего немолодого, как ей показалось, мужчины, мысленно она погрузилась в воспоминания, где не было места тишине и девичьим грезам. Там были только черный дым, кровь и вздыбленная от разрывов земля. Стоны, отчаянные крики, проклятия и пламенные призывы смешивались с пылью и грязью войны.
От сквозняка хлопнула дверь. Сестра вздрогнула плечами и сознание из прошлого, теперь уже виртуального мира, вернуло ее в реальную действительность. Она встала, поправила одеяло на кровати новичка, наполовину прикрыла форточку и вышла в больничный коридор.
Листая регистрационный журнал, она невольно остановила взгляд на седьмой палате и прочитала фамилию новичка.
- Колесников…Колесников..., - повторяла она и, пожимая плечами, силилась вспомнить, что, могло быть, связано с этой фамилией, но тщетно. Память не открыла ни единой страницы прошлого.
Утром, делая обход, группа медперсонала во главе с хирургом вошла в седьмую палату. Врач поочередно осматривал больных, интересовался их самочувствием, назначал процедуры, давал указания своим подчиненным по поводу лечения больных.
Дошла очередь и до Колесникова.
- Ну, что, воин, как чувствуешь себя? – бодрым голосом спросил врач.
- Был воин, да весь вышел, - мрачно, с тоской в голосе ответил мужчина.
- Но-но, не раскисай. Война всех изрядно потрепала, не тебя одного. У нас почти весь персонал больницы войну прошел. Взять хотя бы Заблоцкую. Можно сказать, с того света вернулась, - сказал Николай Иванович, указывая ладонью на Катюшу, - так что, парень не робей! В ее заботливых руках ты живо поправишься!
Колесников перевел свой испытующий взгляд на Катю и сразу оживился. Слегка улыбаясь, он восхищенно выдохнул: «Черноглазая…! Ты тоже здесь!? Теперь я точно выживу»!
Медсестра стала внимательно всматриваться в лицо пациента, которого она и знала и не знала.
- Мне еще вчера показалось ваше лицо знакомо, но я не могу вспомнить, где мы встречались.
- Начало войны…наша дивизия выходила из окружения. Перед боем у Ольховки мы виделись последний раз. Я тогда командовал разведротой.
Катю, как будто током ударило. В памяти всплыли те кровавые дни, где в боях за каждый рубеж, высоту, пядь родной земли в день погибали сотни бойцов. Дни, где надежда покидала сердца уставших от боя солдат и возвращалась вновь после блистательных побед над врагом.
Перед ней был тот самый отважный офицер Советской Армии, разведчик, командир и очень красивый, статный мужчина. Которого теперь судьба превратила в щуплого, больного и постаревшего до времени инвалида.
- Товарищ капитан! Вот теперь я вас узнала, - с восторгом и какой-то детской радостью в голосе пропела Катя.
Скрестив пальцы рук, крепко прижимая их к груди, она с горечью в голосе заключила:
-Как все-таки судьба распоряжается нами. Совсем недавно мы были у западных границ, и каждый миг был пропитан смертью, а вот сейчас в тишине, израненные и изуродованные мы встретились практически на другом краю света…
- Ну ладно, Заблоцкая, - пошли дальше, - скомандовал врач торопливым голосом, - у вас будет еще время наговориться. Ваш капитан попал к нам не на один день.
Идейные служители Советской медицины один за другим покинули палату вслед за своим лидером и направились дальше спасать жизни и облегчать страдания тех людей, которые попали к ним по трагической случайности или стали их пожизненными пациентами, некогда пройдя через горнило великой войны. Войны, ставшей ни только беспримерным подвигом многих народов земли, но и величайшим позором, глупостью и цинизмом современного человечества.
После обхода, и проведения всех намеченных на этот день процедур, уже ближе к вечеру, Катя смогла вновь посетить своего боевого товарища.
Мягко, по-кошачьи, она прокралась в палату, чтобы не потревожить сон спящих в ней мужчин и, в первую очередь, сон капитана.
Колесников не спал, а просто лежал на спине, равнодушно глядя в потолок. Какие-то мысли уносили его далеко за пределы этой палаты, быстрее всего куда-то на дороги войны, где он со своими бойцами, которых уже нет в живых, продолжает глубокие рейды по тылам противника, нанося ему неожиданные ощутимые удары. Где все его товарищи с ним во главе, как единое целое, качественно и слаженно выполняют нелегкую, но героическую работу разведчика-диверсанта.
- Ну, наконец-то, Катюша, я тебя дождался! – стараясь как можно ласковее, тихим голосом сказал капитан.
- Я вам тут кашку пшенную на молочке приготовила…. Буду теперь вас откармливать. Боевой офицер должен быть стройный, с блеском в глазах! Чтобы все барышни вздыхали ему вслед! – подбадривала Катя своего фронтового товарища.
- Рядом с тобой, Катюша, я и на одной воде поправлюсь…, ты только чаще навещай меня и тогда все будет превосходно, - весело ответил Колесников.
После двух недель, проведенных в больнице, под пристальным вниманием фронтовой подруги, состояние Колесникова значительно улучшилось. За это время Катя и Анатолий рассказали друг другу многое о себе и подружились.
Катя узнала, как Анатолий попал в плен, как его за это осудили на семь лет, лишили офицерского звания и отправили на поселение в Актюбинскую область. Что живет он в общежитии. Один раз в неделю отмечается в комендатуре и, что никого у него на этом свете нет. Родители умерли, возможно, во время ленинградской блокады, брат погиб, а больше у него никого и не было.
После выписки из больницы, Анатолий часто приходил к Кате в общежитие, где она занимала небольшую угловую комнату в девять квадратных метров на третьем этаже.
Позже, договорившись с начальством в комендатуре и получив разрешение, он переселился к ней совсем.
Характерами они подходили идеально.
Анатолий спокойный, рассудительный, сильный. Катя, в противовес – живая, эмоциональная, нежная. При этом они оба были страстные любители и ценители шедевров мировой литературы. На памяти обоих было несчетное количество прочитанных книг.
Несмотря на сито Советской цензуры, кроме разрешенной литературы по стране гуляло огромное множество книг из прошлой эпохи, среди которых попадались настоящие откровения, ломающие и перекраивающие души людей на новый лад в буквальном смысле. Эти знания, спрятанные в пожелтевших страницах старых ценных и редких книг, за которыми так неистово охотились оба супруга, и была та объединяющая интеллектуальная и духовная сила, которая волей судьбы подарена им в украшение их нежной любви.
Каким-то внутренним чутьем и тот и другой находили по жизни людей, обладателей этих шедевров, в результате чего в их маленькой комнатенке на третьем этаже всегда можно было видеть некую потрепанную новинку, которую они читали по очереди или вместе, если сюжет произведения всецело овладевал их сознанием.
-Смотри, что я нашел, - не раздеваясь, с порога сообщил Анатолий своей молодой жене, протягивая вперед себя повидавшую виды незнакомую книгу. – Спартак. Давно мечтал прочесть ее, но не мог найти. А вот теперь попалась.
-Ладно, Натоль, почитаем, а пока садись ужинать, а то все остынет, - ласково приговаривала Катюша, кладя книгу на кровать и, помогая мужу раздеться.
Анатолий внимательно дружелюбно следил за движениями дорогого ему человека и опытным аналитическим умом фиксировал переливы Катиной души, которые каким-то необъяснимым образом отражались в ее взгляде, движениях, мимике.
Супруги сели за стол в приподнятом настроении, оживленно беседовали, делились новостями.
-Катюш, расскажи мне о себе, - неожиданно попросил Анатолий.
-А, что рассказать-то? – смутилась Катя, не понимая, что из ее жизни он желает узнать.
-Я знаю только о твоей военной жизни, но ведь была же у тебя и другая мирная жизнь…
-Знаешь, милый, мне иногда кажется, что вся моя жизнь прошла на войне, - грустно ответила Катя и начала свой автобиографический диалог, - «Ну, родилась я в небольшом городке с красивым названием Бельцы. Есть у меня еще четыре сестры младше меня, Тася, Аня, Сена и Нила. Отец мой, потомственный моряк, служил на легендарном броненосце «Патемкин», в революцию был командиром в Красной Армии, после революции работал на железной дороге начальником станции. Он у нас был по совместительству артист. В клубе железнодорожников вел самодеятельность. Хорошо играл на гитаре и скрипке. В тридцать восьмом году объявили «Врагом народа» Коссиора, а потом и моего отца. Мой отец воевал вместе с ним и в мирное время работал под его началом. Всех, кто был связан с Коссиором, расстреляли. Твоей карьере, я думаю, не повредит то, что я дочь «Врага народа», - из-под своих откровенных, стреловидных черных бровей испытующе серьезно метнула свой огненный взгляд она в сторону Анатолия.
-Ты еще и жена «Врага народа», - спокойно ответил муж, - но это не мешает тебе любить и того и другого.
Праздничная эйфория, с которой начался сегодняшний вечер, бесследно улетучилась. За столом сидели в задумчивости два обиженных судьбой человека.
-А на фронт, зачем пошла? – прервал паузу Анатолий.
-Понимаешь, можно было обидеться и стоять в стороне от жизни, но я верю в то, что со временем во всем разберутся и правда восторжествует. Я ведь после школы окончила коммунистический техникум и работала на партийной работе. Перед войной на закрытых партактивах нам говорили, что Европа готовится к войне, и мы тоже готовились. Я со своими подругами в тридцать седьмом году пошла на курсы медсестер, готовя себя к предстоящей войне. Но когда арестовали отца, мать, чтобы спасти моих сестер, официально отреклась от своего мужа, а я не смогла отречься от своего отца. Меня исключили из партии и нигде не брали на работу. Вскоре я вышла замуж за молодого офицера, ты знаешь о нем. Обстоятельства, связанные с историей моего отца, вредили карьере моего мужа, но он благородно не затрагивал этих тем в нашем общении. Потом началась Финская война. Ростислав ушел сразу с первых дней. Когда на нас напала Германия, я подала заявление добровольцем, после чего меня сразу арестовали и четыре месяца водили на допросы. А когда немцы подошли к Москве, всех нас, «неблагонадежных», отправили на фронт. Ну, а финал ты знаешь.
Ну, как, красивую историю я тебе рассказала? - не сдерживая слез, с дрожью в голосе сказала Катя.
Анатолий обнял жену и крепко прижал к своей груди, - не плачь, - нежно целуя в мокрую от слез щеку, успокаивал он, - мы еще построим с тобой свой коммунизм.
Идеи светлого будущего настолько глубоко проникли в сознание Советских людей, особенно в послевоенные годы, когда Советскому Союзу весь мир безоговорочно отводил главную роль в победе над фашизмом, что даже в сибирских лагерях заключенные в глубине души отогревали надежду в торжество справедливости. Верили в это и Катя с Анатолием.
Немного успокоившись, Катя взглянула на мужа с улыбкой.
-Теперь твоя очередь жаловаться на судьбу, - уже улыбаясь, сказала она, - рассказывай, живо, как кружил головы девчонкам? – в шутку теребя за ухо, как нашалившего мальчишку, весело потребовала она.
-Моя довоенная жизнь не столь романтичная, но все же была достаточно активна и не скучна.
В школе я учился не плохо, но отличником, как ты, становиться мне было некогда. Природа подарила мне великолепное здоровье, и спортивные состязания стали основой моей общественной деятельности. Свободное от учебы и спорта время я тратил на чтение книг, которые брал у своего деда. Он имел хорошую семейную библиотеку, доставшуюся ему от его отца. Дед сам любил читать и активно пополнял свой литературный архив.
После школы я сразу поступил в военное училище. В училище увлекся боксом, выполнил «мастера спорта».
После окончания училища попал в специальный диверсионный отряд, потом, когда началась война в Испании, полгода провел там. В дальнейшем, до начала войны с немцами, служил у Коваленко в войсковой разведке, ну, вот и вся моя биография.
-А как на личном фронте? Неужели никто не нравился? Да и жениться можно было бы вполне, – недоумевая, интересовалась Катюша.
-Ну почему же не нравились? Нравились мне некоторые барышни. На одной Наташе даже собирался жениться, но мой друг детства меня опередил. Пока я воевал в Испании, мы с ней связи не имели, а когда я прибыл в Союз, то узнал, что она уже замужем.
-Жалеешь? – как-то с тенью нескрываемой ревности спросила Катя.
Уловив настроение жены, Колесников крепче прижал ее к себе, снова нежно поцеловал.
-Если бы не ты, я бы никогда не узнал радости жизни. Ты подняла меня с самого дна и вытащила на свет. Никто в жизни не дарил мне столько счастья, как ты. Пошли спать? – нежно целуя жену, закончил свой рассказ Анатолий.
Через три месяца совместной жизни Катя сообщила Анатолию, что она беременна.
Не все любовники с восторгом воспринимают такие известия. Лишь только по-настоящему любящие и зрелые мужчины искренне радуются такому повороту дел в амурной сфере.
Анатолий был «на седьмом небе» от радости и восторга. После года леденящего душу уныния и ощущения своей никчемности и ненужности, раздавленного властями своей страны, больного и брошенного инвалида, вдруг счастье улыбнулось ему. Судьба подарила сразу и любимую женщину, и ребенка, которого он тоже будет любить всем своим мужественным и нежным сердцем. Только бы его больное сердце выдержало это испытание жгучим счастьем!
Свою первую в жизни беременность Катюша переносила нелегко. Ее организм, обессиленный и подорванный тяжелым ранением, сопротивлялся невзгодам, как мог. Сама же она делала все для того, чтобы благополучно выносить плод. Анатолий помогал ей во всем, несмотря на то, что сильно уставал на стройке, где выполнял обязанности прораба.
На восьмом месяце беременности произошли роды. Спасали обоих - и мать, и ребенка. Девочку спасти не удалось.
Чем сильнее люди, тем труднее испытания выпадают на их долю. Словно смеясь над ними, судьба бросает один вызов за другим, ломая их окончательно, либо, делая их героями, на которых потом ровняются другие.
Свое горе Катя и Анатолий переживали вместе. Он, как мог, успокаивал и жалел ее. Она пыталась поддержать его дух, жалея его сердце и, стремясь сохранить здоровье любимого мужчины, которого считала теперь уже своим мужем.
На какое-то время жизнь двух молодых людей, пропитанная болью потери, стала то ли пустой, то ли бессмысленной, то ли несчастной. Как бы там ни было, но находиться по долгу вместе они уже не стремились.
Анатолий стал дольше задерживаться на работе, предпочитая не спеша заполнить наряды, спланировать работу на следующий день, переговорить с мастерами или начальством на предмет строительства порученного объекта.
Катя приходила с работы, как и прежде во время, чтобы успеть навести порядок в комнате и приготовить ужин к приходу мужа.
На каком-то подсознательном уровне она бала благодарна ему за то, что он не старался излишне проявлять сентиментальность и всякими ласковыми успокаивающими речами возвращать себя и ее в те дни, где свершился приговор судьбы над их общей мечтой и надеждой, и над их единственной дочкой, которую они так трепетно ждали. Они оба хорошо знали цену жизни, повидали много смертей и сами побывали на том краю, где со всей откровенностью реально и бескомпромиссно жизнь ставит перед людьми извечный Шекспировский вопрос: «Быть или не быть?».
…В коридоре послышались тяжелые шаги.
-Наконец-то, - радостно и взволнованно подумала Катя и выскользнув из-под одеяла, где она, лежа в одной сорочке, читая книгу, отгоняя сон в ожидании мужа.
Сегодня у Анатолия было хорошее настроение. Он поцеловал жену, развернулся, как обычно, чтобы она помогла ему снять телогрейку, потом сел на табурет, удобно ставя одну ногу за другой, держа их на весу, поочередно придерживая здоровой правой рукой. Катя стягивала его «кирзачи», ставила возле порога, обматывала портянки вокруг голенищ, как это делают обычно солдаты, давая возможность просохнуть ткани портянок и внутренней части сапог.
-Садись ужинать. Сегодня у нас борщ, - весело щебетала жена, наполняя глубокую тарелку до краев этим великим изобретением украинского народа.
-Это здорово! – подыгрывая Кате, с восторгом ответил Анатолий; обнял жену за плечо и звучно чмокнул в левую щечку.
Пока он ел, Катя сообщала новости дня. Сегодняшние новости были похожи на вчерашние… и позавчерашние, потому что особых новостей-то и не было. Все впечатления от жизни получались либо на работе, либо дома. Новые фильмы в клуб привозили очень редко, поэтому приходилось одни и те же смотреть по несколько раз.
Природа в этих краях – бескрайняя степь. Только весной, когда вся степь благоухает и пахнет, можно гулять по ней, собирать великолепные степные тюльпаны и ощущать счастье и душевный покой, который в состоянии дарить только природа.
Все остальные времена года в этих местах мрачные и безликие. Зимой метели, летом пыль и зной, осенью голая безжизненная степь, ветер, дождь и слякоть.
Одна надежда наполняла души супругов. Мечтали они, когда у Анатолия закончится срок, уехать в его родной Ленинград или на Украину, которую Катя любила всей душой и очень скучала по ней.
Душевно пообщавшись, супруги легли спать.
Ни он, ни она не подозревали, что это последняя их ночь.
…Еще не рассвело. Катя проснулась от ощущения, что будто кто-то толкнул ее в бок.
Открыв глаза, она стала всматриваться в темноту комнаты, откуда почувствовала толчок, но там никого не могло быть. Анатолий спал с другой стороны у стенки.
Какая-то тревога стала наполнять ее душу. Она повернулась к мужу и стала всматриваться в его лицо сквозь ночную тьму. По мере привыкания глаз, стал вырисовываться правильный красивый профиль его лица. Катя с нежностью смотрела на родное ей лицо, медленно прикрывая тяжелые веки, балансируя между сном и реальностью.
Вдруг ей показалось, что откуда-то из далека до ее слуха донесся громкий крик, - Катя! – это был голос Анатолия.
Катя вздрогнула, проснулась и села на кровати, недоумевая по поводу происходящего.
Было тихо.
-Толя…Толь!? – позвала она.
В ответ тишина…
Она склонилась над лицом мужа, и жар пробежал по всему ее телу. Не слышно было дыхания. Она припала ухом к его груди. Анатолий не дышал, и стука сердца тоже не было слышно.
Катя обняла ладонями его остывающее лицо, повернулась к нему всем телом и обильно обливая его лицо слезами тихо и горько стала плакать.
-За что ты бьешь меня так больно, судьба!?
Почему ты охотишься именно за моим счастьем!?
Почему не убьешь меня сразу!?…- причитала она, лежа на груди своего героического мужа…любимого мужчины.
Похороны были тихие.
Кроме Катюши, там было несколько строителей, таких же «зеков», как и сам Анатолий, которых комендант выделил для выполнения всех необходимых похоронных работ.
На могилу установили деревянный крест с табличкой без фотографии.
Вскоре все ушли. А на могиле осталась горевать несчастная вдова.

Гл. 16. Семен
Прошел год.
Катя научилась жить после очередной потери, бережно храня в своей душе светлый образ своего любимого мужчины, который так рано оставил ее совсем одну в этом мире.
Вся ее жизнь протекала в работе и заботе о тех больных, которые поступали к ним в больницу, выздоравливали, уходили, а на их место поступали другие, нуждающиеся иногда в скорой неотложной помощи. Огорчали лишь те дни, в которые не удавалось отвоевать иных у строгой, надменной и бескомпромиссной дамы по имени смерть. Но борьба с ней не прекращалась ни на миг. Ее леденящее душу дыхание ощущалось повсеместно. Она крепко полюбила эту страну и, кажется, не собирается ее покидать надолго.
Вот и сегодня привезли мужчину, душа которого металась между жизнью и смертью, выбирая, кому отдать предпочтение. Выбор определила хрупкая женщина в белом халате, медицинская сестра, Заблоцкая Екатерина Павловна.
Его звали Семен.
Семен работал помощником машиниста на паровозе. Вот этот самый паровоз вместе с составом ушел под откос. Машинист умер на месте крушения. Семен выжил, но его сильно обожгло перегретым паром, который с дьявольской силой, круша все на своем пути, вырвался на свободу после множественных порывов трубопроводов.
Кочегар, семнадцатилетний Вовка, которого Семен успел вытолкнуть, в тот момент, когда паровоз только начал заваливаться на бок, сломал ногу и выбил три передних зуба при падении.
Теперь Семен лежал на животе третьи сутки, находясь, то без сознания, то в бреду, выкрикивая часто несвязанные фразы, переживая крушение состава вновь и вновь.
-…Петрович, прыгай!…Вовка, поддай огня!…Ну, вот и конец!…- бормотал и выкрикивал Семен, страдая от нестерпимой боли; потом терял сознание, потом, очнувшись, снова погружался в виртуальную реальность, которая жила своей жизнью в его возбужденном сознании. Катюша терпеливо ухаживала за ним, меняя повязки с мазью, и, делая все необходимые процедуры, которые предписывал лечащий врач.
Вскоре кризис миновал, и дело стало налаживаться. Семен находился в сознании и только иногда стонал от боли, стараясь, по возможности, скрывать эту слабость. В присутствии Катюши он не позволял себе стонать, а напротив, шутил и даже пытался с ней заигрывать.
-Больной, лежите смирно, вам вредно двигаться, - строго рекомендовала ему сестра, - когда штаны научитесь сами одевать, тогда и пошутите, - играя на его мужском самолюбии, заявляла Катюша, возвращая Семена к серьезному отношению в процессе излечения.
-Вот, черт! Надо ж так попасть! – бормотал Семен, когда сестра покинула палату. – Еще ни разу в жизни мне не приходилось так долго демонстрировать свой голый зад такой красивой женщине. Если она еще раз так пошутит, я ночью уползу домой отсюда, - злился Семен.
-Приглянулся ты ей, это сразу видно, - отозвался из угла палаты Комаров, которому двумя днями раньше вырезали аппендицит, - женщины всегда стараются нас унизить, когда мы им нравимся; тут даже «к бабке не ходи», поверь мне на слово.
-Ты что городишь, Комаров, она только заднюю часть моего тела и видела; что там могло приглянуться; смеется она надо мной, - тосковал Семен.
-Так, может быть, ты своей задней частью и производишь впечатление на женщин; ведь женщина – существо загадочное и что у нее на уме, никто не знает, - продолжал юродствовать Комаров.
-Заткнись, Комаров, - под дружный смех остальных обитателей палаты бросил Семен, - мне не до смеха; видишь, как я распластался на брюхе, словно черепаха и ничем не могу пошевелить; мне даже смеяться больно.
…Прошел месяц. Семен уже самостоятельно передвигался, и сам обслуживал себя. Остались регулярными процедуры и прикосновение Катиных рук к телу мужчины, который был бесконечно благодарен этой святой женщине, и попросту влюбился в нее без памяти.
После процедур он благодарил ее и боялся сказать что-нибудь лишнее, чтобы не выдать свои чувства и не попасть, вдруг, под ее насмешки.
Катюша чувствовала это и щадила его, разговаривая серьезно, и старалась не травмировать психику Семена, а когда выходила из палаты, тайком смеялась, качая головой, думая, - надо же, влюбился парень; чудной какой-то.
Семен для нее был очередной больной, и относилась она к нему, как к обычному пациенту.
Ни о каких чувствах с ее стороны не могло быть и речи.
Они жили в разных мирах.
Она была образованная эрудированная женщина, вышедшая из интеллигентной среды. Он же был малообразованный простой мужчина, родом из уральской глубинки, который в шестнадцать лет впервые попал в город, где увидел паровоз, влюбился в него и сумел выучиться на помощника машиниста.
Пройдя войну, Катя многое познала, повидала людей всех типов и без ошибки определяла, чего стоит тот или другой, в особенности это касалось мужчин. Причем, мужчин она ставила на ступень выше женщин. Такое разделение, видимо, возникло тоже на войне.
Вскоре Семена выписали и как-то раз, выходя из стен своей родной больницы, Катя встретила Семена. Он стоял перед входом, преградив девушке дорогу. За спиной он прятал букет, но, несмотря на то, что было уже темно, большой букет выступал по обе стороны его ног.
-Вы кого-то встречаете, Семен, - узнав его, как бы, между прочим, спросила Катюша, стараясь пройти мимо.
-Вас жду. Хочу поблагодарить за ваше терпение и доброту. Вот это Вам, - робко сказал Семен, протягивая девушке огромный сборный букет.
-Спасибо! Но стоит ли? Ведь это моя работа.
-Хорошая у вас работа. Важная. Можно я вас провожу? – робко спросил Семен.
-Нет! - Резко ответила девушка. – Идите к своей семье. Ведь у вас есть дети. Что о вас, да и обо мне подумают? Здесь же все наведу. Завтра же весь поселок заговорит. Мне это ни к чему.
-Все равно, что подумают! Наплевать! – горячо сказал Семен.
-Как это, наплевать? На своих детей наплевать? – в свою очередь горячилась девушка. – Да кто вы после этого?
-Не знаю…, - хмуро сказал Семен, развернулся и пристыженный, опустив голову, пошел проч.
Через неделю история повторилась, только на этот раз Семен пришел в изрядном подпитии.
Катя его вновь прогнала, не дав ему времени на объяснения.
По поселку поползли слухи. Слухи имеют свойство разрастаться, и, чем меньше есть на то причин, тем невероятнее истории рассказывают про основных героев этого драматического действа.
В солнечный воскресный день Катя со своей новой подругой Наташей, с которой вместе работала, решили сходить на рынок, чтобы прикупить всякой снеди к столу.
Между рядов сновали люди знакомые, не очень знакомые и не знакомые вовсе. Вдруг
Катю кто-то резко дернул за рукав.
-Ты что ж это, стерва, мужика из семьи уводишь? – широко раскрыв злобные зеленые глаза, громко кричала худощавая веснушчатая рыжеволосая женщина, грозно теребя рукав Катиной кофты.
-Что с вами, женщина? Какого мужика? – возмущенно спросила Катя; до нее стало доходить, что эта женщина, видимо и есть жена Семена. – Кто вы?
-Я то известно кто, а вот ты, что за птица такая, чтобы семью разрушать? – продолжала кричать незнакомка.
-Женщина, мне ваша семья не нужна, тем более что я, вообще, не понимаю, про какую семью вы говорите, - пытаясь скорее покончить с этим недоразумением, ответила Катя и, повернувшись, устремилась вслед за Наташей, которая услышала шум и уже спешила навстречу подруге.
-Получи! – крикнула рыжая женщина и с размаху ударила Катю своей тяжелой сумкой по спине.
Подоспевшая Наташа выхватила сумку из рук женщины и зашвырнула в сторону. - Пошла отсюда! Дура! Разбирайся со своим непутевым мужем, а нечего на людей бросаться!
Возмущенные подруги ушли с рынка, так и не купив всего необходимого. По дороге горячо обсуждали все случившееся.
-Какого черта он пристал, как банный лист? – нервничала Катя.
-Да не обращай ты на них внимания, - успокаивала Наташа, - хотя поостерегись; про эту Машку всякое говорят; скверная баба и очень злопамятная; муж и тот ее боится.
-Зачем тогда женился, если боится? Значит, любил? – недоумевала девушка.
-Да не любил он ее никогда. Ее вообще ни один парень никогда не любил. Все парни сторонились ее, - объясняла Наташа.
-Как это так может быть? – недоумевала Катюша.
-Еще как может. Бабка у нее чернокнижница; слыхала про таких? Ну, попросту говоря, колдунья, - пояснила Наташа.
-Присушили, что ли?
-Ну, да.
-Да, уж! Вы тут, в самом деле, как в какой-то сказке живете, - смеялась Катя.
-Ты не смейся, подруга, а лучше держись подальше от Семена, иначе не миновать тебе беды. За него многие девчонки мечтали выйти замуж, и какие девчонки! Но эта рыжая всех с носом оставила, – тихим голосом сообщила Наташа.
-Может и ты, милая, в него тайно влюблена? – пошутила Катя.
Немного помолчав, Наташа продолжала, - а знаешь, несмотря на то, что у них трое детей, Семен гуляет от нее налево и направо; они живут, как кошка с собакой, потому она и кидается на всех; сама мужика приласкать не может и на других злится.
В понедельник, как обычно, Катя пришла на работу раньше остальных. Она не имела привычки нежиться в постели и просыпалась очень рано. Успевала приготовить завтрак, почитать книгу и не спеша отправиться на работу. Чуть позже стали подтягиваться остальные работники больницы, заступая на дневное дежурство.
Когда Катя вошла в процедурный кабинет, на нее как-то странно посмотрела Наташа и поманила за собой.
-Что случилось, Натали? – испуганно спросила Катя, предчувствуя что-то неладное.
-Семен жену избил, и говорят сильно, - округлив глаза, сообщила Наташа, - его в милицию забрали.
-Зачем он это сделал? Его же посадят. А кто детей кормить будет? – сокрушалась Катя.
-Говорят, что он из-за тебя ее избил.
-Катя медленно присела на табуретку, недоуменно посмотрела на подругу, - ты, что такое говоришь, я то тут причем?
-Да, да. Кто-то ему рассказал про тот случай на рынке, так вот он напился и избил Машку за это, - заговорщически шепотом продолжала Наташа.
-Во! Дурень! – качая головой, сокрушалась Катюша.
Отсидев пятнадцать суток за хулиганство, Семен вышел на свободу. Жена забрала свое заявление из милиции и это дело тихо замяли.
Домой Семен не вернулся, а ушел жить к друзьям в общежитие.
Его часто видели изрядно выпившим в шумной компании так называемых друзей, которых всегда можно найти в избытке, особенно если есть на что пить.
Весь поселок дружно обсуждал все стороны и свойства треугольника, который образовался под действием каких-то неведомых сил, ставя в тупиковую ситуацию всех его участников. Ни Семен, ни его жена и даже Катюша не знали как теперь себя вести.
Семен пропивал все свои деньги. Мария не знала, как вернуть его в семью. Не помогали никакие заговоры, да и были ли они вообще?
Катя не знала, в чем она виновата, и как дальше быть.
Закончилось лето. Первые осенние ветры закружили желтые листья, наполняя прозрачный воздух золотом и неуловимой грустью, которую мы чувствуем душой, но объяснить не в силах, особенно когда влюблены. Прохладные косые дожди нагоняют тоску, заставляя сердце ныть и метаться душу в поисках объекта обожания, который живет не в твоем времени и не в твоем пространстве, оставляя тебя один на один с твоей неразделенной любовью.
Такая же неразделенная любовь стала каждодневной спутницей Семена. Всю боль души он топил в водке, часто просыпаясь от холода где-нибудь в парке на скамейке без копейки денег в кармане.
Начались проблемы на работе.
Жена подала на алименты, чтобы хоть как-то привлечь средства от его зарплаты на содержание детей.
Как-то вечером, Катя выходила из дверей больницы и, вдруг каким-то боковым зрением зафиксировала шевеление в сумерках, возле больничной ограды.
-Здравствуйте, Екатерина Павловна! – послышался голос Семена, в котором звучали надменные ироничные нотки.
-Здравствуйте, Семен, вы, что все ходите за мной?
Посмотрите, до чего вы докатились? Пьяный, небритый…, - пыталась взывать к совести опустившегося мужчины Катюша, - шли бы домой.
-У меня нет дома. Но скоро будет. Вот посмотрю на вас и уйду домой навечно…Больше вы меня не увидите, - говорил Семен, качая захмелевшей головой; шапка его сползла на затылок, а из-под нее выбивались густые, черные, как смоль слегка вьющиеся волосы; Красный шарф свисал так низко, что грозил вот-вот упасть в грязь.
-Что вы такое говорите?
-А незачем мне зря топтать эту землю. Вот возьму и убью сначала вас, а потом и себя, - бормотал Семен.
Горячее сердце Катюши взорвалось от этих слов, - если ты только пальцем меня тронешь, я возьму, что в руки попадет, и разобью твою дурную башку! Я - не Мария, которая простила тебе твои выходки. – Глаза девушки горели и излучали такую силу, что Семен невольно стал подбирать шарф, застегивать пальто, а весь хмель и бравада вмиг слетели без следа.
Он стоял перед ней, как школьник перед учителем, не зная, как дальше быть.
Некоторое время стояли молча, глядя в глаза друг другу.
-Пошли! – скомандовала Катя, махнув ладошкой в сторону тротуара.
До общежития шли молча.
-Здравствуй, Катюш! – поприветствовала Катю одна из трех девушек, попавшихся им навстречу.
Катя ответила на приветствие и услышала за спиной торопливый шепот в несколько девичьих голосов.
-Готовься! Завтра начнется, - подумала девушка, предвидя, какие невероятные сплетни поползут теперь по поселку.
-Ну, вот мы и дома! Снимай пальто, иди умойся. Умывальник на этаже слева. Вот полотенце. Я пока поставлю борщ на плиту. – Распорядилась Катюша, когда вошли в ее комнату, бескомпромиссно устанавливая свой порядок.
Без тени возражения, Семен выполнил все распоряжения любимой женщины и был счастлив тем малым, что она позволила ему.
-Спать будешь на полу. После работы, завтра, пущу, если ты придешь трезвый. Это мое главное условие, - расставляя точки над «и», закончила свою речь Катя.
За двадцать три года совместной жизни Семен ни разу не пришел с работы под мухой и вообще считался мужчиной непьющим.
В этом нелогичном браке Катя родила семерых детей, но выжили только три девочки и сын. Сын был младшим ребенком. Катерина не скрывала своей явной любви к нему, часто вызывая ревность со стороны дочерей.
Всю жизнь Семен и Екатерина Павловна прожили, не расписываясь в ЗАГСе, и лишь за два года до своей смерти, Катерина предложила зарегистрироваться и поменять свою прежнюю фамилию на фамилию мужа.
Что подтолкнуло ее на этот шаг, трудно сказать. Может быть, хотела уйти из жизни, имея одну фамилию со своими детьми. Но, может быть, сыграл роль случай, который произошел за месяц до того, как она приняла это решение.



Гл. 17. Вот ты и пришел…
Семья жила в Волгоградской области, куда Семен завербовался на строительство Сталинградской ГЭС, которая в последствии была переименована в Волжскую ГЭС.
Семен построил хороший большой дом, развел отличный сад и был горд тем, что у него есть дружная семья и любимая женщина. Дети радовали своих родителей хорошими успехами в школе. Все соседи ставили их в пример, воспитывая своих чад.
Почему-то их детей называли – Катины дети.
Екатерина Павловна уважала и ценила своего мужа, но смогла ли она полюбить его?…А если смогла, то в какой именно момент жизни?
…В июле 1968 года произошел странный случай.
Несмотря на выходной день и сорокоградусную жару, в то время, когда на улицах можно увидеть только тех, кто с утра не смог уйти на пляж или спрятаться в собственном саду в тени роскошных плодовых деревьев, по улице шли, не спеша, рассуждая между собой, двое мужчин. Время от времени они поворачивали головы то в одну, то в другую сторону, пытаясь прочесть номер очередного дома. Один был пожилой, с пышными седыми волосами, в солнцезащитных очках, дорогих брюках кремового цвета и белой футболке. На левой руке, в такт ее взмахам, поблескивали на солнце позолоченные, массивные часы. На ногах красовались новые желтые туфли. Стройная фигура и широкие плечи мужчины подчеркивали в нем эталон воинской выправки. Идеал мужской красоты смазывали две незначительные детали. Мужчина слегка прихрамывал на правую ногу, и правая сторона его лица была покрыта сплошным родимым пятном бардового цвета или это был след от сильного ожога.
Второй был совсем юный, но тоже высокий и стройный. Блондин с голубыми глазами, также опрятно и со вкусом одетый, отличался от первого мужчины лишь тем, что юношеские плечи были не так круты, и походка его была легка и пружиниста. Молодое лицо светилось радостью и безмятежностью.
Проходя мимо дома, где жили Семен и Катя, мужчины замедлили шаг, и о чем-то оживленно разговаривали, не отводя взгляда от дома.
Возле калитки соседней усадьбы разговаривали две женщины, видимо соседки делились опытом или обсуждали последние новости, которые с быстротой молнии разносит сарафанная молва.
Мужчины ускорили шаг, и подошли к женщинам, нарушив на время их беседу.
-Простите, - обратился к ним пожилой мужчина, - в том доме живут Семен и Катерина, или я ошибаюсь? - спросил он, указывая рукой на соседний дом.
-Да нет, не ошибаетесь. Они самые там и живут. Катя дома, да и Семен должен быть дома, если у него сегодня нет дежурства. Сынишка их только что набирал в колонке воду. Смело идите, дома они, - добродушно заверили их соседки.
-Скажите, а следующая улица, как называется? – задал неожиданный вопрос мужчина.
-Следующая…Хользунова…, - как-то смущенно ответила одна из женщин.
-Да-да, Хользунова…, на нее нам тоже нужно будет сходить. Спасибо, - поблагодарил мужчина и направился к дому Катерины.
Во дворе, перед крыльцом дома жонглировал футбольным мячом мальчишка лет двенадцать с виду.
-Мальчик, подойди, пожалуйста, - обратился к нему старший мужчина.
Юный футболист, с лета правой ногой направил мяч в сторону калитки, и сам последовал за ним не спеша, откусывая сочный кусок от крупного яблока, которое на половину было уже съедено им.
-Вам кого? – внимательно рассматривая незнакомцев, спросил он.
-Это твоя мама в огороде работает? Можешь ее позвать?
-Ма-ам! Тут тебя спрашивают, - прокричал он, экономя свое драгоценное время, которого в детстве, кажется, «целый вагон и еще тележка», но ни один нормальный пацан не станет тратить его попусту, особенно на незнакомых ему людей.
Екатерина Павловна оставила свою работу в огороде и подошла к калитке.
-Вы кого-то ищите? – поинтересовалась она, переводя удивленный взгляд с мужчины на юношу; юноша показался ей знакомый, - наверное, с Валей в одном классе учится, - подумала она.
-Я ищу своего фронтового друга. Он живет на улице Хользунова, а мы плохо ориентируемся в вашем городе; не подскажите, как проще нам туда пройти? – поинтересовался седой мужчина.
Екатерина Павловна вышла за калитку и стала подробно объяснять, каким путем лучше идти, чтобы выйти как раз в середину улицы.
-Это ваш сын? – кивком головы он указал на мальчика, играющего мячом.
-Да, сын, - с нескрываемым удовольствием похвасталась женщина, ласково глядя на сына.
В это время мужчина через темные очки внимательно изучал стоявшую перед ним обычную с виду женщину, которая, к тому же, добросовестно и вполне серьезно пыталась доходчиво объяснить ему маршрут следования в поисках фронтового друга.
-Судя по тому как вы относитесь к своему сыну - он у вас единственный ребенок или самый младший, - сделал свое предположение незнакомец.
-Вы угадали. Это мой младший ребенок. У нас с мужем есть еще три дочери. Семья большая; весело живем, - радостно, уверенно, с простодушной улыбкой ответила Катерина.
-Хорошо вам, а мы с женой только одного осилили, - улыбаясь и прижимая юношу к груди своей крепкой рукой, поведал в свою очередь мужчина.
-Как зовут вашего друга, может быть я знаю, - неожиданно спросила Катерина.
-Петров Евгений Иванович. А вы тоже воевали? – зачем-то перевел разговор на военную тему незнакомец.
-Воевала три года в 62-ой армии, пока в сентябре 43–го года не попала под пулю снайпера, - сообщила Катерина; радостное выражение лица при этом мгновенно сменилось на серьезное и строгое.
Немного помолчав, мужчина возобновил разговор, - я тоже 9-го сентября сорок третьего попал в госпиталь, где провалялся шесть месяцев, а это, - он указал пальцем правой руки на багряное пятно с правой стороны лица, - память о том на всю жизнь; я служил в танковых войсках…; механик спас меня, когда горели…, - немного помолчав, он продолжил тихо, - выходит, мы с вами в одно и то же время лежали в госпиталях, только, к сожалению, в разных…
-К сожалению не то что в разных, а к сожалению то что вообще туда попали. Война отняла ни только здоровье, но и многое другое... Да что я вам рассказываю, вы и сами это испытали. Ведь так? – бросила понимающий взгляд на собеседника Катерина.
-Да, конечно, многое могло быть по-другому. Ну, что ж, спасибо вам за помощь и приятную беседу. Нам пора. А вам мы с сыном желаем всяческих благ и удачи в жизни! Прощайте…
Отец и сын неспешными шагами направились в ту сторону, откуда пришли.
-Ну, что, товарищ генерал, струсил? – спросил неожиданно молодой.
-Почему ж это струсил? – с обидой в голосе отозвался отец.
-Ну, а что ж ты не признался ей? – отстаивал свою точку зрения юноша.
-Знаешь, сын, я заезжал к ее сестре, проживающей в Киеве, и она мне рассказала про нелегкую судьбу, которая выпала на долю Катюши. А сейчас ты же сам видел, что, наконец-то, она обрела счастье и душевный покой. Имел ли я право нарушить этот покой? Время вспять не повернуть и заново не прожить того, что прожито и прочувствовано. Я доволен этой поездкой. Ощущение такое, что, как будто тяжелый груз сбросил со своих плеч, который давил на меня долгие годы.
Теперь скорее домой, в родную Одессу, к морю. Не хочу ни о чем думать и вспоминать, - сняв очки, и, ускоряя шаг, подчеркнуто равнодушно закончил свою речь пожилой мужчина.
Некоторое время шли молча. Потом юноша произнес слова, которые, как острым лезвием, полоснули по сердцу отца.
-Представь, что она, по какому-то волшебству, осталась такой же молодой и красивой, какую ты видел последний раз, перед войной. Я думаю, что ты бы на коленях вымаливал у нее прощение.
Отец снова надел очки и поспешил остановить такси, чтобы ехать в аэропорт.
Катерина вернулась в сад, где на помидорных грядках ее ждала корзина, до половины наполненная спелыми ярко красными плодами. Из головы не выходила недавняя встреча, которая казалась ей в чем-то странной.
-Где же я видела этого юношу? Если он не из нашей школы, то откуда тогда? Если они приезжие, то откуда я его знаю?
Вдруг молния сверкнула у нее в глазах, - Ростислав!…Ведь это он!…В молодости он был почти копия этого мальчика!…Не признался…, - опустив руки, с обидой в душе подумала она.
Катерина забыла о своих помидорах, медленно побрела к калитке, сама не зная, зачем ей это надо. Вышла на пустынную улицу, с тоской продолжительным взглядом посмотрела в ту сторону, куда ушли отец с сыном.
Ощущение было такое, что ее бросили совсем одну в этом мире. Потупив взор, она вернулась домой, села на кровать в своей спальне и в тишине и прохладе дома стала как-то бесцельно перебирать какие-то бумаги, письма, вырезки из газет и журналов с кулинарными рецептами и полезными советами и другой информацией.
-Мам, мы с пацанами пошли на стадион, - долетели до ее слуха слова сына, на которые она никак не отреагировала, - мам, ты, что не слышишь? – настойчиво вопрошал сын, - потом скажешь, что не предупредил….
-Слышу, слышу, - равнодушно ответила мать и стала собирать в коробку разложенные по всему столу бумаги.
Удивленно посмотрев на свою мать, мальчишка, пожав плечами, выбежал из дома, где у калитки его с нетерпением ждали верные друзья.
Дней через пять Кате пришло письмо от сестры Нилы из Киева.
«Здравствуйте, дорогие родные!
…Вчера у нас был один гость, который поведал нам немало удивительного. Зовут его Ростислав. Твой первый муж. Он много и подробно расспрашивал о тебе, о всей твоей жизни после войны, и особенно интересовался о твоем положении сейчас. Говорит, что после войны долго искал тебя, а когда нашел, то узнал, что ты замужем. Вскоре после того, как только он узнал про это, то сам женился на одной телефонистке из штаба. У него есть взрослый сын. Год назад умерла его жена. Теперь он живет один в Одессе. Его сын учится в военном училище в Киеве.
Когда я рассказала ему про твое письмо из госпиталя, на которое он не ответил, то он сказал, что в это же самое время, в сентябре сорок третьего сам в очень тяжелом состоянии попал в госпиталь, и тоже чудом выжил. А про твое письмо ничего не знает…».
Читая это письмо, Катерина прокрутила в памяти всю свою жизнь, мысленно возвращаясь, то к одному, то к другому эпизоду из прошлого.
Обильно бегущие по щекам слезы уносили из ее души боль, облегчая страдания, и, стирая в памяти накопившуюся обиду и призрачную надежду, которая, видимо, незаметно жила в самых отдаленных уголках любящего сердца. Надежда, которая, может быть, и заставляла жить этого многострадального человека, даже когда жизнь становилась невыносимой и бессмысленной.
…Спустя два месяца у Екатерины Павловны врачи обнаружили раковую опухоль в груди.






Гл. 18. Земля, обласканная смертью
Предчувствие смерти отражается в глазах человека или другого высокоорганизованного существа.
Взгляд становится тяжелым и медленным.
Иногда кажется, что он остановился и создается впечатление, что время от времени происходит кратковременная остановка мысли. На самом деле именно это и происходит.
Кратковременная остановка мысли, как элемент глубокой медитации порождает необычное состояние, в котором человек может видеть призрачные образы, которые видеть не могут иные присутствующие в том же месте здоровые люди. Такое состояние можно вызвать искусственно или находясь в состоянии болезни и сильной усталости. Во внешнем облике людей, которые подходят к своей последней черте, состояние близкой кончины можно предугадать. Но сами больные во много раз отчетливее и острее ощущают близость смерти. Некоторые начинают этого бояться и при первых видениях стараются скорее ощутить реальность, из-за чего сильно паникуют и страдают. Люди более мудрые отдаются во власть этого состояния и приобретают опыт, который некоторым помогает избежать смерти. Люди посвященные используют это состояние исключительно для познания неведомого и принимают его как дар свыше.
Многие герои этой книги прошли такой урок. Но все восприняли его по-разному. Далеко не все что-то усвоили и вынесли опыт в реальную жизнь, но Катюше это в какой-то степени удалось. Ее интуиция развилась в высочайшей степени. По внешнему виду человека она легко читала эмоциональное состояние, как бы искусно он не скрывал его. В отношении близких ей людей, она была просто ясновидящей. От ее внимательного взора и чуткого сердца не могли скрыться даже незначительные мелочи из их жизни.
Дату своей смерти она тоже знала и однажды назвала ее, но обратили внимание на это обстоятельство только через год после ее смерти.
Когда ее муж попадал в аварии и находился в шаге от смерти, она мгновенно просыпалась в ночи, и своим интуитивным зрением видела все происходящее с ним и он ни разу не погиб. Какое-то чудо спасало его в последнее мгновенье. Возможно, ее молитвы.
Когда ее собственная жизнь висела на волоске, к ней всегда приходила одна и та же святая мадонна и вырывала зачем-то ее из лап смерти. Эту мадонну Катюша называла Святой Екатериной.
Церковь она посещала только несколько раз в жизни, когда крестили ее детей. Никто не видел, чтобы она молилась, однако в самом сокровенном месте она хранила свитки с молитвами, среди которых особое место занимала молитва Пресвятой Богородице. По внешнему виду этого свитка можно было понять, что его она брала в руки чаще всего.
Открытая к людям она хранила в своей душе неведомый и неизвестный для большинства окружающих ее близких и друзей огромный мир и заряд, который делал ее прозорливой и сильной.
Вокруг себя она, женщина с подорванным здоровьем, сумела создать реальный мир – семью. Эта семья продолжила рост родового дерева, к которому принадлежали Семен и Катюша.
Рождение детей было спасительным средством для жизни ее тела, а она для детей смогла стать хорошей заботливой и любящей матерью, готовая встать на их защиту, не задумываясь ни на мгновенье о собственной безопасности. В ней была такая невероятная сила духа, которая не позволила никому из ее детей скатиться по наклонной плоскости на дно жизни. Даже если бы это и произошло, я уверен, что она сумела бы вытащить любого из них из любой жизненной пропасти.
До последних дней своей жизни она не падала духом. Ей неведома бала апатия или хандра. Жизнь для нее давно стала великим даром, и блеск ее жизнерадостных глаз отогревал самые холодные и потухшие души.
Блеск в глазах исчез за несколько месяцев до смерти. Глаза стали спокойными тихими и серьезными чаще обычного. Действия стали неспешными. Взгляд по долгу стал задерживаться на ком-нибудь из детей или муже. В глубине этих глаз читались какие-то тайные переживания. Создавалось впечатление, что она где-то в глубине души наводит какой-то порядок, как это делает аккуратная хозяйка, наводя порядок в квартире. Без суеты и паники она готовилась встретить неизбежное.
Умерла она через десять дней после своего дня рождения. Всю свою последнюю ночь на этой земле она время от времени повторяла одно слово: «Сынок…сынок…сынок…».
…Анализируя в сознании воспоминания своих старших родственников и других участников Великой Отечественной войны, а также других всевозможных войн и революций, которые прокатились по русской земле, я прихожу к выводу, что наша родина больше других обласкана смертью. Смерть надежно вплелась во все слои российского общества. И это произошло не один и не два века назад, а гораздо раньше. Вся история России видится мне через яркий кровавый свет.
Что это? Уроки, испытания или мы просто не научились жить? А может быть и впрямь, истина познается через страдания...