Тина проснулась от настойчивого стука в дверь и шума льющейся воды в ванной. Откинув тёплое одеяло, она схватила валяющийся на полу у кровати шёлковый пеньюар, отделанный пушистыми перьями, на ходу просунула руки в рукава, подбежала к входной двери. На пороге стоял улыбающийся сонной улыбкой швейцар, в правой руке он держал белый конверт, в левой – папку с квитанцией о доставке. Расписавшись о получении таинственного послания, Тина закрыла дверь и вернулась в спальню под одеяло, Майкл всё ещё плескался в душе.
На конверте был лишь её адрес и имя, Тина быстро разорвала конверт и вынула сложенный вдвое листок, развернув его, она прочитала то, что было написано кем-то от руки: «Радуйтесь. Больше я не причиню вам неприятностей. В канун нового века меня не станет». От неожиданности Тина непроизвольно разжала пальцы, и листок вместе с конвертом упали на пол. Это был слишком знакомый почерк, до боли знакомый, им было написано с десяток фраз «Я тебя люблю»…
Не в силах контролировать свои действия, Тина потянулась к телефонной трубке и набрала почти забытый номер Джека.
- Джек, - хрипло проговорила она, услышав низкий мужской голос на том конце линии, - это Тина…
- Я узнал. Что-то случилось? – взволнованно спросил он.
- Да, он снова напоминает о себе…
- Кто? Джастин Майерс?!
- Да… Но, ты же знаешь, я верила ему, может, это не он, не Майерс, но это всё равно. Он прислал письмо.
- Что в нём?
Она прочитала.
- Текст напечатан?
- Нет.
- Отлично, я сейчас же выезжаю к тебе, как можно меньше прикасайся к письму, хорошо?
Тина положила трубку и только в этот момент почувствовала чей-то настойчивый взгляд.
- Майкл? – она обернулась и, увидев мужа, вздрогнула.
- Что это? – он заметил письмо, взял его двумя пальцами, повертел в руках, - Это опять Майерс?
- Скорей всего.
- Ты получила его только что?
- Да. Швейцар принёс.
- С кем ты разговаривала? С Джеком? Почему ты не показала письмо сначала мне? – Майкл всё больше сердился.
- Ты был в ванной.
- А-а, ну да, это же так трудно – вытащить меня из ванной!.. Легче позвонить Хепберну – он же полицейский! – Майкл со злостью рванул обмотанное вокруг бёдер светло-голубое махровое полотенце, развернулся, поискал глазами халат, нашёл, поспешно накинул его и вышел из спальни.
Через пятнадцать минут Майкл, не позавтракав, ушёл, на ходу высушив волосы феном. Следом за обидевшемся супругом в дверь постучался полицейский окружного отдела убийств Джек Хепберн, высокий, темноволосый, крепкого телосложения тридцатилетний мужчина с искрящимися голубыми глазами. Тина не успела переодеться, поэтому встретила его всё в том же кружевном бледно-голубом шёлковом пеньюаре.
- Привет, - бодро проговорил он, войдя в гостиную, - где оно? – Джек не любил тянуть резину и сразу переходил к делу.
Тина прошла в спальню, он проследовал за ней, она кивнула в сторону тумбочки, на котором оставила письмо вместе с конвертом, Джек достал из внутреннего кармана чёрной кожаной куртки целлофановый пакет и пинцет, подцепил им письмо и аккуратно просунул в пакет.
- Отдам это на экспертизу – пусть ребята проверят, но думаю, это – Майерс: или сам писал или заставили или я не знаю, что ещё «или»…
- Я не хочу повторения, Джек, - как-то обречено произнесла Тина, задумчиво глядя на целлофановый пакет, скрывающийся в кожаном дипломате Джека.
- Я бы тоже не хотел. Сегодня же получу результат экспертизы, если это действительно Майерс, зачем ему информировать тебя о готовящемся им же самоубийстве? Если – нет, возможно, что это угроза, вызов, как ты думаешь?
- Я не знаю, - она поёжилась.
- Может, к тебе приставить охрану? – предложил Джек.
- Пока, думаю, ни к чему, - Тина помотала головой, - знаешь, Майк увидел это письмо, спросил, кому я звонила, почему не сказала ему, я ответила, что он был в ванной, и дальше понеслось. Он даже не стал есть, ушёл на работу.
- Да, Майкл всегда отличался непростым характером, - кивнул Джек, - не расстраивайся – помиритесь, - он легонько коснулся её плеча, - Мне надо идти, я позвоню сегодня или завтра – как только узнаю результаты.
- Спасибо, - тихо проговорила Тина, нервным движением поправив халат, - надеюсь, когда ты позвонишь, мужа не будет рядом.
- Вы всё равно не разговариваете, - горько усмехнулся Джек, - он ничего не скажет.
Тина хотела что-то ответить на это, но неожиданно зазвонил телефон. Она сорвалась с места.
- Может, это Майкл. С извинениями, - наивно предположил Джек. Тина на бегу кинула в его сторону взгляд, говорящий о невозможности такого поворота событий.
Звонила Саманта Уэйнрайт, приятельница Тины, они давно хотели встретиться, но всё никак не получалось, то у Тины были дела, то Саманте было некуда пристроить детей: их у неё было четверо – три мальчика, двое из них – близнецы, и девочка, самому старшему мальчику было не больше шести.
- Тина, я пойду, - шёпотом сказал Джек, та кивнула, прощаясь, Джек быстро прошёл в прихожую, обулся и осторожно закрыл за собой дверь.
- Хорошо, Сэмми, я проеду к тебе от Гаррисона, - ещё произнесла Тина и положила трубку.
У психоаналитика Гаррисона О’Донелла Тина проходила курс лечения после совершённого на неё нападения в сентябре прошлого года, она долго, почти целый год, не могла оправиться от пережитого шока, но неделю назад Гаррисон заявил, что видит явные изменения к лучшему, так что лечение пока может быть приостановлено. Целую неделю Тина не была на приёме, целую неделю она совершенно в нём не нуждалась, думая, что смогла забыть страх событий прошлого, сегодня же это проклятое письмо заставляет её снова окунуться в них.
- Чёрт! – гневно сказала она вслух, прошла на кухню, там, на столе у окна лежала начатая пачка сигарет, сигареты были крепкими, такие курил Майкл, Тина предпочитала лёгкие длинные тонкие, с ментолом или вкусом шоколада, который ещё долго оставался на губах. В нижнем ящике настенного шкафчика она поискала зажигалку, нашла позолоченную, сделанную под старину, противостоящую дождю и ветру. После первой затяжки натощак её сильно повело, и Тина оставила дымящуюся сигарету в специальной вмятине изящной малахитовой пепельницы, достала из холодильника банановый йогурт, в три захода опрокинула его в себя без помощи ложки и докурила сигарету. «Ненавижу зависимость, - со злостью подумала Тина, покосившись на затушенный окурок, - Любую зависимость – никотиновую, зависимость от обстоятельств, от других людей, от собственных принципов, от какого-то спятившего придурка, надумавшего покончить с жизнью, я так понимаю, прямо у меня на глазах, раз предупредил, от этого дурацкого письма, от настроения мужа, от психоаналитика…» Она решительно взяла телефонную трубку и набрала номер Саманты.
- Сэмми, я не поеду к О’Донеллу - сразу к тебе.

- Мы постоянно ругаемся, Сэм, я так не могу жить, - жаловалась Тина, сидя в глубоком мягком кресле в уютной гостиной Уэйнрайтов, держа в одной руке маленькую чашечку с капуччино, в другой – сигарету. Вообще-то, она мало курила, сегодня вынуждали обстоятельства. Саманта пила чай с пирожными, детей она отправила к своей матери, с младшей девочкой в детской сидела няня.
- Он такой человек, Тина, одни кричат, другие просто перестают разговаривать… Это, конечно, неприятно.
- Это ужасно, - она сделала глубокую затяжку, Саманта встала, открыла окно, - он хочет, чтобы всё было так, как он хочет, он хочет совершенства и пытается найти его в других, хотя сам далёк от идеала, и никто не идеален! Он предъявляет слишком высокие требования, поэтому постоянно разочаровывается в людях, в бизнесе, в себе, во мне… Чаще всего и больше – во мне. Мне надоело, я устала находиться в постоянном напряжении, быть счастливой с ним, радоваться, постоянно ожидая ссоры.
- Ты говорила с ним? – спросила Саманта, наливая себе ещё чая с бергамотом и заглядывая в почти полную чашку Тины.
- Да, каждый раз после примирения, он говорит, что любит меня, я говорю, что когда он молчит, мне кажется, что это не так, Майк утверждает обратное… И так всегда, - тяжело вздохнула Тина, - Я опять подумываю о разводе.
- Господи, даже не знаю, что и сказать, Майкл такой хороший, с другой стороны, это действительно ад… Может, вам просто пожить отдельно какое-то время.
- Избитое решение, - проговорила Тина, залпом допивая кофе.
- Налить тебе чая? – предложила Саманта, - он такой вкусный.
- Да, хорошо, - кивнула Тина. Саманта поднялась и вышла из комнаты, чтобы принести чайную чашку. Тина закурила ещё одну сигарету, вспоминая, как она познакомилась с Майклом Прескоттом. Это было шесть лет назад, она встречалась с Джеком Хепберном, в тот день он пригласил её в ресторан, она ни о чём не подозревала, стояли тёплые августовские дни, Тина надела светло-зелёное обтягивающее платье, заколола длинные, теперь постриженные, тёмно-каштановые волосы. Джек ждал её за столиком, чтобы сообщить, что уходит к другой, Тина не стала принародно выяснять отношения, для того, вероятно, Джек и пригласил её в ресторан, она даже не спросила, давно ли он познакомился с этой «другой», она вообще не произнесла ни слова, тупо уставившись в стену напротив. Джек встал, в третий раз задав глупый вопрос, в порядке ли она, и ушёл. Ушёл из её жизни. Так она просидела минут десять или пятнадцать, а может и несколько часов или целую вечность, когда подошёл он, невысокий, коренастый, темноволосый, симпатичный, с добрыми серыми глазами, неправильной формы носом и тонкими губами, Майкл Прескотт. Оказалось, что в течение всей этой вечности Тина смотрела на него, он сидел за соседним столиком, уже около часа ждал свою девушку, а та всё не приходила. Тина и не заметила, что на кого-то смотрит, она просто думала о последних двух годах своей жизни, проведённых с Джеком, об утраченных надеждах, так сказать. Они посидели ещё немного вдвоём за столиком, поговорили, выяснилось, что Майкл работает в рекламном агентстве, сотрудничающим с компанией её родителей, осуществляющей посреднические услуги по продаже недвижимости. Майкл проводил её домой, на следующий день пригласил в театр, через семь месяцев они поженились.
- Тина, вот сахар, джем, пирожные, - раздался над её ухом голос Саманты.

Тина вернулась домой около шести, прислуга уже убралась и приготовила ужин – хорошо быть богатой. Она с детства привыкла к роскоши: её отец, пропавший два года назад при таинственных обстоятельствах, был аристократом, получившим огромное наследство, в двадцать пять лет его женили на богатой двадцатилетней девушке для объединения капиталов друживших много лет дворянских семей. Сначала молодая семья жила исключительно тратя унаследованные деньги, а девятнадцать лет назад Стэнфорды организовали компанию по продаже недвижимости, в один прекрасный день заметив, с какой молниеносной скоростью тает их состояние; бизнес оказался успешным. Несмотря на всё это, Тина любила домашнюю работу, она умела готовить, создать уют в доме.
Тина переоделась в домашний трикотажный костюм, состоящий из длинной, бордового цвета, юбки и свободного свитера на молнии, отдала распоряжения кухарке и горничной, чтобы те шли домой, полистала «Cosmopolitan», включила какую-то мелодраму, но почти не смотрела её. Майкл всё не возвращался, Тина с беспокойством взглянула на большие напольные часы в гостиной: была уже половина восьмого, она решила подождать ещё, не ужинать без него. Саманта говорила про своего мужа, тот проворачивал какие-то сомнительные дела, его постоянно не было дома, он, конечно, очень много зарабатывает, но это его отсутствие… Саманта с грустью сказала, что у него, вероятно, другая женщина, а не «просто такой бизнес», как он объясняет. Наверное, он разлюбил вечно занятую домом и детьми мать четверых детей, его же детей.
Тина подошла к одному из двух больших, во весь рост, антикварных зеркал, висящих по обеим сторонам от украшенного лепниной камина, с пристрастием окинула взглядом своё отражение, повертелась. Нет, она совсем не располнела, хоть бёдра и широковаты, зато талия тонкая и большая красивая грудь. Тина приблизила лицо к зеркальной поверхности, эти круги под глазами – последствия перенесённого стресса – немного портят впечатление, миндалевидные серые, опушённые густыми длинными ресницами, глаза смотрели устало и как-то неспокойно, тонкие тёмные брови так и норовили встретиться друг с другом – между ними пролегла неглубокая, но заметная вертикальная складка – аккуратный прямой нос сморщился, слегка толстоватые губы надулись ещё больше. Она провела рукой по коротким тёмно-каштановым волосам, их следовало бы вымыть, Тина дотронулась указательным пальцем правой руки с длинными квадратной формы наманикюренными ногтями, покрытыми перламутровым бордовым лаком, до родинки на щеке под правым глазом, в последнее время она казалась заметнее, чем всегда. «А что, если причина наших ссор с Майком в том, что он меня не любит? Но он привык ко мне, и ему трудно уйти?» Как убрать это хмурое выражение с лица? В эту секунду раздался звонок в дверь. Тина кинулась открывать, Майкл с невозмутимым видом прошествовал в спальню, не проронив ни единого слова, даже не взглянув на Тину. Переодевшись и помыв руки, он отправился на кухню с целью поужинать, разогрел три куриных крылышка и вермишель в микроволновой печи, положил в отдельную тарелку салат и ушёл в свой кабинет. А она ждала его весь вечер. От досады запершило в горле, и предательски навернулись слёзы, Тина схватила сигаретную пачку, вынула одну спасительную палочку, щёлкнула зажигалкой. Через минуту на кухне, совмещённой со столовой, появился Майкл, Тина встрепенулась, повернула голову в его сторону, но тот так же молча налил себе ананасового сока из холодильника и ушёл, пепел с сигареты упал на пол. Тина, включив телевизор, поела в столовой и там же уснула на диване.
На следующий день молчание продолжалось, Майкл был дома до трёх дня, снова сидел в своём кабинете, выходил только, чтобы перекусить чем-нибудь, и возвращался обратно, Тина тоскливо незаметно смотрела на него, твёрдо решив не мириться первой, так как это вынужденность всегда подходить к мужу самой её угнетала и бесила, тот никогда в жизни, если даже и осознавал свою вину, первым не протягивал руку, Тина говорила с ним об этом и не только с ним, все, включая и Майкла, советовали ей быть умней и не бояться инициировать процесс примирения, но когда-то всему приходит конец, и на этот раз она подождёт, пусть даже это займёт много времени.
Майкл ушёл на работу не попрощавшись, Тина даже не слышала, как хлопнула дверь, но она поняла, что осталась в квартире одна по наступившей вдруг тишине, хотя в гостиной работал телевизор и на кухне шумела кофеварка, тишина была совсем другого характера, она похожа на чувство опустошённости, как будто кто-то вырвал с корнем что-то жизненно необходимое из реальности, из души, без чего невозможно существовать. Чтобы убедиться в правильности своих подозрений, Тина обошла всю их с Майклом огромную квартиру, она даже произнесла его имя два раза, его действительно не было. Тина вернулась на кухню, налила в большую толстостенную глиняную чашку только что сваренный кофе, закурила и ушла в гостиную. У неё тряслись руки, пальцы еле удерживали сигарету, когда она резко поставила на стеклянный журнальный столик чашку, кофе пролился на гладкую прозрачную поверхность, Тина ненавидела мокрые столы, встала с кресла, сигарета выпала и прожгла юбку, она громко чертыхнулась, подняла окурок, от которого начал дымиться ковёр, быстрым движением затушила сигарету о медную, в виде корабля, пепельницу, сломала ноготь на среднем пальце правой руки, обнаружив это, закричала и со слезами упала обратно в кресло. «Я так больше не могу! Я не могу так жить! Я не могу здесь жить! С ним!» У Тины тряслись плечи, дрожали губы, бешено колотилось сердце, она лихорадочно думала, у кого можно пожить дня три-четыре. У неё была одна близкая подруга – Келли, сестра жены близкого друга Майка, Дэвида Харлема, работающего вместе с ним. Келли была не замужем, жила с родителями, так что Тина сразу отбросила этот вариант. Саманта Уэйнрайт тоже не подходила, у неё и так на шее сидело четверо детей; ещё одна приятельница Тины – Молли Стивенс, секретарша её матери, жила одна, в небольшом уютном домике, но она любовница Дэвида Харлема, и её дом единственное место их встреч, так как Дэвид женат на истеричной, пьющей женщине, у них двое детей – девочки десяти и семи лет – и масса семейных проблем. К матери она переехать не могла: с той у неё были слишком натянутые отношения, чтобы остаться в её доме даже на два дня, мать, властная, самовлюблённая женщина, сразу же начнёт выяснять причины её ухода от мужа, потом перейдёт к обвинениям Тины сначала в плохом выборе мужа, затем – в неумении вести взрослую, семейную жизнь… Тина даже поморщилась и передёрнула плечами от подобной перспективы.
Остальные родственники и знакомые – бывшие коллеги, сокурсники - были тоже людьми семейными, и им тоже придётся объяснять, почему она ушла от Майка, такого положительного во всех отношениях супруга.
Тина, занятая размышлениями, немного успокоилась, поднялась с кресла, прошлась по комнате, на небольшой громкости работал телевизор, она взяла со столика пульт, пробежалась по каналам, не нашла ничего интересного и выключила телевизор, в квартире снова повисла гнетущая тишина, Тина бросила умоляющий взгляд на белый телефонный аппарат, висящий на стене между большими полукруглыми окнами, но тот безнадёжно молчал – Майкл по определению не мог позвонить.
Было уже восемь часов, Тина подумала, что муж сегодня вообще не придёт, а она так и не придумала, к кому можно сбежать, она даже не была уверена, нужно ли это. Зайдя в спальню, Тина порылась в тумбочке со своей стороны широкой дубовой с тёмно-красным шёлковым постельным бельём и лиловым стёганым покрывалом кровати, отыскала записную книжку, полистала её и вдруг поняла, что совсем забыла о Мэтью Пэрресе, своём давнем друге, молодом преподавателе университета, в котором Тина училась. Мэтью даже был тайным любовником её матери одно время, потом они как-то сдружились с Тиной. Облегчённо улыбнувшись, она подбежала к телефону, набрала номер Мэтью. Тот был дома, она спросила, без всяких объяснений, может ли пожить у него до конца этой недели, тот согласился, поинтересовался, когда она приедет, Тина ответила «через час» и, повесив трубку, кинулась собирать вещи. Часовая стрелка будильника на резном комоде приближалась к девяти, Майкла всё не было, Тина взяла совсем немного одежды, пару книжек, бельё, деньги, косметику, переоделась в джинсы и короткий чёрный свитер, написала Майку записку, положила её на кровать и, схватив ключи от красного «фольксвагена», лежащие на обувнице в прихожей, выбежала из квартиры.

Майкл давно вернулся с работы, остановил чёрный «бьюик» на стоянке у подъездной аллеи так, что его не было видно со стороны входа, сидел, курил, слушал джаз. В девять из стеклянных раздвижных дверей торопливой поступью вышла Тина с большой спортивной сумкой, которую его жене когда-то подарила Келли, Тина его не заметила. Через пять минут после того, как красный, припорошённый снегом, «фольксваген» уехал, Майкл вышел из машины, поднялся в свою опустевшую квартиру, забежал в спальню, открыл дубовый платяной шкаф – Тина забрала не все вещи, только малую их часть, значит, хочет просто показать свой характер, закрыл тяжёлые дверки, развернулся, желая выйти из комнаты, и в ту же секунду заметил на кровати записку. «Мне надоело. Я ухожу от тебя».

Мэтью, невысокий коренастый блондин с серыми глазами и доброй улыбкой, был ужасно рад ей. Он жил на двадцать восьмом этаже небоскрёба в просторной, несколько мрачноватой квартире. Мэтью сразу же оттащил её большую спортивную сумку в одну из четырёх спален, показал, где находиться ванная, кухня, приготовил горячий шоколад и ни словом не заикнулся о причине появления Тины в его доме.
Они сидели в библиотеке Мэтью, наверное, единственной уютной комнате в этой квартире. В комнате царил полумрак, потрескивали языки пламени в камине, пытаясь вырваться за пределы чугунной решётки, между высокими, до потолка, книжными шкафами горели два круглых светильника, в большом, прямоугольной формы, зеркале отражались два кресла, в которых чуть склонившись друг к другу, сидели Тина и Мэтью с чашкой горячего шоколада в руках, на столе красного дерева стоял фарфоровый графинчик с молоком, плетёная корзинка с печеньем, стеклянное блюдо с бутербродами, заварной чайник и чайник с кипятком.
- У тебя можно курить? – спросила Тина.
- Да, конечно, - кивнул Мэтью, поставил чашку на стол, встал с кресла, подошёл к книжному шкафу, достал из нижнего ящика малахитовую пепельницу, из нагрудного кармана клетчатой рубашки пачку сигарет и зажигалку.
- У меня дома такая же, - сказала Тина, взглянув на пепельницу.
Они закурили. Повисла долгая пауза, потом Тина, затушив окурок и потянувшись за следующей сигаретой, наконец, произнесла:
- Я ушла от Майкла.
- Совсем? – спросил Мэтью, ожидая этого её признания и поднося ей дешёвую пластмассовую зажигалку.
- Думаю, да, - Тина глубоко затянулась и с тяжёлым вздохом выпустила, округлив не накрашенные бледные губы, тонкую, ровную струю дыма.
- Вы поссорились? – предположил Мэтью, зная об их непростых взаимоотношениях и чувствуя, что Тина сейчас, после того, как она сама начала рассказывать, нуждается в его расспросах.
- Да, вернее, он просто перестал со мной разговаривать… Как всегда, - и она рассказала ему всё, включая историю с письмом, из-за чего, собственно, и произошла эта их ссора, ставшая последней каплей.
- Оставайся на сколько угодно, - выслушав её, проговорил Мэтью, накрыв своей широкой ладонью её всё ещё дрожавшие пальцы.
- Хорошо, спасибо, - «Почему я сразу не подумала о нём?» – с нежностью посмотрела Тина на него.
- Завтра мне на работу к девяти, - сообщил Мэтт, - я приготовлю что-нибудь, а ты спи, встанешь, когда захочешь. Надеюсь, тебе понравиться твоя спальня.
- Спасибо, Мэтт, - повторила Тина, поднялась с кресла, Мэтью тоже встал, и она обняла его, тот проводил её в спальню, сказал, что вернётся завтра часов в шесть, поцеловал её в щёку и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
В ту же минуту запиликал сотовый, лежащий в сумочке на стуле. На экране высветилось имя «Майк», Тина нажала кнопку «отбоя».
На следующее утро она проснулась в двенадцать, Мэтью оставил записку на кухне - «С добрым утром». Тина улыбнулась. Позавтракав, она вымыла голову и вспомнила о Джеке, тот, наверное, не только звонил ей, но и заходил не один раз.
- Куда ты пропала? – обеспокоено спросил он, - я звонил вчера вечером…
- Что ты узнал? – перешла к делу Тина.
- Это он, Тина, Майерс. Это опасно, ты понимаешь? Теперь я не спрашиваю – я приставляю к тебе охрану! Скажи только, где ты? Я пошлю человека. Майерс может устроить самоубийство у тебя на глазах… Или вообще убийство, он угрожает, злиться, он сбежал, его как бы забыли, а таким людям это не нравится, они должны быть в центре внимания, в центре скандала.
- Но ты же не веришь, что это он? – начала было Тина.
- Это его почерк. И, знаешь, он писал сам, не под давлением. Почерк, конечно, неспокойный, нервный, всё-таки, не стихи сочинял, но нервозность вызвана именно его душевным состоянием, а не дулом пистолета у виска. Маньяк Майерс или нет - уже не важно, важно то, что написано в этом чёртовом письме. Где ты? Скажи, наконец?
- У Мэтта.
- Что ты там делаешь? – удивился Джек.
- Долгая история, - она вздохнула, - пока я здесь живу.
- Понятно. Через полчаса к тебе подъедет Хэнк, невысокий, чёрные короткие кудрявый волосы, борода, усы. Он не зайдёт к тебе, не бойся, - добродушно усмехнулся Джек, - посидит в холле, будет везде ходить за тобой, привыкай, на приличном расстоянии, не под ручку, конечно, - Тина улыбнулась, - если ты поедешь куда-то на машине, он будет следовать за тобой на своей – у него – серебристая «ауди».
- Хорошо.
- И ещё скажи мне, где ты будешь отмечать Новый год? Именно этот вечер может быть по-настоящему опасным, Майерс попытается осуществить задуманное.
- Пока не знаю, сейчас всё слишком сложно.
- О’кей, этот вопрос мы уладим позже. Ты всё поняла про Хэнка?
- Да, - как-то неуверенно ответила Тина.
- Отлично, что-то у тебя с голосом.
- Всё нормально, - неестественно оживлённо возразила Тина.
- Ну, хорошо, не скучай, до встречи.
Через сорок минут Тина вышла из квартиры, чтобы взглянуть на своего охранника. Тот уже был на месте, сидел на кожаном диване в холле на том же двадцать восьмом этаже, читал книжку. Он и ухом не повёл, когда Тина прошла мимо, она тоже сделала вид, что не обратила на него внимания. Это было необходимо для того, чтобы маньяк, если он следит за Тиной, не догадался об охране; Тина рассказала о Хэнке только Мэтью.

Уже пять дней она жила у Мэтта, вставала в половине восьмого, готовила Мэтью завтрак, пила кофе, провожала Мэтта до лифта, мыла посуду и шла спать часов до одиннадцати, потом снова завтракала, убирала квартиру, ходила по магазинам, готовила обед, читала или смотрела какой-нибудь фильм, ни с кем, кроме Мэтью, не общалась, отключила мобильный и не подходила к телефону, затем, в шесть - половине седьмого, встречала его, они ужинали вместе, разговаривали о чём угодно и рано ложились спать. В субботу они ходили в кино, в воскресенье – в ресторан, два раза их встречали общие знакомые, но Тина не придавала этому никакого значения: во-первых, она решила, что подаст на развод с Майклом, во-вторых, многие знали об их старой, с университетских времён, когда он был преподавателем, а она студенткой, дружбе с Мэтью, ни о каких отношениях другого рода речи, по крайней мере, для Тины, быть не могло. Ей было тепло и уютно с ним, за неделю жизни с Майклом они уже успели бы поругаться три раза, но Мэтью не был столь обидчивым и требовательным, как Майк, напротив, он был добр, отзывчив и внимателен к ней, а Тине нравилось заниматься домашним хозяйством: готовить, ходить по магазинам за продуктами, убираться, встречать Мэтью с работы, она была счастлива с какой-то стороны, если не брать во внимание некоторые обстоятельства.
Во вторник следующей недели вечером позвонила Келли Льюис, трубку взял Мэтью, позвал Тину. Келли приглашала на дружескую вечеринку, устраиваемую завтра другом Дэвида Крисом Моудером, журналистом скандальной газеты, он был женат и имел ребёнка – мальчика двух лет. Тина не очень-то жаловала Криса, «жёлтая» пресса изменила его, он стал язвителен и чёрств к чувствам других, однако, обожал жену и сына.
- Хорошо, я подумаю, Келли, - ответила Тина.
- Ты совсем пропала, - жаловалась на неё Келли, - нехорошо так поступать с друзьями. Майкл…
- Что Майкл? – ухватилась за это имя Тина и пожалела, она не хотела о нём думать, - Нет, не говори. Кел, извини меня, мне сейчас не очень хорошо, завтра, в пять, я помню, передавай всем привет, если не приду.
Мэтт сказал, что Тине не мешало бы развеяться, увидеться с друзьями, и на следующий день она, накрасившись, уложив волосы и надев ажурные полупрозрачные чёрные брюки и серебристый шёлковый топ на тонких бретельках, отправилась на вечеринку; Мэтт остался дома.
Это вылетело у неё из головы, но Крис являлся другом не только Дэвида, но и её мужа, который тоже был там. Они встретились глазами, как только Тина переступила порог просторного зала в доме Моудеров. Их взгляды выражали одно и тоже – удивление, и они оба в этот момент поняли, с какой целью затевалась вечеринка. Друзья, знакомые набросились на Тину с весёлыми криками, играла музыка, шампанское, вино, виски лилось рекой, еда была вкусной, и Тине почти удалось забыть о присутствующем здесь Майкле, который даже не подошёл к ней, впрочем, так же, как и она к нему, хотя за прошедшую неделю он тщетно пытался отыскать её в этом огромном заснеженном городе, звонил на мобильный, и ему отвечал противный металлический женский голос «Абонент временно недоступен», звонил подругам Тины, и те говорили, что не имеют понятия, где его жена, и тоже её ищут, он звонил даже Джеку Хепберну, которого недолюбливал из-за его давнего знакомства с Тиной, и тот, наконец, ответил, что Тина у Пэрреса, но днём у Пэрреса к телефону никто не подходил, а вечером и рано утром Майкл даже не пытался звонить, потому что раз уж Тина не берёт трубку днём, то вечером не возьмёт тем более, и он сдался.
Тина выпила слишком много виски и выкурила слишком много тонких женских сигар с ментолом, но была все ещё в состоянии следить за происходящим. Она много танцевала, в том числе и с Крисом, которого не любила, поговорила с его женой, наверное, впервые так интересно для них обеих за всё время знакомства, Тина очень хотела посмотреть на маленького Чарли, но Джоан, так звали супругу Криса, сказала, что они отправили его к бабушке, так как мальчика может напугать такое количество пьяных, танцующих, дымящих сигаретами и подчас кричащих, заглушая музыку, взрослых. Тина держалась на расстоянии от Майкла, особенно в те моменты, когда чувствовала, что дистанция между ними может уменьшиться, она инстинктивно боялась этого сближения, того, что не сможет перед ним устоять и отбросит мысли о разводе, боялась наивных предположений, как всегда перед примирением, что всё будет по-новому, и их бесконечные ссоры по поводу и без повода останутся в прошлом.
На вечеринке была двоюродная сестра Тины – Джозефина, в девятнадцать лет вышедшая замуж за сорокашестилетнего мужчину, теперь ей – тридцать, ему - пятьдесят семь, она разлюбила его из-за его возраста, страсти к работе в собственной адвокатской конторе, откуда на неопределённое время ушла год назад Тина, из-за того, что он совершенно перестал уделять Джо внимание и у них не было детей, так как Роберт бесплоден, из-за того, что она всё чаще заглядывалась на Майкла Прескотта, когда, как и сейчас, Роберта не было рядом.
К одиннадцати часам гости постепенно, один за другим, начали расходиться, Тина, устав вполглаза следить за Майклом и Джо, пить виски и танцевать, позвонила Мэтью и попросила забрать её домой.
В четверг Мэтью задержался в университете, Тина сделала всю домашнюю работу, поужинала в одиночестве, посмотрела новости по телевизору, потом какую-то развлекательную программу и уснула лёжа на диване в гостиной. Утром она включила мобильный и решила снимать телефонную трубку, если кто-то позвонит, но в этот день все словно забыли номер Мэтью, а ей так хотелось с кем-нибудь поговорить, Тина даже позвонила Мэтту в университет, но тот был занят, потом перезвонил сам, предупредил, чтобы она не волновалась, что придёт поздно, а Тина всё надеялась, что долгожданный телефонный звонок раздастся, и Майкл на том конце провода попросит ее вернуться.
Ей снился Мэтью и почему-то Джо, они сидели на диване в их с Майклом гостиной и, широко раскрыв рты, оголив ровные белые зубы, злорадно смеялись над ней, показывая пальцами в её сторону. Пальцы были длинными, такими, что, вонзаясь острыми ногтями, доставали до живота Тины, она с ужасом смотрела на их трясущиеся от смеха тела и, скользя по ним взглядом, перевела его на себя, вскрикнув от неожиданности, она поняла, над чем смеётся эта парочка, Тина была голой. Когда она снова посмотрела на Мэтью и Джо, они перестали смеяться, и Тина удивилась, как они вообще могли это делать, потому что полуразложившиеся трупы с клочками волос на полуистлевших затылках и выступающими в разных местах из-под лопнувшей кожи жёлтыми, покрытыми какой-то слизью, костями, в принципе смеяться не могут. Тина истошно закричала, попыталась выбежать из страшной комнаты, но не нашла ни одной двери или хотя бы окна, оглянулась на мертвецов, но те, уже живые, продолжали хохотать, наполняя отвратительными звуками воздух. Мэтью тихо позвал «Тина, Тина, Тина!..» и протянул к ней длинные, несоразмерно большие, руки, она зажмурила глаза и проснулась.
- О, Боже! – вскрикнула Тина, увидев склонившегося над ней Мэтью, - мне приснился кошмар.
Она приподнялась на локте, и Мэтт обнял её. От него пахло спиртным и терпкими чужими женскими духами, ей стало неприятно, Тина не могла понять то ли оттого, что у Мэтта кто-то есть, то ли оттого, что он не сказал ей об этом, потому что не посчитал нужным или боялся, как это ни смешно, ревности с её стороны, то ли оттого, что она провела весь вечер одна, перед телевизором с ненавистной сигаретой в руке, и ей приснился кошмар, то ли оттого, что вдруг начала осознавать, что жизнь проходит мимо неё, Майкл не стремиться её вернуть, Мэтью проводит вечера с женщиной, пользующейся этими отвратительными духами, Джек женат, и у него есть любимая работа, а что есть у неё, Тины? Пустая мятая сигаретная пачка, тоска и припозднившийся Мэтью.
- Тина, пожалуйста, извини меня, - начал он заплетающимся голосом.
- За что? – не поняла она, понимая.
- Это так, мимолетное увлечение.., - Тина лежала, приподняв голову, он сел рядом на диван.
- Ты не обязан объяснять.
- Нет, мы живём вместе, ты готовишь, убираешься, стираешь, а я неблагодарный дурак.., - он потёр слипающиеся глаза, провёл рукой по волосам, потянулся к сигаретной пачке, но обнаружив, что там ничего, кроме высыпавшихся табачных крошек, нет, тяжело вздохнул и грустно посмотрел на Тину, - Ты не представляешь, что значишь для меня, естественно, не из-за всей этой готовки и уборки, - он помолчал, - я давно и, как мне казалось, безнадёжно в тебя влюблён.
Она не ожидала этого, она сама любила его, но как брата, милого, доброго, такого родного.
- Я не знала.
- Я понимаю, что, наверное, всё усложнил, но у меня нет к тебе никаких претензий, я просто сказал, что думаю, - он погладил её короткие волосы.
- Спасибо, - ей пришла в голову предательская мысль, что теперь придётся уехать, а куда – неизвестно.
- Пожалуйста, только не уезжай, - словно прочитал её мысли Мэтью, - всё останется по-прежнему, если хочешь, я не ставлю никаких условий, я даже могу помочь тебе с Майклом, поговорю с ним, устрою вам встречу…
- Не надо, - Тину почти весь день не покидала эта мысль о встрече с мужем, ей стало стыдно из-за того, что она не знает как поступить ни с Мэттом, ни с Майком, ни с собой в то время, как всё зависит как раз от неё, - Ты хочешь спать, иди ложись, - произнесла она, дотронувшись до его широкого запястья.
- Хорошо, тебе больше не приснятся кошмары, я могу оставить тебя одну?
- Да, - ответила Тина, подумав, что во сне, как и в мыслях, рождении и смерти – самых значительных событиях для человека – мы всегда одни.

На следующий день Тина встала позднее обычного, было уже без четверти двенадцать, Мэтью давно ушёл, и Тина подумала, что у него могло сложиться впечатление, что она избегает его. Накинув кружевной пеньюар, Тина вбежала на кухню в надежде найти там записку от Мэтта, но старый дубовый круглый стол был пуст; Тина сварила кофе, пожарила яичницу, закурила сигарету и вспомнила их с Мэтью вчерашний разговор, тот ничего не требовал, наоборот, он очень многое давал ей. Тина вымыла посуду и, как обычно, собралась немного прогуляться, пройтись по магазинам, переодевшись, она вышла из квартиры, молчаливый Хэнк, чуть подождав, отправился следом.
Неторопливо, неспешно, создавая предновогоднее, настроение, падал снег крупными белыми хлопьями, Тина включила дворники, она ехала на небольшой скорости по тихим, искрящимся на солнце, заснеженным улицам, склонённые друг к другу под тяжестью сверкающего инея ветви деревьев образовывали сказочные аллеи, раскрасневшиеся, разрумяненные на морозе горожане зябко кутались, приподнимая запорошённые мелкими, причудливой формы снежинками пушистые меховые воротники.
Взглянув в зеркало заднего вида, Тина увидела на расстоянии пятидесяти метров черную «ауди» своего телохранителя и улыбнулась, вспомнив одноимённый фильм с Уитни Хьюстон и Кевином Костнером. Проезжая мимо их с Майклом дома, Тина притормозила, не замечая катящуюся по щеке чёрную от туши слезу, с силой надавила на газ. У офиса Майкла его «бьюика» не было, и, выкурив одну сигарету, Тина развернула «фольксваген» и уехала.
Мэтью вернулся рано, в четыре, они вместе поужинали, разговаривая на отвлечённые темы, а Тине так хотелось рассказать кому-нибудь о своей сегодняшней прогулке. В девять Мэтту кто-то позвонил, и он, ничего не объясняя, уехал, Тина не дождалась его, уснула в два часа ночи.
В субботу у Мэтью были лекции, Тина, опять проспав до двенадцати, дотянувшись до телефонной трубки, лежащей на тумбочке, набрала номер Майкла, звук долгих протяжных гудков отдавался где-то в желудке, сердце билось так, что казалось, его стук слышен в соседней квартире. Майк взял трубку после третьего гудка, Тина, услышав его голос, не выдержав, отключила телефон и зашвырнула трубку в угол, едва не задев хрупкую, в стиле «модерн», стеклянную этажерку. Позавтракав и выкурив пять сигарет подряд, Тина отправилась к мужу, злясь на отсутствие у себя всякой силы воли и последовательности действий.
Припарковав машину на стоянке, Тина вбежала, боясь передумать, по расчищенным мраморным ступенькам в холл, поднялась на лифте, заставляя себя не продумывать слова, которые она скажет Майку, позвонила в дверь, долго не убирая палец с квадратной чёрной кнопки. Тине открыла Джо в белом махровом халате Майкла с распущенными влажными волосами.
- У тебя нет своего халата? – застывшими губами вымолвила Тина. Джо молчала, послышался недовольный голос Майкла, затем и он сам появился за спиной Джо, в одном полотенце, обмотанном вокруг бёдер. Он никак не ожидал увидеть свою жену здесь, на пороге их квартиры. Полотенце упало, Тина скользнула взглядом по телу Майкла, бывшему таким родным ещё три недели назад…
- Тина.., - начал Майкл, поспешно поднимая полотенце и стыдливо прикрываясь им, - Тина, мы должны поговорить, Тина, ты ведь ушла, я искал тебя, но ты ушла, живёшь с Мэтью…
Но она уже не слышала его слов, её мысли крутились только вокруг того, чтобы побыстрее приехал лифт и увёз её от человека, которого она, убеждая себя в этом, когда-то любила.

Мэтью она встретила на стоянке.
- Что случилось? – озабоченно спросил он, - Куда ты ездила?
- Так.., - Тина махнула рукой, - Ты рано вернулся, - заметила она.
- Как обычно, - он пожал плечами, - Ты всё-таки что-то скрываешь, - не отступался Мэтью; они медленно шли к подъезду, было три часа дня, вокруг оживлённо туда-сюда сновали люди, холодный северный ветер бесстыдно трепал волосы и сыпал мелкий колючий снег, который лез в нос и рот, прилипал к ресницам и таял.
- Ничего я не скрываю, - помотала она головой, - просто пока не хочу говорить – не могу, - у неё стоял ком в горле, становились ватными конечности, а в голове проносились сцены из их семейной жизни параллельно с сегодняшним эпизодом. Воспоминания были немыми, то есть звук, вероятно, и был, но его заглушал холодящий кровь смех Джо и Мэтта из недавнего кошмарного сна. Тина достала из маленькой чёрной кожаной сумочки пачку «Вога» с ментолом, из кармана короткого тёмно-синего пальто с пушистым меховым воротником - зажигалку, захваченную из дома, её теперешнего дома… Наверное, единственного дома на данный момент.
Тина молча курила, Мэтью стоял рядом, ждал, размышляя о том, где же она была сегодня, ничего, кроме имя «Майкл Прескотт», на ум не приходило.

- Прости, я ничего не приготовила, - сказала Тина, заглядывая в холодильник, - но у нас ещё осталось мясо «по-французски», можно разогреть и сделать салат.
- Хорошо, - кивнул Мэтт, подходя к ней, - как ты хочешь.
- Я ничего не хочу, - проговорила она трясущимися губами, едва сдерживая слёзы и утыкаясь Мэтью в грудь. Он осторожно и как-то несмело погладил её плечи, волосы и крепко обнял. Тина подняла голову, посмотрела ему в глаза.
- Я ездила к Майку. Я приехала, а у него была Джо, в его халате, который я подарила Майку. Как-то зашла после работы в магазин, увидела этот халат и подумала, что он очень ему пойдёт, и купила, просто так, без всякого повода, и ему действительно было хорошо в нём, - она затряслась ещё больше, беззвучно, полились слёзы, смывая тушь.
Мэтью ещё крепче прижал её к себе, поцеловал в макушку. Она отстранилась, снова закурила, открыла тонированные дверцы мини-бара, поискала глазами плоскую бутылку коньяка, нашла, взяла две хрустальные рюмки на толстых ножках.
- Не чокаясь, - хмуро усмехнувшись, произнесла Тина, поднимая полную до краёв рюмку.
Мэтью засуетился в поисках забытой закуски, в конце концов отломил горбушку ещё не начатого батона, протянул её Тине.
- Спасибо, - она немного успокоилась, но сердце продолжало стучать где-то в горле, - Ты ведь знаешь, как мы познакомились? – спросила она, когда Мэтт сел рядом на диван, подавая Тине сигарету и щёлкая зажигалкой, - спасибо, - повторила она, выпустив струю белого, совсем не пахнувшего табаком, дыма, Мэтью кивнул, отвечая, - Да, ты всё знаешь. И то, что я встречалась с Джеком два года… Я любила его, очень сильно, он был моим идеалом: и внешне, и внутренне – буквально во всём, я скучала по нему после часа разлуки, я видела его во сне каждую ночь, у меня почти не было моих фотографий – только его, я сходила с ума от ревности, если видела, что он разговаривает с какой-нибудь посторонней женщиной, я боялась показать его своим подругам, потому что думала, что его могут увести. Я любила его глаза, брови, уши, губы, улыбку, руки, ладони, запястья, пальцы, ногти, плечи, живот, ягодицы, ноги, волосы на ногах, пятки, ступни.., - Тина перевела дыхание, глубоко затянулась, Мэтт не отрывал от неё внимательного и даже какого-то жадного – жаждущего взгляда, - Он был единственным в мире, богом, кумиром, идолом и он знал об этом, - она потёрла глаза, - Чёрт, вся тушь, наверное, смазалась…
- Ничего, только чуть-чуть, - Мэтью бережно провёл пальцем под нижними ресницами сначала правого, потом левого глаза Тины.
- И вдруг он заявляет мне, что уходит, я представляла себе это и не могла представить, понимаешь? То есть я всегда знала, что мне не может так повезти, что когда-нибудь он всё равно уйдёт, но когда это действительно случилось, я не могла поверить, я думала, что это лишь мои домыслы, что этого не произойдёт. Потом Джек женился, где-то через два месяца, Боже, - она закрыла рот ладонью с зажатой сигаретой между пальцами, - ты всё это знаешь, зачем я рассказываю? – взглянув на него, Тина продолжала, - В этот же день по странному стечению обстоятельств я встретила Майкла, не знаю, повезло ли мне тогда снова, но Майкл был тем напоминанием о существовании других мужчин помимо Джека, которого мне не хватало, тем противоречием Джеку, которое мне было нужно, с другими чертами характера, глазами, руками, голосом, телом, привычками. Я подумала – почему бы и нет? Это были такие правильные со всех сторон отношения, которые, что не являлось ни для кого секретом, привели к браку, как и должны были привести. Я заучила мысль, что люблю своего мужа, потому что по всем статьям никак не могла его не любить, и чтобы окончательно поверить в это, очень часто говорила ему о своей любви. Я запретила себе думать о Джеке, так как мысли и воспоминания о нём никак не вписывались в мою семейную жизнь. Не знаю, почему мы с Майклом и Джек с Элизабет так и не завели детей.
- Можно задать тебе вопрос?
- Да.
- Зачем ты поехала к нему сегодня? Ты же хотела подать на развод…
- Я не смогла, но, - Тина задумалась, затушив сигарету, докуренную до фильтра, в пепельнице, - я, наверное, думала, что мы сможем придти к какому-нибудь соглашению, просто поговорить, решила в очередной раз проявить инициативу.., - и Тина зарыдала во весь голос, громко, протяжно, не стесняясь Мэтта, ей всегда было легко с ним.
Он привлёк её к себе, снова гладил волосы, плечи, спину, целовал лоб, пальцы… Тина, оторвав лицо от его груди, посмотрела на Мэтью красными от слёз, воспалёнными глазами, сжала в своих пальцах держащую их его ладонь.
- Ты правда меня любишь?
- Да, - почти беззвучно, одними губами ответил он, Тина обхватила его шею обеими руками и поцеловала, чувствуя, что всё время, проведённое у Мэтью, ждала именно этого момента.

* * *

Кружил мягкий белый снежок, покрывая дорожки в летнем парке, одинокие деревянные скамейки, скучающие без оставивших их на морозе хозяев машины на стоянке, карнизы домов, подъездные аллеи у небоскрёбов, перила лесенок, ведущих к дверям магазинов… Миниатюрная светловолосая девушка, зябко кутаясь в большой вязаный шарф, накинутый поверх дутой цвета мокрого асфальта куртки с меховой оторочкой, осторожно ступила ногой в высоком чёрном кожаном сапоге на толстой подошве на вымощенную брусчаткой дорожку около крыльца своего одноэтажного домика. Следом за ней из синего «БМВ» вышел невысокий темноволосый мужчина в чёрном коротком пальто.
- Может, ты останешься? – хитро улыбаясь, предложила девушка, держась за воротник его пальто.
- Нет, извини, Молли, - поправив прядь её волос, покачав головой, ответил мужчина, - ты же знаешь – жена…
- Позвони, скажи, что ты на работе или нужен Майку, придумай что-нибудь.
- У Сары очередной приступ ревности, Молли, я действительно хотел бы остаться, пожалуйста, не настаивай, он взял её ладони в свои.
- Хорошо, ты заедешь завтра?
- Конечно.
Он поцеловал её на прощанье, она подождала, пока его машина скроется за поворотом, и, порывшись в сумочке в поиске ключей, открыла входную дверь.
В маленькой прихожей было темно, Молли не успела нащупать выключатель, как кто-то невидимый быстрым, заученным движением зажал её рот рукой в кожаной перчатке, приставив к виску холодное дуло пистолета.
На следующее утро Дэвид Харлем, как обычно, заехал за Молли Стивенс, чтобы отвезти её на работу. Подойдя к двери с прикреплённым к ней забавным серебряным колокольчиком, он заметил, что она не заперта, а лишь плотно прикрыта, Дэвид осторожно толкнул дверь, и та со скрипом распахнулась. Он постоял немного в прихожей, прислушиваясь, потом позвал Молли, но в доме по-прежнему было тихо, как-то странно тихо, Дэвид прошёл в гостиную, в которой тут и там на диване и креслах были разбросаны вышитые Молли шёлковые подушки, гостиная была пуста, он выкрикнул имя Молли, потом ещё и ещё всё громче и громче, сердце забилось чаще, лицо побелело, Дэвид вбежал в спальню, там в петле из верёвки, примотанной к старинной позолоченной люстре, висело тело Молли. Дэвид почему-то отметил, что на ней та же голубая вязаная кофта и те же чёрные кожаные брюки, в которых она была вчера, когда они расстались. «Молли!..» – ему казалось, что он прошептал это родное имя, но даже на улице был слышен его истошный крик. В его голове проносились мысли, кто и зачем мог это сделать с его Молли, Дэвид никак не мог представить, чтобы она сама полезла в петлю. «Господи, она же просила меня остаться…» Впоследствии он не мог восстановить всех своих последующих действий, отдельные эпизоды яркими, режущими глаза и мозг, вспышками возникали у него в голове. Дэвид искал сначала нож, потом табуретку, не соображая, где кухня, в которой находились эти предметы, носился туда-сюда по дому, не понимая, что можно одновременно, взяв нож, нести табуретку… Потом он, перерезав верёвку, не глядя на перекошенное лицо Молли, осторожно положил её тело на кровать, бережно снял петлю, тело было холодным, но обжигало его руки, он, переворачивая стулья, открывая дверцы тумбочек, искал телефонную трубку, оказалось, что она лежит под кроватью на полу, набрал номер полиции и скорой, подумав, как же смешно и нелепо звонить в последнюю…
Он чётко помнил, как приехала сначала полицейская машина, затем карета скорой помощи. Среди копов Дэвид узнал Джека Хепберна, в доме начали суетиться судмедэксперты, посыпать всё порошком для снятия отпечатков пальцев, обследовать её тело…
- Что вы делаете? – закричал Дэвид, набросившись на поджарого пожилого эксперта, - Не надо её лапать!
- Джек, убери его, - устало проговорил тот, держа Дэвида за локоть, отодвигая его.
Джек и ещё один полицейский оттащили Дэвида в сторону, усадили на кресло в гостиной, начали задавать все эти глупые вопросы насчёт того, когда он приехал к Молли, зачем, всегда ли он отвозил её на работу по утрам, нашёл ли он её висящей в петле или её уже кто-то снял до него, а если это сделал сам Дэвид, то зачем, могла ли Молли повеситься по своей воли, не поругались ли они вчера перед расставанием, не было ли у неё врагов и так далее до бесконечности, пока у Дэвида не стал заплетаться язык.
- Джек, - позвал Хепберна тот пожилой медэксперт, Джек поднялся с дивана, они отошли в сторону, - на теле множество следов побоев, от которых она могла скончаться, стренгуляционная полоса на шее не свидетельствует о том, что как раз веревка задушила её, и потом стул слишком далеко отброшен…
- Да, я видел, Стив, - кивнул Джек, - там ещё табуретка где-то должна валяться, Это Харлем принес её, чтобы снять тело, стул тоже он мог отодвинуть.
- Что-то он мне не нравится, - псих какой-то, хотя в его состоянии это нормально, если он не играет, - пожал плечами Стив.

- Дэвид, мы должны тебя задержать, - с сожалением сообщил Джек, - на теле Молли обнаружены ссадины, синяки, кровоподтёки, её били, и один из ударов, а не удушение, оказался смертельным.
Харлем всеми силами сдерживался, чтобы не заплакать здесь, в кабинете Джека Хепберна, в главном полицейском участке.
- Я не убивал её, я любил Молли, - он уже, наверное, тысячи раз повторил эту фразу, - Вчера я уехал домой, отвёз её и уехал, а не остался, она была бы жива, если бы я остался.
- Кто может подтвердить, что вы вернулись домой, а главное – во сколько?
- Мои дети, моя жена.., - раньше то обстоятельство, что Сара узнает о его связи с Молли или какой-то другой женщиной, вселило бы в него ужас, мысль о предстоящем разбирательстве с женой заставляла Дэвида содрогаться, теперь Молли нет, и ему всё равно, перепалка с супругой даже отвлечёт его.
- Хорошо, - Джек что-то записал в толстом ежедневнике, - во сколько вы вчера вернулись домой?
- В девять, - устало ответил Дэвид, перед глазами не исчезала картина: Молли в кожаных брюках, люстра и верёвка, верёвка на шее, врезавшаяся в нежную кожу Молли.
- Дети уже спали в это время?
- Нет, Джесси открыла дверь, Лаура ела на кухне.
- А жена? Она встречала вас?
- Да, когда я прошёл в комнату, - ему бы сейчас под душ, потом завернуться в махровый халат, выпить кофе с коньяком, закурить трубку – он так любит курить трубку…
- Вы сами посмотрели на часы, чтобы узнать, во сколько вернулись домой? – Джек был дотошным, честно говоря, он не верил в то, что Харлем мог убить свою любовницу, да ещё таким странным способом: по всей вероятности, преступник хотел разыграть сцену самоубийства мисс Стивенс, но тогда ему нельзя было оставлять на её теле никаких следов, если же он поставил перед собой цель убить Молли, зачем он вздёрнул её на люстру? Убийца хотел ограбить свою жертву? Но вся мебель была в идеальном порядке, и даже куртка и шарф висели в шкафу в прихожей, возможно, Молли сама разделась, а убийца ворвался в дом позже или просто ждал, находясь в доме, пока Молли войдёт в спальню…
По словам Дэвида Харлема, он привёз Молли в начале девятого, домой приехал в девять, время убийства примерно половина девятого – девять, до квартиры Харлемов от дома Стивенс дорога занимает где-то сорок минут, невозможно в конце ноября по скользкому шоссе в сумерках добраться быстрее, чем за это время. Если предположить, что Дэвид привёз Молли раньше, то есть не в 20:10, а хотя бы без двадцати восемь и за что-то побил её - вот только у них совсем не было времени, чтобы до такой степени разругаться - потом уехал домой, а мисс Стивенс с горя полезла в петлю… Хепберну такой вариант развития событий казался нереальным, он не мог представить себе несчастную, избитую, доведённую до отчаяния женщину, которая в довершение всех страданий повесилась бы. Тем более что покойникам как-то трудно самим, да и с чьей-либо помощью, встать на табуретку, накинуть на шею верёвку… Эксперты утверждают, что Молли умерла от обширного внутреннего кровоизлияния, вызванного нанесёнными ей ударами, у Харлема просто не было физической возможности избивать свою любовницу до половины девятого – верхней границы установленного в ходе экспертизы момента смерти, даже в этом случае Дэвид, судя по заключению обследовавшего его психиатра и составленному им психологическому портрету подозреваемого, не стал бы подвешивать ещё не остывший труп к люстре, на что, кстати, требуется ещё какое-то время.
Непроизвольно напрашивался вывод, что убийца – человек неуравновешенный, естественно, жертва сопротивлялась, когда он пытался затянуть на её шее петлю, не выдержал, хорошенько избил её, точнее, убил, и довёл дело до конца – изобразил её самоубийство. Расчетливый и хладнокровный преступник так не поступает, значит, у этого типа не всё в порядке с головой, есть смысл обойти все имеющиеся в городе психиатрические клиники и диспансеры.
- Нет, - помотал головой Дэвид, - Сара, как только увидела меня, закатила скандал по поводу того, что уже девять, где я шлялся, если заканчиваю работать в семь.
- То есть, когда вы вошли в квартиру, девяти ещё не было? – уточнил Джек.
- Ну, возможно, было без пяти, не знаю, - он знал, что всё это муторное выяснение подробностей ему на руку, что элементарный подсчёт времени доказывает его невиновность, но это ведь и так очевидно – как он мог убить Молли, все эти вопросы лишь унижают его любовь к ней, высмеивают её, ставят под сомнение…
- Вы уверены, что ваша супруга, несмотря на то, что вы были с мисс Стивенс в близких отношениях, - «Боже, как он невыносимо корректен!..» - зло подумал Дэвид, - подтвердит ваши слова, мистер Харлем?
- Не знаю, - он пожал плечами, - мои дочки могут подтвердить…
- Старшей, Джесси, если не ошибаюсь, десять, младшей, Лауре, семь?
Дэвид кивнул.
- Они могут по часам определить, который час?
- Да, конечно, обе. Мне открыла Джесси, мы вместе зашли в комнату, она, - он по-доброму усмехнулся, - очень ко мне привязана, не отходит дома ни на шаг, Джесси, разумеется, слышала, как Сара сказала, что уже девять.
- Вы ссоритесь при детях? – поинтересовался Хепберн.
- Да, но это вас не касается, - огрызнулся Дэвид.
- Нет, мистер Харлем, ваша жена или вы могли увести девочку в другую комнату, а уж потом выяснять отношения, так что Джесси могла не услышать то, что мама тоже посмотрела на часы.
- Мы ругаемся при детях. К своему стыду.
- Тогда я звоню вашей жене, - сказал Джек, поднимая телефонную трубку.
Сара отказалась подтвердить слова мужа, сначала она вопила по телефону, что никуда не поедет, потом, одумавшись, соизволила согласиться, испугавшись угрозы Джека о повестке к судебному следователю и статье за отказ о даче свидетельских показаний.
- Я не знаю, во сколько он вчера приехал от этой шлюхи, мне всё равно, я не слежу за временем. Сажайте его, если хотите, мне так надоела его наглая рожа, - от неё пахло перегаром, макияж был наложен неаккуратно, очевидно, она усердно пыталась замазать круги под глазами и скрыть нездоровую красноту и опухлость щёк, появляющуюся после длительных возлияний, но получилось слишком вульгарно и бросалось в глаза, блестящая золотистая кофта, дутая чёрная длинная юбка даже не говорили - кричали о плохом вкусе хозяйки.
Джесси, приехавшая вместе с мамой, как-то невнятно проговорила о девяти часах, но она была несовершеннолетней, и её слова не могли быть внесены в протокол.
Дэвид Харлем просидел в одиночной камере предварительного задержания двое суток, на третьи в участок явилась Сара с сообщением о том, что вспомнила тот роковой вечер, когда её муж действительно вернулся домой в девять, даже раньше. Его отпустили, получив подписку о невыезде, дома он принял горячую с ароматной пеной ванную, поужинал, выпил рюмку коньяка, выкурил трубку, сидя в своём любимом глубоком мягком кресле. Он думал о Молли, о её смерти, о том, кому она была нужна, и его пальцы непроизвольно сжимались в кулаки, скулы нервно двигались. С женой он не разговаривал, уж лучше бы она вообще не давала никаких показаний, а просто устроилась на работу – мужа та рассматривала только как единственного источника денег в семье, не более.

…Молли Стивенс быстрой походкой шла в банк, находящийся через два дома от офиса. Поверх элегантного кремового костюма накинута дутая цвета мокрого асфальта куртка с меховой оторочкой, мокрая химия на коротких, чуть выше плеч, крашеных белых волосах, развевающихся на ветру,. Стук высоких каблуков лакированных чёрных сапожек по брусчатке.
Молли торопилась, во-первых, она боялась, что кто-нибудь, слава Богу, хозяйка сегодня ушла раньше обычного, обнаружит её долгое отсутствие на рабочем месте, и, что камера хранения уже закрыта, во-вторых, она сомневалась, что вся эта надуманная, как ей казалось, авантюра и яйца выеденного не стоит, однако, любопытство взяло верх. В маленькой, сделанной из крокодиловой кожи, дорогой сумочке лежала пустая записная книжка с набором цифр на одной из последних страниц. Час назад Молли по просьбе хозяйки, Дайан Стэнфорд, наводила порядок в документах и на её столе. Молли действительно была чересчур любопытна, тем более, что, насмотревшись многочисленных детективов, она вознамерилась найти какой-нибудь компромат на миссис Стэнфорд, и её стремления не были уж столь смешны и безнадёжны, так как из разговоров со своей ныне покойной подругой – любовницей пропавшего два года назад мистера Стэнфорда – Молли поняла, что супруги или один из них проворачивали какие-то тёмные дела. В нижнем ящике стеклянного книжного шкафа, где хранились разные канцелярские принадлежности, она обнаружила ту роковую записную книжку. Полистала, увидела фамилию «Пэррес», написанное рукой хозяйки, и несколько цифр. «Телефон?» – подумала Молли, Мэтью Пэррес – так звали любовника Дайан, кажется, бывшего, конечно, она не знала его телефона, проверила по компьютерным данным, у того был совершенно другой телефонный номер, ввела в базу данных набор таинственных цифр, но ничего не получилось – такого телефона не существовало – и не только в этом городе.
Перебирая различные варианты значения записи в книжке, Молли предположила, что это код сейфа – хозяйка страдала редкой забывчивостью, не могла запомнить даже номер собственного мобильного телефона.
Войдя в камеру хранения, которая оказалась открытой, Молли вспомнила, что коды банковских сейфов имеют пятизначную комбинацию цифр, в книжке миссис Стэнфорд было написано шесть цифр. Молли поинтересовалась у клерка, прикинувшись девочкой на побегушках, перепутавшую всё на свете, которую шеф послал за документами, нет ли в камере хранения отдельной секции с шестизначными кодами, получив отрицательный ответ, Молли, продолжая ломать голову, вернулась в офис.
Работы практически не было, нужно было сделать несколько таблиц и оформить кое-какие бланки, чтобы завтра хозяйка поставила свою подпись. Оставался всего час до окончания рабочего дня. Молли вышла из-за стола, налила себе чашку растворимого кофе, выпила со сладкой мягкой булочкой. В кабинете Дайан был сейф, но там совсем другая система открытия, может, у хозяйки есть ещё один сейф – тайник, как в детективах, но необязательно, что он должен находиться в офисе, а, например, не дома у миссис Стэнфорд. С чего Молли вообще взяла, что эти цифры – код от сейфа? Вымыв чашку и стряхнув со стола крошки, Молли, достав из сумочки вторую связку ключей от кабинета хозяйки, открыла дверь и вошла внутрь. После получаса безуспешных поисков Молли, бросив это бесполезное занятие, закончила работу по составлению документации, позвонила Дэвиду на сотовый телефон, и через двадцать пять минут они встретились у входа в офис, где она работала. Они поехали в дорогой ресторан, потом посидели в тихом уютном баре, поиграли в бильярд, потягивая текилу, в двенадцатом часу ночи Молли и Дэвид были у неё дома, Дэвид остался, позвонив жене, сказав, что нужен Майклу. За весь вечер Молли так и не решилась поговорить со своим любовником об этой безумной затее – процентов на восемьдесят Молли была уверена, что Дэвид не одобрит её замысла.
Следующий день – субботу – Молли провела в одиночестве за исключением утра, когда её разбудил заведённый Дэвидом на половину девятого будильник, потому что тому непременно нужно было быть дома не позднее десяти, чтобы избежать очередного скандала с этой истеричкой Сарой. В принципе, Молли не жаловалась, их отношения с Дэвидом были замечательными с самого начала, она знала, что он женат на алкоголичке, но разводиться не собирается из-за детей, и всё же, как это обычно случается, в выходные её любовник проводит время с семьёй, а не с ней, ведь именно в выходные придумать благовидный предлог для жены труднее всего. И, конечно, Дэвид должен уделять время дочкам – у него были чудесные дочки, Молли однажды видела их в парке, Дэвид гулял с ними, те задорно смеялись, играли в догонялки, визжа от радости, Молли знала, примерно в какое время они приходили в городской парк, не понимая зачем, тоже пришла туда, держась на безопасном расстоянии от счастливого семейства, не выдержала, втайне завидуя, развернулась и ушла, Дэвид так и не узнал об этом. Придя домой, Молли честно себе призналась, что хочет семью, детей, несколько или хотя бы одного ребёнка, её далеко не так, как она уверяла Дэвида, устраивало это его вечное отсутствие, когда он необходим, когда она сходит с ума от одиночества и скуки. У Молли не было родственников в этом городе, в семнадцать лет она переехала сюда из маленького провинциального городка, чтобы поступить в университет, сначала жила в общежитии, потому что у её семьи не было денег, которыми можно заплатить за квартиру или хотя бы комнату, потом вышла замуж за однокурсника, прожила с ним год и, перестав мириться с, как оказалось, дурным характером мужа, ушла от него, получив в результате развода деньги, которых хватило на домик, где она жила по сей день.
У Молли было много знакомых, но из близких друзей - только Хилари, убитая каким-то маньяком около года назад, и Тина Прескотт, ей Молли, конечно, могла бы рассказать о найденной записной книжке в кабинете Дайан, если бы не одно маленькая деталь – Дайан Стэнфорд являлась матерью Тины, у них хоть и не слишком ладились отношения, всё же Молли не хотела рисковать. Вечером в субботу, моя посуду, Молли подумала, что цифры вполне могут и не быть кодом какого-то призрачного сейфа, а представлять собой слово, зашифрованное этими цифрами, каждая цифра – порядковый номер буквы в алфавите. Загоревшись этой идеей, Молли, оставив последнюю тарелку недомытой, ринулась в комнату к письменному столу, схвати ручку, бумагу, написала алфавит, пронумеровав буквы по счёту, цифры из записной книжки миссис Стэнфорд она помнила наизусть, соотнеся их с номерами букв в алфавите, Молли получила странное слово «РЕЛЙАТ». «Опять ошиблась…» – от досады простонала она, смяла несчастный листок и швырнула его в мусорницу для бумаг. У неё опустились руки, она рано легла спать, что скорее наступил завтрашний день, засыпая, усмехнувшись про себя, что «завтра» на самом деле никогда не наступает, всегда есть лишь «сегодня», даже «вчера» – умершее «сегодня», ушедшее вслед за укатившемся солнцем.
В воскресенье Молли на полтора часа встретилась с Дэвидом в супермаркете, когда тот делал покупки. Они, катя перед собой тележки, почти всё время молчали, Молли вся ушла в мысли о своей несчастной доле, Дэвид, почувствовав её настроение, старался не напоминать о себе, а ему так хотелось поведать ей о новой ссоре с благоверной, о том ушате гадостей, что та обрушила на него. Молли же, в свою очередь, ждала от него хоть каких-нибудь слов, она бы всё отдала за то, чтобы он сейчас бросил эту дурацкую тележку и увел её, Молли, куда-нибудь, где они были бы одни, свободные от забот, сожалений, угрызений совести… Но так и не угадав желания друг друга, они, расплатившись с кассиршей, сели в синий «БМВ» Дэвида и, продолжая хранить невыносимое для обоих, но необходимое другому, как каждый из них думал, молчание, ехали до дома Молли, где Дэвид помог той выгрузить сумки с продуктами, и сухо попрощавшись, злясь на свою надуманную корректность, отправился домой.
Разобрав продовольственные сумки, Молли приготовила обед, поела, немного подремала на диване перед телевизором… Проснувшись, Молли вспомнила, что в ванной - груды грязного белья, и поспешила отвлечь себя хоть этой работой, поскорее бы понедельник – никаких глупых пессимистических мыслей, затуманивающих мозг. Программируя стиральную машину на предварительную стирку, Молли вернулась к размышлениям о цифрах в записной книжке хозяйки. Какое бесполезное занятие… Запустив машину, Молли прошла в комнату, лихорадочно вспоминая, не выбрасывала ли она вчера бумаги из мусорницы, иначе всё придётся делать заново, но весь мусор был на месте. Молли улыбнулась, перевернула корзину, вытряхивая скомканные бумажные листы, нашла нужный, развернула. «РЕЛЙАТ», если прочитать справа налево, получится «ТАЙЛЕР». Это не банальное совпадение, миссис Стэнфорд по всей видимости действительно зашифровала это слово. Слово, которое может означать название магазина, фирмы, марку обуви или одежды, сигарет или алкогольной продукции. Но в первую очередь напрашивалось предположение, что это просто чья-то фамилия, не случайно ведь рядом значилось: «Пэррес». Запрыгав на месте от такой находки, Молли села за компьютер, запросив базу данных всех сотрудников компании Стэнфорд. Среди них было несколько человек с фамилией Тайлер, не представляющих особо, по её мнению, никакого интереса. Закрыв базу данных, Молли открыла телефонный справочник, введя фамилию «Тайлер», оказалось, что в городе несколько сотен семей, носящих такую фамилию, и, соответственно, несколько сотен телефонов, по которым нужно позвонить… Молли откинулась назад на вертящемся офисном стуле. «Вряд ли миссис Стэнфорд нужна вся эта головная боль. Ответ должен лежать на поверхности… Осталось только найти эту поверхность», - задумчиво медленно проговорила Молли свои мысли вслух. Её отвлёк шум, доносившийся из ванной, Молли, спохватившись, вскочила, выругавшись, и пулей бросилась в ванную, она, как всегда, забыла перекинуть шланг от стиральной машины в ванну, и теперь по полу разливалась мутная мыльная вода. «Вот чёрт!» Она кинула трясущийся, выплевывающий воду, шланг в ванну, взяла ведро, тряпку и с тяжёлым вздохом принялась убирать воду.
Ночью Молли проснулась от собственного крика и как она ни пыталась вспомнить, что же ей приснилось, не могла, села на кровати, прижав колени к груди и обхватив их руками. Ей пришла в голову страшная мысль, что вся эта затея кончится плохо, что лучше остановиться, перестать гадать и пытаться найти в компьютере ответ. Но она привыкла доводить начатое до логического завершения, Молли было любопытно, как никогда в жизни. Встав с постели, она включила на кухне электрический чайник, достала из шкафчика на стене коробку с чайными пакетиками, чашку, сахарницу. Выпив две чашки, Молли снова легла, было около четырёх, спать оставалось часа три с половиной, но она всё думала и думала лежа с открытыми глазами, наконец, когда прозвенел будильник, её осенила догадка, что ответ кроется в собственной базе данных миссис Стэнфорд, и завтра она эта постарается проверить.
Рано утром в понедельник позвонил Дэвид, говорил каким-то странным глухим голосом, кажется, извинялся за что-то, но Молли почти не слушала его – мысленно она уже открывала базу данных хозяйки. Положив трубку, Молли постаралась прокрутить в голове весь этот пропущенный мимо ушей последний – она не могла и предположить, что последний в жизни – телефонный разговор с Дэвидом, и ей отчего-то стало стыдно перед ним. Новое, какое-то дурацкое чувство…
Молли доела яичницу, выпила апельсиновый сок, убрала посуду в раковину, оделась: любимые чёрные кожаные брюки и тёплая, такая уютная голубая вязаная кофта, слегка побрызгалась подаренной Дэвидом дорогой туалетной водой со свежим огуречным запахом и, как обычно, уселась в кресло, ожидая автомобильного сигнала – знака того, что приехал Дэвид, чтобы отвезти её на работу. Прошло пять минут, Молли отложила глянцевый журнал, который листала только с целью занять руки, посмотрела на наручные часы и вдруг вспомнила, что Дэвид звонил, как раз чтобы сказать, что не заедет за ней сегодня домой, а заберёт после работы. «Как можно быть такой несобранной!» – выругалась Молли, встала с кресла, быстро оделась, проверила, везде ли выключен свет, схватила сумочку и выбежала из дома.
Хозяйка, как назло, точно приклеилась к своему креслу и пока ни разу за всё начало рабочего дня не вышла из кабинета. Молли не могла спокойно сидеть на стуле, вся изъёрзалась, то и дело подбегала к двери Дайан, даже один раз зашла к ней без её просьбы с каким-то глупым вопросом… Прошёл ещё час, и миссис Стэнфорд сама позвала Молли, у той завис компьютер, хозяйка ужасно боялась любой маломальской поломки техники; Молли не могла удержать рвавшуюся на лицо улыбку, но хозяйка была слишком перепугана, чтобы это заметить.
Нажав три заветные клавиши, Молли за девять секунд «отремонтировала» компьютер, вошла в личную базу данных хозяйки – как секретарше Молли был известен пароль – немного покопавшись в ней, отыскала нужную фамилию, подвела курсор к экранной клавише «Открыть», щёлкнула «мышкой», появилась табличка «Введите пароль»; пароль Молли помнила наизусть, точнее, была уверена, что то, что она помнила наизусть, и есть пароль.
Она достаточно хорошо знала и видела лицо человека, фотографии которого оказались в найденном файле, чтобы в первую же секунду узнать его. Молли стало страшно, её предчувствия её не обманули – миссис Стэнфорд хранила этот секрет неслучайно, здесь творилось что-то непонятное и, по всей видимости, противозаконное, подтверждавшее годичной давности предположения её подруги – Тины Прескотт. Молли поспешно закрыла все файлы, отбросив мысль о распечатке разоблачающих этого когда-то такого милого человека фотографий и статей, сделала так, чтобы Дайан не узнала, куда заглядывала её чрезмерно любопытная секретарша, и спокойно, вышла из кабинета сообщить хозяйке об устранении неполадок, пытаясь унять в голосе настойчивые дрожащие нотки.
Следующие полчаса Молли старательно изображала непомерную занятость на рабочем месте в то время, как в её голове происходило нечто невообразимое, картинка перед глазами разделилась на две половинки, в одной человек с фотографий был прежним, каким давно знала его Молли, каким знали его все, в другой – его нечёткое расплывчатое изображение сливалось с лицами других людей, и на этих лицах был ужас, на некоторых из них - замерший навсегда, застывший безголосый крик о помощи, которой они уже не дождутся.
Жалко, что она не курит, а то нечем занять руки, Молли кипятила уже третий чайник за последний час, нужно было чем-то отвлечь себя и успокоить, из горячительных напитков имелись лишь кофе и чай. Посетителей было мало, не с кем поговорить, Молли подумала, что хоть Тина и дочь миссис Стэнфорд, она должна быть в курсе всего этого. «А что если она всегда была в курсе?» – просверлил мозг навязчивый червячок, - «Нет, это.., - она тряхнула завитыми в тонкие спиральки короткими белыми волосами, - это не так, Тина бы с ним не общалась…»
Поразмышляв ещё пару секунд, Тина решила звонить. У Майкла и Тины никто не отвечал, кроме автоответчика, сначала Молли положила трубку, подумав, что такие вещи по телефону не обсуждаются, тем более с помощью автоответчика, пообещала себе зайти к Тине завтра или даже сегодня, или хотя бы перезвонить ей попозже, но упрямо нажала кнопку повтора номера и оставила сообщение после неестественного металлического голоса Майкла, записанного на плёнке.
В начале восьмого Молли в окно увидела подъехавший к самому входу в офис синий «БМВ» Дэвида, взглянула на часы, спросила у хозяйки, можно ли ей уходить, получив положительный ответ, она собралась за две минуты, накинула куртку, наспех обмотала вокруг шеи болотного цвета толстый, ручной вязки, шарф и выбежала на улицу.
Дэвид был очень внимателен, всё время пытался прикоснуться к Молли, взять за руку, погладить по щеке – заглаживал вину? «Какую?» – с горечью усмехнулась Молли, осознавая, что как раз она чувствует его вину, но знает, что на самом деле вины никакой нет.
Они заехали в кафе, дорогое и, по мнению Молли, «слишком чопорное», Дэвид всегда смеялся над этим её определением, хотя та звала его просто к себе домой, заявляя, что приготовленный ею ужин и сваренный кофе со сливками ничуть не хуже и намного дешевле, но Дэвид был расточителен и к тому же в тот день считал себя виноватым, он знал, что несмотря на все её отговорки и заверения с пеной у рта, Молли будет приятно посидеть за отдельным столиком с зажженной фигурной свечой, потягивая обжигающий коньяк из тонкостенных хрустальных стопочек, слушая джаз и фокстрот, ожидая, когда услужливые официанты принесут заказ.
Через час они уже были у дома Молли, Дэвид даже не зашёл, чтобы выпить чаю, ему нужно было срочно ехать домой, потому что у жены вчера вечером снова случился срыв, так как она точно помнила, что в дальнем углу опустевшего благодаря стараниям обеих супругов бара – Сара выпивала содержимое прозрачных бутылок, Дэвид их содержимое выливал, заменял водой, компотом, прятал бутылки, дарил кому-нибудь или просто выбрасывал – хранилась запечатанная, выполненная из нержавеющего сплава металлов с инкрустированными сапфирами, фляга с дорогим бренди, но не оказалась в нужное время. Дэвид-то помнил, но не стал доказывать, что бренди было выпито ею ещё полгода назад в компании её же подружек-алкоголичек, а старинная, доставшаяся Саре в подарок от дедушки, фляга продана за бесценок одной из ещё не совсем спившихся подружек, и на полученные деньги куплена очередная бутылка дешёвого виски, более других спиртных напитков обожаемого Сарой. Она же кричала, что Дэвид стянул флягу для своей любовницы и так далее. Всё закончилось тем, что утомлённая ссорой супруга уснула, вылакав остатки водки, найденной в холодильнике, а Дэвид, выкурив полпачки лёгких сигарет «Собрание» так и не смог заставить себя уснуть без снотворного, в последнее время это его пристрастие расстраивало Дэвида, он даже проводил какие-то параллели своей зависимости с зависимостью жены, отчего с ещё большим рвением пытался заснуть самостоятельно, ничего не получалось, и Дэвид, сокрушаясь над отсутствием у себя силы воли, глотал две спасительные таблетки и спокойно засыпал.
Нежно попрощавшись, Дэвид сел в машину и уехал в ожидании продолжения вчерашнего скандала, Молли, подождав, пока его машина скроется за поворотом, порывшись в сумочке в поиске ключей, открыла входную дверь.
В маленькой прихожей было темно, Молли не успела нащупать выключатель, как кто-то невидимым быстрым, заученным движением зажал ей рот рукой в кожаной перчатке, приставив к виску холодное дуло пистолета...

* * *
Сара хранила какое-то подозрительное, даже раздражающее молчание с момента его возвращения из камеры. Джесси ушла в гости к подружке, кажется, с ночевой, у Дэвида были непроверенные сведения, так как никто не потрудился сообщить ему проверенные, малышка Лаура гостила у бабушки, матери Сары уже третий день, видимо, Сара решила не травмировать дочь долгим отсутствием папы, хотя скорее всего, она просто сплавила её к родителям во избежании лишних хлопот, ведь с самого рождения детьми занимался Дэвид, Сара обнаружила сильнодействующее снотворное, которое в последнее время почти каждый день принимал муж, выпила сразу три таблетки и провалилась в глубокий околообморочный сон, дабы только не видеть своего благоверного.
Дэвида не покидал въевшийся, казалось, глубоко в кожу, в поры запах тюрьмы, железных прутьев решётки «обезьянника», жёсткой койки одиночной камеры, он вставал под душ раза четыре, лежал в ванне с пеной… Нет, он совсем не был эдаким маньяком, помешанном на повсеместной чистоте, просто специфический тюремный запах пробуждал в нем воспоминания о событиях понедельника, перед лицом всплывала та же картина, где на верёвке, примотанной к люстре, которую ещё несколько недель назад они с Молли чистили, тёрли до блеска губками со специальным моющим средством, чуть не разбили пару хрустальных «висюлек», было подвешено затвердевшее тело Молли, с высунутым языком и этой страшной, сине-красной полосой, избороздившей её шею, Дэвид не мог вспомнить её название.
Он сидел в своем любимом удобном мягком кресле с чашкой вкусно пахнувшего кофе в одной руке и бутербродом с ветчиной и листом зелёного салата – в другой. В квартире царила тишина, мрачная и какая-то враждебная, словно она затевала что-то нехорошее, однако, Дэвид не пытался её нарушить, не включал телевизор, радио, магнитофон, никому не звонил, сегодня нужно было бы хоронить Молли, но её тело находилось в морге на судмедэкспертизе, и похороны перенесли на завтра. Дэвид не представлял, что будет завтра, он вообще ещё с понедельника считал себя умершим вместе с Молли, правильно говорят, что только после смерти человека осознаёшь, насколько любил его при жизни.
Гробовую тишину прорвал оглушительный рёв телефонного звонка. Звонила тёща, просила забрать Лауру, ей, очевидно, уже сообщили об освобождении зятя, и так как Рэйчел, мать Сары, также «обожала» детей, как и её дочь, поспешила отправить успевшую надоесть за три дня внучку отцу. Дэвид, обрадовавшись возможности провести с младшей дочкой какое-то время, допив кофе с остатками бутерброда, переоделся и, на всякий случай написав записку, выбежал из квартиры и уехал. Ему показалось, что Лаура выросла за то время, что он её не видел, и, зная, что этого не может быть, улыбнулся своей милой наивности.
- Папа, поедем куда-нибудь! – попросила белокурая Лаура, протягивая к нему ручки в забавных пушистых варежках.
- Хорошо, как скажешь, - ему самому ужасно не хотелось возвращаться домой, - можем заехать за Джесси, наверное, она уже насиделась в гостях, и отправиться есть мороженое или в кино, где показывают мультфильмы, - Дэвид взял её на руки и закружил, кажется, он и через двадцать лет вот так же будет кружить свою дочурку…
- Ладно, - кивнула Лаура, поцеловав папу в раскрасневшуюся на морозе щёку, - а можно и мороженое, и в кино – всё сразу!..

Постоянно отгоняя от себя настойчивые мысли о Молли, лезущие в голову при виде чьей-нибудь голубой кофточки или свитера в кино, мелодичного звона хрустальных вазочек, в которых подавали разноцветные шарики посыпанного орехами или кокосовой стружкой мороженого в кафе, Дэвид провёл вечер с дочками. Те веселились, смеялись, наслаждались мороженым и мультфильмами. Джесси вспомнила, что несколько раз звонил Майкл Прескотт, Дэвид ответил, что обязательно перезвонит ему, и, как только они вернулись домой, Дэвид набрал его номер. Трубку сняла Джо, Дэвиду было некогда удивляться, Майкл сначала посочувствовал Дэвиду, потом порадовался его выходу из камеры, сказал, что уже готовил залог, но Дэвида отпустили под подписку о невыезде.
- Мне нужно тебе кое о чём рассказать, - понизив голос, проговорил Майкл, - Ты можешь ко мне сейчас приехать – это не телефонный разговор.
«Столько дел сразу свалилось», - устало подумал Дэвид.
- Да, жди через полчаса, - ответил он Майклу.

Дэвиду открыл Майкл, тот приехал даже раньше, всего за двадцать минут, на улице свирепствовала метель, короткое чёрное пальто Дэвида за несколько минут дороги от машины до подъезда занесло снегом. Майкл встретил его в махровом банном халате с хмурой, блуждающей на губах то ли улыбкой, то ли усмешкой, молча, кивнул, махнул рукой в сторону своего кабинета. Проходя мимо открытой двери в гостиную, Дэвид заметил сидящую на диване с журналом в руках Джо в накинутой на голое тело несоразмерно большой рубашке, очевидно, Майкла. Дэвид представил Тину, та всегда нравилась ему, и пожалел даже не её, а скорее их отношения с Майклом, их семью, Джо не могла заменить Тину, по крайней мере, по мнению Дэвида.
- Заходи, - наконец, проронил слово Майкл, открывая дверь в кабинет.
Кабинет был маленький, Дэвиду он нравился больше, чем все остальные комнаты у Прескоттов.
Чёрный кожаный диван, два глубоких, под стать ему, кресла, сделанный под старину книжный шкаф с тонированными стёклами, добротный тяжёлый письменный стол с компьютером, радиотелефоном, стопкой бумаг и набором письменных принадлежностей. Низкий деревянный столик с инкрустацией малахита, маленький круглый столик-пепельница на высокой витой ножке, два занимающих практически всю стену полукруглых окна, занавешенные плотными лиловыми шторами со множеством складок, у двери висели две картины – репродукции шедевров мировой живописи, рядом, на резной деревянной этажерке, выполненной в одном стиле с остальной мебелью, лежали журналы, телефонные книги, справочники и с десяток фотографий Тины и Майкла в горизонтальных и вертикальных рамочках. Майк их переворачивает или просто не обращает внимания? Тогда почему не выбросил? И как он может приводить сюда Джо? Интересно, что они делали на этом диване?.. Дэвид испытал неприятное и непривычное чувство омерзения по отношению к своему другу и от досады даже незаметно передёрнул плечами. С правой стороны от этажерки стоял мини-бар с мраморной столешницей и запотевшим маленьким зеркалом с закруглёнными краями. Майкл кинул в два низких стакана по несколько кусочков льда из специального ведёрка, налил дорогого виски из красивого графина, слегка побултыхал лёд и подал один стакан Дэвиду.
- В память о покинувшей нас Молли, - отнюдь не нарочито с прискорбием произнёс Майкл.
Дэвид кивнул и залпом выпил всё содержимое стакана.
Они уселись в кресла, закурили, Майкл налил ещё виски.
- Молли когда-нибудь говорила тебе о скрытой камере в её доме? - сделав глубокую затяжку, спросил Майкл, отметив, что одним лишь произнесением этого имени ранит друга.
- Да, - как-то вяло отреагировал Дэвид, сейчас, когда Молли мертва, зачем выяснять какие-то ненужные подробности, он, конечно, хотел, чтобы убийцу нашли и наказали, но всё это не вернёт его Молли, странная, сковывающая всё тело, апатия навалилась на Дэвида, мешая двигаться, думать, из памяти никак не желала стираться та холодящая кровь картина, которая предстала перед его глазами ранним утром понедельника, картина, которую он никогда не забудет, потому что не сможет забыть, - Молли, - как трудно теперь выговаривать её имя, - что-то упоминала, но очень давно, эта камера, кажется, осталась ещё от старых хозяев, их дом однажды ограбили, - рассказывая это, Дэвид видел лицо Молли, ему вспомнился день, когда она говорила ему о камере, как она говорила - всё до мельчайших подробностей. – Но Молли собиралась тогда её убрать: продать или вернуть хозяевам – не знаю.., - Майкл откуда-то знал и вспомнил о камере, в принципе, это была неплохая идея, если камера всё ещё в доме, и почему он сам не сообразил… Видимо, под влиянием ситуации, Майкл же, узнав об убийстве, сумел обдумать, как нужно действовать дальше, хладнокровно, припомнив детали – Молли не была его любовницей.
- Возможно, камера и сейчас в доме, - предположил Майкл, - Ты ведь знаешь Джека Хепберна?
- Мы познакомились три дня назад, - усмехнувшись, ответил Дэвид, - но откуда тебе известно о камере?
- Молли говорила Тине, а та, соответственно, мне о том, что у Молли была скрытая камера в доме, нам повезёт, если она окажется в спальне.
- Не уверен, - покачал головой Дэвид, сделав большой глоток, - Скорее всего она в прихожей, - он задумался на пару секунд, - по-моему, Молли как раз говорила о прихожей.
- Тоже хорошо, - кивнул Майкл, затушив о пепельницу докуренную до фильтра сигарету, - Не думаю, что преступник залез через окно какой-нибудь из комнат, затаился там и ни разу не засветился перед камерой, - закончив фразу, Майкл несколько смутился – он показался себе слишком рассудительным, рассудительным не с тем человеком, хотя именно Дэвид единственный был заинтересован в поимке убийцы, и другого человека не было.
Дэвид, в свою очередь, заметил это смущение друга и понял его, не обидевшись.
- Не знаю, может, стоит проверить, но как? – к собственному удивлению Дэвиду совершенно не хотелось предпринимать что-либо подобного рода, апатия разрасталась, эти приземленные размышления о том, есть ли камера в доме Молли или та её давно сняла, делали её смерть ещё более реальной, и Дэвид не желал, но против воли верил в происшедшее.
- Ты знаешь, что я знаком с Джеком Хепберном? Тина встречалась с ним до меня.
- Я что-то слышал, - Дэвид заметил, что Майку неприятно упоминание о жене, сделанное им же самим, в частности упоминание об этом полицейском.
- Они вместе расследовали то дело Майерса. Молли ведь была подругой Тины, - осторожно сказал Майкл,
- Да, конечно. И что? Ты хочешь сказать Хепберну о камере? - Дэвид снова опрокинул в себя остатки виски и закурил вторую сигарету.
- Да, - опять с той же грустной улыбкой-усмешкой кивнул Майкл.
- Ты думаешь, что они ещё не нашли её?
- Нет, потому что они её не искали, - пожал плечами Майкл и налил виски Дэвиду.
- А возможно, потому что её просто нет. Но почему тогда.., - начал Дэвид.
- Во-первых, я вспомнил о камере только вчера вечером, во-вторых, я тебе звонил домой и на сотовый…
- Его отобрали, - вставил ремарку Дэвид.
- Да, но я всё-таки попробовал, вчера днём заехал в участок спросить, не выпустят ли тебя под залог, я говорил не с Джеком, я немного его недолюбливаю, хотя теперь всё в прошлом, - Майкл на секунду замолчал, вынул из пачки новую сигарету, закурил, - к тому же его не было на месте. Эти ребята в полиции не очень-то любят поболтать, ты, наверное, уже понял, но мне удалось из них выбить, что скоро тебя освободят без залога; я вспомнил о скрытой камере, но мне кажется, что сообщать о ней нужно только Джеку, с глазу на глаз, сейчас я позвоню ему, пусть приедет с ключами…
- Не уверен, что всё так быстро делается, - засомневался Дэвид, делая порядочный глоток и чувствуя, что на сегодня виски достаточно.
- Джек заинтересован в этом, в том, чтобы ему самому, без других полицейских обнаружить камеру, посмотреть, что там записано, а потом уже с понятыми обставить дело в выгодном для него свете - ему нужно найти преступника; тем более, Хепберн тебя отпустил, поняв, что ты не виновен. Плёнка тебе может пригодиться.
- Ладно, валяй, звони, - согласился Дэвид, не слишком веря в необходимость данной затеи.
Джека уже не было в участке, Майкл набрал его домашний номер, когда Хепберн взял трубку, разговаривал с ним сухо, но спокойно и как-то уверенно. Хепберн согласился вопреки ожиданиям Дэвида. Через полчаса они должны были встретиться у дома Молли.
Ехали в «БМВ» Дэвида, молча почти всю дорогу. До места встречи оставалось каких-нибудь триста метров, и Харлема затрясло так, что он крепче вцепился в руль. Машина Джека, серебристый «рено», уже стояла у крыльца. Увидев подъезжающий «БМВ», Хепберн вышел из машины, на ходу прикуривая сигарету. Все трое кивнули головами вместо слов приветствия, пожав друг другу руки. Подойдя к двери дома с приклеенной по всему периметру горизонтальной жёлтой лентой с надписью «Не пересекать. Полиция», Джек осторожно разрезал её, достал из внутреннего кармана кожаной куртки связку ключей и открыл дверь.
Перешагивая через порог, Дэвид почувствовал, как на него обрушивается поток неприятного всепоглощающего оцепенения, ноги не сгибались в коленях, руки безвольно болтались вдоль туловища, он с трудом смог похлопать себя по карманам в поисках сигаретной пачки и с сожалением вспомнил, что оставил её в машине, Майкл тоже забыл сигареты, пришлось просить у Джека.
Прошло двадцать минут, наручные часы Дэвида показывали половину одиннадцатого, а им, то есть Майклу и Хепберну – Харлем как ни желал помочь им, ничего не мог с собой поделать и только бесцельно, словно сомнамбула, мотался по дому, бывшему столь излучающим тепло при жизни Молли, теперь же точно умершему вслед за хозяйкой - всё ещё не удалось найти проклятую камеру. Они искали её в прихожей главным образом, в спальне, гостиной, на кухне, в маленькой гостевой, на антресолях, вмонтированную в одну из дверных ручек, в люстру, наконец, Джек заглянул в крошечное круглое окошко под самым потолком в прихожей, там, за пыльным стеклом, виднелся чёрный глазок скрытой камеры.
Камера была очень умело вмонтирована, монитором служил экран телевизора в гостевой, там же, в одном из выдвижных ящиков книжного шкафа, они нашли около десятка стандартных видеокассет, большей частью – чистых, видеомагнитофон находился на верхней полке письменного стола, нужная им кассета была внутри.
Дэвид сидел на кухне, одну за другой курил сигареты Джека, никак не мог заставить себя встать и посмотреть, что же там, на плёнке.
Изображение оказалось нечётким, чёрно-белым, без звука, камера была старой. Молли поменяла кассету как раз в то последнее её утро, на плёнке была запечатлена она, ходившая из спальни в ванную, из ванной в кухню, потом её долго не было в прихожей, она ушла в гостиную, затем, спохватившись, опрометью вылетела из комнаты, быстро оделась и выбежала на улицу. Почти целый день квартира пустовала, а в 19.13, как показывал счётчик времени на экране, в прихожей появился мужчина, но не со стороны парадного входа, вероятно, он проник в дом через кухонную дверь.
Майкл подумал, что теперь уж точно Дэйв оправдан, в это время он всегда забирал Молли с работы, и это подтвердят все сотрудники.
То, что проникший в дом человек был мужчиной, было несомненно, женщина, даже надевшая подобный длинный чёрный плащ и чёрную маску, сделанную из обыкновенной вязаной шапки с прорезями, натянутой до подбородка, должна была быть по крайней мере борцом в тяжёлом весе.
Мужчина постоял какое-то время в прихожей, оглядываясь, вынул из внутреннего кармана плаща небольшой пистолет, повертел его в руках, обтянутых кожаными перчатками, убрал, зашёл в гостиную. За последующий час он ещё несколько раз дефилировал из гостиной в кухню, из кухни в гостиную, из гостиной в спальню. Ближе к восьми он всё чаще поглядывал то на наручные, то на настенные часы в прихожей, в 20.01 он, подойдя к двери, ведущей на кухню, встав таким образом спиной к камере, снял маску, у него оказались слегка волнистые короткие волосы, наверное, русого цвета, насколько позволяло судить чёрно-белое изображение, достал из бокового кармана плаща сигаретную пачку, зажигалку, закурил и вошёл в кухню. В 20.13 он, распахнув дверь, поспешно вернулся в прихожую, заблаговременно натянув маску и, снова взяв в руки пистолет, прислонился к стене рядом с входной дверью. Кухонное окно выходило на маленькую подъездную аллею со стороны крыльца, очевидно, убийца увидел подъехавшую машину Харлема, а затем и Молли, собирающуюся открыть входную дверь.
Когда Молли переступила порог прихожей, не успев включить свет, мужчина схватил её левой рукой спереди за плечи, правой приставил к её правому виску пистолет. Было видно, что Молли пыталась кричать, вырываться, но преступник ударил её по лицу и уволок в спальню. На часах было 20.47, когда убийца вышел из спальни, неся верхнюю одежду Молли. Он аккуратно повесил её в шкаф, стянул с головы маску и вышел из дома, прикрыв за собой дверь. Примерно в час ночи плёнка закончилась. Прихожая без хозяйки оставалась тёмной, но такой же предательски обыденной, как и утром, и прошлым вечером, и вечером двухнедельной давности, это почему-то бесило, словно прихожая специально делала вид, что ничего не случилось, ей ведь действительно было всё равно.
- Вы видели его лицо? – закричал Дэвид, он вошёл в комнату на последних минутах просмотра, - Ублюдок снял маску!
- Были видны только волосы, сверху, только макушку, - ответил Майкл.
- Да, он проходил под камерой и снял маску, - подтвердил Джек, - если бы он снял её раньше хоть на полметра, но он делал всё так, как будто знал, что в доме камера.
- Да, - кивнул Майкл, - и именно в прихожей.
- Но у нас есть его приметы, - словно убеждая самого себя, проговорил Джек, - он невысокий, коренастый, волосы светлые, короткие, курит, в походке ничего особенного, в развалочку, многие так ходят, но ведь не все, не хромает, и у него есть пистолет, которым он, кстати, не убил Молли, а лишь запугал. Он ведь не вор, ничего не взял, даже одежду развесил, думаю, что он из круга знакомых Молли, близких, дальних – неважно. У него есть пистолет, это сужает круг подозреваемых, может, конечно, он и ненастоящий или незарегистрированный, но стоит нам найти пистолет и мы найдём убийцу.
- Ты узнал, что это был за пистолет? – спросил Дэвид.
- Пока нет, но я проведу здесь ещё один обыск, найду эту камеру при понятых и выясню.
Они просмотрели остальные кассеты с записями, но на них не было ничего интересного, Молли не меняла кассеты регулярно, возможно время от времени это занятие её забавляло, как детские игры в шпионов.

В воскресенье Тина попросила Мэтью забрать из их с Майклом бывшей квартиры оставленные ею вещи, Тину убивала мысль о том, что Джо или ещё кто-то, приведённый Майклом, будет расхаживать в ее одежде, хватит того, что этот кто-то спит в её постели с её мужем.
Мэтью предложил заехать за вещами Тины хотя бы в понедельник, то есть во время гарантированного отсутствия Майкла Прескотта, Тине было всё равно, и она, безразлично пожав плечами, согласилась. Практически весь этот день они не вылезали из широкой постели Мэтта, таким образом Тина отгоняла от себя тоску и злобу на мужа.
В понедельник Тину разбудил её новый спонтанный любовник, было раннее утро, она не могла заставить себя открыть хотя бы один глаз и долго не могла понять, что хочет Мэтт, оказалось, что вчера Тина не отдала ему ключи от своей квартиры. Он принёс её сумку, она с трудом нашарила в ней связку ключей, чмокнула его на прощанье и уснула.
У Тины был целый день, чтобы обдумать свои дальнейшие действия относительно Майкла, очевидно было, что развод неизбежен, но этим необходимо заниматься, рыться в своём же грязном белье и вывешивать его на всеобщее обозрение, этого не хотелось, а может, было просто лень, ведь так удобно отгородиться от всего стенами её нового пристанища.
В час позвонил Мэтью, поинтересовался её планами на сегодня, Тина ответила, что, как обычно, намерена предотвратить мировую катастрофу и выкурить пару сигарет, «то есть пачек», - поправил её Мэтт. После его звонка на душе стало тепло, и на миг пришла в голову мысль, что, возможно, всё к лучшему, она просто ошиблась в Майкле, ещё в самом начале. Около трёх дня Мэтью позвонил снова, сообщил, что забрал её одежду, но, конечно, ещё кое-что осталось, придётся съездить ещё раз, при этих словах Тина поймала себя на мысли, что не забрав всё, Мэтью оставил надежду для неё и… Майка.
- Когда ты вернёшься? – спросила она, механически прикуривая сигарету.
- Позже, в восемь-девять, - вчера он говорил, что в понедельник у него сокращённый день.
- Хорошо, я не буду без тебя ужинать, - вдруг изменившимся тусклым голосом произнесла Тина и положила трубку.
Мэтт пришёл в половине десятого со странным выражением лица, блуждающим взглядом и трясущимися руками.
- Вы что-то отмечали на работе? – спросила Тина, потому что надо было что-то спросить, при этом не делая вида, что не замечает состояния Мэтью.
- Нет, - он измученно помотал головой. От него не пахло спиртным, Тина заметила это сразу, точнее не заметила. Запаха.
- Будешь ужинать? – крикнула она из кухни, ей почему-то стало неприятно смотреть на него, вид Мэтью вдруг вызвал у неё жалость и необъяснимое чувство стыдливости.
- Да, я поем, - он произнёс это, войдя в кухню, обняв Тину сзади за плечи, - Что тут у тебя? – Мэтт постарался изобразить игривое настроение: чмокнул Тину в шею, проверил, что находится в каждой из кастрюль и сковородок, стоящих на плите, - Я буду всё, - констатировал он и развернул её, - Что с тобой?
- Ничего, - Тина помотала головой, неохотно подыгрывая ему, растянув губы в улыбке, - Я просто беспокоилась, - она высвободилась из его объятий и засуетилась, гремя посудой, доставая из настенных шкафов и раскладывая на столе вилки, ножи, тарелки…
Они молчали на протяжении всего ужина, Тина думала о том, как ей неохота мыть посуду и главное – после ложиться с Мэтью в постель.
- Я вымою тарелки, - неожиданно предложил Мэтт, он читал её мысли, - прости меня, я попозже тебе всё объясню, ты устала – ложись спать, - он погладил её по волосам, потёрся носом о нос Тины и приступил к мытью посуды.
Она долго не могла уснуть, ходили по комнате из стороны в сторону, смоля одну сигарету за другой, Мэтт из кухни не возвращался, видимо, процесс помывки грязных тарелок его увлёк, Тина решила лечь спать в гостевой. Она уже практически погрузилась в сон, наконец одолевший её, как открылась дверь, впуская настойчивый луч света из коридора.
Мэтт, опустившийся перед кроватью на колени, осторожно провёл рукой по виску Тины. Она открыла глаза и удивлённо посмотрела на него.
- Что?
- Я встречался с женщиной… Сегодня, после занятий, мы были вместе раньше, какое-то время, потом разошлись, потом, она вдруг позвонила, назначила встречу, помнишь, когда я вернулся пьяный? Тогда я сказал ей, что всё кончено, сегодня она закатила истерику, мне нужно было поговорить с ней. Иногда она курит травку, я сделал пару затяжек.
Совместное существование привязывает и вызывает противное чувство собственности.
- Хорошо, - тихо проговорила Тина, - я всё поняла, вообще, ты в праве делать всё, что захочешь, я имею в виду и право встречаться с другими женщинами.
Это больно, словно лезвием, полоснуло по ушам.
- Тебе не интересно, Тина? – Мэтт чуть отстранился, - ты хочешь сказать, что мне не обязательно было говорить тебе всё это? Мы живём вместе и с недавних пор спим вместе, это даёт тебе право спрашивать у меня, где я был! Мы же не соседи или ты думаешь по-другому? – он слегка наклонил голову в ожидании услышать ответ. Какая-то собачья манера.
Тина приподнялась на локте, посмотрела ему в глаза.
- Я только хочу сказать, что.., - на самом деле она ничего не хотела сказать. Как глупо, как глупо, что они переспали, как глупо находиться в плену у собственных инстинктов, знать это и продолжать безропотно повиноваться…
- Прости меня, - Мэтт закачал головой, поднялся, - прости, я не то что-то говорю… Спокойной ночи, - добавил он, закрывая за собой дверь. Тина с облегчением плюхнулась обратно на тёплую подушку.

Следующие несколько дней прошли так, словно Тина просто перемотала пленку вперёд, желая перескочить через них, зачем-то подгоняя время, во вторник утром Тина нашла на столе в гостиной записку извинениями и признаниями в любви и остановилась на том, что следует нормально воспринимать поведение Мэтью, делая ссылку на их непонятные невыясненные, скорее Мэтью, чем Тиной, отношения.
В четверг позвонил Джек с известием о смерти Молли. Тина не могла поверить, как это обычно бывает в таких случаях, Мэтта не было, не было чьего плеча под щекой, не было ласковой руки, проводящей по её волосам. Хепберн предлагал приехать, но Тина одновременно испытывая чувство тоски, не хотела никого видеть. Он рассказал многое: кто и когда её нашёл, как она была убита, кого подозревают, упомянул о камере…
- Майкл? – она вздрогнула, сердце заныло.
- Да, он ездил с нами, это он вспомнил про камеру…
- Я рассказывала ему.
- Он говорил, - Тина представила, как её муж обсуждает, сохранилась ли скрытая камера в доме её подруги, сначала с Джо, потом с Дэйвом и Джеком, постоянно произнося её имя, имя Тины. Или не произнося? Но Джек утверждает, что… Господи, какая чушь лезет в голову!
- Мы давно с ней не виделись, - проговорила Тина, - с тех пор, как я ушла. Когда похороны?
- Послезавтра. Может, мне приехать? – предложил Джек снова.
«У тебя есть жена, ты ушёл от меня к ней и не можешь «приехать».
- Нет, спасибо, мне лучше одной, - после того, как она положила трубку, её собственные последние слова повергли Тину в ужас. Ей действительно лучше одной, может, есть смысл в продолжении курса лечения у психоаналитика?
Она закурила. Молли… Молли… Она не могла, не желала верить.
Затушив сигарету, Тина решила проветриться, было невыносимо сидеть в четырёх стенах, её душил воздух, давил сверху, снизу - со всех сторон. День был хмурый, лениво падал снег на расчищенные ото льда тротуары, люди проходили мимо, не замечая плачущую женщину в коротком синем пальто.
Мэтью был дома, когда Тина вернулась, он обедал, и настроение у него было хорошее, но ей придётся его испортить, только сначала нужно умыться, избавиться от засохших на щеках тонких чёрных полосок туши, туши-предательницы.
Через полчаса рыдания в ванной Тина набралась мужества открыть рот и проговорить все эти душившие её и вызывающие слёзы фразы вслух. Мэтью безмолвно отреагировал на её монолог, закурил сигарету, обнял Тину, крепко прижав к себе. Так они просидели, наверное, около часа. Вечером у Мэтта обнаружились дела, уходя, он обещал долго не задерживаться. Тине было всё равно, она не знала, что с ней: неожиданные приступы тоски и одиночества сменялись абсолютным безразличием и отрицанием действительности, уступающими место бестолковой ревности и желанию рвать обои на стенах.
Прошёл час с того момента, как за Мэтью закрылась входная дверь, Тина успела посмотреть половину какой-то мелодрамы, и раздался звонок, которому она неожиданно обрадовалась.
Тина и представить себе не могла, что Майкл может так внезапно, нежданно-негаданно появиться на пороге её квартиры. Её квартиры. Хм… Она не знала, что сказать, и просто кивнула головой, Майкл молчал, вероятно, подыскивая слова, переступая с ноги на ногу, эти его движения рассмешили Тину, и она чуть было не улыбнулась.
- Проходи, - наконец пригласила она Майкла, отходя назад и пропуская его.
На Майкле был длинный чёрный плащ и её любимый костюм цвета мокрого асфальта, и ещё дорогой шёлковый галстук от Valentino, который она в прошлом году подарила ему на день ангела, и чёрные замшевые ботинки от Gucci, которые он целый день после покупки не снимая, носил дома, потому что они оказались на полразмера меньше, а Майк так не хотел возвращаться в бутик…
- Проходи, не стесняйся, - сказала Тина, когда Майкл в нерешительности остановился в прихожей, её голос на удивление звучал бодро и даже отчего-то равнодушно. Если бы он предупредил о своём визите, она бы сейчас нервничала, вспоминая заранее придуманные фразы, подбирая ответы на его вопросы, думая, хорошо ли у неё уложены волосы и не слишком ли по-дурацки смотрится этот вытянувшийся на коленях и локтях старый домашний костюм.
Майкл быстро скинул с себя плащ, расшнуровал ботинки. Тина наблюдала за его действиями и, видя перед собой две его макушки, вспоминала своё высказывание о его двух женитьбах, Майкл тогда смеялся, что это глупая примета, но ради спокойствия Тины он готов даже побриться наголо или нарастить волосы на второй макушке, чтобы перспективы ещё одной женитьбы неизвестно на ком отпала сама собой. «Что значит «ещё одна неизвестно на ком»? – шутила Тина, - Тебе что, до сих пор неизвестно, кто я?» «В том-то и дело, что известно», - подначивал её Майкл, и Тина легонько хлопала его по плечам, потом они долго катались по дивану в приступе истерического смеха, подкалывая и щекоча друг друга.
Майкл поднялся с корточек, расправившись с ботинками, и радостные воспоминания сменились горькой реальностью.
- Ты одна? – поинтересовался муж, оглядываясь по сторонам.
- Да, - Тина хотела уже объяснить, где Мэтью, но, поняв, что сама этого не знает, и даже если бы и знала, это совершенно не интересно Майклу, передумала.
Он сел в кресло в гостиной, расстегнул пиджак, чтобы не измять – Тина долго прививала ему эту манеру.
- Я приехал сразу после работы, - произнёс Майкл тихим серьёзным голосом с неподдельными грустными нотками, - уговаривать тебя вернуться, - он кинул на неё быстрый взгляд и тут же отвёл глаза.
- Я не вернусь, - Тина смотрела в пол, её всегда раздражала эта её детская привычка отводить взгляд во время серьёзного разговора.
- Пожалуйста.
- Нет, Майкл, я подаю на развод, - через две секунды Тина пожалела о сказанном.
- Только собираешься или уже оформлены документы? – «Нет, она не могла успеть, мне бы тогда уже пришло извещение», - лихорадочно думал Майкл.
- Какая разница? – лаконично спросила Тина.
- Ты не можешь ответить? Значит, ты ещё не подавала на развод, - заключил Майкл.
- Это ничего не меняет. Вообще, мы разведены с того момента, как я ушла, осталось поделить вещи, - у неё вдруг промелькнула мысль, что Майкла задело то, что Мэтт заезжал за её одеждой, хотя Майк не мог знать наверняка, кто это сделал, сам факт сильно напугал его, заставив поверить в реальность угрозы разрыва.
- Тина, прошу тебя, я прошу тебя, возвращайся, - Майкл не выдержал, вынул из внутреннего кармана пиджака сигареты, закурив, принялся нервно ходить по комнате. Тина не подумала о пепельнице, ей самой ужасно нужна была сейчас сигарета, но она твёрдо решила не выказывать своей слабости.
- Я не могу.
- Почему? – вдруг закричал Майкл, развернувшись к Тине и пристально уставившись ей в глаза, от его взгляда стало не по себе, но Тина выдержала это испытание.
- Я не могу с тобой жить, понимаешь? Я сто раз, сто миллионов раз говорила тебе это. Я не могу постоянно находиться в ожидании того, что мы поссоримся, вернее, что ты поссоришься со мной, я не могу выносить молчания за завтраком и ужином, слава Богу, днём ты работаешь!.. После того, как мы миримся, у нас от силы неделю всё хорошо, потом, наверное, от того, что тебе становиться скучно, ты находишь во мне очередной изъян и разочаровываешься с большей силой.., - Господи, как ей всё это надоело! Где найти своего двойника, чтобы он снова и снова вдалбливал Майклу это, произнесённое тысячи раз в голову?!
- Ты же любишь меня.
Действительно, лучшая защита – нападение.
- Теперь уже не знаю. Даже если ещё люблю, то смогла же я как-то жить всё это время без тебя.
- Ну да, у тебя нашлась прекрасная замена, - Майкл стряхнул пепел в форточку, между рамами.
Тина встала с дивана, достала из шкафа бронзовую пепельницу. Она не будет ему ничего объяснять и доказывать, ведь Мэтью действительно её любовник, и сейчас уже неважно, когда и почему он им стал.
- У тебя, кстати, тоже нашлась замена, ещё быстрее, чем у меня, - не удержавшись, съязвила Тина, открывая бутылку минеральной воды – в горле пересохло.
- С Джо всё кончено. Не начавшись, - Майкл подошёл ближе, взял у Тины из рук бутылку, прямо из горла сделал глоток, - мне плохо без тебя.
- Прости, - она бросила взгляд на его руки, когда он ставил на стол пластиковую бутылку, кончики пальцев чуть подрагивали, под тонкой полоской обручального кольца и на внутренних сторонах ладоней появилась испарина.
- Возможно, что ты передумаешь? – с обречённостью приговорённого к смертной казни спросил Майкл.
- Нет, - Тина не ожидала от себя такого завидного упорства, это короткое слово произнёс кто-то другой – только не она, но в комнате их было лишь двое: Майкл, нервно оттягивающий узел своего дорогого галстука, и она, изумлённая прокравшейся вдруг в уставшее сознание мыслью, почему она сейчас не может встать и уйти отсюда вместе с Майклом?
- Я ухожу, - глухо прозвучал его голос, и Тина поняла, что по привычке снова строит иллюзии.
- Уходи.
Он ушёл, и она вспомнила о Молли, Майкл даже не заикнулся о её смерти, впрочем, так же, как и сама Тина.
Она закурила, это была последняя сигарета в пачке, Тина позвонила Мэтью на сотовый, попросила купить каких-нибудь ментоловых сигарет, он сказал «хорошо» и нажал «отбой», на часах уже было восемь, и возвращаться домой он, видимо, не собирался.
В десять, когда Тина уже лежала в кровати в гостевой комнате, пришёл Мэтт, оправдывался, что в телефоне закончился заряд, и тот отключился, говорил, что был в магазине, покупал подарки на Новый год, потому что потом у него не будет времени. Про сигареты он так и не вспомнил.
В полдень следующего дня, когда Тина готовила обед, запиликал её сотовый, звонил Роберт Бенсли, муж Джо, в адвокатской конторе которого Тина после окончания университета проработала шесть лет и откуда год назад была вынуждена уйти - причины были слишком вескими.
Джозефина Флайерс, Джо, двоюродная сестра Тины по матери, одиннадцать лет назад вышла замуж за человека намного старше неё, Роберту было сорок шесть, ей – девятнадцать, она безумно любила его, гордилась им и боготворила. Случалось ли вам испытывать испепеляющую душу и разрывающую сердце всепоглощающую страсть? Без которой невозможно жить и которая убивает? Страсть, которой живёшь и губишь своё существование, страсть, уничтожающую всё на своём пути, пренебрегающую приличиями и условностями? Джо ни за что бы не поверила, если бы ей сказали, что она пройдёт через всё это. Но ей никто и не говорил, просто однажды она встретила его, и ему пришлось бросить семью и работу: фирма, в которой он трудился, принадлежала его тестю. Он с лёгкостью променял свою прежнюю жизнь на новую, на второе дыхание. Роберт никогда прежде не знал женщин, подобных Джо.
Они поженились через два с половиной месяца после их первой встречи на улице под дождём, когда она, промокшая и трясущаяся от холода, попросилась к нему под зонт. В этот день у Роберта была двадцатая годовщина свадьбы, первая, на которую он не пришёл.
Сейчас ему пятьдесят семь, ей – тридцать, любое пламя рано или поздно угасает. Они оба не могли понять, что произошло, было лишь ощущение, подобное тому, которое возникает тогда, когда открытый давно источник неумолимо иссякает, и как ни ищи новый, или его не найдёшь, или он не заменит старого.
Дело было совсем не в возрасте, по крайней мере, как это ни странно может показаться, для Джо, просто она чувствовала, что Роберт отстранился от неё, полностью уйдя в работу, растворившись в ней.
Роберт просил Тину приехать к нему, она ответила, что освободится через час, и его хмурый и какой-то бесцветный голос словно ожил.
Было около двух, когда Тина припарковывала свой «фольксваген» на огромной, наполовину заполненной машинами стоянке, расположенной перед небоскрёбом в центре города, где на одном из верхних этажей располагалась адвокатская контора Бенсли, в нескольких метрах от неё притормозил автомобиль её телохранителя Хэнка.
Тину охватила ностальгия, весьма ожидаемый приступ. Она затушила окурок, вышла из машины и долго смотрела на само здание, на сверкающие на солнце стёкла больших окон сорок второго этажа, на людей, суетливо толпящихся у входа, куда-то спешащих. Банально, но Тина подумала, что эти люди действительно живут, не прячась от жизни и окружающего мира, как она, каждый день они рано встают, пьют свой кофе и идут на работу, потом возвращаются домой, проверяют, сделали ли их чада уроки, неторопливо ужинают и засыпают под убаюкивающее мерцание экрана забытого телевизора; на следующий день всё повторяется снова. Счастливые, они с тоской называют это повседневной рутиной.
Оказалось, что Роберт сменил секретаршу, и новая не знала Тину, оттого не хотела впускать в кабинет шефа. Преодолев этот рубеж, Тина вошла в знакомые, почти родные двери.
- Привет, - грустно поздоровался Роберт, поднимаясь из своего кресла и выходя из-за стола навстречу Тине, - наверное, придётся умолять Джессику вернуться обратно, эта Сьюзен ни черта не понимает: я сказал ей, что никого не принимаю, кроме миссис Прескотт, а она прослушала вторую половину предложения.
- Ничего, всё в порядке, - улыбнулась Тина.
Роберт выглядел неважно: нет, он был, как всегда, чисто выбрит и надушен дорогим мужским парфюмом, его седеющие волосы были умело уложены, элегантный, прекрасно сидящий на нём тёмно-серый костюм, серая, из натурального шёлка рубашка от D&G и итальянский галстук негромко, но уверенно говорили о высоком достатке своего обладателя, просто глаза, как будто не выспавшиеся и потому имеющие нездоровый красноватый оттенок, и немного, почти незаметно, трясущиеся кончики пальцев выдавали его истинное внутреннее состояние.
Тина устроилась в удобном ворсистом кресле напротив стола Роберта, слегка поёжилась – в кабинете было прохладно.
- Сейчас уже поздно думать, нужно ли было звать тебя сюда, - начал Роберт, опускаясь в своё кресло, - ты здесь, и у меня к тебе есть просьба, хотя это неподходящее слово. Джо изменяет мне, - он едва удержался, чтобы ни сказать «с твоим мужем», - и я не знаю, что делать. Всё куда-то ушло, понимаешь? Ведь между нами действительно что-то было. Наверное, я стал старым для неё.
Господи, он действительно жалуется ей на свою жену, любовницу её мужа? Она ничего не перепутала? Или Роберт ничего не знает? Или знает, потому и затеял весь этот с первых секунд кажущийся бессмысленным разговор?
- Ты не старик, Роб, но.., - Тина усмехнулась, - Это всё, что я могу сказать, потому что я не знаю ваших отношений.
- Видишь ли, я тоже их не знаю, потому что их нет.
Тине стало жалко его.
- Роб, она по-прежнему твоя жена.
- А Майкл по-прежнему твой муж.
Тина вздрогнула от этих слов.
- Прости, - Роберт уже корил себя за бестактность.
Тина полезла в сумочку за сигаретами, Роберт достал свою пачку, и они молча закурили.
- Тина, я… Прости меня, в последнее время я нервный и срываюсь на всех, - она молча его слушала, выпуская струйки табачного дыма под потолок, - Джо любила меня когда-то, я её люблю до сих пор, но мне скоро шестьдесят, и с этим ничего не поделаешь.
- Знаешь что, Роберт, - наконец произнесла Тина, - когда она выходила за тебя замуж, тебе было далеко за сорок. Дело не в твоём возрасте. Это моё мнение. Я вспоминаю все наши семейные и светские вечеринки, Джо на них всегда одна. Ты думаешь, что даёшь ей свободу? Нет, ты просто бросаешь её одну, ей скучно, она вынуждена искать развлечений.
- У меня много работы, - попытался было возразить Роберт.
- Я проработала здесь шесть лет, если ты помнишь, и работала довольно сносно…
- Ты была лучшим адвокатом в городе.
- Я работала сносно, - настаивала на своём Тина, - и у меня хватало времени, когда я хотела, посещать все эти тусовки. Заметь, я сказала, когда я хотела. Значит, ты по своему желанию отстранился от всего этого, от своей жены в первую очередь.
Боже, неужели она защищает любовницу своего мужа?
- Ты несправедлива, - Роберт пристально посмотрел ей в глаза.
- А ты невнимателен, это ты вбил себе в голову, что уже стар для своей молодой жены, это твои мысли, а не её.
- А что, если они подтвердятся?
- Что ты имеешь в виду?
- Что, если она уйдёт от меня?
- К Майклу? – и её собственные слова разрезали сердце Тины пополам.
- Помоги, пожалуйста, - Роберт, кажется, плакал, и Тина почувствовала лёгкий укор совести: ведь она сама ушла от Майкла, тем самым побудив его к связи с Джо, и теперь от этого страдает Роберт. Нет, хватит, никого и ни к чему она не побуждала, Майку было совсем не обязательно спать с этой нахалкой Джо.
- Роб, - позвала она, тяжело вздохнув, дотронулась до лацкана его пиджака, тот посмотрел на неё и быстро, словно смутившись, отвёл взгляд, - я могу тебе помочь только советом: проводи со своей женой больше времени, не позволяй ей скучать, придумай что-нибудь, сходите куда-нибудь вместе, и не один раз, а, например, два или три раза в неделю, успей надоесть ей! Только не переборщи, - Тина улыбнулась, - Джо не хватает твоего внимания, Роб, ты ещё многое можешь, ты же любишь её, прости за банальность - докажи это.
Выражение лица Роберта приняло радостно-удивлённый вид.
- Почему ты ушла? Тина, ты же прирождённый адвокат. Ведь ты ненавидишь Джо и в то же время защищаешь её.
- Да брось ты, - отмахнулась Тина.
- Нет-нет, - Роберт даже поднялся из своего кресла, - возвращайся в контору, ты так нужна мне здесь. Только представь, сколько невинно осуждённых могло бы сейчас наслаждаться жизнью, а не прохлаждаться в четырёх тюремных стенах.
Она тоже об этом думала – о том, чтобы вернуться, пора бы уже, к чёрту всех этих Майерсов и других психов!
- Ты тоже прирождённый адвокат, даже со мной можешь посостязаться в красноречии, - парировала Тина, Роберт усмехнулся, - а если серьёзно, то, если ты примёшь меня обратно, я буду рада, даже счастлива в некотором роде.
- Хорошо, - согласился Роберт, - как окончательно надумаешь – приходи. А за совет спасибо, - он по-дружески легонько потрепал Тину по её коротким волосам, - Значит, ты уже забыла Майерса?
Это был вопрос из разряда нелёгких. Джастин Майерс был её клиентом год назад, её последним клиентом. Его обвиняли в изнасиловании девяти женщин, все женщины остались живы и все заявили в полицию, вернее восемь из них, но нападения совершались ночью или поздно вечером, преступник был в маске – обыкновенной вязаной шапке с двумя прорезями для глаз, натянутой до подбородка, жертвы не могли внятно описать его приметы – только визитную карточку насильника – написанные чёрным маркером на левом бедре три слова «я тебя люблю». Почерк тогда идентифицировать не удалось – женщины смывали с себя следы нападения и не сразу обращались в полицию. Девятой женщине, на которую напал преступник, удалось вырваться из его объятий и убежать в первый попавшийся магазин, там она вызвала полицию и через некоторое время на улице схватили человека, державшего в руках чёрную шапку с двумя прорезями. Его звали Джастин Майерс, тридцатидвухлетний брокер, выгуливавший, по его словам, щенка-спаниеля, который куда-то убежал, волоча за собой поводок. Вязаную шапку ему кинул какой-то мужчина, пробегая мимо, тот рефлекторно поймал её.
Никто ему не верил. Никто, кроме Тины. Расследованием этого дела занимался Джек Хепберн, тогда, год назад, они и встретились впервые за последние несколько долгих лет друг без друга.
Лишь две женщины из девяти указали на Майерса на опознании, Джастина было легко спутать с кем угодно, его внешность ничем не выделялась на фоне остальных: невысокий, широкоплечий, светловолосый с карими глазами, самый обыкновенный голос, походка в развалочку… Маньяк нападал на женщин сзади, неожиданно, обхватывая за плечи одной рукой, и, зажимая рот другой, волочил за собой. Своих жертв преступник не убивал, просто удовлетворял сексуальную потребность, обращаясь с женщинами, как с вещами, молча и быстро. Проделывал всё чётко и умело, словно по плану, оставлял метку-признание в любви. Изобретательный тип, осознанно рисковал тем, что его почерк могут идентифицировать, зная, что жертвы сами смоют все улики, эта надпись – клеймо, ярлык, словно «бывший в употреблении», «second hand», и носить её неприятно, даже для того, чтобы по ней полицейские нашли преступника. Девятая женщина вырвалась до того, как насильник успел что-либо написать на ней.
Психологический портрет был скучным: сексуально неудовлетворённый в повседневной жизни, но способный контролировать себя, просчитывая собственные действия, заботясь о безопасности, чтобы не быть пойманным полицией и опознанным впоследствии потерпевшими, и он всегда пользовался презервативом, чтобы не подцепить чего-нибудь от своих «партнёрш», холостой, живущий один или с такими людьми, которым не нужно объяснять причину столь позднего выхода на улицу, например, соседям или квартирантам, хотя, преступник мог быть и женатым, со скользящим графиком рабочего дня, он может быть сторожем, охранником, вряд ли – брокером.
Женщины были случайными, просто шедшими мимо, возраст – от девятнадцати до сорока лет, невысокие, худые, чтобы легко можно было справиться с ними, никто из женщин не знал Майерса ранее, лишь одна из них, как оказалось, жила в том же доме, что и он, две девушки учились в университете на юридическом факультете, ещё одна работала продавщицей в другом конце города, а в тот вечер возвращалась с вечеринки, в одиночестве и плохом настроении, три женщины были домохозяйками и тоже откуда-нибудь возвращались, две последние задержались на работе.
Трудно было понять, насколько Джастин Майерс удовлетворён своей сексуальной жизнью, однако, он не был женат и жил один в собственной квартире, которая как раз находилась в том районе, где совершались изнасилования. У него действительно был спаниель по кличке Ёрш, которого он выгуливал каждый вечер около десяти – половины одиннадцатого, это подтвердили соседи Джастина по этажу, а жил он в большом многоэтажном доме, где метр жилой площади стоил немалых денег, следовательно, Майерс был достаточно состоятелен для того, чтобы пользоваться услугами проституток, дабы таки удовлетворить свои потребности, но это не являлось «показателем», по утверждению Джека, уверенного в виновности Майерса.
Тине удалось выпустить Джастина под залог, пока шло следствие, и он обязан был каждые полтора часа звонить в полицейский участок со своего местонахождения. Спустя три дня после освобождения, в течение которых Джастин исправно отзванивался в полицию, и ему уже начал мерещиться спасительный свет в конце тоннеля, была изнасилована и задушена Хилари Стерн, тридцатидвухлетняя содержанка Артура Стэнфорда, отца Тины, подруга Молли Стивенс. На её теле нашли всю ту же романтическую надпись «я тебя люблю», чётко выведенную чёрным маркером на левом бедре. Экспертиза почерка установила, что буквы искажены, человек, оставивший их, на самом деле пишет по-другому, то есть им мог быть и Майерс. Тина продолжала отрицать причастность своего подзащитного ко всем десяти преступлениям, слишком много совпадений, говорила она, слишком правдоподобных и слишком громко кричащих о себе, она была уверена в невиновности Майерса на 99,9%, а это очень много. Тина верила, что ни один нормальный человек, хотя правильно ли здесь употреблять это определение - «нормальный», когда речь идёт о сексуальном преступлении, совершаемом по довольно чёткой, жёсткой схеме, не станет придумывать столь нелепое объяснение наличию шапки-маски у себя в руках посреди дороги в столь поздний час.
Он не признал себя виновным и на этот раз, но покорился служителям закона, когда те вознамерились переправить его в следственный изолятор до суда. Джастина перевозили в одной машине ещё с тремя подсудимыми, те устроили побег, используя стандартный приём, попросившись в туалет, освободившись от наручников с помощью импровизированной отмычки и переубивав охранников их же оружием. Майерс пропал, и спустя несколько дней на Тину было совершено нападение. Она засиделась допоздна, оформляла какие-то бумаги на Майерса и других своих подзащитных, в половине двенадцатого вышла из своего кабинета, коридор был тёмным, и чьи-то руки сомкнулись вокруг её шеи, она ненавидела любое прикосновение к этой части тела; человек начал рвать на ней одежду, она пыталась высвободиться, кричать, но могла лишь хрипеть, тот ударил её чем-то тяжёлым по затылку, и она куда-то провалилась. Всё, что Тина помнила впоследствии, это его глаза: светлые, с расширенными в темноте зрачками, испуганные и ужасно знакомые, хотя, возможно, она это уже придумала.
«Это не его глаза, Джек», - Тина помнила этот их разговор до мельчайших подробностей. «Откуда ты знаешь? Как ты могла рассмотреть его глаза? Как ты могла сравнить их с глазами этого подонка? Тем более, что и сравнивать-то нечего!» - Джек возмущался, злился, негодовал. Господи, этот ублюдок изнасиловал Тину, избил, едва не задушил, и она ещё успела разглядеть его испуганные зрачки!..
Это было явным предупреждением, а Тина не хотела этого понимать, она к тому же не знала, вернее, не помнила, что ее изнасиловали. Она пролежала в больнице около недели, и все её родственники толпились у дверей её палаты, Майкл засыпал её цветами, фруктами и пирожными, не отходил от её постели. Через месяц безуспешных попыток вернуться в нормальное русло Тина приняла решение уйти с работы, возможно под влиянием своего психоаналитика, у которого она проходила курс лечения ещё год назад после неожиданного исчезновения отца, а возможно, из-за навязчивой чрезмерной ежедневной опеки коллег и их сочувствующих взглядов.
- Я уже собиралась его забыть, как он сам напомнил о себе, - очнулась Тина от воспоминаний и рассказала Роберту о послании от Майерса.
- Ты думаешь, что это не он?
- Джек выяснил, что это его почерк, Роб, я уже не знаю, чему верить, а чему нет. Но, в принципе, это неважно, он ведь больше не мой клиент, давно уже не мой клиент, я просто хочу работать, приносить хоть какую-то пользу, или, если хочешь, не хочу сидеть дома, тем более, что дома у меня никакого нет.
- Ну, это ты погорячилась, - произнёс Роберт, тут же подумав, что опять затронул тот больной нерв, их с Тиной общий.
- Я пойду, Роб, - проговорила Тина, вставая, - у меня ещё были дела сегодня. Спасибо за приглашение.
- Спасибо за совет.

На похороны Молли Тина поехала одна, без Мэтью. Он сам отказался ехать, но Тине казалось, что так даже лучше: ей не придётся ни с кем говорить, выдумывая уже выдуманные банальные фразы и выдавая их за свои, потому что в обществе почему-то принято говорить.
Кладбище было большим, и сегодня Тина впервые это заметила. Заметила и ужаснулась. Она вдруг представила всю эту картину в разрезе: наивное голубое небо, как на детских рисунках, и тысячи гниющих тел внизу, под тонким слоем земли, по которому они раньше могли ходить, а теперь словно провалились туда не по своей воле. Тина даже сделала неловкое движение, отпрянув в сторону, будто испугавшись каблуками своих осенних сапожек разрыть под собой яму. Во многих фильмах ужасов показывают полуразложившиеся трупы, поэтому Тина нарисовала именно такую картинку в воображении, но это было не страшно, наоборот -– как-то не реально, по-киношному, куда ужаснее, и ей почему-то всегда как раз так непроизвольно виделось, когда в гробах живые люди, которых, согласно издевательской традиции, заставили взирать на собственные памятники, хотя как они могут что-то видеть оттуда, из-под глухой крышки, непонимающие, что они здесь делают, а главное, как и зачем они здесь оказались, застигнутые смертью врасплох.
- Тина! – тихо позвала Саманта. Та обернулась, пытаясь стереть с лица следы панического ужаса, обуявшего её.
- Привет, Сэмми, - грустно улыбнулась Тина, - Ты одна?
Саманта всегда была одна, несмотря на наличие мужа и четырёх детей.
- Да, Джеймс с детьми уехал на несколько дней отдохнуть.
У Тины чуть было не вырвалось «от тебя?».
- Хорошо. Я тоже одна, - и в этот момент она увидела Майкла с… Джо. Оба были в чёрном, как и все остальные – немногочисленные родственники, многочисленные знакомые, коллеги по работе, миссис Стэнфорд не было, к счастью, Тина не хотела встречи с матерью, тем более в таком месте. Мрачный Дэвид стоял чуть поодаль от всей процессии, от священника, отстранённым голосом монотонно читающего молитву, от настойчивых даже в такой день взглядов остальных присутствующих, от сострадания, его он ненавидел больше всего на свете, от могильных венков, от гроба, от того, что осталось от Молли. Он не знал, можно ли здесь курить и уместно ли спросить об этом, поэтому лишь беспомощно озирался по сторонам в поисках руки с зажатой между пальцами сигаретой. Он был один и не только здесь, у него были дети, но это был совсем другой мир, Дэвид не мог этого объяснить, что дети более всего делали его одиноким. Он принял решение уйти из семьи, только сейчас набравшись мужества на подобный шаг, Молли была бы счастлива, но ей уже всё равно, а главное – не больно, как ему, например. Дэвид механически достал из кармана короткого пальто сигаретную пачку, выбил из неё сигарету. Зажигалки не было. Он стоял, держа во рту эту спасительную отраву, и так же механически втянул в себя дым, когда кто-то щёлкнул перед его носом зажигалкой.
- Тина? – у него был абсолютно будничный голос с доселе неизвестными ей странными страшными нотками.
Она взяла его за свободную от сигареты руку, он с силой сжал её пальцы. Его в детстве учили, как и всех, что мальчики не плачут, и Дэвид из последних сил сдерживал себя.
- Оставишь мне одну затяжку? – попросила Тина, Дэвид кивнул.
Священник попросил кинуть по горсти земли на опустившийся в чёткой четырёхугольной формы яму гроб. Тина отняла свою руку от пальцев Дэвида, сняла кожаную перчатку, наклонилась к земляной насыпи, образовавшейся после работы могильщиков, и задела чью-то руку, и она, и Майкл одновременно отдёрнули пальцы, высыпав крошащуюся землю, в которой будет лежать Молли, отвели глаза друг от друга.
Внезапно повалил снег, и небо из голубого превратилось в серо-белое, оно тоже хмурило лоб, сдвигало брови, морщило нос, как каждый присутствующий на церемонии.
Джо схватила Майкла за руку и увела вглубь толпы. Тина почти ясно видела взгляд Майкла, уставившийся в спину Джо, негодующий, но смиренный и какой-то жалкий. Тине стало противно, даже слегка затошнило. Дэвид вовремя протянул ей сигарету.
- Я поеду, - сказал он, - Тина, я бы хотел с тобой поговорить как можно скорее. Позвони мне, как только у тебя появится свободная минутка.
- Хорошо, - кивнула она, - Ты за рулём?
- Да, но я… Я в порядке, доехать смогу. Ты только позвони мне, не забудь, или я сам позвоню…
Она даже не знала, где сегодня будет ночевать, мысли о возвращении к Мэтту не приходили и были неприятны, причины столь резкого изменения отношения к нему Тина пока не уяснила, она всегда сначала чувствовала что-то, а уж потом объясняла себе появление этого чувства.
- Езжай домой, я позвоню завтра, часов в двенадцать.
Сразу после того, как Дэвид уехал, среди присутствующих замелькал силуэт Роберта Бенсли, очевидно ищущего свою жену. Тина видела, что он, не устраивая скандала, забрал Джо, словно папочка первоклассницу, со столь далеко не радостной церемонии. Остальные тоже начали понемногу расходиться, предстоял ещё поминальный обед, на который у Тины уже не было сил, Саманта подошла к ней, чтобы попрощаться, та, онемев, смотрела, как редеет толпа вокруг Майкла, а тот, подобно Тине, остается неподвижен, вот только взглядами они не столкнулись. Как жаль.
- Сэмми, я останусь у тебя сегодня? – этот вопрос задала словно не Тина, но Тина была искренне рада тому, что кто-то задал его Саманте.
- Конечно. Ты не идёшь на обед?
- Нет, - она помотала головой, всё ещё глядя на Майкла, но тот развернулся и снова слился с толпой, - а ты?
- Не хочу, это всё так.., - Саманта не смогла найти ненужные слова, и Тина ей была благодарна.
Оставляя опустевшее после единственных в этот день похорон кладбище, Тина вспомнила, что привезла пышный букет белых лилий, и он до сих пор томится на заднем сиденье «фольксвагена». Попросив Саманту подождать её пять минут, Тина аккуратно вынула цветы, расправила прозрачную фольгу, чёрную ленточку и заплакала. Молли не нужны ни лилии, ни эта идиотская ленточка, ей нужна жизнь, это единственное, в чём Тина была уверена точно, ведь Тине она тоже нужна. Всё-таки положив запорошенный за две минуты снегом букет на свежую могилу – какое ужасное определение «свежая могила»: сочетание несочетаемого, гротеск, свежесть присуща жизни, могила – следствие смерти – Тина, смахнув слёзы, села в машину, охранник Хэнк в соседнем автомобиле будто отстраненно смотрел по сторонам. Скорбь приходит не во время, а после похорон.

После нескольких неудачных попыток предложить свою помощь на кухне Саманте, Тина смирилась, потягивая в гостиной виски со льдом и смоля одну за одной «Salem» с ментолом. Она думала, что у Саманты был дом, а у неё нет, у неё нет даже собственных четырёх стен, крыши и пола, что говорить о доме в широком смысле слова?.. Она чувствовала себе попрошайкой или скорее беженкой после военных действий или от военных действий – во втором случае вернее. Последнее её убежище, квартира Мэтта, было выбрано спонтанно, как спонтанным оказалось и всё происшедшее впоследствии. Тине казалось, что она пережила ещё один брак, пусть короткий, но запоминающийся, и возвращаться она не хотела. Никуда. В Мэтью было что-то несколько отпугивающее или действительно непросто жить с другим человеком? Как, в сущности, она его мало знала.
За обедом подруги разговаривали на отвлечённые темы, и это совсем не казалось лёгким. Наконец, они обе одновременно замолчали, и повисла долгожданная пауза, которую обычно боятся и называют гнетущей, но в данном случае она была спасительной – куда-то вдруг исчезли необходимость разговора и неуместность молчания.
- Я вымою посуду, Сэмми, отдыхай, - произнесла Тина, и Саманта, кивнув, ушла из кухни.
Нужно было подумать, а у Тины это хорошо получалось под шум струящейся из-под крана воды. Нужно было подумать о Мэтте, о Майкле и о своих дальнейших планах, думать о Молли не было сил.
С чего же всё началось? Как получилось так, что Тина по собственной воле стала отшельницей, жизнь проходит мимо неё, это Тина чётко себе уяснила, приехав на встречу с Робертом, хотя, наверное, она сама проходит – пробегает мимо жизни, желая скрыться от любых её проявлений: Тине хотелось дождя, когда светило солнце, хотелось серого неба и чёрных туч, таких же, какие были у неё на душе, и она по-детски радовалась дождю, когда тот начинался, искренне надеясь, что не только она, но и все чувствуют ту безграничную тоску, которую Тина, настойчиво обманывая себя, объясняла непогодой. Но непогода была внутри неё, эта она командовала Тиной, а не наоборот, заглушая смертельную скуку и лень… Но… Она тряхнула головой, все эти размышления и яйца выеденного не стоят, никому не интересно то, о чём она никогда никому не расскажет. Кажется, Кант называл это «вещью в себе», Тина утешалась этим, по крайней мере, у неё было такое право.
Это было ещё одной её проблемой: слишком много философских изысканий ни о чём, как вся её жизнь. Господи, у неё нет даже детей!.. У Саманты их четверо, хотя она не кажется счастливой. Кто придумал, что для счастья нужны дети? Родители должны восполнить потерю от того, что их не станет? Но кто заметит эту потерю? Кто нуждается в этом её восполнении? Земля и так переполнена, запасы полезных ископаемых истощаются, если верить статистике. Если верить… Люди способны свято верить только в то, что будут жить вечно, помня о собственной смертности, они по присущему им великому заблуждению притворяются, что помнят о ней, на самом же деле, лелея надежду, они способны лишь загонять самих себя в добровольный плен собственных заблуждений.
Тина поставила в сушилку последнюю тарелку, нашла в шкафчике пепельницу, вытащила из внутреннего кармана висящего на спинке обеденного стула пиджака сигаретную пачку. Закурив, включила электрический чайник, достала банку растворимого кофе, поймав себя на мысли, что, как и у Мэтта – что говорить о Майкле – по-хозяйски «орудует» на кухне Саманты. Мысль о Мэтте обожгла её изнутри одновременно с горячим кофе, который обжёг ей горло, Тина так ничего и не решила, ничего, из того, что хотела.
Она подумала о том, что лишь в двух ситуациях чувствует себя уверенно: в судебном зале на слушании дела, чего она в данный момент лишена, и на кухне, неважно чьей. Тина попыталась разобраться в этом и пришла к выводу, что дело в самостоятельном принятии решений, в зависимости ситуации от Тины, а не наоборот, что происходило постоянно во всех остальных случаях, а она ненавидела любую зависимость.
Возможно, пришло время пожить одной, полагаясь только на себя, пора бы уже – достигнув двадцати восьми лет и пережив один брак. Тина уже начала чувствовать, что и с Мэтью её что-то связывает, появляется некая зависимость, и она подсознательно стремилась вырваться из её цепких пальцев. Значит, дело вовсе не в Мэтте и не в Майкле. Не зря она почти два года лечилась у психиатра, хотя, наверное, лечение уже должно было помочь… Тина усмехнулась и затушила окурок.
Она не заметила, как в кухню вошла Саманта, вошла и села рядом на стул. Её глаза были красными, веки вспухшими.
- Ты плачешь? – спросила Тина и сама удивилась той лёгкости, с которой это сделала, едва коснувшись кончиками пальцев запястья Саманты.
- Ты такая счастливая, Тина, ты можешь делать всё, что захочешь, ты даже от мужа ушла, когда почувствовала, что нужно уйти, ты свободна.
Две минуты назад Тина думала обратное.
- Ты хочешь уйти от Джеймса? – снова неожиданно легко, без всякой натянутости слов, спросила Тина.
- Это неважно, ведь у нас четверо детей. Их придётся делить или.., - плечи Саманты затряслись, и трудно было продолжать говорить, - Я даже не могу этого себе представить – развода, я имею в виду. Мы так привыкли друг к другу, то есть я привыкла, что у меня где-то там есть муж, который постоянно зарабатывает деньги, чтобы содержать нас, но это – все его обязанности, я бы даже сказала – все его дела, все наши с ним отношения, - Тина снова закурила, предложив Саманте, та отказалась, - Я просто потом опять долго не смогу бросить…
- Мы как будто у него на содержании, - продолжала она, - знаешь, как родственники, которым не откажешь, и не потому что так сильно их любишь, а потому что совесть не позволяет, и ничего с них не спросишь, потому что нечего спрашивать, раз они у тебя на содержании, да и просто потому что не хочешь лишний раз с ними общаться.
- Ты не права, - попыталась было переубедить её Тина, - он же твой муж, извини, но если бы он тебя разлюбил, то давно бы бросил с его-то деньгами.
- Да, и детей?
Тина пожала плечами.
- Понимаешь, мне действительно нравится быть домохозяйкой, сидеть дома с детьми, иногда куда-нибудь выбираться, но только не одной… А он вечно загружен, у него работа. Может, у него есть кто-то, но я не умею это определять.., - Саманта дотронулась до сигаретной пачки, - Обо мне может сложиться мнение, что я специально нарожала четверых детей, чтобы привязать его к себе, даже если это было бы так, то где же он, привязанный? Я люблю детей и с самого начала хотела их много, все наши дети – желанные, хотя что касается Джеймса, то он расценивает их, подобно всему, как выгодное приобретение, вложение денег и ожидает дивиденды. Он говорит, что мы можем позволить себе ещё одного ребёнка, потом, после рождения этого ребёнка, Джеймс начинает его холить и лелеять, как всё то, что ему принадлежит. Деньги – мера всему, он до сих пор думает, что я вышла за него из-за них.
- Не надо, Сэмми, остановись. Это лишь твои слова, на самом деле с его точки зрения всё может быть по-другому.
- Да, потому что мы думаем по-разному, мы вообще разные люди, по странному стечению обстоятельств связанные четырьмя совместными проектами, - и они обе неуместно улыбнулись.
- Перестань, Сэм, хватит, всё будет хорошо, поговори с ним, купи новое вечернее платье, сходи куда-нибудь, может, даже одна, пусть он поревнует – попробуй это испытанное средство, - для большей убедительности Тина подмигнула подруге правым глазом.
- Знаешь, что я хочу сегодня сделать? – вдруг сказала Саманта, - Лечь пораньше и завтра встать во сколько проснусь.
- Угу, - кивнула Тина, - здорово.
Она принимала ванну с медовой пеной, когда запиликал мобильный. Саманта постучала в дверь ванной, сообщила, что на экране высветилось имя Мэтью. Тина, распаренная в горячей воде, с трудом поднялась, завернулась в большое пушистое полотенце, приготовленное для неё Самантой, и, открыв дверь, выхватила надрывающийся телефон из рук подруги.
- Ты сегодня задержишься? – произнёс голос, от которого Тине сразу захотелось перенестись в квартиру его обладателя.
Надо быть последовательной и твёрдой в принятии решений.
- Мэтт, я не приду сегодня, я у Саманты. Ты дома? Я тебе перезвоню.
- Нет, зачем же. Поговорим, когда захочешь, - сказал Мэтью и повесил трубку.
Он обиделся, но почему? Понял, что она не придёт не только сегодня, но и вообще? Боже, как всё сложно…
На следующий день Тина заехала к Мэтью на работу. У него была трёхдневная щетина на лице, рубашка с заметно грязным воротником, мятый пиджак и расстроенный вид.
- Мне просто нужно идти дальше, я уже насиделась на дне. Пойми меня, пожалуйста, - умоляюще посмотрела Тина на него, они сидели в университетской столовой, пили кофе, не отрывая глаз от своей чашки, курить было нельзя, но обоим очень хотелось.
- Где ты будешь жить? У Саманты? Или вернёшься к Майклу?
- Я решила купить квартиру, по крайней мере, снять, - Тина осторожно посмотрела на него, Мэтт тоже поднял голову, но сразу же отвёл взгляд, встретившись с Тиной глазами.
- Хорошо, - кивнул он то ли одобряюще, то ли насмешливо, - у тебя уже есть продавец?
- Да, - не мешкая, соврала Тина.
- А вещи? Сама потом перевезёшь?
- Да, - она чувствовала себя, как на допросе, - Мэтт, ты помнишь, почему я переехала к тебе? Потому что ты был моим другом, а мне некуда было пойти? Вернее, было куда, но мне нужно было на время залечь на дно, отдышаться, подумать. Это время вышло. Я же не могу постоянно жить у тебя, ты ведь не думал, что я останусь у тебя насовсем?
- У нас были чисто дружеские отношения, теперь всё иначе.
- И потому, что теперь всё иначе, я не могу уехать из твоей квартиры?
- А ты уверена, что хочешь уехать только из моей квартиры, а не от меня?
- Глупо напоминать, что у нас друг перед другом нет никаких обязательств, мы так договаривались, ты забыл? Это были твои слова.
Мэтт на секунду сильно зажмурился, так что свело челюсть и начали слезиться глаза.
- Хорошо, - нервно вцепившись обеими руками в край стола, будто желая подняться, выдавил он из себя, - поступай, как хочешь. Если снова что-нибудь понадобиться – звони, - с этими словами Мэтт наконец встал и не глядя на Тину удалился.

Ей вдруг стало легко, словно Тина освободилась ещё от одних оков. Она вспомнила о просьбе Дэвида и позвонила ему.
Они договорились встретиться в городском парке у фонтана. День был типично ноябрьским, унылым, кажется, едва накрапывал дождь. Пройтись по мокрым осенним аллеям парка изъявили желание немногие, редкие прохожие в основном выгуливали собак. Дэвид опаздывал на десять минут, Тина уже выкурила две сигареты, отметив, что их запас необратимо заканчивается. Постояв ещё немного, она начала отмерять шагами расстояние до ворот, у которых была припаркована её машина.
- Прости, - неожиданно накинулся на Тину с извиняющимся видом Дэвид, - я своим ходом, так медленно. Машина в ремонте, вчера вечером что-то забарахлила. Ненавижу опаздывать, - он изучающе посмотрел на неё, - Ты, наверное, совсем замёрзла.
- Да, есть немного, пойдём посидим в машине, - и они заторопились к красному «фольксвагену».
Тина отметила про себя, что Дэвид сегодня выглядит намного лучше, не таким убитым что ли. Вчера в его глазах замер этот извечный вопрос «почему?», извечный эгоистический вопрос живых, обращённый к мёртвым. Первые всегда жалеют себя больше. «Почему ее убили?» - спрашивал себя, потому что больше некого, вчера Дэвид. «Почему тебя забрали, и я остался один?» «Почему жизнь так несправедлива?» «Почему ты покинула меня?» - главный и самый несправедливый вопрос.
Сегодня во взгляде Дэвида были рассеянность и желание сосредоточиться, чтобы найти ответы на все вчерашние вопросы. Он начал растить бородку. Кажется, психологи говорят, что мужчины стремятся как бы спрятаться за растительностью на лице, скрыть эмоции или комплексы.
В машине Тина включила печку, закурила, намеренно делая всё медленно, чтобы придумать первую фразу разговора, которую, Тина чувствовала, должна произнести она. Спросить «как ты?» было бы глупо, люди обычно не веселятся на следующий день после похорон, если, конечно, они не желали смерти несчастному. Поэтому она решила обойтись без вступления.
- О чём ты хотел поговорить?
- Обо мне, - он тоже закурил, какие-то дешёвые крепкие сигареты, их запах моментально распространился по всему салону, несмотря на оба открытых передних окна, - Господи, какая дрянь, - сказал Дэвид, повертев в пальцах правой руки сигарету, - но мне просто необходима ударная доза. Наркотики я не принимаю. А жаль.
Тина молча смотрела на него, угнетаемая бессмысленным желанием ему помочь.
- Я об этом подумал ещё на похоронах… Так больше невозможно, я не могу дальше жить с Сарой. Почему смерть Молли подтолкнула меня к этому? Именно смерть Молли, а не её слова? Она была бы счастлива, я знаю. Она никогда не говорила об этом, о разводе, но она хотела этого. Она понимала, что у меня дети, но она мечтала о своих, о семье, об этом ведь нетрудно догадаться. Она любила меня и всё время ждала. А я был полным кретином. Я не хотел разрушать семью, которой и так не было. Мать – алкоголичка, у отца – любовница, - Дэвид замолчал и долго, устремив снова потухший, каменный взгляд куда-то вглубь парка, не произносил ни звука. Тина тоже хранила молчание, так как знала, что Дэвиду не нужны её слова утешения. Когда-нибудь его утешит время.
- Мне нужно посоветоваться с кем-то, и я подумал о тебе.
- Потому что я тоже развожусь? – спросила Тина и осеклась. Потому что они хорошие приятели, потому что… не с Майклом же ему советоваться? Потому что больше не с кем, - Прости.
- Нет, ты прости. Я ещё раз доказал самому себе, что я полный кретин.
- Дэйв.
- Да.
- Перестань. Тебе ведь нужен мой совет? Я думаю, нет, я уверена, хоть и поздно, но ты принял верное решение. Только не оставляй девочек своей жене. Если она не согласиться отдать их тебе, любой адвокат выиграет это дело, - она хотела ещё добавить, что, наверное, скоро вернётся на работу и сама могла бы помочь ему, но что-то помешало ей сделать это, возможно промелькнувший во взгляде Дэвида и отразившийся в её глазах испуг перед жизненными переменами, как всегда одерживающий над Тиной победу, подобно всем её зависимостям. Наверное, именно в тот момент она решила бросить курить.



* * *

В «роллс-ройсе» тихо играла джазовая музыка. За окном мелькали узкие заснеженные переулки, освещённые ленивыми фонарями; поспешно, зябко кутаясь кто в дорогие меха, кто в роскошные, приобретённые у известного кутюрье, пальто, куда-то шли люди; повсюду ярко мигали разноцветные неоновые лампочки, за огромными стеклянными витринами шикарных магазинов, радуя глаз, гордо распушив увешанные разнообразными блестящими игрушками мохнатые ветки, стояли новогодние ёлки. А серебристый «роллс-ройс» всё ехал и ехал, не обращая внимания на это великолепие самого престижного района города.
Неожиданно повалил снег, он падал крупными нетающими белыми хлопьями, так что шофёру пришлось включить «дворники». Их однообразный скрип раздражал, казалось, он даже заглушал только что бывший ненадоедливым джаз.
Наконец автомобиль мягко притормозил на подъездной аллее у высоких витиеватых ворот, ведущих в ярко освещённый, зовущий весёлой музыкой красивый трехэтажный особняк с широкой, из голубоватого с разводами мрамора, парадной лестницей, колоннами с изящной лепниной и большими, искусно зашторенными окнами. Несколько замёрзших и припорошенных снегом скульптурных фонтанов располагалось по обеим сторонам выложенной брусчаткой дороги, ведущей к дому. Деревья, одетые в иней, замерли в крошечном парке, укрыв под своими клонящимися книзу под тяжестью снега ветвями словно испуганные морозом резные скамейки.

Молодой швейцар в вычурной ливрее из чёрного с золотом бархата галантно открыл блестящую от снега дверцу автомобиля. Стройная ножка в изящной туфельке на высоком каблуке медленно опустилась на брусничного цвета мощеную дорогу. Затем показалась вторая ножка, и следом за ней – вся фигура невысокой молодой женщины лет двадцати восьми. Женщина была хороша собой, её короткие, с оттенком красного дерева, волосы были аккуратно уложены, струящийся снег серебрил её идеально матовую кожу, густые чёрные ресницы и тонкие брови. Но несколько полноватый рот её не ответил на улыбку шофёра, который, мгновенно выйдя из машины, подбежал к женщине, чтобы накинуть на неё дорогую шубу из белого песца с длинным, мягким ворсом, и большие зелёные глаза оставались грустными.
Второй швейцар уже поспешно открывал тяжёлые ворота, в то время, как первый куда-то звонил по сотовому телефону.
Через две минуты на парадную лестницу высыпало несколько нарядно одетых человек. Что-то весело выкрикивая, они быстро подошли к вновь прибывшей гостье. Только в этот момент она заметила множество роскошных автомобилей, припаркованных на стоянке чуть поодаль от особняка.

Она ему всегда нравилась, с самого начала, как только он её увидел. И она, дурочка, единственная поверила ему. Дурочка, потому что ввязала себя в эту жуткую историю. Он был твёрдо убеждён, что криминалистика - не женское занятие. Всё связанное с ней огрубляет, заставляет черстветь сердце – иначе невозможно, иначе – всевозможные неврозы и помешательства. Он стал сумасшедшим. Что его успокаивало, так это то, что он мог отдавать себе в этом отчёт. Его жизнь, правильная, упорядоченная, была сломана в одночасье каким-то неизвестным ему ублюдком. Господи, он и слов-то таких раньше не употреблял!..
У него была работа, и не просто работа, как что-то банальное, положенное, нет, у него была хорошая работа, интересная ему, дающая ему возможность ни от кого не зависеть, а это так здорово – ни от кого не зависеть, он всю жизнь стремился к этому.
Он жил в хорошем, «дорогом» районе, в добротной квартире, один. И ему это нравилось, он никого не хотел впускать в свой мир, в свою квартиру, в свою постель, то есть в конкретную кровать, стоящую посреди его спальни. Это была только его территория, его гордость, это тешило его тщеславие. Ещё он был немного себялюбив, но в малых дозах это свойство не опасно или, если хотите – не грешно.
Он любил порядок, особенный, придуманный им самим уклад жизни, может, слегка, консервативный, но мы все по-своему консерваторы, в отличие от многих он любил порядок, даже – упорядоченность, не потому что не любил или боялся беспорядка, а именно потому, что именно любил порядок.
Год назад всё полетело под откос. Все его планы, ожидания, иллюзии, хотя, нет – он никогда не строил иллюзий, он был слишком прагматичным для этого. Жизнь полетела под откос, в никуда.
Его вырвали из привычной жизни, и он начал задыхаться, как рыба, выброшенная на берег. Ему пришлось скрываться, пришлось просить, и не прощения, чего от него ожидали, а денег. Он вообще ненавидел просить, и особенно – деньги.
Прежняя работа перестала быть доступной, как вся прежняя жизнь. Новая жизнь превратилась в ад. Он стал другим, он это остро чувствовал, особенно, когда однажды ему пришлось искать еду на помойке. Он был практически сломлен, он был на свободе, но не был свободен. Теперь единственное, что у него было – это выбор между жизнью и смертью. Он его сделал, кстати, с огромной лёгкостью.
Десять минут спустя он понял, что этот выбор уже сделал за него кто-то другой – тот ублюдок. Вот опять это слово… Он много думал о мести поначалу, но у него были связаны руки, он был один, впервые это взбесило его, и ему пришлось выбросить из головы идею отмщения.
Неделю назад он нанялся в этот дом на работу, правда, нелегально, без документов, но он смог, ещё больше возненавидев деньги за их великую власть над людьми, в прошлой жизни, однако, он любил их, они помогали ему прокладывать дорогу в священное одиночество.
Он выследил одного официанта, который должен был обслуживать приём, подружился с ним, попросил выдать его за своего родственника, нуждающегося в деньгах. Наконец, у него что-то получилось, то, что он задумал, по прошествии столь долгого времени.
До отправной точки оставалось несколько часов, и вдруг в его голову закралось сиюминутное сомнение. Затея была столь пафосной… Но нет, он должен покончить со всем этим, и не как бродячий пёс, в какого он превратился за этот чудовищный год, а как… Но он не мог придумать себе сегодняшнему определение.
Его оклеветали, «подставили», как любят говорить киношные герои, и пока он на так называемой свободе, тот мерзавец в силе продолжать своё тёмное дело – воровство человеческих душ. У него, например, уже давно не стало души, одни инстинкты.
Все увидят его смерть, включая и того гада, он будет вынужден прекратить своё занятие или, в противном случае – лишиться «прикрытия».
Боже, как забилось сердце. Через силу улыбнувшись, он подумал, что станет знаменитостью, но не такой, как в прошлый раз. Он будет героем. Его сделают героем. И это было своего рода возмещением ущерба.


* * *


Тина никогда не любила родительский особняк, ей нравилась роскошь, но в этом доме она чувствовала себя как в музее, в детстве мать запрещала ей прикасаться к некоторым вещам: к полированному комоду, к старинным картинам, вечно пыльным индийским вазам (наверняка, оттого, что к ним вообще всем запрещено было прикасаться), к маятнику больших напольных часов в столовой, к зеркалу в родительской спальне, к цветам, растущим на клумбах вдоль главной аллеи, ведущей к парадному входу в дом…
Сегодня здесь было шумно и при всём желании нельзя было уследить, кто до чего имел наглость дотронуться. Тину сопровождал Джек, он ехал не в «роллс-ройсе», а с Хэнком, метров на пятьдесят позади шикарного автомобиля, везущего Тину. На Джеке был строгий чёрный костюм, чёрная рубашка без галстука, идеально начищенные чёрные кожаные ботинки от Gucci, надеть фрак он не решился. Джек был мрачен из-за недавней, произошедшей утром, ссоры с женой: та не была приглашена на торжественный приём к Стэнфордам по случаю Нового года, и никак не могла понять, почему её муж непременно должен быть там, если к Тине и так приставлен телохранитель. Джек объяснял, что это его работа, что давнее знакомство с Тиной не имеет никакого значения, что всё слишком серьёзно и нельзя пускать на самотёк, и он с самого начала говорил Лиз о службе в полиции, где не существует отведённых государством выходных и праздников. Жена развернулась и вышла из комнаты, по традиции хлопнув дверью, Джек принялся гладить костюм.
В зале на втором этаже всё сверкало, на небольшом возвышении размещался специально приглашённый оркестр, повсюду были развешаны гирлянды, что-то искрящееся сыпалось сверху, непонятно откуда; вдоль стены, противоположной сцене, расставлены столы с закусками, напитками и цветами – мать всегда любила шведский стол, в каждом углу на невысоких этажерках стояли маленькие наряженные ёлочки, ещё одна – большая, пушистая ёлка, увешанная старинными украшениями 18 века – гордостью матери – была внизу, на первом этаже, посреди огромного холла, где размещались накрытые столики поменьше, на двоих или троих персон, с зажжёнными свечами и новогодними шарами в плетёных корзинках. Здесь разрешалось курить. Жаль, что она бросила.
Поспешно вышагивали официанты с подносами в смешных, почему-то гусарских, мундирах.
Гостей было много, Тина не знала и половины, но ей даже хотелось затеряться среди этой праздничной светской, но всё равно – толпы. На крыльце её встречали весёлые двоюродный брат отца с женой, Дэвид с уже изрядно выпившей пунша и оттого широко улыбавшейся каждому Сарой, мать и несколько совсем дальних родственников, неизвестно почему оказавшихся среди приглашённых.
Накануне Джек заехал за Тиной – она теперь снимала небольшую квартиру в престижном многоэтажном доме в центре – напомнил ей о необходимости быть осторожной и внимательной, пришёл день долгожданной встречи с Майерсом. Джек просил постоянно, по мере возможности, находиться в его поле зрения, предупредил о присутствии на приёме полицейских в штатском.
- Будь предельно сосредоточена, но внешне старайся не подавать никаких признаков беспокойства, будь среди людей, среди знакомых тебе людей, - подчеркнул Джек, - Ты уверена, что не наденешь бронежилет? От Майерса можно ожидать сё, что угодно, - Джеку с самой первой минуты, когда Тина позвонила ему и рассказала о послании, не давала покоя мысль, что псих не захочет уходить из жизни в одиночестве – чтобы не было скучно, прихватит с собой Тину.
- Джек, его будет слишком заметно, и вообще я не доверяю всем этим средствам индивидуальной защиты, если в его планы действительно входит моё убийство, - она читала его мысли, - то кто даст гарантию, что он будет целиться в грудь или живот, а не в голову? Возможно, у него вообще нет пистолета.
- Это всего лишь ещё одна мера предосторожности, - настаивал Джек, - наденешь что-нибудь свободное, - он был непреклонен, поэтому на приёме на Тине было лёгкое, без рукавов, но со множеством закрывающих бронежилет оборочек чёрное шифоновое платье длиной до колен.

Почти всё время с начала приёма Тина проводила в зале на втором этаже, на первый даже не спускалась, чтобы не поддаться соблазну выкурить пару – тройку губительных палочек. Её многие приглашали на медленные танцы, два раза – Джек, один раз – Дэвид, признавшийся Тине во время танца, что так и не смог уйти из семьи.
- Я подлец, - только и мог обзывать себя он, - я обещал это Молли, я ходил на кладбище и поклялся на её могиле, но сейчас я всё чаще спрашиваю себя – зачем мне уходить? Какой смысл?
- Если для тебя нет смысла, он есть для твоих дочерей: как ты думаешь, неужели им не надоело каждый день смотреть на мать-алкоголичку? – Тина покосилась в сторону столика с пуншем и, как ожидала, обнаружила там Сару, подливающую этот напиток в свой бокал.
- Я пытался говорить с ней, просить, чтобы она согласилась на лечение, но она только закатила истерику… При девочках. Они хотели её успокоить, но она только больше расходилась, отталкивала их, больно ударила Лауру.
Тина подумала, к чему все эти разговоры, если абсолютно ничего не трогается с места?
Наливая себе красного сухого вина, Тина заметила входящих в зал Роберта и Джо, Роб был в чёрном смокинге, с тростью, на Джо было очень открытое длинное красное платье, тёмные волосы уложены в высокую причёску, они оба – Роб и Джо смотрелись очень эффектно и выглядели счастливой парой.
С самого начала Тина увидела Мэтью и Майкла. Первый был в элегантном светлом костюме – тройке оливкового цвета, судя по всему, он приехал один, потому что постоянно переходил от одной кучки гостей к другой, искал Тину? Боже, зачем только мать пригласила его? В память о давних отношениях? Он попросил её о приглашении? Хотел увидеть Тину? Ведь они с того последнего визита Тины к нему в университет виделись ещё один раз, когда Мэтт привёз Тине её вещи по своему собственному настоянию.
Майкл был хмур, держался рядом с Дэвидом, на Джо, когда та с мужем входила в зал, внимания не обратил и после к ней не подходил. Майкл, казалось, вообще никого не замечал, смотрел в одну точку, даже когда говорил с Дэйвом. Тина украдкой, из-за чьего-нибудь плеча, смотрела на него в те секунды, что думала, он её не видит. Майкл был красив, кажется, он даже слегка похудел, на нём отлично смотрелись чёрный сюртук и белая рубашка. У Тины на мгновение остановилось дыхание: кто ему помог выбрать этот костюм? Джо? Самое ужасное заключалось в том, что костюм сидел идеально.
Мать в белом брючном костюме, надетом на голое тело, была одна, ни с ем подолгу не разговаривала, только отдавала распоряжения прислуге. Тина набралась смелости подойти к ней, попросила прощения у нескольких человек, с которыми вела беседу, и тихо окликнула Джоан. Та развернулась, в первые несколько секунд Тина уловила раздражение и недовольство, пробежавшие по лицу матери, мгновенно сменившиеся на деланную жизнерадостную улыбку во весь рот.
- Где ты, Тина? Тебя совсем не видно среди этой толпы. Даже не поговорить.
- А о чём ты хотела со мной поговорить? – не сдержавшись, спросила Тина.
- О-о.., - утомлённо протянула мать, - Все эти заботы, связанные с приёмом, столько гостей…
- Да уж.., - отметила Тина, скривив рот.
- Я так устала, измоталась… И рассталась с Грегом. Это самое печальное, - у неё чуть слёзы не потекли. Тине стало смешно: мать специально что-то закапывает себе в глаза, чтобы произвести должное впечатление? Этих Грегов у неё… Про этого последнего она даже не слышала, а мать говорит о нём, как о каком-нибудь знакомом Тины.
- Не расстраивайся, найдёшь другого.
Вместо ответной реплики мать лишь зло посмотрела на дочь и, легко дотронувшись до её локтя, удалилась. И почему сегодня Тина только и делает, что выслушивает чьи-то причитания? Она опять взглянула на Майкла, тот стоял, отвернувшись к окну, один, с бокалом мартини. На улице уже давно стемнело, но за окном было светло от немереного количества фонарей и гирлянд. Тине вдруг стало страшно. Джек сказал, что на приёме – только приглашённые, прислуга – наёмная, но как Майерс может проникнуть в её число без документов? Он сумел достать поддельные? У него они всегда были? Но при обыске в его квартире не было найдено ничего подозрительного, тем более поддельных документов. Он держал их в другом месте? У хороших друзей, у родителей?
Нет-нет, не нужно позволять страху брать над собой контроль, нельзя трястись и бояться, нервно впиваясь длинными ногтями в ладони. Некоторое время назад Тина внезапно вспомнила, как что-то такое, что не могла не помнить, что обязательно должна была помнить и знать, то, что тот подонок, напавший на неё год назад, изнасиловал её. Никто ей об этом не сказал, чтобы не травмировать, потому что насильник не оставил никаких следов. Им мог быть и Майерс.
Чтобы не было так страшно, нужно быть среди знакомых, отвлекать себя беседой, смехом, ещё и от мыслей о сигарете. Тина увидела что-то с интересом обсуждающих дядю, Дэвида, Джека, решила присоединиться и, уже подойдя к ним, столкнулась взглядом с Майклом, тоже направляющимся в их сторону.
Мужчины обсуждали убийство Молли, больше всех говорил дядя, любовницей которого она когда-то была, он не скрывал этого ни от кого, даже от собственной жены. Дэвид молча потягивал бренди со льдом, лишь иногда вставляя немногословные реплики, Джек вскользь рассказал о расследовании. Полиция проверяет знакомых Молли, многие сходятся во мнении, что преступник – мужчина, но есть версия – что это женщина.
- Не густо, - заметил дядя Альфред, - а мотив?
- Убийство ради убийства, например, - как раз в этот момент к разговору присоединились Тина и Майкл, - то есть преступник – маньяк, выслеживающий свою жертву, наблюдатель, знающий распорядок её дня. Возможно, он играет с нами, он знал, что в доме есть камера, и не стесняясь намеренно попадал в кадр, но так, чтобы мы не могли составить его отчётливый портрет. Он умён и нахален. Второй мотив – ограбление. Молли жила одна, кто с точностью знает, всё ли на месте? Дэйв, ты?
- Только поверхностно, - он подумал, что на самом деле не знает ничего о Молли, он даже не помнил о существовании скрытой камеры.
- Вы, мистер Стэнфорд? – обратился Джек к дяде Альфреду.
- Тина, я могу с тобой поговорить? – возник вдруг Мэтью за спиной у Тины, хранивший молчание Майкл лишь бросил в его сторону негодующий взгляд.
- Да, конечно, - кивнула Тина.
- Пожалуй, я в силах припомнить одну интересную деталь. Я-то думал, полиция её уже давно обнаружила. Это сейф, шифр – четыре семёрки…
- Спустимся вниз, покурим, - предложила Тина, уловив на себе сразу два настойчивых взгляда – первый, внимательный, наблюдающий, - Джека, второй – разочарованный – Майкла.

Келли Льюис, хорошенькая длинноволосая блондинка в коротком голубом платье на тонких серебристых бретельках, быстро поднималась по красивой витой лестнице на третий этаж. Следом за ней шёл высокий молодой человек в смокинге.
- Это неудобно, - говорил он, легонько касаясь её локтя, - нам обязательно кто-нибудь помешает.
Она быстро обернулась к нему, поцеловала.
- А мне всё равно.

В маленьком холле на третьем этаже горели свечи, шторы, украшенные новогодними гирляндами, были задёрнуты, несколько высоких резных дверей вели в гостевые комнаты.
- Сюда, - позвала Келли, толкнув одну из дверей. Молодой человек, имя которого Питер Бронкс, уже хотел было подойти к своей пассии, как заметил странное колыхание шторы, незамеченное вначале.
- Келли, посмотри, - он приблизился к окну, резким движением раздвинул обе половины шторы. Балкон был открыт, в свете многочисленных праздничных фонарей темнел невысокий силуэт мужчины.
- Простите, - подал голос Питер, но мужчина даже не обернулся, а наоборот, повёл себя странно: вскочил на невидимую в темноте табуретку, перегнулся через массивные лепные перила и, Питер даже не успел подбежать к нему, сиганул вниз.
Его узнали сразу. Джастин Майерс лежал на холодной заснеженной земле головой вниз, проткнутый острыми набалдашниками витиеватого заборчика.

На первом этаже работали кондиционеры, но от коварного табачного дыма всё равно слезились глаза. Тина с наслаждением сделала первую затяжку – тонкие длинные сигареты со вкусом шоколада. Мэтт выглядел настороженным или ожидающе-расстроенным? Расстроенным оттого, что знал, что ничего не дождётся? Тине даже стало смешно.
- Как ты? – спросила она с улыбкой. Конечно же, он расценил её как усмешку.
- По-прежнему одинок. Как, впрочем, и ты, - господи, он ужасно зол, это читалось во взгляде, в тускло поблёскивающих серых серьёзных глазах.
Они не успели больше ничего сказать: в одночасье вдруг началась суматоха, засновали переодетые в смокинги полицейские, гости зашептали что-то вроде «Разбился, насмерть. Упал с третьего этажа. Скорая ничего не смогла сделать». К Тине подбежал Джек, увёл в сторону, просил не волноваться, успокаивал, что всё уже позади, что он не обманул, у Тины же вертелся только один вопрос «Кто?» Она не верила, что Майерс сдержал обещание, что Майерс вообще что-то обещал.
- Зачем ему это надо? Что он пытался нам доказать? – Тину трясло, и она думала, что выбрала не лучшую неделю, чтобы бросить курить. Полиция выясняла, как Майерсу удалось проникнуть на территорию особняка, обыскивали дом, но Джек был уверен, что Майерс уже сделал всё, что задумал. Он выбросился с балкона, привлёк к себе внимание, стал эдаким народным героем-мученником, возможно, теперь поверят, что он невиновен. Если бы Майерс где-нибудь в доме спрятал бомбу, он бы непременно остался в живых – посмотреть на последствия или погиб бы вместе со всеми. В самоубийстве Джек также не сомневался хотя бы потому, что существуют два его невольных свидетеля. Невольных – потому что Майерс хотел покончить с собой наверняка, публичная акция могла бы не сработать – его бы обязательно кто-нибудь остановил.
Мэтт вился вокруг Тины, пытался как-то привести её в чувство, успокаивал, та винила себя, утверждая, что Майерс своим предупреждением, а не угрозой – как им казалось поначалу – просил помешать ему, просил о помощи. А ему никто не помог. В частности она, и пепельница между тем наполнялась окурками.
У Джека запиликал сотовый, Лиз прислала сообщение «Наслаждайся работой в одиночестве. Без меня».
- Что случилось? – спросила Тина, глядя в посеревшее лицо Джека.
- Лиз ушла. Чудесный вечер, господа, не правда ли?
Напольные часы пробили десять раз. До нового века оставалось два часа.

Тина чувствовала себя лодкой после бури: опустошённой и разбитой. Всё утихомирилось, все словно забыли про неё, и лишь Джек бегал по этажам, то и дело отдавая указания, силясь не думать о Лиз.
Тина устроилась в кресле на втором этаже с десятым по счёту бокалом красного вина, рядом молча сидел Мэтью. Она была наверное рада этому тихому сочувствию, по крайней мере, оно не раздражало. Мать, казалось, совершенно не обратила внимания на столь ничтожный инцидент, как самоубийство беглого преступника в её доме, и отчаянно флиртовала с Робертом Бенсли. Джо, похоже, этого не замечала.
Музыканты взяли первые аккорды саундтрека из старой мелодрамы, и произошло то, чего Тина менее всего ожидала сегодня: Майкл пригласил её на танец.
Они молчали уже словно целую вечность, медленно покачиваясь под завораживающую мелодию. Потом они также не произнеся ни звука разошлись, а спустя некоторое время снова танцевали, ещё и ещё. Часы пробили полночь, начался фейерверк, сотни тысяч ослепляющих разноцветных огоньков заметались по чёрному небу, гости, все до одного выбежав на улицу, запрокинув головы, радостно ликовали, официанты разливали бурлящее, рвущееся из бутылок шампанское, и только Прескотты, Тина и Майкл, по-прежнему, уже неподвижно, стояли посреди огромного опустевшего зала, обнявшись, усыпанные блестящим конфетти, решившие больше не расставаться.

Джек и Дэвид сразу же после фейерверка ушли от Стэнфордов, их обоих уже ничто не держало на этом чужом празднике, тем более что у обоих была общая цель: найти сейф в доме Молли и проверить его содержимое.
Дэвид ожидал погрузиться в атмосферу уныния, которой, по его мнению, должен был быть окутан её дом, но ничего подобного не ощутил, разве что не увидел новогоднего убранства, дом словно жил своей жизнью, отдельно от внешнего мира, от своей хозяйки, ото всех. Вот и две картины над диваном в гостиной поменялись местами…
- Значит, он был здесь, - констатировал Джек после увенчавшейся фиаско попытки найти что-либо в сейфе Молли, хитро вырезанный в полу старинного дубового шкафа в спальне.
- Но он не знал, где искать, эти две картины, - Дэвид показал на них, - висели наоборот. Мы вместе с Молли вешали их, она очень долго обдумывала, как лучше их разместить, и наконец решила, что оба пейзажа будут смотреться в более выгодном свете, если море на обеих картинах совместить, - он вдруг сообразил, что повторяет её слова, и долгожданное ощущение уныния нахлынуло, навёрстывая упущенное.
- Картины поменяли местами недавно, - заключил Джек, взгромоздившись на диван и развернув один из морских пейзажей, - вор был предельно аккуратен, но пыль всё равно распределена неравномерно, как ни пытался он это скрыть, вообще, убийца на редкость осторожен: ничто, кроме этих двух несчастных картин, не говорит о его пребывании здесь, даже дверь сохраняет видимость того, что её опечатали.
- Но когда он успел? Сегодня? С минуты на минуту перед тем, как пришли мы? – Дэвид закурил – сигареты помогали ему думать, - Или вчера?
- Или его не было вообще? – спросил Джек.
- А стёртая пыль?
- Она в принципе ничего не значит, слой, конечно неравномерный, но и не такой плотный, чтобы в некоторых местах его отсутствие вызывало подозрения, в доме всего два дня никого не было, здесь проводилась не одна экспертиза. Сейф мог просто ничего не содержать.
- Но ты же сам в это не веришь, - возразил Дэвид.
- Да, пожалуй, - согласился Джек, тоже вынув сигарету, - Пожалуй, убийца был сегодня на приёме, среди нас. Я имею в виду Стэнфорда, Прескотта, Пэрреса, Тину, тебя и меня.

* * *

Последние три дня после Нового года были, наверное, самыми чудесными в жизни Тины. Майкл взял небольшой отпуск, и они целыми днями были вместе.
В тот снежный четверг они полдня провалялись в постели до тех пор, пока не раздался телефонный звонок, окончательно разорвавший жизнь на две более несовместимые половины. Трубку взяла Тина, звонил Джек, его мрачный голос произнёс какую-то чушь, из которой Тине врезались в мозг три слова: «Миссис Стэнфорд убита». Нажав кнопку отбоя, Тина начала лихорадочно прокручивать в памяти имена родственников, но память не слушалась, не давая своей хозяйке вспомнить имя миссис Стэнфорд.
- Миссис Стэнфорд убита, - повторила Тина мужу слова Джека, - представляешь, я не могу вспом… Мама.
Майкл выскочил из-под одеяла, подбежал, обнял жену.
- Где она сейчас? Нам нужно ехать? – спросил он несколькими минутами позже после того, как Тину перестало так сильно трясти, что она не могла вымолвить ни слова.
- Кажется, да. Но я не смогу, наверное. Я больше не смогу…


В судебно-медицинском морге было тихо и отвратительно стерильно. Оформление документов заняло около получаса, потом приехал Джек, сказал, что Тине необходимо поехать с ним в особняк её родителей, для чего - она так и не поняла.
В особняке туда-сюда сновали полицейские и медэксперты, от недавних празднований не осталось и намёка, даже стены казались какими-то чужими, а не до боли знакомыми, как обычно.
В этот снежный четверг горничная нашла мать, задушенную поясом от собственного халата, на полу в кабинете. Тине нужно было проверить, всё ли на своих местах, хотя это была лишь формальность, Джек не думал, что это мог быть вор. В комнате не царил идеальный порядок, но и видимости того, что преступник что-то искал, кроме миссис Стэнфорд, не было, как не было ощущения, что убийца намеренно расставил всё по своим местам, чтобы замести следы. Он просто пришёл с определённой целью, выполнил свою миссию и ушёл, никем не замеченный.
- Я не живу в доме постоянно, - говорила испуганная горничная, нашедшая неприятный сюрприз, - Вечером меня обычно отпускает хозяйка, часов в восемь-девять, утром я прихожу к половине одиннадцатого и начинаю уборку в её спальне. Миссис Стэнфорд в это время уже, как правило, в офисе, если это не выходной день, конечно.
- Гости миссис Стэнфорд где-то фиксируются? – спросил Джек у горничной и Тины, вторая совершенно потеряла чувство реальности и балансировала на каком-то пограничном состоянии между явью и сном, кошмарным сном.
- Нет, - покачала головой горничная, - если только кто-нибудь позвонит в её отсутствие и попросит оставить для миссис Стэнфорд информацию.
- Мама была довольно забывчивой, и многое записывала в свою телефонную книжку или ежедневник, - медленно проговорила Тина.
- Отлично, - согласился Джек, - мы посмотрим, но мне кажется, это был незапланированный визит убийцы к твоей матери, это был внезапный порыв, возможно, он просто позвонил ей перед выходом или на удачу зашёл к ней.
- Почему ты думаешь, что убийца – из числа знакомых? – спросил Майкл, сидящий на стуле рядом с Тиной, - потому что нет следов взлома и он знал её распорядок дня.
- Да, и не только её распорядок, но и распорядок дня её прислуги. Охрана у ворот должна была пропустить его, конечно, если он показывался ей…
- Кроме главного входа есть ещё вход для прислуги, - сказала Тина.
- Который не охраняется? – спрашивая, Джек почти знал ответ.
- У мамы было много… любовников. Все они, желая остаться инкогнито, пользовались чёрным входом, который просто запирался, а ключ, как переходящее знамя, был то у одного, то у другого счастливца.
- Господи, сколько всего может всплыть на поверхность, - присвистнул Майкл и, осекшись, крепче обнял свою жену.
- Кто был последним её, гм, любовником? – запнувшись о неуместное слово, поинтересовался Джек.
- Какой-то Грэг или Керк, я его не знала, на приёме мать сообщила мне, что с ним рассталась…
- Да-а, - протянул Джек, - возможно, ключ ещё у него. Возможно, он ужасно ревнивый и злопамятный, так что решил поквитаться с миссис Стэнфорд после разрыва. Сейчас мода, что ли, на удавки?

* * *

Снова на похоронах собрались все. Господи, с каких пор кладбище стало местом семейных встреч? Опять разрытая холодная земля, резной полированный гроб… Дождевые черви - эстеты? Венки, чёрные ленты, траурный марш… Кто его заказывал? Она, Тина? Нет, не может такого быть, она бы ни за что не согласилась на подобную бестактность по отношению к матери – человеку, настолько любившему жизнь и все её удовольствия, чтобы быть погребённой под унылые звуки оркестра.
Вспомнила – всем распоряжался Майкл, да, он, как всегда, взял всё под собственный контроль, Майкл, при любых обстоятельствах знающий, что делать, просчитывающий каждую мелочь. Её муж. Многие позавидовали бы такому, многие желали бы укрыться за его широкой спиной, железными нервами.
Кроме Майкла, рядом с Тиной находился Дэвид с женой, увязавшейся за ним – как же, лишний легальный повод напиться до бесчувствия – Джек с телохранителем Хэнком, следующим за Тиной повсюду, и парочкой полицейских в штатском и Келли Льюис, пришедшая поддержать подругу. Напротив Тины, на том берегу могилы, томился Мэтью. Лицо его было мрачным, подобающим мероприятию, но Тина видела или скорее – чувствовала, что мысли бывшего любовника далеки от происходящего. Справа от Мэтью были Роберт и Джо, последняя плакала, пряча слёзы в дорогую кожаную перчатку. Тина стала гадать, настоящие ли слёзы проливает роковая женщина или та действительно настолько любила её мать?
На протяжении всей церемонии погода была солнечной, тихо падал снежок, серебря волосы скорбящих, Тина подумала, что кто-то сейчас, наверняка, катается на коньках или лыжах, не отяжелённый грустными мыслями о смерти и непостоянстве всего сущего. Тина даже слышала детский смех и визг от восторга, видела, как блестят на солнце лезвия коньков, сама ощущала ту лёгкость парения, когда скользишь по гладкому, будто смеющемуся от солнца, льду. Она едва заметно улыбнулась.
- Что с тобой? – спросил её Майкл позже на поминальном обеде, заказанном в дорогом, снятом им на весь день, ресторане, - Ты улыбалась во весь рот. Тина, ты понимаешь, что происходит? Или это такая реакция на горе?
- Я… Да, я понимаю, Майк. Я знаю, всё так.., - она запнулась и снова представила ледяные горки, детей, санки…
- Да ты не в себе, - Майкл схватился за голову, - я отвезу тебя домой, а то люди не так поймут.
- Пожалуйста, не надо, я должна быть здесь, Майк, всё в порядке, - но дети так и не вылезали у неё из головы, они занимали все её мысли, они катались на горках, рассекали снежные просторы на лыжах и смеялись, смеялись, смеялись…
Она ещё соображала, что по всем правилам ей нужно было сейчас произнести речь перед собравшимися, но слова, заранее приготовленные Майклом, стёрлись из памяти под натиском истерического несмолкающего детского хохота.
- Майк, что с ней? – подбежала к Прескоттам обеспокоенная Келли. Она была в чёрном брючном костюме и прозрачной чёрной шифоновой блузке, Тина подумала, что чёрный в такой солнечный день более чем неуместен, в чёрном жарко на солнце, да к тому же это цвет траура, а какой же сегодня траур, когда так звонко смеются дети?.. Она огляделась по сторонам в надежде встретить счастливый взгляд какого-нибудь ребёнка, но вместо детей обнаружила чёрную массу, сгущающуюся вокруг неё, все остальные краски исчезли, голова закружилась, разноцветные брызги стёрлись и с её одежды: Тина стояла в длинном чёрном платье с оторочкой из нежных страусиных перьев.
- Господи.., - она медленно опустилась на стул, - Я ничего не понимаю… Майк, Келли…
Майкл обнял её, Келли принесла стакан воды. Сделав глоток, Тина проговорила:
- Я не могу здесь больше оставаться.
Ни с кем не попрощавшись, они уехали домой, Келли осталась на обеде.
В машине Тина долго не могла согреться, держала руки в карманах короткого замшевого пальто с пушистым меховым воротником. Вдруг отогревшиеся пальцы нащупали маленький, в несколько раз сложенный листок.
- Что это? – спросил Майкл, увидев, как жена, вынув какую-то бумажку, читает написанное на ней, всё шире и шире раскрывая глаза.
- Кто-то подложил мне это. «Зря ты ушла». Боже мой. Это он. Я не знаю, кто это, но это он, тот маньяк, который…
- Майерс мертв, - перебил её Майкл.
- Да, Майерс мёртв, а настоящий преступник жив и он не отстанет от меня, пока жива я или он.
Буквы, из которых складывалось не то сожаление, не то угроза, были вырезаны из газетных заголовков. Отпечатков пальцев, конечно же, не было.
- Ты поедешь к моим родителям, сегодня же, - безоговорочно произнёс Майкл, когда они приехали домой.
- А ты? – Тина даже не пыталась спорить.
- Я останусь здесь, буду тебе звонить каждый час. Я не могу остаться там с тобой, потому что я езжу на работу, преступник может вычислить твоё местонахождение: где я – там и ты. У родителей тебе будет хорошо, тебе же там нравится, у них тихо – спальный район, порядочные соседи. Собирайся, я им позвоню и поедем.
Значит, к родителям. Спасаться бегством, а стоит ли? Она даже не знала, от кого. Джек связывал убийства Молли и матери, разгадка их, по его словам, крылась в прошлом. Он называл смерть Майерса не случайной. Во всей этой истории замешан кто-то близкий Тине, кто-то находящийся тогда на новогоднем приёме, иначе бы он не узнал про сейф в доме Молли. Может ли быть так, что преступник ничего там не нашёл, а убил он Молли как раз из-за того, что что-то искал, и затем, поразмыслив, пришёл к выводу, что это что-то, если его не оказалось в сейфе у Молли, должно быть у Джоан Стэнфорд. Тем более, что Молли – бывшая секретарша Джоан. Но что может связывать преступника, Молли, Джоан и Тину? Ведь записку ей в карман сунул один из тех, кто находился на обеде, а там были только родственники и знакомые, многие из которых являлись коллегами или подчинёнными Джоан. Однако, Тина практически не контактировала с этими людьми. Выходит, снова кто-то знакомый пытается что-то сказать ей: предупредить или запугать. Как недавно Майерс. То есть существует один человек из числа близких, который убил Молли и мать, и другой – любитель записок или подражатель Джастина Майерса. Уж не один и тот ли этот неизвестный?
Какая чушь в голову лезет! Тина, размышляя, укладывала вещи в сумку. Возможно, Молли убил маньяк или… Например, жена Дэвида, она ведь догадывалась обо всём. И никто не мог предположить, что эта безобидная истеричная алкоголичка способна убить любовницу своего мужа! Но теперь понятно, почему убийца был таким непоследовательным: хотел инсценировать самоубийство, но не выдержал и избил несчастную Молли до смерти, кто на такое отчается: обманутая жена, сознание которой отравлено бесчисленным количеством алкоголя.
А мать? Её бедная, несчастная мать? При странных обстоятельствах потерявшая мужа, не обделённая вниманием мужчин, но всё-таки одинокая из-за отсутствия постоянного, с серьёзными намерениями, любовника. Кто этот, последний? Грэг или Керк? На новогоднем приёме мать сказала, что рассталась с ним, не уточнив, кто кого бросил. А что, если она его? Разгневанный любовник богатой вдовы решил отомстить, чтобы та не досталась никому. Тину внезапно осенила мысль, что через неделю Роберт, мамин адвокат, должен будет огласить её завещание.
Нужно поговорить с Джеком обо всём этом, что если мать убили из-за завещания, но Тина подозревала, что большая часть всего имущества перейдёт именно к ней, значит, кто-то пытается её подставить? Нет-нет, что-то не получается… Расследованием занимается Джек, он никогда не поверит в то, что убийца – Тина, даже не допустит такой мысли.
Всё-таки Майкл хорошо придумал отвезти её к родителям, Тине необходимо выспаться и на свежую голову ещё раз обо всём подумать. Сегодня у неё был нервный срыв, после которого Тина до сих пор окончательно не пришла в себя. Ей нужен покой и ванна с пеной, и ещё тихая музыка, и свечи, и кофе, горячий, натуральный, да, и длинная ментоловая сигарета…
- Майкл, я готова, поехали быстрее! – нетерпеливо крикнула Тина в предвкушении всего вышеперечисленного.
Майкл разговаривал по телефону с Дэвидом, тот тоже рано ушел с траурного обеда, Сара, как и следовало ожидать, перевыполнила норму, и её нужно было как можно быстрее изолировать от общества. Дэйв спрашивал о здоровье Тины: Келли рассказала ему, да и многие заметили в той странную перемену.
Тине стало стыдно: уж лучше бы она разрыдалась там, билась в истерике, а она – подумать только! – улыбалась, как идиотка, на похоронах собственной матери!
- Это нервное, Тина, все поняли, перестань, - утешал её Майкл, - не волнуйся, всё хорошо.

В небольшой двухэтажный коттедж Прескоттов они приехали уже поздно вечером. Тину всегда охватывало чувство умиления, когда она переступала порог этого дома. Миссис Прескотт любила маленькие забавные вещицы вроде копий яиц Фаберже, золочёного колокола на подставке для письменного прибора, милых статуэток, фарфоровых кукол или корзиночек с сухими цветами. Во всех комнатах на полу были разостланы пушистые ковры, окна занавешивали старомодные тяжёлые шторы с бахромой и кистями, на диванах и креслах разбросаны подушки, вышитые крестиком – работы Хелен Прескотт.
- Ты останешься, Майк? – спросил мистер Прескотт, статный седоволосый мужчина.
- Нет, я уеду. Пап, я как-нибудь вам всё расскажу, но не сейчас…
- Это связано с убийством Джоан? – предположила Хелен.
- Да, - кивнула Тина, - и со мной.
Они вместе поужинали, потом Хелен показала Тине её комнату, в сущности, она могла бы этого не делать, так как все те редкие разы, когда Тина оставалась здесь, ей определяли именно эту комнату на втором этаже. В центре, под полупрозрачным пологом стояла роскошная, просто королевская кровать, рядом – столик на изогнутых ножках с двумя мягкими стульями, у противоположной стены – шкаф и маленький телевизор с видеомагнитофоном и стопкой кассет, слева от них – зеркало во весь рост и туалетный столик.
Проводив Майкла, Тина выполнила всю намеченную программу: полежала в ванне, покуривая сигарету, сварила кофе, забравшись в мягкую, со множеством подушек, постель, делая маленькие глоточки обжигающего ароматного кофе, посмотрела два фильма: комедию и мелодраму и, убаюканная мерцанием экрана и свечей на столике, нырнула в объятия сна.
Она проспала четырнадцать или пятнадцать часов, проснувшись, открыла глаза и посмотрела в окно: радостно-голубое небо продолжало издеваться, но дети больше не смеялись.
Мистера Прескотта дома не было, прислугу родители Майкла не держали, и Тина помогала Хелен готовить обед.
- Извини, что мы не были на похоронах, - начала вдруг извиняться Хелен, - Джордж неважно себя чувствовал, мы весь день провели дома.
- Всё в порядке: была бы моя воля, я бы вообще на них не ходила или не раздувала из смерти близких чего-то пафосного, искусственного, как это было сделано в этот раз, - она немного смутилась от собственных слов, они прозвучали как-то цинично, зато без примеси лжи.
- Ты так думаешь? – несколько изумилась Хелен, - Может, ты и права… Все эти чёрные одежды, от которых на душе становится ещё хуже.
Тина отбивала мясо, вспомнила, как она вдруг обнаружила на поминальном обеде, что кругом все в чёрном, деревянный молоток в её руке застучал часто-часто. Она ничего не ответила на реплику Хелен.
- Я почти не знала Джоан…
Зачем всё это? Пустые слова, которые должны быть произнесены. И так понятно, что Хелен практически не общалась с Джоан, что обе дамы с самого начала невзлюбили друг друга, слишком уж они были разные. Конечно, любого умершего жалко, если он не какой-нибудь маньяк, загубивший множество жизней, но к чему всё это облекать в «словесные формы»? Тина сама ещё не свыклась с мыслью о потери матери, не знала, как к этому относиться, подразумевалось, что отрицательно, но ведь мать в её жизни отсутствовала изначально, не проявляя ни малейшей заботы о дочери. Что же теперь?.. «Я почти не знала Джоан». Я тоже.
- Не надо, Хелен, прошу вас, - Тина отложила молоток, подошла к ней, та чистила картошку, - закроем эту тему, я всё понимаю, я тоже не знала собственную мать.
Следующие двадцать минут они молча занимались приготовлением обеда, потом Хелен неожиданно сказала:
- Я рада, что вы снова вместе, Майк очень переживал из-за вашей ссоры.
Неподходящее слово, скорее – разрыва.
- Он нечасто здесь бывает, - Тина молчала, Хелен продолжала монолог, - но когда приезжает один, разговаривает, всё больше с отцом, ну а Джордж мне потом передаёт.
- Майк рассказывал во всех подробностях о нашей… ссоре? – Тина стала медленнее резать морковь – неужели ей сейчас предстоит выслушать ещё и нравоучения свекрови?
- Не знаю, - пожала плечами Хелен, - он говорил о Джо, о тебе и этом, как его… Он думает, что ты разлюбила его, что он тебе больше не нужен.
- Майк? – зачем-то переспросила Тина, - Господи, лук весь пригорел, - спохватилась она, бросив взгляд на шипящую сковородку, и кинулась к плите.
- Надо налить немного воды и добавить ещё лука, - посоветовала Хелен, - Ты любишь его?
Тина чуть не порезала палец ножом. Ну что за допрос с пристрастием? И сколько ей ещё здесь находиться? Неделю, месяц, всю оставшуюся жизнь? Она этого не вынесет. Как можно отвечать на такие вопросы, как можно задавать такие вопросы? Хотя, вопрос самый простой: любит ли она своего мужа?
- Да, конечно, я его люблю, - кивнула Тина с улыбкой и принялась усердно чистить лук.
- Он страдает, - не унималась Хелен, взбивая яичный желток для бризолей, - Майк никогда прямо не скажет, что у него на душе – может, боится, а может, думает, что люди должны сами всё понимать, а если не понимают, зачем ему что-то объяснять – все равно не поймут.
- Знаете, у него на всё есть твёрдое мнение, и можно делать что угодно, но его не переубедить, - Тина налила себе воды и сделала большой глоток, чтобы убить желание закурить сигарету, - он до сих пор думает, что я ушла тогда не от него, а к Мэтту. Понимаете, есть огромная разница в мотиве.
- Да, ты же адвокат, тебе лучше знать.
Яблоко от яблони недалеко падает, подумала Тина и пропустила эту реплику мимо ушей.
- Мэтт – мой давний друг, а Джо вешалась на Майка и… Мужчин ведь очень легко убедить.
Нет, нельзя лезть в такие дебри, нельзя говорить матери о её сыне плохо, нельзя посвящать свекровь в детали своей семейной жизни.
- Может, ты и права, - снова обречено согласилась с Тиной Хелен, - но у него так блестят глаза, когда он говорит о тебе – ты бы видела, - с этими словами она умолкла, а Тина прослезилась – у неё была аллергия на лук.
В четыре позвонил Майкл, сказал, что заедет вечером. Тина и Хелен пообедали вдвоём, потом первая вымыла посуду и уединилась на заднем дворе с порезанной на тонкие кусочки дыней, ментоловыми сигаретами и невесёлыми мыслями.
Задним двором называлась застеклённая веранда с обогревателем, двумя креслами, торшером и журнальным столиком. Кутаясь в тёплую шаль, Тина снова возвращалась к убийствам Молли и матери. Нужно выстроить круг близких людей, если предположить, что убийца один из них: Майкл, дядя Альфред, его жена, Дэвид, Сара, Мэтью, Джек, Келли. Теперь отмести тех, кто никак не мог убить ни ту, ни другую: дядя Альфред, его жена тем более, конечно, Джек. Значит, остаются Майкл, Дэвид, Сара, Мэтью и Келли. Нет, Келли не могла этого сделать. Хотя, она сестра Сары, и они вполне могли вместе избавиться от Молли, но убийство Дайан?
Или взять, например, Майкла – он привёз Тину сюда, только он знает, где она сейчас, он был всегда рядом на похоронах и затем на обеде, он в любой момент мог подсунуть записку. «Зря ты ушла». Да, зря она ушла от него. Не сходится. Она к нему уже вернулась, что, он сумасшедший с просроченными записками?
Господи, это ужасно – подозревать близких людей, бояться доверять кому-либо, оставаться наедине с собой. Просто наедине – одной в пустом чужом доме, кажется, Прескотты собирались вечером куда-то идти. А да, Майкл обещал приехать… Майкл. Что, если он вправду преступник? Тина поймала себя на том, что уже начала грызть корки от дыни. Что же делать?
Докурив третью сигарету, Тина ушла с веранды, выпила зелёного чая с жасмином, говорят, он полезен для желудка, и решила отвлечь себя каким-нибудь нехитрым занятием. Посмотрела в зеркало на своё отражение. Да она же не выщипывала брови ещё с того века! Брови, естественно, пришли в полнейшее запустение. Поискав в дорогой кожаной косметичке щипчики для бровей, Тина начала их реконструкцию. Закончив процедуру, она умылась и аккуратно, не торопясь, накрасилась, затем расчесала волосы, они, кстати, как и брови, потеряли ту форму, которую им придали в салоне месяца три назад, чёлка отросла и лезла в глаза, цвет волос потускнел. Надо бы попробовать что-нибудь другое, подумала Тина, поменять «имидж». Завершить туалет она решила сменой одежды на трикотажный костюм с абстрактным рисунком из разной формы квадратов на чёрном фоне, состоящий из длинной юбки с разрезом сбоку и короткой кофты на молнии.
Оказалось, что мистер Прескотт уже вернулся с работы, они с Хелен пили чай в гостиной на первом этаже, Джордж что-то оживлённо рассказывал, а Хелен звонко, как давеча любители лыж и коньков, смеялась. Почти сразу за Джорджем приехал Майкл, родители собирались в оперу, а потом – к друзьям на всю ночь, Майкл тоже не мог остаться: он должен был вернуться в офис – у фирмы были какие-то проблемы.
- Как я останусь одна? – возмутилась Тина.
- Послушай, здесь тихое место, абсолютно никто не знает, где ты. Родители приедут завтра утром, я буду тебе звонить, хочешь? Поставь сотовый на вибрацию, если не уснёшь – ответишь, хорошо? Я не могу сейчас остаться, меня просто уволят, если я не приеду в контору. Там чёрт знает, что творится. К тому же снаружи в машине Хэнк. Тебе нечего бояться.
Тина кивнула.
- Конечно. Я запру все двери и лягу спать. Всё будет хорошо. Побудь со мной ещё немного.
Они сидели на диване в гостиной, горел огонь в камине, Тина положила голову Майклу на плечо.
- Я решила осветлить волосы.
Он поцеловал её в висок.
- Хорошо.
Ему всё равно.
- Тебе, - Майкл убрал со лба жены непослушную чёлку, - пойдёт.

Позже, когда Тина читала детективный роман очередного гения письменного искусства, зазвонил телефон.
- Ты специально это делаешь, да? – голос Джека был немного насмешливым, - от меня, что ли прячешься или от маньяка-убийцы?
- Привет, кстати.
- Привет-привет. Мне постоянно приходится тебя где-то отлавливать. Ты так часто меняешь место дислокации, что я вынужден спросить: опять случилось что-то экстраординарное?
- Приезжай – расскажу.
Он был у неё уже через пятнадцать минут. Тина показала Джеку загадочное послание.
- Вспомни, пожалуйста, - попросил он, - кто подходил к тебе на похоронах, кто был рядом.
- Та-ак… Майкл, ты, Хэнк, Келли, Дэйв и Сара. Мы стояли у могилы… Перед этим мы ехали с Майком в машине, только мы вдвоём. Потом – сами похороны, но руки у меня были в карманах – я забыла перчатки – мы опаздывали, я торопилась. Потом, на обеде я отдавала пальто в гардероб, но там же следят за ним…
- Да-а… Если бы ты сказала об этой записке раньше, работники гардероба ещё бы помнили, кто мог войти или входил туда под каким-нибудь предлогом. Хотя, можно попытаться. Домой ведь вы уехали раньше других и опять вместе с Майклом?
- Угу. Я обнаружила листок в машине.
- В каком он был состоянии? Как-будто его только что положили или измятый? Холодный на ощупь или нет? – Джек что-то записывал в маленький блокнот.
- Я не знаю, мои пальцы были холодными, я замёрзла, держала руки в карманах, и только когда они отогрелись, я нащупала этот несчастный листок.
- Постой, - Джек вдруг отложил блокнот, выпрямился, - на кладбище к тебе подходил Мэтью. Ведь его не было рядом с тобой, он стоял напротив нас, а потом…
- Да, - кивнула Тина, – точно, он подходил за зажигалкой. У Майка она была далеко, а у меня - в кармане. Я вынула её, он забрал, постоял со мной немного и ушёл.
- С твоей зажигалкой? – уточнил Джек.
- Нет, - Тина помотала головой, вспоминая, - я отдала ему зажигалку, он прикурил сигарету. Так кощунственно, у края могилы, - поразилась она только сейчас, - потом он протянул её мне обратно, но обе мои руки держал Майкл, грел их в своих, и я сказала Мэтту, чтобы он положил зажигалку мне в карман.
- И долго его рука была в твоём кармане? Ты ничего не заметила подозрительного? После того, как Мэтт прикурил, он не убирал зажигалку, например, к себе в карман?
- Нет, нет, Джек. Это невероятно. Абсолютно исключено. Сколько времени требуется для того, чтобы прикурить сигарету? Секунды три, если нет ветра, а ветра не было. Я видела руки Мэтта, обе. Он тут же отдал мне зажигалку, я ведь сама попросила его положить мне её в карман, не думаю, что зажигалка – предлог. Потом я снова сунула руки в карманы, и там ничего не было, кроме зажигалки.
- Но ведь твои руки были замёрзшими, нащупать объёмный металлический предмет легче, чем маленький листочек бумаги, который впоследствии в машине ты не сразу обнаружила.
Тина закурила.
- Нет, я же говорю, Майк отогрел мои пальцы, листка в кармане не было.
- Хорошо, - согласился, то ли просто для вида произнёс Джек, - больше он или кто-то другой вот так же к тебе не приближался?
- Вроде бы нет. Келли обняла меня один раз, в самом начале, выражала эти чёртовы соболезнования. Дядя хлопал по плечу. Дэвид просто кивнул, Сара вообще не подавала никаких признаков того, что адекватно реагирует на происходящее. По всей видимости, несчастье задело струны её трепетной души настолько, что она начала зализывать раны ещё накануне.
Джек улыбнулся.
- А остальные родственники или знакомые, на похоронах было много народа?
- Всё это было вначале, самым последним подходил Мэтт, но после этого записки не было. Наверное, ее подбросили в гардеробе.
- В ресторан вы ехали опять вдвоём с Майклом? – Джек не спрашивал, размышлял вслух, - нужно будет смотаться в этот ресторан. Ты сама не думала о мотиве убийства миссис Прескотт, о смысле написанного в записке? – и Тина передала ему последние свои умозаключения.
- Хорошо, - выслушав Тину, произнёс Джек, - значит, ты подозреваешь своего мужа, Дэвида, его жену и Мэтта. Но, - Джек щёлкнул зажигалкой, прикуривая сигарету, - вина Дэвида не доказана в первом случае – в убийстве Молли, - напомнил он, - честно говоря, между этими двумя убийствами связь очень туманная, тем более, что между ними довольно большой промежуток времени. Убийца специально выжидал? Или он настолько несдержан, как это видно по тому, что он сделал с Молли, что не планировал убивать миссис Прескотт, а под влиянием чего-то внезапно совершил это преступление.
Повисла пауза. Тина думала о том, что обе жертвы – близкие ей люди, что всё это странно и не укладывается в голове, Джек пытался заставить себя не помнить о том, что обсуждает с Тиной убийства её матери и лучшей подруги.
- Давай попробуем подобрать для каждого подозреваемого мотив, - предложил Джек, нарушив утомительную паузу.
- Давай, - согласилась Тина, - Майкл. В первом случае – не могу придумать, а маму он мог убить из-за своих каких-то дел, - она в задумчивости развела руками, - бизнеса. Мэтт – то же самое с Молли, а Джоан была его любовницей, возможно, - она пожала плечами, - из-за ревности. Дэйв?.. Те же дела с моей матерью, что и у Майка, может, они.., - Тина нервно покачала головой.
- Да, это всё тяжело, конечно, - проговорил Джек, - но ты не можешь придумать для каждого двух мотивов. Вероятно, у кого-то из них он есть, но мы о нём не догадываемся. Если покопаться в прошлом… Согласиться с тобой, что Майерс не маньяк, а настоящий преступник на свободе. Господи, какой-то тупик… Кажется, что ответ на поверхности, но его никак не ухватить.
- Да уж, - вторила Джеку Тина, - а что там насчёт прошлого?
Джек потёр лоб.
- Если связывать все преступления, так уж до конца. Можно допустить безумную мысль, что настоящий маньяк на свободе и именно он убил Молли и Джоан.
- Который напал на меня? - упавшим голосом добавила Тина, - Тогда Мэтт отпадает.
- Прости, но ты, по-моему, преувеличиваешь способности своей памяти: то глаза у Майерса не те, то… Ты знала Мэтью совсем с другой стороны, не приглядываясь, в ином контексте, даже если бы он был тем маньяком, ты бы не узнала его. К тому же, я не думаю, что он так же агрессивен с тобой…
Тина смутилась.
- Как мне всё это надоело! Уехать бы куда-нибудь подальше отсюда.
Джек погладил её по плечу.
- Этот клубок надо распутать и тогда можно куда-нибудь уехать. Я вот ещё подумал, что, когда пропал твой отец, действующие лица были те же, и следствие так же зашло в тупик. Возможно, мы что-то упустили тогда, но насколько я помню, у всех было такое железное алиби, как и сейчас: прислуга никого не видела, кто-то был на работе, и это могут подтвердить сотрудники, кто-то… Послушай, я сейчас съезжу за досье по убийству твоего отца и мы всё сравним.
- Я поеду с тобой, - встрепенулась Тина, - я не останусь здесь одна.
- Это займёт каких-то пятнадцать минут, я съезжу один, зачем тебе мотаться туда-сюда.
- Но ты же на машине, Джек.
- Пятнадцать минут, хорошо? Время пошло, - и он сорвался с места и направился к выходу.

Джек уехал, залаяли собаки, заслышав шум мотора. Тина смотрела телевизор. Снова забеспокоились собаки, она подумала, что Джек вернулся, выбежала в прихожую и уже около входной двери поняла, что звонка не было. «Успокойся, это просто кто-то прошёл мимо или проехала машина…» Но Тина заметила, что снаружи, на крыльце, не было света. «Кто-то выкрутил лампочку, - пронеслось в голове, - Свет горел, когда Джек уезжал! Господи, что делать!?»
В ответ на её мысли дверная ручка задёргалась.
- Джек? – крикнула она, - Джек, это ты? Хэнк?
Молчание, только грохот в дверь. Тина схватила с комода статуэтку, если посильнее ударить, можно пробить голову или даже убить.
Собаки продолжали лаять, дверь под невидимым напором почти сошла с петель, Тина бросилась к телефону, но трубка хранила молчание, сотовый был наверху, она на секунду закрыла глаза, чтобы успокоить взбесившееся сердце, открыла и оказалась в полной темноте.
- Кто вы? – заорала Тина, сжимая статуэтку в обеих руках, - Что вы хотите?
Из окна у входной двери заструился свет, залив тёмную прихожую, Тина заметила чей-то силуэт, всего на мгновение, с той стороны двери, лица не было видно, как и всего остального – лишь контур. Тина замолчала и присела на корточки, чтобы этот страшный человек её не увидел.
Однако он куда-то пропал, опять залаяли собаки. «Ушёл». Неужели Хэнк его не заметил? В темноте Тина на корточках просидела ещё минут десять, пока её сердце не разорвалось от дверного звонка.
- Джек? Кто это? – закричала она срывающимся голосом и поразилась тому, как звук прорезал тишину.
- Тина, это я!
Она кинулась к двери, открыла, всё ещё не выпуская из руки статуэтку, и задушила Джека в объятиях.
- Почему нет света? Что случилось? – обеспокоено спрашивал он, пока Тина приходила в себя на его груди.
Позже она, успокоившись, рассказала ему о ночном визите, Джек закрутил вывернутые пробки у двери чёрного входа и обнаружил ещё одну записку, она лежала на пороге, и Тина не заметила её в темноте. Содержимое послания, составленное из вырезанных букв из газетных заголовков, было следующее: «Отдай мне это».
Телохранитель Хэнк в бессознательном состоянии сидел в своей машине, его вывели из строя газовым баллончиком: невысокий парень в тёмных очках просил прикурить. Тина накормила охранника и отправила его домой – отдыхать.



- Господи, сколько можно, я так устала! – почти кричала Тина, они с Джеком были на кухне, ели, вернее ел один Джек, Тине кусок в горло не лез, она нашла в баре красное сухое вино и лихорадочно пила уже третий фужер.
- Ты можешь сказать, кто это был: мужчина или женщина? – спросил Джек, отодвигая пустую тарелку и наливая вина и себе.
- Точно нет. – Тина помотала головой, - но судя по росту и комплекции – мужчина. Наверное, мужчина. Вроде бы невысокий, коренастый… Хотя было темно, и я видела его всего несколько секунд. Правда, теперь мне уже кажется, что всё это я придумала и на самом деле ничего не было.
- Ты успокоишься и вспомнишь ещё что-нибудь, - ободрил её Джек, - Кстати, как ты думаешь, если посмотреть запись, сделанную в доме у Молли, то у тебя получится сравнить человека, запечатлённого там, и сегодняшнего незваного гостя? Походка, силуэт, комплекция, рост? Приблизительно?
- Я могу попробовать, - неуверенно согласилась Тина, - но может получится так, что я непроизвольно начну что-то воображать, то, чего на самом деле не было, и человек на плёнке превратится, даже если это не он, в нашего шутника – почтальона.
- Засранец обезвредил Хэнка, - прикуривая сигарету, пробормотал Джек, - Он что, специально выжидал, когда я уйду? Ну да, естественно, вырубить одного мужика легче двоих… Я обязательно найду его, ты веришь мне, Тина? – он внимательно посмотрел на неё.
- Конечно, - кивнула она, - почитаем то, что ты принёс?


Два года назад утром Артур Стэнфорд неожиданно быстро куда-то уехал из дома на своём автомобиле без водителя и телохранителей. О цели и месте своего визита он никому из домашних не сообщил. С тех пор сведений об отце Тины никаких не поступало, он был объявлен пропавшим без вести и спустя некоторое время по просьбе Джоан Стэнфорд похоронен: вместо тела в гробу лежали некоторые вещи Артура. Было выяснено, что мистеру Стэнфорду утром никто не звонил, по крайней мере, на домашний телефон, однако Тина вполуха слышала, что отец с кем-то разговаривает по сотовому телефону, из всего диалога она уловила лишь фразу: «Что это шумит на заднем фоне?», но звонок не был отслежен из-за неполадок на станции мобильной связи.
- Мои родители никогда не любили друг друга, - заявила Тина, - их семьи были богатыми и влиятельными в определённых кругах, относились к высшему свету общества. Мои бабушки и дедушки, пользуясь родительской властью, поженили их, объединив огромные капиталы. 19 лет назад мои мать и отец учредили компанию по продаже недвижимости, до меня доходили слухи, что это всего лишь прикрытие, что на самом деле их бизнес – совсем другой, криминальный, теперь, после смерти матери я могу об этом сказать. Не знаю, что будет со всем этим дальше. Если владелицей стану я – наверняка разобью по частям и продам каким-нибудь крупным компаниям.
- Через год после исчезновения мистера Стэнфорда была убита его любовница – подруга Молли. Убита как раз нашим с тобой маньяком – его единственная жертва, то есть единственная женщина, которую он лишил жизни, - Джек потёр брови и вспотевший лоб.
- Её убили, когда Майерса выпустили под залог, - добавила Тина, - Неужели всё связано? Этого не может быть.
- Постой, - Джек полистал страницы досье, - в тот день два года назад Джоан была на работе – уехала раньше обычного, не дожидаясь мужа, потому что у персонала возникли какие-то неразрешимые без хозяйки вопросы. Это подтверждено четырьмя сотрудниками, двое из которых её и вызывали, - Джек оторвался от бумаг и поднял глаза на Тину, - интересно, звонили именно ей или она первая взяла трубку?
Тина бросила взгляд на каминные часы: половина третьего. Бесконечно длинная ночь! Все телевизионные каналы уже закончили своё вещание, забытый телевизор мерцал ярко-голубым светом. Тина отставила блюдо с виноградом, который она поедала в бешеных количествах, протянула руку к пульту, чтобы, наконец, выключить несчастный телевизор, и ощутила вовсе не холодную пластмассу с резиновыми кнопками, а живые тёплые пальцы – Джек одновременно подумал о том же самом и опередил Тину буквально на пару секунд.
Она давно забыла, какие у него пальцы на ощупь: такие горячие, даже зимой, и гладкая кожа… По спине пробежались мурашки. Джек накрыл её руку другой своей, свободной рукой. Тина прижалась щекой к его щеке, коснулась пальцами его шеи, от которой пахло чуть-чуть сладковатой туалетной водой, незнакомой, но приятной. Язык онемел и чувство восторга, смешанное с удивлением защипало корни волос.
Не выпуская пульта, они вместе выключили телевизор, пульт выпал из рук, из сплетённых пальцев. На столе горела лампа с зелёным абажуром, лежало раскрытое досье, растрёпанный блокнот Джека, виноград Тины, но все эти предметы уже не интересовали своих хозяев.

Тина проснулась рано, тут же взглянула в окно – небо было хмурым, серым, кажется, даже это не небо, а снег, метель… «Когда же лето?» - сонно подумала Тина и потянулась, рука наткнулась на что-то тёплое и большое. «Господи! Нет!» Джек лежал рядом, наверное, спал, а может, из-под опущенных ресниц наблюдал за ней. Тина перевернулась на бок и попробовала восстановить события прошлой ночи. Ей не верилось, что Джек был в одной с ней кровати. Джек, несколько лет тому назад бросивший её, Джек, женатый мужчина, в её постели, постели замужней женщины… О, боже! Они же в доме родителей Майкла! Их вчера не было дома, но теперь-то они уже наверняка приехали! А машина Джека!? Они, должно быть, удивились, кто припарковался на их стоянке… Можно сказать, что это автомобиль Хэнка, она ведь вчера его отпустила. А что, если он вернулся?
Тина вскочила с постели, накинула махровый халат с капюшоном, поискала в тумбочке сигареты, не нашла, принялась рыться в шкафу, в ящиках туалетного столика. Пачка оказалась в ванной. Тина закурила, вернулась в комнату. Джек по-прежнему спал. Как ему отсюда уйти незамеченным? Через балкон – традиционно? А перед побегом спрятаться в шкафу?
Тина лихорадочно, из стороны в сторону, перемещалась по комнате, подперев один бок левой рукой, в другой руке зажав сигарету. Могли родители, например, Хелен, заглянуть сюда? Или Майкл? Вдруг он приехал утром навестить её? Чёрт, он же хотел позвонить вчера!.. Тина бросилась к телефону, он заряжался на туалетном столике. Схватив его, она смахнула рукавов несколько тюбиков с кремом. Грохот был слышен, наверное, на улице, Тина быстро обернулась: Джек не проснулся. Слава Богу. Так, Майкл звонил два раза. Сообщений не присылал, подумал, что она спит. Ладно. Тина положила телефон обратно, подняла то, что уронила. Прислушалась: в коридоре около спальни никого вроде не было. Может, родителей ещё нет? Тина посмотрела на часы: доходило десять утра.
- Джек! – шепнула она ему на ухо, снова забравшись на кровать и теребя Джека за плечо, - проснись! Джек!
Он открыл глаза, улыбнулся.
- Джек, тебе надо немедленно уходить отсюда!
Улыбка медленно исчезла с его лица, глаза округлились.
- Чёрт!
Он вскочил с кровати, принялся искать свою одежду, нашёл, в спешке кое-как натянул джинсы, свитер.
- Блокнот! Мой блокнот и досье! – громким шёпотом сказал он, - Всё осталось в гостиной!
Тина от ужаса села на кровать.
- Можно объяснить, что ты приходил и…
- Забыл, - кивнул Джек, - ну конечно. Вместе с верхней одеждой – неожиданно стало жарко.
Тина опять прислушалась, прислонив голову к двери.
- Всё тихо, - чуть приоткрыла её, выглянула в коридор, - пойдём по проторенной дорожке, да? – сказала Тина, осторожно закрыв дверь, - Если мистер и миссис Прескотт уже дома, я их отвлекаю, и ты проходишь через кухню, если нет, то нам повезло.
- Блокнот и досье я заберу потом, - кивнул Джек, - Стать бы невидимкой, а? Как этот наш, как бы его назвать-то? Почтальон? Любитель газетных заголовков? Везде проходит незамеченным…
Тину бросило в жар. Вчера ночью «почтальон» объявился сразу после ухода Джека. Да, конечно, он мог выжидать в засаде, пока Джек не выйдет из дома, но откуда у него такая уверенность в том, что Джек собирался покидать дом? Ведь идея съездить за досье пришла Джеку позже, тем более, что в столь поздний час Джек не оставил бы Тину одну дома, а злоумышленник или кто он там должен был бы знать о том, что Тина осталась одна, при условии, что он за ней следит. Господи, это Джек. Да, он высокий, вроде бы тот человек пониже ростом, но Тина видела его лишь на расстоянии и один раз, он мог специально слегка пригнуться. Боже! Тина взглянула на Джека и отвела глаза в сторону. Её всю заколотило, по телу пробежали опять мурашки, но уже от невозможной догадки. Это он! Он и тот маньяк-насильник – одно лицо, вот почему Джек так рьяно доказывал виновность Майерса! Джек…
- Это ты! – закричала она, - Это ты! Признайся! Сколько на твоей совести загубленных жизней! Прикрываешься работой в полиции?! А? Ты подставил Майерса и ты же сбросил его с балкона! Кому, кроме тебя удобнее всего подкинуть мне эти записки? На тебя же невозможно подумать! Мне никто не поверит! Хотя, ты, наверное, убьёшь меня сейчас!
Тина уже сама не понимала, что говорит, не контролировала свой голос и его громкость. В спальню ворвались Джордж и Хелен. Тина не успела ещё заправить постель и поднять с пола свою раскиданную ночью одежду. Джек всё это время молча смотрел на неё, не пытаясь перебить её гневный монолог.
Родители Майкла выглядели запыхавшимися, вероятно, бежали по лестнице на второй этаж, услышав вопли Тины. Джордж сжимал кулаки, Хелен прихватила с собой нож: Майкл рассказал им об угрозе нападения маньяка, и они, очевидно, подумали, что час расплаты настал.
Тина заметила их краем глаза, но не сознанием, всё продолжала яростно выкрикивать разоблачающие Джека тирады. Когда она на секунду замолчала, чтобы перевести дыхание, Джек воспользовался паузой:
- Ты не понимаешь, что говоришь. Посмотри на меня. Я Джек, ты меня узнаешь? Пройдёт время – час, день, неделя, пять минут и ты поймёшь, что я не маньяк. Это эмоции, Тина, всё пройдёт.
Она часто-часто заморгала, увидела, наконец, Прескоттов.
- Доброе утро.
Они не ответили, синхронно покачали головами и вышли из спальни.
Тина схватила пачку, пахнущую ментолом, села на кровать, хотела вынуть сигарету, но внутри было пусто. «Как в моей жизни» Она заплакала. Джек опустился рядом, вздохнул.
- Всё кончено, - произнесла Тина, - Прости меня, Джек.
- Послушай, поговори с ними, - начал было он.
Тина остановила Джека, прикоснувшись указательным пальцем к его губам.
- Это не поможет, тем более, о чём я буду с ними говорить? О том, что вечером у меня не было сил даже на то, чтобы аккуратно повесить одежду на стул, или о том, что ты любишь наносить утренние визиты? Причём в спальне, разумеется, уютнее, она меньше остальных комнат, большие размеры тебя пугают… А блокнот случайно выпал у тебя из кармана и, вот везуха-то, прямо на стол, а на столе два фужера – ну не люблю я подливать вино в один и тот же, это как-то не эстетично. Понимаешь, Майкл для Прескоттов на первом месте, они ему обязательно всё расскажут, если он уже не едет сюда. Пусть сыночку будет больно, но он должен знать правду о своей жене.
Джек не знал, что ответить. Тина надела джинсы, длинную тёплую вязаную кофту с большим воротом, расчесала волосы, взяла сумку, телефон и выбежала из комнаты. Джек последовал за ней, но она быстрее него накинула песцовый полушубок, шарф, обулась и бросилась прочь из дома.

Хэнк, оказывается, уже приехал, его машина тронулась с места, как только Тина вышла за ворота.
- Хэнк, - она махнула ему рукой и подбежала к окну, - пожалуйста, отвези меня куда-нибудь подальше отсюда.
Он высадил её около супермаркета в центре города, шёл снег, не переставая, крупными хлопьями. Снежинки падали на ресницы, щекотали нос, Тина накинула на голову шарф, обмотала вокруг шеи, стало теплее, но только не на душе. Она отключила сотовый – связь с миром - о стольком нужно было подумать, а у неё не было на это сил. Она всё сама испортила: подняла шум, родители Майкла услышали и… Или она испортила всё ещё вечером, то есть ночью, когда позволила себе минутную слабость? Зачем ей было спать с Джеком? Как дальше смотреть ему в глаза, и ещё эта её выходка? Господи… Она обвинила Джека – Джека! – во всех этих преступлениях: убийстве матери и Молли, нападении на неё саму, изнасиловании женщин. Предварительно переспала с ним и – вперёд!..
Тина просто ненавидела себя. Она убежала из дома Прескоттов, но как убежать от себя? От своих мыслей не спрятаться в толпе, не затеряться в шумных магазинах и дешёвых кафе. И у неё опять не было дома: ту квартиру, что Тина снимала совсем недавно, она потеряла после воссоединения с Майклом. Теперь снова придётся что-то искать. Пора, наконец, купить свою квартиру, что ли?
Она спросила в первом попавшемся киоске «Salem» с ментолом, но их не было, пришлось взять какие-то другие, хуже, крепче, но ждать Тина не могла: её бил озноб – нервный, не от холода. Она шла всё дальше и дальше мимо нарядно оформленных витрин, включённых фонарей – день выдался пасмурный и оттого на улице было темно – запорошённых снегом лавочек, бездомных собак, спешащих людей… Все почему-то смотрели невидящим взглядом, обращённым внутрь себя, к своим бытовым проблемам, мелким обидам и большим радостям. Где-то среди них скрывается маньяк, подумала Тина. Возможно, он следит за ней, возможно, уже подсунул ей в сумочку или карман какую-нибудь очередную записку. Она проверила: нигде ничего не было. Страшно. В толпе, наоборот, чувствуешь себя одинокой, покинутой всеми. Никому нет до неё дела, лишь поджавшие хвост собаки таращатся голодными глазами.
Тина увидела вывеску: «Косметический салон», зашла. Внутри было тепло и уютно, пахло хвоей, красивая пышная ёлка стояла в углу между двумя мягкими кожаными диванчиками, бежевые драпированные шторы полностью занавешивали полукруглые окна и подсвечивались неяркими, в форме экзотических птиц, золочёными бра. Из-за стойки, расположенной напротив входа в салон, навстречу Тине вышла холёная молодая женщина в строгом брючном костюме, с забранными в пучок гладкими тёмными волосами и приветливой улыбкой. Она спросила о намерениях и пожеланиях Тины, Тина пожелала постричься, покрасить волосы в ярко-белый цвет и сделать маникюр и педикюр.
Через три часа Тина не узнала себя - и почему она никогда раньше не осветлялась? - ей так шла короткая причёска и уложенная набок отфилированная чёлка. На длинных ногтях сверкали стразы, ногти на ногах покрывал лак розовато-бежевого цвета, глаза, сильно подведённые и обрамлённые густо накрашенными ресницами, улыбались.
Напоследок Тина выпила чаю с зефиром в баре на первом этаже салона и, позвонив хозяевам бывшей своей квартиры, назначила им встречу. Она была так увлечена очередной волной любви к жизни, что забыла о Майкле, его родителях и Джеке, просто вычеркнув их из памяти.
Оказалось, что квартира пустовала в ожидании Тины, на радостях она заплатила за неё на полгода вперёд, взяла ключи и уже хотела было ловить такси, как совершенно случайно встретила Джо.
- Привет, - Джо неожиданно мило улыбнулась, - рада тебя видеть.
Тина улыбнулась в ответ. Господи, Джо здоровается с ней! Она даже забыла, что только что до неузнаваемости поменяла свой облик.
- Ты покрасилась! – Джо всплеснула руками, - Тебе очень идёт! Я сама всё думаю, что бы сделать с волосами.., - она провела свой довольно широкой ладонью по густым длинным тёмным волосам, немного погрустнела, даже нахмурилась, - Холодно сегодня, а я без шапки и без машины, - заметила она, кутаясь в роскошное меховое пальто от Ungaro.
- А я как раз собиралась поймать такси, - сказала Тина.
- Едешь домой? – поинтересовалась Джо, становясь всё мрачнее.
Тина помотала головой.
- Не совсем… Столько произошло, понимаешь, что я не хотела бы туда возвращаться…
Но она вернулась – к мыслям о Майкле, Джеке и Прескоттах. Можно всё отрицать, придумать уйму оправданий, поговорить с Хелен и Джорджем, но Тина не хотела: она просто чувствовала, что всё кончилось.
- Поедем ко мне, - предложила Джо, - мужа нет дома, а я давно хотела с тобой поговорить.

Большая роскошная квартира Бенсли напоминала Тине особняк её родителей: всё словно ненатуральное, искусственное, красивое до безумия и неживое. Домашние тапочки – и те отделаны какими-то золотыми нитками, стразами, колечками, на высоком каблуке – зачем? Статуя из стекла и металла посреди гостиной, постоянно журчащий мини-водопад в японском стиле в столовой, звенящие от каждого лёгкого прикосновения к ним фарфоровые цилиндры, свисающие с потолка – это не фигурки из слоновой кости и кружевные салфеточки в гостиной рукодельницы Хелен Прескотт.
Джо сварила кофе Тине, себе налила зелёного чая, в квартире курить было нельзя, но Тина очень хотела и оттого нервничала – или нервничала и потому хотела курить? Но Джо была непреклонна – с недавнего времени она стала поборником здорового образа жизни и обходила стороной вредные привычки, разве что спала с чужими мужьями.
- Мы с тобой отдалились друг от друга, - начала Джо, выдержав приличную паузу, - а ведь мы сёстры, пусть двоюродные, но мы родные люди. Помнишь, как мы играли в детстве? – Тина кивнула, - Я заметила это за собой: в последнее время многие близкие люди стали для меня чужими, взять хотя бы моего мужа… Тут, конечно, я думаю, возраст играет большую роль. Я хотела попросить у тебя прощения за то, что разлучила вас с Майклом.
Неожиданный поворот событий!.. Она разлучила их с Майклом! Кто бы мог подумать, что Джо позвала Тину к себе домой, чтобы официально взвалить на себя эту тяжёлую ношу!
- Ты здесь ни при чём, - Тина положила в рот предпоследнюю плитку шоколадки – страшно хотелось курить, а постоянное присутствие на языке чего-либо съедобного притупляло это желание, - Я не хочу затрагивать эту тему, потому что и так уже слишком много времени ей посвятила.
- Нет-нет, - Джо подлила ей ещё кофе и схватила за руку, - Ты моя сестра, а я так предала тебя и не только тебя, но и Роберта, да и Майкла тоже. Не скрою, он всегда привлекал меня как мужчина, не более, лишь внешне и всё. Твои же чувства оказались затронуты. Прости меня.
- Ты любишь Роба? – вдруг спросила Тина.
Джо подумала немного, нет, вопрос её не смутил, не поставил в тупик, и видно было, что она ожидала его.
- Куда-то всё делось в одночасье, - Джо говорила медленно - подбирала слова, как будто рядом сидел Роберт, и она боялась его обидеть, - Может, страсть прошла, обычно она проходит ещё быстрее. Я ни о чём не жалею, но, возможно, я его разлюбила, хотя чувствую, что всё ещё можно вернуть.
- Ты не говорила с ним о ваших отношениях?
- Нет, он даже не упоминал о Майкле. Роб увёз меня с похорон Молли, где я была с твоим мужем, мы ехали молча, дома он приготовил сам ужин при свечах, мы танцевали, потом он на руках отнёс меня в спальню. И долгое время всё было чудесно, а сейчас… Он снова ушёл в работу, я одна, я всегда одна, - и Джо заплакала, склонив голову к руке Тины, лежащей на столе. Тина хотела убрать руку, но пальцы застыли и не двигались, Джо продолжала всхлипывать, не поднимая головы. Пальцы Тины обмякли, зашевелились и коснулись мокрой и одновременно тёплой, почти горячей, щеки Джо.
Джо замерла, подняла голову, сдула с носа выбившуюся прядь волос, но та оказалась непослушной, но руки тоже не двигались, чтобы помочь губам. Тина, не глядя на Джо, аккуратно заправила её волосы за ухо и остановилась на несколько толстоватой мочке.
- У тебя не проколоты уши? – шёпотом спросила она и взглянула на Джо. Стало немного жарче, вот и по щеке сестры катились капельки пота – нет, это были слёзы. Тина подумала, что неплохо бы снять тёплый свитер, и нервный импульс уже побежал от мозга к рукам, когда глаза заметили, что её левая рука трогает мочку уха Джо, а правая прижата к её щеке. Тина задышала часто-часто, казалось, будто окружающие предметы так же вздымаются вверх и, срываясь, опускаются вниз. Джо смотрела на неё пристальным немигающим взглядом тёмно-карих глаз, у неё были очень красивые брови и пухлые губы, солёные от слёз, и гладкие, идеальной формы, плечи…
Они оторвались друг от друга, услышав звонок, скорее, они почувствовали его кожей и вздрогнули, оттолкнув друг друга.
Джо побежала открывать, на ходу запахивая халат, Тина долго не могла найти своё нижнее бельё, потом джинсы… В голове шумело и, кажется, играла какая-то мелодия, а может, она лилась из распахнутых настежь окон, хотя была зима и окна зимой обычно закрыты… Господи, как хорошо!.. Тина обнаружила под диваном выпавшие из кармана джинсов сигареты, отдёрнула прозрачную лёгкую занавеску, открыла балконную дверь, вышла, закурила. На улице стоял мороз, а ей было жарко, деревья гнулись от сильных ударов ветра прямо в сердце… Тина улыбнулась, пригладила взъерошенные волосы, снова взлохматила.

Джек не спал уже вторые сутки, не ел, только пил кофе и курил, но собственное здоровье его мало интересовало, он чувствовал, что близок к цели, к разгадке.
Джек сидел в своём кабинете, перед компьютером, со стопкой папок и бумаг. О ночи с Тиной он запретил себе даже вспоминать, работа – прежде всего. Ничего личного, как говорится, сплошной бизнес.
На большом, уже изрядно замусоленном листе, по пунктам были перечислены события с момента пропажи мистера Стэнфорда:
- 2 года назад пропал мистер Стэнфорд
- 1 год назад в городе появился маньяк
- его поймали
- его отпустили под залог до суда
- убита любовница Артура Стэнфорда
- маньяк взят под стражу
- маньяк сбежал
- нападение на Тину
- Тина получила записку о готовящемся самоубийстве Майерса
- Записка написана от руки, почерк Майерса
- убита Молли, подруга любовницы Артура и секретарша Джоан
- Тина говорила о каких-то тёмных делах Стэнфордов
- соответственно, любовница Артура могла знать о них и сказать Молли
- убийца Молли – одиночка, мужчина
- самоубийство Майерса
- дядя Альфред рассказал про сейф в доме Молли
- сейф оказался пустым
- убийство Дайан
- на похоронах Дайан Тине подсунули записку
- слова в записке составлены из букв, вырезанных из газет
- неизвестный пробрался в дом Прескоттов, появилась ещё одна записка, сходная с предыдущей по оформлению
- неизвестный – предположительно, мужчина
Так… Джек в сотый раз пробегал глазами список. Что ж… Он поднялся с вертящегося офисного стула, включил электрический чайник, насыпал в большую кружку очередную ложку кофе. Если всё это связано, а связь, в принципе, вполне очевидна: сначала убийство Артура, затем его любовницы, потом её подруги и, наконец, её, то есть Молли, начальницы, то есть жены Артура, - убийца, тот невысокий мужчина с плёнки, задался целью истребить Стэнфордов, а Молли и её подруга стали невольными свидетельницами чего-то… как бы это назвать? Непотребного, что ли.
Чайник вскипел, Джек залил вкусно пахнущие гранулы растворимого кофе водой, сделал глоток, обжёгся, быстро отставил чашку, закурил.
Честно говоря, с самого начала он подозревал Дайан, ведь после смерти мужа, вернее, бесследного исчезновения, она стала полноправной хозяйкой всего имущества Стэнфордов, а это огромное состояние. Любовница мужа начала шантажировать её, и Дайан наняла кого-то, кто убил шантажистку, имитируя почерк объявившегося в городе маньяка. Как-то уж очень удачно он подвернулся, этот маньяк!.. И так же удачно получилось свалить на Майерса и убийство любовницы Артура, и нападение на Тину – всё это случилось именно тогда, когда Майерс был не под стражей. Неужели Тина была права, когда верила в невиновность Майерса? Зачем ему было нападать на своего адвоката? Насиловать, бить? Потому что он маньяк? С него взятки гладки?
Джек снова потянулся к ароматной чашке кофе. Что же потом? Молли стало известно что-то о смерти подруги? Она последовала её примеру и принялась шантажировать миссис Стэнфорд? Развелось же шантажистов! Джоан снова обращается за помощью к уже известному ей киллеру, тот убивает Молли, а затем убивает Джоан… Нестыковка. Конечно, для него Джоан – не курица, несущая золотые яйца, но, по крайней мере, два раза она его нанимала и платила. Или нет?
Джек даже привстал со стула. Например, она тоже шантажировала его. Они все вместе: Молли, любовница Артура, как же её звали, и Джоан организовали подпольный клуб любителей пошантажировать на досуге!..
Но всё же – как можно заставить одного человека убить другого? Заплатить ему денег. Запугать.
Господи, запугать! Ну, конечно. Запугать можно только того человека, о котором многое знаешь, естественно плохого, неприличного. И, если ты не агент спецслужб, тебе может стать известно что-то тщательно скрываемое только о близком человеке.
Молли убил мужчина. Кто был ближе остальных Джоан? Её любовник. У неё было много любовников. А у любовников были ключи от чёрного входа в дом Стэнфордов.
Всего от чёрного входа имелось четыре ключа, и распределены они были так: один – у охраны, один – у кухарки, два – у Джоан, её и пропавшего мистера Стэнфорда, второй она отдавала своим любовникам. Но ключей было три: у охраны, у кухарки и отданный последним любовником Джоан. Мастер, делавший ключи, утверждал, что их было четыре.
Вчера Джек собрал некоторые сведения о любовниках миссис Прескотт, в основном имена. Мэтт Пэррес, кстати, тоже из их числа. Допив кофе, Джек принялся копаться в базах данных управления полиции, затем сделал запрос в управление другого города и спустя пятнадцать минут позвонил Тине. Её сотовый не откликался, тогда он связался с Хэнком и стремглав выскочил из кабинета, даже сигареты забыл в спешке.

* * *

- Тина! – громко позвала Джо, и Тина вздрогнула. Голос, такой знакомый голос разлучницы-Джо в одночасье вернул Тину с небес на землю. Она обхватила голову руками. Господи, что я наделала? Как я посмотрю ей в глаза?
- Мэтт пришёл! – настойчивому голосу было наплевать на угрызения совести Тины.
«Мэтт? Зачем? Как он меня нашёл?» – пронеслось в голове, но Тина не хотела ни о чём думать.
- Привет, - поздоровался Мэтт, столкнувшись с Тиной в гостиной. Тина бросила взгляд на слегка помятую поверхность дивана, разбросанные новомодные «резиновые» подушки, наклонилась и подняла одну из них.
- Оставь, - перехватила Джо «улику», - я сама, зачем ты?..
Тина продолжала хранить молчание. В её голове крутились две мысли: «Мэтт всё понял, как это ни дико выглядит» и «Что он тут делает? Ведь он пришёл ко мне, и я, как на грех, именно здесь и оказалась». Последняя фраза обрела уже не какую-то туманную форму, а самую что ни на есть чёткую, тревожно-удивлённую.
- Втихаря устраиваете бои с подушками? – осведомился Мэтью, вопросительно вскинув одну бровь. На его лица не было даже намёка на шутку. Он что, ревнует? Нет, он, правда, догадался? А я, правда, спала со своей двоюродной сестрой? Боже мой…
Тина обхватила голову руками.
- Можно сесть? – поинтересовался Мэтью у Джо или Тины – обеих, не дождался вразумительного ответа и опустился на тот самый диван, на котором десять минут назад они с Джо…
- Мэтт, зачем ты пришёл? – быстрым напористым тоном спросила Тина, надеясь с той же скоростью получить объяснения, но не тут-то было.
- Сядь сюда, - вкрадчивым голосом произнёс Мэтт и похлопал ладонью по обивке дивана рядом с собой.
Тина взглянула на его движения и демонстративно отвернулась.
- Я задала вопрос: за-чем ты при-шёл? – по слогам громко повторила она, не оборачиваясь, сердце клокотало в горле, тёрлось о стенки пищевода, подскакивало и плюхалось в желудок, расплёскивая, кажется, желудочный, сок.
- Я хотел увидеть тебя, - томно проговорил Мэтт и покосился на Джо, та так и стояла с подушкой в руке.
- Отлично, - Тина звонко хлопнула ладонями по своим бёдрам, - но как именно ты меня нашёл? – ужасная, вмиг возникшая догадка, кажется, подтверждалась, и от страха у Тины задёргалось веко.
- Ты стала какой-то холодной, а это не хорошо, - он покачал головой и поцокал языком. Господи, ведь она сама говорила Джеку, что этого не может быть! Это что – кино, когда в конце с преступника слетает улыбающаяся маска и он достаёт пистолет? От этой мысли Тина развернулась к Мэтту лицом – не дай Бог он выстрелит в спину!
В дверь снова позвонили. Джо, выйдя из оцепенения, снова бросилась открывать – швейцаром, что ли заделаться? – подумала она. Пришёл Роберт, с работы, усталый, голодный, немного грустный и помятый. А она…
- У нас гости, - сообщила Роберту Джо со странной улыбкой, но тот и сам уже всё понял – по доносившимся из гостиной женским и мужским крикам.
Не разуваясь, Роберт вбежал в гостиную.
- Что ты наделала? Ну что? Ты дала мне надежду! Дала и забрала назад! Так не делают! Слышишь! Я люблю тебя, и я очень ранимый человек, очень нежный, со мной надо ласково обращаться, не выбрасывать на улицу, как надоевшего щенка!
- Я не выбрасывала тебя на улицу, это я сама ушла! Мы ни о чём с тобой не договаривались!
- Зачем ты спала со мной? Заче-е-ем??! – у Мэтта сорвался голос, и он перешёл на хрип.
- Здравствуйте, - поздоровался Роберт, - может, не стоит в чужом доме затевать выяснения отношений?
- Не лезь! – прокричал Мэтт, не видя того, кто зашёл в комнату, развернулся на 1800 и со всего размаха ударил Роберта в челюсть. Кажется, хрустнули кости. Роберт с грохотом упал. Тина давно уже добралась до своего сотового телефона, он тоже валялся под диваном – она зачем-то сама положила его туда, чтобы не смахнуть со стола рукой – и теперь пыталась его включить: дурацкая система – держать палец на кнопке в течение нескольких секунд, потом разблокировать, рыться в телефонной книге – где бы взять времени?
Мэтт заметил её манипуляции, откуда-то из-под пиджака и вправду выудил пистолет, выхватил у Тины телефон, швырнул в сторону, так что пластмассовая панелька отлетела и наверняка вылетела sim-карта, и вцепился в её короткие волосы одной рукой, другой держал пистолет. Джо сдавленно закричала, стоя на пороге комнаты, а в следующую секунду её кто-то оттолкнул, и гостиная наполнилась людьми.
Джек выбил пистолет из руки Мэтта, скрутил его, надел наручники, Майкл подбежал к Тине, Хэнк – к лежащему на полу Роберту, Дэвид растерянно остановился посреди комнаты.

* * *

В тот день Тина, наверное, перевыполнила свою недельную норму по выкуриванию сигарет, во рту постоянно держался навязчивый табачный вкус. Но всё равно хотелось курить.
Господи, это её давний друг, добрый приятель, у которого она прожила около месяца, которому в течение этого самого месяца методично изливала душу, готовила завтраки, обеды и ужины, провожала на работу, встречала после работы… Господи, господи… Как же такое может быть? Как смотреть людям в глаза?
«Я спала с ним, я изменяла мужу, но не думала об этом. Я любила его улыбку и взгляд, ласковый, внимательный, понимающий. Что же случилось? Что же с нами делает окружающий нас мир? Или это не он виноват? Это мы сами виноваты? Я виновата в том, что не разглядела в этом человеке психически нездорового преступника? Насильника и убийцу?»
Мэтью Пэрреса на самом деле звали Джим Тайлер. Он был приезжим, жил в маленьком городке, работал, где придётся и кем придётся, ни семьи, ни образования, на последней своей работе – в конвейерном цехе единственного в городке заводика по производству ёлочных украшений – проштамповывал надписи на небольших бархатных подарочных коробочках, на бордовой, алой, синей, зелёной ткани оставались надписи «Я тебя люблю». Джим работал с полной отдачей, так, что эта надпись снилась ему каждую ночь. Его друг, ныне покойный – скончался от передозировки кокаина – расписывал тела желающих в тату-салоне. Джим брал бесплатные уроки, потом как-то раз даже сам орудовал татуировочным прибором на плече у молоденькой девушки. Девушка была весёлой, держалась спокойно, уверенно, ни разу не закричала, не поморщилась. Она просила вывести на своей нежной коже что-то вроде «Я люблю Ника», но Джим привык к другой формулировке. Девушка, естественно, осталась недовольна, пришлось отдавать ей деньги обратно, с другом Джим поругался, но приобрёл новое интересное хобби. Он начал знакомиться с девушками, представляясь им мастером татуировок. Джим везде таскал с собой чёрный фломастер и демонстрировал свое «искусство».
Девушки под конец злились, приходили в бешенство, а Джим выводил, выводил и выводил три заветные слова на их телах: когда те спали и не могли вырваться. Иногда он привязывал их и творил.
Однажды в его маленькую квартирку пришла повестка в суд. Суд признал Джима Тайлера невменяемым и назначил лечение.
После года, проведённого в психиатрической больнице – не самого приятного года в жизни – Джим, как ни странно, пришёл в себя, но вернуться в родной город не было возможности, и он поступил проще – уехал оттуда, порвав с прошлой жизнью.
Потом он встретил её. Он тогда жил ещё хуже, чем в своём родном городишке, а она была хоть и старше, но очень богатой. Кстати, она, а не он её, заразила его чем-то не очень приятным, но Джим, слава Богу, вылечился.
Через некоторое время она сделала ему новый паспорт на чужое имя, купила квартиру в престижном районе города, устроила на работу в университет. «Ты с ума сошла! – говорил он ей, - какой я на хрен преподаватель юриспруденции!? Я школу-то окончил с грехом пополам!» «Ты, милый, - отвечала она с усмешкой, поправляя его отросшие светлые волосы, - наверное, забыл, чей это город и чей ты любовник». Через неделю у него появился диплом об окончании то ли Йеля, то ли Гарварда с отличием и стопка учебников, которые он усердно штудировал перед каждой лекцией. Его влиятельной любовнице нужен был столь же безупречный любовник.
Потом начались проблемы. У неё. Он не вникал, да она и не рассказывала, он почти ничего так и не знал о ней, как, кстати, и она о нём. Так ему, по крайней мере, казалось вначале. Но у них вдруг разладились отношения, они не виделись около месяца, и Джим начал свирепеть. Однажды он купил чёрный фломастер и отправился на охоту. Конечно, не надо было искать жертв в своём университете, но он сорвался, впервые за долгое время. Кажется, его дедушка или прадедушка, а может, они оба были параноиками.
Потом Дайан позвонила ему и назначила встречу. Он всегда беспрекословно слушался её, в отличие от многих Джим никогда не забывал то хорошее, что люди сделали для него.
Дайан хотела, чтобы он убил женщину, фотографию которой она ему показала. Красивая молодая женщина. Но Джим слишком многим был обязан Дайан. Он даже не поинтересовался, чем эта красивая молодая женщина помешала Дайан. Она предупредила, что необходимо съимитировать действия насильника, орудовавшего в городе. Джим не знал, что уже тогда Дайан было всё про него известно, и именно поэтому она ему и заказала убийство любовницы своего мужа.
Затем он подставил этого тихого биржевого служащего Джастина Майерса, совершенно того не желая, всё вышло так, потому что эта сука, последняя его жертва, убежала и вызвала полицию. Тина. Тина… Тина верила Майерсу, а Джим любил Тину, с тех самых пор, как увидел её в университете, волею судеб она оказалась дочерью его любовницы.
Мэтт и Тина почему-то сразу сдружились, но он продолжал спать с её матерью. Это приносило неплохой доход.
Тина защищала Майерса, действительно веря в то, что тот невиновен. Все знали, что Тина – один из лучших адвокатов города, и можно было не сомневаться, что она выиграет это её последнее дело. Дайан сомнения были чужды, и она решила немного подстраховаться. Самую малость.
В отличие от Дайан, Джим Тину не боготворил, любовь у него не отождествлялась с приданием божественного статуса, поэтому он осуществил свою давнюю безумную мечту: занялся с Тиной любовью. Предварительно оглушив её.
Прошёл год, и она – Тина! – сама пришла к нему, сбежала от мужа. Мэтт, то есть Джим был счастлив. Как-то раз, хм, он вернулся домой после встречи с Дайан, а Тина поняла, что он был с кем-то, кажется, даже приревновала, это читалось в глазах. Чёрт возьми, ему было приятно! Ко всему прочему, Тина была уверена, что они с Дайан давно расстались, но это было не так, они просто решили не светиться…
Дошло до того, что Тина попросила его съездить к ней домой за вещами, она не могла видеть Майкла… Господи, Джим не верил своему счастью! Неужели она останется с ним! Навсегда. И уже забрезжила надежда, что она тоже его полюбит.
Джим хорошо помнил тот день, когда приехал к Прескоттам. Майкла не было дома, Джим быстро покидал вещи Тины в две найденные им в платяном шкафу большие дорожные сумки и уже собирался уходить, как услышал голос Молли, общающейся с автоответчиком Прескоттов. «Тина, привет. Куда ты пропала? Надо срочно увидеться. Срочно. Это касается Мэтью. Пожалуйста, не встречайся с ним. Я кое-что знаю. Тина, перезвони мне сегодня же. До встречи». Джим взбесился. «Я кое-что знаю». У него был нюх на подобные фразочки. «Кое-что» - считай: всё. «Пожалуйста, не встречайся с ним» считай: «Он очень опасен».
Джим побросал сумки, стёр запись, подхватив вещи, ринулся к двери. Поначалу он не планировал убивать Молли, ему надо было выяснить, что конкретно она знает и есть ли у неё доказательства. Но Молли не была такой сговорчивой, как надеялся Джим. Она вырывалась из его рук, кричала, пыталась драться, и в тот самый момент, когда она в очередной раз ударила его в грудь своим смешным маленьким детским кулачком, у Джима созрел план: есть ли, нет ли у неё компромата на него – неважно, он обыщет дом, если посчитает нужным, но только после, сначала он убьёт её, заставит замолчать, как поступают в фильмах.
Джим решил инсценировать самоубийство, повешение и уже сорвал с крючка в прихожей бельевую верёвку, но эта девка так усердно вертелась и отбивалась от него, что он не выдержал и хорошенько двинул ей пару раз, потом кинул мёртвое тело на пол, накинул на медленно остывающую шею верёвку, затянул петлю, принёс откуда-то стул…
Тина, когда он пришёл домой, заметила что-то неладное. Она всегда была чрезвычайно чутким человеком.
Но она ушла от него, даже вещи забрала, и его квартира, дом, весь мир вокруг опустел. Он стал подсылать ей эти дурацкие записки, а она не поняла. Никто никогда не понимал его, даже она оказалась такой же, как все остальные.
На новогоднем приёме у Дайан он узнал, что у Молли был сейф. Господи, он думал, если он её убьёт, всё закончится, никто ни о чём не догадается, напротив – всё ещё только начиналось. Выяснилось, что в доме Молли была скрытая камера, и Джим лишь чудом не попал на плёнку, и ещё этот сейф… В нём была распечатка одного файла, своеобразного досье на него. Он порылся в компьютере Молли – там не оказалось такого файла, значит, данные собирала не она, а… И он понял, кто. Джим назначил Дайан встречу у себя в университете, распалялся, как ему плохо оттого, что они так редко стали видеться, она сжалилась и дала ему заветный ключ от чёрного входа.
Слуг Дайан выгнала, как всегда выгоняла их, когда он приходил, охраны тоже не было.
Она была омерзительна с вывалившимся языком и огромными выкатившимися глазами. Брр… Его любовница, мать её.
На её похоронах ему было всё равно, он не испытывал никаких чувств к этой некогда влиятельной женщине. Кто из них оказался влиятельней? Может, поспорим?
Единственное, что он не мог вынести, так это присутствие Майкла рядом с Тиной. Он знал, что её муж обязательно будет на похоронах, и готовился к этому, успокаивал себя, но напрасно. Почти перед выходом Джим заготовил ту первую записку и потом подсунул её Тине, когда возвращал ей зажигалку. Игра ему понравилась, он подбросил второе послание и весьма необычным способом. Он следил за Тиной, знал, что она в доме родителей Майкла, знал, что у входа в машине сидит телохранитель Хэнк. Он чуть не свёл её с ума, когда колотил кулаком в дверь, Джим хотел, чтобы Тина почувствовала то же сумасшествие, что чувствовал он, находясь рядом с ней, думая, мечтая о ней…
Когда Джек, Майкл, Хэнк и Дэвид ворвались в квартиру Бенсли и скрутили его, Джим сдался. Он был слабым, как все психически нездоровые люди.

* * *

Самая страшная мысль, преследовавшая Тину после всего этого, после раскаяния Мэтта, заключалась в следующем: её собственная мать приказала Мэтту напасть на неё, свою дочь. Это не умещалось в голове, у этой мысли словно были острые углы, настойчиво не влезающие в череп, протыкающие виски и затылок.
Мэтт изнасиловал её, а потом приходил к ней в больницу, смотрел ей прямо в глаза, гладил по руке… Тина передёрнула плечами от отвращения. Но что же она? Тина сама потом переспала с ним. Господи, и не только с ним! Джек, Джо… Джо. Тина провела рукой по коротким непривычно белым волосам. Что с ней происходит? Или это не она? Может, она уже на самом деле давно умерла вместе с отцом или с Молли, или в тот момент, когда Дайан Стэнфорд решила, что будет лучше, если Мэтт нападёт на неё и та испугается и прекратит защищать Майерса? И это главное? Это было главным для Дайан, важнее её дочери? А что главное для самой дочери Дайан? Прятаться в плену собственных мыслей, сидя на кухне с пепельницей, полной окурков, в чьей-то чужой, сдаваемой в аренду квартире?
После того, как она вернулась из полицейского участка, где Джек оформлял какие-то документы по задержанию Мэтта, после этого долгого, нудного повествования этого бывшего преподавателя права, друга, после всего этого разочарования, присутствия в одной комнате всех её любовников, после томительного ожидания, когда же, наконец, всё это закончится, Тина попросила Джека отпустить её из-под надзора Хэнка и бросилась в эту пустую нежилую квартиру, скинула неудобные высокие сапоги на шпильке, дорогой песцовый полушубок рядом, прошла в ванную, включила воду, поставила на кухне чайник. Потом, пока в ванну наливалась вода, она долго перебирала в памяти события уходящего дня, курила, запивая едкий табачный привкус горячим несладким, потому что в квартире не было сахара, растворимым кофе.
Где-то запиликал сотовый, и Тина не могла вспомнить, где его оставила. Кажется, он вообще всё ещё валялся под диваном в гостиной Бенсли. На самом деле телефон заливался в кармане полушубка, так и лежавшего на полу.
- Это я, Тина, - произнёс чей-то пьяный голос в трубке, - я хочу с тобой встретиться, прямо сейчас.
Господи, Майкл!.. Нет, хватит на сегодня.
- Я занята, - быстро ответила Тина и отключила телефон.
Водя в ванне почти перелилась через край, огромной горой возвышалась сладко пахнущая ванилью белая, пористая, хрустящая пена. На каких-то полчаса можно забыть обо всём на свете, у Тины никогда не получалось думать в ванне.

Она сделала последнюю затяжку и, собрав волю в кулак, вылезла из воды. Пожалуй, стоит начать новую жизнь, бросить курить, перестать скрываться от людей, начать работать… Сколько раз эти мысли приходили Тине в голову, сколько раз она начинала «новую жизнь» и возвращалась к старой через несколько дней?
Так не хотелось оформлять все эти документы на развод, но теперь, видимо, придётся. Зачем же ещё звонил Майкл, как не за тем, чтобы известить её о том, что всё закончилось. Правда, она и так уже всё знает. Но почему, или Тине показалось, голос Майкла звучал так, будто его обладатель нетрезв?

В этот же день Тина позвонила Роберту Бенсли, на сотовый, звонить ему домой было опасно: слишком большой была вероятность разговора с Джо. Господи, зачем она это сделала?
Роберт от нокаутирования Мэтью не особенно пострадал, говорил бодро, интересовался самочувствием Тины, та уверила его, что всё в полнейшем порядке, и для начинания новой жизни ей необходима работа, разумеется, у Роберта в конторе. Разумеется, Роберт принял её идею с радостью, и уже на следующий день Тина обзавелась тремя-четырьмя долгожданными клиентами. Чтобы забыть о собственных проблемах нужно с головой погрузиться в чужие. Однако собственные всё равно напоминали о себе, Майкл всё-таки дозвонился до Тины и назначил ей встречу. Тина решила вести себя строго, неприступно, ни в коем случае не извиняться, сразу соглашаться на развод и так далее. Они должны были встретиться в одном дорогом, «только для своих», заведении, Тина сильно накрасилась, облачилась в тёмно-синий брючный костюм, поверх которого накинула ярко-розовый шифоновый шарф, зачесала назад волосы. И приказала себе не курить, уж начинать новую жизнь, значит, окончательно распрощаться со старой.
Майкл ждал её у входа, как всегда безупречный, немного усталый, без головного убора, в коротком чёрном пальто, с сигаретой между указательным и средним пальцем… «Я бросила», - пронеслось у Тины в голове. Курить, предаваться воспоминаниям и Майкла.
- Здравствуй, - сказал он с едва смущённым выражением лица.
- Привет, - кивнула Тина и, гордо вскинув голову, вошла внутрь, в тепло, подальше от разыгравшейся метели на улице и в её душе.
Клуб был элитарным, маленьким, десятка на два человек. Освещение было приглушённым, золотистые парчовые шторы полностью закрывали окна, отгораживая посетителей от депрессивных истерик непогоды, на обтянутых светло-коричневым шёлком стенах переплетались длинные тени свечей, стоящих в золотых канделябрах на каждом столике тёмного орехового дерева, низкий сутулый старичок во фраке наигрывал мелодию романса девятнадцатого века на роскошном резном, с завитушками, пианино. Казалось, между столиками и на угловых парчовых диванчиках витали призраки дам в бальных платьях и кавалеров в мундирах со шпагами и эполетами.
Тина заказала несладкий чёрный кофе, Майкл - полусухое красное вино и сразу закурил. Паузы, как правило, раздражают. Квинтэссенция неуверенности.
- Я всё знаю, Тина. Я всё знаю и всё прощаю, то есть не обращаю на это внимания, тебе было страшно, я сам виноват, потому что уехал, оставил тебя одну. Скажи, что с Джеком и с кем бы то ни было другим это больше не повторится.
Это не её муж – определённо, её Майкл не мог такого произнести, даже изрядно выпив. Учёные всё-таки добились своего – клонирование прошло на ура.
- Ты хочешь по-прежнему жить со мной? – спросила Тина и вытащила из сумочки сигареты, повертела пачку в руках и убрала обратно.
- Да.
Вот что злило её всё то время, что они прожили вместе, - Майкл решал всё и за всех, думая, что умеет читать чужие мысли. Ни черта подобного. Я виновата, хотя – в чём, я ни на что не претендую, я ушла, но не поджав хвост, а с высоко поднятой головой, я ушла в новую жизнь, ни к Мэтту, ни к Джеку, к себе. А ты решил, мастерски, как ты умеешь, перевернув всё, что я раскаиваюсь и жду твоего решения. Не выйдет.
У Тины даже не дрожали руки, когда она проговорила:
- Я не хочу.
Нет ничего случайного, Джек в ту ночь не был заменой Майкла, он был просто Джеком, спасшим Тину не от страха, а от одиночества.

На следующий день она забрала свои вещи из их бывшей с Майклом квартиры и дома Прескоттов. Хелен хранила молчание, Джордж сухо попрощался, когда Тина уже села в машину. На завтра планировались два важных события: начало оформления документов о разводе и оглашение завещания Дайан.
Когда Тина возвращалась домой, то есть в четыре холодные чужие стены, ей позвонил Джек, попросил о встрече. Сколько же людей в последнее время хотят со мной пообщаться! – с усмешкой подумала Тина и предложила Джеку заехать к ней – не надо никаких холодных парков и площадей и чопорных, вылизанных до блеска баров. Она угостит его свежесваренным кофе, расскажет о своих делах, о «новой» жизни.
Джек был у неё уже в половине восьмого, по всей квартире разливался изумительный запах кофе и ароматизированных длинных тонких свечей, бледно-голубые лёгкие шторы были задёрнуты, в маленьком чёрном CD-плеере включён диск Мадонны. Сама новоиспечённая хозяйка квартиры с ещё влажными после душа волосами сидела, подобрав ноги, на большом мягком диване в шёлковом чёрно-красном кимоно. С виду могло показаться, что всё убранство помещения и поведение молодой женщины было направлено на соблазнение гостя, однако это было совсем не так: Тина всеми силами создавала уют и атмосферу обжитости, она любила и аромат кофе, и подрагивающее в темноте пламя свечи, и влажные волосы. Сейчас, впервые за долгое время она чувствовала себя спокойно и, что самое важное, дома.
- Спасибо за кофе, - поблагодарил её Джек, после того как Тина закончила рассказ о своей работе и сообщение о предстоящем оглашении завещания, подробности о вчерашнем разговоре с Майклом она решила упустить.
- Я рад за тебя, - произнёс Джек, - ты очень сильная, так что, наверное, моя просьба, то есть не совсем моя, покажется вполне своевременной, - он откашлялся, закурил сигарету, видимо, обдумывая свои следующие слова, - Сегодня я приходил в камеру к… Пэрресу, тьфу, Тайлеру – не знаю, как его называть, - при упоминании о Мэтте Тина внутренне напряглась, - он хотел бы тебя видеть, то ли чтобы попросить прощения, то ли… Он хочет… просит тебя стать его адвокатом.
- Что-о? – Тина подпрыгнула на месте, - он надеется на освобождение? И на непременное моё в нём участие? Мир, кажется, сходит с ума… И что ты думаешь по этому поводу, Джек? – Тина вперила в него пронизывающий взгляд зелёных глаз.
- Я думаю, что Мэтт – несчастный больной человек, марионетка в руках сильных, изворотливых людей. Конечно, это немыслимо для тебя быть его адвокатом, тем более, что ты один из главных свидетелей обвинения и одна из жертв, но ты можешь пойти к нему, поговорить.
- О чём? – Тина больше не могла сидеть на одном месте, она резко встала и, нависнув над Джеком, сидящим в кресле напротив неё, размахивая руками, выдавала гневные тирады, - О том, что он обиженный судьбой несчастный больной шизофреник или кто он там? Параноик? О том, как его дёргали за руки и ноги, как безвольную куклу сильные мира в лице моей матери, а он беззаветно любил меня и страдал? Что не помешало ему в состоянии, наверное, очередного припадка изнасиловать меня? Я жила у него, а он слушал мои стенания на тему «моя неудавшаяся семейная жизнь» и успокаивал, утешал. Но тогда это был не он, не Тайлер, это был Мэтт, которого я знала только с хорошей стороны, и теперь я не могу видеть его в другом обличье, зная, сколько всего между нами произошло, - на самом деле ей было ужасно стыдно за то, что она оказалась такой непроницательной, за то, что Мэтт или как там его, водил её всё это время вокруг пальца. Всё равно что в детстве кто-нибудь из взрослых на празднике наряжался каким-нибудь сказочным существом, а Тина верила, что это и есть то существо, а потом её подводили к уже разряженному бывшему, скажем, эльфу или гному, и говорили: «Ну посмотри, это всего-навсего дядя Альфред, видишь, а ты, глупышка, боялась» и трепали её по волосам. Тину бросило в жар. «А ты, глупышка, боялась»… И эти рассеянно-снисходительные глаза, устремлённые на неё. Рассеянные – потому что взрослым по сути никогда не было до неё никакого дела.
- Я не хочу, - снова произнесла эти слова Тина, сказанные Майклу только вчера.
- Хорошо, – кивнул Джек, - завтра у нотариуса мне необходимо тоже присутствовать, Мэтт сознался лишь в том, что натворил сам, остальное ему неизвестно, мотивы тоже. Например, почему Дайан заказала ему убийство бывшей любовницы своего мужа. Из ревности? Скорее всего, та была обыкновенной шантажисткой. Чем же в таком случае она шантажировала миссис Стэнфорд? Не относится ли это к исчезновению мистера Стэнфорда?
Тина немного успокоилась, когда тема их с Джеком беседы перестала быть столь невыносимо затрагивающей её нервные окончания.
- Поэтому, - продолжал Джек, заметив произошедшие в лице Тины изменения – оно как бы смягчилось, черты перестали быть натянутыми и заострившимися, - я хочу посмотреть на остальных наследников Дайан.
- Я говорила тебе о каких-то тёмных делах моих родителей, - стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно, медленно начала Тина, - но теперь я уже сомневаюсь в этом, конечно, что-то не вполне законное они могли проворачивать: скрывали доходы, хранили их на закрытых счетах, но, думаю, всё это не выходило за рамки их компании по недвижимости. Мать была довольно трусливым человеком, забывчивым, многое записывала в свои ежедневники, многое хранила в компьютере, как архив на Мэтта. Кстати, как ты о нём узнал?
- Я собирал данные: адреса, место работы, занятия – всех любовников твоей матери, всех, про которых узнал, что он были любовниками, в том числе и данные на Пэрреса. Про него нашёл только сведения с того момента, как он приехал в наш город, узнал, откуда он приехал, послал запрос в то отделение полиции, там никаких данных на Мэтью Пэрреса нет. Я заподозрил неладное и послал им его фотографию, тут-то они и преподнесли мне на блюдечке всё, что требовалось: его настоящее имя, род деятельности, судимость и лечение в психиатрической больнице.
Потом Джек увидел то же самое досье на Мэтью Пэрреса, или на Джима Тайлера в компьютере Дайан Стэнфорд. И не только лишь на него, но об этом пока Джек умолчал.
- Ну что ж, - проговорил он, слегка улыбнувшись, - мне пора. Увидимся завтра.
- Да, конечно, - Тина проводила его до двери, долго смотрела, как он обувается, надевает куртку, берёт с полки у зеркала в прихожей свои перчатки. «Может, мне всё приснилось?» - промелькнула мысль о той далёкой теперь ночи в доме родителей Майкла.
И она задала вопрос, который интересовал её более всего в этот момент:
- К тебе вернулась жена?
Он нахмурился, помотал головой.
- Тина… Не надо.
Он не смотрел на неё – куда-то в сторону гостиной, где догорали свечи.
Тина встрепенулась, часто заморгала.
- Ты не так понял, я просто по-дружески… Поинтересовалась. Джек… Ты не так понял, - но понял он как раз правильно, поэтому не стал извиняться за непроницательность, а она не дождалась, пока он уедет на лифте, и быстро захлопнула за Джеком дверь.

Оглашение завещания происходило в кабинете Роберта Бенсли, потому что как раз и был нотариусом и адвокатом Стэнфордов. Соответственно, присутствовали Бенсли, дядя Альфред с женой, Тина и Джек. Последние встретились друг с другом непосредственно перед началом мероприятия и не обмолвились ни единым словом. Затянутая в светлый кожаный костюм Джо, сделавшая, по-видимому перманентную завивку на своих длинных густых тёмных волосах, тоже сторонилась Тины. Для полной острастки сюда не хватало ещё Майкла.
Дайан оставила свой городской особняк дочери вместе с несколькими банковскими счетами и двумя загородными виллами на морских побережьях, Джо получала компанию Стэнфордов по продаже недвижимости, теперь, усмехнулась Тина, Джо и Майкл станут ещё и деловыми партнёрами. Дядя Альфред не получил ничего, а Роберту доставалась какая-то картина, кажется, Ватто, находящаяся в особняке Стэнфордов.
Несмотря на то, что Альфред Стэнфорд ничего не получил от Дайан, вид у него был нисколько не расстроенный. Наоборот, они с тётушкой поздравили Тину и даже предложили подвезти её, но Тина вежливо отказалась. Роберт спросил, когда ему можно будет забрать картину, Тина ответила, что в любое время, она не собирается жить в этом доме, а слуги передадут ему картину по первому же требованию.
Тина покосилась в сторону Джека, тот разговаривал с дядей Альфредом, стоял к ней спиной. Ну и пусть. Она уже большая. И сильная. Внимание Тины привлекла Джо, нежно прощающаяся с мужем – хочет поскорее уехать, чтобы не дай Бог… «А я всё-таки подойду», - мстительно подумала Тина и сделала шаг навстречу Джо. Почувствовала запах её волос.
- Джо.
Та вздрогнула, обернулась.
- Тина? – её густые брови от недоумения поползли вверх, будто присутствие Тины здесь, в конторе Роберта, было чем-то выходящим вон.
- Я бы хотела по… пригласить вас с Робертом к себе домой.
Джо часто заморгала, посмотрела на Роберта.
- Никак не можете расстаться? – где-то над ухом пробасил дядя Альфред.
Тина расплылась в глупой улыбке. Впрочем, Джо тоже.
- Да вот приглашаю Бенсли к себе.
- Куда? – спросил почему-то не Роберт, а дядя Альфред, - В особняк?
- Да, - нерешительно ответила Тина, - пожалуй, в особняк. Дядя, тётя, - он тронула подошедшую дядину жену за плечо, - буду очень рада вас видеть. Например, завтра.
- Но мы не можем, - покачала головой тётя, - лучше вы приходите к нам. У Альфреда скоро день рождения. Там и увидимся, хорошо?
Тина кивнула, поцеловала их обоих, и они вышли за дверь.
- Но вас я жду, - обратилась Тина к Роберту и Джо, хотя смотрела, то есть могла смотреть, лишь на первого.
Они договорились, в котором часу соберутся, и разошлись по своим делам.
Джек так и оставил в этот день Тину без своего внимания.
Вечер следующего дня Тина проводила в родительском особняке. Вчера она сообщила слугам, что нужно будет подготовиться к визиту гостей, и, когда сегодня она переступила порог дома, всё кругом сверкало и искрилось. В малой гостиной на первом этаже был сервирован низкий круглый столик на три персоны, горели свечи, играла тихая классическая музыка, размеренно тикали напольные часы, а на журнальном столике, прислонённая к стене, стояла картина кисти Ватто в начищенной до блеска раме.
Тина надела длинное шёлковое, в японском стиле, платье, красное с золотистым рисунком из цветов лотоса, без рукавов, со стойкой, уложила волосы, накрасилась так, чтобы глаза выглядели раскосыми, обулась в лёгкие, на невысоком каблуке шлёпки.
Гости опаздывали уже на десять минут. Тина и без того уже не знала, чем заняться: сто раз проверила, всё ли в порядке на столе, провела пальцем с наманикюренным длинным красным ноготком по раме унаследованной Робертом картины, поднялась на второй этаж, заглянула в каждое зеркало, поправляя причёску и макияж. В зале открыла рояль, пробежалась пальцами по клавишам. Странно, но у Тины не было ощущения того, что хозяева этого дома умерли, и к тому же они – её близкие люди. Может, из-за повсеместного присутствия слуг, может, из-за того, что между ней и этими близкими людьми не было особенной близости.
А гости, между тем, опаздывали на тридцать минут. Тина спустилась вниз, проверила экран сотового телефон – нет ли от Бенсли сообщений, но сообщений не было. Позвонить им самой? Нет, стоит подождать, возможно, они попали в пробку или ещё что-нибудь. Что-нибудь – это что? Господи! Тина замахала руками, отгоняя прочь эту шальную мысль. Размышляя, чем бы ещё себя развлечь, Тина зашла в кабинет матери. Включила компьютер. Оказалось, что пришло сообщение по e-mail. Интересно, для кого оно? И давно ли оно дожидается получателя? Тина щёлкнула мышкой кнопку «Открыть». Вдруг послание от Бенсли? Роберт должен знать электронный адрес Дайан, если что-то стряслось, он…
«Откажитесь от этого дома, Тина. Продайте его. Вы можете столкнуться с очень неприятными вещами, если не сделаете этого. Ваш друг».
Что это?
Чья-то злая шутка?
Ещё бы подписались «доброжелатель» или это слишком банально?
Господи, о чём это я?
Почему обратились к ней, а не к матери? Ну да, многие – да все знают, что она умерла, но кто знает, что дом достался Тине, и она именно сегодня – Тина проверила дату получения – так и есть, сегодняшнее число – будет здесь, в особняке.
Неожиданный звонок прервал её рассуждения. Тина выбежала в холл, услужливый дворецкий уже принимал роскошное красное пальто Джо с серебристой меховой оторочкой.
- Ты одна? – спросила Тина, не заметив, что в её голосе явственно прозвучала надежда.
- Да, - кивнула Джо, делая шаг вперёд, при этом её длинное полупрозрачное чёрное платье заструилось и рассыпалось на две части, обнажив колено в тонких телесных колготках, - Роберт неважно себя чувствует. Я приехала одна. Извини, что так опоздала, - и Джо подошла ближе, рукава её платья были короткими, и когда она обняла Тину, они соприкоснулись кожей: Тина - горячей, Джо – ледяной, но одна обожгла другую.
Позже, в той же малой гостиной, Тина открыла глаза, взглянула в сторону двери: та была закрыта. Чёрт возьми, она и не подозревала, какие её матери предупредительные слуги! Когда они с Джо ворвались в комнату, тяжело дыша и срывая на ходу друг с друга одежду, мысли о двери вылетели из головы, и она осталась открытой.
Обнажённая, Тина лежала на боку на диване, подперев рукой голову, рядом, уткнувшись носом в её грудь, устроилась Джо, завитушки её волос щекотали Тине шею. Сердце постепенно успокаивалось, но где-то внутри стучала фраза: «Это ненормально. Это противоестественно» - и так не переставая.
Джо оторвалась от её груди, подняла глаза, пристально посмотрела на Тину, та нежно погладила её по волосам, задержала пальцы на шее, провела ладонью по плечу, ставшему горячим, пылающим. Господи, в голове ни одной мысли, кроме той, о патологии.
Минут через десять безмолвного, но безумно приятного молчания, Джо поднялась, стала искать свои вещи. Тина продолжала лежать, внимательно изучая каждое движение своей любовницы. «Безумие какое-то» - помотала Тина головой, словно желая сбросить оцепенение, из-за которого она не в силах встать, остановить Джо или выгнать её… Но Джо подошла сама, села на край дивана.
- Тебе не холодно? – и улыбнулась.
Тина протянула к ней руки, обняла.
- Мне тепло, - наконец, Тина села, прижала ноги к груди.
- Я пойду, хорошо? – Джо положила руки ей на плечи. Они дрогнули, - Хорошо? Хорошо? – спросила она громче, - Хорошо?
Тина уже тряслась вся, но не от холода. Джо бросилась к своей сумочке, валявшейся где-то около двери, достала из неё телефон, позвонила Роберту, предупредила, чтобы не ждал её сегодня.
Джо приезжала к Тине каждый день в течение уже двух недель, но не в особняк Стэнфордов, а на съёмную квартиру. Это было полнейшим сумасшествием и переходило все известные границы, но Тина не могла ничего с собой поделать. И с Джо тоже.
В начале прошлой недели звонил Джек, извинялся. Тина спросила, за что – Джо окончательно затуманила ей мозг, и она утратила способность соображать.
Действительно, за что он извинялся? За то, что не пожелал быть снова громоотводом в её сложных душевных переживаниях? Когда-то Тина была другой, весёлой, по-хорошему деловой, предприимчивой, решительной. Куда всё подевалось? Растворилось в обманчивом мерцании её любимого полусладкого красного вина и приторном ментоловом дыме сигарет? Или в постоянном страхе за собственную жизнь? Или в этих проклятых… Хотя, это нужно ещё уточнить.
Тина так и не сказала ему о недавно приобретённом «друге по переписке», правда, односторонней. Наведавшись как-то в особняк Стэнфордов, она обнаружила пришедшие за последние несколько дней два сообщения: «Последуйте моему совету, Тина» и «Никому нельзя доверять, даже близким. Особенно близким». Это уж точно. «Друг» так и подписывался «другом», но Тина отчего-то не следовала его наущениям. В её голове могли умещаться лишь адвокатские заботы в конторе и, главное, каждодневные визиты Джо. Вообще-то, последнее в голове не умещалось…
Однажды Роберт пожаловался Тине, что его жена целыми вечерами чем-то занята, но «слава Богу, это не мужчина» - доверительно заявил Тине Роб, - «уж я-то это чую». «Ты прав, это женщина» - глядя прямо ему в глаза произнесла она.
- Хм, - Тина улыбнулась, - неудачная шутка, прости. Ты не знаешь, как можно выяснить, откуда отправлено письмо по электронной почте? – как ни в чём не бывало спросила она.
- Специалисты могут всё, - пожал плечами Роберт, - надо только найти специалиста.
Но к Джеку Тина обращаться не спешила. Неожиданно у неё появилась идея.
В пятницу, после работы, Тина, предупредив Джо, что свидание переносится в особняк, приехала туда, разыскала в компьютере электронную адресную книгу матери и разослала всем следующее: «Я последую вашему совету». Она была почти уверена, что «друг» был одним из этих адресатов. Пользовался антиопределителем номера? Возможно. Теперь оставалось только дождаться ответа. Существует ли вероятность того, что он захочет быть узнанным, раз вообще пошёл с ней на контакт?
Но незаметно пролетели ещё три дня, а ответа всё не было. Неужели ошиблась?
Четвёртый день ожидания был днём рождения дяди Альфреда. Тина решила подарить ему бриллиантовые запонки отца. Они хранились в его кабинете, находившемся на третьем этаже – специально подальше от кабинета Дайан, дабы сократить до минимума вероятность встречи с женой.
Кабинет Артура Стэнфорда поражал рациональной расстановкой мебели и экономичным использованием пространства – ни одного лишнего квадратного сантиметра. Ни одного лишнего проявления эмоций. Ни одной лишней минуты уделённого дочери внимания.
Кажется, чёрный бархатный футляр с запонками лежал в среднем ящике стола. Отец часто надевал их, потому и не убирал далеко. Вот он.
Раскрыв футляр, Тина залюбовалась блеском драгоценных камней. Странная вещь: эти две гранёные слезы были так дороги отцу, так любимы им, а сейчас они абсолютно бесполезны, что их даже не жалко подарить на день рождения. Тут же возникла аналогия с человеческими отношениями. Боже, об этом не стоит думать, и она, захлопнув коробочку, задвинула ящик и встала из-за стола.
На одной из полок книжного шкафа стояла «Кама сутра». Хм. Отец любил полистать на досуге? Нет, эта книга скорее уместна в кабинете матери или та знала её в совершенстве? Или в спальне? Хотя, тоже ни к чему. Или, на крайний случай, в гостиной для увеселения гостей.
Тина сняла книгу с полки.
Что это? Она застыла на месте, раскрыв рот.
Это был справочник по новейшим модификациям огнестрельного оружия в обложке пресловутого пособия для не слишком искушённых в любви.
Каталог оружия сам по себе не был бы столь подозрительным, если бы не камуфляж. Это и есть та «неприятная вещь», о которой предупреждал «друг»? Или одна из них? Зачем владельцу компании по продаже недвижимости информация о новейших модификациях оружия? Для пущей осведомлённости? Вдруг на одном из многочисленных светских приёмов речь зайдёт именно о них? А тут как нарочно и последние разработки изучены. Нет-нет, здесь другое. Отец присматривал что-то для себя? Но у него ведь уже был пистолет, он приобрёл его лет пять назад. Мистер Стэнфорд посчитал своё оружие устаревшим? Жаль, совсем нет времени на обдумывание всего этого – надо собираться на день рождения.

Дядя Альфред пригласил всех к себе на яхту. Удивительно, но каждое новое торжественное событие – что бы это ни было – отмечалось в кругу одних и тех же людей, и Тина начинала скучать. Не спасало даже купленное по случаю шикарное длинное чёрное платье с глубоким вырезом, открывающее руки и плечи.
Очень скоро Тина заметила Майкла, чертовски привлекательного, давно небритого, в бледно-бежевом костюме-тройке. Из деловых партнёров дяди Альфреда были, кроме её бывшего мужа, ещё Дэвид и Крис, последний был с женой и ребёнком. Джо приехала без Роберта и постоянно пялилась на Тину - или ей лишь так показалось?
Она подарила футляр с запонками, перевязанный белой шёлковой ленточкой. Дядя тут же открыл его и… Господи, нет, сегодня ей определённо весь день что-то мерещится: Альфред Стэнфорд быстро захлопнул крышку и отдал коробку жене.
- Спасибо, милая, - ненатурально произнёс он, целуя Тину.
- С днём рождения.
Как хорошо, что дядя пригласил Дэвида! По всему было видно, что тот томился на приёме подобно Тине и, углядев её среди гостей, тут же подошёл.
- Честно говоря, не понимаю, что я здесь делаю, - признался Дэвид, поздоровавшись с Тиной, - лишний повод напиться виски. Боюсь, что пойду по стопам жены, - и он улыбнулся своей грустной улыбкой.
- Я, кажется, уже на пути к этому, - поддержала его Тина, поднимая фужер с красновато-коричневой прозрачной жидкостью.
- Как твои дела? – спросил Дэвид.
- Работаю у Роба. Недавно получила в наследство родительский особняк, хотя какой-то загадочный «друг» пытается убедить меня продать его.
- Тебя кто-то шантажирует? – всполошился Дэвид.
- Нет, - помотала головой Тина, - просто кто-то.., - и она рассказала ему о трёх полученных посланиях и своём хитроумном плане. Виски, что ли, на неё так подействовало? Она ведь даже Джо ни о чём не говорила.
- Постоянно кто-то ведёт с тобой переписку, - заметил Дэйв, - Сообщи в полицию.
- Я подожду немного. Расскажи мне лучше о себе.
- Только два слова: всё по-прежнему, - он нахмурился, - неинтересно. Сара пьёт – другие два слова.
- Понятно, - кивнула Тина. Да, непросто отказаться от прошлого.
Мысль оказалась материальной: прошлое не преминуло сразу же напомнить о себе – к Дэйву подошёл Майкл, бросил Тине учтивое «здравствуй» и увёл Дэвида «на пару слов».
Тина решила пройтись по палубе, подышать солёным воздухом, как на полпути её перехватила тётя и затараторила что-то о семейных ценностях и о том, как замечательно почаще вот так собираться всем вместе. Вырвавшись из её цепких рук, которыми тётя во время беседы обхватила её за талию, Тина, накинув шубу, вышла на палубу. День был чудесным, солнечным и каким-то вдохновляющим, дарующим надежду. Как легко дышится, как уютно качается яхта на зимних степенных волнах. От морского дна её отделяли десятки метров воды, кто знает, может, Тина, наконец, и сама вынырнула на поверхность, вдоволь, до тошноты, насидевшись на дне.
Ах, как легко дышится!
Она услышала чьи-то неторопливые шаги сзади и почувствовала, что человек направляется именно к ней.
- Тина, - выдохнула Джо прямо ей в ухо, - я люблю тебя.
Господи, всё зашло так далеко? Зачем? Она развернулась.
Карие глаза Джо глядели пристально, выжидающе. Грудь Тины вмиг словно сдавило что-то тяжёлое и неподвижное, останавливающее кровь, лёгкость испарилась, и дышать стало невозможно.
- Джо, - останавливаться нельзя, - Это противоестественно. У тебя есть муж. У меня есть… Я. И я хочу быть одна. Сейчас для меня это самое важное. Я научилась дышать, понимаешь? А ты отбираешь у меня кислород… Ты сжигаешь меня.
- Но это и есть самое главное. Это и есть цель всего. Сгореть и воскреснуть, - её глаза горели, а кудри развевались на ветру.
- Я больше не хочу воскресать. Я хочу жить. Прости, - и она не удержалась и поцеловала её, в щёку, и потом, отстранив Джо, ушла с палубы, зная, что это была их последняя встреча.
В зале танцевали. Майкл обнимал какую-то девицу с длинными блестящими волосами. Дороти, жена Криса, сидела в кресле, укачивая маленького сына.
- Давай, я уложу его, - предложила ей Тина, - тут есть одна комнатка, ему там будет удобно. Я посижу, а вы с Крисом потанцуете.
- Хорошо, - с радостью согласилась Дороти, осторожно передавая ребёнка Тине на руки.
Тина спустилась в трюм, где находились несколько комнат для гостей, вошла в одну из них. Маленького Чарли морило, глазки смешно то закрывались, то распахивались, поражая чистейшим голубым цветом. Ребёнок сонно улыбался Тине, а она ему – немного грустно, наверное, оттого, что вторглась в чужую уютную жизнь, и та расплылась в детской улыбке, но всего лишь на несколько мгновений, незабываемых и счастливых.
В комнате стояла большая мягкая кровать, дубовый платяной шкаф и письменный стол со старинной лампой. Тина положила Чарли между подушками, села рядом.
- Какой ты спокойный, малыш, - тихо проговорила она, легонько касаясь его нежной щёчки, - Ой, что это у тебя? – встрепенулась Тина, - надо вытереть тебе ротик. Сейчас подожди – найду платок.
В шкафу было несколько наволочек и простыней, на столе – ничего, а вот в верхнем его ящике рядом со стопкой носовых платков лежала подаренная Тиной чёрная бархатная коробочка. Да, запонки. Что-то тут было не так. И почему дядя отнёс её сюда? Не странно ли это? Хотя, это его дело.
Она взяла платок, аккуратно вытерла ребёнку ротик, поправила мягкий фланелевый чепчик, укрыла покрывалом.
Запонки. И дядин взгляд. Очень странный. Не удивлённый, не радостный, а какой-то… Обескураженный. Раздосадованный. Испуганный. Нет-нет, не то, Тина никак не могла подобрать слово. Взгляд будто вопрошал: «Зачем?», но это продолжалось ровно секунду или две, затем дядя Альфред справился с собой. Возможно, он знал, что это запонки отца, ведь тот очень, очень часто носил их, со дня его исчезновения прошло всего два года, и дядя мог поразиться тому, что Тина раздаривает его вещи.
Около часа спустя Тину сменила Дороти, бесконечно благодарная ей за заботу и участие, даже не подозревающая, что время, проведённое с ребёнком, не идёт ни в какое сравнение с благодарностью.
Тина снова вышла на палубу, под вечер там собралось много гостей – неудобно, конечно, разговаривать при таком количестве чужих ушей, но нигде больше на яхте сотовый телефон не принимал сигнала.
- Джек, пожалуйста, посмотри досье моего отца.
Было плохо слышно.
- Да, моего отца. Вечером предыдущего дня до исчезновения он ведь был в опере. В опере! – крикнула Тина так, что несколько человек обернулись в её сторону, она отошла подальше, - Посмотри… Да, связь плохая. Шум откуда? Это море. Я на яхте.

Поздним вечером того же дня яхта дяди Альфреда причалила к берегу, несмотря на настойчивые уговоры Стэнфордов остаться у них, Тина уехала на такси – у неё в родительском особняке с Джеком была намечена встреча.
Он уже ждал её, когда Тина стремглав вылетела из машины. Заходя в дом и снимая шубу, она рассказала Джеку о своём «друге». Они прошли в кабинет матери, включили компьютер. Ответ терпеливо дожидался получателя. «Я рада», - гласил он. Его отправили из офиса Дайан Стэнфорд.
- Господи, Джек, - глаза Тины расширились от ужаса, - у тебя есть сигареты? – Три недели отказа от никотина полетели прахом.
Он кивнул, вынул из нагрудного кармана рубашки пачку, протянул Тине.
- Кто это? Она? Джек, она умерла, - дыхание стало прерывистым, зажигалка отказывалась работать.
- Перестань, - Джек выхватил зажигалку у неё из рук, с первой же попытки из дешёвой пластмассовой коробочки вырвался язычок пламени, - в офисе из женщин была только Дайан?
Тина сделала глубокую затяжку, отдышалась.
- Нет. Нет, конечно, нет. Это может быть человек, который знал, что я буду в этом доме именно в тот день, когда сообщение пришло впервые.
- Опять кто-то из твоего окружения, - кивнул Джек.
Глаза Тины снова округлились.
- Это Джо.
- Ведь она получила компанию твоей матери, а значит, могла свободно появляться в офисе. Но мотив? Хочет получить этот дом? Ей что-то известно о вещах, находящихся в тайниках особняка? Купив его у тебя, например через подставных лиц, по одной цене, она приобрела бы гораздо больше, так?
- Не знаю. О, Боже.., - она схватилась за голову, - что же это? Джек, - Тина вздохнула и решительно посмотрела на него, - она не могла пойти на подобное. Я не верю.
- Откуда такая уверенность? – удивился Джек, - у вас же с ней плохие отношения.
- Всё изменилось, - произнесла Тина и опустила глаза, желая спрятаться в носках домашних тапочек, - Вспомни о Майерсе, у меня хорошо развита интуиция.
- Вспомни о Мэтте, иногда она может давать трещины, - усмехнулся Джек, - но всё это легко проверить.
Они договорились, что завтра Тина нанесёт визит в бывший офис Дайан, наведёт справки о появлениях новой хозяйки, и обсудили план действий относительно дяди Альфреда.



Секретарь, заменившая Молли, сообщила, что Джо совершенно проигнорировала завещание и ни разу не была в офисе.
- Но, - напоследок сказала секретарша, - меня удивили частые визиты…


* * *

- Джек, - покинув офис матери, Тина немедленно связалась с ним по телефону, - мы не ошиблись. Я сейчас приеду.
Через пятнадцать минут она была у Джека в участке. На Тину снова надели бронежилет, совершенно незаметный пол толстым свитером, в сумочке лежали пистолет и диктофон, маленькое переговорное устройство крепилось у уха, скрытое под волосами.
- Мы будем рядом, – говорил Джек, держа её за плечи, - Каждый твой и его шаг будет под нашим контролем.

В этот день дядя Альфред был дома, Тина, ещё не отъехав от офиса Стэнфорд, позвонила ему и назначила встречу.
- Привет, - дядя мило улыбался, - что-то случилось? – быстро спросил он, видя хмурое лицо Тины.
- Да, кое-что, - согласилась она, сняла в холле короткое пальто, вытащила из его кармана носовой платок, положила в сумочку, одновременно щёлкнув кнопкой диктофона.
Они прошли в гостиную, дядя сразу же послал горничную за чаем, сам налил Тине и себе красного вина.
- Как у тебя дела? – поинтересовался он, - можешь посидеть у меня подольше? Я сегодня один – жена уехала к подруге, мне скучно.
- Вообще-то у меня мало времени. Я хочу получить от тебя ответ и уйти, - голос Тины едва заметно дрогнул, - Это ты убил моего отца? – и взглянула на него пристально, не мигая – научилась у Джека.
- Я? – встрепенулся дядя, - Артур пропал. Возможно, он жив, ведь никто не видел его трупа, - он осторожно отставил фужер с вином.
В этот момент принесли чай.
- Наверное, ты понимаешь, что я не просто так решила это. Два года назад отец с матерью ходили в оперу, он, естественно, был во фраке и бриллиантовых запонках, тех самых, что вчера я подарила тебе. Домой они вернулись под утро, отец не раздевался, лёг в кабинете прямо во фраке – это подтвердили слуги – а через несколько часов был разбужен телефонным звонком. Он разговаривал с кем-то знакомым - пару фраз мне удалось услышать, звонивший, очевидно, срочно его куда-то вызывал, а те слова, которые я смогла уловить, были следующие: «Что это шумит? Фон какой-то, ты на яхте?». Тот же вопрос мне задал один мой друг, когда я звонила ему вчера с твоего дня рождения. Но самая важная улика – это запонки. Ведь папа уехал, не переодевшись, он спешил, видно, ты придумал надёжную легенду. Он пропал, а запонки почему-то вернулись домой… О, Боже, - осенило её, - вы сделали это вместе с моей матерью. Если бы только ты участвовал в убийстве, то взял бы их себе или вообще не обратил на них внимания, но мама… Она была ужасно жадной. Или сентиментальной.
- Тина, - дядя приблизился, положил руку ей на плечо, - я не убивал своего брата. Я любил его. О твоей матери говорить ничего не буду, потому что в её дела я не был посвящён.
Он был чертовски спокоен. Всё-таки Дайан? Любовница отца шантажировала мать, так как что-то знала об исчезновении отца? Чёрт возьми, всё сходится, и дядя ни при чём. Тот звонок ничего не значит, шумом могли быть обыкновенные помехи, Тина же не слышала ответ. И с чего она взяла, что человек на том конце телефонного провода куда-то звал отца и что во всём городе лишь у одного человека имеется яхта? Даже реакция дяди на запонки – ничего, кроме разыгравшегося воображения. Тина встала.
- Прости меня, считай, что я к тебе не приходила.
По дороге обратно она пересела в машину Джека, отдала ему всё снаряжение, сняла бронежилет.
- Дело закрыто, да? – спросила она, закуривая, - Подозреваемая убита, преступник, где и положено, в тюрьме.
- Зачем он посылал сообщения? – перебил её Джек, - Что скрыто в доме? Он ведь понимал, что мы вычислим его. Зачем подсовывал нам Джо? Или – все когда-то дают промах?
Тина лишь сокрушённо пожала плечами.

Она приехала в свою квартиру, набрала воду в ванной, сварила кофе. Джек оставил своих людей на лестничной площадке и у подъезда. Что-то должно было произойти. Предчувствие витало в воздухе, оставляя следы на мебели.
«Сколько пыли», - огляделась Тина.
- Я одна. Я наконец-то одна, - она говорила вслух, но даже почти уверенный тон собственного голоса не успокаивал, - И одинока… Так страшно, но никого нет рядом. Боже мой. Боже мой.
Тина уснула, не выключив телевизор. Проснулась ночью, он всё ещё работал, в одиночку, как и она. Невыносимо. Она села в кровати, включила настольную лампу, взяла с тумбочки недоеденную баночку клубничного йогурта.
«Значит, друг – это… Но почему? Он хочет помочь или угрожает?» И самое главное: зачем она солгала Джеку, что «друг» - это дядя?
Руки сами потянулись к телефонной трубке, пальцы набрали спасительный номер. Плевать, что он посчитает её сумасшедшей. Только не быть сейчас одной, не бояться тишины.
- Прости, что сорвала тебя с постели, - отчего-то шёпотом сказала она вошедшему в прихожую Джеку, - но ты единственный человек…
Он приложил свой указательный палец к её губам.
- Молчи, - и унёс Тину в спальню.

Солнечный луч гладил её обнажённые плечи. Тина проснулась с улыбкой на пухлых после сна губах. Рука Джека покоилась на её бедре. Его большая тёплая ладонь принадлежала ей. Она всегда любила его. А он её – нет.
Прошёл ещё один день, за который Тина успела поработать в конторе и поужинать в японском ресторане. Она не повторила ошибки, совершённой с Джо: Джек больше не появился в её квартире, то есть в её постели. Нужно уметь останавливаться, даже если это кажется абсолютно невозможным. Нужно найти в себе силы отказаться от тщетных попыток присвоить себе то, на что не имеешь прав.
Выйдя из ресторана, Тина решила немного пройтись. Погода была чудесной, безветренной, тихо падал снежок. Дойдя до угла улицы, Тина остановилась, открыла сумочку, вытащила сигареты и никак не могла отыскать зажигалку.
- Разрешите? – к ней подошёл высокий молодой человек, поднёс зажигалку, - Фрэнк, - представился он, широко улыбнувшись. На вид ему было чуть за двадцать, симпатичный, с добродушным взглядом и ямочками на щеках, а пальцы длинные и тонкие, как у пианиста или вора-карманника, на курносом носу таяли снежинки.
- Тина, - улыбнулась она в ответ и отчего-то подала ему руку, тот крепко пожал её своей аристократической ладонью.
Они ещё долго гуляли в этот тихий зимний вечер, под необъятным звёздным небом, под тяжестью собственных грустных мыслей. Фрэнк был обаятельным и смешным, наверное, девушки без ума от него. Он проводил Тину до двери квартиры, поцеловал её руку, проговорил короткое «до завтра» и ушёл. На следующее утро Фрэнк принёс ей букет розовых роз, свежих, с капельками росы. Они завтракали в кафе за углом, а потом он отвёз её на работу. Вечером они встретились у японского ресторана, познакомившего их, оказалось, что Фрэнк взял билеты в театр.
Это всё было так непохоже на последние события в её жизни, столь ново и необычно, что Тина позволила Фрэнку влюбиться в неё. Она так давно ждала этого.

* * *

Через несколько дней она снова отправилась в родительский особняк: Роберт всё-таки вспомнил о завещанной ему картине, а Тина хотела взглянуть, не прислал ли её «друг» новых сообщений.
Как она ни уговаривала Роба попить хотя бы чаю, тот забрал наследие Дайан, поблагодарил Тину и поспешно удалился. «Друг» тоже не пожелал с ней общаться. На половину восьмого у Тины с Фрэнком была назначена встреча, кажется, он звал её в какое-то дорогое казино. До встречи оставался час, Тина съела заботливо приготовленный слугами куриный салат и пару кусочков красной рыбы. Господи, как беззаботна жизнь!.. Иногда счастье – это не любимая работа, дом, полный играющих детей, и положительный во всех отношениях муж в фартуке и с половником в руке, а обыкновенная безмятежность, день, проведённый на диване перед телевизором, предвкушение встречи, кусочек красной рыбы.
В начале восьмого Тина вспомнила, что до сих пор не переоделась для похода в казино и, увы, даже не взяла ничего, во что можно было бы переодеться. И она решила поискать что-нибудь в гардеробе матери.
Гардероб представлял собой приличных размеров комнату с многочисленными шкафами, вешалками, полками для обуви, подставками для головных уборов и сумок. Раздвигая вешалки с одеждой, Тина заметила маленькую дверку в стене очередного шкафа. Сейф? Она быстро сняла несколько вешалок с перекладины, чтобы лучше разглядеть находку. На дверке имелся кодовый замок, но из самых простых с четырёхзначной комбинацией цифр. У матери была плохая память на цифры, соответственно, здесь должно быть что-то простое, что не забудешь. Тина набрала дату рождения Дайан – не подействовало, затем дату своего рождения – тоже самое, дату рождения отца – промах, год рождения матери, отца, свой – промах, промах, промах. Она задумалась. Дайан отнюдь не была глупой – просто забывчивой. А все эти их даты рождения любой, знающий её особенность, в первую очередь и наберёт. Значит, что-нибудь менее известное. Номер машины. Нет, не подошёл. 1234. Тоже нет. Четыре нуля, ну, - мимо. Ну, конечно! Мэтт! Или Джим! Мать обожала шифровать буквы их порядковым номером в алфавите, этой игре она как-то давно, когда Тина была маленькой, научила её. Нужно сосредоточиться и посчитать буквы. Есть! Всё-таки Мэтт – как раз четыре буквы.
На первый взгляд сейф был пуст, но Тина была настойчивой – она проверила, нет ли у него двойного дна, и оно действительно было. В нижнем ярусе Тина нашла стопку банковской документации: платёжные чеки, ведомости, квитанции. Некоторые экземпляры были трёхгодичной давности, некоторые – двух-, и совсем свежие. Она разложила их на полу, попыталась разобраться в цифрах. Перечисляемые суммы были огромные, просто астрономические.
Кажется, мать что-то продавала, но не недвижимость, по крайней мере, судя по данным платёжкам. Уведомление о снятых со счёта суммах, затем о положенной на тот же счёт сумме, процентов на тридцать превышающей снятые. То же повторяется много раз, и каждый фигурируют эти тридцать процентов. А вот документы двухлетней давности. Отданных средств гораздо меньше, прибыль же увеличилась. Это зафиксировано в нескольких бумагах, потом – снова: повышение суммы платежа, но вот полученные средства составляют сумму из возмещения отданных плюс половина. Пятьдесят процентов вместо тридцати. Половина вместо одной трети. И её мысли прервал судорожно вздрагивающий от вибрации висящий на груди сотовый телефон. Фрэнк!.. Как она могла забыть о свидании с ним!?
- Ещё минут пять, - говорил в ухо его приятный голос, - и я простоял бы здесь ещё пару-тройку часов. Что-то случилось?
- А.., - Тина бросила взгляд на валяющиеся по всей комнате бумаги, - всё в порядке. Прости, пожалуйста, Фрэнк, у меня просто очень много работы, я совершенно потеряла счёт времени.
- Хорошо, давай отменим наши планы, если ты устала.
Наверняка, у него сейчас ужасно расстроенное выражение лица, но оттого чертовски милое, и букет роз, припорошённых снегом…
- Я жду тебя в особняке Стэнфордов. Найдёшь дорогу? Романтическую обстановку гарантирую, - пообещала Тина и снова огляделась по сторонам.
Это была их первая ночь. Желтовато-алые розы, свечи, шампанское с клубникой и шёлковые простыни под бархатным балдахином. Чудеса на яву. Или это был сон?

* * *

На следующий день Тина встретилась с Джеком, рассказала ему о своей находке и передала все документы. Тот, заинтересовавшись, обещал подумать.
- Выглядишь счастливой, - заметил он с улыбкой.
- Стараюсь, - ответила Тина и рассмеялась, - Джек, представляешь, ему двадцать один год, он дарит мне цветы, водит в театр, говорит всякие глупости – и я счастлива. Да, чёрт возьми, за последние несколько лет меня впервые делает счастливой какой-то мальчишка, про которого я практически ничего не знаю! И мне это нравится! – кажется, в глазах Джека читалась зависть или он просто считал Тину спятившей.

Поздним вечером того же дня, который Тина и Фрэнк проводили в казино, позвонил Джек. Это был не телефонный разговор, но тот не мог удержаться.
- Они торговали оружием! Тина, ты слышишь меня? Трое: Дайан, Артур и Альфред. Эти контрабандные потоки давно в разработке. У них целая сеть! Завод-изготовитель в одной стране, где отоваривается главный посредник, Стэнфорды перекупали у него оружие и перепродавали, выручку делили на три части, отсюда и тридцать процентов. Два года назад твой отец решил изменить схему: закупать прямо с завода-изготовителя. Естественно, это никому не понравилось, и его убили. Вот почему сначала уменьшились платежи – это ему удалось провернуть план, а потом снова выросли и выручка делится пополам – потому что их осталось двое: Дайан и твой дядя. Всё.
Она отпустила кнопку отбоя и замерла, потом пальцы сами собой разжались, и Тина чуть не выронила телефон.
- Ты такая бледная, - услышала она голос Фрэнка совсем близко. Он здесь? Слава Богу, что рядом кто-то… Кто-то родной. Нет, у неё не осталось родных, да у Тины никогда их и не было.
- Что? – обернулась она к Фрэнку. Надо же, у него такие огромные тёмные глаза!.. Глаза, всего в нескольких десятках сантиметров от неё, глаза, выражающие страх и тревогу. И сочувствие. И любовь. Любовь читалась яснее всего остального.
- Ты узнала что-то плохое? – он осторожно убрал её руку с зелёного сукна игрального стола, взял сотовый Тины – во избежании падения, и медленно повёл её к барной стойке.
Тина тряхнула головой, будто сбрасывая оцепенение. Нужно держать себя в руках, завтра с Джеком она отведёт душу, а сейчас есть место лишь хорошему настроению и бокалу мартини. Тина неуверенно улыбнулась. До чего же противно притворяться!.. Она сорвала с губ улыбку и выбросила её в угол.
Один из столиков освободился, и Тина с Фрэнком его заняли.
- Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Фрэнк, касаясь её ладони.
- Да, - «У него невероятные глаза», - подумала Тина и подняла свой бокал, - За тебя, Фрэнк.
Он смущённо улыбнулся, заставив её любоваться ямочками на его щеках.
- Ты удивительная, - тихо сказал он, - я… Ты, возможно, не поверишь, подумаешь, что я говорю это всем девушкам, но я никогда не встречал такой женщины, как ты. Раньше я знал именно лишь девушек. Последней… Господи, последней было шестнадцать. Она говорила, что ей восемнадцать. Ни с одной из них мне не было так интересно, как с тобой. Я чувствую себя взрослее, умнее, увереннее. Ты за каких-то неполных три недели перевернула всю мою жизнь. Не знаю, почему в таком возрасте, так рано мне уже удалось встретить тебя. Некоторые годами ищут свою половину, целую жизнь – и не находят. А мне так повезло! Ты делаешь меня счастливым, и я бы очень хотел надеяться, что я делаю счастливой тебя, что ты позволишь мне это. Я без ума от тебя. Я люблю тебя, - и Тина видела, что Фрэнк говорит правду, - Я в жизни не произносил подобных слов… И пусть мы мало знаем друг о друге – оставим это на потом, ведь главное – чувства, характер, отношения, а не биография. Тина, выходи за меня замуж, - и тишина опустила занавес. Тина даже не замечала музыки и царящего кругом шума.
- Фрэнк, - начала она, собравшись с мыслями, - мне очень приятно слышать всё это. Никто и никогда не говорил мне такого. Когда-то я была сильно влюблена, и именно от меня исходили эти слова. Потом я была замужем, но даже мой супруг не признавался мне в любви так. Кажется, - усмехнулась она, - он вообще никак не признавался. Но ты… Ты заставляешь меня радоваться жизни. Но я… не люблю тебя. Я знаю себя: я уже полюбила когда-то и больше мне этого не пережить по отношению к кому-то другому, - Тина не стала упоминать про развод и ничего не ответила на предложение Фрэнка.
Он закурил. Наверное, впервые за время их знакомства.
- Не отталкивай меня, прошу. Я буду любить за двоих. Просто будь рядом. Ты мой наркотик.





* * *

На следующий день шёл дождь, сильный, белой сплошной стеной – капризы погоды, в конце января. Тина, хмурая из-за дождя, невыспавшаяся, сидела в офисе, курила, обдумывая дело очередных клиентов. Пару минут назад почтальон принёс прямо в контору огромную корзину белых роз от Фрэнка. Корзина стояла в углу и отвлекала внимание, мозолила глаза. «Что ты со мной делаешь?» - было написано в маленькой открытке. Сказка продолжалась. Или пир во время чумы?
Сегодня вечером Тина должна была встретиться с Джеком. Нельзя об этом думать. Уж лучше пялиться на розы.

- На найденных тобой бумагах эксперты обнаружили большое количество одних и тех же отпечатков пальцев. Наверное, это твои. Дайан, по-видимому, была аккуратна и просматривала документы в перчатках, - рассказывал Джек вечером. Они ходили с тележками по павильонам торгового центра – оба накануне обнаружили недостачу продуктов в собственных холодильниках, - Отдел по борьбе с контрабандой оружия давно охотился за этим звеном, то есть за Стэнфордами. Теперь документы обнаружены, мы установили слежку за Альфредом, не сомневайся – он себя выдаст. Такие люди в одиночку быстро ломаются и делают ошибки.
Тина кинула в тележку замороженные листья салата.
- Значит, я не ошиблась, и мать и дядя Альфред убили моего отца, а его любовница догадалась об этом, ведь ей было что-то известно о его делах и о совершённом на него покушении. После его смерти она шантажировала мою мать, и Молли, её подруга, конечно, тоже знала некоторые детали, так что после убийства подруги пыталась что-то найти на свою начальницу, какой-нибудь компромат, но вышла на Мэтта.
- Который являлся лишь оружием в руках Дайан, - кивнул Джек. Его тележка была доверху набита продуктами, - расплатимся – поговорим в моей машине?
Дождь за весь день так и не угомонился, и пока Тина и Джек с сумками бежали до припаркованной на стоянке у торгового центра машины, успели вымокнуть до нитки.
- Холодно, - заметила Тина в салоне, запахивая кожаное пальто.
- Печка что-то барахлит, - объяснил Джек, копаясь в панели управления, - там, на заднем сиденье, где-то было полотенце – я захватил из кабинета – вытри волосы.
Тина послушно поискала полотенце, нашла, принялась приводить причёску в порядок.
- Ну вот, кажется, стало теплее, - проговорил Джек, оторвавшись от кондиционера.
Тина отложила полотенце и взглянула на Джека, что-то в его лице переменилось, и это не сулило ничего приятного.
- Мне ведь не придётся ещё раз идти к дяде? – осторожно спросила Тина, - Господи, он же чудовище, - она закрыла лицо руками, - Он и мать – они настоящие чудовища. Она даже забрала запонки отца, наверняка, уже с мёртвого тела. Она приказала Мэтту напасть на меня…
- Поэтому ты убила её?
-Ч-что? Я убила свою мать? – переспросила Тина и вспомнила пульсирующую жилку на её шее под собственной горячей кожей, - Я не знаю, Джек, - она поёжилась, - Ты говоришь что-то…
- Ты приходила к ней тогда, утром, до Мэтта. Тебе было известно о всех её делах? Ты пришла, чтобы поговорить с матерью об этом? Она всё отрицала, вы поругались и ты не выдержала и набросилась на неё?
- Нет.., - Тина ничего не соображала, лишь качала головой из стороны в сторону, - Это Мэтью убил её.
- Да, он же во всём признался, - согласился Джек, - единственное, о чём не упомянул, так это о том, как придушил миссис Стэнфорд, потому что он этого не делал, он только видел результат.
- Но…
- Ты действительно не помнишь? Понимаешь, экспертиза показала, что Дайан была мертва около двух часов, когда пришёл Пэррес. Всё получилось спонтанно, да? Естественно, ты не планировала, что задушишь мать поясом её халата, ведь ты не могла знать, что на ней будет надето.
- Нет. Нет! – закричала Тина, - Нет!
- Тебя видела кухарка. Миссис Прескотт на самом деле выгнала в тот день всю прислугу, Мэтт договорился с ней о встрече, и она ждала его. Он вошёл через чёрный ход. Она в любом случае была обречена, ведь он явился убить её.
- И он это сделал, - продолжала утверждать Тина. У Джека были страшные глаза, как во всех случаях, когда тот находил разгадку.
- Ты же не звонила в дверь, так? У тебя есть и были ключи от особняка. Может быть, ты и нажала бы на звонок, если бы не так торопилась, ты не могла ждать, пока тебе откроют, и ты прошла, не замеченная швейцаром, потому что Дайан его тоже отпустила, но вот кухарка так быстро уйти не успела, соответственно, она не слышала звонка, так как его просто не было, - Джек задумался, - но если ты хотела просто поговорить, ты бы так не спешила. Да. Значит, вторая версия. Скажи мне, ведь твой психоаналитик лечил тебя не только на словах. Какие лекарства он прописывал?
Это был шок.
- Откуда ты знаешь?
- Всё из того же архива твоей матери, она вела досье не только на Пэрреса. Это антидепрессанты, да? Очень сильные. Вероятно, их следовало принимать исключительно под присмотром врача строго определённое время, но ты привыкла к ним и применяла по малейшему поводу, я прав? Они стали твоим наркотиком.
Тина безмолвно опустила голову.
- Ты приехала к матери за ними? Хватит молчать, - разозлился Джек, схватил её за подбородок, рывком поднял голову.
- Я не хотела… Я не думала, что всё так выйдет.
- Почему-то всегда так говорят.
- Она тоже сидела на этих таблетках, она была нервной, несдержанной. Тот же самый врач предлагал ей разные средства, она просила что-нибудь покрепче, и он порекомендовал эти. Когда срок действия рецепта истекал, она его подделывала, потом и я пошла по стопам матери. Если их долго принимать, наступает зависимость, похожая по силе на героиновую, перестаёшь обходиться без них. В тот день у меня закончились таблетки, я без звонка поехала к матери, у меня начинались судороги. У неё был пузырёк, я знаю, но она сказала: хватит, пора завязывать, меня начало трясти, я даже не помню всех подробностей. Потом я побежала в ванную, их там не было, я бросилась в спальню, нашла их в тумбочке, запила водой из-под крана, вернулась в кабинет, как будто меня что-то манило туда. И я споткнулась о её тело. Я испугалась, хотела вызвать полицию, не могла набрать номер, руки тряслись так, что я выронила трубку, закричала в надежде, что кто-нибудь придёт на помощь, но вероятно, к тому моменту и кухарка уже ушла. У меня в голове была только одна мысль, что кто-то забрался в особняк и убил мать. Я потрогала её шею, пульса не было, и я решала бежать, пока преступник не убил меня. Шок был настолько сильным, что я проглотила ещё одну таблетку уже в машине, отъехала от дома на безопасное расстояние, и память мне отказала.
- Тебе нужно лечиться, - сказал Джек, только сейчас убравший пальцы от лица Тины, - Если зависимость от антидепрессантов такая сильная, что от их несвоевременного приёма наступают приступы ярости и неконтролируемой агрессии, с которой ты не можешь самостоятельно справиться, ты нуждаешься в медицинской помощи.
Тина достала сигареты, закурила. Дождь всё барабанил по крыше машины, сползал вниз по стёклам.
- Я не смогу: я не переношу врачей, - покачала Тина головой, - Справлюсь сама.
- Нет, - Джек приоткрыл окно, чтобы дым выходил наружу, и салон сразу наполнился той особенной свежестью, какая бывает только во время дождя, - Ты не справишься. Подумай, Тина, ведь у тебя в любом случае нет выбора: у меня достаточно улик, чтобы посадить тебя, но в тюрьме тебе придётся пройти обследование, и всё равно выясниться, что ты сидишь на этих таблетках, тебя поместят в лечебницу… В общем, все пути ведут туда, мне кажется, если ты придёшь в клинику добровольно, тем более, не в тюремную, будет намного лучше, - он развёл руками, - считай это ультиматумом или шантажом, но тебе придётся лечиться, иначе – тюрьма. Выбирай.
Джек ещё много говорил, но его слова не задерживались в голове Тины, единственное, что, кажется, напоследок уловил её слух, была фраза Джека: «Ты же знаешь, что я никогда не причиню тебе вреда. Никто не знает, что тебя видела кухарка, никто, кроме меня, не читал досье Дайан на тебя, тем более что я его стёр».
Вечером Тина приняла одну таблетку антидепрессантов, открыла упаковку свежезамороженной вишни, отключила все телефоны, завернулась в тёплый мягкий плед и так и просидела на диване перед телевизором, пока не уснула. Кто-то когда-то сказал, что сон – лучшее лекарство.
Утро в отличие от ночи не принесло спасения. Тина проснулась под тихий шорох дождя по карнизу и сразу же вспомнила все события вчерашнего дня. Куда же она задевала сигареты? Их не было ни в сумочке, ни в кармане пальто, ни на полочке в прихожей, ни на кухонном столе, ни в ванной. Ах да, она оставила их в машине Джека. Господи, что же теперь будет? Ничего себе семейка: отец с матерью и двоюродным братом торговали оружием, потом двое последних убили отца, его дочь задушила собственную мать, потому что та отказалась дать ей наркотики. Чёрт знает что… Как хорошо, что сегодня воскресенье, и не надо идти на работу.
Пробродив два с лишним часа бесцельно по квартире, не умывшись и не причесавшись, Тина позвонила Джеку. Она чувствовала: наступил какой-то переломный момент в её жизни, а она снова отсиживается на дне. На этот раз этому не бывать, Тина не упустит ни малейшей детали.
- Тина, мы его взяли! – возбуждённо прокричал Джек в трубку, - Альфред Стэнфорд теперь у нас!
Как странно, как быстро и неожиданно…
- Будет суд? – спросила она, зная ответ.
- Да, и ты…
- Буду свидетельницей, - закончила Тина фразу за Джека.
- Я позвоню, Тин, много дел, пока, - короткие гудки.
Где-то должен был быть коньяк, дорогой, пять звёздочек, прихваченный ею из родительского особняка. Но маленькой плоской бутылочки нигде не было. Пришлось довольствоваться кофе.
Что ж, размышляла Тина, делая неспешные глотки вкусного крепкого натурального кофе, одни преступники мертвы, другие – в руках правосудия, третьи – помилованы, четвёртые, если, конечно, они – преступники, всё ещё на свободе. С несправедливостью надо бороться.
У «друга» было занято. Она позвонила на сотовый, но к телефону никто не подходил. Тина снова набрала его домашний номер, и на сей раз ей ответили, что «друг» минуту назад вышел из дома, так что Тина может звонить на мобильный. Что она и делала, а толку никакого. Тина задумалась. Наверняка, он слышит звонок и на экране телефона высвечивается её имя, почему же в таком случае он не берёт трубку? Он должен её взять.
- Ты где? Привет, - забыла Тина поздороваться, когда на том конце провода ответил знакомый голос, - Ты мне очень нужен, приезжай, пожалуйста.
Он приехал через двадцать минут, к этому времени Тина успела привести себя в порядок, уложить волосы, надеть тёмно-серый домашний костюм.
Фрэнк нежно поцеловал её.
- Что случилось?
Она постаралась беззаботно улыбнуться.
- Ничего особенного, просто мне вдруг стало одиноко. Скучно.
- Ну что же, попробую тебя развеселить, - и, подойдя ближе, Фрэнк принялся щекотать Тину.
Та завизжала, попыталась вырваться из его рук, Фрэнк смеялся сам, но не давал Тине увернуться от своих ловких пальцев. Побесившись так минут десять в прихожей, они убежали в комнату, свалились на диван, как настойчивый звонок в дверь прервал их игры.
- Привет, извини, что без предупреждения, - сказал Дэвид, переступая порог.
- Ничего, всё в порядке, - Тина махнула рукой, тем самым показывая, о каких пустяках говорит тот.
- Ты не одна? – спросил Дэйв, покосившись на чужой мужской плащ, висящий в открытом стенном шкафу.
- Да, но… Проходи в комнату, - и Тина указала рукой в сторону гостиной, где на диване, одёргивая на себе помятую одежду, сидел Фрэнк, - Фрэнк, это Дэвид, - тот поднялся навстречу Дэйву, пожал его руку, - Дэвид, это Фрэнк. Дайте мне одну минуту, я подогрею кофе, - она вышла, поискала в карманах Фрэнка, а потом и Дэвида сигареты, нашла, судорожно затянулась. Ещё одну минуту. Лихорадочное затишье перед бурей. Скоро всё закончится, и можно будет бросить курить, принимать ненавистные антидепрессанты, продать особняк Стэнфордов, уехать куда-нибудь к чёртовой матери…
Но ей в одиночку не справиться, это поначалу Тина наивно надеялась на собственные силы, нет-нет, теперь самостоятельность ни к чему. Хорошо, что стены в квартире толстые, и она догадалась плотно закрыть дверь в гостиную. Не переобуваясь, в домашних тапочках, Тина бесшумно выскользнула на лестничную площадку, там должна быть охрана, но никого и ничего, кроме странных бурых капель на полу в подъезде, не было. «Кровь!..» Она перегнулась через перила и увидела мёртвого полицейского. Спустившись на один пролёт вниз, подальше от трупа. Тина трясущимися пальцами вынула из кармана захваченный из квартиры сотовый телефон, набрала номер Джека.
- Беги вниз, - быстро проговорил тот, - жди меня, я буду через три минуты.
- Но в квартире заложник, он убьёт его…
- Он в любом случае убьёт его. Спускайся вниз.

Джек, выезжая, вызвал подкрепление – несколько человек, которые должны были проникнуть в квартиру Тины через соседский балкон. Потом Джек набрал на сотовом ещё несколько цифр, приятный спокойный голос на том конце ответил:
- Да, Хепберн. Ты уже едешь?

* * *

Тина то и дело смотрела на наручные часы: прошло две минуты с того момента, как она звонила Джеку и около семи минут, как она покинула своих гостей. Нужно к ним вернуться. Будь что будет. А если он ему что-нибудь сделает? Или Тина ошиблась? Он убил охранников, значит, он не оставляет свидетелей, значит, он убьёт и её, именно за этим он и пришёл. Она всё-таки поднялась, так же бесшумно открыла дверь, прошла в квартиру, насторожилась. Было тихо. Тина не стала запирать замок: Джек не найдёт её у подъезда и поднимется сюда. Как сильно стучит сердце. Она стащила ещё одну сигарету у Дэйва, прикурила её и вошла в гостиную.

Три снайпера ждали сигнала о начале операции, затаившись на балконе Тины. Джек вышел двумя этажами ниже квартиры Тины, поднимаясь по лестнице, обнаружил двух полицейских с явными пулевыми ранениями. По всему было видно, что преступник стрелял в упор, оттого и выстрелы прозвучали почти бесшумно, да ещё и толстые стены дома поспособствовали.
Джек шёл по лестнице и возмущался тому, что Тина так и не послушалась его: взяла и поднялась в квартиру. Подойдя к двери, Джек прислушался, но напрасно: звуконепроницаемая конструкция была непреклонна. Он потянул дверь на себя.


Тина, Дэвид и Фрэнк мирно пили кофе.
- Это так необычно – дождь зимой! – восклицал Дэйв, когда Джек переступил через порог, - О, привет! – он поднялся ему навстречу.
В тот же момент раздалось нервное дребезжание чашки о блюдце: это Тина дрожащими пальцами поставила кофе на стол. Никак не удавалось справиться с собой.
- Привет, - слишком медленно, чтобы скрыть страх, - произнесла она и растянула губы в глупой улыбке, - проходи, Джек, знакомься, это, - она указала на поднявшегося с дивана Фрэнка, - Фрэнк. Фрэнк, это – Джек. Я налью тебе кофе, - теперь чересчур быстро проговорила Тина и бросилась вон из комнаты.
Она долго не могла унять противную дрожь в пальцах, потом распаковывала новый пузырёк таблеток, сломала ноготь, разорвала липкую ленту на упаковке, крышка куда-то улетела, пригоршня мелких пилюль просыпалась.
- Чёрт! – наконец, Тина подобрала одну таблетку, проглотила не запивая, побежала на кухню, налила в чашку остывший кофе и вернулась в комнату.
В дверях её почти сшиб с ног Фрэнк. Он подлетел с диким криком:
- Осторожно! – и навалился на Тину грудью, в следующее мгновение она заметила Джека, наводящего пистолет на неё.
- Молодец! – кивнул Дэвид, - Убей их одним выстрелом! – Тина перевела взгляд на него: Дэйв держал в руке «смит энд вессон», направленный на Джека, - Ну, тебе помочь? – нетерпеливо крикнул Дэвид и выстрелил в вытянутую руку Джека, в запястье.
Кто-то в самое ухо заорал:
- Тина, ложись!
Рука Джека дёрнулась, указательный палец отпустил курок и раздался глухой звук, ругань, ещё один такой же глухой звук, потом чьи-то крики и на Тину навалилось что-то тяжёлое. Через секунду после первого выстрела снайперы, обосновавшиеся на балконе, влетели в комнату, разбив стёкла.
Дэвида в наручниках увели в полицейскую машину, ждавшую исхода событий внизу. В квартиру набежали люди в белых халатах, Тина сначала подумала, что – за ней, увезти её в наркологическую клинику, но когда они принялись перевязывать её ногу со сквозным пулевым ранением и класть кого-то на носилки, накрыв при этом с головой тёмно-синей простынёй, оказалось, что, пробитая рука Джека, дрогнув, выронила пистолет, который успел задеть ногу Тины, так как траектория пули изменилась. В этот момент снайперы разбивали стёкла, чтобы выбраться в комнату, но Дэвид, выругавшись, успел выстрелить в Фрэнка. Фрэнк умер.

В кабинете Джека в полицейском отделении было, как обычно, не слишком уютно, бесконечный допрос наконец-то закончился, полицейские перестали шнырять туда-сюда, Джек закрыл дверь и налил Тине несладкий быстрорастворимый кофе.
- И давно ты втёрся в доверие к Дэвиду? – сделав несколько больших глотков, спокойно спросила Тина, на неё напала странная апатия ко всему.
- Давно, - закурив, ответил Джек, - отдел по борьбе с нелегальной торговлей оружия уже несколько лет разрабатывает здешнюю сеть, удалось выйти на одну из «шестёрок», ей был Дэвид Харлем. Я долгое время работал под прикрытием, надеясь выйти на кого-нибудь из боссов. Дэвид верил мне, но не открывался. Он очень осторожен. Основная его обязанность заключалась в обеспечении связи между высшими боссами и Стэнфордами. Но прямых доказательств причастности Стэнфордов к этому криминальному бизнесу не было. Они появились позже, когда ты нашла счета в особняке. Я специально известил об этом Дэвида, тем более, что он сам искал их: в офисе Дайан, потом даже собирался купить особняк Стэнфордов через подставных лиц и обыскать дом. Получив бумаги, я сделал копии, и отдал оригиналы Харлему, чтобы тот ещё больше проникся доверием ко мне. И я попытался ускорить процесс: позвонил тебе, чтобы сообщить об аресте дяди Альфреда, на суде ты бы выступала свидетельницей, естественно. Дэвид обо всём догадывался, плюс к этому – он должен был убить свидетельницу, то есть тебя, и при попытке убийства попасть в наши лапы. Ведь он был в полной уверенности, что я на его стороне. Перед началом операции мы даже созванивались, - Джек затушил окурок в стеклянной пепельнице, - Кстати, Харлем честно пытался предостеречь тебя от него самого посредством электронной почты. Тина, - Джек внимательно на неё посмотрел, - почему ты ничего об этом не рассказала мне? Затеяла собственное расследование? В результате погибло три человека: охранники и…
- Фрэнк.., - боль от потери близкого человека, который наконец-то на самом деле любил её по-настоящему, бескорыстно, страстно, красиво, разъедала изнутри. Ужасно ныла перебинтованная нога, покоящаяся на подножке инвалидного кресла, в которое поместили Тину врачи, обработав простреленную ногу.
Джек поморщился: острая боль пронзила повреждённое запястье.
- Что ты про него знала?
- Про Фрэнка? – не поняла Тина. Джек кивнул, - практически ничего. Только имя и возраст. Всё. Ни фамилии, ни адреса – мы всегда встречались у меня, ни места работы или учёбы: он был так чертовски молод…
- Нужно сообщить его родным. Ничего, - Джек сел за компьютер, - поищем его данные по фотографии, - его пальцы быстро перебирали клавиши, - А… Нет, что-то не нахожу, - он повернулся к Тине, - давай я отвезу тебя домой.
Та посмотрела на Джека совершенно несчастными испуганными глазами.
- Куда? В эту квартиру, где его убили?
- В особняк, - предложил Джек.
- Где я задушила собственную мать? О, Господи…- Тина опустила голову и тихо заплакала.
- Поедем ко мне, хорошо? Сейчас я уберу бумаги. Тина?
Она не реагировала, лишь бормотала:
- Я чудовище, меня надо было пристрелить. Вместо Фрэнка.
Джек бросился к ней, схватил за руки.
- Перестань. Пожалуйста. Я очень тебя прошу. Малыш, не надо плакать.
Тина подняла голову. Расчёт был правильным: Джек долгих шесть лет не называл её так – «малыш»…

* * *

- Ты так и не помирился с Элизабет? - спросила Тина, переезжая в кресле порог квартиры, с которой было связано столько воспоминаний.
Джек кинул ключи на тумбочку.
- Нет. Кажется, в холодильнике была почти целая курица-гриль. Сейчас разогрею.
- Я сама, - предложила Тина и зарулила на кухню. Открыла холодильник, вынула тарелку с курицей, поставила в микроволновку. Когда-то они разогревали в ней пиццу, потом, устроившись на диване с пивом и ароматными треугольными кусочками теста, покрытыми сыром, ветчиной и кетчупом, смотрели какой-нибудь ужастик, предварительно выключив свет. Вдвоём было так здорово бояться.
Джек вошёл в кухню, взял готовую курицу, налил чая в две большие кружки, он знал, что Тина тоже не любит маленькие чашки.
Тина въехала в комнату следом за ним. Боже, он даже диван так и не сменил!.. Нет, надо бежать отсюда – уж лучше сидеть в квартире с обведённым на полу силуэтом покойника.
- Давай я тебя усажу на диван, - сказал Джек и уже протянул к Тине здоровую левую руку.
- Нет, не надо! – его прикосновения жгли кожу, - Я сама. Аккуратно, - и осторожно, прихрамывая, перевалилась на диван. Диван скрипнул, - Ну надо же, всё те же пружины! – вырвалось у неё.
Джек сел рядом, подал тарелку с курицей.
- Всё те же, - повторил он слова Тины и посмотрел в её грустные уставшие глаза, наконец переставшие быть испуганными.
- Расскажи мне о Лиз, - неожиданно попросила Тина, - почему вы в ссоре?
Джек поморщился.
- Не хочу говорить. Прости.
- Нет, хочешь, - настаивала Тина, - что случилось? Всё из-за твоей работы? Оттого, что ты не встретил с ней Новый год? Но ведь она должна была в самом начале понимать все особенности твоей профессии…
- Должна была… - протянул Джек.
- Джек, - Тина повернулась к нему, отставила тарелку в сторону, - ты любишь её?
- Да.
- И ты не пробовал её вернуть? После Нового года вы больше не разговаривали?
- 1 января я её поздравил, - неохотно проговорил Джек, - она бросила трубку. Потом я как-то приехал к ней, её родители меня не пустили на порог, обозвали кретином и выгнали. На этом мои безуспешные попытки примирения закончились, - вздохнул Джек.
- Ты должен снова попытаться. Лиз ждёт, что ты станешь её добиваться, что это будет достаточно трудно – тогда она поверит в твою любовь. Если ты не отступишься, не потеряешь надежду, то вы снова будете вместе. Её поведение говорит, даже кричит об этом.
Джек нервным движением провёл по волосам, схватил со стола сигаретную пачку, быстро закурил.
- Зачем ты это? А? – спросил он, выдержав минутную паузу, чтобы успокоить нещадно бьющееся сердце.
- Что? – она ужасно хотела курить, но с любой маниакальной зависимостью нужно бороться.
- Ты всё ещё любишь меня и советуешь, как вернуть женщину, к которой я ушёл от тебя?
Это было жестоко. Вот так в лоб высказать вслух Тине её же мысли.
- Да, - её голос на удивление ничуть не дрогнул, только взгляд блуждал где-то на его перебинтованном запястье, - поэтому и советую.
- Прости меня, малыш. Пожалуйста, прости, – произнёс Джек тихо. Второй раз за день – «малыш» - это чересчур. За что прощать? За нелюбовь? За невозможность вернуть прошлое?
- Пожалуйста, вызови мне такси, - глухим голосом попросила Тина.

Через полчаса она ехала в чужой прокуренной машине в любую ближайшую гостиницу, задыхаясь от едкого дыма и солёных, разъедающих кожу, предательских слёз. Она знала, что больше никогда не появится ни в квартире Джека, ни в своей квартире, ни в особняке Стэнфордов. У неё снова отняли дом и, кажется, счастье. Или она сама его отдала?
Проснувшись утром, Тина осмотрелась вокруг: чужие тёмно-зелёные стены с выцветшим золотистым рисунком, широкая кровать, на которой она спала, с покосившейся спинкой, два колченогих стула у вполне приличного стола, полированный платяной шкаф с поцарапанными дверками и старый телевизор на тумбочке перед кроватью. Да, ближайшая гостиница оказалась далеко не пятизвёздочной. Хотя, какая к чёрту разница?
Кажется, где-то рядом с кроватью должно стоять её инвалидное кресло. Да уж, действительно кресло для инвалида… Она снова заплакала, но как-то отстранённо, будто работа её слёзных желёз не была следствием её мыслей.
Вчера услужливый портье помог Тине добраться до номера, но как же сегодня ей, ну например, умыться? Она совершенно одна и даже не у себя дома… справившись с очередным приступом меланхолии, Тина попробовала подняться на постели, потом сесть, спустить ноги на пол. Вроде получилось. Раненая нога, конечно, болела, ныла, но передвигаться, держась за мебель, было можно. Костыли бы сюда.
Умывшись и причесавшись, Тина вернулась в комнату, чтобы одеться – сегодня понедельник, и Роберт наверняка уже её заждался – как зазвонил сотовый телефон.
- Здравствуй, новости быстро разлетаются. Уже наслышан о твоём ранении. Посиди-ка пока дома, поболей.
- Хорошо, Роб. Спасибо, - пробормотала Тина и нажала «отбой». «Посиди-ка дома» - это, интересно, где? Она уж думала, что хотя бы в сегодняшнем дне будет какой-то смысл, она будет кому-то нужна, сможет кому-то помочь, но нет – теперь Тина обречена сидеть в этом низкопробном отеле – «болеть». Даже если бы она сейчас и приехала в контору, несмотря на слова Роберта, тот бы мигом выгнал её, чтобы та, не дай Бог, не перетрудилась.
Ну что ж, надо позавтракать – хоть чем-то себя развлечь.
В кафешке за углом готовили вполне сносную яичницу и варили даже очень приличный кофе, который Тина почти выпили, когда вновь затренькал телефон.
- Доброе утро, Тина. Пожалуйста, не вешай трубку. Мне разрешили один звонок, но я не стал тратить его на адвоката. Хотя, извини, кажется, как раз это я и сделал. Прости за неуместную шутку. Мне очень нужно с тобой поговорить. Не знаю, приедешь ли ты ко мне на свидание, если нет, то я скажу всё, что хотел, прямо сейчас. В случае если ты не повесишь трубку.
- Да, Дэвид, я лучше приеду. Сегодня, через полтора часа.
К чёрту нудные бредни о борьбе со всякого рода зависимостями!..
- Принесите, пожалуйста, «Vogue» без ментола, - попросила Тина у официанта и, дождавшись сигарет, быстро закурила.
Нужно переодеться. Не ехать же в одежде с потемневшими пятнами крови, она и так уже перепугала всех немногочисленных посетителей кафе.
Через полчаса, купив нежно-голубого цвета брючный костюм, удобную обувь без каблука и пару костылей, Тина, позвонив Джеку и предупредив его о визите к Дэвиду, поймала такси и отправилась в следственный изолятор.

Харлем был небрит, причём уже давно, короткие чёрные волосы торчали в разные стороны, взгляд тёмных глаз нервно блуждал из стороны в сторону. Он и Тина сидели по разные стороны холодного, неприятного на ощупь, металлического стола в небольшой комнатке, где, кроме этого предмета меблировки и ещё двух привинченных к полу стульев, ничего не наблюдалось.
- Спасибо, что пришла, - его голос заметно подрагивал, руки тряслись, - Я хотел попросить у тебя прощения, Тина. Я прошу тебя простить меня. Все грешники имеют право на прощение. Пожалуйста.
Тина вынула из кармана брюк сигареты, предложив Дэвиду, закурила. Она не старалась вставить и слова в его речь, она хранила молчание и просто слушала.
- Я убил своего брата, - прозвучало словно приговор или ядерный взрыв, - Пожалуйста, умоляю, прости меня.
И лишь сейчас до Тины дошёл смысл этой фразы. Но она сумела промолчать.
- У нас только мать общая, отцы разные, но мы поддерживали отношения, я имею в виду нас с Фрэнком, Келли с ним практически не встречалась. Это я привёл его в этот бизнес, - он бросил на пол докуренную сигарету, затушил ботинком и прикурил следующую, в каморке стало трудно дышать или это гнев, силясь выбраться наружу, разрывал грудь? – Мой отец был одним из «боссов». До недавнего времени… Потом у него стало сдавать здоровье и он передал мне бразды правления. В моих руках было несколько «переправочных пунктов», в том числе и тот, который организовали твои родители и дядя. Фрэнки был связующим звеном между ними и мной, «шестёркой»… Два года назад твой отец решил изменить всю систему налаженного бизнеса, тогда я приказал его убрать. Фрэнк не смог, хотя на нём уже было одно убийство, но он был непреклонен, я не сумел его переубедить, - Дэвид вытер ладонью вспотевший лоб, - Тогда эта обязанность была поручена твоей матери и дяде. Они справились с заданием. Но мы лишились одного человека, потом, недавно, убили и Дайан. Альфред остался один. И когда ты могла повлиять на его «уход» из бизнеса и, соответственно, на прикрытие всего звена, я разозлился, несмотря на то, что всегда симпатизировал тебе. Я ведь предупреждал тебя по почте, ты не послушала. Наверное, я сам невольно подтолкнул тебя на нахождение улик, не знаю… И Фрэнк, познакомившись с тобой, начал вызывать у меня опасения. Ваша встреча была случайной, как и то, что вчера он оказался у тебя. Я не оставляю свидетелей. Да и выход из этого бизнеса только один: годом раньше, годом позже… Прости меня. Мне тоже нелегко. Прости. Знай, что он действительно любил тебя.
- Только один вопрос, - проговорила Тина с трудом, - Молли знала?
Он отрицательно замотал головой.
- Абсолютно ничего, - с этими словами Дэвид наклонился, снял ботинок, засунул в него руку, что-то поискал внутри и, найдя, молниеносным движением отправил маленькую белую таблетку в рот, - Через минуту я увижу Фрэнки и Молли. Прости меня, Тина.., - и он потерял сознание, стукнувшись головой о холодный угол стола, обе руки, обмякнув, повисли вдоль туловища.
Когда в комнату ворвалась охрана, услышав истошные крики Тины, обвиняемый в трёх убийствах и причастности к незаконной торговле оружием Дэвид Харлем был мёртв и его всполошившаяся душа, вылетев из привычной телесной оболочки, удивлённо следила за тем, как выводят не прекращающую стенать женщину и кладут на носилки то, что недолгие тридцать семь лет было её земным приютом.

* * *

Ломки были тяжёлыми: начинались они одинаково – стучали зубы, словно от холода, потом тряслись руки, по очереди: то правая, то левая, затем вместе, дёргались ноги, точно в танце, и ходить становилось невозможно, приходилось лежать где-нибудь в углу на полу, кровать была слишком высокой, чтобы на неё взобраться. Есть совершенно не хотелось, так что Тина похудела за эти последние две недели – самые страшные две недели за последний год. Дабы ни на кого не наброситься во время приступов гнева, Тина заранее, научившись определять момент их наступления, запирала дверь в спальню, а ключ выбрасывала через форточку на балкон. В начале первой недели она привесила мишень на стену и метала дротики, но после того, как чуть не распорола себе руку, от дартца пришлось отказаться. Три дня назад её ноги свело с такой силой, что Тина перестала их ощущать, руки скрутило, а голову била мелкая дрожь. Тина потеряла сознание. Очнувшись через некоторое время в луже чего-то мерзкого, дурно пахнущего, её затошнило и снова вырвало. Это было кошмаром. В те редкие минуты, в течение которых Тина могла хоть как-то трезво соображать, она искренне радовалась тому, что не пришла в наркологическую клинику и сейчас никто не видит, как её кидает по стенам, как непроизвольно гнётся её тело… Хорошо быть богатой, настолько, что, не продавая особняк и квартиру, взяв на работе бессрочный отпуск за свой счёт, ещё будучи во вполне вменяемом состоянии Тина купила маленькую уютную квартирку в шумном районе города, чтобы звуки, доносящиеся из её пристанища сливались с гамом и суетой улиц.
Сколько прошло времени, пока всё это продолжалось, Тина не знала, события слились в её памяти в сплошное тёмно-серое размытое пятно. Но как-то утром, кажется, был март, судя по растаявшему снегу за окном, она проснулась, и ей улыбнулось небо. И Тина поняла, что излечилась.
Это был самый счастливый день в её жизни! Она смеялась, приводила в порядок жилище, сбегала в магазин за продуктами, испекла торт, пожарила мясо, сделала салат, налила ванну с душистой пышной пеной, полчаса отмокала в ней, напевая весёлые песенки, потом пообедала, наслаждаясь сочным поджаристым мясом и свежими овощами, торт получился мягким, тесто немного пористым – объеденье! Позже Тина позвонила Саманте, Келли, Роберту… Все были ей рады, все звали в гости. Роберт сообщил, что скоро нужно будет прийти в суд – получить документы о разводе, Тину не удручило даже это известие: ведь это она оставила Майкла, и она теперь свободна! Она свободна не только от этих странных отношений, но и от зависимости от настроения Майкла, и от этих чёртовых таблеток! Невероятно, но её даже не тянуло выкурить сигарету! Какое счастье! Кстати Роберт интересовался, когда она выйдет на работу, Тина ответила – хоть через пять минут. Радость переполняла её.
Как вдруг позвонил Джек.
…- Привет, как я счастлив слышать твой голос!..
…- Малыш, я так по тебе соскучился!..
…- Здравствуй, представляешь, я развёлся с женой!..
…- А может, нам начать всё с начала?!..
…- Ты мне снилась каждую ночь…
…- Тина, я люблю тебя.
Но на самом деле Джек произнёс в трубку совсем другие слова:
- Как ты? Звоню каждый день – не отвечаешь, уже нашёл твой адрес и собирался ехать ломать дверь, слава Богу, от соседей сообщений о неприятном характерном запахе не поступало.
Тина засмеялась.
- Ценю твою заботу.
- Не стоит. Голос бодрый, значит, зря звоню.
- Дурак, - парировала Тина, - как у тебя дела? – спросила она больше из вежливости, не имея в виду что-то конкретно.
- Теперь хорошо. Спасибо за дельный совет. Хотя, ты ведь дала его до своего безвременного ухода в небытие, не помнишь, наверное, ничего.
Тина усмехнулась.
- Помню. Ты с ней помирился?
- Да. Лиз уже месяц как беременна.
Наверное, раньше Тина зашвырнула бы телефон куда-нибудь в угол к чёртовой матери, затем начала рыдать, выкурила за раз полпачки самых крепких сигарет, проглотила полупаковки ненавистных антидепрессантов и, выйдя на улицу, переспала с первым же встречным, не сходя со своего места. Но, кажется, она действительно излечилась, потому что сейчас искренне радовалась семейному благополучию Джека.
- Поздравляю. Приходите как-нибудь в гости.
- Спасибо. Обязательно. Я вот почему звоню. Тина…За время твоего отсутствия исчез Альфред Стэнфорд, он откуда-то узнал – скорей всего от кого-то из наших, мы сейчас его вычисляем, - что его активно разрабатывает полиция, ему светит огромный срок, в том числе и за убийство. Кое-какие ниточки есть, следы, но пока их недостаточно. Очевидней всего, он за границей под чужим именем. Маловероятно то, что он вернётся сюда. Его супруга, кстати, здесь, ей ничего не известно, Майклу, - и при этом имени тоненькая иголочка впилась в грудь Тины, куда-то рядом с сердцем, - тоже, как ни странно… И маловероятно то, что Стэнфорд попытается убрать свидетелей.
- Например, меня? – уточнила Тина.
- Да. Но ему нет смысла этого делать. То, что тебе известно, - сплошные домыслы, а банковские счета уже у нас, тем более, что это косвенные улики. Миссис и мистер Стэнфорд и Харлем мёртвы, Фрэнк тоже, как Молли и её подруга Хилари Стерн, любовница твоего отца, Пэррес в тюрьме. В принципе, Альфреду можно спокойно жить у себя в особняке. Но всё же, я прошу тебя быть осторожной и предлагаю снова приставить к тебе Хэнка.
Раз уж я сама справилась с ломкой, я справлюсь и с собственным дядей.
- Спасибо, Джек. Не надо. Я думаю, это лишнее.
- Как скажешь.

Положив трубку, Тина тут же забыла все подробности разговора, не хотелось ни о чём тревожиться, когда так светит солнце.
Через пятнадцать минут Тина, одетая по-весеннему: в тонкий белый кашемировый пуловер, короткие, до середины икры, светло-коричневые брючки, лёгкий, персикового цвета плащ, поверх которого струился полупрозрачный бело-розовый шифоновый шарфик, шла по улице, разглядывая прохожих да и всё вокруг – она так давно не жила этой сладкой обыденной жизнью.
В витрине какого-то магазина Тина увидела собственное отражение: волосы отросли, и теперь корни в прошлом ярко-белых волос, ныне потускневших и секущихся, предательски чернели, выдавая природный цвет. Решение было принято моментально: возрождение к жизни продолжалось, и Тина уже через полчаса восседала в кресле косметического салона, отдав свою голову на растерзание мастерам парикмахерского искусства. В этом салоне, в отличие от того, где её превратили в блондинку, Тину коротко стричь не стали, просто придали обросшим волосам пристойный вид и покрасили в рыже-каштановый цвет, так что из салона она вышла с умопомрачительными тёмно-рыжими, слегка вьющимися, мягкими локонами. Под вечер на улице было людно, Тина прогулялась до городского парка, там играли дети, визжали, смеялись. Какого-то светловолосого мальчика позвала мама: «Фрэнки! Фрэнки! Пойдём домой, кушать! Фрэнки, ты слышишь меня?». Но Фрэнки заворожёно смотрел на взрослую тётю с горящими на солнце рыжими волосами, которая, закрыв лицо руками, безостановочно тряслась, горько всхлипывая, потом она стала медленно оседать прямо на асфальтированную дорожку, кое-где продырявленную лужами, а тёти такая светлая одежда!..
- Господи, что с вами? – это мама заметила, куда устремлён взгляд её малыша, и подбежала к вздрагивающей всем телом женщине, - Вам плохо? Могу я вам помочь? Мы здесь с сыном живём недалеко.
Тина отняла руки от заплаканного лица.
- Вы живёте вдвоём? – спросила она у этой милой добросердечной женщины.
- Да, - кивнула та, - а что?
- Значит, вам не одиноко?
- Мне?., - задумалась отзывчивая женщина, - наверное, нет. Фрэнк такой шумный, не даёт мне скучать.
- У меня тоже был Фрэнк, ему было так мало лет, когда мы расстались… Когда нас разлучили.
Маленький Фрэнки прижимался к маминой ноге и с недоверием поглядывал на странную тётю с горящими глазами, обведёнными расплывшимися чёрными кругами.
- У вас что-нибудь болит? –спросила мама.
- Нет, - женщина покачала головой, раскрыла сумочку, достала зеркальце и носовой платок, - Боже мой, я была так счастлива с утра, а теперь… Зачем я проснулась? – и она принялась тереть глаза платком, чёрные круги стали ещё больше.
- Послушайте, - сказала мама, - вам бы умыться, а то так ещё хуже. Пойдёмте к нам, - и она взяла Тину за руку.

Ночью, сидя у распахнутого настежь окна и ловя серебристые капли дождя своей кожей, Тина размышляла о том, что всё не так уж и плохо, и есть люди, обыкновенные люди, живущие обыкновенной жизнью, обучиться которой довольно легко, надо просто захотеть, и не будет никаких торговцев оружием, убийц и маньяков в её жизни, а будет тихое семейное счастье, вроде того, в котором купаются её сегодняшние знакомые Глэдис и Фрэнки. У адвокатов должно быть отличное воображение, вот и сейчас нужно лишь представить, что всё это возможно и для неё, Тины. Но пока не получалось.
Она закрыла окно и легла спать.

На следующий день Тина вернулась в контору Роберта. В очередной раз, хм… Как всегда, бурное приветствие коллег, букет белых роз… Невозможно… Нет, стоило ей вырваться из одного кошмара, как Тину просто все кому не лень окунают в другой. И эти розы напоминают ей о Фрэнке. К чёрту то обстоятельство, что он по уши вляпался в этот проклятый бизнес, и кажется, даже кого-то убил, главное – он любил Тину, и она никогда не забудет этого. Как только выбралась свободная минутка, она позвонила Джеку, чтобы узнать, на каком кладбище похоронен Фрэнк.
Конечно, страшновато являться в подобное местечко в столь поздний час, но Тина не желала ждать, она и так не была здесь почти два месяца. Вот и могила. Памятник и… Фрэнк. Его улыбка на фотографии. Его глаза. Как там говорил Дэвид? – «Годом раньше, годом позже»? Зачем, Фрэнки, ты связался с этим? Она положила на землю у памятника дрожащий на ветру букет белых лилий. Розы лежали в машине на заднем сиденье.
- Фрэнки.., - успела произнести она перед тем, как чьи-то руки сзади схватили её за шею и плечи и поволокли куда-то. Позже оказалось, что в машину.
Когда с её глаз сняли повязку, Тина сумела разглядеть полутёмное подвальное помещение с низким сводчатым потолком. По мере того, как глаза привыкли к полумраку, Тина заметила ряд больших деревянных винных бочек. Постойте, но это же… Подвал Стэнфордов! Дяди Альфреда и тёти Марты! Значит, он всё же вознамерился отделаться от Тины. Ну что ж, оно и к лучшему.
- Что вздыхаешь? – вдруг услышала Тина женский голос и торопливые шаги, - здесь уж тебе точно никто не поможет. Альфреду тоже никто не смог помочь.
- Тётя? Это вы? – из всех последних событий это было самым большим шоком. Тихая, всегда незаметная жена дяди Альфреда заточила её в этот застенок? И что, простите, сама? Собственными руками уволокла Тину сначала в машину, абсолютно ничем не усыпив, а потом – сюда. Что-то не верится. И кто же её сообщник? Дядя? Ведь им должен быть мужчина или женщина-штангист. Стоп. Тётя обронила, что «дяде тоже никто не помог», она его убила?
- Сейчас ты напишешь завещание, в котором всё своё имущество, а именно шикарный особняк передаёшь мне, как единственному нормальному человеку в семье. И единственному живому, - тётя глупо хихикнула, - Куш, конечно, не ахти какой, но всё-таки. У вас там такие шедевры висят на стенах. Давай-давай, пиши, - и она придвинула к сидевшей на полу Тине табуретку с лежащим на ней листком бумаги и ручкой, - Помни об этом, - Марта помахала над её головой маленьким пистолетом.
- А нотариус? – спросила Тина.
- У Хэнка имеются подходящие корочки, - успокоила её Марта.
«У Хэнка? Уж не у моего ли бывшего телохранителя?» - Тина судорожно сглотнула. Если так, то всё сходится. Это он – тот предатель в полицейском управлении, тот, кто знает её привычки, её распорядок дня, и тот, кто следил за ней, а потом в самый подходящий момент сделал так, что Тина оказалась здесь. Это он, а не Джек обеспечивал бизнесу Дэвида прикрытие, возможно, Джек и Хэнк действовали вместе, только первый силился выйти на след преступников, а второй, наоборот, за соответствующую сумму его, то есть след, замести.
Я, находясь в здравом уме и… И ей почему-то было совсем не страшно, может оттого, что всё наконец завершится. Логическим образом. Должна же она поплатиться за убийство собственной матери. Господи, как она цинична на смертном одре!..
- Правильно? – спросила Тина Марту и вдруг почувствовала, что за её спиной кто-то стоит. Хэнк!
- Проверь-ка! – и Марта отдала листок вышедшему в свет лампы мужчине.

Джек подумал, что в этот момент Тина сойдёт с ума или, что того хуже набросится на него.
- Так это всё-таки ты? – внезапно охрипшим голосом проговорила Тина, не сводя с него глаз.
- Это всё-таки я, - кивнул Джек, доставая из кобуры пистолет.
- Хэнк, - подала голос следившая за этой сценой Марта, - я пойду. Труп положишь в дальний ящик, там прохладно, а ночью вывезем.
Труп… Это она труп, Тина. Труп. Не в счёт, что она пока ещё дышит. И даже разговаривает.
- В этот же ящик ты засунула дядино тело? – закричала Тина, ещё в состоянии это делать, - или это сделал ты? – повернулась она к Джеку.
Но эта парочка самым наглым образом проигнорировала её выпад.
- Марта, - произнёс Джек, когда та поставила одну ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх, из подвала, - на выходе берегите голову.
- Странный ты какой-то, - покачала Марта головой и добавила:
- Постели целлофан, а то всё кровью забрызгаешь.
Тина содрогнулась, перевела взгляд на толстый рулон целлофана, мирно стоящий в углу, совершенно не понимающий для каких зловещих целей его тут держат, и рванулась вперёд.
- Не стоит! – удержал её Джек, и дуло пистолета впилось ей в рёбра, - Смотри! – и он рывком повернул вверх её голову.
Смотреть было на что. Господи, как же это всё уместить в голове?! Не успела тётя Марта выйти из подвала, как её схватили чьи-то руки и защёлкнули на запястьях наручники. Джек развернул к себе Тину, отбросил пистолет и крепко прижал её к себе. Тина впервые видела, как он плачет.
- Ты жива! Ты жива! Мы поймали эту суку! Тина, я так люблю тебя! Если бы ты знала, как я люблю тебя! Ты жива! – он целовал её лицо, и шею, и руки… Наверху – Тина догадалась по истошным воплям – уводили под конвоем тётю Марту.
- Пойдём отсюда, - сказал Джек и, взяв Тину за руку, стал подниматься по лестнице.
Позже он рассказал, что дядя Альфред всю жизнь был прижат тонкой шпилькой тётиных туфель-лодочек, он был тряпкой или пластилином, из которого Марта лепила всё, что пожелала. Конечно, он догадывался о тёмных делах жены, своего брата и его супруги, но ужасно боялся их, особенно Марту, эту холодную женщину с немецкими корнями, и потому ни о чём не спрашивал. Его фирма приносила неплохой доход, а счета неработающей жены он никогда не проверял, тем более, что они были весьма скромными – у Марты был прямой доступ к банковским каналам мужа, так что денежный поток лился по ним. Даже сам Дэвид Харлем не догадывался, что это Марта, а не Альфред одна из их «троицы». За день до убийства Артура Стэнфорда Марта позвонила своему дальнему родственнику – хакеру, попросила влезть в файлы телефонной компании, затем вызвала Артура к себе на яхту, где подмешала в его кофе яд, потом труп сбросила в нейтральные воды, туда, где нет дела ни одному из полицейских ведомств. Когда яхта пришвартовалась, Марта вручила Дайан бриллиантовые запонки, снятые с мёртвого тела, как последний привет от мужа.
Через некоторое время после смерти Дайан на вечеринке по случаю дня рождения Альфреда Харлем сообщил тому о полицейских ищейках, идущих по следу оставшегося из «троицы». Разумеется, Альфред сделал вид, что всё понял и рассказал Марте о намёках Дэвида. Марта поняла, что от супруга надо избавляться, - ведь поймав его, полиция поймёт, что Альфред ни при чём, - но представить всё так, словно он скрывается от властей. Она отравила его тем же ядом, что и Артура, потом вспомнила о своём человеке в полиции – Джеке Хепберне и решила с его помощью убрать с дороги Тину. Это и был самый удобный момент, чтобы арестовать миссис Стэнфорд.
- Надеюсь, всех злоумышленников переловили, никого больше не осталось, - сквозь непроизвольно капающие слёзы с улыбкой спросила Тина. Её немного била дрожь и почему-то сводило пальцы ног.
- Теперь всё будет хорошо, - заверил её Джек.
- Почему ты сказал, что дядя может убить меня как свидетеля? Ты ведь уже тогда знал, что он не виновен и скорей всего мёртв.
- Я не знал. И это правда. У меня были некоторые подозрения, Марта слишком настойчиво говорила о том, что ей ничего неизвестно. Я звонил тебе, но ты не отвечала, я хотел предупредить тебя, предостеречь, но ты пребывала в недосягаемости. Наконец, я дозвонился, а на следующий день Марта сама связалась со мной и раскрыла все карты. Я до сих пор не верю в такую удачу.
- Спасибо, а хотя… - она легонько стукнула его по плечу, - ты мог бы меня и предупредить!
- Ты сможешь остаться одна сегодня? – спросил Джек, посмотрев на неё.
- Я и так одна. Иди, - подтолкнула она его, а они уже больше часа сидели у неё в квартире, - Лиз тебя ждёт.
- Угу. Хорошо.
Джек уже закрывал за собой дверь, когда остановился и проговорил:
- Те мои слова, в подвале, правда.
И этот голос, и взгляд всю жизнь сводили её с ума, но она не будет соперничать с беременной женой.
- Не обижай Лиз – она тебя любит. Прости, Джек. Я ставлю точку.

За всю эту ночь Тина ни на минуту не смогла сомкнуть глаз. Она просмотрела, кажется, всю свою видеотеку, съела все продовольственные запасы, не выдержала, сбегала в круглосуточно работающий магазин и купила тонкие, очень лёгкие «Vogue». Выкурила всю пачку.
Но страх так и не отпускал, казалось, что уже нечего бояться, но Тина словно по инерции переживала события последних шести месяцев.
Наступило утро, сонное и по-весеннему трогательное. Прозрачное кружево облаков, укрывающее ещё не совсем проснувшееся солнце, не хотело выпускать его из своих нежных объятий. Тина огляделась и увидела, что вокруг неё, в отличие от солнца, нет ничьих мало-мальски нежных объятий, от внешнего мира её укрывают лишь стены её холостяцкой квартиры и баррикады из видеокассет, пустых грязных тарелок и пепельниц, полных окурков. Ей было необходимо общение, хотя бы с безразличной суматохой улиц, и уже через каких-то двадцать минут Тина вела свой «фольксваген» мимо ворот городского парка, вдоль витрин магазинов и офисов делового центра, не такого шумного, каким он бывает в будни. Переехав через всегда запруженный, теперь, в воскресенье, свободный от автомобильных пробок, мост, Тина оказалась в спальном районе, всего в нескольких кварталах от дома Бенсли. «Сейчас спросят, зачем я явилась в такую несусветную рань. Уйти, пока не поздно?», - но пока её мысли сомневались, палец уже нажимал на звонок.
- Привет! – открывшая дверь Джо совсем не выглядела разбуженной и недовольной, наоборот, её глаза радостно вспыхнули при виде Тины, а губы растянулись в дружелюбной улыбке, - Надо же – ты! – от внезапности визита она не сразу нашлась, что сказать, - Как давно…
Тина, поддавшись какому-то неясному порыву, обняла Джо. Странно, когда-то прикосновение её кожи вызывали у Тины лёгкую дрожь во всём теле, но сейчас она чувствовала, что наконец-то нашла семью.
- Извини меня, Джо, - произнесла она, - За всё. Может быть, мы сможем стать друзьями?
- Конечно, - кивнула Джо, поправила сколотые на затылке волосы и взяла Тину за руку, - пойдём, Роберт нас уже заждался.
- Как вкусно пахнет! – мечтательно проговорила Тина, Что это? Пирог?
- Да, - ответила на ходу Джо, - С яблоками, ванилью и маком. Представляешь, Роб сам печёт!..
- Ну надо же, подумать только! – поразилась Тина, и они вместе с Джо вбежали в благоухающую ванилью кухню, где румяный и какой-то вдруг помолодевший Роберт в фартуке и больших кулинарных рукавицах вынимал из духовки аппетитного вида, чуть-чуть подгоревший с одного края яблочный пирог. Кажется, один чудак назвал это счастьем.