РАССКАЗЫ

О ЛИТЕРАТУРНОМ БЫТЕ И СБЫТЕ


РЕШАЮЩИЙ ШАГ

/вместо мемуаров/


Маститый автор секретничает с аудиторией:


– Начинал я в натуралистической манере с романа пухлого и толстого, как бёдра соломенной вдовушки, в которую был в ту пору влюблён.


Спустя перешёл на мелодраматические повести, худосочные и неуклюжие, словно девушка-подросток, непременно желающая походить на бывшую тогда в моде англичанку Твигги.


Это было началом отречения, концом романтических иллюзий, но ещё не реализм. Он начался, когда я перешёл на рассказы, сюжеты коих пересекались с действительностью куда реже, чем действительность пересекается с сюжетами, что сравнимо со случайными встречами в случайном месте со случайной знакомой.


К афоризму я вынужден был обратиться потому, что показался мне едва ли не единственной возможностью удержаться в литературе. Так цепляются за покидавшую вас жену в надежде, что не подаст на развод.


Я не учёл, что афоризм требует быстроты решения, а, значит, и молодые мозги. Сознавая, что время упущено безвозвратно, я не столько придумывал новые, сколько перелицовывал старые афоризмы. Например, « любовь козла не стоит вашего зла». Это напоминало попытку совращения неопознанного сексуального объекта.


Тем не менее, первая читательская реакция показалась мне обнадёживающей, но, будучи неудачником по определению, и на сей раз умудрился припоздниться к воскресной молитве. Социализм дышал на ладан, а потому всё, что напоминало приговор политических врачевателей, от больного тщательно скрывали. По этой причине даже такие пёрлы, как « в шалаше — с милкой, а в раю — с вилкой», сработанные под фольклор, считались в те острожно-осторожные времена полными опасных намёков из-за слова «шалаш». Так краснеет старая дева, впервые взявшая в руки презерватив.


Нынче под запретом только совесть, но какой в том смысл, если ничего, кроме авангарда, не осталось. А он сродни проститутке, вышедшей из мутного пламени красных фонарей на освещённую прожекторами площадь.


И я, которому перемены непосильны, как переправы, вдруг осознал, что совершенно не способен к творческому акту. Может это ещё не импотенция, но решающий шаг на пути к ней.


ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ


– Зачем вам литература?

– Да как сказать...

– Как есть, так и говорите.

– Деньги нужны.

– И непременно в валюте?

– А что в этом смешного?

– И впрямь, смешного мало. Но в литературе заработать доллар сложнее, чем украсть.

– Но вы же зарабатываете?

– Зарабатываю.

– Чем я хуже?

– Нисколько не хуже. Просто мне повезло. А повезёт ли вам?

– С тем и пришла.

– Простите, не понял.

– Если вы везучий, помогите мне, невезучей.

– Теперь понял. Фокус, однако, в том, что везение везучего распространяется исключительно на него самого.

– Выходит, ждать мне от вас нечего?

– Почему же... Мы могли бы встречаться, хотя бы изредка... за чашкой кофе. Поболтать. Люблю болтать с красивыми женщинами.

– А я не люблю болтливых мужчин.

– Уговорили. Если вас интересуют только деньги, готов помочь. Долларов триста в месяц вас устроит?

– Всего?

– Но позвольте, в ваши годы я получал куда меньше.

– Значит, и вы начинали с этого? Неужели вы тоже были любовником у...

– Мне повезло. В том смысле, что в одном солидном толстом журнале главным редактором была женщина...

– А если бы мужчина?

– Я ведь сказал, что мне повезло.

– Что ж, судя по окончательному результату, игра стоит свеч, когда играешь без правил, чтобы наверняка.

– Как по мне, вы делаете поразительные успехи в литературе.

Борис Иоселевич