ПРИШЛЁПНУТЫЙ

1.ПРИШЛЁПНУТЫЙ

1.
– Садитесь, – указал редактор на стул. – Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома. Кто мог ожидать, что в наше время тревог и безнадёжных усилий, явится молодой человек с единственной целью протянуть мне руку помощи. Совсем, как в 19 веке или того раньше. Одним словом, старина.


– Я беспокоился, что вам будет неприятно.


– Почему вы так решили?


– Мне казалось, что предложение, с которым обратился к вам, не совсем прилично.


– По нынешним временам очень непросто отличить приличное от его антипода. Неприлична моя газета. Не в том смысле, в котором вы думаете, предлагая свою прозу, а в том, что любое разорившееся предприятие, оскорбительно для чувства чести, а потому неприлично.


– Стало быть, вы разорились. Я, признаться, думал, что всё это досужие разговоры, исходящие от ваших недругов.


– Недруги никуда не делись, да и я пока ещё держусь, но из последних сил. Меня покидают все: читатели, авторы, спонсоры. Буду перед вами честен, вы первый автор за последние несколько месяцев, которого я принимаю у себя.


– Уж авторы могли бы, кажется, вас поддержать.


– И поддерживали, пока я мог платить.


– Значит, вам понравились мои рассказы?


– Ничуть. Они пропитаны сексом, как подушка проститутки, а я, знаете ли, старомоден: верен жене и ревную дочь к будущему супругу.


– Вот как! У вас есть дочь, и она собирается замуж?


– Никуда она не собирается, иначе я бы сделал из неё отбивную. Но одна мысль, что такое может случиться…


– Однако согласитесь, что на сексе всё построено и устроено. Без него не было бы не только моих рассказов, но и вашей жены и дочери.


– К сожалению! – единственное, что могу сказать по этому поводу. – К глубочайшему моему сожалению.


– Но почему вы так настроены против секса, что даже Марту…


– Какую Марту? О какой Марте вы говорите? Вам знакома моя дочь?


– С чего вы взяли?


– Что взял?


– Будто я с нею знаком.


– Вы громко назвали её имя.


– Я назвал её имя? Вы что-то путаете. Мало чьё имя я мог назвать. Выходит, все, кого я назову, непременно ваши дочери?


– Вы меня совсем запутали.


– Давайте вернёмся к моим рассказам. Они вам понравились?

– Если честно, нет.


– Как бы там ни было, уверен, их публикация способна спасти вашу газету.


– Хотелось бы надеяться, хотя это против моих принципов.


– Принципы для вас дороже денег?


– Так было до сих пор, но принципы, не поддержанные материально, как выясняется, пустой звук. Поэтому я и закрываю глаза. И всё же сама мысль, что ваши рассказы попадут в руки молоденькой девушки, она их прочтёт и…


– Марта?


– Что Марта?


– Ничего Марта. Вы ослышались. Говорите об абстрактных девушках, а думаете о своей дочери. Неужели я сообщу ей нечто, о чём она не знала и даже не догадывалась? В восемнадцать-то лет…


– Откуда вам известно, что ей восемнадцать?


– Кому?


– Марте.

– Сами сказали.


– Не припомню.


– Не сказали, но подумали. Я же не с потолка взял.


– Не допущу, чтобы моя дочь…


– Раз вы так уверены в себе, то нечего беспокоится о чужих дочерях. Печатайте — и делу конец. Вам нужен тираж, а подымут его непременно женщины. Именно они будут главными вашими читателями. Так уж они устроены, что в жизни их больше всего интересуют секс и деньги. За тем, кто в их представлении, обладает и тем и другим, пойдут хоть на край света.


– Именно такой вывод напрашивается после прочтения ваших изделий. И всё же, нельзя ли несколько смягчить?


– Я, как мне представляется, ничем не погрешил против истины. Стало быть, вы хотите смягчить истину?


– Истину, пожалуй, трогать не будем. Но некоторые откровенные эротические описания… Не обязательно натурально изображать, как женщина превращается в шлюху. Но если даже и так, разве она не может осознать ошибочность своего недостойного поведения и выйти счастливо замуж?


– Чтобы изменять мужу?


– Всякий раз, когда такая мысль придёт ей в голову, она могла бы пойти в церковь, исповедаться и помолиться.


– А кто её туда поведет? Рассчитывать на меня нет смысла. Я могу повести женщину только в постель. И давайте, наконец, выясним, чем вы больше озабочены, спасением своим или заблудших женщин?


– Нет, нет, спасать я намерен себя.


– Тогда печатайте. От читателей и спонсоров у вас не будет отбоя.


2.


– По-моему, твой отец, как бы сказать помягче, пришлёпнутый.


– Ты находишь? – Марта, самозабвенно ласкавшая тело возлюбленного, с трудом оторвалась от привычного занятия, заинтересованная услышанным. – Впрочем, раз ты пришёл к такому выводу, значит, у тебя имеется серьёзные на то основания. Я не собираюсь из-за такого пустяка спорить с моим повелителем. – И снова ушла с головой в прерванное было занятие.


– О. благодарю тебя, любимая! Как замечательно. Ты самая сексуальная женщина в мире. Жаль, что не устраиваются такие конкурсы. Если бы отец видел тебя сейчас…


– И что? Если он и впрямь, как ты утверждаешь, пришлёпнутый, ровным счётом ничего бы не понял.

Борис Иоселевич










– Садитесь, – указал редактор на стул. – Располагайтесь. Чувствуйте себя как дома. Кто мог ожидать, что в наше время тревог и безнадёжных усилий, явится молодой человек с единственной целью протянуть мне руку помощи. Совсем, как в 19 веке или того раньше. Одним словом, старина.


– Я беспокоился, что вам будет неприятно.


– Почему вы так решили?


– Мне казалось, что предложение, с которым обратился к вам, не совсем прилично.


– По нынешним временам очень непросто отличить приличное от его антипода. Неприлична моя газета. Не в том смысле, в котором вы думаете, предлагая свою прозу, а в том, что любое разорившееся предприятие, оскорбительно для чувства чести, а потому неприлично.


– Стало быть, вы разорились. Я, признаться, думал, что всё это досужие разговоры, исходящие от ваших недругов.


– Недруги никуда не делись, да и я пока ещё держусь, но из последних сил. Меня покидают все: читатели, авторы, спонсоры. Буду перед вами честен, вы первый автор за последние несколько месяцев, которого я принимаю у себя.


– Уж авторы могли бы, кажется, вас поддержать.


– И поддерживали, пока я мог платить.


– Значит, вам понравились мои рассказы?


– Ничуть. Они пропитаны сексом, как подушка проститутки, а я, знаете ли, старомоден: верен жене и ревную дочь к будущему супругу.


– Вот как! У вас есть дочь, и она собирается замуж?


– Никуда она не собирается, иначе я бы сделал из неё отбивную. Но одна мысль, что такое может случиться…


– Однако согласитесь, что на сексе всё построено и устроено. Без него не было бы не только моих рассказов, но и вашей жены и дочери.


– К сожалению! – единственное, что могу сказать по этому поводу. – К глубочайшему моему сожалению.


– Но почему вы так настроены против секса, что даже Марту…


– Какую Марту? О какой Марте вы говорите? Вам знакома моя дочь?


– С чего вы взяли?


– Что взял?


– Будто я с нею знаком.


– Вы громко назвали её имя.


– Я назвал её имя? Вы что-то путаете. Мало чьё имя я мог назвать. Выходит, все, кого я назову, непременно ваши дочери?


– Вы меня совсем запутали.


– Давайте вернёмся к моим рассказам. Они вам понравились?

– Если честно, нет.


– Как бы там ни было, уверен, их публикация способна спасти вашу газету.


– Хотелось бы надеяться, хотя это против моих принципов.


– Принципы для вас дороже денег?


– Так было до сих пор, но принципы, не поддержанные материально, как выясняется, пустой звук. Поэтому я и закрываю глаза. И всё же сама мысль, что ваши рассказы попадут в руки молоденькой девушки, она их прочтёт и…


– Марта?


– Что Марта?


– Ничего Марта. Вы ослышались. Говорите об абстрактных девушках, а думаете о своей дочери. Неужели я сообщу ей нечто, о чём она не знала и даже не догадывалась? В восемнадцать-то лет…


– Откуда вам известно, что ей восемнадцать?


– Кому?


– Марте.

– Сами сказали.


– Не припомню.


– Не сказали, но подумали. Я же не с потолка взял.


– Не допущу, чтобы моя дочь…


– Раз вы так уверены в себе, то нечего беспокоится о чужих дочерях. Печатайте — и делу конец. Вам нужен тираж, а подымут его непременно женщины. Именно они будут главными вашими читателями. Так уж они устроены, что в жизни их больше всего интересуют секс и деньги. За тем, кто в их представлении, обладает и тем и другим, пойдут хоть на край света.


– Именно такой вывод напрашивается после прочтения ваших изделий. И всё же, нельзя ли несколько смягчить?


– Я, как мне представляется, ничем не погрешил против истины. Стало быть, вы хотите смягчить истину?


– Истину, пожалуй, трогать не будем. Но некоторые откровенные эротические описания… Не обязательно натурально изображать, как женщина превращается в шлюху. Но если даже и так, разве она не может осознать ошибочность своего недостойного поведения и выйти счастливо замуж?


– Чтобы изменять мужу?


– Всякий раз, когда такая мысль придёт ей в голову, она могла бы пойти в церковь, исповедаться и помолиться.


– А кто её туда поведет? Рассчитывать на меня нет смысла. Я могу повести женщину только в постель. И давайте, наконец, выясним, чем вы больше озабочены, спасением своим или заблудших женщин?


– Нет, нет, спасать я намерен себя.


– Тогда печатайте. От читателей и спонсоров у вас не будет отбоя.


2.


– По-моему, твой отец, как бы сказать помягче, пришлёпнутый.


– Ты находишь? – Марта, самозабвенно ласкавшая тело возлюбленного, с трудом оторвалась от привычного занятия, заинтересованная услышанным. – Впрочем, раз ты пришёл к такому выводу, значит, у тебя имеется серьёзные на то основания. Я не собираюсь из-за такого пустяка спорить с моим повелителем. – И снова ушла с головой в прерванное было занятие.


– О. благодарю тебя, любимая! Как замечательно. Ты самая сексуальная женщина в мире. Жаль, что не устраиваются такие конкурсы. Если бы отец видел тебя сейчас…


– И что? Если он и впрямь, как ты утверждаешь, пришлёпнутый, ровным счётом ничего бы не понял.

Борис Иоселевич