Глава 13

ЗДЕСЬ МОЖНО ПОДСЛУШИВАТЬ ДУМЫ СТОЛЕТИЙ

Поднимусь до обрыва к Амуру. Сяду у пограничного столба - не прошлого ли века?
И стану слушать вечный ветер, рыдающий на этой высоте. В метели? По ночам? Мне это не представить.
- Со времени Великого Дракона!

- Я там не видел моря…

Откуда берутся по тексту эти короткие вставки с неизбежным тире перед ними и чаще всего - с ни к чему не обязывающим многоточием в конце? По смыслу они - догадки и реплики, вопросы, пожалуй, и иногда - прямые подталкивания рассказа.

- Как будто собеседник у меня?

Вот я ему только что - про Москву и что моя, и без того длительная, командировка автоматически переросла в отпуск, даже в два отпуска, - так что я вновь себя вижу в Хабаровске, с дипломом, наконец, к глубокому разбору осени.

- Осень предобрая...

В Москве холода, а в Хабаровске можно купаться - шар африканского солнца, закрытый ивняком песчаный пляжик, случайно обнаруженный мною чуть ниже железнодорожного моста,

- Этот пляжик несчастный...

Для правого, обычно обрывистого берега Амура не характерен. Тут впадает долина с ручьем - типа Плюснинки с Чардымовкой.

Теперешние бульвары - Амурский и Уссурийский?

Долина еще почти не застроена, но ее безусловная участь - со временем тоже превратится в городской бульвар. И можно гарантировать, что здесь превращенье свершится гораздо быстрее и что этот новый, с еще не-известным названием, будет блистать стандартными домами.

- Песок был чистый, как вода...

Пока прогрессивный процесс лишь в начале, я не могу удержаться еще от одной прогулки по любимому и романтическому району, хотя тот факт, что он любимый и романтический, понимаю уже, к сожаленью, из иных декораций и времени, исключающих дополнительное познаванье.

- Этот пляжик нашелся случайно...

Влево, где мост, ряд колючки и будка, раскрашенная желтыми и черными полосами.

Нет, не скажу, что вернулся домой, но вот поезда - не волнуют. Ни те, что на запад, ни те, что на восток?

... Большая вода, песок, ивняки. Тихо поющие надо мной конструкции пролетов моста.

- Тихо вокруг...

И левый борт долины, по-моему, вовсе не портят рельсы Великой азиатской магистрали.

- И семафор с рукой...

Выше вокзальчик станции Амур - он деревянный со времени творенья. Старенький колокол, тополя, разросшиеся так, что за ними не видно вскарабкавшуюся на сопку трехэтажную якобы трансформаторную будку, -

- Но может быть - обсерваторию джурчженей?

Рощица прячет целый ансамбль деревянных домиков, по традиции принад¬лежащих железнодорожному ведомству. Они по-своему стандартны, но этот стандарт датируется прошлым веком, -

- Освещён временем?

Тут есть противоречие. С одной стороны, как заповедник, нечаянный музей под тополями. Однако опять отчетливо слышен параграф. Зачем эти гнутые брусья, сплетенье фальшивых консолей? А сколько такого по всей магистрали:

- Вокзальчики, будки, пакгаузы...

Стиль, отыгравший свое и теперь сохранившийся не повсюду? Да, колокол и трапик над канавой. Чуть дальше мыслится туннель.

- Здесь можно подслушивать думы столетий?

Справа от рельс, возвращаясь к мосту, я отыскал сохранившийся окопчик с ложементами, из которых очень удобно держать под обстрелом всю нижерасположенную долину, будущий бульвар, заросший сейчас ивняком и имеющий по тальвегу славный ручеек, еще не упрятанный в подземную трубу.

Тут же, в окопчике, вход в каземат - ведущая куда-то в темноту узкая вертикальная щель,

- Все прямо иллюстрация к «Порт-Артуру»?

Какой-нибудь штабс-капитан с бородкой? Солдатики в белых рубашках, вдруг возникающие из бетонной щели и разбегающиеся по радиусам-ложементам.

- Тихо вокруг...

Я бы охотно служил в войсках, охраняющих мост. Ездил бы в штаб на лошадке - по Тихоокеанскому шоссе, на улицу Серышева, имеющую, разумеется, во времена Порт-Артура совсем другое названье.

Кстати, к шоссе можно выйти по этой долине где-то в районе Базы КАФ. Долин тут целая система - наверно тектонические трещины, разломы.

- Выполненные пирокластическим материалом...

Недаром же Амур делает у Хабаровска крутой поворот на север?

- Сикачи, Троицкое, Софийск, Мариинское...

Да, - Богородское, Николаевск - там где-то затерянный мир предстоящего мне Кольчема.

- Нижний Амур...

В Хабаровске я знаю еще одно старинное фортификационное сооружение, чуть ли не рядом с моим домом. Тут посерьезнее - штольни и шахты, наверно продырявлена вся сопка - первая в игрушечной цепочке, если считать со стороны Базы КАФ.

Бывало, сидишь у какого-нибудь из входов, слушаешь капли воды.

- Ласточки там обитают...

Глубже проникнуть смелости не хватает. Я, собственно, не знаю, что останавливало. Любопытство-то было всегда.

... Так и сейчас, не стану задерживаться у ложементов, заросших фиолетовыми ромашками поздней осени. Перейду через рельсы, вскарабкаюсь на естественно рустированную стенку выемки и уже по пологому склону (тоже в осенних ромашках), -

- Вдоль брошенной колючей проволоки...

Поднимусь до обрыва к Амуру. Сяду у пограничного столба - не прошлого ли века?

И стану слушать вечный ветер, рыдающий на этой высоте. В метели? По ночам? Мне это не представить.

- Со времени Великого Дракона!

Нет никого. Лишь поезда, настолько несравнимые с масштабами моста, что к звуку их передвиженья здесь надо чуть ли не прислушиваться. Иные вообще застывают - висят над Великой водой.

- Мосту в метели тоже достается?

Хороший собеседник у меня - ему моих рассказов не хватает. Вот он, мечтательно прикрыв глаза, как будто провоцирует и дальше:

- Я там не видел моря...

Тут надо сделать одно поясненье, вернувшись назад года на три.

В Домодедово долго торчали - по причине грозы над Уралом. Закрыты все линии на восток! Но южные работали исправно, особенно в Адлер. Только Адлер постоянно и объявляли.

- Туда, где пахнет морем,
Где электротабло...

«Электро-табло» следует читать, значительно растягивая «а»:

- Электро-таабло...

Какие-то с цветами провожают. Но не меня. Я просто обязан убыть, причем, через другую галерею, отнюдь не ту, которой бы хотелось.

- Отню-уудь...

С тех пор тоска по морю, по многим причинам неизбывная ни в отпуске, ни в командировке, ни, тем более, в моем героическом Хабаровске. И что совсем уж непонятно, - неизбывная даже на море!

Видимо, дело в чем-то другом, -

- В скрытом до времени обещании?

А в этот сезон, сезон утвержденья диссертации, я исчерпал последние калории неприкосновенного запаса душевных сил и возвращался из Владивостока хоть и победителем, но вовсе без калорий.

- На лежбища Хабаровска...

«Там» - ничего мне хорошего не было, а здесь по элементам собираю?

- Маленький шар африканского солнца,

Вымпелы ивовых пальм...

Морская тема многозначна? Кроме того, от полной душевной ясности я дальше, пожалуй, чем в самые отчаянные моменты моей хабаровской истории.

Я еще не рассказывал про свой садик? У меня есть свой сад за окном.

- Шириной в две ладони...

Не шучу, просто там, где по-хорошему полагается быть балкону, у меня неизвестно зачем небольшая площадка с перильцами. Заложил туда пластик, грунт натаскал и уже несколько лет в саду цветут настурции, вьюны-однодневки и разные внеплановые злаки, имплантированные сюда по прихоти дальневосточных ветров.

- От синих раскрученных утром розеток,

От чашки почтенного кофе,

Пожалуй, от вальса для сакса...

И это тоже элементы? Я говорю, морская тема многозначна.

- А если дождь,

То в каплях на стекле...

Все, что сам насадил, из Воронежа. В каплях дождя преломленье настурций. Невероятной яркости бутоны-коготки способны бросить вызов второй, а то и третьей волне холодов со снегом.

С недавних пор открылась мода на рассветы. Пока вскипает кофе - на лежбищах Хабаровска - душа омоется такой безотносительностью, что сам в себе и не подозреваешь.

- Бегут преломленья настурций...

Иду на прогулку. И здесь, чем глубже осень, тем меньше и меньше возможностей пополнить дефицит лирических калорий. Преодолевши все, что от меня зависело, я совершенно не представляю, что будет со мною дальше.

Но, как бы не плющились капли дождя и как бы там не трепетали -

- Под ветром синие розетки...

Все равно - пахнет кофе, по радио - джазовый вальс, вполне готовый превратиться, ну, скажем, в «Марш трех апельсинов».

- Или в гудок океанского парохода...

Во что, мне кажется, угодно, лишь бы не связано с институтом?

Тряхни оптимизмом перед этой дверью!

Институтская жизнь казалась каким-то чудовищным клубком нелепостей. Не помню, чтобы я, хоть раз, помыслил о работе с легким сердцем.

Не в самооправдание, а ради объективности, замечу, что, несмотря на заслуженную возможность дать себе некоторую передышку, я по своей науке делал все-таки много, особенно в пропаганде достигнутого. Лекции, статьи. Помню даже - ко мне телевидение приезжало, и из моей лаборатории вели прямую передачу в эфир.

- Оттаяли геройские настурции...

Все это теперь не задевало, институт превращался в какой-то анахронизм. По части же планов...

Первым делом я сжег все архивы. По обычаю, ночью, чтоб ярче костер. Удовольствие это разовое и после, как правило, окажется, что многое следовало бы сохранить. Если не для работы, то просто - как веху на память.

- Разгребал фонтаны искр...

Позади института выросли чащи сурепок - выше роста, медовые запахи. Может быть, были и раньше, но я их, ей-богу, не замечал.

- Теперь на луну фонаря...

В звуках цикад, в хорах архейских лягушек (тут тоже долина с ручьем) - так удивительно ново нарочно бродить напролом. А когда эта лирика станет несносной, -

- Ступай, ступай к садовым табакам?

Их куртины под ртутными лампами - от вестибюля до самой автобусной остановки.

- Не вычерпать дня...

Сколько помню себя, всегда удивлялся, что взрослая жизнь протекает в каком-то сознательном отупении. Я уже не говорю о службе, институтской двери, перед которой всяк входящий должен забыть, например, об увиденных утром над общежитием улетающих в Африку журавлей. Но на кого свалить порой непростительную слепоту к Хабаровску... в свободные часы? Редко-редко поднимешь глаза:

- Уссурийский бульвар...

Ближе к Уссурийскому бульвару - где неповторимые дома китайской кладки.

- И сам вокзал такой же...

Проезды, гребенки, подвальчики

- Арки, высокие окна...

Конечно, квадратные башенки замка с нечистой силой, по фасаду - с еще с различными сбитыми буквами «ПНМ».

«ПНМ» - инициалы? Скорее всего Плюснина или кого еще из именитых. Кварталы здесь богатые, близко пристань, базар был у пристани.

Но как не собирай отдельные детали, не объяснить неповторимость быв-шего куска Милицейской улицы, принадлежности его именно к Хабаровску, а не к какому другому городу мира.

- Причудливы? Массивны?

Печать начала века... Может быть, этим что-то и сказано, и когда встанет новый вокзал и наверно снесут окруженье (слишком мило - конечно снесут!), кто-то, может быть, вспомнит, а кто-нибудь просто узнает, что громыхающие шлягером коробки возникли не на пустом месте.

- Но если ты хочешь поведать...

Мне бы дать краткую формулу чувства вины и готовности... Не знаю уж чего! - то ли принять в арсенал, то ли вечно стоять перед ними?

- Нeповторимые проезды и подвальчики...

Слишком поздно поднял здесь глаза - почти перед самым отъездом. Притом уверяю, что я не деляга и никогда сознательно не брал на душу греха озабоченности.

Формулы нет и мало помогут - гудок парохода от пристани (куда - на Благовещенск? Николаевск?), очерк Хехцира и даже огородники-китайцы, возившие на джонках по бульвару... Нет, я не сумасшедший - по бульвару! Не надо забывать о светлой речке, упрятанной в подземную трубу.

Все дело в том, что здешняя архитектура действительно не блещет уникальностью. Я даже не считал ее особо городской?

- Минутно выходя из транса...

Так - предпосылки поэзии? Собственно, нового - листья и окна. Только я соизволил (со скрипом!) признать отраженья достойными, мгновенно - кирпичом заложенные арки каких-то мастерских (другая сторона бульвара),

- Я очень перед ними виноват?

Трудно поверить, но допустимо, что может быть жизнь из одних предпосылок, без выключений души по причинам убогого быта, бескрылости, или, хотя бы: аэрописочного режима, из-за которого все разговоры - о вальсе, семафорах, полустанке, - теряют программный смысл.

- Запомнить как-то уходящий сентябрь...

Пока я выделяю желтое и синее, греюсь просто, как кот на карнизе - с лукавой надеждой на случайность. Что б хотел от осени?

Руины конструктивного театра (было такое - видел в Ростове)! А в недрах аллей, что называется, парка, в лиловой нереальности, - сквозить прилично мраморам?

- Маячит значение безотносительных садов...

Нет, не такой я безглазый! Парк над Амуром реален, еще один рядом, при¬надлежащий Дому офицеров?

... Однажды под вечер, в минуты заката, слушал там чудесное трио: фо-но, контрабас и певицу. Так, репетиция, импровизы? При Доме офицеров настоящий джаз, и это их хвалил Луис Канновер на фестивале в Таллине:

- Ну, батеньки мои...

Да, слушать импровизы - из музыкальной раковины. В минуты заката, под высокими хабаровскими тополями, без которых, по-моему, тут ничего не случается. Разве савана? Но это уже левый берег.

- Не вычерпать дня!

Опять сижу с картинками - и в них проходит время, меняется погода, а все еще зима не начиналась.

- Приметами классиков полагается сад...

И что же - он есть за окном. Шириной в две ладони! Ядра созревших настурций, бутоны в морозной воде.

- А небо диктует неясности...

Когда плющатся капли дождя, это осень. Но что, если смерзся туман? Он - белыми шпагами на тесемках, протянутых к верху окна. Тесемки - как ванты (имею в виду ванты шхун), я их натянул специально, чтоб было, куда навиваться вьюнам.

- От синих раскрученных утром розеток...

Теперь только ванты с намерзшим туманом? К ним открываю окно и в ком¬нату сразу - «Ревущие сороковые».

- Магелланов пролив, Гатеррас...

Но я так и расхаживаю в плавках, имея в глазах - пожухлые стебли, обрывки настурций под ветром, -

- Переселившихся в закатность октября...

... Мне теперь снится невиданный Город гранитный и сложный. Ночной. Я выбегаю на перекрестки.

- Но это не Хабаровск...

Издевки урбанизма за безверье? Нет, не скажите! Верю в туман - белыми шпагами с вант, проводов! Благодарности небу - до институтского вести-бюля.

За ветер, мороз по ушам - уже отвечает зима. Опять будет год без событий...

- Мне только перевесить календарь?

И не ко мне в Рождественскую ночь «по лестнице высокой и скрипучей» спешит рассыльный из трактира «Спокойствие сердец».

- Но надо знать могущества диплома!

Во-первых, резко сузился круг лиц, способных нанести обиду. А во-вторых, - за несколько месяцев кандидатской зарплаты я навсегда расквитался с долгами, и в моей жизни возник ранее невероятнейший элемент - десятки, которые не обязательно потратить.

Мало-помалу сложилась полтысячи. Размышляя о том, как с ней быть (домострой исключался по-прежнему), я застолбил некий выход, позволивший смотреть на новый календарь с надеждой.

- Первым классом к экватору?

Не стану загадывать, только какая каюта, какие стихи посетят?

- Я могу - это странно...

В своем подвале-лаборатории обнаружил забытую пачку сигарет. Там у меня коллекция - пакеты с порошками.

- Пачка «Примы» из страшного мира...

Пыльная, в плесени, но сухая. Я закурил:

Хорошо, что все кончилось...

Пусть я в длиннейшей из командировок, до некоторых пор решил себя не узнавать, но речи не может быть о признаньи?

- Без слов, без расписанья
Являются касанья...

Нe дело мудрого хвалить позавчерашний день, только где взять лирический тон, столь нужный, к примеру, для «Мимолетностей»? Здесь скидки иск¬лючаются:

- Как звякает замками чемодан,
Готовясь к путешествию?

Последнее дело закуривать старую «Приму»? Те же ветки - в морозе по черноте, тот же месяц - серебряной льдинкой из проволоки. Я повторяю: по¬следнее дело.

Бойтесь запаса трехлетних «Прим»!

Если я до сих пор полагал по наивности, что есть за границей, контора Кука, то теперь прекратил созерцать саму лишь возможность поездки. Если конкретней, то слышал о так называемом путешествии «Из зимы в лето».

Корабль из Владивостока спускается до экватора, пристает где-то там к необитаемому острову и возвращается обратно во Владивосток.

Я сделал запрос. Экватор «к другому окошку», но есть круиз «По морям и землям Дальнего Востока». Всего оформленья - плати за первый класс 320 рублей.

Не стану полностью цитировать проспект. Достаточно того, что были там вулканы, киты, бамбуковые заросли, горячие водопады.

Но я уже видел и Магадан, и Петропавловск, был пару раз на Сахалине. И, кроме того, выбросить сразу три сотни мне казалось тогда непомернейшим мотовством.

Меж тем, через несколько лет пришлось бы заплатить вдвое больше, причем не за четыре свободных от забот недели, а за две, за укороченный маршрут, гораздо худшее экскурсионное обслуживание.

И пусть я попал вместо южных морей в откровенно северные, та поездка останется моим самым удачным мероприятием, закрывшим всю массу полученных минусов (или проглоченных, лучше сказать?) и полностью реабилитировавшим идею фазаньих перьев.

Тоже странно не знать, что завтра тебя ожидает удача, чистой воды ярчайшее приключение? Не знать и того, что удачней не будет. Сейчас впечатленье, как будто предсказываешь себе судьбу?

Не знал. И отаривал монеты с каким-то сокрушенным сердцем, кажется даже без полной уверенности, что мне взамен пришлют-таки путевку.

- Пускай случайное
Качаньями стряхнет,
Пусть бимсы заскрипят...

Шифкарту, между прочим, жду! Программу не представить - редкий случай?

Хотя... Я ведь знаю, как достается хабаровская экзотика? Что там - четыре недели! Кроме того, возможно весь путь -

- Свинцовая мрачность, туманы...

Но будет качать - и то хорошо! Не всем дано оставить мир, где каждый миг - ценою допущений? И путешествие в каюте первого класса все же немного не то, что обычная командировка?

... Путевку прислали, а позже - еще и «Эмбаркейшн Кард», то есть, посадочный талон небесно голубого цвета, с вулканом и корабликом на этом фоне, эффектно пропечатанными серебристой краской.

- Ветки опять в мельничном инее...

Занят нездешними мыслями, я их наверняка бы пропустил. Меж тем, все чуть не сорвалось - Даманский.

- Позор? Позор!

Стою на остановке после митинга, а от Хехцира, где близко граница, слышно отчетливую канонаду. Снежины и выстрелы - все, как у Виктора Кина...

- В ростках Чикаго бродят версии гвардейских минометов...

Трудно сказать, как бы все развивалось. Только по первой тревоге я, например, был обязан являться сразу в три места. Одновременно! Вспоминай тогда ветки в мельничном инее. Ветки в небо - всегда настоящие. Возле магазина букинистических книг. А еще утро - гнущихся пальм, в обычной жизни поневоле подернутых корою недоверья. Зато, дай им повод, - придут? Еще пикантней в соблазнах! Безотносительны... ведь нет же пальм в путевке?

- И пузырьки первичных ощущений...

Мне предстоит узнать, как выглядит удача! Но, если вглядеться попристальней, и без Эмбаркейшн Кард я все равно жил своими законами, потому что... у институтской двери есть и обратная сторона? И перед тем, как вырваться на волю, я всегда тщательно отрясаю пиявиц налипшей тягомотины и аккуратно бросаю их в урну. А что не отдирается, в конце концов, можно отмыть «Таежным» пивом?

Вот я - в синих улицах у базара? Заходил взять соленых огурчиков, сала (с мясными прослойками!), а то и картошки рюкзак, потому что тогда Хабаровскому краю не то уже дали, не то собирались дать второй орден за план, и со жратвой в общепите было очень плохо. Ругался на быт, но, к удивлению, хожденья на базарчик у вокзала со временем мне стали поставлять отчетливо положительные эмоции.

Прежде всего, тут немало экзотики - нанайки с узорными тапочками или вконец замерзший мужичище с мешком кедровых шишек, не знающий цены своим «дарам тайги».

- Цены не сложит...

Еще мне нравился загончик, где продают щенков и птиц. Как-то чуть не купил попугая. Атмосфера у публики здесь не мудреная, но живая -

- Более свойская, чем в институте...

Я тогда вероятно уже начинал приглядываться к свидетелям изначального Хабаровска.

- Например, переулок Кустарный...

Театральная улица - кто ее знает? Меж тем, она есть, вернее, была, и подтверждением факта ее существования являются две забытые таблички с ее названьем - одна у базара, другая (тоже на старинном доме) - внутри квартала, сразу же за центральным книжным магазином.

Интересно, что от одного дома к другому пройти напрямую нельзя - соединяющая линия сечет вполне сложившуюся застройку. Так что - следы ста¬ринной планировки. Не очень далекой по времени, но уже успевшей трансформироваться в категорию нереальности?

Сейчас и театра-то поблизости нет...

А дом, что в квартале у Карла Маркса, запоминается еще своей необычайной дождевой трубой (с узорным барабаном ливнесбора). И весь он какой-то такой? Когда-то наверняка считался солидным, как и несколько соседствующих краснокирпичных особняков добротной купеческой архитектуры, мне, впрочем, мало интересной, в том смысле, что волшебств не жди.

Зато в Детском парке, причем, за оградой, сохранилась настоящая классическая Афишная Тумба! Высокая и стройная, со шляпой...

Стоять бы ей на перекрестке? Возможно, и стояла. Тут рядом длинное кирпичное строенье, достаточно парадное, чтобы не прятать его внутри квартала? А на фронтоне, между прочим, барельефы - циркуль и еще какая-то масонская символика.

Порою хотелось бы, хоть на минуту, именно в этом райончике, снять все черты современности. Однако здесь не только любопытство дилетанта, - историка Города, или хотя бы человека, который не знает, что делать с собою дальше, и в ожидании путешествия развлекается реконструкцией исчезнувших улиц - по тайным знакам, -

- В хорошем провинциальном духе?

Да, голубой эскиз Хехцирского хребта. Фазаны и листвянки. И тапочки нанаек у базара?

Знаю, знаю, что тут не Воронеж. Но если б удалось? Не стал ли бы цепляться, как во сне, -

- За афишную тумбу? Пролетку?

Боюсь и последствий. Ведь если бы меня сразу же не сцапай городовой, погиб бы все равно за полной неприспособленностью к тамошним Ученым советам.

- Как будто среди тайги?

Попутно укажу еще на одну забытую временем табличку - видимо тоже на трассе тайной улицы Театральной, чуть ниже ее пересечения с Ким-Ю-Чена. Ржавая жестяная пластинка, вроде списка жильцов, утверждает, что здесь редакция газеты «Корейский рабочий». Редакции, само собой, нет, а дом - особняк, тоже краснокирпичный, какой-то запутанной конфигу-рации, которую можно бы легко распутать, но делать этого не хочется, при всем уважении к пластам времени, которых тут, по меньшей мере, три - строительство этого безвыходно-скучного особняка, реквизиция под редакцию, дальше - вечный ремонт. И соседство стандартных домов эту скуку усилило многократно.

- Подделка, имитация модерна?

Я, конечно, застрял на истории, причем, мои симпатии у афишных тумб. Но на примере райончика у базара хочется поиграть мускулами?

- «Наша проза с ее безобразьем»...

Но и омёлы своей зимней зеленью заметные в недрах открытых кварталов? Но и мостики по овражкам (тайные притоки Чардымовки), воротца с двускатным навесом, шатёрчики -

- Где быт не скрывается...

Кто бы тогда поучил реализму? Этот тип собирался к экватору, но, с другой стороны, никогда бы не вышел с этюдником, то есть, сознательно на охоту.

- Зато в синих улицах у базара...

Вообще, та первая спокойная зима протекала не то чтобы мягко, но как-то гуманней, без чувства обиды. Я уже строил Хабаровск - прочно и систематически, хотя никому бы в этом не признался.

Матовый снег,
Сероватое утро...
И вот уже разумный срок до голубого ветра путешествий?
Прозрачный апрельский трамвай!..

Для меня почему-то в Хабаровске самым убедительным признаком состоявшейся весны всегда были чистые стекла в автобусах и трамваях. А то, как на кухнях, намерзнут! И ты на всю зиму свыкайся, даже не помня о том, что окна должны быть прозрачны.

... Зато -

Опять дикобразные иглы кристаллов, в бледных каплях торосы торчат. С песков несет нетипичные тени...

Понятно, что парк, как трава, наклоняется? А там, под Утесом, внизу… Там под Утесом, напирают и торощатся льдины.

И так же, как в прошлые года, только лишь кончится ледоход, природа Нижнего Амура уж постарается сделать все, чтоб тополя не скоро пошли в лист. Это очень обескураживающее время - холодно, неуютно.

- А между тем, уже май?!

Я собираюсь пополнить свой садик чем-нибудь диким, дальневосточным. А то все Воронеж, Воронеж... Лиана, по-моему, подойдет.

- Шизандра Чайненсис?

Что попадется! Рядом в сопках какие-то видел, и сейчас, надо думать, самое время переселить одну из тех диких шизандр на мой отчасти черноземный подоконник.

О сопках нельзя говорить мимоходом. Они украшают Хабаровск и разбирать их на щебенку - преступленье. А та цепочка - (штук семь?) мне кажется самой изящной, откуда на нее не посмотри, - с трамвайной линии, от института, со стороны Базы КАФ.

- Поразительно меняется силуэт!

Сопки видно из моего большого окна с садиком, И я отлично знаю, как они меняются от времени года, света в течение дня и даже от того, с каким настроением к ним обратишься.

- Горбами подземных верблюдов...

Дорога туда между вечно дымящихся свалок. Роща останется слева, начнется почти незаметный подъем. Дико даже предположить, что это когда-то был берег Амура, - такой он лесистый, как в Сикачи-Аляне или Троицком, а то и сильнее, потому что здесь местность более возвышенная и почти нет болот.

Но липы и ильмы - кой-где по овражкам, нередки группы беззаботных ирисов. Ведь это они здесь хозяева и, если дать природе отдых, в несколько лет успели бы справиться с вечно дымящимися курганами городского мусора, с самим Хабаровском?

Между прочим, умение видеть не свалку, а что тут было до нее, - наверное, вроде способности йогов? Раньше я им не обладал. Но стоило раз сдвинуться зренью, -

- Все видишь в истинном свете?

Да, здесь волшебства не редкость. Простые, конечно, и объяснимые, однако способные увести далеко.

Виденья аборигенного облика природы внушаются, прежде всего, видом сопок, всегда-то необычным для черноземного человека, а тут еще, по мере того, как я к ним поднимаюсь, начинающих загораживать чуть ли не половину мира.

- Седловины и пики...

У самых предгорий, после затяжного подъема, почти всегда ощущается дружеский толчок в спину. Ветер с Амура, серьезный до агрессивности! Взлетаешь с ним будто на лифте и иной раз не знаешь, удастся ли тебе притормозить... А то - лететь уже назад, куда-нибудь за Рощу, за Шоссе, вероятней всего - в положении вверх ногами!

- Завихренья амурских ветров...

Поверху пройти - как по лезвию ножа. Щебенка. Сплющенные желуди, черные тряпки ворон под ветром.

- Амур далеко...

Но и дальше сверкает вода. Там иногда вечерами высвечивает красным - тоже горы, все новые и новые.

- И так до Крыши Мира…

Отсюда понимаешь, что горы кругом и что, несмотря на холмистость, Хабаровск стоит на ровном и маленьком пятачке, с очевидным трудом, отвоеванным игрой геологических процессов.

- Не совсем еще...

Под сводом глинистых - подземные хребты первичных магматических пород. Таков и Хехцир, не совсем утонувший в наносах?

Таков и этот, вблизи весьма внушительный, каменный корабль, где редко кого встретишь, кроме разве любителей наломать цветущего багульника.

- А в остальное время только ветер...

Недаром же на западном склоне хребта больше однообразный дубовый кустарничек, а на противоположном боку - чуть ли не субтропики. Именно там обитают шизандры, но пока что несколько историй, связанных с здешними сопками и амурским ветром.

... Во время какого-то праздника бросали на воду парашютистов. Одного унесло до предгорий. Нужно было снижаться, но восходящий поток не дает погасить купол, и лишь, бедняга, коснется земли ногами, тут же возносится высоко над пиками хребта.

- Это лишь издали пирамидки?

Я наблюдал в бинокль не менее десятка кувырканий, наглядно подтверждающих догадку о наличии вблизи сопок значительного и постоянно действующего воздушного завитка.

Впрочем, бывает и тихо, но здесь это настолько необычное состояние, что сопки от растерянности начинают продуцировать чудеса. Я раз тут встретил самое настоящее приведение, кажется, имеющее в науке специальное название - Брокаровское.

- Это - тень на тумане...

Да, тень, возникающая при особенных состояний атмосферы и непременно в боковом свете. Впервые отмечена где-то в Альпах, упоминается в работах В.К. Арсеньева.

В моем случае особое состояние атмосферы, несомненно, было вызвано долгими и теплыми спокойными дождями. Лило больше недели, влага висела в воздухе.

Я стараюсь припомнить условия. Похоже, что обе истории по времени относятся не к этому, а к следующему лету, когда я впервые значительную часть отпуска провел-таки в Хабаровске.

К вечеру небо синей. Что же касается освещенья, оно было тоже с гарантией боковым. И даже чуть снизу - я шел по вершинам и впадинам, как бы по лезвию ножа, а солнце - вот-вот нырнет в пелену.

- Влага висела в безветренном воздухе...

Справа вдруг что-то метнулось (я шел в направлении Базы КАФ). Поднимаю глаза - рядом темный гигант. Стоит, не касаясь земли.

- Такое не сразу осмыслишь?

Фигура повторяет все мои движенья, я ее и заметил по взмаху руки, метнувшемуся чуть ли не на полнеба. Темный гигант - это я!

- Брокаровское чудо...

Да, теневой театр за ветровым заслоном, рядом с дымящейся свалкой, которой все равно не заглушить бессмертных ирисов, их ежегодного возобновленья - в истинном свете, на берегу Амура.

- Сопки бредят чудесами...

Недаром всякий раз уносишь отсюда какое-то новое, просветленное настроение. Как будто побывал в уединенном храме. Нет, еще не буддийского толка, просто храма под открытым небом.

Зайдешь за ветровой заслон, - Хабаровск не касается. Вернее, не касается все то, что и ему навязано.

- Я ведь не путаю!

Однако не раз убегал на другую половину Мира, ну, чтоб не видеть первой? В конце концов (сначала ради шутки?) я, вероятнее всего, попробовал бы здесь сложить кумирню, взяв за образец хотя бы ту, что описал Арсеньев. Работы немного, как раз для лентяя - два камушка, сверху - третий.

- Все тут приводит к буддийскому ритуалу?

Но не судьба, я ведь нашел-таки случай удрать. А после, к тому же, сюда подползли новостройки. Начали возводить газгольдер, дорогу забетонировали. И я не удивлюсь, когда-нибудь узнав, что этот одинокий каменный корабль отдан горожанам на обдиранье.

- Цепь пирамид среди равнины...

Представьте канатоходца, бредущего поверх тумана верхушками сопок и седловинами между ними. Математической кривой. Кривая в боковых лучах пружинит под ногами и небо под вечер отчасти синей? Пелена, вроде с верхнего этажа, может быть, чуть ли не с самолета.

- Я чувствовал себя канатоходцем!

Когда начнут просвечиваться красным такие дальние хребты, что днем о них и не подозреваешь? -

- Да и вообще остаться в темноте...

Но скажу, что мне совсем непонятно, как это солнце по Крыше Мира окажется на долготе Воронежа? Москвы? Не скажу... потому что не верю. Есть ли Москва, в самом деле, там, за пустынями и хребтами? Сижу у действительных красок, ощущение Края Земли - и в этом возможности оптимизма.

- Пусто место на западе...

Мудрость (не лозунг?) - как раз для кумирни?

- Подсунули холодный май...

Сопки еще не зеленые. Но можно забраться в распадок и там, лежа на листьях монгольского дуба (это у него сплющенные желуди), вдоволь наслушаться шквального ветра -

- Нет, это храм! Храм поднебесный...

И все-таки, самое первое, что вспоминается и что со временем будет мне сниться, (знаю!), это тот бедолага парашютист. Уверен, что будь я в их группе, к предгорьям утащило бы меня, а не его!

- Один только шелковый купол в полосочку...

А может и вправду меня подхватила струя, с которой бороться нет смысла?

- Вот вроде можно опускаться...

Может таким же виденьем, как ирисы, сверху - в курчавой зелени невероятно изящная эрозионная постройка -

- Как на японских планах...

Да, в самурайских фильмах так рисуют - не в сеченьях.

- Череда пирамид на равнине...

И ты уже готов почувствовать себя вровень с кустами монгольского дуба - после режущих струй и опасностей, но вместо этого - дружеский толчок в спину?

- Не помню, чем кончились те кувырканья. Глупо было бежать на помощь. Ну, схватишь за ноги, -

- И с ним к небесам?

Однако оттуда понятней категорический замысел эрозии:

- Ничего лишнего!

Жаль, не меня бросали на воду. И кто бы отказался хоть раз взлететь вверх ногами в гигантском завитке воздушных струй, со времени Великого Дракона возникшего вблизи творения эрозийных процессов. Совершенно совершеннейшего.

О сопках нельзя говорить мимоходом…

Я все стараюсь свернуть к математике - экстремум, графики, кривая? Любви к таким вещам у меня заведомо нет, и наверно от этого каждая попытка разоружается чем-либо несерьезным. Разве может пружинить абстракция?

- Может!

Причина изящества сопок в какой-то именно математической точности отделки верхнего контура-лезвия, сопряжений с землей (как шатры!), плавных переходов крутых вершин к впадинам и обратно.

- Боковые шатерчики тоже...

Откуда ни глянь, - восхищенье. Особенно из моего окна? Чуть справа за Рощей, - всегда экстремальные точки непостижимого шедевра дальневосточной природы.

... Горелым склоном опуститься в березовую точечную частность, -

- А то и в недотроги ивняка?

За ветровым барьером неожиданно болотная низина, которой нет конца -

- До страны Гайаваты?

Отсюда видно, как взлетают и садятся и самолетики на расположенном довольно далеко от города аэродроме, и даже райончик Воронежей, едва ли уже не входящих в состав Хабаровска.

- Воздух крадет расстоянья...

- Стране Гайаваты еще проявляться? Пока что простор другой половины Мира, замкнутый в контуры гор,

- Под небом Дальнего Востока…

Какие тут гало! Раз было возле солнца. Круг. К нему прикасались другие. К тем - третьи... Заняли собой весь небесный свод!

Я развлекался насаживая их, то на одну сопку, то на другую - стоит ведь только чуть-чуть передвинуться или просто - сменить положение головы.

Должен сказать, что гало, как и радуги, всегда эффектней и убедительней именно на этой половине Мира. И что после этого удивляться, если уходишь отсюда с иным настроеньем и мыслями. Впрочем, этому скоро пример.

- Подкрепленный шизандрой...

Хотя бы! Сами попробуйте ежедневно все что-то складывать и отрясать. То с той стороны институтской двери, то с этой? Уж не говорю о прочем.

- На океан последняя надежда...

Похоже, что все-таки больше всего мне хотелось бы отъесться, согласно возможностям небесно-голубой Эмбаркейшн Кард. Любопытно, любопытно, как в первом классе жрут?

Губитель этот собеседник (он же – йог). Заставит выть:

- Отню- уудь электро-табло...

А «становая жила с клапанами»? Доложу, иной раз от него и не такое...

Однако еще пару слов по логике рассказа совершенно необходимых перед тем, как распрощаться с сопками.

Верхушка последней искусственно срыта. Тут вертикальный колодец - с бетонными стенками, дна не видать. Можно спуститься по скобам, но скобы какие-то ненадежные. В общем, спускаться не тянет.

Равно не тянет проникнуть туда и по горизонтальным выработкам, штоль-ням - на высоте полгоры, по обеим ее сторонам.

- Тайна…

Однажды я было решился, но тут как начали вылетать оттуда ласточки!

- Ладно, ладно, нельзя, так нельзя...

Там, говорят, лабиринт, полный мин и снарядов от русско-японской войны. Все залито водой, абсолютная тьма? Нет, я лучше снаружи, нельзя так с лирикой.

На штольне с Амурского бока при мне еще были крепленья. Другая же - просто пещера, с отвалами щебенки и дресвы, почти что закрытых кустарником. Ласточка - зверь, безусловно, не страшный, но на пороге тайны все-таки лучше.

- От русско-японской войны!

Пора о шизандре. И все же еще пару слов. Про утесы. В любую погоду - зимой, по ночам?

- Сопки тоже из этой компании...

А я почему-то ни разу даже не подумал о том, чтобы сходить туда ночью. Пусть не в бурю, -

- При полной луне?

Вообще слишком поздно пришло обобщенье, что возвращаешься отсюда не с тем настроеньем, с которым пришел. А многое к тому же по своей природе требует времени для пониманья. К примеру, растительность склонов? Ведь это теперь я знаю, почему на одном - дубовый кустарник, а за ветровым барьером - чуть ли не приморские субтропики.

- Еще и зональность по высоте.

Чертовски пышно проявляется в июле, когда по восточному склону в иных местах без топора не проберешься.

- Лианы - те в первую очередь?

Вряд ли лимонник, лимонник бы выдрали. Просто колония диких шизандр. Выбрал какую поменьше и тщательно обкапываю корень. Поменьше-то поменьше, но самая маленькая шизандра - метров на десять-двенадцать. И корень вполне соответствует?

Я уже не копаю, а дергаю. Посыпались жуки и личинки. Земля, между прочим, пахнет -

- Не как чернозем?

Незнакомо и остро. Даже душисто! Но тут, как и в случае с багульником, просто не расскажешь, самому надо понюхать.

В мотке лианы - новое лицо. Это, наверно, от здешней земли, недавно еще бывшей кристаллической породой, а теперь раздробленной процессами выветривания и замечательно ферментированной растительной силой Дальнего Востока.

Я весь обмотался лианой - ее и с кустов снять непросто. Снимаю, а чуть поодаль – бурундук!

Кукушка наверно отсюда и пела?

Не хотелось, но должен добавить, что кроме кукушки, отсюда слышны регулярные взрывы - пакетами и в одиночку.

- Это тянуться когти морлоков...

Взрывные работы в карьере, уже доконавшем один из горбов.

- Морлоки...

Как будто нарочно? За городом есть специальный карьер, но им подавай, подавай! Обгложут и бросят. К тому же камень плохой.

Кошмарные огрызки бывших сопок - у мясокомбината и Дальдизеля. За ин¬ститутом. Скоро будут здесь?

- А могли бы украшать Хабаровск...

Да, - силуэт, экзотика - такое не повторишь. Но самое грустное, что так и вопроса-то не поставят?

Камень - глинистый сланец. С железистой примесью. Карьер - как открытая рана? Хорошо, хоть не видно из моего окна, а сам я к карьеру не подхожу.

- В мотке лианы новое лицо...

Я остановлен... какой-то совершенно незнакомой солидностью институтского городка - самого института и группы стандартных домов возле Рощи, -

- Где живет некий тип...

Издали, право, недурно? Компактно-графический вид. Я даже готов позавидовать...

- Осмысленная, в общем, жизнь?

В самом деле, субъект, обладающий собственной темой, квартиркой, подвешенной в воздухе, -

- Уж я молчу об Эмбаркейшн Кард!

И это крайне схематично? Тот, кто стоит, обмотанный шизандрой, смотрит туда «из прекрасного далека», а совмещения нет?

Пока сомнительным исходом из всего - свободные десятки.

- За оклад сменить религию?

Кто-то несет в городок душистую и дикую шизандру, чтоб высадить на балкон и тем украсить свою жизнь?

- Да мало ли что еще сделает?!

Не знаю, как в смысле квартирки, но если не строить иллюзий, вряд ли у нее есть разумное будущее, когда ты у дверей института должен спрятать в карман, наравне с журавлями, даже малейший намек, что хотел бы и на работе...

- Стихи сочинять что ли?

Нет, хоть я сочинил о мешалке. И дальше не вижу резонов. Пока что сочиняется новелла - о самом себе в Хабаровске.

- Лиана примоталась живописно.

Рискуя свалиться с четвертого этажа, развесил надземную часть своей невероятно экзотической пленницы на маленьких петельках по всему окну -

- Гантелью гвозди бил...

А корень, сложив его в несколько раз, засыпал землей в пластмассовом коробе -

- Земличка из Рощи...

Похоже, что я надышался лианой, потому что и дальше - вбиваю, сдвигаю, прикручиваю...

- Эту квартирку только начать?

В сущности, если себя не обманывать, нигде меня не ждут, никто не приглашает. И вариант - так время проводить.

- Какая роль отводится лиане?

Грунта много, полив гарантирован дождями.

- Всплески злобной энтропии
Сдохнут сами по себе?

Подсунули холодный май. А там и обозримо к сентябрю. На этом временном отрезке мне предстоят киты и вулканы, горячие водопады и бамбуковые заросли.

Круиз получился отменным - я видел весь Дальний Восток. Закат в океане.

И должен сказать (в свете новых стандартов) - в Хабаровск лучше заезжать с востока, а не с запада. Я бы привел миллион доказательств (мне самому интересно) однако, ... Я еще не уехал.

- Лиана приметалась живописно...

В холодной хмурой комнате пишу стихи про райскую страну.

Живу по отпускной программе? Купил, например, фотокамеру.

Помню, стою на автобусной остановке, а у меня, кроме коробки с зеркалкой, - шампанское! Туфли на рубчатой микропоре -

- Крокодиловой кожи!

Ей Богу, Хабаровск тогда был завален самой невообразимой югославской обувью.

Нет, остановка не та, где я ходил по бордюрам, и никакая логика мне не могла помочь.

- Сколько раз все висело на ниточке?

Не стану подчеркивать достиженья. Выжил, а что до потерь?

... Автобус (маршрут двадцать первый) огибает квартал (с тайной улицей Театральной), сворачивает с Ким-Ю-Чена к Детскому парку и мимо Афиш-ной тумбы едет себе по Льва Толстого.

- Это и есть райское место?

Сколько раз я пытался доказывать! Если стоять на задней площадке, закат (без него недействительно!) светит прямо в глаза.

- Особенно летом...

Может быть, дело в особом стоянии солнца над тополями? Прямо сквозь арку... Теперь мне кажется, что райские намеки не в том, чтобы взлететь над тополями.

- «Только минем сумрак свода, -
Тени станем мы прозрачные...»

Об этом и пишу в холодной майской комнате, бдительно оберегая свою безотносительность.

- Но волны ожиданий несомненны...

Пока тополя не пошли еще в лист, сквозь райскую арку я вижу подъемчики с трамвайными рельсами, шпалеры бараков (тридцатых годов) - все, что на той стороне Амурского бульвара. Это уже черты современности, которые не хочется снимать? Напротив, сейчас они сами исчезнут, -

- Лишь только автобус еще раз свернет?

И от центра, от центра - туда, где далеко взлетают самолетики, но мой автобус (номер двадцать первый) всегда притянет вовремя к себе романтическое Тихоокеанское шоссе.

- И ты опять в холодной майской комнате...

- Мой йог-наставник, он же собеседник, мастер угадывать и формулировать. Иногда грубиянит, но иногда...

- Его намеренья отчетливо лиричны?

Иногда не без примеси плагиата, но у нас разделенье труда. Он изрекает, а я, что успею, записываю. Заметьте, что в этой главе за весь год, как иной раз в Кольчёме, - никто ни единого слова?

- Только астральные колокольчики...

Да, волны радости несомненны, я уже думал, что разучился? Но тут - не то, чтоб лишь бы в дверь не постучали, не приведи Господь самоконтроля.

- «Его взыскательные уши...»

Имели место опасенья, что я как будто бы не так уж и несчастен? Круиз само собой не лишний, однако отвлечет от райских мест.

А те:

- Так ли уж надо взлетать над деревьями?

Круиз, к моему огорченью, должен остаться «за кадром». Дело даже не в том, что указанные в путевке «Моря и Земли» лежат вне региона Нижнего Амура и нет у меня оснований повествовать о Шикотане, например.

- «Шикотан» означает лучшее место»...

Перефразируя расхожий анекдот, а также при всем уважении к Петрополю, вообще никогда не сменял бы почтенный Васильевский остров хотя бы на одну жемчужину Курил.

- Только при очень воображеньи -
Улыбаются черные морды
Этажами оконных зубов,
Помогая фонтаникам...

Что-то вправду ныряло и брызгало - это видно в плезирную трубку?

- Курильский барьер до сих пор...

Мой отменный круиз разделился. Сначала, к своему стыду, турист не признавал ни кашалотов, ни каюты, холодно было, вообще - не экватор! Зато от вулканов опять, как в лиане, совсем незнакомые свойства лица? Я это вижу на фотографиях, ибо с зеркалкой не расставался и часто просил себя снять на каком-нибудь этаком фоне. Отнюдь не для сюжета, скажем, - «Я и Океан». Просто боялся, что сам не поверю потом.

... Я знаю, что хабаровские темы давно уже вышли из ранее отведенных им рамок. Вот надо жертвовать круизом...

Но чтобы проститься с лианой и сопками, все же вспомню одно августовское утро, когда я вернулся в Хабаровск (с востока!), и опять не без сомнения покинул купе вагона скорого поезда № 001.

- Трамвай дотащил по жаре...

После Приморья - отчаяннейшая континентальность! Я отпер квартиру и был поражен мягким и ровным зеленым светом, заполнившим всю кубатуру моего славного подвешенного в воздухе бунгало. Большие, вроде гофрированные листья, как мозаикой, завесили широкое окно.

- Именно так и задумано?

А в редких промежутках - хабаровское небо - густейшая континентальная синева!

- Ну, а сопки? Ни разу туда ночью - при полной луне я так и не догадался сойти.

Может, приснятся когда-нибудь?

Я бы привел миллион доказательств (мне самому любопытно?), как круиз повлиял на дальнейший Хабаровск, тот в свою очередь вызвал Кольчём. Но до Кольчёма я сколько ни пробовал, не мог хоть как-нибудь связно рассказывать о Хабаровске.

Мудрость - умение видеть в случайном, то, ... что оно не случайно? В Кольчёме, что ни день, то новая глава,

- А иногда и две...

Поэтому я не стараюсь особенно уж урезать хабаровский материал. Ведь годы прокатываются через главы! Вот те особняки на Театральной улице - не слишком ли я к ним предвзято?

- Краснокирпичный модерн...

После Кольчёма я знаю, что о Хабаровске нельзя рассказывать вне собственной истории. У каждого, наверно, свой Хабаровск? Как радуга? Гало?

- Со времени Великого Дракона...

Но разве к нему не относится тот очевиднейший факт... Я и сейчас боюсь себе признаться, что в той холодной майской комнате мне от круиза настоятельно хотелось лишь узнать, -

- Как жрут в первом классе?

Ведь дело не только в несказанных декорациях. Похоже, я и без того вдоволь имел калорийной экзотики, -

- А как еще выглядит счастье?!

Вот до чего договоришься! Я, в сущности, всегда... и лишь упрямство?

- Надо ж свалять дурака?!

Но дело, конечно, не в крохотной гирьке, кою стоило лишь передвинуть…

- Ух-ха-ха-ха,
Ух-ха-ха-ха...