Глава 12
СЛУШАЙ ГОЛОС ОКЕАНА
Одинокая лампа во мгле, вечный символ щемящей тоски...
Сюда приходить вечерами слушать, как дышит безбрежность, пахнет садами глубин.
Здесь, вероятно, и пишутся стихи.
Поездка «По морям и землям» имела неожиданные следствия. Прежде всего, я не мог с ней расстаться и жил почти до мая неизвестно где, растеряв все контакты с реальностью.
- Как оказался корабль...
Видел сны, удивлялся во сне. Масло подлило печатанье пленок, коих нащелкалось чертова дюжина и, хоть я частенько, как видно, забывал о кольце диафрагмы у своего новенького фотоаппарата «Зенит-Е», большая часть кадров все-таки получилась.
Бывалые туристы уверяют, что печатанье пленок и есть самая лакомая часть путешествия. Я же добавлю - смотря как печатать! Потому что иной раз (как было со мною) легко потерять чувство меры.
Конечно, грешил передержками. Многое надо бы выбросить? Только, скажите на милость, как выбросишь -
- Белизной равнобочных гипербол...
Сияет вулкан, а не то что-нибудь там! Долго ушедшим закатом розовея над темнеющей бухтой?
Бывало, негатив - как ночь...
А ты его все пробуешь и пробуешь, начав засветку секунд с тридцати, добавляя затем по минутам,
- Нежданным поворотом,
Внезапной вспышкой глаз...
Каждый кадр, кроме пробных, как минимум в трех экземплярах. Естественно, невольно возникает иллюзия присутствия, причем, гораздо более полного, чем было на самом деле,
- Пропечатать султан фумаролы...
И снова шипят паразитные кратеры в тонкие ноздри земли!
- Тысячью одеяльных дымов...
Все в сульфидных слоях, в восходящих флюидах. Пронизано.
Где-то там у меня и возникли «новые свойства лица»?
Солнце баллоном красного пламени - сплющится или вдруг тянется вверх.
Изредка кольца, как у Сатурна? Ветер был сильный и небо, наверное, на многие километры насыщено ледяными брызгами.
- Это мне память Курил...
Нет, не поддамся соблазну круиза. Но мне не обойти ночные бденья все с тем же тихим джазом до утра... А ты - колдуешь в ванночках с растворами, бесконечно переключая свет с увеличителя на красный фонарь и обратно.
- В напевности вайи,
В искрах пощелкиваний...
Днями тоже случались виденья. Раз в Детском парке под соснами у эстрады -
- Узнал снега...
С утра метелька, после стало таять. Там в парке помню лавочку и часто прихожу, возможно не без тайной тяги к Тумбе. Оклеенной афишами и круглой, Воронежской.
- Дышать в таких местах
Предполагает редкая возможность...
Представить лужу на асфальте и листики - ладьи? Но на траве снега - в количестве достаточном, чтобы пришли в глаза -
- Тюльпанные поля...
Там запрятан каскад водопадов, и кустики долинника искрючил ревматизм своеобразья -
- Северных широт...
Могут только кривляться и стелятся, и странную мелодию имеют.
- Глубокая эрозия
Набита фирном солнца.
Чугунная ограда в соседстве теплых стлаников! Едва узнаешь контуры домов с той стороны по Льва Толстого? И на скамеечке, вблизи Афишной тумбы, -
- Принюхался, явный эффект!
Сатанинская близость... Тогда задержался, отстал. Нарочно, чтоб быть одному. Зашел за хребтину, а там -
- Мягко расплавлены, серы поля...
Вот сейчас, в проявителе, может быть Бах взвеселится, рок-н-роллом клавир темперируя?
Сюда б иногда левитировать к концертам небес в освещеньях. Но только не в виде себя!
- Может быть в виде волны...
Это не так невозможно. Хотя б, например, в проявителе? Но и тут как на лезвии катаклизма, -
- Что-то сомнительное приобретая...
Впрочем, я ведь не о круизе. Верней, не обо всем подряд. Печатая пленки, нельзя не заметить, как быстро, одна за другой отпадают привычные установки.
- По палубам бродил...
...Начало, когда судовые часы может быть дважды уже Лаперузом пе-реставлены. Это - после Корсакова, Тунайчи, лопухов (с гигантизмом!), после «Горного воздуха», где меня оцарапал медведь. Вытянул лапу из клетки и ободрал. Так что теперь у меня на груди шрам от когтей бурого мишки, обитателя Южных Курил.
Но все еще как-то не верилось, что этот корабль настоящий. Особенно на долгих переходах. Было скучно.
А собственно, ведь бар? Там нечто вроде створок. Пропустят и закроются. Вермут благородный! Так вот куда девалась публика? Сидят и в нос не дуют чижики! Пристроился у стойки на вертушке.
- В жюль-верновских деяньях...
Диваны вдоль сплошных салонных окон. Вроде корвета корма целиком. Брига? Вообще, нечто парусное. Отсюда можно оценить движенье, -
- Пока в фужере льдинка тает...
Ну, разве не Таити? Сурабайя... Ведь лишь в широтах разница? Там был коктейль «Фантазия» - с бальзамом. Возьмешь, уединишься на диванчике:
- Тянуть нектар «Фантазии»
Хоботком соломины...
Потом не раз толкался в эти створки - пролить бальзам из керамической бутыли на сам не знаю что. Однако теперь-то понятно, в чем было дело.
- Такое вышло странное лицо...
Но после Камчатки я гнал уже мысль, что зенит путешествия пройден, хотя сам был лишь в начале его, наконец-то поверив проспектам.
- Оценить спирали пены!
Из-за бимсов осторожно –
Полный ход ночным движеньем...
Я все никак не докопаюсь до последней ясности, что же во мне изме-нилось. Причем, незаметно, а, между прочим, вернувшись домой, уже не столь безропотно, как раньше принял хабаровскую повседневность.
- Этот турист мне едва ли знаком...
Сначала просто беспокойство. Потом, когда спечатал пленки и вытянул что можно из самых безнадежных кадров, начал кой-что записывать. Стихами! Зря, вероятно, в дебри уводит? Но проще - душа бунтовала. Всё ж и стихи приносили плоды.
Похоже, что чувство свободы возникло еще в бухте Ольга, последней приморской стоянке, -
- Где ракушки рисуются...
И место весьма историческое. Оно - свидетель одного из грустных эпизодов русско-японской кампании.
- Длинный-длинный и узкий залив...
Закрытость и дождик мешали принять? Признаться, я к этому времени едва ли уже не уверился, что моя долгожданная поездка - дело пустое. Многое наверняка прошляпил.
- Все в основном из-за пальм?
Поселок у пристани не понравился. Чувство какой-то заброшенности. Но была отличная роща дубов. Наверно, сюда б приходил? Не хватает лишь только гармошки. К тому же душно, комары. Остатки настроения скисают.
В причинах и не пробуй разобраться. Какая-то унылая и абсолютная невозможность.
- Лучше б остаться в каюте?
Вряд ли всеобщая кислость от этих одних представлений. Мог бы еще называть. И все это было бы правдой, потому что весь опыт смотренья не то, чтоб совсем не годился, - торчал как бельмо на глазу.
- Но в бинокле действительно крест!
Мы поднимались к Крестовому перевалу. Ступени осыпей, сараны по кустам. Плохо, когда неизвестно что думать, а порт-артурская история только добавила отчуждения.
- Однако подъёмчик настраивал?
Ритмичной злостью лестницы из плит, в прорвавшемся дыханье кто-то, избывший все трудности и еще не успевший набраться новых, карабкался сам по себе.
- Долезу и вернусь мечтать в каюту...
И сосен верхушки внизу. Должно быть, они и есть погребальные. Пришвин еще восхищался.
- Судьба довольствоваться малым...
По выступу камня (чем не бушприт?) можно спуститься на рею сосны.
В группе были любители шишек. Я, собственно, держался на особицу, но если просят сбросить шишку, как тут не сбросишь для дам.
- Сучки живописно корявы...
Лезу с сосны на сосну. Приморским капризом погоды небо давно уже синее. Море - свежайшая капля? Ну, и лежит кораблик. Ничего не скажешь.
- И это мой корабль!
Вечером - новый маршрут. По берегу час и обратно. Дождик опять. Я чуть не сорвался. Ясное дело, не со скалы. Сначала терпимо. Но вот - занесло! Спасибо, под мостик:
- Пальмы и тропики?
Зато предоставлен себе. Темнеет. Я мокну под мостом у странного ручья.
- Ручей из джунглей....
Там болото. Непроходимость, недоступность, гиблость? Однако чертовски душисты -
- Так континент обрывается...
А днем не заметил Сихоте-Алиня, хотя и стоял на самом краю. Ощущал на себе его ветер? Море - свежайшая синяя капля. Оно - в обрамленье сосновых суков.
- Ну, и лежит кораблик...
Мог бы и вспомнить Акутагаву? Здесь, под мостом, очень похоже. Да и поселок не надо выдумывать.
- Туманные мосты причала...
Сейчас корабль уходит, и эта бухта Ольга почти наверняка не повторится. Качаешься себе в каюте...
- Но ты уже другой?
После Камчатки я стану уверенней, и мне для свободного созерцания не будут уже обязательны - лестница осыпей, ливни. В Сидими было похлеще. Дождик, туман. Приморье в июне такое.
- Трогать и рассматривать
Бездны акватории...
Не сразу узнал набивку дивана в похожей на сено траве. Еще живодерня, воспетая Пришвиным. Это не Дальний Восток? Месил со всеми грязь и злился.
- Ну, что там про пенис пятнистых оленей?
Табунная бухта, правда, другое. Здесь полуостров открыт океану и волны гремят, вероятно, всегда,-
- Где впадает пустынный ручей...
Шикарно гремит! Виброфон бы и время. Выбирал амулеты в прибое. Клешни краба, обломок крушенья - брус, весь источенный ходами корабельных червей торедо.
- Домик морского ежа?
Словом, почти весь набор, известный по пришвинской книге «Женьшень».
- Волны курьерскими поездами...
Группа закусит и снимется. Не будь тут Японского моря! Ошпарил жестокий массаж. Это уже не вода, собственно, пена морская с камнями? Не успел оглянуться, - бросает. Нырнул, -
- Там то самое сено...
Пару заходов над чащами водорослей и – как бы назад не загнуло?
- Смельчаку сыграли туш,
Растворимый кофе лили!
Лишь бы только дрожь не сорвалась с цепи? Трава - диванная набивка. Сколько бы штормом не выдирало, - жуткая чаща, к тому же со спрутами.
В прибое - так прямо боролся! Выполз на берег, избитый камнями.
- Не будь тут Японское море...
Где щебенкой и дресвой ничего не вырастает, долго, призрачно шагали темным поднебесьем.
- Еле-еле различая чью-то спину за туманом...
Я опять повторю, что хорошая встряска очень способствует истинному пониманию природных особенностей Дальнего Востока.
- Долина висячих дубов...
Только кроны. Деревья ореха? Может быть, бархат маньчжурский. Плоские - это от ветра. Их зовут здесь пламенными.
Ну, когда по капризу Приморья, в небе мелькнул акварельный размыв (я неточно цитирую Лидина), -
- Акварельный размыв синевы...
Спускались в болотные джунгли. Да, вероятно, похожие. Ирисы, каллы, тростник и чилим? Позже их встречу на склянках. Тогда я не все понимал. Только помню, как жадно дышалось -
- Творенья приморских болот...
Все испаряется, сохнет и пахнет, но сухим никогда не бывает?
- Волны почти успокоились...
Я отмываю ботинки. Самым лентяйским манером - просто болтаю ногами в воде, сидя на трапе причала. Плавает та же трава в изобилье. Но мне уже жалко стеблей. И вообще, что все так мимолетно.
- Именно здесь где-то фанза Лувена?
- Говорите, говорите, говорите...
Хотя плагиат, как ни жаль. Китаец Лувен откровенно арсеньевский? И женщина с глазами Хуа-лу все же с подножки трамвая Светланки. Зачем - непонятно. Ведь был пароход, баульчик с подарками моря?
- А дерево с ночными светляками...
Сердце, разбейся от зависти! Все бы отдал, но надо остаться хоть на ночь.
- Рассматривай карточки...
Ясно, чья первая скрипка? Ждал океана, не верил каюте. Океанский закат, между прочим, принял почти равнодушно. Сколько ни мерз за надстройкой, все же не похоже на ленту хабаровской кинохроники. Конечно, снято специальным объективом - солнце не бывает таким громадным?
- Ни признака земли по горизонту...
И никогда не видел такого густо-сиреневого неба. Волны вообще не имели поверхности - какая-то взвинченная смесь соли, воздуха и воды?
- Программе еще развиваться...
Камчатка! Ей нету иного названья? Это тут, в бухте Русской:
- Белизной равнобочных гипербол...
Я думаю, все же вулкан - с какого-то дальнего острова -
- Какая-то вычурность, точность...
Отсюда японские профили крыш? И снизу - драконы закономерны? Если долго смотреть, можно стать самураем.
- Фумаролой первично нанюхаться...
Тянет натурой скорее к другим - в самую дырку нескромно засматривать. Но нельзя, - задохнешься, -
- Обкуривает...
Очевидно, я начал рассказывать. Нарушил свои же запреты? Но не могу поставить точку, без самого эскизного касанья тех сильнодействующих средств, которыми Дальний Восток награждает за годы упрямства.
- Узнал снега....
И ты уже другой? Тот, кто видел закат в океане, навсегда обретает благо:
- «Такого тощища не загрызет»...
Начиная с Камчатки, и сам шел навстречу. Катался на плавках по барранкосу? С довольно большой высоты.
- Живыми снегами
Облепило печенки!
Еще и толкался, забыв про часы? Да-да, Серенада, Глен Миллер. Обратно - в стихийных началах теории игр со снегами.
- Даже слабенький душ
В четыре воды -
Обгорелого хлещет.
Четыре воды потому, что морская и пресная. «Гор» и «хол», разумеется. Все же по первому классу!
Да, начиная с Камчатки, не раз подступало сознанье, что к реальности не приравняться. Прощание с бухтой навеки? –
- Куда дотянуться уровню моря,
Зеркальное волненье снежных лент...
Сюда бродячие суда приходят наливаться. Один стоит, и знают мариманы, кому кассеты крутятся.
- Заведомо напрасно??
- Утром - к бамбуковым джунглям, к сувенирам южных морей...
На карте, которую для нас специально повесили возле музыкального салона, каждые два-три часа капитан самолично перекалывал маленький картонный кораблик и получалось так, что мы прошли еще чуть больше половины нашего счастливого пути, неповторимого ни по замыслу, ни по точке кораблика, отмечающего маршрут жизни.
Само собой, я помню о запретах и, в сущности, пишу не о круизе.
- Снега, прощай...
Но нет, они вблизи Афишной тумбы! Они на фотографиях, которые я обрабатывал со всей доступной мне тщательностью, применяя то маски, то растушевку. И каждое фото, как минимум, в трех экземплярах, потому что не только себе.
- Мне самые лучшие дамы...
Вот он, язык барранкоса. Ниже - вода Теплого озера, так названного, очевидно, из иронии, потому что видна кромка льда. Еще три точки, еле различимые, но мне известно, что одна -
- Одна из них, по крайней мере...
Шагну, взметнется снежный вихрь, и уже не миновать купанья в Теплом озере, измерив на себе его глубину.
- Затем, альпийские тюльпаны?
В самом круизе я не вел даже хоть что-то похожее на дневники. Знал, что потянется старый багаж? И новая зима ничем не отличится от предыдущих?
- Он прошел Золотые ворота...
Видел сны, удивлялся во сне. Когда же иссяк запас пленок, по инерции начал записывать. Все, что не служба, то наважденье? Глотнув, не мог расстаться, и вовсе перестал смотреть вокруг себя,
- «Слушай голос океана»...
...Он встретил нас тайфуном Дора, изрядно наломавшим дров не только на Курилах.
- Соленая пыль взвинченных Дорою волн...
Сбежали в Охотское море, опять завернули в пролив. Острова (все вулканы!) вставали то справа, то слева. Постройки по пояс в тумане. Я и не тщился угнаться. Шумшу (приключения катера «Смелый»?), Матуй, Ушишир, Итуруп. Казалось, что это надолго. Картонный кораблик по карте все так же -
- К бамбуковым джунглям,
К сувенирам Южных морей.
Меж тем, пропадали. Качайся в каюте? Ночью слышал, как бросили якорь.
- Итуруп! Чудеса здесь бессчетны! Во всяком случае, значительная часть из всех, обещанных проспектом.
- И даже не обещанных?..
Сквозь дрему - какое-то дрожание каюты. Секунды по три, пауза. Опять? Как будто кто трясет зубами. Но стихло, и я успокоился. Утром, конечно, забыл.
Итуруп - замечательный остров, правда, к вулканам не доберешься, Да и по площади чуть ли не Франция. Джунгли и горы, почти что безлюдье. Тебе дают пакет с сухим обедом, флягу кофе.
- А этот подозрительный камыш...
Бамбуком оказался! Камыш, в самом деле, причем, низкорослый. Найду настоящий и вырежу трость.
Диковина - бомбовый пляж. Из шаров, обязанных своим происхождением не морю, а некому Плутону. И на одной из теплых бомб - нет кресла, мягче развалиться?
Устаешь. Во-первых, тропа (Сбрось килограмм) огибает промоины в джунглях, иные из коих чуть ли не пропасти. Кроме того, сами джунгли. Они, надо думать, хотели вниманья, но массы куда-то бегут, так что мне лишь сверкания моря и то иногда, сквозь деревья акаций (может, чего-то другого из перистых). Надо учесть, что от самой посадки в Хабаровске бросаю на ветер все, что имею, и жду, чем бросанье вернется.
Сейчас, наконец, разморило. Я даже не пошел к горячим водопадам.
- Знаем мы эти горячие!
Лежу на бомбе, как медуза, бескостным, податливым образованием. Наверно, и мысли, как у медузы:
- Первичное пространство рядом?
Под шляпой странности пришли. Из всех последних сил стараюсь удержать, но не сумел, вернулся? Из-за какой-то мухи разбил это стекло!
- Летучим сном...
Тогда бродить? По бомбам в воду сунулся. Куда там! Ядовитый холод...
Меж тем, из-за дальнего выступа пляжа возникли фигурки гигантов. Счастливые, бодрые, гордые. Как же, - стояли под водопадом!
Действительно, горячий и железистый... Теперь никогда не простится. Проспал! Вот цена отступленья.
Но именно оно хабаровской зимой, - летучим сном первичное пространство явилось импульсом для новых размышлений. Хотя и до сих пор не очень ясно, что же тогда являлось под шляпой.
- Может, Курилы, как целое...
Скорее всплеск памяти давних времен, когда мир открывался как море Святая Ольга (синей каплей!).
- Ну, и лежит кораблик?
Пока (раз тут счет на минуты) даю себе слово не расслабляться. И, обгоняя группы, сбрасывающих второй килограмм, спешу к тростникам, то есть, к бамбукам.
- Дорога стала романтичней, свободней и короче!
Выиграв фору, успел полежать средь бамбучника. Солнце, как в тропиках, море сияет! Острова (или дальние горы по берегу?) - только верхушки в тумане.
- Плотные ватные ленты...
В тот вечер судьба нависала концом путешествия. В далеких огоньках Курильска, южной синеве. На капитанском мостике она глядит приветливо:
- Не огорчайся, плыть еще и плыть...
Лишь легкий бриз местами заметен на зеркальных далях вод. Полосками, тоже бегущими к почти уже невидимому горизонту.
Наверно, надо бы стоять ночную вахту...
Но я непоправимо легкомысленно мечтаю о кино, о танцах до утра.
- Мне лучшие дамы кресло займут,
Окружат собой и вниманьем.
А когда упьется джаз и задраят первый класс, по таким знакомым трапам на прогулку перед сном? Туман, туман... Пропали огоньки. Шезлонгов не касайся! Мокрые!
...Новый день Итурупа. Курильск. Наспех сколоченный временный город. Впрочем, может быть, я ошибаюсь. Вулканы Чирип и Богдан. Речка Курилка. С песчаной террасой. Джунгли и море. Недаром вчера вспомнились Морж и Плотник, даримой строкой из О. Генри...
Да, огоньки Коралио. И бриз...
Далеко ли до города Лондона?
За мостиком Курильск меняет содержанье. Бараки здесь не водятся. Дома стоят без плана. Потемневшей, но крепкой постройки, жестокими обточенной ветрами.
- Сети...
Сейчас я бы сказал - похоже на Кольчём. И мелочной практичностью, и та же безалаберность.
- Японская рыбацкая деревня?
Да, именно. Такой не отыскать теперь в самой Японии? Четверть века ничто не меняется. Те же курильские сосны, -
- Отбросив все лишнее, чтоб не сломаться...
Глядят темной хвоей, вроде бы жесткой, но мягкой и доброй на ощупь. И не могу спокойно вспомнить о склянках под ногами.
- Представьте, на одной боец сумо!
Наши группы давно разбежались. Кто в магазин (тоже способ туризма), кто возвратился на берег. Все время куда-то бегут, грянут «Калинку-ма¬линку». Мне не с руки шакалить по лабазам.
Так неожиданно попасть в японскую деревню. Заборы и сети, дома потемневшие. Вроде, стоят в беспорядке, но если всмотреться, просто на удивление приспособлены к рельефу?
- Пальмы - курильские сосны...
Сосны, пожалуй, здесь главные. Я отломил кончик ветки. Пахнет землей, как давно-предавно раскапывал корни лианы.
- Хвою тоже рисуют на склянках...
Последним аргументом, самым убедительным, - ровные стенки из валунов, весьма аккуратно расколотых пополам.
В тот день я дергался без коллектива. За мостиком (с картины Хокусаи) широкая терраса. Сараны и тростник. Выше - терраски еще, где, по моим понятиям, бамбучник не так угнетаем морскими ветрами, и может быть, вправду вырежу трость.
- Чтобы хвалиться ею, вернувшись на корабль?
Стараюсь, где можно, идти вдоль обрыва. Бухты набиты морскою травой. Горы стеной - там темнеют курильские сосны. Пламенные, как костер, мечущийся под ветром. Флаговые, потому что наклонены все в одну сторону. Подальше от моря,
- Пламенные, флаговые...
Как-то не сразу заметил в веселой траве и саранах бетонные столбики-пирамидки, назначенья совсем непонятного, но явно с японскими надписями. Отснял на всякий случай. И не зря! К таким вот безобидным пирамидкам, как оказалось, приковывали смертников с пулеметами. Знаки прошлой войны здесь не редкость.
По берегу (как правило, над пляжами) видел в бинокль колпаки с амбразурами. Еще - вблизи вулкана, в соседстве теплых стлаников, наткнулся неожиданно на пушку. Небольшая. Изржавлена. Станина с лимбом (как теодолит!) и есть приспособления для стрельбы в небо.
- «Слушай голос океана...»
Отсюда шли к атоллам Мидуэй. Близка еще драма сынов Восходящего Солнца? На фото можно рассмотреть отверстие для цепи - рваная дыра. Рядом - сарана!
- Травка - курильский бамбучник...
Бамбучник, действительно, выше и выше. С открытым ножом углубляюсь. Но это уже чуть ли не крепи. Надо спускаться, а, как и куда, неизвестно.
Дело в том, что бамбучные стебли наклонны. И если бы точно от моря! Но нет, подчинялись различным ветрам. Солнце к тому же закрыло туманом. Я потерял направленье.
Лез напролом, бросался на крепи. Конечно, кораблик уйдет без меня. Достукался. Проклятая экзотика!
Долго не мог ветерками обрыва сбавить дыханье от этой борьбы. Вышел совсем к другой бухте. Времени хватит, однако бегу. Бегу, спотыкаясь, и падаю. В оправданье сошлюсь на свой давний кошмар - во сне отстаю от чего только можно. Потеряешь голову.
Опомнился только у мостика. Славный такой, точь-в-точь хокусаевский. Бухта набита ржавой травой. Поплавал немного.
- Нужны концентраты красот...
В принципе это похлеще Майами. Достойно рекламных шедевров. Греюсь, зарывшись в горячую дюну. Здешний песок, между прочим, необычного черного цвета. К тому же, с магнитными свойствами -
- Зарылся в магнитный песок...
Помню, у Бидструба видел картинку - скелет развалился на дюне. В са-мом деле, ну что меня ждет? Не лучше ль остаться закопанным?
- Нужны концентраты красот...
А то от экзотики синие ноги. К вулканам не пробраться. Но разве не стоит вот так полежать –
- До прихода эпохи капитальных вложений?
Отели и сервис откроют все тайны, но мне - заблудиться в бамбуках. И пусть в черной дюне отроют скелет, ведь, думаю, буду лежать, улыбаясь.
У пристани встретил своих:
- Корсиканский бандит!
Никто не поверит, что чуть не отстал, заблудившись в курильском бамбуке. Легко при желании в трех островах потеряться. Кстати, не помнить - свойство круиза. Вроде отрезано все. А устал! На рейде Кунашира, например, был рад какой-то проволочке. Улегся, не сбросив рюкзака, на палубе. Пусть программа сама обнаружиться?
К вечеру все же решилось, но уже ни о каких там экскурсиях и речи быть не могло. Просто - земля Кунашира? И я потянулся со всеми. А все, кроме очень немногих, немедленно пропали по лабазам. Город (какой это город?) наводит лишь только тоску. Обошел за пятнадцать минут.
- Как, на самом Кунашире?!
Был вечер, сумерки враждебны. Правда, одно невозможно прошляпить - ракушки натыканы вместо штакетника! В городе фабрика пуговиц. Видел курганы сырья. Надо мной добродушно смеялись:
- Бери хоть всю гору!
Встретил своих. Гуляя, спустились к воде. Берег скалистый. Волны огромные. Почти уже из темноты грозно перекатываются через лежащий на боку полузатопленный баркас.
- Слушай голос океана...
Добавить, что в отношении лабазов я не совсем уж прав. У многих наших крабы по рублю, икра - в литровых банках, но съесть надо сразу - икринки полопались. Что можно сказать против краба? Мне отломили клешню. Собрать бы в каюте вещички и... остаться. Работа? На фабрике пуговиц. Лишь бы сюда приходить вечерами, слушать, как дышит безбрежность.
Так, в бухте Ольга, например, еще проблематично. Но Итуруп... Пожалуй, доскажу. Возвращаясь с охапкой бамбука, спешил. К мосту Хокусая пришлось бы взять здорово в сторону, и я пересек реку Кирилку прямо в том месте, где она впадает в море. Здесь, вероятно, и пишут стихи?
- В отлив валуны обнажаются...
Поставить на одном машинку, рядом термос? Или бутылочку бренди? Жить бы, конечно, в старом поселке. В окно чтоб - курильская хвоя. Ведь это бараки стоят на ветру, старый поселок закрыт поворотом. Кунашир подсказал и работу: перламутр! Собирай чемодан! Но мне - собирать амулеты. На скалах - морская капуста. Свежайшая, -
- Пахнет садами глубин.
А над обрывом домик пограничников, которые буду помнить. Я, собственно, про домик мимоходом. Но там зажгли фонарь. Одинокую лампу во мгле, вечный символ щемящей тоски.
Грозные волны идут на баркас, скалы, покрытые свежей капустой, видно при лампе. Так будет всегда.
- В трех островах потеряться...
Нам предстоял Шикотан. Пришли туда затемно. Ждали утра и бросили якорь под самой высокой скалой с маяком. И затихли. Кто-то в шезлонге:
- Чайки поссорились...
Многие тоже не спят? Эта ночь завершилась Кольчёмом. Будет тревожить, как свет маяка? До конца никогда не потухнет.
- Со скалы чаячьи крики...
Шикотан продолжался два дня. И всего лишь одна экскурсия - на станцию цунами. Названо громко. Сейсмографы пишут кривые. Я бы не вспомнил про станцию, но тут пришла разгадка того дрожания каюты (на рейде Итурупа) дрожания каюты, которое почувствовал сквозь дрему и не без страха ждал, что будет дальше.
А дальше могли быть громадные волны, корабль швырнуло бы на берег и, только в крайнем случае, нестись бы с ураганом. Куда?
- По воле волн...
Цунами, правда, редко случаются, и местные отклонения от обычного ритма не опасны. Только когда они сразу в трех точках (Камчатка, Япония, здесь) - сирена: спасайся, кто может! Слушаешь лекцию и вдруг узнаешь, что тебя миновало. С Камчатки сигнал поступил...
На память отснял сейсмограмму и карту. Чертик, поднявший пылающий факел. Среди голубых изолиний.
Океан все еще беспокойный. Но солнце! И бухты дымятся. С запахом свежих подводных садов. Почти обжигает! Вода все равно ледяная, только в прибое, разбившись о скалы, видно эффект испаренья. Тропическое солнце их немедленно подхватит. И Шикотан - весь в кружеве прибойных облаков. Можно буквально войти в обжигающий йодом туман, сразу же, как бы ослепнув. Колдовство?
Кораблик стоял в бухте Крабовой. Спать я вообще перестал. Мгновенье, продлись, сколько можно? Тропа в тростниках то петляет, то прячется. Выступ скалы и сосна наверху. Но сосна, повторю, непривычная - вряд ли хоть где-то прямая.
- Эдельвейсы из фетра...
Альпийцы заморские. На скале - штук пять. Рвать бы не стоило, но ведь пристали. У кого эдельвейс, тот не будет обманут в любви.
Терраска долины вся в ирисах. Тоже не надо бы трогать. Разве барменше букетик? Податливый идол коктейлей... Конечно, лукавлю. Идол лишь повод. Ирисы крупные, чуть ли не чёрные -
- Такие растут у края земли!
В тростниках у форелевой речки - форелей удили, сам видел.
- Стоять на горбатом мосту...
Корабль уже ждет, но пока в каталоге еще бородатые мхи. Надо допрыгать бамбуками. Прощайся по-байронски с каждой сосной. Ты уже самый последний. Трепятся мхи бородатые. С трудом оторвавши ступни от последней земли путешествия, расстреливал пленку, и все уходило. Разве удержишь?
Бар уставлен букетами. В награду мне рижский бальзам. Какая славная керамическая бутылочка для фирменного коктейля «фантазия». «Спрячь, никому не показывай!», - сказала барменша.
Джазменам работать всю ночь. Совсем под конец обезумели.
- А джу-джу-джу
Банана - бвана!
А каи-каи
А пага-пага!
- Все шире и шире качает салон. Только бы на ногах удержаться?
Бросали бутылку с запиской (я составлял на английском). Конец путешествия – что это? За чаем кто-то обмолвился:
- Завтра уж думать самим...
Еще ритуал корабля. Целый день - разве мало?
- Сангарский пролив...
Вдруг замечаю, что торчу на палубе в одной рубашке. И вовсе не холодно. Близость южных морей... На несколько часов вблизи другой системы. Глушение туманом - не судьба.
Вчерашней бутылке
Плыть и качаться
В теплых теченьях
Неведомых радужных струй -
В ламинариях тропиков,
В зостерах экватора?
Индиговым сном разбиться в коралловых рифах
Под блюзы сисястых сирен...
Зовут по трансляции вниз. Призы - кому за стенгазету (дацзыбао), кому - за самое прилежное сиденье в баре. Мне - почему-то за анекдоты? Но главное - значок круиза:
- «Дальневосточное морское пароходство».
Значками я раньше не занимался. Но, видя, как жадно хватают, купил с мордой тигра (Судзухе). На Сахалине - «Горный воздух». «Три брата» (Петропавловск) - длинный значок, за которым уже не поленился сходить в местное бюро туризма. Оказалось, азартная штука!
А есть значки, которые не купишь. Вот вроде этого - кораблик и вулкан. Буду встречать обладателей - в Ирарке, на Кавказе и в Москве. Это как каста, визитная карточка.
Значковое безумье быстро довело мою коллекцию более, чем до двух тысяч, после чего так же внезапно прекратилось. Но те, круизные, по-прежнему ценю.
- «Эбеко» - надпись серым дымом...
Японское море под занавес встречало тропическим солнцем.
- Ни признака земли на горизонте...
Но все, что обещано, там - за кормой. Разбейся в коралловых рифах! - сказала душа. И, наверное, ясно, как мне не хотелось домой.
- Трамвай дотащил по жаре...
Уже понимал, что Хабаровск исчерпан. И, как тут не бейся, надежд никаких. Телескоп что ль построить? Но нет, каждый кадр драгоценен. И шлепал с запасом. И сам получал фотографии, и все было мало.
- Мгновенье, продлись, сколько можно...
Стихи, кроме хроники, мало добавили. Сначала, скорей, угнетали. Какой-то бессвязный перечень мест. Сшивал их, как мог, почти что насильно. Но иногда мелькало нечто новое, вроде бы не относящееся к делу. Меня упорно относило к высокому окну, за коим тоже может быть первичное пространство.
На подоконнике весенние цветы. Легко представить остальное - булыжник мостовой, каштан. Летучим сном виденье относило. Но я заметил, что окно наводится в прекрасные мгновенья, когда найдется истинная связь обрывочков круизных впечатлений.
- Как звякает замками чемодан,
Готовясь к кораблю...
Оттуда бы мне двинуть на Курилы? Здесь я касаюсь одного заведомо неразрешимого и потому все время принимающего разные формы, вопроса, -
- Полустанок и стрелки, к примеру?
Теперь вот окно ушедшей в небытие квартиры. В сущности, если упрямо держаться, общая схема все та же?
- Писал бы все те же стихи…
Сближение пространств возникло не случайно и, кажется, еще до Итурупа.
Желтым перроном себя не вернуть,
Кому недостойно удачу выбалтывать...
Не здесь. Я еще сомневался, существует ли мой пароход. Что предстоит, бесполезно угадывать.
Помню, трап опустился под музыку. Дивясь на твист, втянулся мимо джазовых. В каютовой обители растерянный отшельник. Я не освоился еще откручивать квадратное окно, но пачка карт с проспектами уже лежала.
Сейчас три гудка...
Но вместо гудков простояли три дня. Смирись и не думай о пальмах?
Смешно, как я боялся потеряться.
Со швартовки оттаскивали катером, пока не лопнул трос. В сизую дымку Босфора Восточного, в ночное игрище волн. Все оправдается? И, вопреки конкретностям проспекта, я уплывал в иную широту, где светит Южный крест,-
- Пассаты и муссоны...
Сейчас я не жалею, что корабль довольно скоро повернул в холодные моря. Но как не расстроишься, если движенье прервалось? Бросили якорь, затихли. Всего-то «в дальнем плаванье» - пересекли залив. На берег нас перевозили в ботах, как откровенно сказано – «для скота и рыбы».
- В воде кругом неряшливое сено...
К тому же я, набрав рубашек, не позаботился о самых элементарных кедах и шлепал по грязи загонов с оленями в легких парадных туфлях, уместных разве что для набережной какого-нибудь Гонолулу.
Табунная бухта учила другому. Здесь полуостров открыт океану и волны, наверно всегда гремят и ошпаривают. Трава под водой соответствует месту. Сколько бы штормом не выдирало. В глубине - это сад. Зря испугался. Лучше б подумал о пене с камнями.
Да, рассматриваю карточки. Вызвал мираж висячих долин и дубов. Кстати, когда я сплетал весь комплект впечатлений, мираж закатал вверх но-гами. И этого никто не замечает! Ни неба, ни земли из-за тумана? А плоские кроны настолько уж пламенны, что вообще непонятно, откуда растут. Так и оставил. Чем не находка?
- Гигантские розы шиповника...
Смещение пространств давало взгляд на вещи. Забудешься и вдруг - весенние цветы. Я все стараюсь проложить дорожку от них, хотя бы, например, к своей лиане. Но связи нет. С той стороны - война. И я не принимаю мир за обмерзшими витражами, вообще судьбу с единственной заботой не сломаться.
- Пришелец от Воронежских каштанов...
Лови мгновенья, пробуй? В каких-то сочетаньях слов таится синева муссонов. Наградой будет также высокое окно,
- И кафельная печка, и комод...
Вопросов не сочтешь. Вот разве что круиз, наверно, совпадает. Я клею фотографии, картинки из проспектов. Получится солидное собрание!
И каждый новый день откроет свой кораблик из очень симпатичного набора, купленного случайно в институтском киоске.
Достукал последние строчки воспоминаний. Все оттащил в переплет.
|
