Глава 11

ДЕРЖУСЬ ЗА ПАМЯТЬ ЭТАЛОНОВ

Когда поэзия вошла в архитектуру?
Сову не зря сажают на фронтоне...
Коплю эту коллекцию - по крохам и вслепую.
По разным городам...
Что выше стен руин?..

Встреча с коллегой при всей своей внешней случайности, дала закономерные плоды. Еще до белых мух и до костров из листьев, как там у Чехова,

- «Сломались запирательства»...

Я часто рассуждаю о судьбе. И склонен думать, что кто-то в самом деле переключает стрелки. Решил, что с меня хватит, сообщил, -

- От имени пакгаузов и кранов...

Не очень-то ответственно. Пусть катится к чертям? А мне - зеленый свет на семафоре? И сам бы еще долго рассылал запросы, -

- Пока не отрастут деревья у трампарка...

Готовился застрять, похоже, основательно и рассчитал не только план на отпуск.

- Пункт первый - о науке.
Подвал, но с микроскопом!
Отгородиться магией реторт...

Второе - дом. С комплектом венских стульев? Ну, и венец солидности -

- Комод...

Войны здесь не было и стоит поискать, где знаки иероглифов, а такожде солярные.

Имеется ввиду не топливо - солярка.

Все элементы сгинувшей квартиры. Плюс собственный задел - качалка для мечтаний. Мечтаньям свой зеленый свет, -

- Тут я уж сам диспетчер семафора?

Сюда - моржовство, статика и йога. Пора не пробовать, а применять всерьез. Улыбка супермена - аспект универсальности, и никогда я не был к ней так близок.

- Что там осталось?

Внешний мир? Тогда - экзотика, Хабаровск невместимый. Дремучее начало от шаманства, военных поселений и бараков.

- Как я его не обзывал...

И злой и неудобный. Теперь вот - невместимый. Все ведь правильно. На трех горах раскинулось явленье, -

- Отчетливо тяготеющее к восточным культурам...

Хабаровск - основной предмет сугубого вниманья. И не моя вина, что книга не об этом. Хотя надеюсь, что-то подвинтив, перенесу картинки на их место.

- А ведь таверны не было...

Но Рощи продолженьем? Предместья. Центр. Мансарда между ними.

Какие злые ветры разнесли?

Не до конца, как видно из дальнейшего, чему все те же ветры помогали, тяжелых дураков наука и закон, -

- Или, что тоже, - «правда жизни»...

Последнюю хлебнул - особенно вначале. Еще оттуда вынес неприятье бабонства и бабонов персонально, с унылой неизбежностью встававших на пути, -

- Где ничего не поддается исправленью...

Я вспомнил, наконец, происхожденье термина. Был просто тип. Начальничек отдела. Не самый отвратительный, но первый в череде -влиятельных, - ГИП - главный инженер проекта.

Проект имел особенность. Работы - никакой, а та, что выпадает, примитивна. Все странно заняты. На табеле талончик. Зараза-кадровичка.

- Выше ГИП...

Без навыка такое подавляет. Рабочий день в конторе, как тюрьма. Сотрудники - да это сумасшедшие?

- И ГИП им идеолог и бабон, -

Носивший вместо лба значительное вздутье. С уклоном влево, кажется.

Кой-что восстановили, разумеется. Кой что осталось - тумбы, например. И ранний (бестревожный) Пастернак неявно утверждает «авторитетный тезис».

- Послушаешь ворон...

Я знал и «Мимолетности» Прокофьева. А посему хотелось продолжать, имея основанием для этого строку еще студенческих времен: «дома и тротуары».

- Те же элементы?

Однако время строчек не добавило. Конторское сиденье, что ли, повлияло.

- Но если б только это...

Рискуя опозданьем, я добегал до домика вблизи маслозавода, что б заглянуть в окно полуподвала, верней, в одно из нескольких таких же, чья участь, -

- Вечно ниже тротуара...

Здесь моя тетка (мелкая бухгалтерша) снимала до войны квартиру (койку за шкафами) и именно сюда мы приходили с матерью, -

- Тогда...

Когда налеты на Воронеж стали непрерывными и жизнь потеряла устойчивость свойств - с общей тенденцией к ожлобленью.

- Что там внизу?

Мне, собственно, неважно. Предпочитаю пыль и паутину. Чем больше паутины, даже лучше.

Для этого и трачу перерывы...

Там, в полумраке, для меня запрятан фейерверк, которому не подберешь названья, кроме, «некий». Трехмерное виденье в пыли и паутине, не знающее следствий и причин.

- Заглядывать в окно полуподвала...

Не надо бы, но тянет голография. Участливым вниманием удава? Сейчас собьет настрой, но ради «Мимолетностей», без этого мне пусто в перерыве, я ведь служащий.

- Для этого рискую опозданьем.

...Наша квартира на Малой Дворянской днем еще как-то держалась традицией. Мать что-то жарит. Вымыты полы. А в скверике (во двор) еще цвели настурции. Беседка оплелась небесными вьюнами.

- Июльский день...

Нетрудно отыскать глазами - каштан, брандмауэр, скрывающий каштан. Вообще, то заполнение объемов, которому уже не повториться.

Где и со мной могло бы быть иначе. По гороскопу, проще говоря. Который обязательно включает путешествия. Куда - неважно.

- В Южные моря…

Тибет, Галапагоссы, джунгли Африки? Какие-то стихи бесспорны в гороскопе. Но с возвращеньем в ту же комнату - с зеленым грушевидным абажуром.

- Сквозь пыльное немытое стекло...

Воронка на углу. Еще одна напротив - в зоопарке. Да что там - на углу, раз прямо во дворе дом с башнями зиял стропилами по крыше. Тревога за тревогой. Отбоев не давали.

- Песчаные часы с дырявым нижним дном.

Немцы прошли через линию Малой Дворянской. Но лишь до реки и не дальше. Так что бомбили и жгли понапрасну, -

- Только все дело испортили...

Когда я размышляю о судьбе (счастливый человек о ней не размышляет), то сам себе кажусь не настоящим - до тех июльских дней, до катастрофы, когда последний час не наступил и способ заполнения объемов сохранялся.

- Дом с башнями - раскрытые стропила?

Но закругленья мирно нагревались. И солнечная призма Сахартреста - по-прежнему сияла и цвела.

В перечисленьях, впрочем, мало толка. Лишь жаль своих непонятых возможностей, доверия к тому, что происходит.

- По гороскопу, проще говоря...

Днем, повторю, еще как-то держалось. К вечеру - жутко, темно. Все собрали узлы и - на окраины.

Центральные кварталы оставались на полный произвол. Для мародеров, хищников, шпионов. Да, хищников (удава и пантеры) - из клеток зоопарка, что напротив.

- Мы тоже уходили...

Хотя наша квартира на Дворянской наверняка спокойней теткиной, где через улицу стоит маслозавод, подобные приманки - тоже рядом.

- Конечно страх - безлюдье и темные кварталы...

И на привычный двор - вороний сон. И главное, что все перекрывает, -

- Дом перестал быть защитой.

Ну, а у тетки - в гостях? Мы даже не бросали чай, когда тревога. Гасили керосиновую лампу даже с шутками. А между тем, участники событья, -

- С весьма многозначительным исходом?..

Мне стыдно вспоминать свою готовность покинуть старый дом. Хотя едва ли тут какое-то предательство. Тревоги кончатся, и все опять вернется.

- Лет эдак через сорок и в Кольчёме...

В ином обличье: фотолампы, букет багульника. И каны, и хурбу. В обличье неолита (разве без комода)?

- Вернется довоенная квартира.

«Есть мнение», что память нестираема. А, значит, существует и возможность наладить фильмоскоп. Момент - и ты в гостях.

- Полуподвал...

Через окошко - на небе прожекторы, разрывы зенитных снарядов, ракеты (?).

Очнувшись от видений, непонятно, какого черта надо мне в конторе, кто я такой, куда я трачу время.

- Какие злые ветры разнесли...

Представьте теперь зал (достаточно большой). Сотруднички ругают Пастернака - жрет русское, продал и изменил. Ну, точно, как идейная доярка.

- Но ты терпи…

Устроиться куда-нибудь еще в Воронеже без блата невозможно, а до деяний - тех, что посерьезней, зарплата не пускает.

- Мой идеал - бабон?..

На службе я почти не разговаривал. Дождаться до пяти, дождаться.

- И опять в вечерний час
Нет конца, огням Проспекта...

Зато моя злосчастная контора предполагала много экспедиций. Не поиски джу-джу и не Памир.

- В пределах ЦЧО...

Открылись захолустья, куда по доброй воле не заносит. Наверно, можно вылущить немало любопытного. Когда-нибудь попробую. Мне, горожанину, пока что попривычней, -

- Что ранний Пастернак пообещал...

Степной фата-морганой, пыльной мальвой и мухами Мучкапской чайной напрямую. Да, да - я заезжал в Мучкап, -

- Мой идеал - лирический бродяга...

Чумазые цистерны пригодятся. Овраги - то же самое.

Воздействие стихий. И я, -

- Соблазненный пространством...

Жду, что и мне будет перст указующий. Новый наплыв реализма отметит -

- Типа в кошмарной ковбойке...

Но целое из этого не сложишь. К тому же и контора закруглялась. Меня уволили «по сокращенью штатов» - после первой попытки поступить в аспирантуру.

- ГИП руку к увольненью приложил...

Торжественная фраза? Из эпоса о классовом чутье. Ведь не выказывал ни словом, ни поступком -

- Желанья стукнуть ГИПа по башке...

Я делал даже больше, чем «положено». Помимо штатной роли (изыскатель), дружил с лабораторией, тем самым утвердив (в какой-то мере) еще одну свою дарованную склонность, -

- По части порошков и пузырей...

Имел уже и левые заказы, мне платили. И мог себе позволить удовольствия, как то - купить себе штаны. Или «Бристоль», -

- Красивый легендарный ресторан...

В такой, что называется, позиции (из Александра Грина, Майн Рида) стараюсь утвердить разумное начало, там, где его заведомо ни капли.

Обычный путь романтика от юнги к капитану и так далее? Но я уйду, когда ударят в бубны. Попытка изменить убогую реальность окончилась провалом и изгнаньем. Не вовремя ГИП руку приложил. Мне бы еще полгода по-хорошему? И признаюсь, изгнанник растерялся. Свобода от конторы угнетала. Спешишь, бывало, за трамваем, -

- Отрезок жизни, как ни упрощай...

Не вышло из меня служилого бабона, творящего стихи о мимолетностях.

Хотелось вырваться, и получил свое.

- Однако просыпаюсь без будильника...

Тоска по рабству скоро испарилась. Ищи пока халтуру для нового рывка.

- До этого хоть логика безгрешна...

Пусть так, я проиграл, но проиграл блатному. И первый опыт действия не мог остаться втуне? Где подвинтить, где что-то заменить? Ну, что скрывать, -

- Я думал о столице.

Пока, мое общение - деляги. К таким не суйся, если ты проситель. А я как раз проситель, мне лишь бы продержаться, а где и как, -

- Спросите у будильника...

Завлаб кирпичного завода. Архив (в какой-то церкви) и так далее. Изнанка моего любимого Воронежа. Значительно расширил кругозор.

Но «всякому пределу есть свое приличие». Как раз, когда мой список исчерпался, в одном из микроглавков (у базара) - вакансия директора карьера. Под Лисками. Зарплата больше прежней. Дробильное хозяйство.

- Съезди, посмотри...

Поехал, как иначе? Дробильное хозяйство! Вакансия действительно свободна. Предшественник - в тюрьме. И до него который. Мне так и объяснили: не с твоим лицом.

До поезда бродил в фабричных конструктивах. Безвыходность, и ты не защищен командировкой? А до туриста - даль необозримая, -

- Не скоро удостоюсь «Эмбаркейшен Кард»...

Купил с лотка книжоночку Катаева. Рассказ «Отец», который мне еще не попадался. Там атлас (на странице путешествия), дрожащая пружина за стеклом часов.

Гром тамбура, сцепленья, -

- И узловая станция с маневрами…

Судьбе видней, вот только бы не надо издеваться - подсунуть мне книжоночку Катаева...

Твердят, что жизнь - цепь испытаний. Невзгоды, тяготы - сплошное отрицанье того, с чем не намерен расставаться, да, если б и попробовал, - напрасно.

Мне их бабонское устойство...

Гораздо любопытней избавленье. Всегда - по обстоятельствам, однако, выбираюсь, -

- Не без влиянья ангела-хранителя...

Гудки, пески. Гарантии бесплотные. С перекидного мостика вокзала -

- Я склонен к углекислым облакам. Еще апрельский ветер? И готово, - «Безбрежный юг» присутствует под Лисками...

Наверно, распрямился, что-то было. Со стороны нежданная оценка:

- Ого, какую позу принял...

Рабочий в черной робе так сказал. Глупее не придумаешь. Как будто бы приехал специально, чтобы взойти на мост и демонстрировать - вот, именно, что, позу, монумент, -

- На удивленье смазчикам и сцепщикам...

Хотя тут свой резон - действительность враждебна. Апрельский ветер лишь не стал бы утверждать,

- Что у меня лицо не соответствует...

Поставил точку смазчик. Ну, и пускай, раз так. И узловая станция с маневрами чем недостойна, чтобы быть последней? Смотри - с просторами за группой семафоров, с облаками. Которые навряд ли углекислые -

- Не от паров чумазых паровозов...

Так выглядит одно из «испытаний». Что удержало - не дано узнать. За гранью или близко - праздные вопросы. Скорее первое, судя по результату! А результат таков:

- Искомая халтура отыскалась!

Без номерка на табельной доске, без кадровички. Сам лаборант и сам себе начальник. Не правда ли, почти невероятно.

- Я говорю, что кто-то там решает...

А если без влиянья высших сил, то - просто замечательно!

Еще из практики студенческих занятий я вывел истину, что, как бы ни отстал, всегда находятся, которым хуже, а тут - не знаю, кто бы позавидовал.

- Мой институт за городом в лесу...

Река (из Шуберта) и я туда теперь хожу по перерывам. Воронеж изобилует заменами, -

- На темы фейерверка или Шуберта...

Работа тоже не без творчества - рисую карту, фразы сочиняю. Архивы (земства, совнархоза), проверки «на местах», лаборатория.

В конце - отчет и до свиданья, как и оговорено условием контракта.

И у меня к сему есть дополненья, возможно мелкое, но я им дорожу. Оно из тех, что гасят «испытанья» и делают судьбу безотносительной.

- С отчетом заколодило...

Десяток испытаний. Где истина, попробуй разобраться. Чутье не проявляется - по выраженью шефа. Так и сказал:

- Вы тут не проявили...

Другой бы наплевал, а мне обидно. Он прав. Ему гони продукцию. Он, кстати, экземпляр достаточно курьезный, но все же мелковат, чтоб быть в главе о мудрости.

Который день сижу под кактусом. Сшиваю фразы так и эдак. Когда не получается и сам себе противен, вдруг озаренье:

- Уйду к лесной реке?

Жму стойки на руках и загораю. В мечтах переворот, -

- Изящным акробатом...

Но я все время плюхаюсь спиной, опять же что-то там не проявляя.

- На этот раз не плюхнулся...

Наверное, со злости. На нейтральной точке есть инерция. Еще чуть-чуть руками, даже пальцами? Не верю, но дожал.

- Конечно, длил момент...

Закинув голову, я длил свое цветенье. Для ландышей в дубах, черемух наклоненных. Для солнца (через листья), -

- И для Шуберта...

Я буду повторять свой номер перед публикой (шикарный номер - есть на фотографиях!). Дугой со стенки в воду (Паратунка), с пружинящей доски и для кукушки в далекой Зоне, спрятанной во времени.

Всегда успех, фурор, самодовольство...

Но первый вспоминаю, ей-богу, не для этого, а как живой пример универсальности.

- Сейчас вернусь под кактус...

Встречу шефа? Так-так и волосы не высохли, понятно.

- Ну, как народу много на реке?

И тут я выводы и план, чтоб не ехидничал. Про акробата только умолчу.

Благословен в гармонии живущий...

Я взрослел, что подтверждает перечень имуществ. К подаренному Гершвину (диск с «Голубой рапсодией») добавил гири.

Этажерка с книгами...

Подписочный Джек Лондон, Маяковский, два тома Ревальда

- И Герберт Джорж Уэллс...

Как мало было нужно дебютанту - тому ли, кто стоял еще недавно на мостике вокзала где-то в Лисках, не то в парах чумазых паровозов, не то, на самом деле, в облаках.

Шестидесятый год - миллионер надежды. Полжизни выбросить, но впереди воздастся? Чему ловил любые подтвержденья

- В предчувствии счастливых перемен…

И хоть большой соблазн порассуждать о том, что даже внешне изменился, на дне души нет-нет и шевельнется -

- Меня коснулась тень трагедии…

Напыщенно, конечно. Однако шевелится. Вот и Проспект Воронежский ко мне утратил благосклонность?

Огням нет продолженья, вернее, их волшебству. Такие вещи даром не про-ходят. И тут не обойтись без околичностей, о чем не проповедовал друзьям и сам бы не решился выразить словами -

- Из-за весьма размытых предпосылок.

Начало прячется, но может быть в «Бристоле», -

- Вечерний мир за стеклами внизу?

И после дня сидения в конторе, таков, что не насмотришься.

- А это час заката...

Верней, напоминанье - в небесах. О липах и трамваях, рощах и мансарде, -

- С обзором на луга левобережья…

Бывало, что и так доволен кратким отпуском. Но если развопятся паровозы, мне не тревожно, нет. Я не могу так сразу - о сверхзадаче (в том ее понятье).

Тогда витаграфскоп?

Ну, фильмоскоп по-старому (мне больше нравится как это у О. Генри). Полезная игрушка - вроде снов. И в то же время вроде бы не вроде.

Положим, есть возможность, -

Без классовых подходов и подобного - понаблюдать историю Воронежа.

Знакомые природные бугры...

Еще пустое место, но с тенденцией.

Дух урбанизма реет над буграми...

Сначала - рыбари? И всякие там бортники. Пропустим, как стороннее для темы. Оставив монастырский колорит. Оставим генерацию строений -

- Задавших тон...

Возьмем один квартал. Заметили, что лучшие дома - почти всегда в углах -

- Квартал висит на них, как бы растянут...

А промежутки будут заполняться. Чем ближе к центру, замысел понятней - от фанзы рыбаря к огням Проспекта.

- Признаюсь, я оттачивал иронию...

Лабазы, коновязи, торговые ряды? Но впишутся в пейзаж - с церквами и воронами, и станут ждать того, -

- Кто скажет о пролётке.

Он непременно явится, хотя и не в Воронеже. И за одну пролётку будет незабвенен. Фигурной скобкой центр, предместья, рощи, -

- Достроят всё «Гавот» и «Мимолетности»...

Остановлю пока витаграфскоп. Ведь я - другого времени, догматик поневоле. И сверхзадача мне - отнюдь не для пижонства, -

- Чтоб только не вопили паровозы...

Попытки изменить убогую реальность предпринимал, похоже, во спасение. Стихами в том числе. Мозги свихнешь, читая. Хотя стремился, в общем-то, к гармонии. И в мыслях не держал, чтоб удивлять.

Мешает догматизм, наверно - подражанья. А между тем разумное начало в единственной строке, далекой от поэзии, -

- Первые камни всегда остаются...

Может быть жизнь без контакта с бабонами? Все-таки бывшая в нашей семье, шкрабов бесправных, но не утративших, -

- Чувство достоинства дома.

Защита - крайне хрупкая, почти что иллюзорная, но мыслей об отшельнике возникнуть не могло. И разве думалось, что там, «на производстве» трудней всего мне будет разговаривать.

- Контора «от» и «до» в конечном счете...

Командировки - самое ужасное. «Поля», где коллектив весь божий день.

Не стану развивать столь тягостную тему. В нечастые минуты одиночества - «убожество российских черноземов» способно доконать, -

- Но ведь и мухи чайной...

И «летняя пора», небесных неурядиц? Пунцовая луна над зарослями трав. Купанья в тихих заводях и белая клубника.

- Здесь трудно удержаться от подробностей...

Но я о частном случае - в связи с архитектурой. О том, как возникает интерес. О том, как раз прорвавшись -

- В Орле, а может - в Липецке...
Ну, в общем, раз прорвавшись, -
Окольными путями...

Мы месяц или два тянули трассу. По золотым хлебам, через овраги. Как Гарин-Михайловский («Инженеры») я втягивался в ритм (погоня за пикетами!), ковбойствовал, дичал, пространством соблазнялся, -

- Разбуривал террасы погребенных рек...

В год, скажем, три таких командировки. Привыкну, оправдаюсь перед кем-то? Возможно, будет книга - об окружении Города,-

- Ведь это Рощи, если обобщать...

И я, соблазненный пространством, жду, что и мне будет перст указующий. Есть высший смысл, даже в этом, навязанном.

- Грядет караван экспедиции...

В Орле (а может - в Липецке?) вели «согласованья». Чиновные персоны в кабинетах. И наш начальник партии блокирован, -

- Надежней, чем бы черти его взяли...

Я закусил в обкомовском буфете (сосисок порций восемь, также пива) и с легким сердцем вышел побродить, -

- Пока меня за ниточку не дернули...

Сворачивал, сворачивал в какие-то кварталы, еще пил пиво где-то на углу. Что требовать почти что от мальчишки.

- Перст указующий такому бесполезен...

И мне еще придется удивляться, как много оставлял без должного вниманья. Конечно, каждый миг неповторим, но транжирил миги - миллионер на¬дежды, -

- Наверно по привычке ждать звонка?...

Российская глубинка, кто знал, что ты не вечна, что на Краю земли иное окруженье. И доброй воли будет недостаточно, -

- Чтобы внести поправки в черновик...

Зато, когда мелькнет что-нибудь такое столь же нетипичное, затурканный бродяга вспоминает, -

- Изгиб чугунной линии балкона?

Купеческого дома, надо полагать. Не рядового, в чем-то просвещенного. Во исполненье духа урбанизма, -

- От фанзы рыбаря к огням Проспекта.

Случайный взгляд, но как похоже на теткино окно полуподвала? Как непохоже, если быть буквальным, -

- Удав не караулил тот балкон...

С тех пор (ручаюсь, что не раньше!) архитектура хлынула в блокнот, где произвол особого догматика сплеча распоряжается реальностью. Там барельеф, в котором когти сфинкса, там - угол конструктивного строенья. Крестовая ограда - старый парк. Рог изобилия и маски в красном свете.

Догматик проявляет склонность к магии?

Но лилии балкона имеют свои корни. Упорно выступает слово «камни» - всегда с определеньем, -

- Вроде «первые»...

Речь, видимо, о мостике горбатом (на спуске по Большой Московской улице), о тумбах для афиш и, чтобы быть понятным, - о вечном камне, выдолбанном стоком, той дождевой трубы, -

- Что с крыши дома с башнями...

Всеядность очевидна, хотя среди камней модерн с конструктивизмом доминируют. Два стиля, столь различные - по виду и по смыслу?

Но не тому, кто вырос среди этого...

Отбор красноречив. От сгинувшей квартиры через дворик - соль и волшебство городских кварталов. Да, кстати, девы сфинксы (см. выше) -

- С Проспекта на театре музкомедии...

Два стиля, столь различные, займут меня надолго. Возможно, это максимум, на что способен Город. Когда поэзия вошла в архитектуру, -

- Вот истинная пища для ума?

Я пробовал искать, что вдохновляло. Ну, манифесты, там, или мотивы. Ведь у меня приватный интерес, имеющий касанье к сверхзадаче.

- Но черта с два...

Про ордера - пожалуйста. И классицизм помещичьих усадеб. А чуть сюда, роняют «свысока» -

- Эклектика...

Намеки на буржуев. Как будто кто нарочно выстригал? Дома стоят, а почему - не ясно. Цветенье, одним словом, вещь в себе.

Конструктивизм - такая же петрушка?

Хотя, казалось бы, на что советский стиль. Двадцатые года, порыв энтузиазма. Да и потом кое-кому не новый и не чуждый, -

- Купальщице на берегу Амура?

Бабоны (не иначе!) поработали. Зато и непредвзятость вне сомнений. Мое - в последних кадрах фильмоскопа, чуть позже классики, -

- Навеянной пролеткой...

Но у меня в запасе - час вечерний, его напоминанье в небесах. О тополях и лицах, окруженье, -

- О сверхзадаче в том ее понятье?

Проспект, сбежавши по ступеням красивой лестницы красивого «Бристоля», весьма способствует какой-то непрерывности.

- От юнги к капитану и так далее...

Я, впрочем, сомневаюсь в ресторанной версии. И сказано, наверное, с улыбкой? Но дорого начало, стимуляция, -

- Такие вещи тоже не проходят...

Стихи о Городе завещены судьбой. Конкретно о Воронеже, точнее - о Проспекте. Мой бескорыстный дар, далее не памятник, -

- Пусть даже он останется без автора...

Конечно, предпочел бы глас небес без долгих околичностей, вообще без рассуждений. Верши предназначение, -

- Изящным акробатом...

Верши и знай, что больше нет преград. И это будет формула цветенья. Закинув голову к вечерним фонарям? Или еще каким-то новым способом, -

- С обзором на луга Левобережья...

Но я не зря затронул паровозы. Еще с эвакуации знакомо. Кричат в связи с бедой, тревогой заражая тех, что из депо, и тех, какие сгинули. Зачем - не понимаю.

- Смысла вроде нет...

Считать это случайностью и думать как бы мимо - вот тоже сверхзадача со многими посылками, -

- Ужасный, неподъемный реализм...

Завоют паровозы - сердце оборвется. И я уже смотрю другую киноленту - в поле подстать названию главы, где ничего не поддается исправлению, -

- Проснись и пой...

Другие люди, что ли? Хотя и им контора обязательна. Как там ни всплескивай ритмичными руками, «пусть полон день забот».

- «Проснись и пой»...

По телевизору давали эту пьесу. А я как раз зашел к хабаровским друзьям. И тут тебе синкопы благородные в венгерской пьеске. Но совпаденья - вот что удивительно, -

- Звонок, Проспект, «мир белых облаков»...

И, главное, о блюзе как о форме, живой и действенной, пригодной для Проспекта, я думал в свое время. Даже сам -

- Однажды мылся в душе...

Такой открытый душ при солнечной погоде. Наверняка в одной из экспедиций? Жар на семи холмах и что-то заводское.

- Грязный, гремучий под душ...

И косо летящие светлые струи?

- Кто-то запел и готово...

Конечно, я тогда не очень разбирался, где джаз, где ширпотреб. Но суть в импровизации. С мурашками по коже, с обмираньем, -

- А то чего бы так разволновался?

Узнал Проспект. Пришлось бы слишком долго объяснять про автономию, когда живешь вслепую. И остается то, что остается:

- Вскочить с дивана, отойти к окну...

Бывает так, что утром до будильника я чувствую себя вполне безотносительным. Из жизни «в тонах блюз» (другой не представляю). Или еще какой-то параллельной? И там (при той же сумме факторов) событья - вроде те же, но другие. И я уже давно подозреваю, что дело лишь в анализе эмоций.

- Материал души...

Волшебство в чистом виде. Как те бугры - основа для Воронежа? Как сны и утренняя свежесть, -

- Пока не заземлило привходящим...

Другой закон. Как начал про «Науку» - понесло.

- Их «светлый путь» мне противопоказан...

Откуда что растет и что вообще растет, -

- Каким-то алогичным, смутным образом...

Перу непостижимо, когда вдруг запоешь (как радио, себе на удивленье). Не Гершвина, но блюз, что несомненно -

- Воистину, счастливая находка...

Ее подхватит эхо московских, электричек, заоблачных снегов Аэрофлота и с верхней палубы - окажется она же -

- На голубых отрогах за тайгой...

Флюиды времени - они всепроникающи. Найдут тебя пусть даже и под душем, где нет забот и ты как бы ничей.

- Безотносительность - гордыня супермена...

Да, мне еще придется удивляться упрямству памяти и связям, и деталям. И половина жизни все-таки моя, -

- Отдельные моменты, не считая...

Отдельные - не скоро всколосятся. И я примерно знаю, где загвоздка. В предвзятости, в упрямстве, в догматизме, где нет ни широты, ни снисхожденья.

Избранник Города не хочет замечать, что темы барельефов поменялись. Я на одном примере - с марксисткими столпами (ну, те, что за базаром, вблизи Мало-Московской). Четыре их, потом того, что справа, сократили.

- Прикажете считать это историей?

История, конечно, только - ну ее. Мое в последних кадрах фильмоскопа, где дальше только всплески и разрывы, паденье стен, раскрытые квартиры этажей.

- Глаза бы не смотрели? И отсюда наверно главный грех догматика, упрямца, которого стыжусь и не забуду -

- Поэзия руин не принималась...

А ведь исчезнет именно она, так мимолетна, как ничто другое. Она ниспослана, как это ни обидно. И вот -

- Душа ее не хочет замечать...

Да и вообще, могло ли быть иначе, когда с собой знакомишься под душем? И знаешь, что изгиб чугунных лилий ведет лишь в довоенную квартиру. Где тоже вряд ли все безоблачно, как помню, -

- Учитывая темы барельефов…

Но что меня волнует несказанно - свое пространство, может, где-то рядом. Что не забыт Судьбой, что кто-то там решает.

- Но я уже устал от обобщений...

Отбросив суперменство и предвзятости, спешу добормотать о самом окончательном, не главном, но в связи все с тем же гороскопом, -

- Песочные часы неумолимы...

Ведь я, пока там что-то тикало, не раз бывал в Москве, уже договорился об экзаменах. И к новому апрелю (апрелю - как всегда?) имел бумагу с вызовом. Все вышло, как задумано, и мой контракт окончился, -

- А с ним и поиск смысла...

Мне стыдно вспоминать свою готовность покинуть старый Город. Хотя опять - какое тут предательство? Я до сих пор уверен в возвращении, причем туда -

- С зеленым абажуром...

А то еще в мансарду (чистое мечтанье), которой мне вообще не полагалась бы. Ну, разве телескоп там и качалка, -

- Чтобы внести поправки в черновик?

Но первый опыт действия с аспирантурой не мог остаться втуне. Воронеж исчерпался окончательно. К чему драматизировать и портить эйфорию?

Друзья и сослуживцы ни гу-гу. Да и себе - попытка ведь, не больше? А что за ней, никто не угадает. В бабонстве нет ни логики, ни смысла.

- Библиотеки жаль...

Дарил и продавал, пока и опустела этажерка. Гири и пластинки. Сжигать мосты, конечно, увлекательно, но и непоправимо.

- Миллионер надежды...

Таким я и останусь на том отрезке. Миллионер - хоть это замечательно? И справедливо - так и утверждаю.

- Уже не унижаясь до поправок...

Московский поезд. На перроне цветник хорошей яркой публики. Губернская традиция? Взволнованность, подъем -

- Неведомых новелл начала и развязки...

Пока не отнесло, спешу добавить, что не такой уж вовсе толстокожий. Перед отъездом слег - с руками в красных пятнах. И не успел достойно попрощаться.

- Теперь от провожающих неловко...

А между тем за копьями ограды - вороны и подснежники. Мой Город. Загадочный и сильный, и значительный.

- Войди в вечерний свет...

Мне кажется, вошел бы. Я еще здесь - кто держит у вагона? Но ты доигрывай. Избранник - не избранник. Сдавай проводнику свою плацкарту.

- Тресвятская, Углянец, уже Графская...

За ними поезд мчится в темноте. Отпили чай. На верхней полке мне незачем бодриться и кривляться.

Бросают фотографии - с торчащими углами. Картинка закрывается картинкой. Воронеж, несомненно. Не синий же ночник? Но я такие кадры не печатал, -

- Овал на потолке...

Картинка за картинкой. Вагон качает дьявольская сила. Потрогал лоб - да, жар опять.

- Бредовая горячка не прошла...

Нехорошо так. Дьявольская сила? И вопли грешников - в узлах сцепленья. Не в них ли смысл того, что натворил? Ведь собственной рукой по гороскопу...

Кой черт там, собственной?! Я только начинался. Во взрослом варианте, разумеется. И ехать бы не так, и не сейчас.

-Заметьте, уже как будто рассуждаю...

И если без обид на привходящее, чудесно быть в нейтральной полосе? Аврора и Пальмира. И столица. Фазаньи перья с Южными морями? От юнги к капитану - только так.

- Уже почти мечтаю...

К утру романтика колес существенно теряет убедительность. Затейливые дачки, переезда. И сосны -

- Северные пальмы...

Здесь продолжение? Но северные пальмы -

- Редеют и мельчают на глазах...

Пошли уже предместья, открывая чужие улицы, складские территории. Крепчает «проза с безобразием», -

- Где мне еще и самоутверждаться?

Толкаюсь в тамбуре, повисну на подножке. Меня влечет закон необходимости. И между ним и мной - все меньше расстоянья, -

- Забвения нейтральной полосы...

Недобрые предчувствия. Инстинкт не ошибается? До огненных букв над вокзалом столицы терял и терял.

- «Восковая персона»...

Ведь даже с вагоном расставаться трудно? Ну, а инстинкт все, что мог, совершил. Бережно свёл и поставил под буквами. Дальше советы его бесполезны, -

- Воронежский поезд убрали с путей...

Мне теперь надо всё - во спасение. Прежде всего - не торчать на вокзале? Я ведь торчу, даже хуже - я мыкаюсь.

- В сущности, призрак, не более...

Хватит прощаний? Нельзя так потерянно. Призрак заставил себя улыбнуться, съел пирожок по московской программе, -

- Которая все же нашлась...

На Метростроевской (вход со двора) мрачное зданье в купринских традициях. Здесь моя тетка (не та, что в Воронеже), но совпадение -

- Тоже подвал...

Сплю на диване, бегаю в пекарню. А вечерами теткины рассказы - как крысы утопились в гражданскую войну, как вздыбило ступеньки эскалатора.

Мне, впрочем, вскоре дали общежитие, где у меня в соседях побывали - индус (уролог и философ), араб (отец царем работает) и режиссер из Италии, читающий стихи из «Доктора Живаго».

Придешь, когда буфет уже закрыт. А эти варят плов с обильною морковкой. Или разбудят только для того, чтоб обсудить гуманность смертной казни. Не крепость, согласитесь, но терпимо и в свете установки на забвенье привыкнуть можно.

- Вот аспирантура...

Как будто дожидалась и именно меня.

- Мой шеф герой ударных строек...

Ну, этого уже не перепрыгнуть. Прошу прощенья, но герой.

Горилла, но с сорочьими глазами. Добавлю, что весьма способен очаровывать. Я сам еще задолго до экзаменов так и решил:

- Ну, с этим человеком...

Отец родной, научит и укажет. Стыдно вспоминать? Но, уверяю, были основанья, пока не утвердился на незнакомой кафедре и не почувствовал, что пора определяться, -

- Наметить план свершений, приступать...

И тут герой ударных строек повел себя не так, как ожидалось. Усадит в кресло (сам на стуле) и на тебя польется словоблудие. О чем, не разобрать, однако же -

- талант...

Я ничего не понимаю, злюсь, злюсь, глотаю. На дне души давно холодной жабой, -

- Угроза возвращенья в мир контор...

Из назидательных речений, с какими он бессчетно обращался то к студентам, то к нам, сотрудникам, обязанным выслушивать, примерно представляю эволюцию. От молодого инженера до начальника -

- На стройке знаменитого канала...

Подозреваю ломку, соглашательство и что-нибудь, наверное, похуже.

Один рассказ, пожалуй, приведу. Конечно, в упрощенном варианте, ибо мой шеф не без наклонностей к театру и, что отчетливо заметно, шизофреник.

- Гамлет...

Он где-то сообщил (в статье, на совещании, в случайном разговоре?), что в США бетоны не трамбуют, а уплотняют смесь при помощи вибраторов. Сказал так и забыл, но слово было брошено. Спустя какой-то срок шефулю вызывают:

- ННУ, говорил?!

Тот, вопрошающий, возник из-за двери, как у них водится, упрятанной в панели. Мелькнул ковер, бутылка коньяка. Кровавые глаза, расстегнутые брюки.

- Бери завод - и чтобы за три месяца!

Не вытянешь, оргвыводы с гарантией? А тот завод в степи под Сталинградом и вовсе часовой (где делают часы).

Другому бы хватило и вибраторов. Но шеф еще свалился с самолета. Как явствует преданье, - инвалид.

- Конец карьеры?

Только не такому! Наверное, за прошлые заслуги ему дают штат зеков (всё ученых!) для опытов, которые легли потом в основу его многократно переизданной монографии - «Долговечность бетона».

- Прилежный ученик ее штудировал...

- И не нашел ни логики, ни смысла. Семейства графиков, заводы всей страны. К чему - не разумею.

- Долговечность...

И, кстати, не встречал вполне уразумевших. Никто его не любит, все боятся. Один его классический -

ГамлЕт...

Да, с удареньем, чтоб противней. Сам, между прочим, из интеллегентов.

- Но я не выбирал...

Возможность перейти на вольный статут, тем более - в столице и на долго (на три года) не оставляло места для сомнений.

И ведь потом не лез куда попало?

Я поступал на кафедру с желанием вплотную приобщиться к тайнам пен (кофейных или мыльных – безразлично) и порошков (цементных в том числе). По гороскопу, все по гороскопу. -

- Который мне никто не составлял...

Так что, кой-как загнавши быт в бутылку, восчувствовал готовность и так далее -

- На ниве долговечности бетона.

А тут эта типичная фигура. Из Юрия Олеши, из Катаева? И год уже потерян - ни темы, ни просвета -

- Пока послушен, ласково кивают...

Но чуть о деле, сразу по-другому, как будто я о чем-то неприличном?

- Пока я пребывал в идеализме...

И все откладывал весьма короткий вывод, что понимать тут нечего.

- Является непуганый...

Давить его, воспитывать, чтоб неповадно было.

- Передо мной изломанная личность?

И я пошел на бунт, обдумав варианты, вернее, следствия, совсем не исключавшие и самого прямого - то есть - отчисленья.

- За коим ничего не оставалось...

Как в Лисках, только хуже. Нелепей и обидней. Но я, перебирая варианты, нашел-таки один -

- Иезуитский ход...

По простоте, актерству исполненья - горжусь им до сих пор. Конечно, рисковал, ведь за изгнаньем - колеса электрички или метро. Последним легкомыслием я выбрал бы наверно что поближе.

- И все из-за фигуры, из-за холодной жабы...

В ответ - такое же глухое неприятье. Вскормившее и бунт, и месть одновременно.

- Я все-таки способный ученик...

С невинным видом попросил у шефа разрешения на посещенье лекций в МГУ. По физико-химической механике, умнейшей из наук «по веществу» - что было и что будет, в роскибернетике, -

- Включая мои пены с порошками...

По сути вроде не к чему придраться? Коварство в том, что лекции читал - творец механики, известный академик, назвавший «Долговечность» -

- Чушь собачья...

И в кресле перед шефом сидит с невинным видом не то осел, не то самоубийца. Сейчас или прогонит или -

- Ну, что же, передайте мой привет...

Ого, даже письмо с рекомендацией? Заряд взрывчатки больше, чем рассчитано? Жестокая игра, я понимаю, но ведь и мне -

- Отнюдь не исключалось...

Теперь мне кажется, что «сценка в кабинете» почти литературна. Я отомстил «калбаснику». Он должен быть наказан.

- Так продолжается роман Олеши «Зависть»...

Привет я передал, лишившись амплуа «на побегушках». А заодно - стола, казенной фотокамеры. Шеф тоже мстил - ведь я его живое отрицанье.

- А тут еще хрущевская весна?

Зато и не садился больше в кресло. Наверное, с излишней откровенностью - зайду в недельку раз, чтоб вовсе не забыли.

- И музыка метро уносит к приключеньям...

Круговорот людей и ситуаций, методик, мест расположенья. По части порошков (цементных в том числе) и пузырей (кофейных, но и мыльных)

- Год не пропал совсем уж бесполезно...

Я знал, где что искать, с кем разговаривать. Открылся мир науки, едва ли не подпольной.

- Еще значительней расширил кругозор...

Кто видел взболомученную муть в отстойном озере глубинки Черноземья, наверно удивится, что я взвешивал частицы мути чуть ли не поштучно.

- И ультразвук, и суперцентрифуга...

Дней десять проторчал на Сходне, где в сарае стоял вибросмеситель на пружинах. И колебания достаточно большие. И скорость колебаний такова, что при включении устройство исчезает.

- Ужасно интересно, согласитесь...

Но сразу недоверие, вопрос:

- Как, вы оттуда??!

Изволь быть дипломатом. И шефа не предать и прошипеть (иль как-то просвистеть?) как там у Киплинга:

- Ви би уан блад...

Под заклинанье езжу с чемоданчиком, чтоб делать глупости, но все же продвигаться, что требует реакции, уменья скрыть невежество.

- В сарай с машиной времени не каждого пускают...

Но так и сам становишься машиной. Во мне живого места не осталось. Подмены, допущенья - лишь бы выжить.

- Столица деревень - Москва...

Вернусь-ка я к своим командировкам. В покой провинции, еще не отмененный? Где те же кадры давней киноленты -

- Гостиница «Версаль», «Европа» и так далее...

Мне ведомо в далеком переулке строение с совою на фасаде. Вернее, под карнизом парадного подъезда, -

- Там еще несколько раскидистых каштанов...

Каштаны заслоняют уличный фонарь. Поэтому сову ночами незаметно. И я бросаю спичку к ней, -

- Глазищи бы не вспыхнули зеленым...

В подъезде том еще морская дева (так завершаются бегущие перила) и дальше, вверх по стенам - маски. Венечки и гирлянды.

- Впрочем, в меру...

Раз как-то вышло, что подъезд пустой (дом обитаемый, при людях неудобно) и я решился с трепетом душевным -

- По мраморным ступеням полумрак...

Лишь красный свет сквозь вертикали окон находит маски -

- Тоже неспроста?..

И тишина была, как в пирамиде. На языке высокого искусства вне занудства. Сюда пути заказаны, я чувствую.

- Сову не зря сажают на фронтоне...

Коплю эту коллекцию - по крохам и вслепую. По разным городам, особенно Поволжья, где и извел в командировках оба отпуска. Еще тогда, в период послушанья.

Дома стоят, похожих друг на друга не бывает. Пусть мне теперь толкуют про эклектику? Искало выхода - ну, вроде бы, как кофе закипает.

Таким сравненьем можно ограничиться?

И все-таки модерн - космополит, России в чистом виде непонятный. Мешается с торговлей, упрощаясь, вплоть до каменных баранов на воротах.

- Неведом эталон...

Чутье не ошибается, и мне бараны тоже симпатичны. Они в родстве с совой и вещие по-своему, -

- Как те изгибы лилий на балконе...

Без мыслей о себе не обойтись, хотя поразбросал достаточно об этом. Без лозунгов и маршей. Разве что Прокофьев...

- «Гавот», я полагаю, очень подошел бы...

Прекрасный алебастр - победный гордый стиль, впитавший одним махом все искусства, трагичен, тем не менее. «Гавот» звучал недолго, -

- Где даты не возьми, почти одни и те же...

Недаром я при масках в красном свете почувствовал:

- Присутствует античность…

Что гордый стиль угрюмо догорает - в такой, наверно, редкой тишине, -

- Пока не потревожат...

Сюда пути заказаны, а я допущен - вроде дополненья. Или свидетеля, который скоро скажет:

- Недавно побывал в заветном переулке...

Да, побывал. Забвенье, одичанье. Морская дева уже без головы. И новые о ней не знают. Так что лишь в виде слов -

- Прекрасный алебастр...

Гостиницы «Версаль», «Европа» и так далее (в Саратове, Самаре или где-то?) еще тогда взывали к милосердию, -

- Особенно дворы таких гостиниц...

И сам, отнюдь, не чеховский, коснел в максимализме.

Дворы-колодцы - просто удручающи.

Но в чем коснеть, когда конструктивизм процвел еще минутнее модерна? Колониальным джазом, новым бытом, -

Солеными гудками кораблей...

И мне, его уже бесспорному ровеснику, увидеть конструктивные руины - ну, согласитесь, ни в какие рамки. Как будто жизнь ушла, а я остался -

- Без манифестов, там, или мотивов.

Еще балконы палубы держались. Иллюминаторы спокойно отражали -

- Ярчайший блеск осенней синевы...

Стояла баллюстрада. И настурции горели в чашах-вазах, -

- Клены бушевали...

И вместе с тем, это уже руины. И крыши нет. Ободранная дранка. Кирпич, к которому, конечно, уваженье, -

Кирпич здесь неуместен и постыден...

Такая вот петрушка с кирпичами - в Новосибирске (около вокзала). Порыв энтузиазма и подделка?

- Я, впрочем, видел даже деревянные...

Идея голубела изначально - через забор соседнего двора. Та солнечная призма сахартреста.

- Он, впрочем, пребывает в прежнем виде...

Без мыслей о себе и тут не обойтись. Ведь сахартрест не врал

- Насчет иллюминаторов...

В ином обличье, правда, но не врал. Всегда носитель истины, отчаянный догматик. Я узнаю его по разным городам, коплю коллекцию по крохам и вслепую. «Чужая даль» и дело не в эмоциях.

- С античностью модерна я бы примирился...

Но чтобы «Марш трех апельсинов» звучал еще минутнее «Гавота» - явленье небывалое -

- В истории искусства...

И мне, его ровеснику, молиться больше не на что. Пиши главу о мудрости, -

- Что выше стен руин...

Я остаюсь - скорее по инерции. Пока держусь за память эталонов. Хранитель мудрости? Согласен претерпеть.

- Не в этом ли решенье сверхзадачи...

Пока опять мои командировки, когда на полпути хватал что попадется.

- Булыжные подъемы от реки...

Не то? Сейчас тебе - лабазы, коновязи. А вот разбитый храм над грустными садами...

Опять не то. Ага -

- Рог изобилия!

И вместе обещанье (с конструктивисткой лихостью):

- Весь этот город уложу
В блокнотик со стихами...

Блокноты сохранились. Там зажатость. Бравада на ничейной территории. Одно лишь подлинно, хотя и не начертано. Там переменка, -

- Если не каникулы...

Но стоит лишь вступить в империю метро, все кончено - потянет по зубчаткам. И я опять утрачу взгляд на вещи -

- Неоновыми буквами «Москва»...

Иронизируйте, как будет вам угодно, провинциал имел свои претензии.

Вот переулок - где деревья?

- А где Проспект?

Мне чаще попадался Ленинградский, который не ругаю, -

- Но пропорции...

Чтобы гулял, ей-Богу, не припомню. Поэзия кофеен и пельменных. Ценой замен, -

- Хотя и не без прежнего…

Крути историю столицы деревень? Читальни и музеи - по части манифестов. А иллюстрации -

- Ну, где еще полнее...

Но я застал на кубах (ну, ясно, Русакова!) по замыслу несущий новый быт строителям невиданного общества.

- В его разоптимальном выражении...

Впервые на планете, во вселенной. Простая, вроде, схемка -

- Новый быт?

Имея комнату (отдельную, с балконом!) работай днем в конструкторском бюро и приходи сюда пытать универсальность, хоть в джаз-оркестре, хоть в спортивном зале. А в отпуске -

- Корабль конторы Кука...

Заметьте, без беседки, без модерна. Но я бы согласился на потери, -

- Вооружившись личным фильмоскопом...

По странному закону совпадений мне даровали койку в общежитии на Соколе (Всехсвятский переулок). И это общежитье - конструктивное -

- Все восемь корпусов (с аллеей между ними). И трапики, и ленты низких окон.

- Так что меня задело новым бытом...

Но кто бы надоумил купить сырок на ужин (элементарный плавленый сы-рок!) и объяснил, что это не зазорно, что это «входит в дисс». Как прочее.

И все же я хочу слегка уравновесить отрицанья, «новый быт» в его остаточном от блюза выражении?

- Рассвет…

В аллее йодный запах палых листьев. Скульптуры чередой обозначаются. Это еще себе принадлежишь. Понятно -

- До ступенек эскалатора…

Мне есть, что рассказать о выставке в Манеже, о Кастро, кинофильмах в духе времени. Весна тогда - реальность вне сомнений, -

- Но я намеренно не трогаю событий...

И лишь скажу, что мне, провинциалу, досталась честь - свидетеля не самых нудных лет. Столицы деревень - ее весны короткой -

- По золотым строфам Мариенгофа...

Дружил с такими же, гонимыми, бездомными. У медиков в общаге на Тверской - таверна «Три хо-хо» (она же «Под бюстгальтером») -

- Особый клан острящих суперменов...

Возьмем бутылку рома (румынский продавался). Кури и пепел стряхивай-

- С изящным нигилизмом...

Да, не забыть, что стряхивали пепел не просто так, а в череп -

- Настоящий...

Я этому тогда не придавал значенья, ведь медики,

- Им череп полагается?

А в остальном предательства не знали. Ни мы «им», ни «они» нам. По вечному раскладу...

Никто из нас не выбился в начальство. У одного инфаркт, другой в Америке. А я -

- Я скоро подпишу распределенье...

На край земли, на лежбища Хабаровска. Надолго, основательно и вроде бы по плану.

- Не зря же рассужденья о трампарке?

И если думать, что в чем-то изменился, попробую опять посредством телевизора. Заставка «Зимний лес» - друзьям на удивленье -

- Фазаньи перья выплыли последними...

Излишне уточнять, что образ жизни, который у меня сложился сам собой, оправдан только временно -

- Свирепый черный кофе...

Закон необходимости - во всей его красе. Бросает, как волнами. Не знаешь, где окажешься. И вдруг тебе нежданно -

- Заставка «Зимний лес»...

Я на диване. Зимние грезы. Тихая музыка по телевизору. Чудо-блондинка несет мне яичницу.

- И голубыми глазами сияет...

Видала бы та суперменская братия, как нигилист-теоретик растаял. Хлопая рюмку за рюмкой портвейн.

Нет, кроме шуток, - хотя бы яичница? Я уж отвык от нормальных квартир. Только без хитрости, так получилось -

«Зимние грезы» по телевизору...

Но покажите мне такого аспиранта, который бы не думал зацепиться -любым доступным образом (прямые исключаются),

- И я к таким вещам не безразличен?

Хотя судите сами, какие достиженья. Машина вместо личности - ее ли культивировать. И дальше ничего, с чем возвратиться, -

- Куда, наверное, никто не возвращается...

Мне на диване, в общем-то, не место. Косвенность в том, что давно замотался. Вывод, конечно, не по сценарию. Я постепенно сокращался. Теперь нужна своя лаборатория и чтоб никто не лез. Ну, и фазаньи перья, -

- Не требуя иного к исполненью...

Вот в этот-то период рыцарь пиджака наверно и впитал столичную отраву. Спеши, москвич, уже безотносительно, -

- Пока не позовет чиновник министерства...

И напоследок все-таки о шефе. Когда я подписал распределенье, мне через третьих лиц передавали, что-де талантлив, жаль, что уезжает. И надо понимать, оставил бы на кафедре, -

- Хотя и допускаю провокацию...

Вообще это извечное «переступи гордыню» - три года, срок достаточный.

- Романтика колес...

Как в голливудском вестерне я повторю извечное:

- Золото восходящего солнца нам дороже...

Так что не стал разгадывать шарады. Все сделал сам, все «собственной рукой». Лишь после защиты отбил телеграмму в смысле - «спасибо за все». С центрального почтамта - аж Владивостока, в конце разбега рельс Великой Магистрали. Заполнил бланк дрожащею рукой.

- Спросите у меня за что «спасибо»?

Мы больше не встречались. Разве в перестройку? Случайно полистав знакомые журналы, смотрю - портретик в рамке, сорочьи глаза и некролог, короткий до обидного -

- Заслуженный, работал, коллектив...

Как водится у них, на то они бабоны. Подписано любимым прихлебателем -

- Конечно, не без тайного злорадства?

И этому напишут в свое время. Но этот-то не падал с самолета? И не касался темы долговечности бетона -

- На трассе знаменитого канала...

Бабонство, все бабонство. Высокая материя. Чем глубже увязаю в «правде жизни», тем меньше твердой веры в здравый смысл.

- Один лишь факт...

Каким он проявился, имеет ценность, да и то не сразу? Что, впрочем, не должно особенно расстраивать - одна глава о мудрости, другая.

- Готовлюсь я в поездку по Поволжью...

Профессор заболел, а мне нужны инструкции. Пришлось отправиться в какой-то филиал какой-то спецбольницы на окраине.

- О, эти пересадки на трамваи...

- Ужасно далеко, успел переключиться. Как ни старался вытравить Воронеж, душе видней на дальних расстояниях.

- О, эти одуванчики на шпалах...

Нашел-таки больницу. Вызвал шефа. Обычно он внушительный мужчина. А тут сначала не узнал. Выходит старичок. В халате, -

- Даже в шлепанцах!?

Брюзжит (представьте!) - курица не та, врачиха хамка, унитаз не чищен -

- Кремлевская больница, понимаю…

Сочувствую, стараюсь, как могу. Беседа оживляется и я, забыв обиды,

- Я так умею - сразу забывать...

Учитель, ученик на лавке под сиренью? Впервые обошлось без назиданья. Он, повторяю, способен очаровывать, но ведь и я, -

- Когда не обрывают…

Но ближе к делу. Развернул бумаги. И вдруг тебе - отнюдь!

- И не в халате?

«Организатор, гений вдохновенный». Не продолжаю -

- Далее по Пушкину…

И аспирант, отбросив подозренья, готов опять ворочать и вершить. О, Господи, ведь так оно и было? -

Цветущие кусты сирени любовались...

Однако, как всегда, обычный результат. Уже в трамвае дико хохотал: -

- Гипнотизер?

Я еду без инструкций! Развесил уши -

- Гений вдохновенный.

А как он заводил, когда в отчете не поменял названье Сталинграда? Мне все равно, а вот ему - диверсия.

- Как раз, где выпускал свои вибраторы...

Привычный трус. Изломанная личность. Сорочьи глаза, прическа под наркома. Читаешь по другому роман Олеши «Зависть», Бруно Ясенского, Катаева и прочих,

- Да, вкус «больших начал»...

Я рад, что не остался. Выслушивать «гамлЕтов» до портретика? Занятье не дворянское.

- Однако воспитатель...

Ведь до сих пор невольно подражаю - замашкам в чтенье лекций и вообще. Ловлю себя на том, что так же поучаю. А так же подавляю, что ужасно?!

Представьте, действует. И где-то в глубине, на самом бесконтрольном уровне сознанья, еще надеюсь что-то объяснить.

- Я все еще в читальне за подшивками...

Глаза на мокром месте - вот что истина. Последний повод вспомнить аспиранта. Не будет объяснений и поэтому, -

- Не верьте ничему, что здесь написано...

Закрыв журнал («Автомобильные дороги»), на изыскания которых тратил годы, я как бы потушил огарочек свечи. И с ним - главу о мудрости.

- Москва не в счет?

Хабаровск не добрее. Поразбросал урывками по главам впечатленья. Но и о том, что он непостижимый -

- С тенденцией к восточным совершенствам...

О, горечь пивная (с лепестками черемухи), мне скоро и на вас нельзя будет рассчитывать. Аспекты жизни - по боку (их у меня четыре). Благополучие? -

- Знаю, что теряется …

Тогда почему же - с такой готовностью, не рассуждая даже для приличия, пустил коллегин адрес по волнам, -

- Вопрос для мудреца...