ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



ФАЗАНЬИ ПЕРЬЯ Гл. 6. Божий сад в саванне

Автор:
Глава 6

Плавают туманы и витают блюзы, и фея
на пуантах тактами фортепиано...
Луг весь забрызганный ирисами – как чёрно- синий бархат и ордена саран...
Для Рая лучше не придумать.

БОЖИЙ САД В САВАННЕ

Удивительно, что прожив в Хабаровске даже несколько лет, с настоящим Дальним Востоком можно и не встретиться. Со мной по крайней мере было так. Возможно времени не оставалось или упрямо хотелось жить московскими представлениями, не знаю. Меж тем, этот город способен очаровывать, вот только язык его трудно усваивается, потому что для этого сначала нужно самым категорическим образом освободить голову от прошлого содержания и на свободном месте, без предвзятостей, буквально по молекулам собирать и строить в себе Дальний Восток.

Может быть, так меняют религию. Ну, а мне ничего другого не оставалось. И дело шло само собой. Очарованья были – когда закат застигнет где-нибудь на спуске с главной улицы, когда от речного вокзальчика под вальс амурских волн отчаливает теплоход, или в тихой метели весеннего тайфуна.

Только редко сначала. Это Дальний Восток меня трогал, подкараулив, выждав момент, когда я почему-то забуду, что должен спешить, что-то обязан, что мне хотелось бы видеть другое. Трогали душу очарованья, но как-то секундно. Я их не держал, все откладывая, когда разгребу, наконец, серую вату необходимости и заживу по закону воли... Правда, наверное, в этом состоянии можно провести всю жизнь.

Теперь, если бы мне предложили выбрать символ для Дальнего Востока, или хотя бы Хабаровска, я бы без колебаний ответил, что это сарана. Возможно, они бывают и в других местах, но я видел их только здесь. Крупный красивый цветок вроде желтой морской звезды. Я ни разу не видел, чтоб их продавали на улицах. Может быть из-за цвета? Желтое почему-то не очень любят. Или их так много на лугах, что за красивое и не считается и не признается?

В сопках у базы КАФ попадались иногда, но не казались типичными. Зато я раз в июне был в командировке – ездил в Биробиджан и сразу за мостом через Амур десятки километров по лугам их сплошные поля, а ближе к воде, к болотцам, проточкам и лужам - семейства синих ирисов. На высоких ножках. И из окна вагона вращенье желтых и синих полей до дальнего Хехцирского хребта, висящего синей стеной за Амуром.

Хехцир из города виден лишь дальним очерком, а тут железная дорога, видимо, его обходит, и он большой и тянется часами, грандиозный. Обилие саран и ирисов – вот что такое амурские луга в июле, не то что зимой. Это так неожиданно, что я решил тогда обязательно выбрать день и бродить среди них по небесной воде. Это Дальний Восток, наконец, мне себя показал, как не ждал, и от этого – тем более захватывающе.

Но выбраться долго не удавалось. Так долго, что весь левый берег обстроили дачами, и ниже амурского Утеса возникла прекрасная набережная со стадионом. Там удивительно быстро встали большие деревья, катера причаливают. И вечером целые толпы гуляющих, и все равно просторно.

Хорошо тут сидеть на скамейке лицом к воде или у парапета, особенно, когда вода высокая. Как раз к тому времени я стал свободней, и уже не было необходимости занимать деньги перед получкой. И я решил объездить все протоки и острова, которые рисованы на плане у причала. Песчаный остров, Осиновая, Бешеная протоки. Меня интриговала надпись Сикочи-Алян (разве я знал, что мне там придется разговаривать с шаманом). Ждал только, как льды пройдут. Но однажды вечером в толпе идущих от причала вдруг увидел желтые букеты. Не рано ли саранам? Но это они.

В спокойной полутьме несут сараны. Катер пришел с Осиновой протоки. Сараны желтым светом сами светят в полутьме. И в первый же свободный день уже мой катер – вниз, к мосту – там поворот Усть-Пензенской протоки за длинным, как кит, песчаным островом, за допотопными силуэтами неподвижных кораблей – заправщиков.

Амур грандиозен, вот только купаться в нем плохо. Течение отчаянное – не заплывешь. И так же и в протоках. Как только свернули с Амура – бамбуковая шевелюра ивняков. Густые бамбуки рушатся в воду с ломтями берега, но лесу отрасти в таких местах – раз плюнуть. Несется вода подавляющей массой. Остановки на пляже. Блок-пост, для рыбаков, и конец пути – Приамурская. Это потому, что протока параллельна железной дороге. И все пассажиры – на пляж или рыбу ловить, только немногим до конечной.
Луга еще почти непроходимы. Но я выбрал Блокпост. Там никого на берегу, только редкие костры и палатки живущих здесь по несколько дней. И слез потому, что с катера высмотрел ирисы.

Все залито водой, и можно лишь по длинным возвышеньям – рёлкам понемногу продвигаться к железнодорожной насыпи и там как-то свернуть к приамурскому причалу. Местами бредешь по глинистой воде, даже переплывать надо. Кусты и редкие деревья. А поднимешь глаза - необычное, и форма деревьев и свет. Не простой это луг. Может быть, на саванну похоже? Он весь забрызганный ирисами. Крупные, реют синим бархатом. Бархат почти траурный, как будто оплывает лепестками. Фазанья страна, это я чувствую.

Пасхальные ирисы, кашки – лугов бессчетные шедевры. И вот показались сараны. Да, желтые морские звезды в шелковых травах. О, счастье! Я смотрю на них.

А близко, за кустами простучал пригородный поезд Биробиджан-Хабаровск. Шуршание высоких тополей, старинный полустанок и тишина. Я жду, что может быть эта насыпь станет со временем для меня родной, вроде дороги из Воронежа на Графскую, где за тремя мостами синий лес, из которого я давным-давно уехал.

Тут леса нет, только луга с бессчетными саранами и ирисами ближе к воде, с голубым Хехциром, закрывающим горизонт. Перегоны огромные. Не знаю, будут ли они мне Сосновками, Тресвятскими и Боровыми под родным Воронежем... Жду и хочу.

В бинокль нависла синяя вулканическая страна. Мечтательный Хехцир молочной синевой закрывает что-то особенное. Савана. Особо – на синие горы, и знак всему этому вместе – сарана. Ее поместить где-то слева и крупно.

Что-то в фазаньей стране может быть райское? Божий сад невероятный, и просится музыка, я знаю какая. Вечером дома поставлю букет и разыщу заветный диск.

Варятся туманы на Хехцире. С утра было так:

Хехцир молочной синевой
Завален тьмою облаков.
И снежные шляпы витают
Над отрогами Тарбогатана.

Над отрогами Тарбоготана! Туман переполз через очерк Хехцира, и, расправив небесные крылья, летит над Амуром в виде дракона, повторяя эскиз хребта. Оттуда мудуры (слово нанайское) все время летят и летят над Амуром в сияющих райских небесах.

К вечеру мудуры становятся стаями. Ровная тропа. Белая рубка катера выходит из-за травы. Колёсник идет по траве – на худой конец с чарльстоном. Колёсный вид меж островов. Катер переехал солнечный путь. Саванна створов, рушатся в воду бамбуки. Теперь я сам на заднем сиденье с цветами.

И стал темнеть Хехцир под чудесным небом. Японским росчерком волнуется закатный перелив. На выпуклой морской воде с вечерними волнами лежат океанские баржи. Зажгли огоньки на воздушных надстройках заправщиков. Самоходные баржи достойны волненья. Лежат на воде, ждут своей погрузки. Льют красное золото стекла пакгаузов. Пятна светлой синевы на выпуклой воде и в небе, а сзади остались затопленные луга с саранами должной желтизны в темноте. Вот я и сам несу их с катера.

Дома чай из холодильника – бокал ледяного цейлонского настоя, и рядом с диваном – сараны. В окно листья маньчжурского ореха шумят, но это все, что в состоянии слушать после такого дня. Зато под утро просыпаюсь от сладкого, почти съедобного сильного запаха – это букет. В полутьме – запах лучшей спелой дыни. Раскрылись желтые огромные бутоны. Упругость лепестков, пыльца больших тычин наверное съедобная. Да, Божий сад в саванне надо утром посетить.

Плавают туманы и витают блюзы. Я поставил диск с записью Гершвина «Порги и Бесс». И интродукция, хор на лугах.

Шелковые злаки,
Ветреные, ветреные...

Плавают туманы и витают блюзы, и фея на пуантах тактами фортепиано? И луг весь забрызганный ирисами. Черно-синий бархат и ордена саран. Для Рая лучше не придумать.

Луговые травы утренние радостные...

Хор луговых трав овевает блюзом, пение влажных цветов.

Блюзы и туманы.

Медленные хоры витают с ветерками. Я оставил диск и музыка сама продолжается саранами. Это фея протрубила? Все то же поднимающееся начало.

Правы иль не правы
Луговые травы.

Лучше не выдумать райских цветов, какие «с изобилием изяществ». Именно такие должны быть в раю, что мерещился из автобуса на повороте с улицы Льва Толстого: подняться дыханием на уровень верхушек тополей и с блюзовым началом взлететь вверх ногами в муссонности небес, в стране долгоносиков из старого кинофильма «Волшебное зерно». Божий сад невероятный. Что поделаешь? Это луг Гершвина. Это хоры тюльпанов, и запев должен найти продолжение, но я не могу угадать отрывистого спада семи тактов. Но витают блюзы, носятся с ветерками и тропическим посвистом с помощью феи выглядывает вновь восходящее продолженье.

В семи... звучащими рядами.

Может быть, они в шахматном порядке растут и ряды видно? Что-то сделаю из блюза.

Звучащими рядами...

Ужимки блюза, тропическим посвистом в полдень, в полночь – все равно, волнами хора, наконец:

В радостный май...

И сразу хор:

Там, за китайскими горами,
Китайскими горами...

Это уже Хехцир, затопленный луг, растительный рай. В каких краях была моя душа дремучая? Наверно, я легко мог бы заполнить промежутки, но лучше просто как-нибудь собраться утром и подслушать. Туманы станут рассеиваться, солнце затопит саванну и первый мудур оторвется от голубого эскиза хребта. Фазанья страна. Это – Дальний Восток.

Я ездил в Приамурскую много раз, но внятного продолжения блюза так и не услышал. Дело в том, что луг менялся, и новые формулы не давали вспоминать. Правда, Гершвин присутствовал всегда, но уже в других тонах. Интересно, что он отчетливо узнается в довоенной музыке, той самой, которую слышал по радио лишь только начал себя понимать. А после блюзы почему-то прекратились.

Вода быстро уходила с лугов, и чтобы пройти от Блокпоста к Приамурской, уже не надо было огибать протоки до железной дороги с тополями тихой станции. Я уже не боялся проток, дорога повсюду. Вода отступала.

Я видел удодов в курчавых кустах – в тельняшках с эффектными гребнями. Только потом узнал, что птицы в тельняшках – удоды. Райские птицы? А из обрывчика протоки, из глиняной норы однажды вылетели голубые птицы. Я долго искал по ивнякам – может хоть перо обронили для моей коллекции. Нет, перьев в духоте под ивняками, под ивовым шатром не было. Но голубые птицы мне не привиделись.

Разноцветные соки земли являлись куртиной цветущих шиповников, чудесными чашками пионов, в морковного цвета махрах:

– Розовые ли, палевые ли?

Разноцветные соки земли. Земля глинистая, с галькой, но что из нее возникает? Волшебная страна, райская страна. Вдруг как нарочно вылетят фазаны, пусть не такие, как мне ожидалось, потом и хвосты отрастут.

Саванна курчавая, я знаю, что говорю не точно. По рёлкам – зонтичные дубики, – ну, саванна, вот и все! Так и ждешь, что из-за любого куста выскочит Джей Адомсон со своими питомцами. Божий мир дурак не видит. Сараны и ирисы в закатных лугах. Мечтательный Хехцир, колесник с белой рубкой, выплывающий из трав.

Мой первый букет простоял недолго, и я нарезал новый – из одних бутонов, отделив дома саранки от ирисов. Бутоны вроде некрасивые. Но к вечеру назавтра бутоны раскрылись, а ирисы, совсем как кисти с синими концами, как кисти живописцев, как колчан синих стрел.

Я заметил солнечные искры на внутренней стороне желтых лепестков и что лепестки разные. Лепестки двух типов по ирисам заметней. Три упругих и прямых, а между них висят те самые, что реют с ветерками темным бархатом и как бы оплывают. Сараны тоже так, и, видимо, они в родстве, может быть, как многие крупные цветы луга волшебной страны. Бутоны долго продолжали раскрываться, я выбирал уже увядшие цветы, опустошая колчан бутонов, и каждый вечер в полутьме ставил и ставил диск с «Порги и Бесс».

Потом был большой перерыв. Амур за это время обмелел, и на левом берегу обнажились песчаные необитаемые острова, носились ветровые миражи. Луг только вспоминался тайными уколами счастья из голубой саванны.

Но как-то я бросил все дела и отправился на Амур. Какие саранки увижу в этот раз? Да и остались ли они? Остались, во мне. Потому что уже на дебаркадере первое что бросилось в глаза, что он по типу колёсников Миссисипи – балкончики, излишества балясин.

Качнет дебаркадер – расплещешь портвейн. В воде вырастают мгновенные сопки.

Я не гляжу назад – зачарованный город сейчас мне не важен. Как в милом доме ивняки, лежащие на воде заправщики с воздушными конструкциями надстроек. Первый пляж, Блокпост, Приамурская. Здесь счастье в покосившихся опорах проводов, в далеком шуме поезда, да и в столбе с расписаньем движения катеров и, конечно, в дороге, уходящей среди прибрежных кустов. Тут не был сто лет, много ли у меня таких мест? Много, пожалуй, но это – не похоже ни на что. Хотя откуда тайные сигналы вспоминать? Ведь ни на что не похоже!

Луг удивит лиловыми ромашками и звуками кузнечиков. В невиданных количествах большие синеватые гвоздики и сладкие полыни всюду, лето успело пройти далеко за половину. Кто-то позвал? А... это кукушка медовым голосом. Духота, комары. Уже не то, все же саванна.

Сараны новые. На этот раз подняли колечки восьми красных лепестков. А те, что видел до сих пор, любители шести. Вниз головой воздушные корзинки. Качалась в опьяненье папилье, в забвении качалась на цветке.

Великая сушь в зонтичных дубиках. Грибы полагалось бы собирать, но черт знает грибы в этих ориентальных лесах. Нежданно открылась цветущая насыпь заржавленной одноколейки. Дороге нет конца. А жара... В пропитке шпал все ароматные фракции, не заметишь, как одурманит.

Зато в лощинке снова тьма саран. Сараны третий месяц? Огоньки. Тигровые лилии.

Сараны каменные. Их кто-то выедает дырочками и фестонами. Может быть комары в кровожадном бессилии? Объедаются цветами? И даже с комарами насыпь примиряеет. А голова тяжелеет. Жара, запах пропитанных чем-то шпал. Пропитка одурманила.

Не надо сворачивать в сторону. В траве до ушей перелез к сухому началу протоки, a уже в глазах темнеет. А жаль, еще недавно здесь наверняка можно было плавать на катере... Амфоры кочек, похожие на вазы кусты. Скорее к воде по вазонам усохшей протоки. Рыбы ушли в глубину, где ключи. Там холод, ну, а мне – висеть в горячем слое среди микрокувшинок на длинных тоненьких спиральных стебельках. Они почему-то под водой. Может быть, ниже плотность воды другая и выше нельзя?

Трава уже в полынях. Мелкие ромашки, особо медицинские кусты. Травки заброшенной дороги. Опять настойчиво просятся такие же напоминанья. Да и поезд стучит далеко за кустами. Наверное, уже было много райских стран и вечеров. Полыни, полыни, полыни. Так лето кончается. Дикие розы-ругозы успели стать красными ягодами.

И теплой и грустной волной встречаю далекую белую рубку колёсника, идущего по травам. Жду катер под обрывом. Топнешь ногой, и сразу стрижи вылетают стрекочущими стаями. Опять на корме среди плоской и выпуклой амурской воды - красное золото башен до муки знакомого города. К кому-то может быть приветливого и родного всегда, а мне лишь временами. Редкими моментами.

И скоро катера стали ходить уже по осеннему расписанию, крайне нерегулярно. Месяц прощальный сентябрь. Гонишь мысль, что скоро-скоро разноцветные соки земли в глину, в аллювий уйдут, и что недалеко до белых мух. В Приамурскую я уже не ездил. Зато левый берег долго работал безотказно.

Из жизни разве что улитки еще высовывались из раковин под тонким ледком ручейков. Моря сухих желтых трав, уже мертвые кочки. Больше стали деревья, когда так и смотришь горит или рдеет вверху. Метелки, султанчики белых пушков. Острова метелок и созревших трав, прутики красного мелколиственного клена – вот что стало типичным амурских лугов.

Тут еще есть райские яблочки. Яблочки величиной с горошину, но поспев, похожи на повидло. Их можно есть. Какой-то японский сорт. Тут я рвал барбарис. Боярышник с белыми крапинками так и остается на всю зиму.

Катер тогда не пришел по расписанию, и мы долго ждали другого, пока холодный старый месяц устало запрокидывался красными рогами.

Но теперь я больше вспоминаю разливную весну саванны, разноцветные соки земли, меняющиеся до белых мух



Читатели (444) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы