Дали широкие
Пролегли по земле моей,
Вёрсты далёкие
Вдоль лесов и степей.
Ширь необъятная, отчий дом,
Глубь непроглядная, в ней и живём.
Речка там тёмная есть одна,
Где в омуте прошлого нету дна.
Вечная, тёмная, ищи - не найти!
Только всегда тебе с ней по пути!
Быль или небыль? Где правда? Где ложь?
В омуте прошлого вряд ли найдёшь…
Ширь необъятная, отчий дом.
Глубь непроглядная, в ней и живём.


Эта история началась давным-давно, ещё до той, что поведаю я…
В старо-стародавние времена, на границе времён, где люди уже забыли Создателя, а Спаситель ещё не пришёл, где поверили лжебогам, погрязли в жертвоприношениях, заливая камни, деревья и статуи кровью невинных, где люди, сжигая в кострах войны младенцев, стариков, мужчин и женщин, сжигали свои души, превращаясь в кровожадных чудовищ, а лжебоги, пришедшие из других миров, наделяли самых жестоких и кровожадных силами, тем самым создавая себе подобных, наполняя землю стоном и слезами, упиваясь страданиями и кровью…

Потерянное тепло.

В одном селении, стоявшем на холме над равниной с одной стороны и под горой с другой, жили работящие, мирные люди. Охотились в лесу, который был с третьей стороны и ловили рыбу в реке, что с четвертой. Сеяли и собирали урожай на склонах холма, строили дома, шили красивые одежды, пасли скот на равнине у подножия горы…, но на гору и за неё не ходили, боясь потревожить то, что нельзя будить. Люди в этом селении были добры друг к другу, а чужаков даже самые старые не видали никогда. Каждый выполнял свою работу, ту, которая была бы по душе ему и по нужде народу. Никто не ссорился, так как всё было общее, и делить было нечего. А коли спор, то решали его всем миром да судом самых старых. Словом, без принуждений, лишь добрая воля…
А досаждали народу этому только волки да змеи огромные, что из-за гор приползали, да из-за леса прибегали: скот резали, душили и пожирали. От этого работа пастуха была в почёте и уважении. Но не каждый мог стать пастухом, а кто становился, тот должен был скакать на коне без устали, стрелять из лука без промаху, метать копьё без слабости, колоть ножом без жалости, быть сильным, смелым и умным. Когда пастухи выгоняли скот на равнины и к подножию гор, весь народ выходил проводить их, чтобы пожелать удачи и благосклонности небес.
В очередной раз, когда солнце пожгло траву в долине и подняло её у подножия гор, пробудив ото сна, а тёплые дожди налили соком, пришло время снова выгонять скот…
Пастухи собрали свой нехитрый скарб, по большей части состоявший из оружия, а весь народ вышел их провожать. Рядом с пастухами шли их жёны и дети с гордой печалью в глазах. Самый старший и уважаемый за опыт из пастухов, шёл в окружении своей большой семьи. По левую сторону, держась за руку, шла его жена, а по правую - шёл старший сын. Три дочери и четыре младших сына шли позади. Старший вёл отцовскую лошадь под уздцы, смотрел на отца и потряхивал пастушьей палкой с крюком. Когда все вышли за ворота селенья, он взглянул на собравшихся людей, потом на отца и сказал:
- Батюшка, я уже взрослый, я хочу быть пастухом. Я сильный и ловкий, стреляю не хуже тебя, возьми меня с собой.
На это отец ответил отказом, объяснив сыну, что он ещё мал, а когда придёт время, то решать будут старейшие.
Попрощавшись, он сел на коня, народ закричал и радостно заулюлюкал. Следом за ним оседлали своих лошадей другие пастухи, пастушьи собаки залаяли в нетерпении, погнали скот и всадники тронулись с места к подножию гор.
Когда блеяние, мычание, лай, топот копыт и крики пастухов стихли, народ, бурно обсуждавший произошедшее, разошёлся по своим делам. Семья старшего пастуха отправилась домой, и лишь старший сын остался стоять, вглядываясь вдаль и прислушиваясь к звукам. Когда же осела пыль, стадо уже ушло за холм, он сел на землю и заплакал, думая о том, как ему хотелось бы скакать рядом с отцом.
Но вдруг по его спине что-то скользнуло. Он вздрогнул и вскочил. Обернувшись, увидел ту самую, о которой мечтал с детства. Она засмеялась, подразнив его:
- Маленький, маленький, что ты плачешь? А вот выйду замуж за пастуха или охотника…! Ха-ха..! - сказала она и убежала.
Он бросился домой. Прибежав, схватил свой лук, колчан со стрелами, вскочил на коня и поскакал к горам со стороны леса, чтобы отец не заметил его. Он скакал и мечтал о том, как совершит настоящий поступок, спасёт стадо от змей или волков и его возьмут в пастухи, и тогда она не станет смеяться над ним!
Опередив пастухов, он немного поднялся в гору, спрятав коня за деревьями и камнями, а сам занял удобное место для наблюдений и стрельбы из лука. Два дня и две ночи он не ел и не спал, наблюдая за стадом. На третью же ночь он уснул, а проснулся от крика пастухов и лая собак. Когда же услышал, что огромная змея утащила барана за гору, то в отчаянии от того, что проспал свой час, вскочил на коня и поскакал в погоню, объезжая гору с противоположной стороны от пастбища, чтобы его не заметили. Он гнал коня в надежде настигнуть змея. Когда он обогнул гору, солнце уже встало в четвёртый раз, осветив тесное ущелье, зажатое семью горами, в центре которых находилась глубокая впадина, в которую заползла огромная змея. Без страха и сомнения он поскакал к ней, несколько раз выстрелив из лука на ходу. Он сошёл с коня у впадины, тьму которой осветило встающее солнце, появившееся между горами. Его взгляду предстал огромный змей, лежащий на дне и обвивающий что-то.
«Это баран», - подумал он. Его сердце заколотилось, и он опустошил весь колчан…
Когда последняя стрела воткнулась в змея, он успокоился и увидел, что все стрелы попали в цель - змей лежал бездыханный. Взяв веревку и привязав её к седлу, он опустился на дно впадины. Выхваченным ножом стал бить бездыханного змея в страхе, что тот очнётся и нападет. В ярости он бил по змею и по камням. Остановил его лишь странный звонкий звук разбитого сосуда. На миг он замер и увидел, как из-под змея поднимается чёрный холодный дым, настолько холодный, что когда он вздохнул, то сразу, не качнувшись, упал.
В тот момент, когда он пришёл в себя, солнце уже стояло в зените. Отрезав голову змея, он выбрался наверх и поскакал к отцу рассказать о своём подвиге. Как чёрная буря он ворвался на пастбище, приводя в ужас скот и собак. Он летел, громко выкрикивая слова, половину которых и сам не знал, а за ним летел ветер, увлекающий за собой поднятую пыль…
Сделав несколько кругов вокруг взволнованных пастухов, в центре которых стоял его отец, он остановился, поднял змеиную голову и закричал:
- Я непобедим! Я убил змея! Я один! Вы должны меня почитать!
Он кинул голову змея к ногам отца и спрыгнул с коня, чтобы продолжить свою речь, но отец остановил его криком:
- Ты что, ослушался меня?! Да как ты посмел ходить за гору!? Ты мог навлечь на нас страшную беду! Старое предание гласит: « Многие, многие лета назад, когда люди погрязли волей Чёрного повелителя в войнах, убийствах и ненависти так, что земля готова была захлебнуться кровью, собрались семь мудрецов со всей земли, встав на семи горах вокруг восьмой, и призвали бездушного. Когда он коснулся восьмой горы, мудрецы именем древнего заклятья, развеяли душегуба, запечатав его прах в сосуд, и вывернули восьмую гору наизнанку, погрузив её вершину и сосуд вглубь земли. А кто потревожит сосуд, нарушая его печати, тот проклят будет и прокажен тьмой, ибо он тьму вернёт на землю».
Сын схватил голову змея, вскочил на коня и закричал на отца доселе неведомыми словами:
- Лжец! Лгун! Ты просто завидуешь мне! Люди узнают, какой я, когда увидят змея!! Ненавижу!!! - и поскакал в сторону поселения, а следом за ним помчался ветер, поднимая пыль и сухую траву…
Отец, заподозрив неладное, собрался в погоню, взяв с собой ещё двух друзей, и они поскакали следом.
Когда пыльный ветер суховей ворвался в городище, окунув всё в сумерки, с ним вместе влетел сын пастуха, сразу же направившись к той, ради которой совершил свой подвиг. Вышибив дверь ногой, он ворвался к ней в дом, швырнул на стол голову змея и закричал:
- Теперь ты моя! Я убил змея - я воин! - лицо его перекосилось яростью, глаза налились кровью, а голос напоминал вопли дикого зверя. Девушка испугалась, заплакала и стала кричать:
- Уходи прочь, я не люблю тебя!!!
Он подбежал к ней и начал разрывать подобно зверю её одежды. Тогда мать её бросилась на защиту своего дитя. Он отшвырнул несчастную с такой силой, что та, ударившись о стену, упала бездыханно, как лебёдушка, пронзённая стрелой искусного стрелка. Не обращая внимания на это, он продолжал срывать одежды. Обнажив деву, прокажённый злом сын пастуха швырнул её на пол, чтобы надругаться, как вдруг в дом вбежал её отец и, пытаясь спасти свою кровинушку, бросился на насильника. Но тот схватил хлебный нож со стола и растерзал его как лев лань на глазах у дочери.
Забрызганный кровью, прокажённый злом убийца бросился на неё и принялся терзать невинную. Последние слова её были: «Дикий, кровожадный зверь… да проклянут тебя боги, да будешь ты зверем ненасытным до конца дне…». Он оборвал её, вырвав зубами гортань, схватил голову змея и выбежал прочь…
Ветер стих, пыль улеглась. Людским взглядам предстал окровавленный, с искаженным звериным оскалом лицом, то ли зверь, то ли человек, который ещё недавно был их собратом. Он вскочил на коня, издав страшный, пронзительный крик, и поскакал к воротам. У ворот ему преградил путь отец, но зверь убил и его, снова издав вопль, который поднял пыльный ветер суховей, погрузив город во мрак, и скрылся, оставив за собой горе и пожары, возникшие от углей очагов, что разнёс ветер, мечущийся по узким улицам городища.


Долгие-долгие дни люди рыдали от потери. Но когда высохли слёзы, люди изменились, потеряв веру друг в друга. Каждый стал носить нож, двери стали запирать на крепкие засовы. Прежде открытые и добрые, они перестали доверять друг другу, ведь каждый видел в другом убийцу и вора. Прежде тёплый и солнечный край однажды изменился, и люди узнали зиму. Каждый год в день, когда сын пастуха убил змея и ветер-суховей вырвался из Семигорья, травы и листья начинали желтеть. А в день, когда он убил людей, все листья на деревьях покрывались красным кровавым цветом, и небеса начинали плакать не перестающим дождем. Когда же высыхали слёзы, приходил холод, и небо плакало пухом улетающих лебедей. Наступал голод, и мрак пожирал мир, лишь на несколько часов выпуская солнце. Но когда человек живёт в холоде и мраке, то одному не выжить. И люди начинали по немного доверять друг другу, объединяясь для охоты и защиты. И сердца оттаивали, и небо вместе с ними, приходила весна, а за нею лето. И людям опять надо было вместе сажать зёрна, собирать урожай, после чего приходил день, когда все вспоминали о страшных злодеяниях, сердца их холодели друг к другу и наступали осень и зима….


Порождения страха.

Многие годы Чёрный пастух Суховея разносил зло, разрушение, страх, погружал души во тьму. Люди снова вспомнили о старых кровавых богах, обращались к ним, заливая алтари кровью невинных. Шли годы… Пыль, тьма, ужас и холод стояли над землёй. Чёрный пастух Суховея собрал под свои знамёна огромные войска обезумевших, жадных и злых, постоянно направляя их в семь сторон сеять смерть, страх и разрушение. Лишь одно напоминание о войске Чёрного пастуха приводило в трепет любого. Но горе тем, в чью сторону из семи сторон шёл сам Чёрный пастух. В той стороне умирали все! Несколько лет Чёрный пастух не покидал своё прибежище, месяцами заточая себя в почерневшей от гниения башне своей крепости, наслаждаясь лишь жертвами, которых приводили ему его воины и жрецы. В остальное время он любовался болотом. Он стоял у окна часами, бледный, неподвижный как камень, устремив свой взгляд как будто в никуда. В очередной раз, стоя у окна, он закричал так пронзительно и громко, что один из его стражников умер в миг, рухнув на землю:
- Коня! Одежды! Воинов!!! Хочу войны!!!
Поднялся ветер, со страшной силой кидаясь на крепостные стены. Когда же заклубилась и заполнила собою всё густая пыль, этот ветер выбил крепостные ворота и вместе с пылью вырвался наружу, увлекая за собой деревья и раскидывая их в разные стороны. А Черный пастух громко и зловеще смеялся…
Жрецы оседлали и привели его коня, поставив у башни. Сами же спешно принесли его латы и меч, но перед тем, как войти, втолкнули в дверь жертву, молодую красивую деву. Но пастух, закричав: «Я хочу войны!!!», швырнул её с такой силой, что тяжёлая дубовая дверь, стянутая кованым железом, сорвалась с петель, убив собой жреца, который привёл деву и рассыпалась. Чёрный пастух оделся и, выходя, зацепился ногой об окровавленное тело убитой невольницы, с трудом устояв на ногах. Он обернулся, устремив свой взгляд на неё и на жрецов. Те побелели от страха, согнув рабские головы. Тогда он снова посмотрел на убитую и засмеялся. Весь путь по витой лестнице до своего коня он смеялся. Дойдя, он вскочил на него, одновременно ударив ладонью по крупу и поскакал, издавая дикие вопли, а за ним - его кровожадные воины в кожаных латах, поверх которых, трепеща на ветру, свисали звериные шкуры. Следом, обнимая воинов обжигающей подковой, летел ветер. И смерть тем, кого они встретят на своем пути!
В селениях, где проходил Чёрный пастух, не оставалось ничего. Он и его войско убивали всех людей, грабили и сжигали дома, а ветер разносил останки по округе, оставляя на том месте, где было селение, лишь выжженный кусок земли.
Ворвавшись в очередное городище, Пастух и его войско принялись убивать мужчин, женщин, детей, стариков. Но из крайнего к лесу дома успел выбежать дед, толкая перед собой мальчонку. Он кричал внуку:
- Беги сынок к лесу! Беги, не жди меня!
Они бежали что есть силы, но несколько воинов и сам Пастух заметили их и, ударив коней, поскакали в погоню. До леса оставалось совсем немного, но Чёрный пастух приближался ещё быстрее. Вдруг он остановился, вздыбив коня, взмахнул рукой, и следом за ним остановились и его воины. У одного из них Чёрный пастух взял лук и стрелы, засмеявшись, прицелился и выстрелил, потом ещё и ещё. Мальчика он не видел, так как дед толкал его впереди себя, и стрелял лишь в спину старика. Последняя стрела вонзилась в него у кромки леса, за которой сразу же начинался огромный глубокий овраг, настолько глубокий, что большие деревья на дне его сверху казались травой. Старик схватился рукой за дерево и, из последних сил прошептав: «Беги, сынок, не оглядывайся!», толкнул внука вниз и упал замертво. Пастух рассмеялся и поскакал обратно в селение.
Мальчонка кубарем летел вниз, ударяясь о деревья, коряги и пни. Пытаясь схватиться за кусты, он обо что-то с размаху ударился головой, чуть не испустив дух. В его глазах потемнело, и он обомлел…
Когда он пришёл в себя и открыл глаза, вокруг было темно, страшно и холодно. Из лесу раздавались странные звуки, всё тело болело, мальчонка заплакал, тихо поскуливая, как маленькая собачонка во сне.
Он плакал шепча: «Деда…деда…». Цепляясь маленькими пальчиками за траву, ветки, деревья, карабкался вверх в надежде, что там его дожидается дед. Когда мальчик выполз из оврага, то сразу его увидел, лежащим на земле. Пытаясь разбудить своего « усталого» старика, он тряс его, и шептал на ухо, и гладил по голове, но тщетно. Выбившись из сил, мальчонка, прижавшись к деду, прошептал: «Старенький ты у меня, замёрз совсем, я тебя согрею, дедуся», - и уснул…
Он увидел во сне яркое-яркое солнце, которое согрело его, а из солнца появился дед в белых одеждах, с чистыми расчёсанными волосами и бородой. Дед подошёл, положил руку на голову и сказал:
- Ну, сыночек, теперь ты совсем один…Тебе, Борисвет, надо идти туда, где солнце встаёт. Далеко идти, страшно, но ты иди! Ночами на деревьях спи, еловыми веточками укройся да пояском себя к дереву привяжи. Увидишь кого - прячься! Кушай ягоды и грибы, которые мы вкушали - другие не бери! А когда время придёт, встретишь старца отшельника. Он тебе путь и укажет, да как дальше жить посоветует. Иди как лисица: ушки на востро, и не возвращайся сюда - боле здесь нет ничего.
Дед взял его за руку, и они пошли в сторону солнца. Они шли, шли, Борисвет улыбался, крепко-крепко сжимая руку деда. Лес освещало яркое, тёплое солнце. Борисвету хотелось от счастья кричать и кувыркаться. Он посмотрел на деда и, зацепившись ногой за корягу, упал, зажмурился и, отпустив руку, сразу же открыл глаза. Борисвет вскочил, но деда уже не увидал. Солнце только вставало, было холодно и сыро. Мальчонка стоял посредине незнакомого леса. Вдруг его маленькое сердечко пронзила огромная беда, и он закричал:
- Деда! Деда! Ты умер! Зачем ты оставил меня, вернись! Я люблю тебя, деда!!
Борисвет упал на сырую траву, свернулся калачиком и долго-долго лежал, плача и зовя деда. Выплакавшись, поднялся, тяжело вздохнул и побрёл туда, откуда приходит солнце, выполняя наказ. Он шёл, представляя деда, отца, мать, маленькую сестрёнку, которых встретит на краю земли в царстве сияющего Ярилы, под вечно цветущей яблоней, в лучах вечного света…
А тем временем Чёрный Пастух Суховея ворвался в очередное городище, стоявшее на его пути, и принялся убивать. Убив многих, он закричал:
- Стой!
Прервав кровавую бойню, осмотревшись вокруг, он сказал горожанам:
- Доныне вы, ничтожные твари, увидав меня умирали. Но я своей щедростью дарую вам жизнь, правда тем лишь, кто поклонится мне и станет молиться и служить, поставив знак мой на руку. А те, кто знак мой на лоб поставит, будут править теми, кто поклоняется. Остальные - умрут! Тех же, кто сбегут в леса, вы будете ловить, мучить и приносить в жертву на мои алтари. Да будет так во всех местах, где я и моё войско пройдёт. Я ваш бог!!! И тела, и души ваши – мои, печатью помечены, а значит, мне принадлежат. Но зато вас не осмелится тронуть никто! Потому, тронув вас, он тронет меня, и смерть тому даром покажется.
И пали жёны на колени, и оголили руки, и лбы подставили, закрыв глаза, мужи, и дали детей своих для клеймления, и никто не сказал «нет».
И пошла весть по земле о новом боге, что дарует мир и защиту в обмен на душу и жертву. И ушли в леса верные своим богам, и остались в домах те, кто печать его приняли.

Месяц сменяла луна, а луну месяц, солнце вставало и садилось. Борисвет шёл, избегая селений и троп, питаясь грибами и ягодами, прячась от человека и зверя всякого, но царство Ярилы не приближалось…
Стало холодать, и когда замёрзший мальчик совсем отчаялся, во сне его посетило видение, где его дед сказал, чтобы проснувшись, он шёл вдоль лесной речки, по которой дойдёт до хороших людей, что помогут ему, накормят и согреют.
Борисвет проснулся с первыми лучами солнца и грустно побрёл дальше. Но как только он вышел к речушке, улыбнувшись, прошептал: «Благодарствую, деда!».
Сначала он побежал вдоль реки, а устав пошёл, не теряя надежды, но когда солнце приготовилось ко сну, а вокруг стало смеркаться, то и надежда потускнела. Вдруг Борисвет увидел вдалеке отражённое водой мерцание костра. Сердце его заколотилось, и он побежал на свет из последних сил, как замерзающий мотылёк.
Когда до кострища оставалось совсем чуть-чуть, Борисвет замешкался, услышав треск веток, оглянулся назад и сразу же ударился головой обо что-то большое, но не такое твердое, как дерево. Упав на колени, он поднял голову и содрогнулся, увидев перед собой огромного человека с бородой, закутанного в медвежью шкуру. В тот же миг большая рука подхватила Борисвета, и человек вместе с ним направился к кострищу, дойдя, рассмеялся тягучим басом, небрежно посадил Борисвета у костра и, сказав:«Вот, добычу принес», направился обратно в лес.
Борисвет оглянулся и увидел двух девочек и женщину, кормящую грудью дитя. Женщина взглянула на Борисвета и кинула вслед огромного человека фразу:
- Эх ты, ребёнка-то как напугал, дубинушка!
Затем она снова посмотрела на Борисвета и обратилась к нему:
- Не бойся, дитятко, мы тебя не обидим. Вот, на-ка, поешь!
Она оторвала кусок от лепёшки и протянула его мальчику, а одна из девочек протянула ложку со словами: «Двигайся к котелку, похлебай кашки». Голодный мальчонка, как напуганный волчонок, не сказав ни слова, прижал к себе лепешку, пододвинулся к котелку и принялся есть или пожирать, не обращая внимания на пристальные, удивлённые взгляды хозяев кострища. Борисвет ел так быстро и старательно, что очень скоро в его животе не осталось свободного места. Он тяжело вздохнул, отёр вспотевший лоб рукавом, взглянул на прощание в большой котелок и, с трудом отодвинувшись от него, посмотрел на девочек, затем на женщину с младенцем, улыбнулся и сказал:
- Здравствуйте, добрые люди, благодарствую!
Неожиданно появился большой человек с охапкой хвороста. Бросив его недалеко от кострища, он сел рядом с женой и сказал, заглянув в котелок:
- О, как воробей наклевал! Пузико-то холмиком. Знать мужичок!
Его жена и дочери засмеялись. Борисвет, сдерживаясь, сердито нахмурил брови, стараясь казаться суровым мужиком, но не выдержал и тоже засмеялся.
Большой человек остановил всех сказав:
- Ну, хватит щебетать, время нынче суровое, не то псы те, от кого ушли, услышат.
Сразу же все смолкли, а он продолжил:
- Тебя звать-то как? И откуда ты? Да почему один? Что злоключилось с тобой, малой?!
Тогда Борисвет поведал свою грустную историю, начиная с гибели родителей и заканчивая тем, как дед, приходящий во сне, привёл его к ним. Хозяева задумчиво опечалились его повестью. В тишине Борисвет тоже загрустил. Большой человек, увидав слезы на лице мальчика, подсел к нему, положил руку на голову и сказал:
- Не кручинься, Борисветушка! Не вернёт печаль никого, лишь силушку выпьет, а как выпьет, сильнее станет. А звать меня Любомиром, а жену мою Ладой, а дочек Любава да Забава. А мальца - Мирославом. Вот и познакомились. Ну, давайте спать ложиться - завтра в дорогу, силушки понадобятся. Мы ведь тоже от печати и гибели бежим. И до старцев вместе пойдём вопросить о краях, где люди добрые живут.
Любомир возлёг на ложе из еловых веток, накрывшись медвежьей шкурой, вокруг него бабы. Борисвет стоял, переминаясь с ноги на ногу в нерешительности, но Любомир подозвал его:
- Давай, малой, чего стоишь? Иди, вместе теплей. Или ты что, девок стыдишься? А я думал мужик…
Девочки захихикали.. Тогда Борисвет, сделав взгляд сурового мужика, решительно направился к ним и, плюхнувшись на ложе, сразу же уснул.
Первый раз за долгое время скитаний Борисвет спал в тепле и под защитой огромного Любомира. Ему было так хорошо, что когда чья-то тёплая рука потрепала его за плечо, чтобы разбудить, он не открывая глаз прошептал:
- Батюшка, матушка, дайте ещё поспать…
Но тёплая рука продолжала настойчиво его трясти. Он открыл глаза и увидел взволнованного Любомира, а оглядевшись и Ладу, Любаву и Забаву, бесшумно, но быстро собирающих скарб. И тогда Борисвет прошептал:
- Дядя Любомир, что случилось?
- Меченые собаки неподалёку рыщут,- ответил он.- Быстренько вставай, малец, и помоги, но смотри не шуми.
Борисвет вскочил и молча стал помогать собираться. Собравшись, они встали на краю полянки, а Любомир накрыл кострище куском дёрна, заведомо срезанного с места, где был костер, подмёл полянку еловыми веточками из бывшего ложа и спрятал их меж ветвями густой ели. Закончив, он огляделся и, взяв на себя почти всю ношу, прошептал:
- Ну, в путь! Тихонько, гуськом за мной, ветки не ломать и не отставать. Да помогут нам боги.

Много дней и ночей меченые шли по их еле заметному следу. Женщины и дети выбились из сил. И тогда Любомир сказал:
- Ну что ж, они сами того пожелали! Видят боги, я убивал лишь зверей и всегда был искусным охотником. Я ни разу не поднял руку на человека, но они нас загнали как зверя, и за то, как стемнеет, умрут.
Он вытащил из мешка колчан со стрелами, проверил лук, повесил за пояс топорик и, поднявшись, прошептал жене:
- Лада, разожги костёр посильнее, но не шумите. Положи в огонь большие ветки, чтобы отгонять зверя. Чудной зверь здесь какой-то, разглядеть не успел. А ты кругом гляди!
Огромный, как гора, бесшумный как кот, он в мгновение ока исчез меж деревьев и кустов. Лада как можно тише и быстрей собрала хворост и разожгла костёр так, как наказал ей муж. Рассадив детей вокруг, она строго настрого им приказала смотреть за спины друг друга. Когда же лес накрыла густая как смола тьма, сквозь которую с трудом пробивался свет от полной луны, вокруг, в темноте леса, стали раздаваться тихие, недалекие звуки слегка потрескивающих веток, Лада прошептала:
- Звери… Ежели подойдут, машите поленьями горящими и кричите что есть силы, но от костра ни ногой!
Девочки тихо заплакали, а Борисвет затрясся, да так, что как ни старался остановиться не мог. «А плакать мне нельзя, ведь мужик-то один я!» - подумал Борисвет…И вдруг за спиной у Любавы он заметил огромную тень. Схватив полено, мальчонка бросился, размахивая им, на врага. Он пытался кричать, но горло его перехватило, и он лишь тихо шипел да порыкивал.
В темноте раздался голос:
- Тише! Эко ты воин какой, зашибёшь…это я, Любомир.
Девочки защебетали: «Тятенька, тятенька !», но Любомир осадил их:
- Тихо, не шумите, плохие места здесь! Меченых зверь пожрал и здесь теперь крутится!
Не успев договорить, он выдернул стрелу из колчана и сразу же ужалил ею что-то в темноте. Раздался дикий вопль, затрещали ветки. Любомир, тяжело вздохнув, продолжил:
- Так лишь волкодлаки воют. Эко нам подсуропил Щур.
- Да что ты! Кого поминаешь в местах таких? Чур! - перебила его жена.
- Ладно, ладно, не стану. А от волкодлаков отец мне ещё в детстве кошель даровал, в коем пыль от волос Ярилы лежит. Щепоть в костёр кинь, говорил, и не бойся лиха лесного.
Любомир снял с пояса кошель, развязал тугую бечевку, достал щепоть и бросил в огонь. Пламя полыхнуло столбом, поднявшись над лесом, и побежало кругами, как по воде круги от камня, а затем, сверкающим дождём пролилось на землю, осветив собой каждую травинку. Повсюду раздались дикие вопли и стоны волкодлаков, весь лес заполнился хрустом веток и шорохами. Но вскоре всё стихло.
Любомир потянулся и сказал:
- Ну, жена, корми мужиков. Мы вона, с Борисветом, малость повоевали, а вы, девки, ложе готовьте.
Когда они поели и легли спать, Лада толкнула Любомира в бок и прошептала:
-Ох, ведьмак ты, и батька твой, ах, непрост был…
- Спи, голуба моя. Мы с батькой не раз так в лесах, где нечисть, на охоте спали. А мальчонка-то храбрец! Сердце-то богатырское в нём бьётся.


Богатырское сердце.

Дальше дни и ночи они шли сквозь лес, кишащий нечистью, покуда не вышли к болотам, преградившим им путь в равнинные поля, переходящие в холмогорье. Любомир гуськом привязал всех одной бечевкой, положил себе за щеку щепоть Яриловой пыли и вступил в хляби. Шли они сквозь болота малые да побольше, а перед тем как в большие вступить, стало смеркаться. И встали на островке они на ночлег, да костра разжечь не смогли…

Любомир не спал, он стерёг ночлег,
Но туман с болот вдруг навеял сон,
Запечатав взгляд поволокою…
А в тумане том подползла змеёй
Нечисть злобная, тварь болотная.
И схватила тварь дитя малое,
Вырвав спящего из рук матери.
К Борисвету в сон дед опять пришёл,
Разбудив его, хлопнул по щеке:
«Ты не спи, малец, мужем становись!
Открывай глаза, крУгом оглянись!»
Борисвет очнулся, крУгом оглянулся
И увидел нечисть, что дитя коснулась…
И взыграла кровь светлой ярости,
И вцепился в нечисть он словно кот, без жалости,
Спину скользкую рвали пальцы детские.
Воплем диким возопил юнец Борисвет,
как последний раз…
И очнулся муж и увидел зло,
И развеял сон, и вонзил топор, закричав «Умри!».
Плюнув в пасть её пыль нетленную ясна солнышка,
Муж схватил дитя, нечисть отшвырнул.
Застонала тварь, в тине утонув.

Сон поганый развеялся, туман стал отступать под натиском волос Ярилы, которые он распустил, очнувшись ото сна и осветив весь мир. Переведя дух, Любомир отдал дитя рыдающей жене, обнял Борисвета и со слезами на глазах сказал:
- Ты не простой малец, на тебе печать Света. Ты богатырь, по которому истосковалась наша земля. Ты должен вырасти сильным и умелым воином. Я научу тебя всему, что умею сам. Я должен тебе, Борисвет, по гроб жизни и люблю тебя как сына.
Лада, Забава и Любава тоже обняли Борисвета.
Солнце поднялось над деревьями, и Любомир осмотрелся и сказал: «Скоро равнина! Нам осталось совсем чуть-чуть», после чего они продолжили свой путь….
Когда же они увидели равнину, то радостно устремились к ней. Борисвет закричал что есть сил, но крик его был наполнен не радостью, а болью и ужасом. Любомир оглянулся и увидел лишь Ладу с дитём, Любаву и испуганную Забаву, которую утягивал за собой скрывшийся под водой Борисвет. Любомир скинул ношу, схватил топор, отрубил от себя бечёвку и нырнул за ним. Вода забурлила, и из нее буквально вылетел Борисвет. Потом появился Любомир, крикнув:
- Бегите, это болотник! Выводи детей, Ла…,- он скрылся под водой.
Дети и окровавленный Борисвет через несколько мгновений оказались на берегу. Борисвет упал ничком, лихорадочно сотрясаясь и закатив глаза. Лада бросилась перевязывать ему раны, а девочки стояли, глядя на болото и крича:
- Тятя! Тятя!
Вдруг девочки перестали рыдать, но ещё громче закричали:
- Тятя! Батюшка!
Из болота появился Любомир со словами:
- Сдохла гадина…
Увидев Борисвета, он подбежал к нему:
- Сынок, только не умирай. Сгинь, чур, прочь!! Ярило, спаси светлое сердце!
Любомир достал пыль Ярилы и натёр ею раны Борисвета. Вытащив ношу из воды, он водрузил её на себя, взял на руки мальчонку и направился через равнину. Но не туда, откуда приходит Ярило, а к кромке леса. Лада спросила его:
- А куда мы идём?
Но печальный Любомир ей ответил лишь:
- Я знаю куда…
Когда Борисвет очнулся, Любомир оттаял и сказал:
- Прости, Лада.., в том лесу ведьма старая живёт, с нечистью дружбу водит… Яга звать. Раны залечит и уйдём. Эта тварь ещё деда моего спасла от Чура. Только не ешьте и не пейте у неё ничего, не говорите с ней, а я знаю, как с такими беседовать надо.
Когда они остановились отдохнуть, Борисвет спросил Любомира:
- Что это за тварь такая напала на меня?
- А это толи зверь, толи нечисть, цветом как болото. Огромная пасть, множество зубов вострых, когтистые лапы и чешуёй вся покрыта. Кто к болоту подойдёт, того хвать и на дно под корягу, а потом и сожрёт. Здорова, гадина - сердце ей копьём пробьёшь, а она жива! Только голову отрубишь, тогда лишь дух вон из неё выйдет.
Любомир поднял Борисвета, и они снова продолжили свой путь.

Путевали, дневали, дошли до лесу,
Додневали до сумерек.
Лес притих перед ночью, как зверь пред прыжком,
Только дышит тихонько, шевелясь ветерком.
Шепчут шорохи тайны странные,
Имена свои безымянные.
То закружится буйна голова,
В тайнах сумерка зацветёт трава,
Как дурман-трава, зацветёт вокруг,
Одурманит всё своим запахом,
Очи сном нальёт, путник упадёт,
Не поднимется и во сне умрёт - Щур за ним придёт.

- Ээй!! Старая ведьма! Пыль Ярилы те в глаза, топор в голову, нечисть безродная!! Да как смеешь ты одурманивать меня? Смерть твоя пришла, и тебе к Щуру и Вию отправляться!
Любомир бросил ношу на землю, положил на нее Борисвета, взял лук и стрелы, решительно зашагав вперёд. Когда же он натянул тетиву для выстрела, то из-за куста выкатилась тощая, грязная, оборванная, уродливая старушка и поползла к нему:
- Не убивай, пощади, богатырь! Не ведала я, что люди добрые, думала нечисть какая-то. Давно здесь хорошего человека не было. Смилуйся, добрый молодец!
Когда она доползла до него, Любомир прижал её голову к земле ногой и сказал:
- Что, Кащейка, не признала? Мальцом я был, когда ты нас так же чуть не сгубила. Но раны деду моему залечила, вот мы тебя и пощадили, а ты опять за своё, гадина… Или хочешь опять пыль Ярилы отведать?! Или мало тебе одной костяной ноги? Голову пылью осыпать?
- Проси всё, что хочешь! Признала я тебя, Любомир… Как ты вырос! Был тростиночкой, стал как дуб большой. Прости, дуру старую, гостем будь. А мальца твово в миг вылечу! И следа от зубов твари болотной не останется. Любомир убрал ногу с её головы, сказав:
- Гляди в оба, пока есть. А то коли что не так, жизнь положу, а найду и к подруге твоей, кикиморе болотной, отправлю.
- Как? Ты её сгубил? Ну, она ж как дитя малое, ни коварства, ни подлости…, глупая девочка… Ну, пойдёмте, гости сердцу милые.
- Нету у тебя сердца, одно брюхо да язва в башке.
Войдя к ней в землянку, Любомир огляделся и приказал разжечь огонь. Яга, взглянув на кострище, воспламенила его.
Вокруг землянки стали раздаваться звуки. Любомир, схватив Ягу за загривок, швырнул наземь, достал щепотку Яриловой пыли. Яга затряслась, запыхтела, заскулила. Тогда он накрыл её шкурой и бросил щепоть в огонь. Столб света вырвался наружу, озарив яркой вспышкой округу. Повсюду раздались дикие вопли и стоны, которые заглушили вой Яги. Когда же всё стихло, Любомир пнул Ягу ногой и сказал:
- Вылезай, гадина, врачуй мальца, не то я тя порешу! И не мудри больше! Ты жива лишь потому, что он ещё жив.
Трясущаяся Яга вылезла из-под шкуры и похромала собирать висевшие по углам землянки засушенные травы и коренья. Собрав нужные для отвара, она засыпала всё в котелок, залитый водой, поставила его на огонь, а сама села в уголок и тихонько заскулила:
- Одну-одинёшеньку меня оставили..! Никого у меня нет теперь… Ноженьку мне сожгли до косточки, а говорят, что я нечисть злобная, бессердечная.
- А скольких ты мужей, детей, баб да стариков сгубила?!! Кому души ты их продала, за жизнь свою никчёмную? Нежить ты!! Кровью упиваешься, да болью услаждаешься. Кому такая жизнь нужна? Мёртвая заживо… Не скули, а то кушанья наружу просятся глядя на тебя. Делай молча, что приказано. Помни, коли что, вернусь, и тогда о смерти умолять будешь, клянусь светом Ярилы!
Яга снова затряслась и замолчала. Когда отвар был готов, она голой рукой залезла в кипящий котёл и вытащила из него травяную смесь, посмотрела на Борисвета, затем на Любомира и сказала:
- Держи мальца, да покрепче.
Как только Любомир дотронулся до Борисвета, ведьма прижала дымящиеся травы к ранам мальчика. Он закричал и попробовал вырваться, но Любомир сдержал его. Борисвет кричал, извивался, обливался потом, пока сознание его не померкло. Любомир вскочил:
- Ты убила его, нежить! Так знай, теперь твой черёд!!!
Он схватил Ягу за волосы и швырнул в огонь. Она выпрыгнула из него и, забившись в угол землянки, зашипела:
- Он жив, скоро очнётся… Нежить… Я тоже была как вы, и у меня было дитя… Хвороба напала - я держала, как могла, не отпуская, дух его в теле, зная тайные слова и травы, что мне от матери достались, а ей от бабки. Иссякли силы мои…. Я взмолилась всем богам, но услышали меня лишь Вий да мать его Морена…и вернули дитя к жизни, потребовав оплаты - три души в обмен на одну... А когда я стала им принадлежать, то и дитя они сгубили, оборотив волкодлаком…
Она захрипела:
- Теперь все они родня мне, а я вечный должник, раба Вия…
- Слово твоё печально,- ответил Любомир. - Но ты давно мертва. Ни жалости, ни милосердия не вызываешь. Ты - нечисть, пьющая чужую кровь, и не убил я тебя лишь потому, что Борисвет должен жить.

Когда поднялось Ярило, очнулся и Борисвет. Он встал и сделал шаг к Любомиру, а высохшие травы пали с его ран, но от них и следа не осталось, лишь еле заметные шрамы. Борисвет улыбнулся и сказал, кланяясь всем в землянке:
- Благодарствую, благодарствую, благодарствую!
Любомир оборвал его:
- Не благодари нечисть, сынок. Иной раз она сожрала бы тебя, а душу принесла в жертву. А ты, нечисть, знай, коли что, я найду тебя.
Любомир встал, взял ношу и указал на дверь Борисвету и всей семье. Когда же все вышли, пристально посмотрел Яге в глаза и отправился прочь.


Пепел и пыль.

Шли они, шли, прочь от поганого леса, желая уйти как можно дальше, а когда солнце встало в зените, Борисвет, Любава и Забава перестали хмуриться и оглядываться. Вместо этого стали играть, бегать и кувыркаться вокруг Любомира и Лады с Мирославом.
Когда же начало темнеть, впереди показались горы, а у подножия их заброшенное селение, где всего лишь в одном доме горел тусклый свет. Подойдя ближе, они разглядели разрушенную изгородь из прежде могучего частокола, истлевшие ворота, поваленные наземь, и сожжённые останки домов раньше богатого и сильного городища.

Чёрный пепел утрат кружится в танце,
Вместе с ветром прощанья не хочет прощаться.
Горевали, горевали мы о том, что не вернётся,
Но от танца пепла с ветром потускнело даже солнце.
Где же смех и восклики детушек?
Где же песни и плясы парней и девушек?
Где же базара пчелиный гул?
Нет ничего, Щур сюда заглянул…

Непрошенные гости с опаской и тоской вошли в умерший город, подошли к дому, подающему признаки жизни. Подойдя с осторожностью, Любомир заглянул в окно и увидел старуху, неподвижно сидевшую, уставившись на догорающую лучину. Любомир повернулся и сказал:
- Ох, не знаю я, детушки…,- затем, глубоко вздохнув, направился к двери и постучал.
- Откройте, люди добрые! Пустите странников с детьми малыми на ночлег!
Старуха не тронулась с места, но ответила:
- Не заперто.
Любомир открыл дверь, поклонился. Тогда старуха повернулась и сказала:
- Я проклята, и город мой проклят. Здесь не место детям.
- Но прошлой ночью мы ночевали в землянке у ведьмы, старой Яги и что нам сделалось?, - перебил её Любомир.
Старуха продолжила:
- Мой грех больше чем у неё. Не видать мне Ирия, я стала вратами, открывшимися злу. Через меня на землю вошёл Черный пастух Суховея. Мать я его, да покарают за то меня боги…
- Так что ж, это он разрушил ваше городище? Как он стал таким?
- Давно я покаяться хотела, да некому было. Не бойтесь, заходите, а я поведаю вам про то…

Она рассказала им о том, как её старший сын ускакал, не сказав ни слова, о том, что с ней стало, о том, как он сгубил свою любимую, её родителей и своего отца. О том, как к ней прибежали люди, рассказать о случившемся, и она, закрыв детей, побежала к воротам. Но ветер Суховей, что летел вслед за Чёрным Пастухом, её сыном, вернулся, ударил по воротам, заперев их, и разнёс угольки от очагов и кострищ, сгубив половину людей, пожарами уничтожив их дома. О том, что все её дети сгорели в этом огне, а она пылает в нём всю жизнь.
- Сырая я головешка, верно от слёз.., вот никак и не дотлею. Ну, идите дальше, обойдите гору по реке, за горами будут долы, да лес чистый, живой. Там дуб найдёте древний, больше его вовек не сыскать. В дубе том, в дупле, как сова, старик живёт.
Она засмеялась и снова уставилась на давно догоревшую лучину, более не сказав ни слова.
Любомир посмотрел на своё измученное семейство и сказал им:
- Ну что ж, надо идти, голуби мои да горлицы, светает. Может так статься, что старик тот нам и путь на остров Ирий укажет.
Он взял ношу, поклонился старухе, и они отправились дальше.

Пепел с ветром кружит, ну а нам надо жить -
На кострищах трава прорастёт.
Чёрный пепел утрат смоет дождём,
Ветер песню траве пропоёт…

К полудню горы лежали по левую руку, а река по правую. От гор веяло холодом, а от реки теплом. Чистое небо повсюду освещало яркое солнце. Красно-жёлтые листья деревьев играли как самоцветы, качаясь от лёгкого ветерка. Лишь над горами неподвижно висела чёрная, тяжелая как камень туча.
Любомир шёл, разговаривая с женой, девочки радостно бегали, кружились и хохотали. Только Борисвет немного отстав, постоянно спотыкался, потому что всё время вглядывался в горы. Когда Любомир остановился, чтобы перевести дух от своей нелегкой ноши, и поставил её на землю, он заметил, что Борисвета нет и сразу же побежал обратно, наказав жене и детям ждать не сходя с места, а настигнув Борисвета, увидел как тот, будто завороженный, шёл в сторону гор. Любомир схватил его за плечо и закричал:
- Что ты делаешь?! Я думал, что с тобой опять беда приключилась!
Но Борисвет спокойно и невозмутимо ответил ему:
- Там моя судьба, я должен быть там…, но не сейчас.
- Так зачем же ты сейчас идёшь?
- Я не знаю… - ответил Борисвет и послушно протянул руку Любомиру.
Вернувшись на стоянку, Любомир, не отдохнув, взял на себя ношу и сказал жене:
- Надо уходить отселе…далече, - и зашагал.
Дети и Лада последовали за ним. Шли они без продыха, пока горы не оказались за спиной. Лишь тогда Любомир первый раз сделал привал, но ненадолго.
Они шли и шли с оглядкой в сторону гор, когда же стало темнеть, Любомир остановился на небольшой возвышенности и сказал:
- Здесь встанем. Слава Сварогу, небо чистое, да луна полная. До прихода Ярилы я буду хранить ночлег. Когда он коснётся волосами земли, ты, Лада, вставай! Тут и мой черёд отдохнуть придёт.
Он снял с себя ношу, развязал бечёвку, достал и расстелил шкуры, махнув на них рукой:
- Ну, спать…
Сам же вытащил несколько стрел из колчана, воткнул в землю, сел рядом, положив на колени лук. Почти сразу Лада и дети уснули, а Любомир всю ночь хранил их сон.
Как только солнце осветило долину, Лада проснулась, а Любомир уснул там же где и сидел.
Очнувшись, Любомир огляделся, задержав взгляд на Семигорье, собрал ношу, и они пошли дальше.
Солнце сменило Луну десять раз, пока долина не встретилась с лесом, наполненным птичьим пением. Перед тем, как войти в него, они встали на ночлег. Утром же Любомир осмотрел окрестности и нашёл еле заметную старую-старую тропу, по которой повёл далее свою семью.
Этот лес не кишил нечистью и нечистыми тварями. Даже обычные волки сюда забегали изредка. Ночь в глубине леса была спокойной и безмятежной, как будто в стенах родного дома до начала смутных времён. Этот лес как радушный хозяин привечал гостей, потчуя их и согревая своим теплом.
Ещё несколько дней они шли к своей цели.






Словно сон.

Остановившись на красной поляне на ночлег, уснули все, как малые дети, даже Лада с Любомиром, почувствовав тепло и услышав песнь невидимых баянов:

Лес листвой укроет странников усталых,
Песней безмятежной думу успокоит.
Спи, усталый странник, ничего не бойся,
Сгинут все печали. Сердце, успокойся!
Спи, роса не станет на тебя ложиться,
Быль сегодня станет завтра небылицей.
Чудеса тихонько над землёй кружатся
И как пух с деревьев на тебя ложатся.

Щебетанье птиц разбудило Любомира. Он вскочил с ужасом, увидав перед собой огромный как крепость дуб, хотя твердо знал, что его не было. Он толкнул Ладу, прошептав:
- Ты видишь что и я?
Лада открыла глаза и ахнула:
- Великая Жива, как может быть такое?! Явь это или сон?
Следом очнулся Борисвет и, увидев чудо, закричал: «Он сам пришёл!» и побежал к дереву. Любомир бросился вслед за ним.
Подбежав, Борисвет прижался к коре лицом, затем постучал и прошептал:
- Дедушка, впустите нас…
Любомир, добежав до дерева, встал рядом с Борисветом в нерешительности что-либо сделать. Тогда дуб зашевелился, а кора его разверзлась, открыв огромное, зияющее темнотой, дупло. Борисвет как белка, вскользнул в него. Любомиру ничего не оставалось, как последовать за мальцом в дупло, которое больше напоминало пещеру. Он шагнул внутрь, достав щепоть Яриловой пыли, и сдул её перед собой.
Сделав несколько шагов, он услышал кашель:
-Кхэ, кхэ, кхэ… Благодарствую… Давно меня так не потчевали и не одаривали. Ну, коли пришёл, то садись рядом с мальцом - в ногах правды нет. Любомир огляделся и приготовился спросить, где же малец и куда же садиться, как в ногах перед собой увидел Борисвета, сидевшего спиной и говорящего с темнотой. Но голоса его не было слышно.
Тогда раздался вопрос:
- Ты не глух ли, молодец? В ногах правды нету.
Любомир послушно скрестил ноги, сев рядом с Борисветом, и в тоже мгновение увидел перед собой старика, вросшего в дерево ногами и покрытого мхом.
Борисвет повернулся к Любомиру и радостно сказал:
- Я нашёл его! Он добрый и мудрый!
Любомир положил руку на плечо Борисвету и сказал старику с осторожностью:
- Здравствуй, старый мудрец. Не прогневайся на нас. Мы пришли к тебе вопросить…
Старец прервал его:
- Не утруждай ты себя «вопрошениями». Твои думы и чаяния я слышу как свои. Ваши горести и дороги я прожил вместе с вами, как только коснулись вы дерева сего. Сидите молча и питайтесь силами Живы от дерева. Не бойся, Любомир, твоей жене и детям не грозит здесь ничего. Это мой лес. Я же взгляну на мир через вас и думу думать буду, как дале вам быть…
Старик закрыл желтые как у совы глаза и погрузился в дерево. Тьма наполнилась звуками, похожими на пение гуслей и осветилась замысловатым танцем светлячков, появившихся из звуков песни. Борисвет и Любомир обомлели, впервые в жизни испытав такое блаженство, умиротворение, покой и безмятежность.
Со временем звуки стихли, но светлячки не исчезли, а встали в линию, указывающую путь обратно, а затем раздался голос старика:
- Идите пока, заждалась вас семья, поживите немного моей заботой. А как время придёт, то и путь вам укажу. Пока вы при мне, то ни голоду, ни холоду, ни бед не узнаете. Мир вам!
Они встали и направились за светлячками. Шли они так долго, как будто это было не дерево, а огромная и глубокая пещера.
Выйдя наружу, увидали они Ладу, Забаву и Любаву, а рядом с ними стоял мальчик лет пяти от роду. Но Любава и Забава уже были не младенцами, а отроковицами!
Любомир с удивлением взглянул на Борисвета и увидел отрока. Тогда он вопросил:
- Лада, горлица моя, что же здесь было? Давно ли мы ушли?
- Давно, витязь мой… Бывали мы хорошо, да только по тебе истомилась я. Эко ты не заметил, как борода у тебя до пупа выросла, и как дети, твои ростки, проросли в колоски. Ну, пойди же ко мне…
Они обнялись, и дети с криком бросились в их объятья.
После Лада рассказала Любомиру о том, что сама не ведает как время здесь идёт, и то ли день, то ли год. «Сон приходит, глаза закрываются, а открываются - яства всякие пред тобой лежат на траве, мягкой как пух. В озере искупаешься, как в парном молоке, а выйдешь - платье новое. Так и жили как во сне. Лишь о тебе печалились».
Тем дальше и бывали они, не зная холода, голода, бед. Любомир учил Борисвета и Мирослава своему ремеслу: стрелять из лука, вязать бечевки крепкие, из них силки надежные ставить, кидать копья, точить стрелы. Да долго ли, коротко ли, неведомо, но пришло время и Любава, и Забава помехой в учебе стали Борисвету. И коли кто из них мимо пройдёт, бровью поведёт, то и стрела мимо цели летит.
Любомир однажды заметил сие. Пристально взглянул на Борисвета и увидел, что не отрок он, да и дочери, девки, хоть на выданье! И пошёл он к дубу и вопросил:
- Так что же, до смерти во сне пребывать мы будем? Не чуя ни тепла, ни холода, не видя других людей? Живы ли мы или мертвы?!
Ветви дуба зашевелились, на поляну ворвался холодный ветер, срывая листву, которая пожелтела в мгновенье ока. Любомир оглянулся и увидел, что и вся трава пожелтела. Тогда он закричал, пытаясь перекричать ветер:
- Не серчай на меня, старик, не гневайся, прости!!! Ты был нам отцом добрым!
Ветер стих и раздался голос старика:
- Не серчай… Да я и слово-то такое забыл или не ведал вовсе. Время пришло вам в путь собираться. Пускай Борисвет войдет ко мне. Ему решать, один у вас путь или нет, возьмёт ли он ношу, которая ему с рождения уготована или дочь твою?
Не успел старик договорить, как Борисвет прибежал к дереву и перед тем, как залезть в дупло, обнял Любомира за плечи и сказал:
- Батька, не серчай, то судьба моя. Я всегда знал, что у меня свой путь, а коли я его пройду и останусь жив, то вернусь и спрошу благословения твоего, и жить, опекая твою старость, стану рядом.
Договорив, он исчез в темноте.
Немного постояв у дерева, вглядываясь во мглу дупла, Любомир отправился собирать свой нехитрый скарб. Его жена и дети, увидев это, стали вокруг него. Лада спросила:
- Чем мы прогневали нашего благодетеля?
Любомир поведал им об услышанном, и они вместе стали ожидать своей доли.

Борисвет же, войдя во тьму дерева, пришёл к старцу, сел напротив него и услышал:
- Ты возмужал, стал ловок и силён. Время твоё пришло. Я поведаю тебе о том, кто лишил тебя родных и дома. Ни о несчастном Пастухе, в чьём теле поселилось зло, а о зле, что распечатал он по глупости своей. Давно, очень давно, когда я ходил ногами по земле, люди погрязли в войнах, убийствах, жертвоприношениях. Прокажённые злом волей хозяина зла и нечисти, забыв об Отце, Создателе всего, что Живу наполнил духом своим, мир перестал быть миром, тьма закрыла свет, Любовь покинула землю. И взмолились те, кто помнил Отца, и услышал я глас шести помнящих, и услышали меня шесть, и стало нас семеро. И пошли мы с разных земель навстречу друг другу, и ходили ноги по крови и костям, и видели глаза, как пожирали мёртвых детей дикие, как клевали друг друга люди, как птицы, и слёзы текли из глаз. И встретились семеро в Восмигорье, и решили, что знак это свыше, и встали на восьмой горе, что в центре и возопили к Отцу. И дал Он нам силы, и слепили сосуд, написав на нём именем Бога во веки веков семь молитв о спасении. И ожигали семь дней сосуд в огне, молясь Отцу нашему. А на восьмой день встали вокруг на семи горах и призвали к ответу зло, назвав по имени его, закляв именем Создателя нашего. И пришло зло на девятый день и встало в центре на восьмой горе. И развеяли его в прах силами, что Отец дал, и собрали прах в сосуд. И вывернули грязную гору, опустив её вглубь земли. И оставили знаки на горах тех, да сказ о заклятии. Но забыли люди про угрозу и выпустили изголодавшегося зверя на волю. А я с тех времён и живу в дупле, приросший ногами к нему, чтобы не ходить по крови боле, да очами гляжу в темноту, чтобы не видеть того, что видал. Твой черёд собирать шестерых, а седьмой ты будешь! Дам тебе каменные скрижали, на них молитвы и имена. Пойди ко мне и прислонись челом. Я дам тебе силу познать их! Но коли возьмёшься, то до конца нести ношу!
Борисвет улыбнулся и вмиг оказался рядом со стариком, сказав:
- Как стрелы пронзили деда моего, и он упал, так и ноша упала на плечи мне. Я не отступлюсь от доли своей.
Старик закряхтел, положа руку покрытую мхом на Борисвета, что-то прошептал и сказал:
- Ты молод и горяч, а горе твоё глаза тебе застит. Местью и ненавистью зло не победить, ведь месть и ненависть его дочери. Лишь взглянув вокруг и увидев страданья других, пропустив эту боль в свой живот, ты сможешь понять, как одолеть зло. Лишь праведный гнев за боль других и непреклонная яростная смелость попутчики твои в этой битве.
Старик замолчал, погрузившись в шёпот доселе неведомых Борисвету слов, пока он не почувствовал, как из руки старца потекло тепло прямо в голову Борисвету, и неведомые слова и фразы обрели форму. Когда старик завершил, то дал Борисвету две небольшие каменные плитки, мелко исписанные, одна молитвами, другая заклятьями, именами и знаками. Борисвет положил их за пазуху и вышел вон…


Свой путь.


У дерева ждал его Любомир с семейством. Борисвет обнял их и сказал:
- Простите меня, отец, прости мать, простите сестры-невесты, прости брат, но дорога у меня своя. Пришло время уходить. Даст Бог, свидимся.
Больше не сказав ни слова, он схватил свой лук и колчан со стрелами и растворился в лесной чаще.
Как только он исчез, раздался голос старика:
- Ваш черёд уходить, идти вам не долго. Как мой лес пройдёте, так увидите селенье малое. Там люди добрые живут. Там дом и поставишь, Любомир. Но на охоту ходи лишь в лес, что за селеньем. В моём - нет места убийству! Ну, идите с миром…Бог вам в помощь.
Дерево затрепетало и растворилось в воздухе, а Любомир и его семья отправились за новой долей.

Весь этот лес Борисвет пробежал, как будто пролетел. Деревья, кусты, опушки мелькали так, как если бы он во весь опор скакал на быстром богатырском коне. Ни устали, ни сомнений он не испытывал, лишь ветер в лицо, и мысли о том, где его судьба обретёт очертания и что не зря погиб дед, закрыв его своей спиной и тем открыв дорогу судьбе, на которой он победит или умрёт, но не отступится.
Он бежал, а когда останавливался на ночлег, доставал каменные скрижали, что дал старик, разглядывал и читал их, пытаясь запомнить очередность знаков и надписей. Снова бежал, охотился, спал и бежал, от восхода до заката, пока ему не повстречался странник, грязный, в истлевших одеждах, измученный долгими скитаниями, худощавый, шатающийся от голода человек. Борисвет сперва пролетел мимо него, но вернулся и, подбежав к седовласому старику, сказал:
- Здравствуй, добрый человек! Что привело тебя в столь отдаленные безлюдные места?
- Дорога…- ответил странник.
Борисвет улыбнулся и продолжил:
- Ты, я вижу, умён, но отощал. Кащей, одним словом, лишь духом держишься. Присядь к дереву, а я вмиг костёр разведу да накормлю тебя. Говорить опосля будем.
Борисвет разжег костёр, накормил странника и откушав, старец сказал:
- Спаси тебя Создатель за верность доброму пути, который ты выбрал. Ведаю я, что ты не отступишься, и многие разы добро совершишь, прежде чем встретимся.
Старец обомлел от треска тёплого костра и еды, да и уснул не договорив.
Борисвет посмотрел на закат и сказал вслух:
- Ну, так тому и быть, утро вечера мудренее. Наберусь силы, - и тоже уснул.
Когда же он проснулся, Ярила уже вовсю правил миром, глядя на него из зенита. Борисвет удивлённо огляделся, думая о том, как он долго спал, пока не был пробуждён светом. Но тут он заметил странствующего старца, несущего что-то в подоле рубахи. Старец увидал проснувшегося Борисвета, заулыбался и сказал:
- Добро ты поспал, молодец. Теперь отведай каши лесной из ягод да трав. Силы и бодрости она придаст, да ясности. Ты пока пойди, умойся, за спиной моей ключ бьёт, недалече идти, а я сготовлю к тому, как ты вернёшься. Ох и сладкая водица в том ключе, чистая! Милостью Создателя нашего дана. Я как дитя малое резвился, до сих пор светом душа искрится.
Борисвет вскочил и побежал к источнику, с улыбкой крикнув старцу:
- Эк ты меня сподобил, не удержаться!
Найдя родник, он увидел ключом бьющую, искрящуюся на солнце, сверкающую всеми цветами радуги, звенящую колокольчиками воду. Борисвет припал к ключу губами и обомлел от студёной свежести, сладости, от сверкания и пения воды. Измокнув до ниточки, всласть напившись, он побежал к старцу, чтобы поделиться с ним своей радостью, а как прибежал, так и не смог найти слов. Лишь обнял старца, закричав:
- Эгеге-е-ей!
Старец рассмеялся и сказал:
- Ну, теперь каши откушай, на водице на той, словами добрыми приправлена, огнём чистым запарена. Садись к костру, бери ложку да суй в плошку, дуй да жуй, да про язык не забывай, не понадкусывай.
Старик снял котелок с огня, поставил его рядом с кострищем, протянул ложку Борисвету, а другую оставил себе, и они застучали ими по котелку, пока не опустошили его до донышка.

Целый день после они говорили о добре и зле, бегали к роднику и продолжали говорить. Старик молодел, глядя на Борисвета, а Борисвет мудрел, слушая старца, познавая всё больше и больше истин и древних таинств.
Звезды загорелись на небе совсем незаметно для них. И когда Луна прошла треть своего пути, старец открыл Борисвету, что знает, кто он, и много лет ждал этой встречи, но не рассказал сразу лишь потому, что боялся ошибиться, и что он один из семи, что вновь соберутся и один из семи, что собирались прежде. Борисвет задумался и вопросил:
- Так почему же Создатель всего сущего позволил появиться злу тогда и в этот раз выйти на свет, чтобы мучать создания его?
Старец печально улыбнулся и ответил:
- Молодо-зелено…, вспыхивает как сухой куст. Хорошо, что так же и прогорает… Зло люди сами впустили в себя, усомнившись в своём Создателе и выпустили, забыв о Создателе своём. Ты хочешь сказать, да как же Он допустил это?! Но если Он станет насаждать свою волю, а не Любовь и доброту, то сущность Его изменится и не будет для нас страшнее тирана! Только Любовь, прощение и сострадание Его помогают нам быть похожими на Него. Ведь создавал Он нас по образу и подобию своему, вдохнув в нас часть себя. В каждом из нас есть частица Его. Даже в Чёрном Пастухе она была и оттого больнее смотреть на то, как те, кто впустил в себя зло и страх, убивают не только себя и невинных, но частицу Создателя в себе.
Старик задрожал, и у него из одного глаза выкатилась такая тяжёлая и горькая слеза, что упав в костёр, зашипела как целый черпак воды.
Борисвет подождал, пока старец немного успокоится.
- Но почему Он нам сейчас не помогает? Ведь есть те, кто вспомнили Его и просят о помощи.
- Так ты же пришёл ко мне в предсказанный день?! Значит, Создатель помогает нам, и мы должны знамение сие пронести в себе, не замарав грязью, злобой, ненависть и отчаяньем, обидой, неверием, тоской и ложью! Вот оружие твоё: сострадание, любовь, верность, смелость, праведный гнев и истина. Ты собрал свои латы и готов, лишь жажда отмщения и осуждение как бреши в них. Закроешь брешь, и будет дух твой непоколебим и чист. Искра Создателя тогда загорится в тебе ярким негасимым пламенем испепеляющим зло.
- Как пыль Ярилы?!
Старик рассмеялся и сказал:
- Да, только много сильней! Вижу силу в тебе сильную, да душу большую да чистую. Но разум в тебе дитяти малого, мир не познавшего. Но отпустить тебя должен я, ибо ждёт тебя путь великий, да дел множество. А отправляться тебе теперь же, как поведаю, куда путь держать будешь. Близко тут горы те самые, идти тебе к ним. Зверя там лютого множество, змеев огромных, что средь гор в ложбинах пресмыкаются, а в пещерах волкодлаки щемятся да темна дожидаются. Вот там тебе вся твоя ловкость да отвага нужны будут. Собрать ты должен останки кувшина, в коем запечатано зло было, да отнести на ту сторону гор, где Ярило просыпается, и бежать три дня и три ночи без отдыха. А чтоб волкодлаки след потеряли, три реки пересечёшь на своём пути. Одна спокойная, прозрачная, но воду не пей в ней, ибо сгинешь! Другая бурная и мутная. Переплыв её, ты смоешь с себя яд первой реки, да затхлость черепков кувшина. Но не доставай их из торбы! Они сквозь ткань сами омоются. А третья река, в кою на исходе третьей ночи войдешь, чистая да светлая. В ней омоешься, напьёшься, она как рукой снимет усталость и жажду утолит. К ней волкодлаки и подойти не осмелятся. В тех местах нет зверя лихого, лишь простой, лесной. Там же, как свет от Яриловых волос небосвод освещать начнёт, влезешь на самое высокое дерево, с него и увидишь два холма, а между ними озеро. И покажется тебе, что Ярило из озера этого восходит на небо. Туда и беги! Заплывёшь на середину, а там камень, ногами нащупаешь, как чаша тот камень. В чаше и схоронишь до поры черепки, а сверху на них скрижали, что за пазухой держишь, водрузи. Тогда зло, что в Чёрном Пастухе, не учует свою темницу. После, зайдя за холм, по которому Ярило взбирается, ляг спать, да так, чтобы у Ярилы на пути. Он тебя разбудит волосами своими, а ты будешь знать, куда тебе дальше…А я ждать тебя буду и тех, кого ты приведёшь с теми, кого приведу я…Возьми бурдюк с водой из ключа нашего: для нечисти он как пыль Ярилова, а тебе силы придаст. Ну, в путь! Нет более на слова времени…
Борисвет взял бурдюк, оружие, торбу, молча обнял старика и побежал. Старик крикнул ему вслед: «Торопись!», так как чувствовал, что Чёрный Пастух Суховея уже выступил в поход в сторону Семигорья, ощущая опасность и страх. До этого же страх встречи со своим прошлым держал пастуха вдалеке от семи гор.

До этого времени Чёрный Пастух Суховея несколько лет не выходил из своей смрадной башни, любовался болотом, упивался жертвами день за днём, год за годом. Войско его творило зло, разрасталось, обращая и ставя под свои знамена всё больше и больше людей. Залитые кровью, наполненные страхом новообращённые превращались в таких же, как и те, кто их обращал. Мощь крепла с каждым днём, и не было тех, кто мог бы сокрушить эту тьму!

В один из дней к Чёрному Пастуху привели очередную жертву, как вдруг, взглянув на неё, он затрясся и закричал:
- Я убил тебя давно! Убирайся прочь под свой курган!
Выбежав, он растерзал жрецов, напугано крича и воя: «Мне нужны девы, а не мертвецы!»
Он спрятался в погреб, где провёл несколько дней, когда же пришёл в себя, то потребовал новых жертв, и всё равно видел в каждой из них ту самую, когда-то любимую первую жертву. Страх будущего, неизменно связанного с прошлым, овладел им. Он призвал десять тысяч воинов и отправился на встречу со своим прошлым, которое он ещё помнил, а зло, что поразило его и пожрало, проникнув всюду, не затронуло лишь маленькую искорку души, зажав её со всех сторон темнотой и холодом. Этот холод прожигала искра, тем самым принося ему как невыносимые страдания, так и жизнь. Именно там оставалась и память.
Тьма войска двигалась, как атакующая змея, жалом которой был Чёрный Пастух Суховея. Обжигающий ветер летел перед хозяином, сметая всё на своём пути. Вой ветра, топот копыт, треск деревьев, шелест лат и дыхание молчаливого войска превращались в шипение огромной, ужасающей змеи.
С другой стороны навстречу змее летел как стрела Борисвет, проворный как белка, не задевая деревьев и даже листьев на кустарниках. Без передышек и почти что бесшумно, он приближался к Семигорью. Когда же Ярила поднялся к зениту и замедлился, чтобы разглядеть мир, Борисвет увидел Семигорье в тёмной дымке, сверху закрытое облаками чернеющее пятно на залитом светом горизонте. Что-то изнутри торопило его, как будто говоря: «Это надо сделать сегодня, завтра будет поздно, надо успеть до темноты».
Борисвет бежал и бежал, но лишь когда Ярила коснулся краем коло седьмой горы, он вступил на камни ущелья, ведущего к вывернутой внутрь восьмой горе.
Страшные звуки раздавались повсюду. Борисвет отдышался, собрался с духом, снял лук со спины, достал стрелу из колчана, положил её на тетиву и быстро, но аккуратно и с оглядкой направился в центр Семигорья. По дороге на него напали две огромные змеи, но меткими и стремительными выстрелами он поразил их. Когда добрался до вывернутой горы, только лишь верхний край коло освещал центр Семигорья. К радости Борисвета, в провале восьмой горы не было чудовищ, лишь холод и смрад. Спустившись на самое дно, он увидел кости той самой змеи и множество стрел. В центре лежали глиняные черепки и нож, что разбил сосуд. Борисвет собрал черепки, взял тот самый нож и проворно выбрался наружу.
Ярила скрылся за горами, наступили сумерки. Рык, шипенье и вой раздавались повсюду. В спасительном ущелье метались тени волкодлаков. Борисвет понял, что только забравшись на гору он сможет ещё хоть на малое время попасть под защиту света, а потом - только бежать. Проворной белкой он скакал по камням, не оглядываясь, лишь слыша дыхание, рык, грохот камней и падение преследователей за спиной. Когда же он добрался до вершины и вновь увидел Ярилу, погони прекратились, и он отправился к подножью горы, в долину. У Борисвета было совсем немного время для того, чтобы оторваться от чудовищ.

С другой стороны Семигорья войско Чёрного Пастуха вступило в разрушенное городище, откуда был родом Пастух, но дорогу ему преградила та самая старуха, что повстречалась Борисвету и Любомиру с его семьёй. Громко и грозно она закричала:
- Верни мне сына или ты не пройдёшь!
Пастух ударил плетью коня, но старуха подняла руку, и конь встал на дыбы. Чёрный повелитель рухнул на землю. Копья и стрелы полетели в неё, но старуха стояла непоколебима и неуязвима. Пастух закричал:
- Да умри же ты!!!
Старуха лишь рассмеялась, сказав:
- Нельзя убить мёртвого и душу живую тоже не в твоих силах убить. Ты не пройдёшь. Отдай то, что держишь во тьме и холоде, оставь тело, но душу верни!
Пастух закричал воинам:
- Вперёд! Без оглядки!!! Окружите Семигорье и убейте всех, кто приблизится к вам!!!
Безропотно войско, стегая лошадей, отправилось к подножию гор, а Пастух, оставшись со своей матерью, сказал ей:
- К утру ты исчезнешь, а я пройду и сделаю то, что задумал. Весь мир будет моим! Я буду править вечно, и уголёк, что остался от твоего сына, за вечность погаснет!
Он засмеялся. Старуха не ответила ничего, лишь молча стояла перед Пастухом и смотрела в его глаза.

Когда войско Чёрного Пастуха окружило Семигорье, Ярила скрылся за горизонтом. Борисвет мчался по долине в сторону первой реки. Волкодлаки вышли по следу, но путь им преградило войско Чёрного Пастуха. Завязалась битва чудовищ, и только когда Луна осветила долину, поднявшись в свой зенит, волкодлаки пробили брешь средь воинов Суховея и бросились в погоню за Борисветом, ибо они были детьми тьмы, а Борисвет –дитя света.
К восходу Борисвет добрался до первой реки. Переплыв её, он без силы упал и уснул, а преследующие его волкодлаки на рассвете вырыли себе норы, чтобы переждать день.

С первыми лучами света Чёрный Пастух Суховея рассмеялся:
- Ну вот, старуха, и всё, я иду дальше, а ты прочь, под камень!
Старуха тогда первый раз за всю ночь ответила ему:
- Иди, но не бывать задуманному тобой. Ты потерял пол войска и то, зачем пришёл. Чувствуешь? Больше я не могу закрывать твои глаза.
Договорив она исчезла.
Пастух, вскочив на коня и увидев всё, что произошло ночью, закричал:
- Старая ведьма, обманула меня!!!
Ветер вновь поднялся, разметав останки селенья и, закончив начатое много лет назад, вместе с Чёрным Пастухом понёсся к Семигорью.

Когда же Чёрный Пастух доскакал до ущелья, то не обращая внимания на стоны, крики и предупреждения своих воинов, спешился и ворвался туда, сметая перед собой всё ветром.
Добравшись до вывернутой горы, он спустился в неё и закричал так, что горы затряслись. Ветер поднял его над горами и превратился в огромную чёрную воронку, которая вырывала из пещер волкодлаков и змей из-под их укрытий, разбрасывая их по сторонам и разбивая о камни. Воины, увидев такое, пали на колени, плакали и бились в припадках. Волкодлаки цеплялись когтями за стены пещер и скулили. Грохот и вой раздавался над долинами и лесами. Даже те волкодлаки, что были уже далеко и выжидали день в вырытых норах, тряслись и скулили, чувствуя ужас и гибель своих сородичей.
От этого шума и грохота проснулся и Борисвет. Тьма стояла над Семигорьем. Борисвет выпил воды из бурдюка, что дал ему старец. Она придала ему силы, и он побежал со всех ног, удаляясь всё дальше и дальше от Семигорья и от преследователей. Он знал, что волкодлаки гораздо быстрее него, поэтому он должен бежать и днём и ночью.
Тем временем Чёрный Пастух спустился к подножию гор. Бледный и мрачный он собрал своих воинов и сказал им:
- Те из вас, кто укушен, отныне волкодлаки. Вы будете стеречь ночью! Те, кто не был укушен, будут стеречь днём! Те же, кто умер, будут стеречь свой час! Ни живая, ни мёртвая душа не должны никогда боле здесь пройти! И лучше вам умереть в бою на своём посту, нежели прогневать меня! Я пожру ваши души!!!
Он сел на коня и молча отправился восвояси, окружённый заметно ослабленным ветром и несколькими жрецами. Так как Пастух знал, что не успеет догнать беглеца, а дальше чистой реки ни ему, ни его войскам не пройти, лишь маленькая надежда на волкодлаков не покидала его. Он мысленно приказывал им догнать, разорвать, пожрать, а черепки развеять когтями в пыль, чтобы никогда и никто более не смог их найти.



Ослеплённые яростью.


Борисвет бежал и бежал, но Ярило, закончив свой труд, уступало путь своему младшему брату, и ночь неизбежно приближалась. Тени становились всё гуще и гуще, а волкодлаки, что ждали продолжения погони в норах, стали проявлять нетерпение. Они скулили, лязгали зубами, высовывали лапы, но обожжённые светом с визгом и рычанием, отдёргивали их в тень своих укрытий. Ярость их и нетерпение нарастали с каждым мгновением, когда же стемнело, волкодлаки завыли, выпрыгивая из своих тесных темниц, и яростно бросились в погоню.
Полночи они бежали до первой реки и, утолив в ней свою жажду, стали ещё сильнее и яростнее. Нюх их обострился, и они ускорились, с каждым прыжком всё ближе и ближе настигая свою добычу.
К исходу ночи Борисвет услышал отдалённый вой волкодлаков. Сердце его сжалось, а усталые ноги стали сбиваться, путаться и болеть. Он бежал, оглядываясь, и сам не заметил, как упал в шумно бурлящую реку, ударившись головой о камень. Сознание его погрузилось в туман, тело обмякло и скрылось под водой. Но вдруг туман развеялся и всё вокруг залил яркий солнечный свет. Было тепло, уютно и спокойно. Прямо из света снова появился дедушка Борисвета, положил руку на голову и сказал:
- Как ты возмужал, дитятко моё! Боль твою, усталость и страхи я заберу у тебя, а светом поделюсь.
Борисвет смотрел на него и радовался, как тогда в детстве, до гибели деда, а потом спросил:
- Деда, я умер, и теперь мы пойдем в Ирий?
Дед улыбнулся:
- Как может такое быть? А как же люди, что ждут помощи от тебя? А как же дело твоё? Нет, не бойся! Река уносит тебя от лютых нечистей. Пора тебе, дитятко, нести долю свою дале. Очи свои открой и беги!
Сразу после этих слов дед исчез и Борисвет открыл глаза. Его нёс бурлящий поток, голова от удара о камень не болела, а тело снова наполнилось силами. Борисвет огляделся, выбрался на сушу и побежал.
За шумом реки не было слышно воя и рыка. Он бежал и думал о том, что ему помогают, а значит, он сможет, и зло отступит.
Тем временем волкодлаки, переплыв бурлящую реку, замешкались, потеряв след. Эта вода для них была неприятна, она раздражала кожу, ослабляла нюх. Они метались на одном и том же месте, кусали друг друга, рыли землю, были озлоблены и растеряны. Самый старший из них побежал вдоль реки в сторону её течения, и уже скоро раздался его призывный вой. Другие сразу бросились к своему вожаку - след был найден. Но первые лучи восходящего Ярилы пробили сумерки. Разъярённый вожак продолжал идти по свежему следу, и вся стая послушно бежала за ним. Высокий лес прикрывал их чёрные спины даже тогда, когда кромка Коло появилась над землёй, пробудив лесных птиц.
Борисвет бежал и слышал хриплое дыхание вожака волкодлаков и хруст веток, но лес не заканчивался: ни опушки, ни полянки, где свет мог бы защитить его. Звуки погони становились всё громче и громче. Тогда Борисвет, не прекращая бег, снял с себя лук, достал стрелу из колчана, положил её на тетиву и выстрелил. Вожак взвизгнул и упал, но сразу же вырвал зубами у себя стрелу из груди и продолжил погоню. Тогда Борисвет снова надел лук, взглядом нашёл самое высокое дерево, чью макушку освещало светом Ярило, со скоростью и проворством убегающей белки влетел на самый его верх.
Волкодлаки бросились за ним в предвкушении добычи и свободы от приказов Чёрного Пастуха. Вожак, обожжённый светом, дымился, но продолжал ползти вверх. Стрелы Борисвета втыкались в него, но он не останавливался. Кровавые слюни текли по его старым, с коричневым налётом зубам. Вдруг Борисвет вспомнил о воде, что дал ему старец, снял бурдюк и, развязав его горловину, вылил часть воды прямо в пасть старому волкодлаку. Тот сначала захрипел, после завизжал, как ошпаренный, глава его вспыхнула, и он рухнул вниз. Другие волкодлаки испуганно заскулили и, разбежавшись, принялись рыть норы вокруг дерева, а в тот момент, когда Ярила явил себя миру целиком, из нор даже уже и хвостов не торчало. Смочив остатки стрел этой водой, Борисвет с опаской спустился с дерева. Сделав пару глотков живительной влаги, он вылил остатки её в норы, что преграждали ему путь. Вопли и огонь вырвались из-под земли. Один горящий волкодлак выпрыгнул, пытаясь вцепиться в Борисвета, но он ловко отскочил в сторону, и тот рухнул догорать на землю, залитую светом. А Борисвет уже бежал, зная, что ему не спастись, если он не успеет добежать до чистой воды. Только несколько раз на короткие передышки для того лишь, чтобы перевести дыхание, он останавливался.
Приближалась решающая ночь. Поредевшие волкодлаки ждали своего часа, чтобы отомстить за вожака, своих братьев и получить вожделенную свободу.
Стемнело…Обезумевшие от голода и злобы чудовища ринулись в погоню. Полночи они настигали упущенный день. Другие полночи им оставались для достижения заветной цели.
Борисвет почувствовал запах воды, но снова услышал вой преследователей. Впереди забрезжил, освещённый луной и далекой зарёй, блеск той самой заветной реки. Близость спасения заискрилась радостью в его сердце. Но вдруг перед кромкой воды из темноты выскочила ощетинившаяся тень. Он выстрелил. Попавшая стрела заискрилась, тень рухнула, но на её место встала другая. Со всех сторон из темноты раздавался лязг зубов, и светились красные угольки глаз. Борисвет подумал: «Ещё одно мгновение и я успел бы, а теперь… ещё мгновение и меня разорвут! Но я должен! Меня ждёт Ирий!!».
Последние стрелы в мгновение ока он выпустил в преграждающих путь. На бегу Борисвет выхватил нож, что подобрал с черепками, а из уст его сами собой вырвались слова, что он заучил, читая скрижали. Размахивая ножом во все стороны и крича слова, данные самим Создателем, он стал подобен карающей молнии. Нож этот был пропитан силами зла, несущими смерть, а сам Борисвет был наполнен силами света слов, что дал Создатель. Одним взмахом карающей руки, он рассекал по два-три волкодлака. Глаза его светились светом, подобным свету Ярилы. Не успевшие напасть твари, поджав хвосты, разбежались, а Борисвет упал в спасительную реку, которая как будто сама перенесла его на другую сторону.
Выбравшись из воды, удивлённый, усталый, он подобно старцу, еле волоча ноги, побрёл подальше от реки, ещё не понимая того, что он спасён, и силу и важность того, что произошло.

Твёрже твердыни каменной,
Сильнее соли и хлеба,
Слово твоё - пущенная стрела,
Что взлетает до самого неба!
Небо услышит шорох от перьев стрелы,
Выше и выше, не промахнись!
Стреляй только ввысь! Бог тебя слышит!

Дойдя до самого высокого дерева, он из последних сил взобрался на него и, привязав себя бечёвкой, потерял сознание. Яркий свет Ярилы не сразу смог разбудить его. Снов и видений тоже не было, но свет был настолько ярким и жарким, что Борисвет очнулся и увидел те самые холмы и озеро, о которых ему поведал старец. Спустившись, он направился к заветной цели.

Тем временем Чёрный Пастух, почувствовав провал и понимая, что теперь он бессилен заполучить черепки и нож, в яростной лихорадке, разрушая очередное селенье, замер на миг, уловив взгляд обороняющегося отца, за которым прятались дети. В его глазах сверкала ярость, страх и мольба. Чёрный Пастух остановил своих жрецов и ветер, закричав: «Стой!». Ветер распался на маленькие воронки и окружил мужа и его детей. Жрецы замерли, холодный бесчувственный взгляд Чёрного Пастуха встретился со взглядом этого мужа. В тот же миг одна из воронок безжалостным смерчем вырвала из-за спины отца и рук старшей сестры самого маленького ребенка, истрепав его, швырнула к ногам отца уже без жизни. Чёрный Пастух, не отрываясь, глазами любопытного ворона, смотрел в глаза отца. Там были ненависть и боль, много-много боли. Тогда Пастух сказал:
- У тебя ещё много детей и каждого из них ждёт страшная кара, долгая-долгая мучительная погибель. Но ты можешь спасти их и получить своё семейство и дары мои, что прокормят тебя и их многие лета.
Смерчи как цепные псы, рыча и щёлкая зубами, кружились и били детей, разрывая их одежды. Отец пал на колени, прижав к себе убитое дитя, сквозь слезы простонал:
- Что ты хочешь от меня?
- Покорись мне! Поклонись и соверши труд ратный! Добудь мне то, что я скажу! Когда же ты добудешь и придёшь к моему сотнику за печатью на лоб, то падёшь к моим ногам с дарами, так как я стану твоим богом, и станешь ты и дети твои моими, и никто более не тронет их, пока они мои. Седлайте ему лучшего коня в путь далёкий! И чтобы всё было для пути и боя! К седлу - лабазы! Детей его по коням, как гостей, не как рабов рассадите! А тебя, мой будущий воин, я буду оберегать от зверя лютого, и посещать твои думы, и говорить с тобой. Ну же, скорей в путь, мой друг!
Бойня прекратилась. Детей растащили жрецы Чёрного Пастуха, сажая их перед собой на своих коней, хватая за шкирки, прямо на ходу, как котят, по одному. Отцу их подвели коня, положили в его руку поводья, после чего свита Чёрного Пастуха со свистом и улюлюканьем, подняв пыль, исчезла в ней.
Безутешный отец, похоронив своё чадо, отправился в путь, как вор и убийца. Слова Чёрного Пастуха не переставая звучали в его голове: «Найди…Убей…Укради…Спаси своих детей…».
С каждым словом и с каждым ударом копыт слёзы его становились холодней, а в груди его то, что раньше было наполнено теплом, заполнялось льдом.

В глазах бойцов огонь и лёд,
В огне всё то, где взгляд падёт.
Во льду тела, где взгляд упал,
Сковала смерть, чужой не встал.
Огонь в глазах, пылает ад.
Не важно, прав иль виноват.
Бойца религия - приказ!
Окончен бой, огонь угас
В глазах.
Ну, а душа костром горит,
И оттого душа болит.
Лишь новый бой вернёт огонь
В глаза.
Тогда истлевшая душа замрёт,
Ей раны успокоит лёд,
На время боя лишь уснёт.
Огонь её опять зажжёт,
Когда угли чужих домов
Растопит лед.


Борисвет, добравшись до озера, погрузился в его воды. Вода была слаще, чем в том искрящемся ключе. Сила и радость наполняли его. Сложив принесённое, как было завещано, в чаше озёрной, нож Пастуха он оставил себе, не догадываясь, что любая вещь из вывернутой горы указывает Чёрному Пастуху место, где он. Хотя сила озёрной воды и ослабила связь ножа с Пастухом, но ненадолго, а посланный по следу Борисвета невольник неустанно приближался.
Стало смеркаться. Борисвет выбрал пологое место на прогретом холме, как учил его старец, и лёг спать в ожидании утреннего Ярилы, дабы узнать свой путь.
В эту ночь Борисвет спал так крепко, что не видел ни снов, ни видений, а если и видел, то не помнил.
Восход он проспал. Ни щебетанье птиц, ни яркие лучи, ни само восхождение Ярилы не смогли его разбудить, лишь только в зените коловорота жар волос Ярилы заставил его открыть глаза.
Сначала Борисвет взволновался, что проспал и упустил свой час. Но после, поразмыслив, решил, что ему нужен отдых. Он купался в озере, смастерив себе новый лук и стрелы, добыл пропитание, отдыхал на берегу, набираясь сил. В этом месте он чувствовал безопасность и равновесие, как в лесу старика, что врос в дерево. Он вспоминал родителей, деда, Любомира и его семью, разговоры со старцами. Погружённый в размышления, глядя на угли костра, он снова не заметил, как стемнело. Размышления перешли в сон, где он встретился со свои дедом. Но в этот раз дед был встревожен и говорил лишь об опасности и о том, что Борисвет должен убрать нож под скрижали в чашу озёрную; что беда уже близко и Чёрный Пастух знает, где его нож; что невольник-убийца не видит преграду и уже близок к своей цели. Борисвет было попытался рассказать деду, какой силой обладает нож и слова, которые он познал, но дед закричал на него: «Проснись!» и ударил по щеке.
Борисвет кубарем, через костер упал в озеро, а когда он поднял голову из воды, то увидел у костра человека, который, только что промахнувшись, воткнул клинок в землю в то самое место, где сидел Борисвет. Вытащив клинок из земли, человек, не проронив ни слова, направился к нему. Борисвет закричал:
- Что ты делаешь? Здесь не место злу! Я добрый человек и ты тоже, коли можешь быть тут.
Но человек, как будто не слыша его, молча приближался. Борисвет отринулся назад, вглубь озера, продолжая кричать:
- Я не сделал тебе ничего дурного! За что ты хочешь убить меня?!
Ударившись о Борисвета, клинок рассёк водную гладь и выскользнул из рук убийцы, но тот сразу же прыгнул на него и вцепился руками за горло. Оба погрузились в глубину озёрную. Ослабленный ранением Борисвет душил и топил нападавшего, а тот - его. Кровь смешивалась с водой, из раны вытекали силы и жизнь. Борисвет ослабил хватку, сознание его затуманилось, и он пошёл ко дну. Как только они коснулись тёплого илистого омута, убийца увидел перед собой не Борисвета, а своё убитое дитя, руки его затряслись, и он, бросив свою жертву, выскочил из воды как ошпаренный. Борисвет исчез в глубоком омуте озера, погрузившись во тьму. Горе греха и жгучие слёзы отчаяния вырвались наружу, заполняя собой окрестность. Отчаянный отец больше не слышал слов, что говорит ему Чёрный Пастух. Озёрная вода смыла наваждение, распечатала взгляд, и увидел он, что сам стал подобен тем, кто разорил его семью. Лишь к утру слезы его иссохли, но горечь комом стояла в ободранной от крика глотке.
Как только свет нового дня осветил водную гладь, озеро ожило и стало подобно кипящему котлу. Оно бурлило, парило и шумело, воды расступились, и на свет появился Борисвет, но уже другой: раны на нём не было, взгляд его стал более твёрдым, жгучим, но и печальным. Выйдя на берег, он посмотрел на своего убийцу и сказал:
- Души своих детей да свою продав, ты не спасёшь, а погубишь лишь. Путь к спасению в другом. Иди со мной и, может быть, спасёшь их тела…
Человек заплакал и возопил:
- Но как я спасу их?! Ведь они на заклании как овцы жертвенные у самого зла. Вырви мне сердце, но верни их!
- Мне не нужна твоя жизнь, и душа твоя принадлежит не мне, но я постараюсь спасти твоих детей и мир наш от этой нечисти. Дай мне свои бурдюки, я наберу тебе воды и каждый раз, когда Чёрный Пастух будет входить в твой разум, ты станешь кратко отвечать ему и делать глоток, разрывая связь. Я ухожу, а ты всё это время, что я проведу в пути, должен в землях этих искать мужей, что воинами станут, коих поведу я. Каждую новую луну ждите меня здесь. Не гасите костры в своих душах тоже…А озеро будет кипеть до моего возвращения.
Борисвет, набрав воды, с состраданием взглянул в глаза своему убийце, отдал её ему и ушёл навстречу восходящему солнцу.



Дорога там, где путь.


Детская радость и молодецкая ярость его сварились в кипящем озере в ту ночь. Но что-то большее и более важное взамен родилось. Борисвет шёл и думал о том, что познал между жизнью и смертью, о тонкой грани между злом и добром…

По лезвию ножа в поход
Отправится рождённый, новый.
Дорогой жизни круглый год
Все ноги в кровь, но редкий только не падёт,
Лишь тот, кого любовь и состраданье вознесёт
Над тонкой гранью, как крылами.

Девять дней и девять ночей он шёл без еды и воды, свет не был ему больше ярок, а тьма расступалась перед его взглядом. Звери хищные лесные да звери лихие в страхе бежали пред ним. А он шёл и шёл, не замечая их, познавая себя и свою новую сущность, и ровно на десятой заре его ослепил яркий свет восходящего Ярилы. Он остановился, как будто бы примирившись с новым собой, с новым миром, и с безвозвратно канувшим в лету тем, открытым, полным страстей, удивлений и жажды познаний…
Оглядевшись, Борисвет поднялся на небольшой холм и сел на его вершине, скрестив ноги. Закрыв глаза, он, как будто умываясь в лучах нового дня, нового чистого света, думал о том, где и когда встретит третьего из семи.
Усталость взяла своё, и Борисвет погрузился в сон, пока его не разбудило прикосновение. Он вздрогнул и открыл глаза.
Вокруг была ночь, рядом горел костёр, что-то варилось в котелке и очень приятно пахло. По другую сторону костра сидел старик с большими, круглыми и молодыми глазами, которые были обрамлены седыми ресницами, и изрезанными морщинами веками. Старик улыбнулся редкозубой улыбкой и сказал:
- Откушайте, а говорить разговоры опосля будем, - протянул ложку. Борисвет взял её в руку и попытался вопросить, но старик прервал его:
- Да не-е, кушайте…Опосля, а то рот…- он набил свой рот кашей и открыл его, махая ладонями и дыша горлом, чтобы остудить. При этом старик кряхтел, поскуливал и охал. Сонный и одурманенный усталостью Борисвет вдруг заулыбался, засунул свою ложку в котелок и сказал:
- Бери ложку, суй в плошку, дуй да жуй, - подморгнув старику, снял свою пробу.
Почти молча они опустошили котелок, лишь старик то кряхтел, то охал, показывая пальцами на свой обожжённый рот, чем как ни странно, возвращал того самого Борисвета, заставляя его улыбаться.
Насытившись, они развалились у костра, разглядывая друг друга. И тут, наконец, старик сказал:
- Ну-у, не всё так страшно, коли зубы скалишь и потешаешься. От индевеешь…Радость озеро оставило, а стало быть, и человека, Живой наполненного. Знать, сможешь опосля с людьми жить и быть.
Борисвет посмотрел на старика и вопросил:
- Ой, ли?
Старик утвердительно закивал головой: «Ой», Борисвет улыбнулся и продолжил:
- Ты стар и много повидал, знать, и познал немало. Пусть так и будет, как ты сказал. А ты кто будешь: мимохожий добрый человек или…
- А то ты не знаешь! Стоял я тогда на горах тех, да не доделали мы дело. Захоронить надо было в глубях земных, да невдомёк было. Ты уж прости.
Старик опустил глаза, Борисвет продолжил:
- Да уж не мне судить, и не тебе у меня вопрошать прощения. Всех нас Создатель рассудит, когда время придёт. А где же мне искать других?
Старик поднял глаза и ответил:
- Да на дороге!
- А где же дорога? Лес кругом…
- Так, эээ…иди куда надо, там и дорога твоя будет. Смотри, тебе во-о-он за той звездой теперь надо, на Коло идти тебе. А коли её не найдёшь, то до вод белых дойдёшь, края нет которым. Там народ не простой живёт, «Чудь белоглазая» зовутся они. Узнаешь у них, где утёс, встав на кой вопросить можно, и услышат тебя и живые, и почившие, а коли надо, и сам услышишь Создателя Самого! Я же стар и обременю тебя лишь в дороге. К озеру пойду, и там ждать стану, а коли ходить буду, может кого в рать чистую с собой приведу.
Борисвет задумался и сказал:
- Благодарствую. На рассвете расстанемся, - и после уснул.
А старик ещё долго сидел, вороша угли и разглядывая Борисвета, да так сидя и захрапел. Когда же проснулся, было уже светло, а от Борисвета и след простыл.

Множество дней сменила ночь, прежде чем Борисвет добрался в места те, где ночь отступила и правил Ярила, не уходя с небосвода. Но дорога его была пуста, лишь болота и дикие звери. Он даже подумал, что заплутал, ведь звезды он теперь не видел, но продолжал идти, (что-то изнутри указывало ему путь). Поднялся сильный ветер, что дул в лицо, да такой, которого Борисвет ещё не чувствовал никогда! Он пах большой водой со странным, слащавым, но приятным вкусом. Когда ветер стих, Борисвет решил передохнуть, сел под сосной и задремал. Сквозь дрёму он слышал странные шорохи и звуки:
- Чудь, чудь, чудь...
Приоткрыв глаза, он заметил людей, которые как дневные тени от облаков как будто проплывали между деревьями, еле-еле заметные, ни разу не хрустнув ни одной веточкой. Он открыл глаза, улыбнулся и сказал:
- Я вас вижу. Вы чуди?
Раздался девичий смех: «Мы тебя тоже видим».
Борисвет продолжил:
- Я с миром к вам. Отведите меня к старцам вашим для вопрошения.
С разных сторон раздался шёпот и тихий смех.
- Мы тут все старцы, и молодцы, и девицы…хи-хи.
Борисвет встал и сказал:
- Ха-ха, как смешно! Ну, тогда потчуйте гостя доброго кашей да словом добрым.
В ответ раздалось:
- А добрый гость с добром приходит, чтобы одарить того, к кому пришёл. А от тебя гостинца мы не видели пока…
-… и не слышали, - раздалось с другой стороны.
- Да нет у меня ничего, кроме слова доброго.
И Борисвет прочитал несколько слов, что заучил, из тех, что написаны были на каменных скрижалях.
Веточки слегка зашевелились, и из-за деревьев и кустов появились они, встав вокруг Борисвета. Дивные, доселе невиданные люди! Борисвет с удивлением разглядывал их. Белые глаза слегка светились изнутри, белые, как седые, прямые длинные волосы, стройные фигуры в простых холщовых рубахах, а на шеях, руках и головах искусные украшения с резными знаками, будто сотканные из дерева и железа.
Кто-то из них сказал:
- Будь гостем, идём с нами!
Так же, в кругу хозяев, Борисвет шёл, дивясь их лёгкой бесшумной походке, пока не увидел ещё одно диво. Сосны стали редеть, и взгляду его открылась большая, большая вода, без края…Ошеломлённый он встал и замер. Кто-то прошептал:
- Море.
Он как заворожённый повторил:
- Море…
Немного помолчали, и кто-то добавил:
- Мы пришли.
Борисвет перевёл дух, огляделся и спросил:
- А где вы живёте?
- Да здесь, - ответила девушка и хлопнула в ладони. Из под сосен, как грибы, появились огромные, перевёрнутые котлы. Каждый был такого размера, что вся честная компания поместилась бы в одном. Котлы стали открываться, но не как двери. Борисвет не выдержал и сказал:
- Да кто вы такие и откуда? Нет в этом мире таких, как вы!
Из ближнего котла вышел ещё один чудь. Он не был стар, но и молод тоже не был, глаза его светились немного ярче, чем у других, и те, завидев его, слегка склонили головы. Он заговорил:
- А ты, человече, доселе и море не видал, и рыб, что живут там, не видал. Но они из этого мира! И много чего не увидишь! Мир сей больше, чем ты пройти сможешь. Отдохни, отведай наших яств, а поутру я отведу тебя к утёсу, там нас будет ждать старый помор. Там и поговорим.
Он вернулся в котёл, который, затворившись, скрылся под землёй.
Из других котлов появилось ещё множество народу чудского, все они так же тихо и звонко говорили, а передвигались, еле касаясь ногами земли. Борисвет дивился народу этому, а они - ему. Дети же их, иногда проходя мимо, как бы случайно, касались его. Яства, вкус моря, неведомые люди, удивительные жилища, всё завораживало Борисвета.
День прошёл быстро. Борисвета пригласили спать.
- Но светло же ещё? – изумился он.
На что хозяин котла указал на Ярило и сказал:
- Коло вверх - день, вниз - ночь.
Спустившись по витой лестнице, Борисвета отвели в причудливую комнату, созданную из тёплого, узорчатого металла, наполненную очень свежим и чистым воздухом, хотя жилище находилось глубоко под землёй. Удивительные узоры и слова, похожие на те, что он учил, да ещё лучина, что не сгорала и не коптила, а когда он дул на неё, огонь не качался да и был он тёплый, а не горячий. Всё это забавляло его разум, отвлекало от дум и переживаний…Так он и уснул.
Ко времени его разбудили. Он обнаружил, что его истрёпанные одежды искусно залатаны и чисты, а поверх них лежал нож Чёрного Пастуха, зачехлённый в железные узорчатые ножны, исписанные теми же словами, что на черепицах глиняного сосуда написаны были. Рядом лежало украшение, что чуди на шеях носили. Борисвет оделся и вышел.
Те первые, что его встретили в лесу, стояли, перешёптываясь, в ожидании. С ними молча стоял старший. Завидев Борисвета, он призывно махнул рукой, и они тронулись в путь.
Когда Ярила поднялся в верхнюю точку, старший остановился, бросил взгляд на провожатых, махнул рукой Борисвету, и дальше они продолжили путь вдвоём.
Ещё четверть хода дневного Ярилы они шли, прежде чем показался высокий утёс, на котором стоял рослый и крепкий старец с мощными, сжатыми в кулаки руками. Одежда, длинные седые волосы и борода развивались на ветру. Взгляд его направлен был в морскую даль.
Они приблизились. Старец повернулся и сказал:
- И жизнь не прошла, а оно вернулось….и не прошла она оттого…знать не так труды свои…
Не закончив, он махнул рукой и замолчал. А тот, что из чуди, ответил:
- Не время кручиниться, время в поход выходить и рать собирать, ибо зло поменяло облик, и не подступишься к Семигорью без воинства светлого. Черным - черно там от орд нечистых!
Старцы замолчали. Тогда заговорил Борисвет:
- А где ещё двое?!
Помор опечалился и сказал:
- Нет их боле…В лесу стоят мои люди, крепкие и светлые, каждый по десять тварей на себя взять сможет. Их сотня! И с ними мой ученик. Заклятья и молитвы с детства заучены им…Шестым станет.
Чудь вторила ему.
- Есть у меня тоже ученик прилежный, и страха в нём нет! Но народ мой не знает ратного дела. Лишь волкодлаков нам убивать приходилось из луков осиновыми стрелами с серебряными наконечниками, когда твари в наших лесах расплодились. Лишь тридцать лучников я смогу взять с собой, - мал народ мой…
Борисвет задумался и сказал:
- Не много нас, но у меня есть нож Чёрного Пастуха Суховея, что рубит всё вокруг себя на тридцать локтей. А шествовать с дружиной по людным местам будем. И звать с собой светлых да крепких будем. Да поможет нам Создатель! Мы с именем Его идём!!
Помор громко засвистел, и они тронулись в обратный путь.

В скором времени к ним присоединилась сотня рослых, молодых, молчаливых и вооруженных поморов. Дойдя до места, где они расстались с провожатыми, Борисвет увидел, что тех уже заменили тридцать лучников, что из чуди. У каждого из них было по два лука, один малый, другой большой, по вязанке осиновых стрел с серебряными наконечниками по полному колчану и по берестяному коробу, что крепился за спиной. Потяжелевшие, но так же бесшумные, лишь слегка поскрипывая коробами, они без слов присоединились к дружине, встав за поморами.
Свернув с тропы, отряд растворился в зелёной лесной чаще, удаляясь от моря и своих домов, но приближаясь к своей судьбе.


Причастие.


Обратный путь был дольше и длинней, даже не смотря на то, что Борисвет плутал по дороге к морю. Ведь отряд шёл не налегке, заходя во все известные старцем места на пути, где были поселения. В каждом из них делался долгий привал, велись длинные беседы с людьми. Но люди, не видя беды поблизости, не хотели идти куда-то вдаль, не верили, что зло придёт за ними. И не смотря на это отряд все равно рос! Где-то один, где-то два, а где-то и пять. Дойдя же до тех мест, где люди знали о Чёрном Пастухе, большинство отказывалось идти против такой силы, боясь навлечь на себя беду.
Пройдя большую часть пути, отряд вырос до двухста человек.
Когда же вступили они в те места, где воины и меченые Чёрного Пастуха чинили зло, грабя, убивая, порабощая и помечая раскалённой печатью людей, опасность нависла над отрядом. Но идти в обход по безлюдным местам, как шёл Борисвет, было нельзя, ведь отряд был слишком мал для решительной битвы. Меченых псов-воинов и волкодлаков убивали не раздумывая, а одинокие, потерявшие близких люди, сами просились в отряд: кто-то, чтобы отомстить, а кто-то, чтобы приобрести цель в своей потерянной жизни.
Когда они переправились через третью реку и вновь вступили в чистые места, их уже было ровно четыреста пятьдесят человек.
Когда же они приблизились к озеру, уже стемнело, и глазам их открылось удивительное зрелище: сотни костров, что отражались в кипящем озере. Воины замерли в изумлении, которое бесстрашно разрушил, преградив собой вид, конный разъезд из двадцати всадников, во главе которого был тот самый, но сильно изменившийся человек, что убил Борисвета. Увидев его, он крикнул: « Это свои!», и спешился. Радостно подойдя, он схватил Борисвета за руку и сказал:
- Вокруг озера восемьсот воинов! Они пойдут за тобой, как только озеро перестанет кипеть по твоему приказу! Покажи им свою силу, веди нас!
Борисвет улыбнулся и ответил:
- Не зря ты мне повстречался, прошлый путь мой перечеркнул и открыл мне новый. Пришёл один убийца рабом, а вернётся врагом с целым войском! Мы покончим со злом! Нас создатель ведёт, успокойся. Мы устали с дороги, разожгите и нам костры, а в озеро я войду на рассвете.
Дослушав, он вскочил на коня, свистнул своим всадникам и они умчались, чтобы приготовить множество костров.
Всё это возмущение чувств, мыслей людских, ощущение силы, как яркая вспышка, как горсть пыли Яриловой в костре в тёмном лесу, полном волкодлаков, чувствовал каждый из тех, кто был там. Чувствовали это даже те, кто там не был.

Чёрный Пастух Суховея испытывал чувство смятения, ощущая возмущение даже в воздухе, даже в красках унылого болота, что напротив его башни. Но увидеть, откуда исходит угроза света, не мог. Пар от кипящего озера, как туман окутывал и обжигал его изнутри. Измученный и напуганный новой мощью возмущения света, несущего ему погибель, он озадачился спасением своей сущности и призвал к себе своих излюбленных воевод, приказав направить большую подмогу к воинам, что стерегли Семигорье. Затем усадил их за стол, где напротив каждого стояло по кубку, наполненному болотной водой, а посредине - большая пустая чаша на огромном подносе. Рядом лежал клинок, в вершине рукояти которого была золотая змеиная голова. Пастух стоял перед чашей и смотрел по очереди каждому из воевод в глаза, приводя тех в ужас и смятение. Затем он заговорил:
- Дети мои! Я собрал вас и называю вас своими детьми потому, что вы не те, что были до встречи со мной! Вы новое, другое! Вы - подобие моё, перерождённое мной, и сегодня станете богами, подобно мне, и у каждого из вас и вокруг вас будет построен новый, вечно правильный мир! А когда придёт время почить вам в ваших землях, и пепел ваш упадёт в земли ваши, и прорастёт вами как полынь, то не будет нам конца, и станем мы вечными, и вечно будем править миром этим как один! Испейте воды болотной, чтобы познать, как загнивает чистое, искрящееся и прозрачное, что изначально даётся небом, и слова ваши, и дела, и мысли станут подобны тому, что превращает дождь и росу в болото! Да услышат вас ваши народы!
Покорно они осушили бокалы, и Пастух продолжил, взяв клинок в правую руку, сразу разрезав над чашей им вену на левом запястье:
- Это кровь моя, и испив её, вы станете одним целым со мной, и познаете тьму, и холод, и жар её, и одарите ею свои народы!
Чаша наполнилась, а рана его зажила. И дал он им испить, и они испили.
И рассёк он живот свой, и отрезал кусок печени, и поделил её, и сказал:
- Это плоть моя, в ней суть меня. Вкусите её и станете мной, и дети ваши будут подобны мне, и разбредёмся мы по миру! И станете сквозь века узнавать друг друга и объединяться для подавления народов! Ведь все мы теперь родня, кунаки, куны. Кровь и стоны падут на мир сей, и не будет конца мне! Имя моё – бесконечность, и никто не может остановить меня!
И эта рана зажила, как только вкусили они плоть его. Глаза их потускнели и стали подобны глазам змея, лица их стали подобны обескровленным мертвецам, потеряв краски и дыхание жизни. Пастух улыбнулся, глядя на своё творение и сказал:
- Поделите войско моё, всех, что я оставил для вас! Каждый из вас возьмёт свою долю и отправится в свою сторону! И покорите народы силой, хитростью и обманом, и станете править! Вы равные мне теперь, и даже если я уйду, одержав поражение, не возвращайтесь, пока не прорастут ваши семена! И лишь когда корни ваши укрепятся в землях, что подчините вы, а люди земель этих впитают болото ваших слов и уподобятся вам, лишь тогда, собравшись под знамёнами лжи, вернётесь к Семигорью, чтобы пролить кровь тысяч невинных, исполнив обряд. И вернусь я, и станем мы одним целым! Реки покраснеют, и мир погрузится в стоны и ужас, и силам моим не будет конца! Будет лишь вечный кровавый пир! В дорогу, короли!!!


Восход.

Борисвет почувствовал прикосновение руки, что тормошила его, открыл глаза и увидел перед собой бывшего убийцу. Рядом с ним стояли шестеро. Он поднялся в замешательстве, протёр удивлённые глаза и вопросил, глядя на появившихся старцев:
- Ба! Откуда вы?! И как прознали, что время пришло?
Первым ответил редкозубый:
- Так ведь пришло.
Второй добавил:
- И мы пришли, и войско привели.
- А большое войско? - спросил Борисвет.
- Смотри! - сказал помор, очертив круг указывающим перстом.
- Не счесть! - добавил редкозубый.
Борисвет огляделся и увидел великое войско, что стояло округ озера, и края войску было не видать. Он улыбнулся и сказал, глядя на соратников:
- Вот! Вот! Почему мы собрать не смогли и тысячу? Вот! Ай, да старики, ай, да мудрёные! Да где же столько собрали?
Редкозубый ответил:
- Так земли-то много! По лесам да вокруг озёр малых да больших.
Другой продолжил:
- И я ходил по земле, аж до гор высоких дошёл, и говорил с людьми, и шёл дальше, пока тропы горные не иссякли, а как в обратный путь собрался, так за мной и сами люди пошли. С гор, из дол, из-за рек и лесов, - все земли дали своих сынов на бой со злом.
Борисвет задумался на мгновение, после чего продолжил:
- Ну, что? Время! Мне пора! Воины ждут! Как озеро перестанет кипеть, тьма увидит, откуда свет, и всё начнётся. Да поможет нам Создатель!
Он стремительно зашагал к озеру. Войско зашелестело волной шёпота и той же волной и затихло, в ожидании чуда. Борисвет шагнул в воду и сразу исчез в кипящей пучине. Время шло, а озеро продолжало кипеть. Стали раздаваться голоса взволнованных ратников, которые постепенно слились в ропщущий рокот. Кони заржали, захрипели, напуганно ударяя о землю копытами. Озеро и земля вокруг загудели и стихли, после чего раздался страшный грохот, как будто гром небесный, но из недр озёрных. И кипящая вода паром и каплями вырвалась наружу до самого неба и пролилась тёплым дождём над всем воинством. Всё стихло, и кони, и люди, и природа. Всё замерло. Озеро обмелело. Чаша обнажилась, в ней стоял Борисвет, держа в руках свёрток со скрижалями и черепицами. Войско воодушевленно воскликнуло:
- С нами Бог! В путь!!!

Воины света.

Выйдя на сушу, Борисвет громко обратился к воинам:
- Озеро осветило вас, вы воины света! И даже те, кто будут укушены волкодлаками, не станут подобны им. Оставьте страх, ненависть и боль свою в прошлом! Их нет больше, лишь ярость и ярь Ярилы! В вас Свет, крушащий тьму! Нас встретит Бог!
Воины воскликнули:
- У ра-я!!!
Борисвет прокричал в ответ:
- И нет больше страха! Встретимся у рая!
- У ра-я!!!

Братья, у рая мы встретимся с вами!
Бог - наш воевода! Его призывая,
Мы молимся вместе вести нас вперед!
Он с нами, мы знаем, у рая нас ждёт!
У рая! У рая! У рая нас ждёт!
Ворота открыты, нет больше страха,
Без Бога дорога с рождения плаха.
За правду, свободу отца призывая
Быть с нами в дороге, нас встретить у рая!
У рая! У рая! У рая!
Вперёд! Мы навстречу бессмертью идём!
Нет больше смерти! Друг друга мы ждём
У рая! У рая! У рая!

После он направился к соратникам, чтобы держать совет, где было решено развести войско по реке и выступить широким полумесяцем, по краям которого быстрые конные, а по центру - пешие тараном, во главе которого поморы и чуди, а с ними и сами семеро. Широким полумесяцем решили идти, дабы не допустить проникновения в спины вражеских войск и оттого растянулись на вёрсты, но не теряя друг друга из виду. Первые шли в три ряда цепью, а за ними гуртами по сто человек и конные, как кулак. Перед цепями же разъезжие от каждого гурта, по три конных, для разведывания и высматривания неприятеля.
Хоть Борисвет и проделал свой путь за три дня, когда убегал от волкодлаков, у войска путь должен был занять не менее пяти - шести дней.
Первые два дня они шли спокойно, уверенно, но по мере приближения к Семигорью, привкус тьмы стал ощущаться повсюду. На привалах стали выставлять усиленные дозоры, а конные разъезды направлять в обе стороны, и вперёд, и за спины. Воины стали молчаливы, а коли говорили, то шёпотом. Шли тихо, стараясь шуметь как можно меньше и прислушиваясь к каждому стороннему шороху.
На третий день пути из лесу исчезли птицы, и даже галки не попадались, лишь изредка можно было услышать кричащего ворона, что кружится над лесом в поисках пищи. Старцы, глядя на всё это, вздыхали, молодцы яростным и колючим взглядом ошаривали окрест.
По завершению дня четвертого войско встало на привал. И не смотря на то, что дозоры были усилены, случились первые жертвы. Волкодлаки задавили и утащили в чащу девять дозорных. На утро, прознав о бедствии, соратники решили, что пришло время сомкнуть полумесяц в плотные боевые порядки, и весь пятый день войско двигалось не только вперёд, но и навстречу друг другу.
К ночи пятого дня ряды сомкнулись, и войско стало подобно каменной стене. На привале часовых решили не выставлять, но взамен крайняя цепь стены, ощетинившись копьями и кострами, прижавшись плечами друг к другу, дежурили по времени, сменяясь на сон.
Ночь была не спокойной. То там, то тут волкодлаки пробовали на зуб крепость стены, и когда до рассвета оставалось не так уж много, большая стая волкодлаков, голов в двести, ударила в центр, пытаясь добраться до семерых. Но семеро спали в центре гурта, что состоял из поморов и чуди-лучников. Когда стена дрогнула, волкодлаков осталась лишь половина, и те, пробив стену, устремились к ним.
Борисвет было хотел выхватить кинжал Чёрного Пастуха из ножен, но старец, что из чуди, остановил его, сказав:
- Не время ещё тебе. Пусть мои ребята повоюют: ночью мы лучше, чем днём видим.
Глаза лучников светились как звёзды. Они выстроились в три ряда, а вокруг них, встав на одно колено и ощетинившись копьями, в несколько рядов встали поморы. Били чуди без промаху. Первые десять стреляли, вставали на колено, готовя луки и стрелы к следующему выстрелу, как вторая шеренга делала выстрел, вставала на колено, и выстрел делала третья. Затем снова первая. И так по кругу несколько раз подряд, пока не осталось живых волкодлаков.
Ярила явил себя воинам с последним выстрелом чудей-лучников и доделало ратный труд, превращая в пепел туши раненых и убитых волкодлаков. Воины, похоронив своих павших и подлатав раны, продолжили путь. В эту ночь они потеряли сорок товарищей. Лес поредел, а когда Ярила приблизился к своему зениту, войско вступило на степную равнину, и глазам воинов предстало далёкое Семигорье, укрытое тёмными тучами сверху, а по бокам - пыльным маревом.
Весь день войско двигалось по степи к своей цели. Приблизившись, они увидели под этим маревом великое множество воинов Чёрного Пастуха, что кружили у подножья подобно муравьям возле разорённого муравейника.
Борисвет поднял правую руку и приказал привал. Волкодлаки сделали своё дело, замедлив продвижение, а ночь была не на стороне воинов света.
Семь соратников сели вкруг, и первый старец сказал:
- Ночь выпустит из пещеры орды волкодлаков, что ринутся на нас вместе с войском диким, и перевес будет на их стороне.
Затем сказал редкозубый:
- Да, не время в бой вступать до утра. Здесь биться будем лишь с волкодлаками, но многие падут.
Следом сказал помор:
- А поутру выдвинемся к Семигорью! Там же выстроимся клином, и станем пробиваться к ущелью.
Молодые молчали, Борисвет тоже. А старший чудь немного опосля добавил:
- Мои ребята и твои, помор, пусть в бой не идут, подле нас будут! И когда прорвёмся в расщелину, то с каждым из нас на холм пойдёт по десять поморов для оберега, а моих двадцать ребята в центре встанут. И тех, кто нос кажет из пещер и из-под камней, бить будут, а остальные закроют собой вход в ущелье. И да поможет нам Создатель!
Они встали, посмотрели на небо и повторили разом:
- Не оставь нас, Батюшка!
Когда же снова сели в круг, Борисвет промолвил:
- Всю ночь мы поочередно будем читать слова, что знаем, что дал Создатель, дабы псов усмирить! Каждое слово им, как кол в ухо!
На том и порешили.

Вечная битва.

Борисвет задремал. Во сне он увидел деда. Они гуляли с ним по долине, залитой солнечным светом, говорили, так, ни о чём, как вдруг дед остановился и сказал:
- Ай, внучок, опять над тобой кинжал твоего убийцы! Слишком близко Пастух и силён голос его. И слышит бедный муж стоны и мольбы детей своих. Дай ему скрижаль с молитвами и сотню бойцов, и отправь их на болото освободить заложников. Пускай, как пройдут гадь, что ведёт на остров средь болот, так сразу воткнут скрижаль в земь ту и порубят жрецов Суховея. Тем самым изгонят они его из болот! Но пускай сами не медлят: на дно уйдёт остров, болота в озёра превратятся!
Дед пропал и Борисвет открыл глаза. Неподалеку от себя он увидел бледного смотрящего в землю убийцу, подошёл к нему и сказал:
- Нет, ты не должен слушать его! Моя смерть лишь погубит доброе и взрастит зло, и ничто не спасёт тебя и детей твоих!
Тот попытался возразить и соврать, но Борисвет остановил его и сказал, протягивая свёрток материи, в коем была скрижаль:
- Прижми крепко к груди, не отпускай и слушай…
И поведал всё то, что сказал ему дед. Воодушевлённый отец семейства лишь крикнул в ответ: «Прости! Я не подведу!», вскочил на коня и направился к своей сотне. И уже через несколько мгновений его сотня с грохотом копыт исчезла в пыли. Соратники удивились, но Борисвет им поведал про сон, и они вместе стали дожидаться ночи и первого боя, за которым сразу должен был последовать второй, так как не позднее завтрашнего вечера, они должны были пройти ущелье и встать на свои места. А если Пастух опередит их, то он встанет в центре ущелья, не давая пройти и убивая всё живое.
Стемнело…

Из Семигорья раздался шум и дикий вой, который был похож на рёв штормящего моря, а топот летящих во весь опор волкодлаков сотрясал землю. Очень скоро войску открылось ужасное зрелище: тысячи глаз, светящихся подобно углям или горящим стрелам, которые летят над землей. Все поняли, что многие не сойдут с этой стоянки никогда и останутся навечно в этой степи. Угли становились всё ярче и ярче, а вой и топот громче.
Отчетливей стали видны силуэты могучих чудовищ. Воины как будто затрепетали, зашелестели латами и начали бить себя в грудь древками копий, издавая протяжные звуки, которые скоро слились в один, заглушив собой волчий вой и топот волкодлаков. Сотники выставили ряды длинных копий, которые держали по три человека. За ними встали лучники, и старший чудь отдал приказ. Стрелы зашелестели. Раздались вопли, визг и грохот падающих и врезающихся друг в друга туш. Волкодлаки замедлились, но только то, что их становилось меньше, было не видно, хотя лучники били без остановки.
Раздался удар, копья затрещали. Крики, вой, разорванная плоть, лязг зубов, храп напуганных лошадей… Повсюду кровь! Столько крови, что степь начала размокать! Борисвет достал нож Чёрного Пастуха и ринулся в бой. Вдруг где-то из-за спины ослепительная вспышка с грохотом и ветром ударила светом ярче дневного, осветив всю степь вплоть до Семигорья. Волкодлаки вспыхнули, издавая дикие вопли и стали гореть и рассыпаться на угольки, после превращаясь в пепел.
Наступила тишина…Только редкие стоны раненых бойцов. Борисвет огляделся с удивлением и, бормоча себе под нос, бегом устремился в сторону, откуда произошёл свет. Ему был знаком этот свет, что назывался «пыль Ярилы», и лишь когда он пробежал всю стоянку своего войска, он увидел огромный яркий костёр, что до сих пор излучал свет, который столбом упирался в небо, а перед костром стоял огромный, знакомый и очень тёплый человек. Борисвет закричал:
- Любомир! Батюшка! Да как же ты здесь?! Милый мой, ты нам всё дело спас!
Добежав, он ударился о грудь Любомира и, прижавшись к нему как ребёнок, заплакал. Любомир, похлопав его по спине, сказал:
- Ну что ты, малец! Хотя нет, ты уже не малец. Ну ладно те, вон воины твои идут, не пристало перед народом слёзы лить. Мы уж потом с тобой тихонечко у костерка порыдаем.
Он схватил Борисвета за плечи, встряхнул и добавил:
- Ай да сынок у меня! Ай да богатырь! Вона смотри, какой старший брат у тя, не чета тебе, балбес!
Из-за кострища появился такой же огромный мужик, как и Любомир. Борисвет воскликнул:
- Ба! Так это что, Мирослав?!
- Он самый,- ответил Любомир.
- Огромный, как дуб! А был-то…жёлудь…
- Да ты и сейчас не велик, - пробурчал Мирослав и засмеялся, обняв Борисвета.
Их обступили шесть соратников Борисвета и ещё несколько поморов, что неизменно следовали за ним. Все с вопрошением смотрели на нежданных союзников. Тогда Любомир поведал свою историю:
- Ну, жили мы неподалече от старого сыча, что в дуб врос.
Пятеро из семи одобрительно покачали головами, поняв, о чем он говорит.
- Ну, так я и говорю…Заходили мы с младшеньким к нему поговорить, проведать, а то что всё один как сыч. Так вот… И прослышали мы про рать вашу, что зло изгонять пришла, и отправились мы узнать у него, мол, что сможем, чем поможем. И не дойдя до кромки леса запретного глядь, а дуб стоит! А из дупла кричит, поторапливает. Говорит: «Вона, две котомки с пылью Яриловой, берите и бегите спасать войско светлое! И к бабам не возвращайтесь!». Мол, сам он в сон придёт к ним и всё расскажет. Вот мы пока дошли, пока костёр развели…Уж простите нас, что не поспели, и люди сгинули. Эх, чуток пораньше! Жалко, добрые люди были. А так пыли у нас ещё котомка целая, так что таперича идём мы с вами. Кто как не я нечисть умеет развеивать?
Вся честная компания вернулась к воодушевлённому чудесной победой воинству. В этот раз жертв было гораздо больше. Раненым, тем, кто мог стоять, наказали врачевать лежачих и хоронить павших. И не дожидаясь утра, войско тронулось в путь, навстречу напуганным увиденным воинам Чёрного Пастуха.
Две трети ночи были на исходе, когда воинство света сблизилось с воинами тьмы, к которым выползали из своих укрытий, поджав хвосты, остатки волкодлаков. Любомир раздал чудям-лучникам стрелы с привязанными мешочками Яриловой пыли. Те их подожгли и по команде вместе с тысячами других горящих стрел, выпустили к врагам. Стрелы ударялись о тела и землю. Те, что с Яриловой пылью, вспыхивали подобно небесным молниям, обжигая глаза воинам Чёрного Пастуха и сжигая волкодлаков. В смятении, глядя на горящих волков и на ослеплённых собратьев, лишь каждый десятый лучник Чёрного Пастуха смог выпустить стрелы в ответ. И воины сошлись, и загремела земля, и зазвенел воздух.
Тьма ночи отступила, а воины нет. Одни сражались за свой мир, за свой дом, веру, детей и родных. Другие стояли безвольными рабами зла, без рода и племени, без радости жизни, слуги ненависти и пустоты, которые и стали им всем, заполнив их изнутри. Всё остальное для них враждебно и непонятно теперь.
Ночь отступила и на болотах, где в своей келье в нетерпении метался Чёрный Пастух, ведь в эту решающую ночь он должен был направиться к своему войску, дабы сокрушить восставший народ. Но вопреки всех законов загробного мира, у него в келье появилась его мать, не позволяя выйти наружу и лишая колдовской силы. Он кричал:
- Оставь меня в покое! Прочь под камень! Тебя нет! Иди в твой мир, я знаю, ты здесь не просто так! Ты что-то задумала, ведьма, ты что-то знаешь!, -
тщетно пытаясь во время крика вызвать ветер, выбежать в дверь, в окно или даже сквозь стену.
- Оставь меня! Твой сын умер, его больше нет! Ищи его во тьме, я не твой сын! Почему ты не уходишь?! Вон свет! Тебе пора! Прочь!
Но она не отступала. Он снова выбился из сил и сел на пол в углу своей кельи.

Это не туман от лесных болот,
А парное молоко.
Мама колыбельную песню споёт,
И на сердце светло и легко.
На щеке парным молоком
Туман упадет. Безмятежно так и легко.
Мама нежно поёт.
Это не туман, не туман...,
А парное молоко.
Это не туман, не туман, не обман…,
А парное молоко.

И лишь когда сотня лазутчиков во главе с бывшим рабом убийцей ворвались с гати на остров, воткнули в землю каменную скрижаль, порубили всех жрецов зла и стражников, мать ответил ему:
- Ты просил оставить тебя в покое, да упокойся с миром. Скоро уже я приду за тобой, сынок. А ты…не будет тебе покоя в пламени вечном. Ну, ты знаешь как там, иначе не держался бы так за мир сей! Скоро! Я вижу, скоро!
Она растворилась в солнечном луче. Чёрный Пастух сразу же выбил дверь, но вся лестница была залита огнём, ветер не отзывался, ведь земля эта стала светлой и чистой настолько, что Чёрный Пастух и прикоснуться к ней мог. Слабость не покидала его. Выглянув в окно, он увидел, как воины света уводят рабов, жертв и заложников, а его любимых четырех коней запрягли в плуг, который разрушал за собой гать. Под уздцы их вёл тот самый человек, которого он отправил добыть черепки. Он закричал что есть силы:
- Лжец! Я отомщу! Ты обещал, я не убил твоих детей! Я разорву их у тебя на глазах!
Но тот лишь помахал головой, тихо сказав:
- Поторопись, тебя должно быть там уже заждались.
Гать заполняла вода. Огонь охватил всё, что было построено на острове. Келья заполнилась дымом и огнём. Одежда и волосы Пастуха загорелись, и он, собрав все силы и ярость, с визгом выпрыгнул из окна, но, немного не долетев до болота, зацепился ногой за острый, горящий частокол, после чего рухнул на освящённую землю, чуть было не потеряв тело, когда тьма сущности его, обожжённая светом, как ошпаренная змея, скользнула в болото, и лишь потом затащила вслед за собой и тело, которое с паром и шипение погрузилось в гнилую воду болота.

Когда Чёрный Пастух вынырнул и сделал вздох, то захрипел от боли, а увидя своё отражение в болотной воде, заскулил как напуганный волкодлак, впервые увидевший своё отражение после обращения. Лицо его было обезображено огнём, остатки волос торчали клочьями. Ярость, ненависть, желание отомстить придали ему силы, и он смог вызвать Суховей, но лишь две маленькие воронки, что подхватив его под руки, но не оторвав от воды, медленно поволокли прочь от острова. И чем больше он отдалялся от него, тем сильней становился ветер. Мысли были его наполнены скорой расправой с обидчиками. До суши, отмщения и жертв, что придали бы ему силы, до его лошадей, оставалось не так уж и много, как вдруг вода забурлила, и остров опустился на дно болота, что в мгновение ока превратилось в чистое озеро.
Воронки исчезли, и он рухнул в воду, визжа, умирая и воскресая.
Он еле добрался до берега, выполз и потерял сознание. Тьма, что жила внутри, лиховала, пытаясь разбудить бренное тело.
Сотня с освобождёнными удалялась, торопясь к северной звезде, чтобы спрятать за чистую реку многострадальный народ, а после прийти на помощь своим братьям по оружию, сами не зная того, что они сотворили пол дела.

Ярила поднялся к зениту, но жар его не был таким, как вчера. Время, что замерло доселе, продолжило свой ход, как только перестало кипеть озеро. Но у Семигорья стоял жар войны. Тысячи полегли, тысячи продолжали биться, но когда Пастух обмяк, связь его с ещё живыми душами, что ещё оставались в части его воинов, ослабла. Теми же, в ком не осталось Живы, а лишь тьма, управляла тёмная сущность, что поселилась в Пастухе. Войско Чёрного Пастуха дрогнуло и стало отступать от расщелины под натиском клина, который возглавил Любомир. Когда же светило прошло треть своего хода, клин открыл проход в центр Семигорья.
Чёрный Пастух очнулся и пополз прочь от места, где ему ещё недавно было так хорошо и уютно. Слёзы ярости и досады, горькие и солёные текли по его обожжённым щекам. Ярость, ненависть, ярость….тьма переполняла и горела. Тело его тряслось и отдавало паром, листья и ветви начали разлетаться перед его ладонями. Ветер вокруг него стал вырывать деревья. Он завизжал, поднялся над лесом и ринулся за обидчиками.
Когда он настиг их, то опустился перед ними, преградив путь. Бесчисленные ветряные воронки окружили беглецов. Он крикнул:
- Я обещал тебе! Я разорву всех у тебя на глазах! Сломаю тебе ноги, оставлю подыхать! Пёс, выйди ко мне!
Сотни стрел вылетели из окружённого отряда, но рухнули, не коснувшись Чёрного Пастуха. Он снова завизжал и воронки, не торопясь стали вырывать по одному воину и разрывать их на куски прямо над несчастными головами, заливая кровью товарищей. Бывший раб вышел и сказал:
- Зато мы умрём свободными! Без страха! Ведь страшней, чем быть рабом такой гадины, как ты, нет ничего!
Он с криком «У рая!», бросился на врага, и все воины и пленники последовали за ним. Чёрный Пастух взлетел и воронки с воем обрушились на людей, но ударившись лишь едва, рассыпались и исчезли. Чёрный Пастух издал вопль, пытаясь что-либо сделать, но завис в воздухе, растянутый как на дыбе за ноги и за руки. Он тряс головой, пытаясь освободиться. Сотник прижал своих детей и сказал:
- Ну, гадина, тебе пора под камень.
Пастух снова завизжал, а воины, посадив освобождённых на лошадей, помчались прочь. Ещё немного повисев в воздухе, глядя на начало заката и пытаясь вырваться, Пастух вдруг почувствовал силу, влекущую его за собой всё быстрей и быстрей. И через несколько мгновений он оказался уже над Семигорьем, всё так же продолжая трясти головой, плача и скуля.
Завидя такое, воины его стали терять надежду, те, в ком ещё теплилась жизнь. А те, в ком лишь пустота осталась, стали терять опору и скоро отступили, бежали, и были зарублены и убиты стрелами. Те же, другие, пали на колени и молили о пощаде.
Пастух опустился в центр Семигорья и завис на уровне ног семерых, что читали слова, что им дал сам Создатель. Когда же последние слова были сказаны, то черепки, что положили на дне ущелья, взлетели, светясь буквами, что на них начертаны и закружились вокруг Пастуха. Он перестал скулить и сказал:
- Вы опоздали - я бессмертен! Я вернусь! Я засеял этот мир собой! Настанет время и мои дети придут, дабы выпустить меня из заточения, и народы ваши умоются кровью на радость мне!
Тело Пастуха рухнуло вниз, а тьма осталась висеть, зажав внутри себя маленький огонёк. Черепки медленно сжимались.
Вдруг рядом с тьмой появилась яркая звезда, ударившись о тьму, она вырвала из неё маленький огонёк. То мать дождалась своего дитя и, заключив его в себя, исчезла. Черепки давили на тьму, пока не сжались в маленький шар. Тогда Борисвет бросил вторую скрижаль. Горы затряслись. Расщелина стала расширяться и углубляться, пока не разверзлась в долину. Тогда шар опустился на дно, где лежала скрижаль, и горы осыпались, завалив собой ущелье и превратившись в холмы.
Семеро, что читали слова, что дал Создатель, и воины, что оберегали их, остались стоять в воздухе как на твердыне. В то место, где была расщелина, затекли воды рек и ручьёв, развернулись и стали новыми реками и речушками. Холмы те стали зелены и чисты, ведь река всегда несёт с собой чистые воды, что смывают грехи земли. Вода остаётся грязной недолго. Чистому всё чисто!

Долго ли, коротко ли, воинство светлое вычищало зло из земель своих, побили и изгнали остатки волкодлаков, что ушли по следу за кунами Чёрного Пастуха. Истребили и меченых, что на лоб печать поставили, а тех, что на руку по воле доброй и тех, что сдались при побоище под Семигорьем, за дальнюю реку во искупление родового греха отправили жить и стеречь земли предков своих от набегов кунов.

Много воды утекло с тех пор, и семена кунов Чёрного Пастуха проросли и дали корни. И век из века собираются под знамёнами лжи, и приходят куны на землю ту светлую, и ищут повелителя своего, и проливают кровь. И собирается рать, и изгоняет прочь тьму. И во главе рати той семеро! И с ними стража.
И коли ты найдёшь те холмы, что были Семигорьем и посмотришь внимательно в небо, то обязательно увидишь святую рать, что вечно стоит там на страже.

Как на твердыне
Вечно стоять,
Свет охраняя,
Небесная рать
Призвана Богом.
Земли хранит!
Им небо твердыня,
А вечность - зенит!
Лишь только коснётся
Грязной пятой
Тёмное войско
России святой,
То сходит на землю
Небесная рать
И начинает
Бойцов собирать
Под знамя святое,
И в бой нас ведёт!
Именем Бога
Враг снова падёт!








Ноябрь 2014