Незначительная проблема – накрылась поездка в Хельсинки; на сайте РЖД билеты уже было не сдать; пришлось идти на вокзал, в кассы – заставила встать с утра пораньше. Ну да нет худа без добра – когда ещё увидишь свой родной город воскресным утром. А утро было чудесным, так что жалеть о прогулке не пришлось. Воздух был чист и прозрачен, веяло взаправдашним весенним теплом, а всё вокруг было окрашено в те чудесные жемчужно-серые тона, что французы обозначают как grìs. С лёгкой руки Генри Миллера – и иных – этот цвет устойчиво ассоциируется с Парижем; не знаю, кому как, для меня Париж навсегда – жаркий, августовский, неистовый. Сегодня же всё вместе взятое – прозрачный до хрустальности воздух, теплый ветер, жемчужные одежды, в которые был закутан город – напомнило Болонью. Так же шныряют вездесущие туристы; так же то тут, то там начали копать, да так и бросили; то же ощущение всамделишной, неподдельной старины, разлитой вокруг. А ещё вокруг было то, чего нам так не хватает в нашей России – спокойные, доброжелательные люди с ветками вербы в руках; опрятные, чистые улицы; колокольный звон, долетавший сразу с нескольких сторон – вместо истошного рёва уличной рекламы или автомобильного потока. Всё говорило о том, что это старый, средневековый город с прекрасными церквями, богатой историей, уникальным Софийским собором. И не хватает-то самой малости: чтобы государство сообразило, наконец, что нужны не такие уж большие деньги, чтобы привести в порядок средостение русского мира, наш хартланд, унизительно обозванный кем-то Нечерноземьем. Положить брусчатку вместо стоптанного до дыр в земле советского ещё асфальта; починить убогие дороги; отреставрировать удивительной красоты церкви и монастыри. И бог с ними, даже, с туристами – главное, чтобы самим понравилось жить в приятной, красивой, удобной для жизни стране. Тогда не нужно будет и натужного патриотизма с административным душком. Тогда, смотришь, и в Хельсинки не захочется.