ШУТКА. Николай Борисов-Линда.
Ветреный морозный день. У одно¬го из цехов стоят двое рабочих; высокий и маленький. Малый, разгребает носком ботинка снег и говорит товари¬щу: - Знаешь, Митяй, а ведь Шурка не придет, попомни мои слова, не придет. Митяй, высокий сутуловатый му¬жик, одетый в грязно-рыжую брезенто¬вую робу, ежится от холода, посматри¬вает по сторонам, щурится на солнце, молчит. Лицо у него небрито, тонкие губы обветрены, взгляд быстрый, ко¬лючий. - Не, я те точно говорю, не придет. Зря мы его послали. А завтра, гад, на¬придумывает. Скажет, что или в мен¬товку замели, или на проходной сца¬пали. - Маленький тоже ежится от хо¬лода, одет он в легкие черные брюки и куртку. - Митяй, лучше б я смотался, - он тяжело вздыхает. - Не гунди ты. И так тошно, ты еще скулишь, - Митяй зло сплевывает, - завтра его, падлу, закопаю. - Завтра, завтра... Тебе завтра во вторую смену. А Шурка в первую. Слу¬шай, - маленький засунул руки в кар¬маны и начал пританцовывать на ме¬сте, - а может, он домой слинял? А? Что-то у них - с Тонькой последнее вре¬мя нелады. Он мне по пьяни жаловал¬ся. Говорил, что в другую смену пус¬кать ее больше не будет. Ревнует. При¬дурок!.. Плакал наш пузырь, точно го¬ворю, пропал. Она ведь завтра во вто¬рую. Вот он ей подарочек и поволок. Чихнут они нашу белоголовую, как пить дать, чихнут. - Ша, Пух, вон начальник идет, сдернули в цех. Наверное, по Шурки¬ну душу. - Митяй грязно выругался, смачно сплюнул и поплелся, еще боль¬ше сутулясь. 3а ним засеменил ма¬ленький, держа руки в карманах, еже¬секундно оглядываясь с мольбой, на¬деждой во взгляде. Шурка, посланный за бутылкой водки, не пришел. Он вышел на рабо¬ту, как и положено, в первую смену. Маленький налетел на него с уп¬реками и угрозами. На что Шурка, здо¬ровенный мужик, несколько медлитель¬ный, за что был прозван Шуркой-тормо¬зом, или просто тормоз, отвечал не¬хотя, словно отмахиваясь от назойливой мухи. - Ну, ты че, Пух, умер, что ли? Вон же, принес. - Он смотрел невинным коровь¬им взглядом, чем еще больше распалял маленького. - Че, че, - передразнивал тот. - Я б тебе сказал, че. Ты бы еще через неде¬лю принес. Тормоз ты и есть Тормоз. Че, че... Мы тебя, когда послали? Мы тебя, когда ждали? А? Вот Митяй во вторую придет, он тебе объяснит. - А че он объяснит? - Шурка жевал гу¬бами. - Вон же, принес. Придет Митяй – и махнем. He прокисла же. Этим он совсем вывел маленького из себя. Он сделал круглые глаза и проши¬пел, заикаясь от возмущения: - Ну, т-т-ты...ну т-ты, Тор... Тормоз... ¬и отстал от Шурки. День прошел быстро. Смена закон¬чилась. Рабочие шумно двинулись в раз¬девалку. Шурка не торопясь подошел к свое¬му шкафу, там стояли Митяй и малень¬кий. Маленький злорадно скалился. Митяй повернулся к Шурке: - Ну что, гонец? Тебя только за смер¬тью посылать. Не прошло и года, - и улыб¬нулся тонкими губами натянуто, паскуд¬но, вперив в Шурку торжествующе-наглый взгляд. Шурка добродушно пробасил: - Ну, че вы? Вот она, родимая, - и до¬стал из шкафа бутылку водки. Здесь же молча открыли, разлили на троих, торопливо выпили. Митяй, словно смирившись с произо¬шедшим, спросил: - Тормоз, а где тебя вчера носило? Мы с Пухом полдня тебя ждали! Шурка улыбнулся: - Так, с Тонькой помирился. Вот. По¬шел за пузырьком, а на обратном пути дай, думаю, зайду домой. Узнаю, че она делает. Зашел, а она жрать готовит. Вот. Меня, значит, ждет с работы. Я и остался. Митяй ухмыльнулся: - Вот она сама простота. А почему ты, Тормоз, решил, что она тебя ждет, а не кого-то другого? Рабочий-то день еще того... не кончился, когда тебя нелегкая к её юбке принесла... Шурка насторожился, недоверчиво посмотрел, сначала на маленького, потом на Митяя. Тот, выставив вперед ладони, слащаво заулыбался: - Нет, нет, это я так. Но, кто знает, что делает дома жена, когда нет мужа. А? ¬И пропел: - Не оставляйте женщину одну-у... Он многозначительно посмотрел на маленького: - Так ведь, Пух? На что маленький понимающе хихик¬нул: - Это точно, бабы большие... стервы. Шурка нервно, прерывисто засопел. Митяй заговорщицки глянул на ма¬ленького: - Тормоз, а ты знаешь, где я сегодня был? Ты горбатился, а Тонька дома одна. Ах, какие пирожки,... какие пирожки!.. - Митяй, - Шурка весь напрягся, по¬темнел лицом, - ты это че? Ты это брось. - Взгляд его стал сумрачным, тяжелым. - А че мне бросать! Ты возле Тонькиной юбки не будешь сутками крутиться... А кто ее знает? Она ведь сегодня во вторую... Тут раздался озорной женский голос: - Эй, мужики, спрячьте свои голые задницы! Шурка, ты, где там?! Молодая полноватая женщина с красиво посаженной головой, перехваченной темной косынкой, улыбаясь, заглядыва¬ла в раздевалку. Митяй ощерился: - Эй, Отелла, вон твоя Дездемона пришла, пирожки принесла!- И хихикнул, многозначительно посмотрев на маленького. Тот ему ехидно подмигнул. Шурка повернулся всем корпусом и, не закрыв дверцы шкафа, пошел на голос. Не пройдя двух шагов, остано¬вился, тяжело оглядел раздевалку, по¬луголых мужиков. Медленно вернулся, достал с верхней полки молоток. Зак¬рыл шкаф и, не обращая внимания ни на чьи реплики, пошел к выходу. Женщина встретила его милой улыбкой, но она ему показалась при¬творной. Он прислушался, о чем она ему говорит. - Шура, ты не слушаешь меня? Что с тобой? Опять выпил? Ну, зачем? ¬Женщина прикоснулась к его щеке ру¬кой. - Домой придешь - суп на плите. Я убирать его в холодильник не стала. Он еще горячий. Покушаешь - сам убе¬решь. И пирожки твои любимые, с яй¬цом и луком... тоже... ...Когда его повалили на пол, он не сопротивлялся, а когда заламывали руки и вязали веревкой, он непонима¬юще вертел головой, бормоча: - Чё это... чё это я, а? - Перед гла¬зами еще жили распахнутые в недо¬умении глаза Тоньки. Единственного человека на земле, которого он любил, к которому тянул ось его сердце. Коридор был заполнен людьми. У шкафа маленький трясущимися губами спросил: - Митяй, ты, правда, с Тонькой... того, а? - Ты че, дурак, что ли? Зашел я к ним перед сменой, хотел с нее пузырь наш вчерашний слупить, а она пирож¬ки жарила. Ну и... шуганула меня. Я и решил разыграть их. Пошутить. - Митяй, Митяй, а ведь он убил ее, - маленький был белый, что свежий снег, - нас посадят... -Молчи, Пух, молчи, - Митяй загнанно осмотрелся вокруг, - за шутки не сажают. И не тре¬пись, понял? А то... - Понял, понял. И они пошли сквозь толпу зевак, стре¬мясь побыстрее уйти от этого страшного места...
* * * * *
|