Глава LVII

10 июля генерал Потапов, командарм 5-й армии, развил успех, достигнутый им накануне. Танки 22-го и 9-го мехкорпусов, поддержанные пехотой и артиллерией 31-го стрелкового корпуса, разгромили один из полков 298-й пехотной дивизии немцев, вынудив их отойти ещё дальше к югу от шоссе Новоград-Волынский – Житомир. Это позволило 147-й стрелковой дивизии, окружённой в окопах старого укреплённого района на восточном берегу реки Случь, выйти из окружения. Фон Рунштедт оказался вынужден развернуть фронтом на север авангард 6-й армии фон Рейхенау, наступающей следом за группой фон Клейста. Cамому фон Клейсту пришлось спешно перебросить с южного на северный фанг танкового клина, нацеленного на Киев и Белую Церковь, 16-ю танковую дивизию генерала фон Хубе. В течение нескольких дней в районе восточнее Новоград-Волынского продолжались упорные бои, в которых наступательный потенциал 5-й армии достаточно быстро иссяк. Базы снабжения контратакующих дивизий находились слишком далеко от передовой, и не было транспорта, чтобы оперативно перебазировать склады ближе к местам боёв, к тому же это было небезопасно с оперативной точки зрения. В танковых корпусах совершенно иссякли запасы бронебойных снарядов. Что было хуже всего, их не было и на центральных складах фронта: потерю большого оружейного склада в Дубно пока не удавалось восполнить. Подошли к концу запасы горюче-смазочных материалов. 58 танков из числа 119 потерянных в эти дни 22-м мехкорпусом машин было уничтожено их экипажами при отступлении вследствие невозможности оперативно заменить или отремонтировать вышедшие из строя гусеницы и моторы, а порой и просто заправить машины горючим. Однако контрудар Потапова несколько разрядил обстановку на противоположном, южном фланге немецкого клина, рассекшего надвое советский Юго-Западный фронт. Здесь, на правом фланге 6-й армии генерала Музыченко, положение оставалось крайне тяжёлым, и даже стабилизировать его было весьма непростой задачей. 49-й стрелковый корпус, державший оборону фронтом на север по реке Случь от Староконстантинова до Нового Мирополя, после прорыва танков фон Клейста в обход его правого фланга пришлось спешно отводить, чтобы предотвратить глубокое окружение корпуса, следствием которого стали бы полный развал северного фланга армии Музыченко, а затем и её разгром. Отход корпуса на восток необходимо было проводить, сворачивая на ходу стокилометровый участок фронта, обращенный на север, что делало стрелковые дивизии корпуса в этот момент чрезвычайно уязвимыми для фланговых ударов механизированных соединений противника, подтягивавшихся за авангардом фон Клейста с запада на восток и буквально нависающих над корпусом с севера. Эту операцию удалось провести без потерь под бронещитом 4-го танкового корпуса генерала Власова, которому пришлось для этого оставить Чуднов. Только за первую неделю кампании мехкорпус Власова, расчленённый Музыченко на отдельные части, потерял 579 танков, сражаясь чаще всего с пехотой и артиллерией противника, а не с его бронетехникой. Самая сильная дивизия корпуса - 32-я танковая дивизия полковника Пушкина – имела 22 июня по штату 375 танков, в том числе 173 танка Т-34 и 49 танков КВ. За неделю войны дивизия потеряла 146 «тридцатьчетвёрок» и 37 КВ. Половина потерь была обусловлена техническими поломками. Лишь каждую десятую из нуждающихся в ремонте машин удалось отправить в ремонт. Остальные пришлось взорвать или сжечь при отступлении. Каждая пятая из оставшейся половины потерянных машин утонула в болотах во время маршей и контрмаршей по пересечённой местности. Потери на поле боя составили таким образом лишь 40% общих потерь. Эти цифры дают представление о боеспособности всего мехкорпуса в ходе боёв за Чуднов и Бердичев. К середине июля, после ожесточенных боёв юго-западнее Киева, постепенно растают и остатки 32-й дивизии: последний танк Т-34 вместе с пятью танками БТ-7 и 11 бронеавтомобилями будут сведены в «танковый батальон» и приданы Киевскому укреплённому району. Таким образом, на долю танкистов 4-го мехкорпуса в первый месяц войны выпала неблагодарная задача латания дыр на многочисленных участках Юго-Западного фронта, где использование одного из наиболее боеспособных бронетанковых соединений Красной Армии служило не решению стратегических задач фронта и кампании в целом, а последней соломинкой в слабых руках командарма Музыченко. Разумеется, ответственность за такое использование мехкорпуса лежала не только и не столько на командарме 6-й армии. Здесь сыграли роль и «нерешительное руководство» Кирпоноса, выводившее из терпения Жукова, и утверждённые в мае самим Жуковым оперативные директивы на ведение войны, основанные на совершенно неадекватной общей оценке оперативных возможностей противника.
Зато временное снятие немцами с передовой танков генерала Хубе развязало руки танкистам Огурцова, соседям Власова справа, и сводная танковая дивизия 15-го мехкорпуса во взаимодействии с бронетехникой свежей 14-й кавалерийской дивизиии, подошедшей с юга, нанесли чувствительный удар по тылам 11-й немецкой танковой дивизии, разгромили её штаб и заперли дивизию в Бердичеве. Фон Клюге спешно подтянул из резерва на выручку 11-й танковой дивизии 60-ю мотодивизию и не без труда стабилизировал положение под Бердичевом. Вечером 9 июля 13-я танковая дивизия немцев ворвалась в Житомир. Казалось бы, сложившаяся на флангах у фон Клюге оперативная обстановка не располагала к развитию инициативы на острие наступления его группы. Но не таков был Гальдер, чтобы учитывать общие соображения, имея на руках сухие выкладки точного расчёта. У русских не было, не должно было быть стратегических резервов, необходимых для того, чтобы всерьёз отобрать у него инициативу! Вечером 10 июля фронтовая разведка Кирпоноса донесла: из Житомира вышла и движется по шоссе на восток, держа курс прямо на Киев, большая колонна немецких танков и бронемашин, численностью не менее дивизии, и на пути у этой колонны до самых пригородов Киева практически нет сил, способных её остановить. Кирпонос плохо спал в эту ночь. Под утро он всё-таки заснул, поручив начальнику штаба собрать на следующий день Военный совет фронта. Ночью в штаб поступило донесение от Музыченко: главные силы 49-го корпуса в порядке отошли на восток и занимают оборону фронтом на северо-запад южнее Бердичева в районе истоков реки Тетерев.
Утром в домике Кирпоноса в Броварах собрался Военный совет. Кроме невыспавшихся и осунувшихся Кирпоноса и Пуркаева в комнате сидели командующий фронтовой авиацией генерал-лейтенант Астахов, командующий фронтовой артиллерией генерал Парсегов, а также Хрущёв, несколько высших штабных офицеров и киевских партийных чиновников. Открывая совет, Кирпонос сказал: «Товарищи, за последние несколько дней положение Юго-Западного фронта значительно ухудшилось»,- после чего сел и жестом пригласил к развёрнутой на стене карте генерала Пуркаева. Начальник штаба фронта также был немногословен: «Танковые и моторизованные войска противника прорвали оборону по реке Случь в районах Новоград-Волынского и Нового Мирополя. 7-й стрелковый корпус и 199-я стрелковая дивизия продолжают сопротивление, будучи окружёнными на линии старых укреплений вдоль берега реки Случь, отвергая все ультиматумы противника и приковывая к себе значительные силы 6-й немецкой армии. Контрудары бронетехникой с севера и с юга, организованные командованием фронта, снизили темп немецкого наступления, помогли значительным силам фронта, оказавшимся в тяжёлой оперативной обстановке, выйти из окружения либо предотвратить угрозу окружения. Однако выбить инициативу из рук фон Рунштедта не удалось. Накануне вечером из Житомира в сторону Киева выступила немецкая танковая колонна. В настоящее время разведкой установлено, что во главе колонны движется 13-я танковая дивизия. Остановить продвижение немецких танков к Киеву было поручено бомбардировочной авиации фронта». Пуркаев пригласил к карте генерала Астахова. Тот коротко доложил последние новости: утром немецкая танковая колонна остановлена в двадцати километрах от пригородов Киева массированными налётами всей бомбардировочной авиации фронта. Противник остановил продвижение, рассредоточив танки в лесополосе по обе стороны шоссе. Тем не менее, далее к западу всё шоссе до самого Житомира занято маршевыми колоннами вражеской бронетехники. Очевидно, следом за 13-й танковой дивизией в сторону Киева выдвигаются и другие танковые и моторизованные подразделения 3-го моторизованного корпуса. Фронтовая авиация делает всё, что может сделать в создавшихся обстоятельствах, однако долго удерживать развитие наступления противника средствами одной авиации не представляется возможным. Слово предоставили генералу Парсегову: ему накануне вечером было поручено развернуть на ближних подступах к Киеву противотанковую артиллерию. Тот доложил о принятых мерах: поперёк шоссе развёрнуты два резервных дивизиона противотанковой артиллерии, а также весь парк и личный состав 1-го Киевского артиллерийского училища. В ближайшие дни на заводах города починят ещё 40 орудий. Однако бронебойных снарядов катастрофически не хватает: стратегический запас истрачен, и теперь всё, что поступает из центра, с колёс уходит в войска. Следом слово взял начальник инженерного управления фронта генерал Ильин-Миткевич. Он доложил о состоянии инженерных сооружений Киевского укреплённого района, на строительстве которых ежедневно трудились 150 000 человек. Первая линия обороны, перед которой остановились немецкие танки, огибала Киев по правому берегу Днепра 55-километровым фронтом, обращённым на запад. Она была оборудована противотанковым рвом с фугасами, минами и замаскированными ловушками; а также валом с эскарпами, проволочными заграждениями, дотами и дзотами с расчищенными секторами огня. На лесных участках все дороги были перегорожены древесными завалами. Во второй полосе обороны, непосредственно в окрестностях города, было приведено в боевую готовность 750 старых дзотов, во всех долговременных огневых точках установили пулемёты, а в некоторых дотах и орудия малого калибра. Сапёрами уже установлены на минных полях 50 тысяч противотанковых и противопехотных мин, ещё столько же предполагается установить в ближайшие дни. На улицах города сооружаются баррикады.
Совет подходил к концу. Через два-три дня ожидалось прибытие с Кавказа двух стрелковых дивизий из резерва Ставки. До тех пор решили обороняться силами гарнизона, строить баррикады на улицах, собирать на поле боя и раздавать ополченцам стрелковое оружие, ускоренными темпами ремонтировать орудия и самолёты, наладить выпуск боеприпасов на предприятиях города.
В этот момент во дворе завыла сирена: немецкая радиоразведка запеленговала штаб фронта в Броварах, и несколько эскадрилий «Юнкерсов» немедленно вылетели его бомбить. Прервав совет, все побежали в укрытия, и лишь полковник Баграмян, сунув под мышку папку с заготовленным донесением в Ставку, побежал через двор в домик узла связи, не прекращавшего свою работу и под бомбёжкой (этого требовали суровые соображения безопасности: противник мог убедиться в точности своих воздушных ударов лишь после прямого попадания авиабомбы в узел связи).
Когда Баграмян входил в комнату, домик содрогнулся от первой бомбы, упавшей во дворе. С потолка посыпалась штукатурка. В свете подпрыгивающих под потолком электрических лампочек несколько телеграфисток продолжали работу, склонившись над аппаратами. Ободрённый этой мирной картиной, полковник подсел к одной из девушек и начал диктовать ей донесение в Москву.