У Андрея Степановича Колобова закончилась последняя операция. Хирург стянул перчатки, вымыл руки и направился в ординаторскую. Он вышел в коридор, вызвал лифт и, что-то насвистывая себе под нос, стал строить в уме планы на вечер. Двери лифта открылись, и перед ним возник заведующий отделением Виталий Сергеевич.
- Андрей Степанович, дорогой, - острый аппендицит выручайте! Музыкантшу прямо с концерта привезли. Колобов глубоко вздохнул, покривил ртом и пошёл готовиться к внеплановой операции.

На следующее утро у дверей 17-го кабинета, где было написано «А.С. Колобов», расхаживал пожилой, солидный мужчина в золотистой оправе и с зачесанными назад поседевшими волосами. Ровно в восемь к кабинету подошел и сам Колобов. Доктор искоса бросил взгляд на незнакомого мужчину, не спеша открыл кожаную барсетку и зазвенел связкой ключей.
- Андрей Степанович доброе утро. Я отец Полины Поклонской, вчера вечером её привезли с приступом аппендицита, - забасил мужчина, нервно теребя галстук.
- Да, да, да помню, - ответил Колобов, собираясь войти в кабинет.
- Андрей Степанович, я хотел бы с вами говорить…
- Пройдемте, пожалуйста, в кабинет, - вежливым тоном сказал Колобов и показал рукой на дверь.

В продолговатом белом кабинете врача было тесно и душно. Колобов распахнул окно, и сразу же игривый апрельский ветерок открыл входную дверь и с шумом сорвал со стола истории болезней пациентов на пол. Колобов провернул ключ в замке, поднял медицинские карты и переставил со стола стакан с холодным кофе на тумбочку.
- Что же мы стоим, в самом деле, - произнес Колобов, предлагая мужчине сесть на маленький кожаный диванчик. Мужчина послушно опустился на диван и быстро вытащил из внутреннего кармана пиджака белый конверт. Колобов, делая вид, что не замечает конверта, не спеша выдвинул стул и сел за рабочий стол.
- Андрей Степано…
- Уберите, уберите, - замахал рукой Колобов, всем своим видом отстраняясь от предлагаемого презента.
- Андрей Степанович, но вы же трудились! Вы, можно сказать, спасли мою дочь. Возьмите, прошу вас! – настаивал мужчина.
Колобов в ответ замотал головой, кашлянул и украдкой поглядел на циферблат своих наручных часов.
- Вы хотели со мной говорить только об этом? – спросил Колобов, роясь правой рукой в ящике письменного стола.
- Не только об этом. Видите ли, доктор, вам, наверно, уже сообщили, что моя дочь – музыкант. Она играет в серьёзном оркестре. Для неё музыка – всё. Вы меня понимаете! Всё!!! Она очень талантлива. Это я вам говорю искренне, как бывший военный дирижёр. Через неделю оркестр улетает в Мюнхен. У неё запланировано сольное выступление. Полина долго ждала этот день. Скажите, доктор, можно ли будет Полине в следующее воскресенье держать смычок в руке? Колобов задумался и вынес приговор:
- Несмотря на то, что перитонита не было, и операция прошла достаточно неплохо, в Германию ей лететь нельзя. Это небезопасно, уверяю вас.
- Я так и знал! Ну что ж, всё, что не делается, всё к лучшему. Вам докторам виднее. А я, кажется, придумал, как отблагодарить вас… Вам нравится классическая музыка?
- Музыка?.. - на мгновение задумался Колобов и затих.
- Я к ней абсолютно равнодушен. Я играю на других инструментах, - продолжил Колобов и улыбнулся.

В один из приятных майских вечеров в Саратовской консерватории, слившись с виолончелью, среди скрипок, альтов, контрабасов и флейт играла худенькая темноглазая брюнетка Полина Поклонская. Она быстро водила смычком, и, казалось, что блёстки на её рукаве, переливающиеся серебряными нитями, тоже чувствуют ритм разливающегося неутомимого оркестра и сверкают музыке в такт.

Среди ценителей классических симфоний и увертюр в первых рядах сидел облаченный в темно-синий костюм и голубую рубашку – хирург Колобов. Рядом с ним, закрыв глаза и чуть покачивая правой кистью руки, сидел отец Полины Леонид Семёнович Поклонский. Наслаждаясь симфонией, отрешённый дирижёр Поклонский давно уже витал в своём мире музыкальных грёз, и, казалось, позабыл решительно обо всём.

Плавная, покойная музыка нравилась Колобову, она уносила его мысли куда-то далеко, в беззаботное детство. Хотелось почему-то забыться и не думать о медицине: об операциях, обходах, интригах и бесконечных дежурствах.
«Как здесь хорошо! Вот бы влюбиться и окунуться в этот омут с головой», - думал он, впиваясь глазами в Полину.

Оркестр вдруг заиграл быстрее, дирижер оживился и затряс своими манжетами всё сильнее и сильнее, при этом изящно выписывая в воздухе ровные полумесяцы тоненькой танцующей палочкой, словно волшебник.
Наступил антракт. Мужчины решили заглянуть в буфет. Колобов заказал себе чашку кофе, Леонид Семенович купил стакан томатного сока и тоненький бутерброд с сыром.
- Ну, Андрей Степанович? Восхитительно? Не правда ли?
- Да, впечатляет. Mirabile futurum. Леонид Семенович, я извиняюсь за бестактность, но не могли бы вы познакомить меня с вашей дочерью? Она мне очень нравится.
- С Полиной! Вы же знакомы?
- Да, но...
- Понимаю, понимаю… Видите ли, доктор, Полина – музыкант, с ней не просто. Я, конечно, могу для вас это устроить. Но моя дочь, предупреждаю вас, девушка с амбициями и к тому же с непростым характером. Да и к тому же её сердце постоянно кто-то хочет покорить.
- Это не беда. Мы тоже не лыком сшиты.
- Хорошо. После выступления она, обычно, выходит ко мне. Вот мы и попробуем…

Кто бы мог подумать, что через два часа по набережной, взявшись за руки, как ни в чём не бывало, будет гулять красивая пара – хирург Колобов и виолончелистка Полина. На вечернюю Волгу с берега падала ровная полоска света желтовато-матовых фонарей. Из ресторанчиков и кафе доносились наезжающие друг на друга звуки музыки. Вдали горел неоновый мост. С реки дул прохладный майский ветерок. Где-то далеко гудел теплоход.
- Давайте прогуляемся до памятника «Влюбленным», - вдруг предложила Полина.
- А почему именно туда?
- Вы совсем не романтик. Там можно загадать желание, и оно сбудется.
- Во как! Пройдёмся.
- Скажите, пожалуйста, вы любите свою работу? – неожиданно спросила Полина.
- Да, это моё призвание. Я с детства мечтал быть врачом.
- И вы не боитесь трупов? - сказала Полина и замигала глазами.
- А что их бояться? Все там будем.
- Я только поэтому и не пошла в медицину. Как только подумаю, что нужно будет резать мертвецов. Тьфу!!
- Патологоанатомы, конечно, не кондитеры, но без них нельзя. Они тоже маленькие винтики в больших мировых часах, - важно констатировал Колобов.
- Ну, ладно не будем о грустном. Расскажите о чем-нибудь приятном…
- Мне сегодня было очень приятно. Я уже тысячу лет не выбирался в культурные места. Вы, наверное, не можете ни секунды без музыки?
- Смешной вы человек, Андрей. Я от неё так устала. Всю жизнь приходится ей заниматься: детство, молодость с балалайкой провожу.
- С балалайкой! - удивился Колобов и посмотрел в темные глаза Полины, в которых отражались светящиеся фонари.
- А что вы так удивляетесь. Многие мне пророчат, что я талант. Давай, Полина, тебя ждет триумф, победа. Знали бы вы, как мне надоела эта музыка. Она у меня в ушах звенит... Меня же никто не спросил, хочу ли я этим ремеслом заниматься всю жизнь. Я дочь дирижёра, и на этом баста…
«Какая капризная девчонка», - подумал Колобов.

Метров двести двигались молча. Подошли к памятнику.
- Ну, вот мы и пришли, - сказала Полина и дотронулась до серебристых лиц влюбленных.
- Здесь хорошо. Давайте постоим здесь молча минуту. Обязательно загадайте желание! Слышите, загадайте!
И Колобов загадал. Его голубой мечтой было дорасти до главного врача больницы. Доктор хотел добиться этой цели любой ценой. Его красный диплом, кандидатская степень, коммуникабельность могли открыть все дороги для достижения поставленной задачи. Оставалось ждать своего часа. И он терпеливо ждал.
- Уже поздно, пойдемте я провожу вас до дома, - предложил Колобов и набросил свой пиджак на плечи девушки.
- Да, скажите, Полина, если это не секрет, кому вы постоянно отправляете сообщения?
- Секрет. Хотите, я расскажу вам, что я загадала… Ааа? По глазам вижу, что хотите.
- Гм… Обычно, желания принято держать при себе, но, если расскажете, мне будет интересно.
- Обещаете, что не будете смеяться! Обещайте!
- Обещаю, - утвердительно сказал Колобов.
- Я, я мечтаю о дорогом, непременно родном немецком футляре для своего инструмента, но достать его не так просто, - сказала Полина и по-детски сложила губки.
- Мне, кажется, это поправимо, хорошие у вас мечты, а, главное, быстро реализуемые, - произнес Колобов и пристально посмотрел в глаза Полины.
Подходя к подъезду, Колобов оглянулся по сторонам и хотел приобнять Полину за талию, и поцеловать. Девушка отстранилась и с возмущением в голосе произнесла:
- Вы мне помогли, Андрей, но это не дает вам никакого права так себя вести!
- Извините, у меня закружилась голова. Оставьте, пожалуйста, ваш номер. Вы ослепительно красивы!
- Приходите завтра вечером, к восьми, к главному входу филармонии. После репетиции увидимся, - сказала Полина и упорхнула к себе.

Колобов закурил, ему не хотелось никуда идти, он сел на лавочку под свешивающейся сиренью и заметил, как на втором этаже загорелся свет. Сквозь лёгкий тюль Колобов разглядел женский силуэт. Это была Полина. Девушка подошла к окну и задернула шторы. Колобов представил, что, должно быть, Полина в этот самый момент расстёгивает молнию, и платье медленно сползает с её красивого молодого тела. Представил, как она распускает волосы и как мягкие локоны падают на бледные плечи.
- Однако, я замечтался, - сказал доктор и встал со скамьи.
Довольный Колобов побрёл домой. Полина вскружила ему голову, на душе было легко и приятно.

У перекрестка с мигающей аварийной сигнализацией он разглядел черную Lada Кalina. Рядом с машиной стоял молодой парень с большим выделяющимся носом. Его длинные волосы прятали лоб, глаза, щеки, но длинный нос предательски торчал и всё портил. Парень почему-то напомнил Колобову сказочного тролля. Доктор уже было собирался пройти мимо и не думать о молодом человеке, похожем на сказочный персонаж, но парень подошел к Колобову и наглым развязанным тоном сказал:
- Дядя, это ты только что Полину провожал?
- Во-первых, я вам не дядя…
- А, во-вторых, слушай меня внимательно, дядя, ещё раз с Полиной увижу, пеняй на себя. Запомни, она моя! Парень быстро сел в машину и с бешеным визгом умчался по дороге.

Следующим вечером без пятнадцати восемь доктор Колобов, как штык, стоял у дверей филармонии. Он держал в руке букет алых роз и часто поглядывал на часы. На золотом циферблате длинная чёрная стрелка медленно подползла к пяти минутам девятого, то и дело мимо доктора проходили молодые таланты, но среди них Полины не наблюдалось. В голове у доктора пронеслась неприятная мысль о розыгрыше. Колобов загрустил и сказал вслух:
- И зачем я поменялся из-за этой девчонки дежурством с Лисицыным.
Только он это произнес, как из тяжёлых дверей филармонии показалось счастливое лицо Полины. В руке она несла потрёпанный коричневый футляр с виолончелью и улыбалась. Колобов поправил причёску и направился к Полине.
- Пришли! Надо же! – с радостью в голосе произнесла девушка.
- Ну да, - сказал Колобов и протянул букет.
- Спасибо за цветы, но знайте, розы я не люблю.
- И что же вы предпочитаете?
- Не скажу. Должны будете сами узнать.
- Во как!
«Да она стервочка», - подумал доктор.
Колобов взял у Полины из рук футляр, и они пошли к набережной.
- Мы опять будем шататься по набережной, - сказала Полина и засмеялась.
- Гм… Что значит шататься? Я вообще-то хотел пригласить вас в ресторан.
- О… Это уже интересно. Я согласна.

У набережной на утёсе разместился приятный ресторан «Zeppelin». Молодые люди направились к входу в ресторан. Учтивый швейцар встретил с улыбкой посетителей и деликатно поинтересовался, что в футляре.
- Там инструмент, - ответила Полина.
- Сдайте его в гардероб, - предложил швейцар и расплылся в улыбке.

Колобов заказал себе фаршированные голубцы и бутылку белого полусладкого вина марки «Liebfraumilch», а Полина захотела клубничный коктейль и летний салат. В ресторане играла живая музыка. Наголо бритый мужчина, чем-то напоминающий Котовского, исполнял песни из репертуара Михаила Шафутинского. Было уютно и мило.
- Мне здесь нравится. Только поют фальшиво, - сказала Полина и принялась за коктейль.
- Мне тоже, - отозвался Колобов. Скажите, Полина, а кто он, ваш знакомый, носатый парень с длинной стрижкой?
- Вы знаете Фридриха! – удивилась Полина.
- Нет, я с ним не знаком. Он просто вчера сообщил, что имеет большие виды на вас.
- Не слушайте болтовню этого молокососа. Он мечтает жениться на мне. Но ему надо сначала подрасти.
- А почему у него такое странное имя.
- Фридрих – это прозвище. Он флейтист. Гордится, что король Пруссии Фридрих Великий был выдающимся флейтистом. Всем об этом рассказывает. Вот его и окрестили коллеги в оркестре Фридрихом. Очень противный субъект. Сын богатеньких родителей. Следует за мной по пятам, как тень.
- Скажите Полина, а вы бы смогли сыграть здесь для меня? - неожиданно спросил доктор.
- Как это будет выглядеть! Я не играю в таких злачных местах. Это мои принципы.
- Принципы мне понятны, но вы будете играть для меня, а не за деньги. Я прошу вас, сыграйте.
- Ну, если вы договоритесь с администрацией ресторана, то пожалуй… - протянула Полина.

Довольный Колобов встал из-за стола и исчез. Минут через пятнадцать он появился с футляром.
- Разрешили. Вы можете спокойно играть.
Полина открыла футляр и извлекла инструмент. Минут пять она готовилась. Потом провела по струнам смычком и рассмеялась.
- Первый раз в жизни играю в ресторане. Мне начинает это нравиться. Что играть?
- Что-нибудь нежное, ласковое.
- Тогда я сыграю пятую симфонию Фредерика Шопена «Нежность».
- Да, отличный вариант, - поддержал Колобов и замялся.

Полилась музыка. За соседними столиками оторвались от еды, перестали жевать и внимательно стали вслушиваться в игру Полины. Колобов закрыл глаза и задумался: «По-моему, я влюбился».
Когда Полина закончила играть, все захлопали. На столе в двух вытянутых бокалах молодых поджидало прохладное вино. Колобов пододвинул бокал к Полине и дрожащим голосом сказал:
- Будьте моей женой! Давайте выпьем за это. Прошу вас.
- Ничего себе вечерок. Нет, на это я пойти не могу, мне надо посоветоваться с шефом, с Михал Иванычем, - произнесла Полина и расхохоталась. Она смеялась так долго, что на её глазах даже заблестели слезы.
- Не смешно, - сквозь зубы прохрипел Колобов, вытащил из кармана пачку «Мarlboro» и вышел.

На крыльце ресторана он нервно закурил и спустился по ступенькам вниз. Неожиданно перед доктором мелькнул знакомый нос Фридриха. Колобов захотел отстраниться от неприятного фигуранта и встал спиной. Доктор почувствовал, что к нему приближаются. Колобов развернулся, и что-то тяжёлое, как пушечное ядро, ударило доктору в глаз. Это был увесистый кулак музыканта. Удар был очень сильный, а, главное, неожиданный. У Колобова потемнело в глазах, и он свалился на землю.
- Это тебе за Полину, - ядовито высказал Фридрих.
Потом он выругался нецензурной бранью и, увидев в дверях ресторана Полину, стал убегать. Испуганная Полина подбежала к уже сидящему на земле доктору и, обняв его за плечо, стала промокать платком рассечённую бровь, с которой тоненькой красной ленточкой струилась кровь.

На следующее утро доктора Колобова было не узнать. Синяк достиг неимоверных размеров и предательски отливал богатой сине-фиолетовой гаммой красок. В больницу он, конечно же, не вышел и остался дома. Днем Колобову позвонил главврач, сообщив, что он всё знает и дружески предложил финансовую помощь. Колобов вежливо поблагодарил начальника, но от помощи отказался. «Зачем вчера вызвали скорую!» - сказал Колобов вслух и бросил в стену мобильник.
- Андрюша, расскажи ты нам старикам начистоту, что всё-таки случилось? - сказала мать, услышав грохот разлетающегося телефона.
- Всё в порядке, ма… Иди к себе, это по работе… Все нормально, - мягким тоном произнес Колобов, вставляя вылетевший аккумулятор в телефон.

Собранный телефон сразу зазвонил. Колобов ответил.
- Как ваше самочувствие, это отец Полины. Всё нормально? - спросил ласково-слащавый бас.
- Нормально, - выдавив из себя, ответил Колобов.
- Спешу вам сообщить, что ваш обидчик наказан, его выгнали из филармонии и …
- Простите, я занят, - сказал Колобов и сбросил вызов.

Минут через десять на мобильник пришло сообщение. Колобов потянулся к телефону и прочитал: «Поправляйтесь скорее. Я не выдержала и выпросила ваш номер у отца. Я согласна быть вашей женой. Полина».
Колобов не написал ничего в ответ. Полина звонила в течение дня два раза, но трубку никто не поднял.

Через две недели Колобов вышел на работу. Коллеги были в курсе любовных похождений хирурга, но делали вид, что ничего не знают. Как-то после очередной операции Колобов направлялся к себе в кабинет. У дверей кабинета, скрестив руки на груди, стояла старая знакомая доктора Колобова – Полина Поклонская и нежно улыбалась. Колобов бросил на неё взгляд и, ничего не сказав, прошел в кабинет, закрыв за собой дверь. Так продолжалось несколько дней. Как-то днем Колобов опять столкнулся в больничном коридоре с Полиной. Девушка уже было открыла уста, чтобы сообщить Колобову нечто важное. Она набрала воздух в легкие и приготовилась говорить.
- Прекратите сюда шастать, здесь больница, а не проходной двор, - заорал врач на весь коридор и затопал ногами. Медсёстры, развозящие обед, переглянулись и захихикали. Больше Полину никто в больнице не видел.

В конце августа хирурга Колобова как перспективного молодого специалиста главврач больницы направил на стажировку в одну крупную германскую клинику. За границей у Колобова было много работы, он смог получить ценный опыт, на практике познакомился с особенностями немецкой хирургии. Он с энтузиазмом трудился и делал, как говорили иностранные коллеги, большие успехи. В карьере у него всё складывалось как нельзя лучше, но в личной жизни доктор терпел полное фиаско. За прошедшие месяцы Колобов все-таки вспоминал Полину, пытался закрутить отношения и с другими женщинами, но ничего путного не выходило, почему-то всё время тянуло к ней. Все поползновения создать прочную семью быстро рассыпались, словно карточный дом. Колобова даже познакомили с дочерью влиятельного профессора – преподавателя местного медицинского института, но и тут их роману не суждено было продержаться. Колобов не смог заставить себя жениться ради карьеры.

В середине октября Колобов вернулся домой. Помимо личных вещей, чемоданов и прочей поклажи, доктор привез настоящий немецкий футляр для виолончели. Футляр был сиреневого цвета, очень красивый из стекловолокна, известной в музыкальном мире фирмы «Jakob Winter». Дома, вспоминая Полину, доктор часто крутил футляр в руках, открывал его и нюхал.
«Она растает, когда увидит это», - с услаждением думал он.
И вот в воскресенье, в один из дождливых октябрьских дней, Колобов, провалявшись полдня в постели, встал, принял ванну, отобедал, взял футляр и пошел к Полине. «Какой хороший, дождливый день, - думал Колобов, - Полина непременно будет дома. И тогда…»
- Андрюша, ты забыл зонт, - крикнула мать, спускающему по ступенькам сыну.
Но Колобов не захотел вернуться, веря в плохую примету, он обернул футляр плащом, а сам в одном костюме, перепрыгивая лужи и стараясь не заляпаться в грязи, с переполняющим чувством радости пробирался дворами до знакомого дома любимой девушки. Через полчаса Колобов подошел к подъезду Полины. На втором этаже в комнате Полины горел свет. Колобов взбежал по ступенькам, развернул плащ, достал футляр и, прижав его к груди, позвонил. За дверью послышались легкие шаги. У Колобова защемило сердце. Дверь открылась, и на доктора уставились сквозь увеличивающие очки два больших глаза отца Полины. Леонид Семёнович снял очки, запахнул потуже полосатый халат и восторженно произнес:
- Здравствуйте Андрей Степанович! Рад вас видеть. Заходите.
- Здравствуйте Леонид Семёнович. Полина дома?
- Ох уж, мне эта Полина, - вздохнул отец.
- Да вы, не стойте, заходите.
- Полины нет?
- Нет.
- А когда будет?
- Не знаю, дорогой Андрей Степанович. У нас всё полетело вверх дном. Полина бросила консерваторию и уехала в Москву.
- Одна?
- Если бы одна, с Георгием.
- С Георгием? - удивился доктор.
- С Фридрихом этим, будь он неладен. Снимают там квартиру, играют в каком-то кабаке.
- Вот такие дела. Карьере конец.
У Колобова потемнело в глазах, и его закачало.
- Андрей Степанович, прошу вас, заходите! Но, что же вы стоите в дверях.
- Простите, мне пора, - прошептал доктор.
- Может, что-нибудь передать Полине? Вы ведь не просто так приходили, - с тревогой в голосе спросил отец.
- Да, не говорите, что я был у вас, - покачиваясь, попросил доктор.

Ноги понесли Колобова к набережной. Дождь усилился и не хотел, видимо, замолкать. Колобов уже не прятался от дождя, он бежал, наступая на лужи, не разбирая тротуаров, то попадая в грязь, то сминая ногами рыжие липкие листья. Весь мокрый с болтающимся в руке футляром он подошел к реке.
На набережной ветер особенно разошелся. Стеклянная бутылка каталась по набережной восьмерками и ни на минуту не останавливалась. Волга на тон серее, чем небо, пузырилась от капель дождя и, как всегда, молчала. Низко кружила одинокая чайка.

Колобов с минуту смотрел на воду, размахнулся и с силой швырнул футляр в реку. Раздался легкий шлепок, и футляр, преспокойно покачиваясь на волнах, стал медленно отплывать. Колобов зарыдал. Не обращая внимания на непогоду, опьяненный горькой любовью, Колобов оперся обеими руками на каменное ограждение, застонал и долго не мог отвести взгляда от удаляющегося футляра, превратившегося вскоре в маленькую, едва заметную точку.


16 июля 2012 года.