Прислужник приурочивал притчу. Прислужник потел – притча провоцировала психоз. Политически правильная, притча пахла палёным. Прокуратура помалкивала, призадумавшись… Память прислужника покраснела.
-«помалкивай, провизор»,- подумал прихвостень (помнивший прошлую профессию) – продолжая прятаться под покровом пошлости.
Продолжение процесса потребовало пищи. Прислужник пошел покупать пряники.
Путь прислужника перешёл пьяный публицист.
-«привет, парень»,- прорычал пьяница,- «помои печатаешь?»
Прислужник побледнел, пристыжённый. Публицист, плюнув, побрёл прочь, покачиваясь.
-«правда, правда»- печально подумал прислужник – «помои…»
-«политическая проституция – противное поприще», - пел прислужник песнь покаяния. Плакал прислужник, поминая пламенные порывы подросткового периода. Постоянная проповедь приоритетов пошлости принесла противоречивые плоды – прислужника поймала паранойя.
Побежал прислужник по проспекту, пригибаясь – пропастью показался проспект. Покружился по площади – преисподней пахнула площадь. Помчался, поминутно падая, под путепровод – притаился, подвывая, прислужник. Прогремел последний пригородный поезд.
-«Подмога!»- приободрился помешанный, похохатывая. Подмигнул пустоте – прыгнул пружиной. Попал под поезд. Помирая, подумал, - «Победа!» Погиб покаявшийся прислужник…
Похороны прошли путано. Прокуратура подчищала протоколы, пожимал плечами провокатор, плакал профессор – по провизору плакал…
Партия прислужника принесла плюшевое полотнище. Последний посетитель, покидая пантеон, поднял полотняный пакет. Прочитал, поражённый:
«Приговор прислужнику - последняя притча последнего прихвостня».
Придя домой, прочёл печальную повесть, подумал. Помянул прислужника, поплакал. Порвал произведение – пришёл приятный покой…