Луна нам освещает тайну ночи.
День канул вновь
в начало всех начал.
Ни тьмы, ни света:
Вот примета.


Запахи леса мешают Волку уснуть, мешают капли с ветвей, постоянное шуршание дождика. Лес пропитанный влагой склоняет к дремотному оцепенению не преходящему в сон-забытье. Волк отлично знает что врёт, не причём этот вечный, скоро осенний, да почти уж осенний дождик, грибной запах и размокшие сосновые колючки. Раздражение глухо затаённое создаёт пустой желудок. От него какая-то общая пустота, ноги сами собой вздрагивают, подтверждая своё существование, уже удивляясь ему.
За сомкнутым молодым ельником - там шуршат мыши, наглые, запасающие. Острый-острый слух молчит, чуткий-чуткий нюх говорит, ветер боковой, хотя так себе ветерок - общее всесветное движение воздуха - едва холодит нос.
Вставать, идти обходить ельник? - Волка пронзило раздражение, тягость труда. Мыши пищат: бесит-бесит. Вздохнул. Получился ни вздох, ни фырканье, а прерывный всхлип. Волк разозлился на себя и задержал дыхание. Его голод прошёл стадию поиска, охоты и чавканья без охоты и чавканья. Теперь представить себя в засаде казалось нелепым и заранее мучительным.
Волк встал. Этот щемящий пустой лес - он видится насквозь: деревья, дождь, сырость, шорохи-запахи. Всё просветно. Всё стоит не то покинуто, не то так и было. Взгляд Волка проник сквозь скалы и дальше, но пусто-пусто, лес и лес. Наверно, дальше кончался дождь, кончались деревья, тянулась и тянулась пустота.
Куда пойти, если здесь твоя душа перестала быть. Отсюда ветры разнесут весть о твоей кончине. Отсюда под землю от стыда уйдут твои силы. Отсюда к небу останется ничего, а только вой-твой-вой.
У-уу-у! Ву-Ву-у! - песня страшная скушная, осточертелая. Смертный вой в голове - звон, в горле - только хрип. Плачет Волк, да ветер слёзы сушит. Смеяться нет сил.
Равнодушно находясь среди снегов тело, а душа полетела ветром-облаком. Но небесные часы бьют только сон, забытьё не смерть. Белыми снежными хлопьями осела погода на шерсть. Снег не тает, глаз закрыт, но шуба волчья хранит тепло в доме. Дом пуст, но пока. Сейчас душа вернётся, не всё ей носиться пустоватой-беловатой над долиной белой.
Ветрела позёмка по земле. У-уу! - ещё из дали начинает позёмка к ночи. У, как боятся свиньи всего такого. Мёрзнут голой кожицей на ветру. Страшаться.

СНОВА

Подвиги Серого Волка теперь кажутся смешными на фоне этого леса, этой охоты, этого одиночества. Волк чувствовал, если пойдёт охотится, снова наестся земли с кровью. Теперь ни лечь, ни пойти Волк не решался. Состояние - только выть. Но если начать выть, это конец. Это вслед за всеми уйти из леса. А где они теперь? Они сгинули в этом сумасшествии. Волк качнулся на ногах и лёг, свернулся калачиком. Уснул.
Историческая охота началась раннего утра следующего дня. Резко похолодало, стало снежное состояние воздуха, чистое продувало лес ровным шумом, Вода с ветвей упала на землю, земля подсохла.
На высоком холме селение Голых Свиней-Поросят. Их жилища просты, едва прикрывают от холода. Сейчас везде лёг снег. Буря, в этом году такая ранняя, совсем улеглась. Белым-бело, далеким-далеко. Всё пространство на «запад солнца» ровное до края. Светилось ясное небо, тучи убывали потихонечку.
В выгодном для охоты положении лежит Серый Волк и ждёт, когда три поросёнка, крошечные, совсем дети, приблизятся достаточно. Эти трое худые, облезлые и ужасно пахли. Так что у Волка мутилась голова и дрожал живот. Давно можно их схватить, убежать не успеют. Глаза-зорки, Ноги-волки.
Вдруг Волк изогнулся, вскочив. Ему стало очень больно в животе, противно на душе. Поросята выпустили струю страха из-под хвоста и молча начали уросить. Волк, шатаясь, побрёл-побрёл-побрёл куда-то, захлёбываясь желудочной рвотой, и упал неподалёку. Душа его разорвалась от лютости, причинив вред телу.
Давно Серого Волка звали Хорсом, или Хортом, а поросята, вбежавшие в селение с простуженным визгом и пятачком забитым соплями, кричали: Горд! Горд! - и пахли.
Горд лежал у основания холма, уткнувшись мордой в снег. Толи отходил, толи уже умер, толи опасно отдыхал. Поросюхи с ребятами уже убегали с холма.



Дрожь перешла с морды на всё тело. Усилилась. Стала сильно заметной. Дрожь прошла. Как и тело и природа успокоилась. Деревья в пасмурном воздухе. Стоит, переболев первыми буранами лес. Прежний.
Быстрая осень, лютая зима. Холода начались, не кончаясь. Тянутся и тянутся мёрзлые дни, смертельно холодные ночи. Как тяжело жить свиньям. Ещё никто не умер. А может, умрут все сразу. Тяжелей зимы не было. Холод и голод с первого снега.
Больше ничего не известно о душе Горда. Он лежит на вершине Свиного Холма. Он не двигается. Лишь ветер трогает шерсть, шевелит подшёрсток. Глаза волка щурятся и слезятся от морозного ветра.
В какой-то момент, с восходом тусклого дня, Горд встаёт и царапает холодными лапами мёрзлую землю. Это продолжается долго. Начала появляться нора - более серьёзное укрытие от мороза, ветра и снега. Свиньи-детки и мамы уже почти все могут забиться в эту нору, надышав душного и вонючего тепла, вполне жить.



Хорошее настроение улетучивается легко. Свиньи не совершают столь долгих переходов. В лесу весна вообще не дала о себе знать. Неведомая сила волчьего голоса, ведущая свиной народец уже многие дни не иссякла. Но всё в свиньях преисполнилось усталого страха и сомнения. Терзаясь между силой и слабостью духа, тела поросячьи совсем изнурились. И никуда бы это воинство не дошло бы, не согревайся их души гордостью.
Новые времена! - вот что наполняло трепетным тщеславием сердца путешественников. Провести несколько дней и ночей в Лесу, - это Новые времена!
Огонь тщеславия ярок, но едва тёпл. Наконец, настал день, когда дальше свиньи идти не могли. Весна оказалась совсем призрачной: ночная стужа и холодное солнце днём. Всё на холме было лучше, а сейчас нас ведут на убой, как раз Волку до лета хватит…
Вскользь-вскользь, свинки замечали вокруг изменения. Лес поднимался в гору и, вот, расступился. Вчера пройдена граница, стало светлее. Они уже прошли две поляны, в центре которых росли дубы. В конце этого дня Горд и свиньи разом остановились. Они от усталости, а он, потому что и путь закончился.
Начались Волчьи Увалы. Горы пронизанные просторными и пустыми логовами, богати поросшие дубом и буком. Зимой этот лес бывал светел. А летом широкие кроны деревьев накапливали тёмные сумерки и тёплые туманы. Где-то далеко Увалы заканчивались невысокой кругло-покатой горой, на вершине её стоял бор золотых сосен, невесть как залетевших сюда в эти широколиственные леса, возможно после пожаров.
Все свиньи попадали в снег, а Волк стоял. Припоминал, как пол года назад валялся где-то неподалёку в заросшей густым ельником лощине, и придумывал себе плохое самочувствие. Потом Волк пошёл к ближайшему дубу и раскопал не очень глубокий весенний льдистый снег. Ему повезло: среди снежной крупы лежали с десяток крупных желудей. Волк поднял голову и медленно поворотился к свиньям. Подошли три поросёнка.
В его пасти свинское слово жёлуди прозвучало как «хелюти», да и «хе» слилось с хрипом и бульканьем его страшной глотки. Так что поросята услышали только «люти». Они знали как правильно, однако за Гордом и всем этим лесом закрепилось имя «лютый», то есть желудёвый, а за свиньями закрепилось имя «люди».

На следующий день солнце взошло тёплое. Снег увлажнился. С юга долетел тёплый ветер. Началось таяние. Жёлуди творили волшебство. Съев по одному орешку, свиньи чувствовали прилив сил и радости. Детишки перестали сопливить. Поросята смотрелись себе вепрями и бросали на поросюх свирепые взгляды. Поросюхи навстречу становились нежнее. У кого болели зубы - перестали болеть. В общем, жёлуди творили волшебство.
Благодарно прошёл первый день, первый год, первые тридцать лет. Свиньи расплодились и утвердились характером. А Волк сидит в самом тёмном и глубоком логове. Не выходит, не ест, пьёт воду из подземного ручья. Невидимая чистая вода, рождаясь из земли и уходя куда-то в землю даровала силу, здоровье и бессмертие. Гостили у Горда только три поросёнка. Они тоже пили из невидимой реки, в прочем в ней отражался свет волчьих глаз.
О, благословенные времена! Не забыто, не испорчено, а хранится в памяти вечно! Счастье, могущество, добрый приплод! О, плодородные времена! Наши рыльца испачканы плодоносной грязью! О, любимые три поросёнка! О, обильные жёлуди! О, благородство Горда!
Быстрее-быстрее непогода. Сколько лет где ты была? На севере заметалась в пустоте? А здесь, сутки за днями, днями со скукой годы прошли? Быстрее выходи Волк. Непогода…
Как тридцать лет назад снег выпал в начале сентября. И даже не выпал, а был выброшен бурей на ещё золотые леса. Закрывши землю толсто, снег не стаял, а стал до зимы. Свиньи спрятали себя в норы, бродячие замёрзли. Через два дня морозов снег пошёл снова и шёл три дня. Логова окончательно закрылись. Начались голод и смерть. Свиное стадо перевалившее к тому времени за тысячу голов уснуло под землёй и умерло. В живых осталось не больше сотни. В эту зиму Волк впервые покинул своё подземелье.
Они ушли на гору соснового бора. Обосновались там. Стали звать себя «Борьками». Имя «люди» произносили с отвращением. На лютые места озлобились и, однако, с тех пор и приучились хоронить умерших и закапывать их в землю.

ХОРОМБОР И МОРГОГРОБ

Давно ли недавно это было? Много ли времени стекло с тех пор? Далеко в глубь не видно. Часто отнесёшься за день - думаешь что год. Думаешь века, минуты, секунды, тысячелетия… И вот, появляется то, чего ты не ожидал от своего прошлого.
Свиноволки - свиньи телом, волки душой. В нашем прошлом был Хоромбор. Предок городов. Светлый храм золотых сосен. Храм Бор, Храмборг, Громборг… Ну и что?
Когда Горд и верная сотня свиней стояли у подножия Золотого холма, они снова были рады. По бугристым стволам пробегали зеленоватые тени. Ветер, солнце и весь мир пели хором в малахитовой хвое соснового бора. Видимо, приближалось лето. Здесь подпирается небо, такая в этом лесу была прочность. Этой весной свиньи поселились в сосновом бору, назвали его Хоромбором, себя борцами, или просто Борьками, стали ходить на задних лапах, передними держались за стволы вековечных деревьев.
Уже вечер. Расскажи Волк, что такое охота? Мы хотим хотеть, хотим ловить. Мы хотим быть. Как Ты. С Тобою. Нам кажется, охота - это борьба с собою. Нам мало искать, подбирать. Нам хочется стать Тобою.
Так свиньи-собиратели превратились в свиней-охотников и рыболовов. Сначала не всегда, потом чаще, больше мяса, крови, костей, кожи зверей, баранов, козлов, лисиц, даже птиц, даже свиней. Дерзкие Свиноволки, тело свиней, а охота волчья. Тесно стало в Хоромборе, потеснили Горда. А кто уйдёт жить в лес? Кто станет не Хоромборцем?
В ночь, по уснувшим страстям, Серый Волк ушёл. С ним три поросёнка и добрая сотня свиней. Не взяли никаких припасов.
Луна. Светлое божество беглецов! Неужели ночные путники заслужили себе-света, себе-бога? Волк завыл на луну. Всё пространство закрывает тяжкий протяжный звук. Открывает к сердцу страх, заставляет прятаться в домах. От низин, где воет Волк, до горы, где Хоромбор, завоёвано время у ночи, стынет сердца стук. Крепчает вой, как жгучий ночной мороз. Волк не спал. В безветренной тиши соединялся он со скрипом тех вершин, что водят погоды.
Однако небо закрылось дымкою, потом тучами, а потом из Чёрной Пасти пошёл снег во множестве крупных хлопьев. Опустилась на землю целая снежная буря, холодная и влажная, с зимними громами.
Была середина зимы, не время гроз. Единственная молния воткнулась в Хоромбор, как в живую душу. Вскоре пожар на вершине горы боролся с тяжелым снеговым объятьем, прорывался сполохами через серую крутящую муть падающих снегов, порывался крикнуть, но глох в собственном чаду и в снежинках, снежинках, снежинках. Едва успев сгореть, Хоромбор стал засыпаться и за три дня бури исчез навсегда.
Был снег, воющий ветер, ненастье-буря, упорное недовольство погоды, а кончилось всё - вот, пожалуйста, засияло солнышко. Прошло сто лет…
Воля! Свинская воля! Приходят тебе концы! Меняем природу на поле с весны!
С точки зрения историка, начало земледелия - это и есть начало стен Моргогроба.
Прошло сто лет… Зеленеют поля гороха, высятся городские стены. Город Моргогроб! В нём свиньи живут победно! Полезные времена. Волк не ест, не пьёт, ждёт, когда счастье пройдёт.
Таяние снегов. Льды отступают, гибель уходит на север. Половодье. Маленькая речушка вышла из берегов. Славно стоят стены Моргогроба, пал первый круг стен. Погибли козы и овцы, так недавно приручённые. Пали вторые стены Моргогроба, погибли запасы гороха, так долго ращённые. Пали третьи стены Моргогроба: закружил водоворот Волка и свиней, хороших пловцов, выбросил на гору Хоромбор, древнее пепелище. Чудо чудес! В погибшей золе горят золота вечные угли! Куски солнечного света! Горячее золото - тайна народов!
На сухих и обширных весенних проталинах, среди запахов прошлогодней травы и отсырелой земли три поросёнка развели огонь на вершине горы.. Пучок травок вспыхнул приложенный к горячему золоту, запахло дымком, захотелось домой, обратно, всё проведать. Решили уговорить Волка отправится на Свиной Холм, через Логова. А пока сидели и с непривычки тёрли глаза, впервые пропахивались дымком.
Двинулись свиньи старыми тропами, будто земля им голова. Земля не голова, в памяти не хранит, замывает, зарастает, хоронит. Двигнулись! Привольное лето! Разноголосица птах, шелест живых листьев. Айда, бесстрашные свиньи! Уродил вас Моргогроб, поёте вы о Хоромборе, ничегошеньки не помните о Логовах.
Чем дальше шли, светлее становились леса. Освобождалось место игре красок и теней. Поляны цветочные, травы сочные нежные. Ни тебе работы на горохах, ни тебе землю таскать на стены моргогробские, ни возни с козлами да баранами. Отпуск! Не все спаслись, да не мало уцелело.
Логова. Столько лет прошло никто не поселился. Тёмные лазы уложены костьми. Здесь и малые черепушки и всякие. Тихо вокруг. Самый полдень. Зверьё прогретое летним зноем отдыхает. Ж-Ж-Ж, - лишь мухи лениво развлекаются. Свиньи стали лазать, бродить, осматриваться.
К подземной реке, источнику жизни, отправились почти все. Теснились-теснились, пока свод пещеры, подмытый водами, не завалил выход. Остались лишь Горд, три поросёнка и верная сотня свиней. А остальные? Погибли? Или, о них говорят, будто всё ещё живут там, вокруг источника бессмертия.


ДВИЖЕНИЕ ХОЛОДА


Свиной Холм стоял совсем как прежде. Только на вершине, где Волк когда-то рыл нору для свиней, там бесчисленные дни и воды расточили пески и образовали ложбину, хорошо поросшую кустарником. Протянувшись до основания холма, она дала влагу и приютила чёрную ольху, берёзу и черёмуху. Там же открылся ключ очень чистой питьевой воды.
А так, над Холмом всё так же носились быстрые и медленные облака, стал ближе и приветливее лес. Везде на запад лежала без края равнина, самая благоприятная для занятий земледелием.
Быстро за эти тридцать лет свиньи обустроили землю. Горд тоже за эти тридцать лет переменился. Память, шальная вещунья, всё возвращает. Волк лежит на вершине холма, ветер шевелит его седую шерсть, время в его голове движется вспять. И вот, заворчало брюхо волчье. Сдвинулись пищеварительные соки. Голод- утробный гул.
С тем вернулись и холода. Ледники стронулись со своих северных морей и приблизились к Свиному Холму. Как в ту первую зиму. Ледники перехватили в пути и направили к степям Северную волчью стаю.
К тому времени свиньи бесчисленно умножились, построили три города, грелись огнём и ели варёную пищу. Три крепости и огонь - это сила, но сначала на краю неба показались серые снеговые тучи, ясное морозное небо скрылось, и пошёл редкий снег. Хлопья медленно кружились, потом ветер усилился, похолодел, и мягкий снег превратился в сечу. Вместе с непогодою пришла Белая стая.
В кои-то веки соберёшься покончить со всем и всеми. Волк стоял на вершине холма, смотрел на приближающуюся непогоду. Там на северо-западе двигалась его родня. Давно сбежавшие родичи шли покончить с его именем, его имением, его властью, его великой бессмысленной жизнью. Свиньи, так долго хранимые его волей и умом, готовились дать отпор. По такому снегу бегство не только затруднительно, но невозможно. Была ли у Стаи разведка, или ветром судьбою гналась она прямо на свиные города. Скорее всего Стая хотела пройти в Логова, а Свиной Холм стоял на пути.
Свиньи притащили сушняк, развалили кое-где старые деревенские постройки, запаслись топливом в избытке. Волк участия в приготовлениях не принимал. Он снова погрузился в сон-забытиё, так свойственное волкам во время бессмысленных с их точки зрения сражений, неразберихи. С другой стороны, после дух сот лет одиночества, мысль о встрече с подобными себе вселяла тошноту и тяжесть внутрь голодного желудка. Нет, никогда Горд не отдаст свиней на чужое и позорное съедение. Или съест их сам, или погибнет в схватке со стаей.
Разложив горячее золото, навалив на него сушняк, три поросёнка запалили огромный костёр на самой вершине холма. На Горда Напахнуло жаром. С одной стороны продувал морозный снежный ветер, с другой прогревал огонь.
Два города уже вступили в бой. Послышался вой, визг. Запахло палёной шерстью, кровью, навозом и другими обыкновенными запахами войны. Стая осела назад, ещё не ожесточилась, но насыщалась стойкими защитниками городов. Стая ела. Снег почти прекратился, воздух носил какую-то ледяную крупу.. Два города пали. Немногие выжившие бежали к Большому городу, их вид ужаснул всех.
В это время Серого Волка мутило отвращение. Лучше умереть среди свиней, чем жить среди своих. Обвалявшись в куче горящего золота, Горд загорелся грозной молнией и кинулся на Стаю огромный и пылающий, воющий и скорбящий, отчаянный и злобный. В ужасе бежали белые волки, беспощадно преследовал их Серый Волк. С холма видели, как стремительно удалялась огненная молния и скрылась во тьме.
Ещё горели костры и дома, ещё визжали где-то в ночи недорезанные свиньи, снег совсем утих, и даже ветер перестал. Тишина вокруг и тревога. Свиньи стоят и ждут. Сгорел ли Серый Волк? Погиб ли? Вернётся ли стая жрать?
Время проходило, и неизвестность продолжалась. Послали за ранеными. Бессильно вглядывались в пустоту, бессильно вслушивались, бессильно внюхивались: ночь, тьма, тишина, морозный воздух, гарь, кровь…
Горд скрылся на западе, и вдруг! - на востоке посветлело небо. По чистому и голубому вдруг понёсся большой огненный шар. Смотрите - это Он! Он гонит их по небу! Горд гонит Белую стаю и громит её, не зная отдыха, усталости и смерти. Не все в это поверили, но с приходом дня наступило небольшое облегчение.
К полудню, после долгих сомнений свиньи решили покинуть опасное и родное место. На общем сборе все поссорились и решили разделиться. Самые преданные Волку отправились на север себя погубить. Они не могли видеть, как Горд умирает на небе. Самые осторожные решили двинуться на восток. Они не верили в сказки об Огненном Волке и, на всякий случай, пошли в сторону обратную. Самые смелые и решительные собрались на помощь Горду и пошли на запад, по заметаемым и стаявшим к лету следам. Большинство же, распевая гимн: «До Волка солнце было холодным…» побрело на юг. Туда где светлей, туда где теплей, где Горд несётся над самой головой и никогда не знает усталости.