В середине июля, приняв последний экзамен у себя в институте, я приехал в гости к моему давнишнему школьному другу Мишке Писаренко. Приехал я ни куда-нибудь, а в саму Ялту. Писаренко лет десять назад бросил здесь якорь и зажил, а это он умел делать, на южных склонах Крыма с шиком, по-барски, припеваючи.

В сезон, как правило, Писаренко сдавал жильё, занимался частным извозом, делал ремонты. Одним словом, зарабатывал себе на жизнь как мог и это у него хорошо получалось.

Из последних серьёзных достижений Писаренко было приобретение новенькой прогулочной яхты. Судно было куплено с расчётом, оно приносило немалую прибыль в бюджет. На яхте осуществлялись прогулки в открытое море. Нужно заметить, что подобные прогулки стоили немалых денег, и далеко не всем туристам доводилось любоваться Ялтой с открытого моря. Всё это я узнавал из интернет-переписки, которую мы эпизодически вели между собой. Но не всегда Писаренко был порядочным и честным малым. Увы, были и тёмные пятна в его непростой биографии, о которых так не любил вспоминать мой школьный друг.

Я завидовал Писаренко и от этого за десять лет ни разу не побывал у него в гостях. Всё, за что бы не брался Писаренко, сходило ему с рук и всегда получалось как по маслу. Но ни житие в Ялте, ни дом и яхта так шевелили мою зависть, а что–то более серьёзное.

Когда мы жили в Харькове в студенческие годы, я и Писаренко влюбились в одну девушку по имени Лариса. Она училась в нашем институте на курс младше, на педагогическом факультете. Первым обратил внимание на девушку я. Лариса тогда всем своим видом походила на красивую дорогую куклу. Это была настоящая Мальвина, мечта многих парней. Я и пригласил её на танцы. Она попросила меня взять с собой друга, сославшись на то, что ей неудобно идти одной, и она будет с подружкой. И я, глупец, взял Писаренко.

Через год Лариса родила ребёнка от Писаренко. Годы прошли, но я ничего не забыл. Писаренко всегда пользовался успехом у женщин. Лариса выбрала его, что можно было сделать с этим?

Чтобы прокормить семью, Писаренко бросил учёбу, а это было в начале девяностых, занялся «честным бизнесом», да таким, что ему пришлось покинуть родной Харьков и даже какое-то время скрываться от людских глаз. Но, как и обычно, как с гуся вода, отошли со временем все невзгоды и проблемы от семьи Писаренко. Он приумножил капитал, преспокойно радовался жизнью, обнимал любимую жену и взирал с собственной яхты сквозь подзорную трубу на крымские просторы.

Сказать честно, я ехал в Ялту только затем, чтобы еще раз посмотреть на Ларису. Писаренко в глубине души до конца не простил. Я на дух не переносил его сложный характер. Конечно, внешне мы были друзьями, но это только внешне. Его материальные успехи размывались моими достижениями на научном фронте. К тому же Писаренко никогда не был интеллигентом.
Я вышел из поезда и сразу же заметил довольную загорелую физиономию Писаренко. Выглядел он хорошо, солидно. Одетый в белое поло и шорты, в тёмных очках, с какими-то громадными модными часами на левом запястье, Писаренко всем своим видом походил на зажиточного, важного, достопочтенного господина. Мы обнялись.

- Сажин, я тебя застрелю, ты шо так долго не приезжал! – радостно вскричал Писаренко. Мне оставалось только лишь улыбнуться в ответ.
Всю дорогу до дома Писаренко без устали хвалил Ялту, звал к себе и часто повторял, что найдёт мне здесь богатую невесту. Я спокойно слушал безобидную приятельскую болтовню, смотрел на голубое небо, зеленые холмы и думал о Ларисе. Путь от Симферополя до Ялты оказался довольно долгим и, признаться, утомил меня после поезда.

- Ну, вот мы и приехали, - сказал Писаренко, выходя из своего «Мерседеса».
Я посмотрел на дом и обомлел. Никогда бы в жизни не подумал, что это мог быть дом Писаренко.
- Да, это не дом, а дворец, - сказал я, не на шутку удивляясь.
- Да, шалашик, - улыбаясь, ответил он.

Мы зашли во двор. Везде царил уют, чувствовалось присутствие женских рук. Аккуратность и чистота сразу бросались в глаза.
- Жена, встречай гостя, - закричал Писаренко.
Я проглотил в горле ком, увидев Ларису. Прошло время, но годы, как это порой бывает в жизни, сделали её ещё краше. Выглядела она свежей, счастливой, моложе своих лет. Лариса мило улыбнулась и быстро спустилась по винтовой лестнице к нам.
- Стёпа! Не верю своим глазам, ты совсем не изменился,- сказала она, дружески обнимая меня.
- Всё меняется. А ты похорошела, - отозвался я, чувствуя, как по моему телу пробежала лёгкая дрожь.

Меня усадили ужинать: я отведал холодной окрошки, выпил за встречу рюмочку коньяку и принялся отвечать на вопросы. Рассказал о жизни в Харькове, поведал о родителях, обошёл вопрос о личной жизни. Лариса долго расспрашивала о моей работе в институте, я машинально отвечал и не мог понять, как можно было упустить такую женщину, как она.

Когда тем для разговоров почти не осталось, мне показали комнату, в которой я собирался пожить с неделю. Комната была большая, чистая, со всеми удобствами. Я разделся, включил кондиционер, прилёг на кровать и сразу уснул.

Рано утром меня разбудил солнечный луч, который, ворвавшись в комнату, шалил, щекоча моё лицо. Я открыл глаза, посмотрел на настенные часы. Было восемь утра. Отвернувшись от луча, я собирался ещё подремать, как в дверь постучали. Зашёл Писаренко.
- Сажин, хватит дрыхнуть! Забыл наш уговор. Вставай, всё готово, едем! – сказал он, широко улыбаясь.

А через час друзья уже стояли на пирсе. Ряд прогулочных яхт, тесно прижавшись друг к другу, отдыхали у причала. Пахло сыростью и канатом.
- Найдёшь мою? - спросил меня Писаренко.

Я внимательней стал оглядывать яхты. Все они чем-то внешне были схожи между собой.
- Мишка, герой, - сказал я. - Как же я отыщу твою бригантину?!
- А ты посмотри внимательнее на названия.
Я сразу понял подсказку. И тут же нашёл Мишкину шхуну. На красивой белоснежной яхте блестящими золотыми буквами горело название, которое больно кольнуло моё раненное сердце.
- Ну шо, оценил?! Моя Лариса! - с торжеством в голосе заметил Писаренко. - Кстати, научная душа, как переводится название на русский? Знаешь?
- Знаю, - сказал я и посмотрел на кружившую надо мной чайку.

Тем временем из кубрика яхты показался заспанный загорелый парнишка лет восемнадцати. Он протер кулаками глаза и выпрыгнул из судна к нам.
- Давно ты Коляна не видел? Мой шкипер! - сказал Писаренко и потрепал сына за выгоревшие жёлтые волосы. Я поздоровался.
- Колюнька, ты иди домой, отдохни. Мы только завтра будем. Отшвартуй пока нас.

Яхта медленно отплывала от причала, а Николай, скрестив руки на груди, смотрел нам вслед и долго ещё блестел своими солнцезащитными очками.

- Каковы планы, капитан? - бодро сказал я.
- Планы просты, я тебя для начала купать повезу. Выкупаемся, а потом к берегу погребём ставриду ловить.

Я, счастливый, прошёл на корму, присел и стал смотреть на Ялту. Мы удалялись, горы же, напротив, вытягивались и поднимались, показывая всю свою мощь и величие. На горах, местами одетых в зелёную мохнатую шубу, можно было разглядывать картины, как на пушистых облаках. Я всматривался и видел лицо улыбающейся женщины, летящих орлов, гигантский кувшин. Море же, цвета купороса, почему-то хотелось вычерпать до самого дна. Было спокойно и приятно. На яхте тихо играла какая-то инструментальная музыка. Я замечтался, расслабился и уже не жалел, что отправился в плавание. Единственно, что меня ещё удручало и не давало полностью раскрепоститься – это мысль о Ларисе, которой не было рядом.

Я также был готов морально и к морской качке, потому старался не придавать ей особого значения. Правда, сначала немного мутило и подташнивало, но это быстро прошло.

Я осторожно прокрался к Писаренко и спросил:
- Капитан, когда будет остановка?
- Скоро, когда дойдём до нейтральных вод. Иди, сядь на бак.
- На бак? - удивился я.
- Иди на нос, - почти приказал Писаренко.

Я пробрался на нос яхты, сел и, уцепившись за канаты, стал смотреть на разрезающиеся волны. Писаренко расправил оба паруса и прибавил ходу. Яхту стало подбрасывать, брызг стало больше и, откровенно говоря, стало страшно, казалось, что каждая новая волна может скинуть меня за борт. Я с трудом оглянулся на раскрасневшегося Писаренко, тот откровенно хохотал и поддавал жару. Мне быстрее захотелось покинуть нос судна, но встать на ноги не получилось, да и к тому же нельзя было показывать виду, что я испугался. Минут через сорок мои мучения кончились.

Яхта вскоре сбавила скорость и остановилась. Я подошёл к Писаренко и спросил:
- Зачем ты так?
- Ах, научная твоя душа, так новичков испытывают. Не сердись, давай лучше выпьем.
- Не хочу, - сказал я и сел на полосатый диванчик.
- Ну, не дуйся, - сказал он и прыгнул в кубрик.

Я взглянул на воду, она красиво переливалась изумрудными цветами и манила к себе. Из кают–компании Писаренко вынес большую иностранную бутылку, пластиковые стаканчики и пару баночек c кока-колой.
- Друг мой, давай выпьем рому! Прошу тебя!
- А почему именно ром? - удивился я.
- Ну, чему вас там, растяп, в Харькове учат? Во–первых, не забывай золотое правило яхтсменов - никогда не быть трезвым. Это за рулём нельзя пить. Здесь же, наоборот, для снятия стресса надо вмазать. Разумеешь?! Это море. Во-вторых, ром - напиток настоящих моряков! Мы выпили по стакану. Ром оказался крепким напитком, чем-то похожим на коньяк.
Я посмотрел на блестящее море, счастливого Писаренко с висящей на шее трубой, оглядел солидную мачту и, опустив свой взор, стал разглядывать этикетку на бутылке с ромом. На ней серебрилось название - «Havana Club». Море, яхта и ром так изменили моё сознание, что я, поддавшись инфантильным чувствам, ощущал себя настоящим юнгой на пиратском корабле.
С моря шёл лёгкий бриз. Яхта стала в дрейф, спокойно покачиваясь на волнах.
- По второй? - предложил Писаренко, наполняя стаканы ромом.
Мы чокнулись. Писаренко вдруг стал вспоминать детство, друзей, учёбу в институте. Он много говорил, подливая в стаканы ром, я облокотился на диванчик, закрыл глаза и отдался сладостным чувствам. Моё лицо поглаживал ласковый ветерок, пахло морем, по телу бежали приятные мурашки. Я был словно в раю.

Вдруг в воздухе неожиданно прогремел страшный вопрос, от которого я сразу поднялся, и у меня загорелись щёки и зашевелились волосы на голове.
- Скажи, Сажин, ты любишь мою жену?
Я в недоумении опустил глаза и не смог вымолвить ни слова. Меня затрясло.
- Ладно, не отвечай, любого другого пополам бы переломал за жену. Ты мой кореш, всё путём. Понимаешь, Сажин, ты - неудачник. Тебе там, в твоём институте, никогда никто правды не скажет. Ты будешь всю жизнь изучать и догадываться, какого цвета были панталоны у Наполеона, а оно тебе надо? Ты посмотри трезво на жизнь! Ты посмотри на мою красавицу яхту, мой дом, да даже на мою одежду взгляни. Ведь у меня одни шорты стоят твои две зарплаты.
Я поднял глаза и внимательней посмотрел на одежду Писаренко.
- Да, Сажин, это Paul & Shark - модная, дорогая одежда. Никогда бы Лариса не была счастлива с тобой. Чего ты добился в жизни, скажи? До сих пор паришься с родителями в маленькой квартирке. Ходишь в рубашонке десятилетней давности. А, Сажин? Что скажешь?
- Зачем ты затеял этот разговор? - тихо спросил я.
- Поплыли назад, я уезжаю.

Писаренко рассмеялся и, передразнивая, проговорил:
- Посмотрите-ка на него: я уезжаю... Куда?
Писаренко захохотал. Затем он встал, быстро стянул с себя поло и шорты и, расправляя свои волосатые плечи, приготовился к купанию.
- «Йо–хо-хо и бутылка рому!» - закричал пьяный капитан и прыгнул за борт.
Я поднялся с диванчика и меня сразу закачало. Я вспомнил из какой-то книги про моряков, что от рома опьянение наступает своеобразно. Можно спокойно сидеть пить ром, вести задушевные беседы, но стоит только встать и тогда… Меня шатало из стороны в сторону. Настроение испортилось, уже ничего не хотелось, и я решил хитростью, не раздражая Мишку, мягко уговорить его вернуться к берегу, чтобы немедленно уехать домой.

Писаренко метров на сто отплыл от судна и позвал меня. Я осторожно спустился по верёвочной лестнице и тихонько поплыл к нему. Море блестело гребешками и слепило глаза. Вода была до того чистой и приятной, что на время хотелось побыть дельфином. Я подгреб, как ни в чём не бывало, к Писаренко.
- Кра-сота! - сказал он, выплевывая попавшую воду из рта.
- Да, - ответил я.
Писаренко приблизился ко мне, схватил меня за руку и стал сильно сжимать её. Я вырвал руку.
- Мишка, - закричал я. - Ты чего!
Писаренко захохотал, схватил меня за плечи и стал хулиганить. Я очень испугался, оказавшись полностью в воде. Вырвавшись, я выругался.

Вдруг ни с того ни с сего Писаренко дико заорал и поплыл к яхте. Я повернул голову и застыл. На мгновение показалось, что мир замер. На яхте упал кливер, маленький парус, и она довольно быстро поплыла. Капитан упустил шхуну, это было очевидно. Проплыв метров двадцать, Писаренко остановился и неистово закричал. Яхта спокойно уходила в нейтральные воды, помахивая нам на прощание украинским флагом.

У меня заколотилось сердце. Слёзы выступили на лице. Писаренко с большими глазами подплыл ко мне.
- Как я мог, - сказал он.
- Не бойся, Стёп, сейчас день, здесь много кораблей. Выберемся.
Берег тоненькой тёмной лентой виднелся вдали, на нас смотрело голубое небо и, как мне тогда показалось, посматривали уже и ангелы.

Мы были примерно в двадцати километрах от суши. Виднеющийся берег немного успокаивал мои нервы, но доплыть до него было крайне сложно – это я хорошо понимал. Шок понемногу проходил, необходимо было быстро принимать решение – плыть к берегу, либо оставаться и ждать, когда фортуна улыбнётся нам.

Мы решили потихоньку двигаться к берегу. Примерно проплыв с километр, чтобы сэкономить силы, легли на спину. Волны то и дело попадали в нос, отдыхать было сложно, мучил страх. Мы находились в таком квадрате, где не бывает теплоходов, рыбацких шхун, где редко встретишь яхты. Теплилась надежда на большие корабли, но увидят ли нас с них, было большим вопросом.

- К вечеру доплывём, - сказал Писаренко. - Как ты?
- Нормально, какая здесь глубина?
- Метров сто. Самое главное сейчас не падать духом, вода тёплая, потихоньку дотянем.
- «Поплыли!» - скомандовал капитан.

Вдалеке появился огромный сухогруз. Мы обрадовались, закричали и принялись махать руками. Нас, конечно же, никто не услышал. Корабль, а вместе с ним и жизнь, спокойно проплыли мимо нас.
- Не трать силы! - попросил Писаренко.
Мы плыли то брассом, то на спине. Я смотрел на солнце, на чистейшее голубое небо и ронял солёные слезы в солёное море. Вся жизнь вдруг предстала предо мной. Казалось, что ты муха, по воле Провидения попавшая в кисель, и скоро умрешь. Сделали очередную остановку. Писаренко посмотрел на часы.
- Три часа, - сказал он.
Я посмотрел на берег, и мне показалось, что мы ни чуточки, ни на йоту не приблизились. Я развернулся. Вдали, разрывая моё сердце, тонкой палочкой ещё виднелась беспризорная яхта «Лариса».

Море колыхалось под нами, звенело в ушах, и мы, на время превратившись в морских звёзд, замерев, тихо молились Создателю. Несколько часов мы усердно плыли на спине. Начинало смеркаться. Берег был ближе, но силы иссякали, очень хотелось есть и пить. Превозмогая себя, отведали морской воды. За все время плавания нам больше не попалось ни одно судно.
Писаренко стал часто останавливаться, плыл только на спине и не разговаривал.
- Миша, силы есть? - спросил я.
Писаренко, тяжело дыша, ответил:
- До берега ещё далеко, поплывем на расстоянии друг от друга, чтобы нас было лучше видно. Ты плыви впереди. Я за тобой. Сажин, прости меня за всё, Лариску береги! Помни, Сажин, я её очень люблю!
- Мишка, ты чего?
- Вперёд, Сажин, вперёд!

И я поплыл. Я сразу понял, почему Писаренко отправил меня плыть вперед. Мой друг чувствовал, что скоро утонет, и, чтобы не затащить меня с собой на дно, он великодушно отпустил меня. Иногда я оборачивался, чтобы посмотреть на Писаренко. Он тяжело, медленно тянулся за мной, весь красный, как рак. Наступил вечер, а вместе с этим стало ещё страшней и мрачней на море. В очередной раз обернувшись, я уже не увидел своего друга. Сил уже не было, потому я даже не стал подплывать к тому месту, где ещё недавно виднелась его голова. Стало жутко. Оказаться одному в ночном море было выше моих сил. Я стал готовиться к смерти. Я понимал, что в какой-то момент наступит потеря сознания, и всё кончится. Но я из последних сил плыл на спине. Засыпая, я проваливался пару раз на мгновение под воду, меня рвало от попадающей в рот соли. Я пробуждался, и кошмар продолжался дальше.

Единственная ниточка, которая вселяла в меня надежду, была мысль о любимой женщине. Яхта «Лариса» ушла, но Лариса, которую я любил всю жизнь, осталась. И я плыл к своей мечте.

Ночью стало прохладней, я уже видел мигающие огни, слышал музыку, но плыть дальше уже не мог. Я качался на волнах и шептал перед смертью одно лишь заветное слово…

…Неожиданно что-то укололо мою, сморщенную от долгого пребывания в воде, ногу. Я обомлел – это была большая, по всей видимости, кедровая коряга. Ствол хорошо держался на воде, и я за него ухватился. Стало чуточку легче. Я мысленно поблагодарил Создателя за Его промысл обо мне и всю ночь не выпускал корягу из рук. Так я дотянул до рассвета.
Словно в тумане, я, наконец, близко увидел берег, крыши пансионатов, столпившихся людей. Все они в красивых одеждах стояли на берегу, смотрели на меня и пели песни, а в середине стояла во всём белом Лариса, улыбалась мне и махала рукой…

06.08.2012