Глава 204.




Рассвет 22 июня 1942 года застал лидер эсминцев "Ташкент" на севастопольских фарватерах.

Море было совершенно спокойно. В предрассветных сумерках у подсвеченного лимонным золотом края горизонта поверхность его отливала маслянистым блеском. Лениво пенилась вдоль бортов разрезаемая форштевнем и опадающая тяжёлыми пластами у обводов полубака вода. Капитан Ерошенко и штурман Еремеев стояли на крыле мостика и вдыхали полной грудью свежий морской воздух.

После нескольких часов стоянки под разгрузкой и погрузкой в бухте Камышевая морской воздух казался особенно чистым и свежим. Бухта эта, а вернее бухточка, довольно далеко отстояла от города, едва различимого на горизонте под зловещим багровым заревом, в котором смешивались пламя пожаров, сполохи артиллерийских залпов и взрывов, фейерверки разноцветных огненных трасс, чертящих небо во всех направлениях.

В качестве импровизированного причала служила железная баржа, у которой мог ошвартоваться один корабль. Второй корабль - это был эсминец "Безупречный" - ждал своей очереди, стоя на якоре неподалёку. Пока по деревянному мостику велась выгрузка снарядов, в которой принимали участие и сибиряки 142-й отдельной стрелковой бригады, прибывшие на "Ташкенте" морем из Новороссийска, капитан Ерошенко смотрел в бинокль на город и не узнавал его: так страшно изменился Севастополь за три недели. На холме Владимирского собора, усыпальницы русских адмиралов, не осталось ни одного здания, всё превратилось в одну груду развалин. И только зелёный массив Исторического бульвара, увенчанный круглым зданием панорамы, выглядел нетронутым. Генерал Манштейн и барон Рихтгофен договорились по возможности уберечь панораму от артналётов и бомбёжки, чтобы осмотреть знаменитый шедевр исторической живописи и сфотографироваться на его фоне после победоносного завершения штурма.

Разгрузившись за два с половиной часа и приняв на борт 2 000 раненых, "Ташкент" задним ходом прошёл в нескольких метрах от "Безупречного", и капитан Буряк, стоявший, как и капитан Ерошенко, на крыле мостика, пожелал товарищу счастливого плавания. На верхней палубе "Безупречного" теснились ещё 400 сибиряков с несколькими полевыми пушками и зенитками.

Благополучно проследовав по узкому фарватеру среди подводных скал, "Ташкент" вышел на внешний рейд, развернулся и, набирая ход, двинулся в обратный рейс к Новороссийску.

На мостик поднялся старший помощник капитана.

- Над мысом Феолент замечен немецкий самолёт-разведчик. Если вызовет "Хейнкели", будет плохо. При такой скученности раненых на верхней палубе один осколок будет поражать десятерых.

На корабле уже знали, что барон Рихтгофен со своими пикирующими "Юнкерсами" покинул Крым, и только это позволило морякам заполнить под завязку пассажирами всю верхнюю палубу. В Крыму у Манштейна остались "Хейнкели" и "Мессершмитты" его армейской авиации. Но и это были опасные противники, способные доставить много неприятностей как морякам, так и их пассажирам.

- А ведь сегодня 22 июня. Уже целый год воюем, - заметил, помолчав, штурман.
- Не такая уж это приятная годовщина, чтобы лишний раз о ней вспоминать. Во всяком случае сейчас. Может быть, когда-нибудь потом, после войны.
- Если живы будем. А что касается бомбёжки, то, зная Манштейна, рискну предсказать, что нам сегодня она не грозит. Манштейн никогда не распыляет силы, вот и сейчас наверняка сосредоточит воздушные удары на "Безупречном" и на причальной барже.

На этот раз всё обошлось: немецкая авиация была с раннего утра занята сухопутными целями в Севастополе и налётами на порт в Новороссийске, и "Ташкент" с "Безупречным" без повреждений вернулись из рейда. После короткого отдыха приступили к погрузке, несколько раз прерывавшейся сиреной воздушной тревоги.

24 июня в четыре часа дня "Ташкент" вышел из Новороссийска с 1000 человек пехоты на верхней палубе и грузом боеприпасов. Несколькими часами раньше с шестьюстами человек на палубе и грузом боеприпасов из Новороссийска вышел эсминец "Безупречный". График выхода кораблей был составлен таким образом, чтобы "Ташкент", имеющий максимум хода 40 узлов, догнал эсминец, развивающий не более 34 узлов, в том месте, где истребители сопровождения должны будут повернуть к Новороссийску, предоставив оба корабля защите их собственной зенитной артиллерии.

Стоя на мостике, старший помощник капитана внимательно рассматривал в бинокль нечто, привлекшее его внимание на верхней палубе. Затем он осторожно толкнул командира локтем в бок и передал ему бинокль, направленный в нужном направлении. В окулярах бинокля Ерошенко увидел красивую девушку в гимнастёрке, пилотке и солдатских сапогах. Сидя на кожухе вентилятора, девушка - вероятно, медсестра - смотрела на море, не обращая никакого внимания на совершающих вокруг неё манёвры краснофлотцев. Быть может, она впервые в жизни оказалась в открытом море, и теперь была всецело поглощена зрелищем этого величия и покоя. Во всяком случае, вся поза девушки выражала глубокий покой и полную отрешённость от происходящего на палубе.

Капитан Ерошенко авторитетно откашлялся и возвратил бинокль старпому.

- Давайте - ка, Иван Иванович, пока всё тихо, сигнал на ужин.

В это время зенитчики открыли огонь: в небе появился немецкий самолёт-разведчик. Его отогнали шрапнелью и вызвали по радио истребители прикрытия. Эскадрилья истребителей МИГ-3, покачав крыльями над палубой "Ташкента", промчалась в направлении "Безупречного", мачты которого уже маячили впереди на горизонте.

Прошло несколько минут, и со стороны крымских аэродромов показались "Хейнкели". Разделившись на две группы, они атаковали оба корабля. Над "Безупречным" закрутились в воздушном бою МИГи с "Мессершмиттами". Другую группу встретила шрапнелью четвёртая башня "Ташкента". При стрельбе её орудия издавали своеобразные звуки, за которые моряки окрестили четвёртую башню "башней смеха". Над "Безупречным" МИГи сбили "Хейнкель". Оставляя в небе густой шлейф дыма, бомбардировщик рухнул в море. Пехота на палубе "Ташкента" закричала "ура". Ещё два "Хейнкеля", угодив в шрапнельное облако "башни смеха", задымили, выбились из строя и повернули назад, в направлении крымских аэродромов.
Остальные открыли бомбовые люки на большой высоте, и бомбы упали далеко в море, не причинив кораблям никаких повреждений.

"Ташкент" на полном ходу обогнал эсминец и ушёл вперёд, а истребители сопровождения развернулись, покачали крыльями и вскоре скрылись за горизонтом на востоке.

Остаток пути отряду предстояло проделать без сопровождения. Так уже не раз было прежде, и для моряков это не составляло проблемы, но теперь, когда на верхней палубе теснилась пехота, воздушный налёт мог привести к большим неприятностям.

- "Хейнкели" возвращаются, - предупредил старпом, который теперь направлял бинокль исключительно в небо.

И вновь бомбардировщики разделились на две группы. На этот раз немецкие пилоты не боялись истребителей и шли на высоте 1000 метров, не обращая внимания на зенитный огонь. Самолёты приближались слишком быстро, чтобы зенитчики успели корректировать заградительный огонь. Капитан встал к штурвалу и выполнил противосамолётный манёвр, круто развернув корабль навстречу противнику. "Хейнкели" открыли бомбовые люки и, промчавшись над палубой, ушли на бреющем полёте, а море вокруг "Ташкента" забурлило от посыпавшихся в воду бомб. Палубу, надстройки, мостик обдало душем водяных брызг, а затем корабль, выполняя ещё раз противосамолётный манёвр, срезал бортом не успевший опасть водяной столб. Стена воды, рухнув на мостик, на время оглушила и ослепила капитана и старпома. Они не увидели, как рухнул в море "Хейнкель", сбитый снарядом, выпущенным из пушки-автомата. Отряхнувшись, капитан развернул корабль навстречу следующей эскадрилье, заходящей на бомбёжку. Зенитная башня, пушки-автоматы и армейские зенитки подняли оглушительный треск. Не обращая внимания на пальбу, немецкие пилоты шли прямо на цель и, сделав упреждение на ход, открыли бомбовые люки и сбросили подвешенные к крыльям негабаритные тяжёлые бомбы. Ерошенко круто развернул корабль влево, и бомбы легли в стороне. Ещё один "Хейнкель" задымил. Отбомбившись, самолёты улетели, быстро растаяв в темнеющем небе: солнце погрузилось в море, и только зарево заката багровело над горизонтом, и поверхность спокойного моря блестела в этом зареве маслянистым блеском.

Уже в густых сумерках оставили справа по борту Ялту. Смутно белели в окулярах биноклей капитана и старпома корпуса санаториев, где отдыхала теперь румынская кавалерия.

Мыс Феолент встал прямо по курсу чёрной стеной на фоне высыпавших звёзд. Темнота скрадывала расстояние. Казалось, что корабль вот-вот налетит на скалы. Штурман прильнул к пеленгатору.

- Катер справа без хода!
- Катер слева! Дал ход.

Доклады сигнальщиков прозвучали одновременно. Итальянские катера подстерегали корабль возле ориентира с выключенными моторами.

Прогремели выстрелы носовых башен. Следом открыли огонь пушки-автоматы, развёрнутые зенитчиками против морской цели.

- На катере взрыв!

Капитан Ерошенко и без доклада сигнальщика видел, что катер, стоявший справа, запылал, а катер, давший ход слева, вышел из боя и растаял в темноте. "Ташкент" полным ходом приближался к Херсонесу, когда из темноты по курсу, словно огромная вспугнутая птица, взмыл самолёт-торпедоносец. "Ташкент" едва не протаранил его сидящим на воде. Столкновение самолёта с мостиком казалось неминуемым. В последнюю секунду итальянский пилот отвернул в сторону. Вслед самолёту грянули выстрелы. Промахнуться было невозможно. Самолёт плюхнулся в воду и вскоре остался где-то позади.

- Какой-то сумасшедший торпедоносец, - сказал Ерошенко, вытирая носовым платком пот со лба. - И торпед не сбросил, и сам подставился.

На Инкерманском створе корабль сбавил ход. Ориентируясь по тёмной башне Херсонесского маяка и по едва видимым мерцающим синим огонькам створных знаков, штурман уверенно прошёл мимо подводных скал в маленькую бухту.

Причальная баржа сильно осела на воде, полузатопленная прямым попаданием снаряда. Моряки ошвартовались. Через баржу перекинули деревянный мостик на берег. Там уже скопились в ожидании погрузки сотни носилок и более тысячи ходячих раненых. Поодаль стояли грузовики в ожидании снарядов. Над городом багровело всё то же зарево. Так же чертили небо разноцветные трассы. Едва смолк шум застопоренных моторов, стала слышна и канонада. На этот раз звуки её были громче. Линия фронта приблизилась к городу.

Выкатив на берег по мостику свои пушки, сибиряки помогли морякам выгрузить снаряды. С берега понесли носилки с тяжёлыми ранеными. В кают-компании хирурги немедленно приступили к операциям. Ходячие терпеливо стояли на берегу молчаливой стеной, не обращая внимания на водяные столбы от залетающих в бухту шальных снарядов.

Наконец второй помощник капитана объявил в мегафон общую посадку. Людской поток хлынул по мостику на корабль и быстро заполнил и кубрики, и переходы, и верхнюю палубу.

- Посадка окончена! Остальных возьмёт второй корабль! - прокричал в мегафон второй помощник.

- Боцманской команде отдать швартовы!

Как и в прошлый рейс, "Ташкент" задним ходом прошёл в нескольких метрах от борта "Безупречного". Капитан Буряк стоял на крыле мостика. Ерошенко узнал в темноте его плечистую фигуру.

- Как у вас дела?

- Несколько раненых, в остальном порядок.

- Не задерживайся, Пётр Максимович!

- Счастливого плаванья!

Это был последний разговор капитана Ерошенко с капитаном Буряком.