ОБЩЕЛИТ.COM - ПРОЗА
Международная русскоязычная литературная сеть: поэзия, проза, критика, литературоведение. Проза.
Поиск по сайту прозы: 
Авторы Произведения Отзывы ЛитФорум Конкурсы Моя страница Книжная лавка Помощь О сайте прозы
Для зарегистрированных пользователей
логин:
пароль:
тип:
регистрация забыли пароль

 

Анонсы
    StihoPhone.ru



Хэхуа

Автор:
Автор оригинала:
Марина Некрасова 3
Мы вставали рано, море еще нежилось в пухе тумана, а игривое солнце пряталось за крышами соседних домов. Мы завтракали при синеватом свете лампочки в столовой и пешком, чтобы не громыхать лифтом, спускались с верхнего этажа дома, где снимали тогда квартиру.

Дом стоял на окраине города, ведущая к нему улица круто брала в гору. Молодые китайцы, возившие почту в наш квартал, одолевали подъем медленно, привставали на педали и ехали широкими зигзагами, а чаще просто шли и катили рядом с собой велосипеды, навьюченные газетами. Первое время ходить в гору было тяжеловато, но скоро мы привыкли к подъему на нашей улице, а потом и вовсе перестали замечать его крутизну.

Улица вела к озеру. Она полукругом тянулась вдоль его берега, и на ней ровными рядами росли ухоженные деревья – неизвестные нам и похожие на забайкальские тополя большими округлыми листьями и серыми, с черной рябью, стволами. Мы шли вдоль озера, а солнце карабкалось вверх и радостно выглядывало из-за нашего дома. Оно грело нам спины и серебрило улицу, а похожие на тополя деревья послушно опускали в воду черные тени.

Дальше дорога поворачивала к городу, и там, где она разлучалась с тихим озером, было любимое наше место. Летом мы часто приходили сюда, чтобы поплавать. Вода в озере была теплой и мягкой, а дно – пахучим, илистым, с крупными покатыми камнями. Здесь было глубоко, и мы могли нырять, не боясь удариться о камни.

- Нельзя купаться в этом озере, - однажды, еще весной, заявила Линь – хорошенькая девчонка, переводчица, которая нашла для нас квартиру в этом районе.

Она долго силилась ответить, почему, но объяснение у нее никак не выходило, наверное, ей трудно было выразить что-то по-русски. Линь была смешливой и кокетливой девушкой, кажется, я немного ей нравился, уж очень охотно она болтала со мной и улыбалась, дыша беспечным своим весельем. Вот и тогда Линь кокетничала, то наиграно пожимая острыми плечиками, то звонко хохоча и опуская голову, отчего симпатичное ее личико терялось в прядях густых черных волос. Мы подсказывали Линь разные подходящие слова, но она все мотала головой и смеялась, а потом, наконец, проговорила:
- В этом озере можно тонуть влюбленные девушки.

Мы купались в озере все лето. Мы ныряли в теплую воду с массивных каменных перил, которыми был огражден берег на нашем любимом месте. Это было ни с чем несравнимое удовольствие: отрывать ступни от надежного гладкого камня, лететь, кожей ощущая ласковый воздух, с нечаянным замиранием сердца падать вниз, а потом, скользнув сквозь темную толщу воды почти до самой кашицы бурого дна, прогнувшись, всплывать к свету. Я неплохо плавал, за лето научил плавать и тебя, но к осени вода в маленьком озере стала холодной, мы перестали купаться в нем и ходили плавать на море.

Дальним берегом, куда с улицы вела узкая песчаная тропка, озеро плотно прижималось к лесу. Тот берег мы прозвали рыбацким. Не случалось и дня, чтобы к озеру не наведался кто-то из рыбаков. Обычно на лесистом берегу их собиралось много, рыбаки приезжали туда на велосипедах, прислоняли их к стволам деревьев, вынимали из сумок складные стулья, неспешно разбирали снасти, нанизывали на крючки приманку и закидывали в воду удочки с тонкими высокими поплавками на леске. А потом основательно и надолго усаживались на низкие стульчики, укрывшись от жаркого солнца зонтами или шляпами.

Мы знали одного из рыбаков. Мы познакомились с ним летом, запомнили в его длинном имени один только слог – Ван, и он разрешил нам звать его просто Ваном. Наш приятель тоже жил неподалеку и почти каждый день, если только не было сильного ветра или дождя, рыбачил на озере. Ван был уже не молод, высокого, не свойственного местным южанам, роста, и лицо его было необычным для китайца – вытянутое, с крупным прямым носом и очень ясными, подвижными глазами. Когда мы впервые повстречали Вана на озере, он наживлял на крючки ломтики ананаса и фруктовых конфет, и после не раз мы все вместе смеялись над этим, вспоминая нашу первую встречу и то, как, коверкая слова, мы пытались рассказать ему про русских рыбаков и про нашу рыбалку на бурных забайкальских речках.

Потом мы научили Вана рыбачить на червяка, мы часто проводили на рыбацком берегу выходные, и тогда Ван охотно уступал нам свою удочку и с ребячливой гордостью показывал новые снасти, которые то и дело где-то доставал. Иногда он приходил на рыбалку с женой – худенькой, молчаливой китаянкой с робкими печальными глазами. Мы ни разу не слышали, чтобы она говорила, все только преданно смотрела, приподняв лицо, на своего высокого мужа или приветливо улыбалась нам, и эта улыбка выглядела немножко чужой рядом с печальными ее глазами.

Часто со своего балкона мы видели, как Ван и его жена скармливали свой улов кошкам из подвала соседнего с нашим дома. Эти китайцы были простыми и добрыми людьми. Нам нравились и они, и кошки – рыжая, черная и белая - бесхвостая, с разноцветными - синим и зеленым, глазами. Нам нравилось жить здесь, на окраине большого города, и каждый день, отправляясь на поиски работы, идти мимо озера и высматривать на том берегу Вана. Если утром мы замечали его среди рыбаков, то считали это добрым знаком и с особым пылом махали нашему приятелю руками, а Ван улыбался и тоже махал нам в ответ.

Пришла осень, денег оставалось мало, а работы у меня все не было. Мы блуждали по городу целыми днями, с нашей улицы сворачивали на другую, за ней на третью, а потом все они становились похожими и сливались в одну – шумную, людную, с громоздкими автобусами и юркими мотоциклами на дорогах, с бескрайней рябью лавок и магазинов, кафе, ресторанов, мастерских, контор, ярких рекламных щитов и ровно стриженых газонов.

Только утром удавалось застать этот город тихим, пройтись по нему мимо спящих на скамейках бродяг, мимо торговцев завтраками и их тележек, доверху полных бисквитами, пампушками с мясом, вареными яйцами и теплым молоком в бумажных стаканчиках, невольно замедляя шаг у этих тележек или обходя загорелых босоногих уборщиков в круглых желтых шляпах, скребущих тротуар широкими плоскими метлами или поливающих его водой из цветных пластиковых ведер.

Мы дорожили этим кротким часом. Но непоседливое солнце быстро взбиралось так высоко, что даже злые серые небоскребы не могли больше мешать его дневной работе. Город наполнялся людьми. Хозяйки несли с рынков овощи и пучки свежей зелени, потные крестьяне снимали с бамбуковых коромысел тяжелые соломенные корзины с бананами и ставили их в тенистых переулках, жующие на ходу студенты соскакивали с подножек автобусов, отпирались двери, поднимались жалюзи, - город просыпался.

К полудню жар становился невыносимым. Мы покупали лапшу или рис в квадратных белых коробках и шли обедать в парк при здешнем монастыре. Знаменитый храм стоял в глубине парка, иногда напоминая о себе мерным пением служителей и терпким запахом чадящих где-то свечей. Обычно мы располагались недалеко от входа в парк, находя спасительную тень поближе к искусственному пруду, сплошь покрытому цветами индийского лотоса, который китайцы называют Хэхуа. Мы не любили крупных желтых, розовых, голубых и белых цветков Хэхуа за их вычурную яркость или за то, что они так надменно почивали на поверхности темной воды и напоминали нам нелепые букеты с российских кладбищ и сливочные украшения дорогих тортов, которые в те дни были нам не по карману.

Мы ели свой обед и лениво смотрели, как плавают в монастырском пруду жирные усатые сомы и черепахи – большие и совсем маленькие, точно керамические игрушки, буро-зеленые, с красными спартаковскими полосками поперек круглых голов. На панцирях некоторых черепах были нацарапаны иероглифы, которые нам хотелось прочитать. Мы подманивали черепах, бросая в воду полоски лапши или крупинки риса, но никак не могли разглядеть надписей на черепашьих спинах, потому что, угощаясь нашим обедом, хитрые твари высоко задирали головы, погружая панцири в мутную глубь пруда.

В ворота парка входили группы разморенных жарой туристов с фотоаппаратами на шеях, в одинаковых кепках на головах и с одинаковым, странным выражением преждевременного восторга на лицах. Одни входили, другие выходили из монастыря, и отличить вторых от первых можно было лишь по верному признаку: группы, спешащие к автобусам, непременно задержатся у пруда, чтобы оставить в нем монетки на счастье. Мы знали, что дешево сверкающие на солнце монеты упадут на широкие, тарелками, листья Хэхуа, откуда потом их будут жадно собирать бродяги. Если бы у нас был фотоаппарат, мы засняли бы грязных нищих, когда они бродят по пояс в воде среди ярких сливочных цветов. Но фотоаппарата у нас той осенью не было, фотоаппараты были у туристов, а туристам интересно совсем другое.

Измученные, мы возвращались домой, когда небо уже темнело. Мы шли назад той же дорогой и не узнавали ее. Всюду было тесно, везде что-то светилось, гремело и двигалось, даже нашу тихую улицу вечер втягивал в эту скучную суету, а на нашем любимом месте у озера, на широких каменных перилах, с которых мы ныряли летом, сидели старики и влюбленные парочки.

Однажды мы встретили Вана, проходя мимо озера вечером. Он уже вернулся с того берега и был занят укладкой снастей и улова. Завидев нас, Ван разулыбался, он стал суетливо метаться вокруг своих вещей, потом вынул откуда-то и протянул нам прозрачный пакет, в котором было немного воды и лежала черепаха. Мы похвалили добычу и стали отказываться от подарка, но Ван настаивал, и мы поняли, что обидим своего друга, если не возьмем черепахи.
Мы принесли пакет домой, посадили черепаху в керамическую раковину на балконе и налили туда воды, чтобы черепаха могла и плавать, и ползать по дну, как это делали ее сородичи в монастырском пруду.

За красную полосу – повязку вокруг головы, мы назвали черепаху Ниндзей. Мы кормили ее листьями салата и хлебными крошками и смотрели, как Ниндзя вытягивала голову, как из под ее панциря медленно появлялась сначала длинная, чехлом, шея, а потом высовывалась из воды голова с красной спартаковской полоской и двумя черными крапинами-ноздрями под ней. Но стоило кому-то из нас шевельнуться, как Ниндзя мгновенно пряталась под купол панциря и долго потом не показывалась из-под него. Мы хотели, чтобы черепаха прижилась на нашем балконе, но она упорно отказывалась от еды, и это нас беспокоило.

В воскресенье утором мы сходили на рынок и купили кусок свежего мяса для Ниндзи. На рынке черепах продавали загорелые пацаны в закатанных до колен штанах. Черепахи протискивали морщинистые лапы сквозь окошки плетеных сеток или глупо гребли ими по воздуху, если оказывались водруженными брюхами на перевернутые вверх дном консервные банки. Я сказал тебе, что нашей Ниндзе повезло куда больше, чем ее собратьям, которых несегодня-завтра подадут к столу в чьем-то доме. А ты ответила, что неизвестно еще, кто из них счастливей. Я подумал, что ты, может быть, права. А еще почему-то вспомнил хохотушку Линь и подумал, что она ответила бы мне совсем другое и, наверное, долго смеялась бы надо мной.

Тот день был мрачным – ветреным и серым. Разговаривать нам не хотелось, и бродить по городу – тоже. Мясо Ниндзя отвергла, она скрыла голову под панцирем, едва заслышав наши шаги на балконе. Мы боялись, что черепаха сдохнет от голода, и решили отнести ее обратно в пруд.

Вечером, когда стало темнеть, я понес Ниндзю на волю. Ветер с моря дул все сильнее, он был недобрым, холодным и сырым. На дальнем конце улицы, на нашем месте, где летом мы ныряли с широких перил, не было ни стариков, ни влюбленных парочек. Я заметил там лишь одну девушку, она сидела на перилах и держала в руках что-то большое и как будто тяжелое. Я пригляделся, - девушка показалась мне знакомой, я вспомнил, что она живет где-то в наших домах, и понял, что соседка присела отдохнуть, возвращаясь из магазина с продуктами.

На рыбацком берегу было пусто. Я порадовался этому, ведь меньше всего тогда мне хотелось встретиться с Ваном. И еще пожалел, что надел слишком легкую куртку, ветер так разошелся, что, казалось, он безжалостно дул сквозь меня. Ссутулившись от холода, я стал спускаться к воде. Порыв ветра распахнул полы куртки, я стал запахивать ее и пакет с черепахой выскользнул из моей руки. Ниндзя упала в песок. Она вжалась в панцирь и на секунду застыла так, но тут же, словно почуяв под собой родной берег, поползла к воде, расторопно работая когтистыми лапами.

Ниндзя добралась до воды удивительно быстро, она проворно забрела в озеро и поплыла, оставляя за собой тонкую дорожку слабо играющей воды. Я присел на корточки и следил за тем, как черепаха плыла вглубь озера, потом вдоль берега, наверное, Ниндзя была очень счастлива, если только черепахи на это способны. Во всяком случае, я решил, что наша черепаха счастлива и был рад за нее, за тебя и за себя, а Ниндзя вдруг высунула из воды свою спартаковскую голову, и мне показалось, что она на меня посмотрела. Я подумал, что, может быть, черепаха хотела исполнить мое заветное желание, и загадал его, про работу, а потом рассмеялся глупой своей мысли.

Ниндзя уплыла, а я пошел домой. На дальнем конце улицы, в том месте, где летом мы ныряли в озеро с широких перил, гулко плесканула большая рыба. Темнело, ветер никак не унимался, похожие на тополя деревья яростно скрипели ветками. Я застегнул куртку по самый подбородок и зашагал живей. Под горку на нашей улице я припустил бегом, здесь ветер был чуть тише, я добежал до соседнего с нашим дома, где в подвале жили кошки, и только там вспомнил, что в такую погоду рыба на воде не плещется. Да и не было в нашем озере такой уж большой рыбы.

Показалось, что на какой-то миг вместе со мной замер и мокрый ветер. Может, и правда: он внезапно стих, чтобы после завыть еще сильнее. Я расстегнул куртку и остановился. Один из котят, совсем крошечный, белый, с большими рыжими и черными пятнами на спине и на морде, подошел и робко сел рядом со мной. Он даже потерся ухом о носок моего кроссовка. Я нагнулся и погладил его, разглядев цветные – синий и зеленый, перепуганные глазки. Крохотный зверек мелко дрожал и жалостливо мяукал. Я сунул его за пазуху и понес домой.

Мы не знали, как его назвать, и назвали его Котенок. Ему у нас понравилось. Он спал у тебя в ногах, а днем ловил бабочек на балконе или просто сидел там, на перилах, греясь под солнцем. По утрам у торговцев завтраками мы стали покупать порцию молока. Одного бумажного стаканчика Котенку хватало на ужин и на завтрак.

Зимой я нашел работу. Теперь вечерами вы с Котенком оставались одни, а по утрам мы с тобой по-прежнему ходили смотреть, как просыпается город. Весной мы купили фотоаппарат и удочку. И решили отметить это событие хорошим кофе и большим тортом. Направляясь в кафе, мы встретили хохотушку Линь, которая когда-то помогла нам снять квартиру в этом районе. Нам было по пути, мы втроем пошли по нашей улице, и я пригласил Линь на наш праздник. Она все так же плохо говорила по-русски, мы еще совсем мало знали китайский, но тем вечером в кафе мы болтали без умолку. Торт, украшенный яркими сливочными цветами, оказался очень вкусным, и мы втроем съели его целиком, отрезая куски так, чтобы на каждом красовался белый, розовый, желтый или голубой Хэхуа, и несколько раз заказывая друг другу кофе.

Мы вспоминали наши первые дни в этом чужом городе, и то, как случайно познакомились с Линь, и как то и дело она что-то нам объясняла, показывала, и как мало мы понимали из тех ее объяснений. А потом Линь рассказала, что осенью жена Вана утонула в нашем озере, что она была «не хорошо здорова», и еще что-то о том, что Ван ухаживал за ней терпеливо и долго, о ее родителях, то ли слишком богатых, то ли наоборот, совсем бедных, о полиции или администрации, - мы плохо поняли. Про то, где теперь Ван, Линь ничего не знала, только и сказала, что в нашем районе его давно никто не видел.

Пришло новое лето. Наш котенок вырос и уже не пил молока из бумажного стаканчика. Мы придумали ему имя. По выходным мы рыбачили на озере, и нашего улова коту хватало на целую неделю. А в будни, рано утром выходя из дома, мы оглядывались на наш балкон, и если видели там Вана, то считали это добрым знаком и махали ему руками.


2007 год.



Читатели (783) Добавить отзыв
 

Проза: романы, повести, рассказы