Было солнечное утро сентября. Старое здание школы уютно спряталось в тени огромных и ветвистых тополей. Мощные корни пожилых деревьев взрыли почву и площадку перед школой, добавив ощущения разбитости в общую картину. Было относительно тихо, шли первые утренние занятия. Лишь кучка ребят, столпившихся на тротуаре между школой и небольшим стадионом, весело болтала, не нарушая, тем не менее, сонную картину осеннего утра. Как это обычно случалось, в маленьких городах, в незатейливых школах учителями физкультуры были люди, нуждавшиеся в работе и не имеющие ничего общего с преподаванием.

Так было и в этот раз. Расшумевшаяся молодежь от души радовалась условному уроку, тогда как сам преподаватель наслаждался лучами теплого осеннего солнца чуть поодаль. Нельзя не отметить, что пользу для здоровья эти уроки все же несли - островок вольности посреди моря скуки. Заряд положительных эмоций, который так необходим горячим молодым сердцам. Никто и думать не думал о спортивной форме, все обменивались впечатлениями о прошедшем лете, взахлеб пересказывали истории из своей жизни и жизни своих друзей. Те, что посмелее, курили в открытую. Кто еще не обрел в душе столь взрослую наглость, мерным шагом брели за угол школы, где, осмелев, картинно и грубо курили, вставляя в образ острые матерные словечки. Девчонки, разбившись на группы, обсуждали разные темы.

Женский коллектив 8 "А" делился на тех, кто видел жизнь в розовых очках и прятал кукол под подушкой, и тех, кто считал себя взрослым и опытным невероятно. Бывалые свысока смотрели на наивных, наивные не жаловали скороспелок. Были и такие, которые, уже забросив кукол, во взрослую жизнь не спешили, но были вхожи в обе группы, их одинаково уважали и там и там, но дружба с ними не клеилась.

Высокая, с громким голосом, девочка, крупного телосложения, с апломбом рассказывала о том, как она добилась такой кудрявости волос. Еще неопытные в таких делах, одноклассницы слушали, раскрыв рот, с удивлением открывая для себя, неизвестное доселе, словосочетание "утюжок для гофре". Немного поодаль стояли несколько девочек, которым эта тема была не совсем близка. Не то, чтобы их не интересовала тема ухода за волосами, скорее нынешний разговор был занятнее.

В прошлом учебном году, в 7 классе, когда девочки расцветают как розы, становятся женственнее и привлекательнее, необыкновенно преобразилась одна из их сверстниц, успех которой в коллективе сразу же значительно вырос. Звали ее Алла. Дело, конечно же, было не только в чересчур зрелой наружности. Девочка эта была очень общительная и обладала необыкновенной харизмой. Очень быстро она поняла всю силу своего нынешнего положения, успех и повышенное внимание со стороны мужского пола только усилили степень ее самооценки. Но на беду, природа и воспитание не наградили ее ни мудростью, ни целомудрием. Спустя некоторое время она сконцентрировалась на эффекте, производимом ею в обществе подростков, окончательно решив, что победа и успех в жизни уже не за горами.

Ее стали замечать в компании ребят постарше. Молодые люди были разные - с хорошей репутацией и не очень. Она была в центре внимания, посещала заведения, куда ее сверстницам дороги были закрыты заботливыми родителями. Девочка жила вдвоем с мамой и дедом. Маме приходилось туго, да и времена были перестроечные, тянули все лямку с трудом. И, конечно, такой красавице ужасно хотелось одеваться модно и эффектно. Положение обязывало. Нет, она не была девушкой легкого поведения, но порхала у огня слишком близко и отчаянно.

Сейчас, вспоминая события тех дней, сложно представить, что ребенок 14 лет мог обладать такой взрослой судьбой. Но это было, действительно, так. Красивая, высокая, смуглая, хрупкого телосложения девушка, с черными блестящими волосами, идеально сложена, с уже сформировавшейся грудью. Она привлекала взгляды, злила сверстниц-дурнушек, раздражала чопорных преподавателей, и, конечно же, притягивала мужчин. В силу ее незатейливого происхождения, многого от кавалеров она не требовала, да и мода на потребительские отношения еще не была так распространена, да и возраст, возраст, возраст. Нравились ей парни разбитные, наглые, обладающие определенным авторитетом, в маленьком городе таких было немного, но в лихие времена достаточно, чтобы отбоя от них у нее не было. Не трудно представить с каким презрением она относилась к мальчишкам-одноклассникам и девочкам, совсем еще малолеткам.

Следующий учебный год принес в жизнь повзрослевших и отдохнувших подростков много новых задач, кипы учебников, потрепанных, пахнувших библиотечной сыростью и скукой. Получив свою стопку книг, каждый был обязан просмотреть все страницы, подклеить, обернуть источник знаний в приемлемую обложку. Это было самое близкое знакомство с учебниками за весь еще только предстоящий год. Во время учебы лишь самые любопытные и, по мнению одноклассников, скучные ребята открывали книги и читали их содержимое. Так и шло время: двоечники выпрашивали проходной балл, отличники отдувались у доски, ведь нужно же было создать хоть какую-то иллюзию учебного процесса. Энтузиазмом никто не пылал, равно, как и преподавательская деятельность была вынужденно скучной.

Летние каникулы пролетели быстро, но успели изменить лица уже новоиспеченных восьмиклашек. Первые недели радостных встреч сменили недели обмена слухами и приобретенным опытом. Именно в эти дни среди одноклассников и поползли черные смутные сплетни в сторону некогда успешной Аллы. Сначала лишь темные тучи сгущались над ее головой, постоянные ее поклонники все еще вились вокруг, парни все еще оглядывались в след, в классе никто не смел выказать хоть каплю неуважения. Но дети становятся жестокими по-взрослому очень быстро. Сбиваясь в крепкие кучки, они моментально готовы растерзать того, кого вчера боготворили, побаивались или кем восхищались. И уж, конечно, стаи завистников и отвергнутых с особым злорадством принимаются клевать подгнивающую, некогда яркую и необычную, репутацию персоны. Неважно как тяжко преступление, было ли оно вообще и есть ли в том вина преступника. Все эти вопросы тонут в сладком желании осудить и потанцевать на костях особо отличившегося.

Алла стремительно теряла союзников, особо осведомленные все чаще, преодолевая робость, язвили в ее адрес, как бы пробуя на достоверность все ранее услышанное за кулисами. Никто особо не знал ЧТО такого низкого она совершила, но по нарастающей все ее чурались и клеймили, приписывая ей все свои детские представления о падшей женщине. Девушка держалась стойко. Она по-прежнему была яркая, красивая, модная, но испуг все чаще мелькал во взгляде. Так, буквально за считанные недели, все старшеклассники стали смело показывать на нее пальцем, одноклассники сводили свое общение с ней до учтивого минимума, а учителя в подсобных комнатушках шушукались о запущенном воспитании.

Но странное дело, обвинение в распущенности не находило своего подтверждения в настоящем. Летние россказни о ее приключениях никак не вязались с тем, как затравленно она чуралась всех молодых людей, как боязливо бежала домой, как стойко справлялась с переменившейся ситуацией.

Здесь, пожалуй, стоит ввести на сцену еще одну персону. Меня.
В те времена я была скорее ребенком, чем взрослой девушкой. Наивная, с головой в книгах, не зубрившая школьную программу, а читавшая о приключениях, затерянных мирах, романтической и чистой любви. Я не причисляла себя ни к продвинутым модницам, ни к серым и занудным сверстницам. Ни с кем не ссорилась, ни с кем особо не дружила. Поболтать мне всегда было о чем, за партой со мной сидели разные люди, к которым я испытывала некую симпатию, как и они. Что касается целомудрия, то тут я была особа идеальная. Не искушенная ни жизненными обстоятельствами, ни рассказами подруг, ни собственными интересами в этой области. Да, безусловно, я была романтичной, витала в облаках и вся грязь, которая неизбежно касалась моей души, отскакивала очень быстро.

Что могло связывать меня и яркую Аллу? Пожалуй, ничего, да и не пересеклись бы мы никогда, не случись с ней такая оказия.

Слухи о ее репутации волновали меня меньше всего, я витала в своих мирах и эти склоки и травля лишь на какое-то время отвлекали меня от своих дум и занятий. В ту пору я застенчиво взирала на веселого одноклассника, и все мои романтические фантазии сводились к воображаемым диалогам или (предел мечтаний) к совместной прогулке.

Урок физкультуры был лишь еще одной возможностью провести время вне оков и груза скучных занятий. Я стояла в компании подвернувшихся одноклассников, краем уха слушая обсуждение какой-то мелочи, и, расслабившись, подставляла спину осеннему теплому солнцу.

Алла была эффектно одета в белоснежную атласную блузку, красиво лежащую на ее идеальной фигуре, и длинную прямую черную юбку с провокационным разрезом до середины бедра. Туфли ее были на возмутительно высоком и ультрамодном каблуке. Уложенные в модную прическу волосы, блестели на солнце модным оттенком рубина, а глаза были агрессивно подведены черными стрелками. Вспоминая сейчас ее в те дни, я понимаю - наряди любую из нас так же, мы выглядели бы ужасно, но она была неотразима, гармонична и ею хотелось любоваться.

Она стояла чуть поодаль от основной компании, нервно переставляя ноги, ей было неуютно, наверняка, хотелось просто уйти куда-нибудь.

Преподаватель физкультуры отпустила нас в свободное плавание и все разбежались кто куда. Неподалеку от школы возмутительно разместился лоточник с огромным ассортиментом сигарет, куда бегала вся школа и поштучно отоваривалась.

Я замешкалась, и Алла, просто и неожиданно для меня, обратилась ко мне. Она позвала меня с собой за сигаретами и покурить. Чтобы осознать всю странность просьбы, я добавлю, что до этого мы совсем не общались, я не курила, и для меня было несвойственно курить с кем- либо. Я пошла, испытывая некое смущение и робость. Проскочив через дырку в заборе, мы вышли за территорию школы, и, купив у лоточника сигарет, Алла повела меня в рядом стоявший детский сад, где она хотела устроить перекур.

В садик мы также пролезли через дыру в заборе и в пустой разваливающейся детской беседке она закурила. Я, никогда не совершавшая столь несвойственных, постыдных для меня вещей, смущалась еще больше. Она довольно дерзко и с былой бравадой вела разговор ни о чем.

По своей природе я достаточно чуткий человек, а в подростковом возрасте моя чуткость была усложнена непомерной жаждой пожалеть нуждающегося и взять над ним шефство. Глупой я тоже не была и прекрасно понимала, что внимание Аллы ко мне - это не внезапно вспыхнувшая симпатия, а поиск спасательного круга. Моя нейтральность во всех заговорах и насмешках не осталась без внимания.

Признаюсь, что меня всегда интересовали яркие личности. Моей природной уверенности в себе хватало, чтобы не завидовать иному, авантюрному и живому складу ума. Скорее, противоположное моему, поведение вызывало желание узнать личность поближе. Поэтому, вопреки мнению одноклассников, мы сдружились. Меня привлекала живость ее натуры, а ее - мое невмешательство в прошлое. Мы проводили вместе время в школе и на переменах. И, что самое удивительное, нам было необыкновенно хорошо друг с другом, хотя более непохожих людей найти сложно.

Вскоре она позвала меня к себе в дом. Жила она недалеко от школы в доме на земле. Обстановка в комнатах была унылая, пыльно и неуютно. Обездвиженный дед сидел на веранде сразу при входе в дом. Каждый раз, когда мы входили, он начинал громко ругаться на Аллу, обвиняя ее во всех смертных грехах. Она отвечала ему грубо и прерывисто, и мы вбегали в большую, занавешенную темными занавесками непонятного цвета, комнату.

Алла жила со своей мамой. Ковров в комнате не было, пол был дощатый, крашеный краской кирпичного цвета.

Я часто замечаю, что дом - это не просто бездушное помещение, чисто убранное или наоборот, обставленное со вкусом, бедно или богато. Все это другое. Дом ярко отражает настроение жильцов. Конечно, и характер, привычки, степень педантичности или умение вести хозяйство. Но, если присмотреться, в доме всегда витает некое подобие судьбы, жизненных рамок, надежд или безнадежности...
В доме Аллы чувствовалась нервозность, похожая на раздражение от долгих попыток наладить жизнь. Будто незримо все жильцы пытались приделать пятое колесо к полуразвалившейся телеге, но им это не удавалось, да и ошибку в конструкции такого рода они не замечали. Они бились в замкнутом круге. Часовой механизм их существования изначально был с дефектом, отсутствовали многие микроскопические детали, найти которые им не хватало квалификации. Нет, это была не глупость, не лень, просто Бог, удача или некое мироздание обходили их стороной, люди-невидимки.

В свою очередь, на подсознательном уровне, они чувствовали бесполезность стремлений, злились на весь мир и одновременно желали быть как все. Есть на завтрак бутерброд с маслом, праздновать дни рождения в кругу друзей, закатывать варенье на зиму, складывать фото в альбом... Но бутерброд с маслом был не по карману, поэтому приносил некое разочарование от чрезмерных затрат; дни рождения не оправдывали ожиданий - гости чувствовали себя скованно, да и уважения особого не испытывали, посмеивались втихомолку, подарки приносили бездушные, бесполезные, безрадостные.

Дом, в котором они жили, был разделен на две половины. В одной жила Алла, в другой - брат матери с женой и сыном. Отношения с родственниками были натянутыми. Видимо, сноха не одобряла жизненный уклад одинокой женщины с дочерью-кокеткой. По иронии судьбы, в школе требовалась лаборантка в кабинет химии и сварливая родственница устроилась на эту должность. Ко всему прочему, преподавательница химии была по совместительству нашей классной руководительницей. Надо ли говорить, что все сплетни и подробности жизни Аллы и ее матери нашептывались с особым смаком на ухо нашей наставнице в минуты совместного чаепития.

Классная невзлюбила Аллу, как не любят пятно от варенья на белоснежной скатерти. В маленькой провинциальной школе рейтинг успеваемости и благовоспитанности класса был делом чести их руководителя. Отчасти по этой причине, когда решался вопрос о наборе в старшие 10-11 классы (брали не всех), присутствие Аллы было очень нежелательным и ее выпихнули из школы с незаконченным средним. Училась она неважно, но таких было большинство, просто осуждение ее морального образа сыграло решающую роль.
При всех этих неурядицах, мы никогда в разговорах не касались этих слухов подробно. Дело ограничивалось горячими заверениями, что все это неправда.

За все время нашей дружбы я не раз ходила по лезвию ножа. В классе меня уважали, наперебой уверяли, что я должна прекратить общение с ней, что многие со стороны приплетают и мне все грехи. Я горячо отнекивалась и уверяла, что это все ужасная ошибка. Алла не была пошлой, никогда не щеголяла излишней осведомленностью, плохому не учила. Отчасти, возможно, моя наивность и принципиальность заставляли ее молчать и придерживаться моей манеры поведения. Да, надо отдать ей должное, она хотела быть иной, лучше, и я быстро стала для нее авторитетом. Не скрою, я часто замечала с ее стороны грустные взгляды в мой адрес. Нет, это была не черная зависть, но желание поменяться со мной обстоятельствами. При всей ее эффектности, ей не хватало спокойной уверенности в себе, стойкости в суждениях. Она бултыхалась на глубине беспорядочно и неопределенно. Я же, наоборот, в те годы страдала безграничным максимализмом, упрямством и принципиальностью. Ее это подчиняло.

Предупреждения моих одноклассников не находили отклика, я по-прежнему защищала и отстаивала свое право на дружбу с Аллой. Были случаи, когда моим подругам запрещали общаться с нами из-за Аллы. Я их не винила, но и не оправдывала.

Так шло время. Краем уха я слышала про поджидающих Аллу за школой пацанов постарше, которых она ужасно боялась, она отсиживалась в школе и ждала, они отступали и уходили. Взрослые учителя об этом знали, но, подобно злорадствующим малолеткам, лишь поджимали губы и говорили:"Сама виновата!", а была ли ее вина настолько глубокой? Ни разу за всю нашу дружбу я не видела в ней добровольного участия во всех щекотливых ситуациях, выпадавших на ее долю...

Я так от нее и не узнала что послужило причиной таких слухов. Бесконечные байки настолько отличались друг от друга, что принять их за правду было невозможно. Однако, по воле случая, мне все же представился случай узнать практически из первых уст о роковой случайности ( или закономерном событии), которое сломало жизнь Алле. Добавлю, что тот способ, к которому я прибегла, бросает хорошую тень на мой безупречный образ в этой истории. Но удержаться или поступить иначе на тот момент я не могла, наверное.

Я прочла письмо. Письмо чужое и не ко мне. Письмо Аллы в популярную на то время подростковую передачу. Это был крик души, исповедь человека, который до конца не мог никому доверять, не мог рассказать все. Я наткнулась на это письмо у нее дома, случайно, просто присев за стол, ожидая ее. Увидела текст и понеслось.

Раскрывать подробно содержание я не буду. Скажу лишь, что причиной такого развития событий стала плохая компания и излишняя доверчивость, опрометчивость. Ее предали, надругались и даже самые близкие на тот момент "друзья" пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить ту жестокость... Была ли ее вина в этом? Хм, и да, и нет. Конечно, чинно восседая дома у телевизора или за книгой, подобно ее сверстницам, подобно мне, она бы не попала в такой переплет. Но ее ошибка не была настолько ужасной, а наказание стало незаслуженно жестоким. Глупо, но ей было так мало лет. Нелепо, но рядом не было никого, кто вовремя бы направил в другую сторону. Она шагала прямо и надеялась на то, что этот путь верный. Никто не пытался дать совет как обойти, как не упасть, а в одиночку от ошибок вряд ли убережешься.

Не убереглась... Но ведь сотни тысяч людей каждый день совершают ошибки, предают, подставляют, унижают или топчут и не несут за это никакой ответственности. Неужели же она заслужила такой урок? Мне до сих пор думается, что нет. Я знала и знаю многих женщин, которые завуалировано относят себя к некоему товару, осознанно подыскивая себе знатного купца. Помню тех, кто с пеной у рта нападал на Аллу и впоследствии совершали низменные, но не столь широко афишируемые поступки. И в дальнейшем их жизнь не сложилась так удачно, как заявлялось и мнилось.

А Алла... Мы дружили около двух лет. Я не подала виду, что знала теперь больше.

Отмечу, что и пишу это не с целью увековечить события тех дней или добавить в свой жизненный список "подвигов" столь смелую дружбу. Смелую потому, что жизнь могла серьезно наказать меня, в одиночку отстаивающую свою жертвенность. Что мне грозило? Как минимум, без суда и следствия перенять нелицеприятную репутацию и слушать насмешки в свой адрес. Ну и как максимум, напороться на тех, кто одними насмешками бы не обошелся. Но, как ни странно, с момента нашей дружбы и во всех рисковых ситуациях меня сия чаша обходила стороной. Наверняка, отчасти, в этом была заслуга моих одноклассников, которые не раз рассказывали мне поучительно, что моей персоной интересовались. Точнее мотивами моей дружбы с... И моя репутация была не раз спасена именно теми, кто знал меня лично.

Спустя время наши дороги разошлись, мы закончили 9 классов, наши кавалеры оказались в разных компаниях, Алла поступила в техникум, я доучивалась в школе. Да, она встретила парня, который, подобно глухому, не слушал ничьи нашептывания, он разругался с друзьями, семьей и выбрал Аллу. Я была рада, парень был хороший. А дальше... Дальше они поженились, и умерли в один день... Нет. То есть, да. В их жизнь неожиданно ворвалось новое обстоятельство - беременность, но это лишь усугубило ту обреченность, которая тяжелым камнем висела на Алле.

Однажды, я со своей знакомой решили навестить Аллу, мы обе ее знали и даже были втроем крепкой компашкой когда-то.
Пришли мы ранним зимним вечером, было уже темно, но зимой дни короче.
Застали мы Аллу с мамой и Витей (так звали ее жениха) за столом. Алла обрадовалась нам, но настроение ее было мрачным, она славилась довольно вспыльчивым характером и сейчас показалась мне ужасно раздраженной. Причина вскрылась не сразу, нас тоже посадили за стол и разделили между нами ужин. Бедственное положение вещей в их быту не менялось. Есть было неудобно, равно как и отказать. Я тщетно пыталась вывести разговор на приятную ноту, но это было мне не под силу.

Кухня у них отсутствовала, вместо нее в отдельном домике-времянке, состоящем из двух комнатушек, стояла газовая плита, старая мебель, разваливающаяся на глазах. Там они все готовили и иногда ели во второй комнатушке, заваленной каким-то пыльным и совершенно невообразимым хламом, оставшемся, видимо, еще с революционных времен.

И в этой гнетущей обстановке, в пыльной и заставленной комнате, темным вечером мне было неуютно, до дрожи, и жалость терзала мою душу, я жалела, что пришла. И тут в разговоре мы и узнали, что Алла ждет ребенка. Я понимала ее настроение, но и уважала ее за решительную позицию - оставить и рожать.
Ушла я оттуда с тяжелым сердцем. Нет, я не мать Тереза и, признаюсь прямо, что отчасти наше тесное общение и дружба в определенный момент стали ослабевать из-за меня. Мне пришлось-таки делать выбор между отношениями с Аллой и личной жизнью и симпатиями. Наверное, я тоже одна из тех, кто предал ее, но поступить иначе я не могла. Ее колесо катилось вниз и мне оставалось либо притормозить, либо катится вместе с ней...

Спустя пару месяцев она пришла с женихом пригласить меня на свадьбу. Времена были несладкие и я даже заикнуться не могла маме о деньгах на эти цели. К тому же я понимала, что холод в наших отношениях с Аллой противоречил ее желанию видеть меня на своей свадьбе. То ли это была вежливость, то ли практичность - желание окупить вынужденные затраты на торжество, не знаю. Но я отказала, честно признавшись, что было причиной. Она не настаивала, что утвердило меня в правильности такого решения.
Свадьба была скромной, дома в кругу близких, но уверенна, что и эти затраты дались нелегко вымотанной матери.

При всех этих неурядицах, я верила, что все же маленькое счастье, но нашло Аллу. Муж ее любил, родственники смирились, да и слухи поутихли, сменившись на свежие и актуальные.

Общение наше практически прекратилось, я слышала, что Алла родила и даже как-то встречала ее маму, замученную и немного осуждающую слишком ветреную жизнь молодых родителей. Не придав этому особого значения, я подумала лишь о том, что всему виной конфликт поколений.

И тут через общих знакомых я узнала, что ее мама умерла... Нелепо и так нелогично, хотя бывает ли логичность в смерти? Грипп, высокая температура и все... Мне стало больно... Не знаю почему... Это было не сочувствие, а именно боль. Наши пути уже давно разошлись, да и с мамой ее я никогда не была близка.

Мне думается, причиной было инстинктивное желание счастливого конца, мол, жили они все вместе долго и счастливо, тихо, неприхотливо, небогато, но крепкой и дружной семьей. Алле - добрый и отзывчивый муж, маме - любимый внук и спокойствие за дочь. Как в любой детской сказке - добро побеждает зло, беды и неурядицы... Галочка в мозгу и надежда на справедливость в жизни, и в моей жизни. Да и, безусловно, я терзала себя угрызениями совести за разрыв в наших отношениях, хотя причин было масса, но ощущение, что я бросила Аллу, меня не покидает и по сей день. Да, я могу оправдываться сколько угодно, но я ей была нужна...

В общем, эта новость шокировала меня сильно. С Аллой я так и не увиделась, да и слишком мы были уже чужие.

Как-то раз я возвращалась домой пасмурным летним днем. И возле дома повстречала Аллу. Она искала встречи со мной, но встретившись, мы обе испытывали неловкость. Слишком много времени прошло, слишком разными мы стали, нас не связывало ничего, кроме школьных лет.

Повинуясь чувству собственной вины за некое благополучие в моей жизни, я согласилась прогуляться до ближайшего парка. Алла была с сыном. Она взяла себе бутылку пива. Мы присели на старую прогнившую лавочку. Этот парк был пустой и чужой, хотя во времена нашей дружбы мы часто проводили здесь время в компании друзей. Ужасно чувствовались потерянное детство и юность, я не знала о чем говорить и что рассказать. Весь облик ее дышал обреченностью и безнадежностью.

Про смерть мамы она заговорила сама... Рассказав подробности, она прибавила, что так для нее, для мамы, на самом деле было лучше. Было лучше умереть... Мать слишком устала от жизни и от того, что нужно было нести ответственность за всех... Алла все понимала... Все ошибки теперь роем жужжали и жалили ее, вызывая чувство вины перед мамой, перед ее судьбой... Но в ней не было ужасного сожаления, она была спокойна и рассудительна.

Красота ее была уже несколько потрепана, лак на ногтях облупился и шокировал своей откровенной неаккуратностью... Она потягивала пиво и дала сделать глоток подбежавшему сыну. Меня сковало невидимыми цепями. Я просто кивала в ответ головой и ждала с нетерпением когда наша встреча закончится.

Жалость, шок, безысходность, безнадежность, темнота и паника. Все это навалилось на меня. Не помню как мы разошлись, лишь ее нервные движения и фраза про смерть матери врезались мне в память. Это был последний наш разговор, как завершение отношений, точка. Больше мы никогда не разговаривали и специально не встречались. Я поняла, что ни я, ни добрый муж, никто из вне не сможет изменить что-либо в судьбе этой женщины...
Позже я узнала, что муж ушел, забрав сына. Я не удивилась, хотя и эта новость добавила горечи к моему восприятию вещей и взглядам на жизнь.

Совсем недавно, проезжая мимо ее дома, я задумалась о том, что же стало с ней. Прошло более 7 лет с момента нашей последней встречи. Я связалась с ее двоюродной сестрой, которую знала когда-то немного, и спросила про Аллу. Она поведала, что дом продан и Алла ютится в какой-то комнатушке на окраине города. И пьет... Здесь, пожалуй, стоит закончить.

Я до сих пор помню тот солнечный осенний день, школу, белоснежную атласную блузку Аллы, эйфорию, юность и свой максимализм. Я помню ее смех и харизму, я физически ощущаю всю ту липкую и темную массу, трясину, которая так методично засасывала Аллу и всех, кто был с ней связан. И я четко знаю, что она не заслужила той судьбы. Пусть глупость и наказуема, безалаберность или безответственность, но все это не то. Что-то висело над ее семьей, что-то, что не давало ни единому лучу солнца пробиться сквозь мрак. Вечная дождливая, промозглая осень, с голыми деревьями, разбитыми дорогами, ветрами и инеем. И как ты не пляши в подвенечном платье в трясине, а итог в ее жизни был один.