Недели две назад случайно попал в действующий древний илорский храм Георгия Победоносца. Откровенно говоря, никогда не знал, что существует такая церковь и вообще не знал об абхазском святом месте Илор. То, что там я увидел, поразило меня до глубины души. До сих пор нахожусь под впечатлением. Я редко пишу на душещипательные темы, тем не менее, решился изложить на бумаге то, что пришлось воочию лицезреть собственными глазами. Для этих целей использую простой, доступный всем литературный метод - метод описания последовательно возникающих событий,без необходимого отбора. Пусть будет так, как всё было.

Абхазское местечко Илор встретило нас неприветливо. Низко облачное небо источало мелкую сыпь дождя, хмурясь, крутила в себе серые, набухшие массы и изредка осветлялось проседями....... Капли зависали на стёклах и по косой линии ползли к низу. Внутри нашего микроавтобуса - душно. Его неуслужливые стёкла, сколько их не протирай, быстро потели изнутри и пеленали мутностью равнинный, не блещущий красотой лик Засухумья. От Очамчыры до Илора салон сильно трясло, дёргало и качало. Давно не ремонтированная дорога в купе с жёстким сиденьем превратились для меня в исполнение тягчайшего приговора. Сильно хотелось пить. Сбоку, за запотевшей картинкой внешнего вида, появилось что-то белое, высокое, с размытыми контурами. Микроавтобус сбавил скорость и притормозил.

- Справа от вас действующий храм Георгия Победоносца, построенный в одиннадцатом веке на месте древнего святилища. - заговорил в динамиках голос экскурсовода.

Все резво кинулись протирать запотевшие стёкла: мужчины, как обычно,- ладошкой, женщины более благородно - платочком. На задних сиденьях пассажиры пригнули головы, чтобы разглядеть через переднее лобовое открывшийся вид.

-В храме строгие правила. - Предупреждает тот же мягкий голос экскурсовода Наталии Владимировны, коренной жительницы Гагр, приветливой и приятно улыбающейся женщины. - Мужчины застегните куртки, уберите фотоаппараты и видеокамеры, вести фотосессии и съёмки внутри строго запрещено, женщинам простоволосым и в брюках - входить в храм нельзя, в притворе вам выдадут юбочные и головные накидки, не стесняйтесь, надевайте их.

Согнувшись, выползаю из салона. В лицо ударяют свежесть, чистота Засухумья и крапинки тёплого дождя. Сразу же правой ногой ступаю в лужу, брызги разлетаются по сторонам и, слава Богу, никого не задевают. Огляделся. Взмокшие деревья выглядят печально: листва обвисла, ветки сникли, но стволы блестят и, как мне показалось, впитывают благодатную небесную воду и набухают. В воздухе висела сырость. Шлёпаю по небольшим лужицам на асфальте к храму. Справа мелькнул чернеющий остов приходского колодца и небольшая кучка людей возле него, окружившая светлобородого монаха в выцветшей скуфейке. Он что-то говорит, качает головой и указывает перстом на барабан с цепью. При виде колодца жажда будто срывается с верёвки, и беспощадно терзать мой мозг.

Вход в подворье венчало белокаменное строение, похожее на часовню, видимо, приходская колокольня. Через арку зашёл в него, посмотрел вверх, на округлые формы, и почувствовал, как каменеют ноги, но это ощущение было мгновенным и до конца непонятым мною. Посетившую волну короткой тяжёлости я отнёс к долгому сидению на жёстком кресле микроавтобуса.

Другие версии первого беспокойства почему-то не посетили мою несчастную мирянскую голову, забитую всякими житейскими мыслишками: анекдотами, рассказанными знакомым абхазцем в цандрыпшском ресторанчике, картинками искромётной и неповторимой поездки за два дня до этого в Гагру, от которой осталось масса приятных впечатлений и ещё - желанием напиться обычной воды, пусть даже она будет противная и тёплая.

-Вам сегодня повезло - идёт дождь, экскурсий приедет мало, и в храме не будет тесно. - Продолжала вводить в курс дела Наталья Владимировна.

Боковой вход через притвор в храм, минуя прозрачные, застывшие в неподвижности шторы, выводит нашу группу прямо к алтарю (Центральный с фасадной стороны закрыт). Удивило, что рядом с алтарём и местом для ведения служб находился пункт по продаже церковных принадлежностей, там же можно было написать записки за упокой и во здравие. Ничтоже сумнящиеся выстоял очередь и записал на пустых бумажечках усопших и здравствующих близких и родственников, купил несколько свечек и иконку Сергия Радонежского. Принимая из моих рук записки, служительница храма, молодая, болезненного вида абхазка интересуется:

- Самоубийцы и некрещённые в списках есть?

Отрицательно качаю головой. Потом вспоминаю и сообщаю ей, что покойный мой родитель, Валентин Александрович, не был при жизни крещён. Лицо моё при этом краснеет, взгляд опускаются к полу. Вижу боковым зрением как её рука вычёркивает имя отца. Мне становится не по себе.

Со свечками в руках хожу по наполовину заполненному храму. Чувствую как колотится сердце. Оно будто хочет выпрыгнуть из меня. Читаю надписи под иконами, на стенах. Одна строже другой: "Кто в храме разговаривает, того скорби чаще посещают". "К мироточущим иконам можно прикасаться только фитилём незажжённой свечи" "Руками древние иконы не трогать, губами не целовать" и др. В тот момент, когда рука моя устанавливает свечу в подсвечник под образом "Николая Чудотворца", сзади, за спиной неожиданно раздаётся истошный голос:
- У-у-у! Уа-уа-ар-ар! Георгие оставь меня! Уа-уа! Р-р-р-ргы! Не хочу уходить !

По спине пробегает густая волна мурашек. В испуге оглядываюсь на крики. Ко мне резво перебирая ногами лицом вниз, изрыгая жуткие вопли, летит полу сгорбленная женщина, лет семидесяти, в белом платочке, чёрной юбке до пят и бело-рябой кофточке.

С ужасом смотрю и отчётливо представляю как она с улюлюканиями будет проходить сквозь меня. Естественно, закрываю глаза, но с места не схожу. Чуть погодя, открываю веки, и вижу, как она стоит молча, спиной ко мне, возле образа Николая Чудотворца и пытается с дрожью в руках зажечь фитиль свечки. Плечи при этом неестественно гнутся, какими-то рывками, будто в них всаживают иглы или накинули верёвку и сдавливают.

Сзади кто-то трогает меня за плечо. Оборачиваюсь. Передо мной - чернобородое лицо монаха, от которого источался запах ладана и мёда.

- Не бойся, это одержимая, бес в неё вселился. Она никого не тронет, даже не прикоснётся. Георгий не дозволяет ей это делать. Она, заблудшая овца, уже год тут обитает, живёт в общежитии. Отец Сергий её отчитывает. Сильно её Бог наказал. Пока крест свой не пронесёт до конца, не ослабонится от беса.

- И сколько же ей крест свой нести ? -спрашиваю.

- Об этом только Бог ведает.

- И что же здесь много таких, заблудших? - Пытаюсь пошутить.

- Сейчас служба начнётся, сами всё увидите.

Больше шутить мне не захотелось. Стою, молчу и смотрю на освещённый электрическим светом округлый алтарь. Сердце успокоилось, но жажда не унимается. Впереди меня, возле алтаря, суетится служительница: раздаёт свечи, что-то записывает, наклоняясь к прихожанам, говорит. Те, кивая головами, отходят и идут в общий молельный зал. Неожиданно, сверкнув позолотой, отворяется боковая дверь алтаря и в ней появляется крепкого вида, с залысинами человек. Он был одет в чёрную рясу, золотистую ризу, на груди поблёскивал крест. Вид у него был колоритный. В глазах - строгость, взгляд прямой и цепкий. Наружность выдавала его прежнюю мирскую жизнь. По все видимости, в прошлом он управлял людьми, был либо крупным руководителем, либо научным работником. Впрочем не буду утверждать. Могу и ошибиться.

Выход священника вызвал оживление.

- Отец Сергий, Отец Сергий........ - Проносится по залу.

Сзади легонько в локоть толкает знакомый монах:

- Пойди, попроси благословение. Для тебя это очень важно.

В этот момент к прихожанам оборачивается и становится лицом к залу высокий, плечистый, короткостриженый, лет сорока мужчина, в светлой рубашке и суконной жилетке, стоявший ближе всех к полукруглому алтарю и говорит, застенчиво, слегка улыбнувшись:

- Уважаемые, сейчас начнётся служба, мужчины встаньте по правую сторону, а женщины по левую. Такой у нас порядок.

- С такими физданными только в десантуре служить. - Промелькнула во мне непрошенная мысль.
Когда "десантник" повернулся к алтарю, по образовавшейся дорожке между разделившимися группами людей направляюсь к месту, где стоит отец Сергий, как мне мнится, на встрече судьбе. Откровенно говоря, побаивался приближаться к тому, кто, по словам монаха, умело изгонял бесов из грешных тел. Подошёл и попросил, наклонив голову, благословения на добрые поступки. Он перекрестил голову и зачем-то слегка ударил по ней кулаком. Мне показалось, тело будто прожгло с темечка до пят. И стало очень стыдно за самого себя. Такого стыда я ещё не испытывал. Смотрю по сторонам, а вижу как весь мир видит твою чувственную оголённость и мирскую нечистоту. Как мне потом пояснил монах, он просто отогнал от блуждающих вокруг меня нечестивых и укрепил во мне веру.

Через некоторое время, меня посещает удивительное спокойствие. Такое ощущение, будто на тебя одели колпак и отделили от всего мира с его неприветливыми облаками и ненасытными дождями. И самое интересное, жажда исчезла, будто её вообще не было. Откуда-то сзади продолжают доносится вопли несчастной, а спереди, из алтаря, раздаются новые приглушённые крики. Поднимаясь на цыпочках и, вытягивая шею, пытаюсь определить источник их появления. Но никого не вижу.

С улицы доносится колокольный звон, символизирующий начало службы. Зажигается дополнительный свет у алтаря. Вверх на верёвочке перед главным входом в алтарь взмывает вверх паникадило. Отворяются двустворчатые ворота алтаря.... Протяжно, на низких нотах, запел отец Сергий. Пел на старославянском, не очень профессионально, но выразительно. Слева подпевали служительницы храма. В зале, поднимая ко лбу правые руки, хаотично закрестились. Смотрю на спины впереди стоящих монахов. Иноки стоят, не шелохнувшись, опустив к низу голову, руки вытянуты по швам, никто из них не крестится. Безмолвие монахов несколько настораживает......

Час службы прошёл незаметно. Стою, как и все прихожане. Батюшка произносит имена:

-Анна, Ольга, Серафима, Валентин, Александр и заблудшая Ольга.....

Последнее имя вызывает приступ знакомого уже душераздирающего крика, который нёсся, как мне показалось, откуда сверху, будто из под купола. Смотрю верх и ничего кроме пустых сводов не вижу. В ушах дребезжит. Хочется их заткнуть. Двое молодых парней не выдерживают и, опустив глаза, семенят к выходу из храма. Вижу как девочка лет пяти ёрзает на скамейки возле левой стены, загадочно смотрит на кричащую и что-то шепчет губами. Возле алтаря раздаётся новый крик:

- А-а-ар-ра ! Ого-го-го ! У -у-у Не трогай меня Георги-и-й ! Не пойду никуда ! Ого-го-го !

Батюшка, стоявший спиной к залу, вполоборота смотрит куда-то вправо ,видимо, на бесноватую и проговаривает:

-Ух, лукавый, что делает, хитёр, хитёр.....

Ему в ответ - новый душераздирающий крик.

С боку от алтаря поют в два голоса служительницы:

- Святой Георгие, моли Бога о нас....

Слева, в трёх метрах от девочки, за фигурами людей глухо кашляют. Кашель учащается. Через некоторое время он переходит в рвоту. Человек, видимо, задыхается. Кто он, я не могу из-за заслоняющих фигур людей разглядеть. Потом только, когда люди выстроились на елепомазание, увидел полную старушку в светло-кофейном платье, которая, стоя на коленях, прислонилась к лбом к боковой скамейки и глухо стонала. Кашля и рвоты уже не было.
Очередь к батюшке двигалась быстро. Первые шли мужчины, женская цепочка слева во главе со служительницей терпеливо ожидала. Глаза служительницы, одной из всех женщин, было смиренным, она смотрела вниз, не поднимая глаз на алтарь и отца Сергия. За её спиной топтались в беспокойстве прихожанки, крутили головой по сторонам, переговаривались, видимо забыв, что в храме может громко говорить только батюшка.

К одной из них с боку подбежала полная женщина лет шестидесяти пяти, в роговых очках и отчётливо проговаривает:

-Что ты сюда приехала, вы же все здесь нелюди, скоро все подохните и не спасёт вас ваш Георгий. Уезжайте отсюда.

Сзади подходит служительница храма и тихонько, кладя руку на плечо перепуганной прихожанке, говорит:

- Не пугайтесь её, она тоже одержимая.... Бес её устами хочет вас отвадить от поклонения Святому Георгию на святом месте. Стойте и не разговаривайте с ней. Она сама уйдёт.

С левого плеча какой-то мужской голос недоверчиво бубнит:

-Странно, а что ж она десять минут беснуется, могла бы и раньше начать свою речёвку.

Стоящие недалеко женщины поворачивают в его сторону головы и укоризненно оглядывают лицо говорящего.

- Нечистый в ней начинает говорить, когда отец Сергий в отчитке упоминает её имя.-Поясняет служительница храма.

Обернувшись, увидел, как смутившись, отходит в сторону молодой парень в чёрной, короткой до пояса куртке и удаляется в глубь зала, пытаясь, видимо, затеряться среди прихожан. Остановившись возле пожелтевшей иконы с изображением святого в чалме, крестится. Лицо его морщится. Брови двигаются вверх-вниз. Он слегка сутулится. Видимо, переживает или что-то переосмысливает.

Женщина в роговых очках ещё некоторое время поблуждала по залу, потеребила прихожанам нервы. Насытившись содеянным, быстро подбежала к деревянному, грубо сколоченному столику, стоящему у западной стенки храма, недалеко от мироточущей иконы Святого в чалме, со скрипом уселась, и начала пристально и недоверчиво оглядывать прихожан, алтарь, отца Сергия, который к этому моменту уже завершал службу......

Спокойствие, посетившее до начала службы, продолжало властвовать надо мной. Кстати, оно не покинуло меня даже в тот момент, когда после службы долго беседовал с монахом Георгием. Он много рассказывал о храме, себе, отце Сергие, мироточащих иконах, которых в приходе порядка восьми штук. (Мне посчастливилось увидеть только одну).

Набравшись смелости, спрашиваю у него:

-Трудно быть монахом ?

- Что вы! Это великая благодать посвятить себя служению Богу,- отвечает он.
Я смотрю в его худое скуластое лицо и понимаю, что этот человек давно уже в конфликте с тем миром, в котором живу я и считаю, что лучше него ничего нет на свете. Он видит то, что не вижу я со своими чувствами, хотелками, стремлениями и переживаниями. Он никогда не расстанется с теми трудностями, тяжкими испытаниями потому, что в них он ощущает свободу, которую он ждал, может быть, всю жизнь.

- Мой желудок не каждый день бывает сыт, а тепло не всегда согревает мои плечи,- продолжает он. - Однако душа моя окормлена счастьем. В ней вся сила человека.

Он говорит, а глаза его смотрят на купола огоньков, парящих над подсвечником, перед образом Святого Георгия. Губы его тихо шепчут. Пытаясь расслышать слова, наклоняю голову ближе. Слушаю и запоминаю, что он говорит.

-Труднее всего сохранить веру, глядючи на наслаждающийся во грехах мир. - говорит он.- Соблазнов много, а вера одна. Она такая хрупкая, будто хрустальная, упадёт на пол и разлетятся по углам осколки. Не соберёшь потом. А если и соберёшь, то на это уйдут годы, десятилетия. Беречь её надо. Но ряды защитников тают, как снег. Время сейчас такое. Молим Господа, чтобы Он помог отцу Сергию умножить число ревнителей за веру. Все очищенные от бесов редко покидают лоно церкви. Потому что укрепление в вере - это благодать Божия, ниспосланная раскаявшемуся человеку.