Она стояла над свежей могилой, сгорбившись и опираясь на суковатую палку.
Несколько соседей, провожавших покойника в последний путь,
вздыхая и охая, уже шли по дороге от кладбища.

Кладбищенский мужик шлёпнул по глиняному могильному горбику лопатой,
крякнул, взвалил лопату на плечо и, пошатываясь, удалился.

А она стояла и долго отчуждённо смотрела на этот могильный горбик.
Вся её жизнь сейчас проходила перед нею, перешагивая через свежую могилу.

… Был ли он красив? Да красивше-то в деревне и не было!

Был ли он умён? Да кто ж его знает?

Да только любила его, ох как любила!

…На свадьбе гуляла деревня, ох как гуляла!

Да только свадьба-то – ещё не бабье счастье…

Деток прижили, два сыночка.
Дети – они, конечно, счастье. Материнское счастье.

А бабье счастье стороной прошло.

Крут был мужик, ничего не сказать супротив…
Работящий был. Это так…

Да на баб падок…
А то как! Статный, чуб-волной, плечи – что косая сажень…
Ну и понеслось!

Бабы-то как? Каждая своё счастье ищет.
А коли найдёт, думает, что оно, это счастье, только её счастье и есть.

Ан, не только её! Глядишь, укатилось-то оно, это счастье. Потому как оно - что трава перекати поле.

Вот и её бабье счастье укатилось. Деток-то сама подымала.
Вон какие соколы выросли да разлетелись, кто куда.

Только возвернулось-то перекати поле, когда ветер подул холодный да осенний.

Да какой молодайке-то нынче нужен больной да кволый ?
Помирать-то к ней воротился...

...Вот теперича он - ничейный.

Богу-то душу свою отдал. А какая уж она у него – Бог увидит да разберётся…

Она перекрестилась и тихо побрела прочь…