Глава 120.



Стрелковый полк майора Красуляка следовал к передовой пешим порядком. Когда вышли на дорогу к Мясному Бору, из штаба дивизии привели обозную лошадь, впряжённую в подводу. У лошади можно было легко пересчитать все рёбра. Других лошадей в полковом штабном обозе не было. Начальник штаба полка капитан Стерлин приказал младшему лейтенанту Никонову под завязку нагрузить подводу средствами связи, полученными на армейском складе. Никонов подошёл к подводе и заглянул под солому. В ноздри ему ударил запах тухлятины: подвода была загружена мясом павших от бескормицы лошадей. Это и был девятидневный запас продовольствия, положенный полку в наступлении. Начальник штаба полка, выслушав рапорт связиста, витиевато выругался в адрес служб тыла.

В Мясном Бору полк на сей раз не свернул направо в сторону Мостков и Спасской Полисти, а продолжил путь на запад.

Полковая колонна перешла реку Кересть, в Глухой Керести повернула к Финеву Лугу, а оттуда по плохой дороге двинулась в сторону станции Любань. Шли по плохой дороге среди незамерзающих топей и засыпанных снегом по грудь перелесков вниз по течению реки Тигода.

Младший лейтенант Никонов и его связисты шли в голове полковой колонны с авангардом и несколько раз участвовали в перестрелках с немецкими разведотрядами. В одной из таких стычек была повреждена полковая рация. Никонов отправил в тыл за новой рацией Гончарука. Тот долго не возвращался. Через некоторое время Никонову позвонили.

- С вами говорит командир заградительного отряда. Есть у вас боец Гончарук?
- Есть.
- Где он сейчас?
- Отправлен в тыл за новой рацией.
- Почему одет в немецкую форму?
- Свою шинель сжёг у костра на биваке. Пришлось снять с убитого немца. Не идти же ему без шинели.

Наконец вернулся Гончарук с новой рацией на спине.

- Вот гады, своих ловят, тыловые крысы, - ворчал он.

В шестнадцати километрах от станции Любань командир роты связи был убит немецким снайпером. Младший лейтенант Никонов, оставшийся в роте единственным офицером, принял командование. В роте вместе с ним осталось десять человек.

Наступление 2-й ударной армии на Любань захлебнулось под сосредоточенными ударами немецкой артиллерии и авиации, когда до цели было рукой подать. Армия генерал-лейтенанта Власова перешла к обороне. Полку майора Красуляка пришлось прикрывать отход. Связисты теперь были в арьергарде. Они выкопали в глубоком снегу землянку, вмещавшую под завязку девять человек, грелись и спали в ней, выставив в охранении у входа десятого с ручным пулемётом.

Из штаба полка прибыло пополнение (семеро бойцов), боеприпасы (по пять патронов на человека) и приказ командира полка произвести разведку боем.

В разведку пошли Никонов, опытный пожилой боец Крупский и прибывший с пополнением двадцатилетний боец Пушкин.

Разведчики нарвались на немецкую пулемётную засаду. Первой очередью скосило Крупского. Он упал в нескольких шагах
от воронки, в которой залегли Никонов и Пушкин.

Наступила тишина. Прошёл час, потом другой. Сидящим в воронке связистам отчаянно хотелось есть, а в мешке у Крупского про чёрный день наверняка был припасён сухарь, а то и все два.

- Разрешите сползать за сухарями, товарищ младший лейтенант. Я мигом.
- Не смей, убьют!

Пушкин не подчинился и пополз из воронки. Пуля вошла ему в лоб и вышла через затылок. Он ещё хрипел часа три, лёжа на дне воронки, потом он умер.

Свою землянку связисты обороняли неделю. Вся местность вокруг землянки была перекопана воронками от взрывов немецких снарядов и мин. Несколько раз к НП Никонова пытался приблизиться немецкий разведотряд, и всякий раз убирался восвояси, унося с собой убитых и раненых. За визитом разведотряда следовал артналёт. В осиннике, служившем ориентиром немецким артиллеристам, все деревья были расщеплены взрывами. Однажды в землянку пришли начальники разведки полка и дивизии в сопровождении офицера связи. Выслушав рапорт Никонова, они пошли в осинник, не вняв предостережению младшего лейтенанта. Все трое были в белых полушубках и маскхалатах.

Прогремел артиллерийский залп, осинник окутался дымом и снежной пылью. Оба командира были убиты, офицер связи был тяжело ранен. Боец, посланный Никоновым оказать помощь раненым, был скошен пулемётной очередью.

Через несколько дней в штабе дивизии собрали всех офицеров. Пришёл и младший лейтенант Никонов. Представитель штаба армии объявил: "Положение тяжёлое. Подкреплений не будет. Дивизии стоять насмерть, обороняться до последнего патрона."

У младшего лейтенанта Никонова отец был простым солдатом в Первую мировую войну и имел четыре Георгиевских креста - золотой и три серебряных. Приказ стоять насмерть младший лейтенант воспринял спокойно. В плен идти он не собирался.

Доставка продовольствия на передовую полностью прекратилась. Все бойцы Никонова отчаянно голодали. Немцы больше их не тревожили, они развесили на деревьях на опушке занятого ими леса буханки хлеба и время от времени громко кричали: "Рус, иди сдаваться, хлеб есть". Так прошёл март.

В конце марта войскам Волховского фронта удалось ненадолго прорвать котёл извне и восстановить коммуникацию с 2-й ударной армией через Мясной Бор. В полк майора Красуляка прибыло пополнение. Связисты получили сухари, катушку телефонного кабеля, новую рацию и вновь занялись прямым своим делом - обеспечением связи. Младший лейтенант Никонов сдал командование старшему офицеру, прибывшему в роту с пополнением.

В штабе полка был составлен акт, сваливающий причины потери боевой техники и личного состава на немецкие бомбёжки. Одновременно в акте были сильно занижены потери пропавшими без вести. Ознакомившись с липовым актом, младший лейтенант Никонов отказался его подпсывать. Начальник штаба страшно ругался, кричал: "Застрелю!" За Никонова вступился комиссар. Под конвоем строптивый младший лейтенант был отправлен в штаб дивизии. Там комиссар поинтересовался, почему Никонов не подписывает акт. "Хочу умереть честным человеком", - ответил Никонов. В штабе дивизии собралось всё начальство. Одни ругали Никонова, другие оправдывали и заступались за него. Наконец отпустили восвояси. Был составлен новый акт. Из списков личного состава вычеркнули 12 500 пропавших без вести.

На север с опозданием пришла весна. Снег быстро таял. Потеплело. Связисты не мылись полгода и ходили в зимних шинелях. У многих завелись вши. Командир роты приказал снимать шинели с мёртвых и таким образом обновить форму одежды. Некоторые долго отказывались подчиниться, но наконец все переоделись.

В апреле был получен приказ об отступлении. Никонов и связисты его взвода демонтировали линии связи на обжитых позициях. Полк отошёл на позиции кавалерийского корпуса Гусева в районе станции Глубочка за рекой Тосной. Вокруг была непролазная топь. Вырыть окоп было невозможно: ямку тут же заливала вода. Из веток, прелой листвы и мха каждый окапывал для себя бруствер и прятался за ним. Поднять голову при свете дня над краем бруствера означало верную смерть от пули немецкого снайпера.

С питанием опять стало совсем плохо. Двух оставшихся в наследство от кавалеристов лошадей, шатавшихся от слабости, зарезали и съели с кожей и костями. В день выдавали по кусочку сухаря. У бойцов осталось по одному патрону. Все стали похожи на тени. Один боец застрелился в карауле. Его примеру последовали ещё двое.

- Это же ЧП! - кричал комиссар полка. - Немедленно проведите разъяснительную работу.
- Люди обессилели. Не сдаваться же в плен, - отвечал Никонов. Комиссар промолчал. Застрелившихся закопали в песок на берегу Тосны.

Из штаба дивизии в полк прибыло пополнение из 15 человек - все упитанные тыловики. Они и подносили теперь снаряды и мины артиллеристам, и под защитой артиллерии кое-как держалась оборона.

Потом и артиллерийские боеприпасы подошли к концу. В окопах почти никого не осталось. На сто метров фронта сидел в окопе один боец. Младший лейтенант Никонов с парой бойцов и ручным пулемётом обходил передовую и имитировал сплошную оборону, открывая стрельбу с разных точек. На самый передний край, в окопчик, отстоящий от НП на 5 километров, мог добраться только похудевший, но сохранивший силы Гончарук. Он и сообщил первым по телефону о том, что немцы пошли в наступление, что он отстреливается, но патроны у него подходят к концу. Никонов с двумя самыми крепкими бойцами и ручным пулемётом бросились на звуки стрельбы, но опоздали.

Тело Гончарука они опознали по туловищу и одежде. Лица у него не было. Немцы выстрелили в лицо в упор. Никонов и его спутники постояли молча над обезображенным трупом. Потом телефонист, проверявший кабель, подозвал к себе младшего лейтенанта и дал ему кабель в руку: кабель кто-то дёргал и тянул на себя. Это могли быть только немцы, зашедшие через болото в тыл к связистам. Никонов и его бойцы подпустили немцев поближе, расстреляли в них пулемётный диск и бросились бежать по знакомой тропе через болото. Немцы стреляли вслед, не жалея рожков. Пули свистели вокруг, сбивая молодые побеги с карликовых елей и сосенок. Но соваться на болото немцы не стали.

Вскоре связисты наткнулись на роту стрелков, отступившую со своей позиции. Вместе добрались до другого лесного окопчика, куда перед этим ушла полковая разведка. Разведки они здесь уже не застали. У дымящегося бивачного костра лежал голый боец из взвода Никонова с пулей в животе. Всё его тело было исколото раскалённым шомполом. Его пытали. Обгоревшая одежда была сложена рядом у костра. Боец был ещё жив. Едва шевеля губами, он сообщил, что немцев было много и что он им ничего не сказал. Его через болото отнесли в медсанбат. Когда, доложив командиру полка о начавшемся немецком наступлении, младший лейтенант Никонов вернулся к своему взводу, его позвали к столу.

- Товарищ командир, мы лягушку сварили. Давайте есть.

Вшестером съели суп из лягушки. В ту же ночь командир полка вызвал к себе Никонова.

- Штаб дивизии подвергся нападению. Приказано отступать.

Возле штаба вырыли яму, побросали туда рацию, телефоны, штабные документы. Яма наполнилась болотной жижей. Её забросали мхом и хворостом. Когда собирали хворост, связисты нарвали кислицы и отнесли в медсанбат. Боец с пулей в животе ещё был в сознании. Он узнал Новикова и попытался улыбнуться.

- Вот было бы чудо, если бы я остался жив.

У него уже коченели руки и ноги. Скоро он умер.

В это время пропала телефонная связь со штабом дивизии. Прибывший из штаба офицер повёл остатки полка обходной тропой через болота. Шли осторожно, опасаясь засады. Прошли километров пятнадцать и вышли к штабу дивизии. Он был пуст. Неподалёку встретили красноармейца.

- Дивизия обойдена противником с флангов. Все ушли. Вам приказано догонять.

Своих догнали возле железнодорожной узкоколейки за Радофинниковым. Здесь связистов кое-чем покормили и младший лейтенант Никонов смог впервые за четверо суток поспать часа три.

Командир полка и комиссар сформировали группу прикрытия. В неё включили и связистов. Арьергард оборонялся, пока немцы не обходили полк с флангов. Тогда из штаба приходил офицер связи и отводил арьергард на новый рубеж обороны.

От голода у Никонова сильно заболел желудок. Он стал жевать болотный багульник, и боль прошла.

В одной деревне завязался бой с немецким разведотрядом. Немцы вскоре отступили в лес. Жителей в деревне не было: все разбежались. В одной избе нашли тело застреленного в упор мальчика лет трёх-четырёх. И снова пошли догонять своих.

Наконец вышли на позиции своего полка, занявшего оборону в моховом болоте возле узкоколейки. Едва Никонов со своим взводом расположился вокруг бивачного костра, как неподалёку упал немецкий гаубичный снаряд. Одного из двоих оставшихся в роте связи ветеранов, прибывших на фронт вместе Никоновым, с ранением обеих ног унесли в медсанбат.

Взводу отвели позицию возле самой железной дороги. На семерых бойцов был ручной пулемёт и две винтовки. Имущества связи не было никакого, всё уничтожили при отступлении.

Однажды командир полка вызвал к себе Никонова и включил его в разведотряд, дав персональное поручение разжиться у немцев телефонным кабелем. Никонов взял с собой Сафонова, своего последнего ветерана.

Вечером отряд вышел к опушке леса у немецких позиций. Из расположения немецкой пехоты к позициям миномётчиков вёл телефонный кабель, проложенный в виде буквы Г. Быстро составили план операции. Сафонов относил кабель в сторонку, где Никонов резал его на куски и мотал на катушку. Они работали так уже довольно долго, когда на них из леса вышел немец с концом кабеля в руке. Увидев русских, он бросился бежать, сворачивая на бегу остатки кабеля. Никонов и Сафонов с половиной катушки побежали в другую сторону. На небольшой поляне на глаза им попался диск от ручного пулемёта. Никонов потянулся за ним. Сафонов схватил его за руку.

- Мина, товарищ младший лейтенант!

От диска тянулись в разные стороны четыре проводка. Поляну осторожно обошли стороной.

Спустя несколько дней последний земляк Никонова отправился в медсанбат. Пуля пробила ему грудную клетку навылет.

- Как себя чувствуешь?

- Да ничего. Крови почти нет.

-Сам до медсанбата дойдёшь?

- Дойду.

- Ну иди. Там и покормят чем-нибудь.

К лету возле окопов стрелков майора Красуляка не осталось молодой травки. Всю траву съели. На деревьях и на кустах не осталось ни листочка. Один за другим умирали от голода бойцы.

22 июня у Никонова снова разболелся желудок. Полковой врач Сидоркин, выслушав Никонова, только развёл руками.

- Ничем помочь не могу. Иди в медсанбат.

Медсанбат отделяло от передовой триста метров. В медсанбате Никонов нашёл только трупы и свежеотрытые могилы. На пне во дворе сидел фельдшер, и было видно, что у него нет сил встать. Выслушав Никонова, фельдшер указал ему на телегу. В телеге под соломой Никонов нашёл касторку и выпил, после чего вернулся к своим. На следующее утро он уже не мог встать.

За ним пришёл адъютант командира полка.

- Что с тобой, Никонов?

- Всё!

Адъютант ушёл и вскоре вернулся. Он принёс конскую кость и несколько кусочков подсушенной конской кожи. Кожу Никонов тут же с аппетитом съел. Кость обглодал, остатки обжёг в костре и тоже съел. В тот же день он встал на ноги и явился в штаб полка.

- Никонов, прикроешь наш отход. Возьми из своих кого считаешь нужным. Будете уходить - всё здесь сожгите.

Никонов оставил себе двоих бойцов и заряженный ручной пулемёт.

Немецкая пехота атаковала, стреляя на ходу из автоматов. Атаку отбили пулемётным огнём. Патронов осталось в обрез.

- Забирайте пулемёт и пошли.

Темнело. По ручью вышли из болота к узкоколейке и наткнулись на немецкий пулемётный расчёт. Вокруг всё было изрыто воронками, через них вернулись в заболоченный лес.

В арьергарде осталось двое.

- Товарищ командир, я больше не могу идти и ничего не вижу.

- Останься, посиди немного и догоняй.

Боец остался, а Никонов вышел к своим и явился с рапортом в штаб полка. В это время немцы открыли по штабу шквальный миномётный огонь. Полкового инженера на глазах у Никонова разорвало на куски. Стоявший с ним рядом командир полка упал с ранениями в обе ноги. Уцелевшие бросились бежать. Вокруг был настоящий ад: в воздух взлетали деревья, земля, трупы людей. Сзади на Никонова кто-то упал, приняв на себя осколки. Несколько раз Никонов тоже едва не упал, запинаясь на бегу о пузырящиеся под ногами полуистлевшие трупы. Километра через полтора огонь стал ослабевать. Никонов без сил скатился в огромную воронку. В ней собралось человек пятнадцать однополчан.

Старшим оказался лейтенант Александров. Никонов перевёл дух. Стали совещаться вполголоса. В это время немецкая тяжёлая батарея возобновила огонь. Снаряд разворотил край воронки. Все, кто мог двигаться, бросились наружу. Первым выбрался Никонов. Второй снаряд угодил прямо в воронку. Обернувшись, Никонов увидел, как упал бежавший следом лейтенант Александров. Рядом была река. В неё и нырнул младший лейтенант, спасаясь от очередного залпа.

Когда он выбрался из воды, к берегу подполз другой младший лейтенант, за ним ещё солдат.

- Откуда, рядовой? Далеко ли немцы?

- Там, слева, всех наших взяли в плен.

- Тогда пошли направо.

В темноте наскочили на танк. Из люка высунулся немецкий танкист в пилотке.

- Рус, сюда!

У Никонова оставался в пистолете один патрон, и тот для себя и на самый крайний случай.
У другого младшего лейтенанта в пистолете было два патрона. Немецкий танкист получил пулю в лоб.

Дальше бежали без остановки по кочкам и перерытым ямами буграм. Стало удивительно тихо.

Потом Никонов услышал окрик часового:

- Стой, кто идёт?

Не добежав до своих метров пяти, Никонов повалился на землю. Ему дали сухарик. Он сжевал его и снова поднялся. Из окружения вышло в тот день человек двести бойцов и офицеров, в том числе командир дивизии. Из полка Никонова вышло человек двадцать.

- О, Никонов! - приветствовал утром младшего лейтенанта капитан Стерлин, бывший начальник штаба полка, и угостил вином и консервами. Никонову после этого стало дурно. Его через колосящееся хлебное поле отвезли на телеге в медсанбат.

Через месяц младший лейтенант выздоровел и смог нормально принимать пищу. Полк отвели на переформирование за Волхов.

Ничего подобного аду под Мясным Бором связист Никонов больше не видел. Картины этих дней навязчивым кошмаром преследовали его по ночам и после войны.