ГОЛАЯ ПОЛИТИКА

или за что боролись, на то и напоролись


Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Во времена Чехова, так оно, возможно, и было. Но в нашем настоящем, когда невозможность невозможного отрицается априори, сопротивляться очередной «невозможности», значит, выставлять себя на посмешище: пришел, увидел и… проиграл. А потому беру сразу быка факта за рога содержимого в надежде вытрясти из него крупицу истины, хотя понятие истины, в применении к тому, о чем пойдет речь, выглядит, по меньшей мере, кощунственно, ибо в абсурде, даже состоявшемся, речь вовсе не об истине, и является ничем иным, как оскорблением этого почтенного, во всех смыслах, слова.


Не ведаю, с чего начну, и того меньше, чем закончу. Возможно то, что меня взволновало, не стоит яичной скорлупы, на фоне того, что происходит с нами и вокруг. Казалось бы, человеческой глупости есть предел, переступить который мешает врожденное чувство самосохранения. Можно позволить себе подойти к краю пропасти, но занести над нею ногу все-таки поостережемся. Ан, нет! Хочется, оказывается, покуражится: и ногу занести и даже заглянуть вглубь, авось голова не закружится.


Это, с позволения сказать, «философское» вступление понадобилось мне, когда услыхал на «Дожде» новость, ставшую, после подтверждения прав геев на отцовство и материнство, еще одним доказательством, что не только одна нога, но все мы повисли над пропастью и готовимся танцевать на собственных поминках. Я имею в виду сообщение новостных агентств, что четыре политические дамы-патронессы, а именно, канцлер-ша Германии и президент-ши Бразилии и Аргентины, в купе с бывшей российской сенатор-шей, скромно говоря решили обнажится, а грубо обобщая, раздеться догола перед фотокамерами, с тем, чтобы их тела, до сих пор прикрываемые политическим флером, были явлены миру в их истинной сущности. И ради чего? В знак протеста, то ли против истребления лесов, то ли против прополки сорняков, но очень подозреваю, что причины эти скорее надуманы, и дальше от существа дела, чем можно было бы предположить.


В принципе / исхожу из собственного скромного опыта /, женщину проще раздеть, чем одеть. Обнажение ее стихия, и, вне ее, ощущает себя в клетке из предрассудков, ограничивающих самоиндификацию и невозможность выразить то затаённое, с чем, кроме Фрейда, никто пока не разобрался. Она рвется ввысь, но те, кто внизу, держат ее за ноги. С мужской точки зрения, эта, скажем так, слабость — отнюдь не помеха чувственным удовольствиям. А раз так, то из этого факта, устраивающего обе заинтересованные стороны, нет смысла извлекать, изображая серьезность, сложные морально-этические выводы. Но ведь в нашем случае, речь не о том, что естественно и потому хорошо и даже прекрасно. А о том, что плохо, некрасиво и, беру на себя ответственность за некоторое преувеличение, гнусно. Проще говоря, вместо пищи богов, несъедобное варево, замешанное на глупости и вседозволенности.


Информация, воспроизведенная на «Дожде», голос молодого ведущего, читающего текст с той мерой отстраненности, с какой, в неведомые ему времена, сообщали на советском ТВ об успехах посевной кампании или плановых достижениях далекого, от места проживания зрителя и слушателя, металлургического предприятия, казалась такой обыденностью, как если бы происходящее совершалось каждый день, и, пропустив новость сегодня, можно было бы в любой из последующих дней узнать о другой такой же, а то и похлеще. И заминка не в том, что эта новость, даже на нынешнем информационном поле, не совсем обычна, а в том, что воспринята была именно так, а не как-то иначе. Подумаешь, какие-то бабы разделись! Ведь это происходит ежедневно, ежечасно, ежеминутно. И не только на обложках журналов для мужчин. Вот если бы наоборот, не собака покусала человека, а человек собаку, тогда была бы причина для волнений и пересудов. И даже неожиданно предъявленное фото трех совершенно голых девиц на каком-то пляже, спокойно идущих навстречу сверкающим блицам фотографов, не произвело нужного впечатления, а лишь напомнило старый-престарый анекдот, о муже, вернувшемся с партсобрания под впечатлением, и потребовавшего от жены раздеться. Обозрев увиденное, вздохнул и произнёс то ли в укор, то ли в назидание: «Прав наш парторг. Стриптиз — это ерунда»!


И вот они идут, одна в одну, все из себя «бери не хочу», и каждая — откровенное обещание тому, кто первый протянет к ним руку. Они беззаботны и независимы, будто знают о жизни то, о чем другие смутно догадываются, но не решаются спросить. Судьба двух из них неизвестна, но третья, та, что слева, ныне германская канцлер-ша двух созывов и, по всему, не прочь удержаться в гостеприимно пригревшем ее кресле, на третью каденцию.


Поневоле хочется угадать путь, пройденный, открытой всем ветрам девицы, от пляжного песка до одного из главных арбитров мировой политической сцены, где, из-за огромной конкуренции, претендентов на призовые места отбирают особенно тщательно. Ум при этом необходим, но доказывать его наличие приходится доказывать напором наглости и наглостью напора и, само собой, телом, лишенным страха и предрассудков.

Не будем ханжами: на плоть женщины не наложишь узду. На плоть служебное положение не производит ни малейшего впечатления. Она требует своего и ей наплевать, насколько эти требования выполнимы. Кто бы спорил, высокопоставленные дамы, подобно «матушке» Екатерине второй, могли бы, наверно, рядом со своими несколько подержанными телесами укладывать рядком тела двадцати-тридцатилетних. Но, в благословенные для плоти времена Екатерины, не сновали вокруг да около тысячи папарацци, да и те немногие умеряли свое любопытство, ибо оно могло стоить им головы, тогда, как нынче приносит солидные дивиденды.


Это не злорадство и не зависть, а элементарная озабоченность собственной судьбой, впрямую зависящей от того, кто нами правит. Куда эти бывшие девушки по вызову, а нынче сами способные вызвать к себе кого угодно и когда заблагорассудится, нас ведут? И не свидетельствует ли их попытка оголить свои старческие мясы, желанием отвлечь наше внимание от упомянутой выше пропасти, к которой подводят нас, с неуёмным упрямством слепцов, уверенных, что зрячие, ослепнув при виде их телес, напоминающих обвисшие обои, забудут об опасностях, ими приуготовленных. Не ведаю о намерениях президентш Бразилии и Аргентины, но германская канцлерша, явно готова испытать глупость своих соплеменников и в третий раз, возможно, последний не только для них, но и для нас.


Мне скажут, ну зачем так панически? В конце концов, миссия женщины не выдавать распоряжения, а исполнять приказы. И в первую голову, собственного либидо, что они и делают. Беда в другом, среди оравы политических мессалин и клеопатр, не разглядеть ни одного Цезаря.

Борис Иоселевич

P.S. Кстати, совсем уж последняя новость, имеющая некоторое отношение к вышеизложенному. Шестидесятилетней Лайме Вайкуле предложили сняться для «Плейбоя», но она гордо отказалась, но не по причине той, о которой вы могли подумать, а из-за несходства в характерах, то бишь в цене. «Я не дешёвка», - гордо заявила наша некогда прекрасная и некогда неповторимая любовь. Каковы старушенции! Видать, их огрело крапивой по самому «больному» месту Б.И.