Она проснулась в 8 часов утра. Как всегда минуту полежала с закрытыми глазами, пытаясь осознать себя в этом мире, и все что несет новый день. День.
« Сегодня необычный день», – подумала она. Прислушалась к себе. Ничего необычного не ощутила. Но она знала – день необычный. Сегодня её день рождения. Но даже не это было необычным, а, то, что этот день разделит ее жизнь. Правда не на равные две части, а просто разделит. Как любое веховое событие в жизни человека. Как рождение ребенка. Замужество, смерть. И потом уже всю жизнь говоришь: это было до рождения ребенка. Или, это было, когда еще мама была жива. И все понимают, сколько примерно лет назад это было. Сегодня такой же день. Это о ней в законе написано с формулировкой «… по старости». Сегодня ей пятьдесят пять. На какие части разделит её жизнь «сегодня»? Ну, уж точно не на старость и молодость. Дуратская формулировка! Она не ощущала себя даже женщиной в возрасте. Не было не радости, ни печали. Было очень спокойно на душе. Дома она была одна. Муж ушел на работу рано утром очень тихо, чтобы не побеспокоить её.
«Надо вставать», – подумала она. Вечером будут гости. Ей не хотелось ничего отмечать, но дни рождения с гостями было традицией. С каждым годом гостей становилось все меньше. Умирали, уезжали. Кого – то теряла с болью, с ранами на сердце кого-то равнодушно, потеря некоторых даже радовала. Часто люди гордятся тем, что дружили с кем-то всю жизнь. Не поссорились, не предали друг друга. Это, конечно, хорошо, но иногда расстаешься, не поругавшись и не предав. Просто не заметили, как пошли по разным дорогам. Держаться за руки уже нет сил – дороги расходятся все дальше. И просто отпускаешь эту руку.
Да, что-то понесло в дебри. Вставай! Дел много. Встала не рывком, как хотелось бы, а медленно, без резких движений. Прислушалась. Нет, боли в позвоночнике нет. Это хорошо. Хоть какое-то время не будет желания все бросить и присесть, а лучше прилечь. Помочь с салатами и горячим обещала подруга. Сейчас придет. Надо успеть прибрать постели, и кое- что из продуктов купить. Благо живет в центре города. Рынок, магазины рядом. На это много время не уйдет. Она умылась, почистила зубы. Подняла лицо к зеркалу. Долго смотрела на себя. Кожа была сухой. Кремы она не любила. Чаще делала просто маску из сметаны. Моментально разглаживались мелкие морщинки. «Не сейчас»- подумала она. Вначале магазин. В прихожей раздался звонок домофона. «Рада пришла» – подумала она. Рада – это та подруга, на плечи которой сегодня ложились все заботы о вкусной и красиво оформленной пищи. Она любила эту подругу. Когда она входила в квартиру, с ней врывался неугомонный, шумный мир улиц, птиц, ветра. Она всегда светилась и улыбалась, заряжала всех вокруг себя хорошим настроением.
-Привет, моя дорогая именинница! Дай обниму! Все поздравления потом, за столом. Я в поздравлениях не одна. Потерпи. Я в магазин забежала, зелень купила. Так, давай помою руки. С чего начнем? - все это она проговорила на одном дыхании. Не давая вставить слово. «Как хорошо, что она пришла»,- подумала именинница. А то последние дни что-то не веселые мысли стали одолевать. Если целый день в тишине заняты только руки – мысли невольно начинают одолевать. А уж если воспоминания….
-Давай так, ты пока режь салаты, а я в магазин. Потом посмотрим.
-Как скажешь. Где тут наши рецепты? - Рецепты салатов были заранее выбраны с интернета. Представляли сочетание продуктов, ориентировались на вкусы гостей. Кое- что было обжарено и отварено еще вчера вечером. Хотелось чем-то удивить гостей. Традиционные салаты сегодня не годились. Целый месяц не могла принять решение – где отмечать юбилей. Конечно, больше было советов пойти в кафе. Никаких проблем – пришел, повеселился и ушел. Ни уборки, ни грязной посуды, ни стояния у плиты. Только в глубине души что-то царапалось, упиралось. Да и цены месяц назад опять сильно подросли. Дома оно дешевле обойдется. А впрочем, нет. Не так все. Эти доводы говорились всем вокруг. А в душе… Душа праздника не чувствовала. Дома тоже надо будет надеть маску радости и веселья. Но здесь и стены помогают.
Из дома никак не удавалось выйти. Один звонок раздавался за другим, поздравляли, желали…. Искренне или нет, но голоса звучали бодро, слова лились теплые, и как-то, невольно, у нее на душе тоже стало тепло. Отвечала уже с улыбкой, поднималась теплая волна благодарности. А сколько людей помнят о её дне рождения! Вот уж не думала! И это те, кто не приглашен сегодня на торжество! То есть, им не напоминали об этом дне. «Спасибо!» звучало уже искренне. Да нет, не так уж все плохо в ее жизни! Помнят.
В магазин уже можно сказать полетела. Мысли старалась занять тем, что надо купить, ничего не упустить. И день закружился, полетел, и ее закружил. ….
Вся кухня была завалена грязной посудой, на столах еще так много оставалось еды, а гости почти все разошлись. Впрочем, оставшихся трудно было назвать гостями. Это были совсем близкие люди, сын, муж, сын мужа от первого брака и племянник. Поступил в этом городе в университет и теперь жил у них, когда приезжал на сессию. Все уже немного перепили за исключением студента. А потому говорили громко, слушали только себя и каждый показывал свою значимость. Темой были компьютеры. Её сын, Даниил, увлекся ими совсем недавно. Впитывал все знания с жадностью, пытаясь разобраться в программах, загрузках, возможностях. Но кое-какие знания, как он считал, уже давали ему право говорить со знанием дела и даже о чем-то поспорить. Роман, это сын мужа, считал себя сто процентным специалистом, а потому на лице была снисходительная улыбка и сдержанный тон. Ему казалось, он подчеркивает свою значимость тем, что не опускается до спора и объяснений. Просто сказал предложение, в котором побольше должно быть профессиональных, незнакомых широкой публике слов, и все, пусть прочувствуют глубину его знаний! А муж просто старался не выпасть из разговора. Для него общение с этой техникой стояло где-то на уровне общения с инопланетянином. А потому говорил громче всех и врезался в предложения других словами «да!», «вот!» «именно!».
Она же сидела теперь за компьютером в спальне и читала поздравления, пришедшие на почту. Их тоже было много. Но это были поздравления с напоминанием. А потому не казались такими искренними. Но все равно спасибо. Нашли время, слова, даже открытки. Вновь промелькнуло поздравление со словами «желаю терпения…» Ну почему люди не понимают, чего они желают! Да разве мало она терпела за свою жизнь! За что же еще ей желать терпения?! И так жить осталось, может считанные дни. Никто же знает своего конца. Она понимала, что желали они ей не зла, желали терпимости. ТЕРПИМОСТИ! А это разные пожелания. Терпимость никому не помешает. Особенно в этом возрасте, когда нервы ни к черту и на все свои взгляды и всему свои оценки. Она не обижалась, но сердце сжалось. От того что желали это терпение от души, обязательно сбудется!
Её внимание привлек шум у стола. Прислушалась. Закрытые двери уже не спасали от проникающих звуков. Говорили очень громко, раздражительно, грубо. Но самое плохое – все это сопровождал отборный мат. Матерился Иван. Она не любила когда в их доме матерились. Ей казалось, эти слова были грязными, черными и липкими. Казалось, она физически тонула в этой грязи и зловонии. Иван знал об этом и никогда дома не матерился. Но сейчас… Она и не думала, что он знает такой отборный мат. Минуту еще послушала. Нет, сам не успокоится. Надо выходить. Иногда он позволял себе ругаться, когда перепивал. Но это было очень редко и стоило ей показаться ему на глаза, как он замолкал.
-Что у вас происходит? Ваня, перестань!
-Да он выставляет меня полным дураком. Пришел сюда, да еще меня же дураком выставляет!
-Никто дураком тебя не выставляет. Перестань ругаться. Даниил, что случилось?
Из объяснений, наконец, поняла, что Даниил что-то спросил все про эти же компьютеры, а Роман не смог ответить.
-Видишь, и ты не все знаешь.
-Зато я сам всему научился, сам, а не спрашивал как ты про всякую мелочь.
-И не сам. Тебя учил брат твоей бывшей жены.
Это и стало той каплей, которую пьяная душа Ивана не смогла пережить. Воспринял как личное оскорбление.
_- Давай, иди отсюда, – Данил встал и стал одеваться. Она вышла за ним в прихожую.
-Не принимай к сердцу! Ты все правильно говорил. Приходи.
-Не знаю. Может и зайду когда.
Даниил редко приходил к ним. Женат не был, но был самостоятельным мужичком. Хорошо готовил, более-менее следил за чистотой в квартире. Всегда был чистым, в отглаженных и модных вещах. Внешний вид был его коньком еще с детства. И к тому же был домоседом.
Она вернулась в комнату.
-Все. На сегодня хватит! Тебе завтра на работу на сутки, а ты не проспишься, наверное.
То, что произошло дальше, она не ожидала.
-Да пошла ты… - лицо стало злым, а маты лились из него как из прорвавшейся канализации. В висках застучало, крик стал доходить как сквозь вату. Нет. Нет!!! Никто не смеет так с ней говорить. Никому она не позволит…. Теперь никому!
-Замолчи! - внешне спокойно и четко сказала она.
А он уже натягивал брюки, рубашку. В прихожей стоял в шубе Роман и ждал его. «Когда они успели договориться что он опять пойдет к нему ночевать?» - подумала она.
-Ты куда собираешься? Ложись спать. Завтра поговорим, - в ответ опять отборный мат. Нет. Пусть уходит. Хватит на сегодня этой грязи в доме.
Хлопнула дверь. На минуту стало совсем тихо. Она сидела в спальне у компьютера. Вдруг кто-то пошел по комнате. Она вздрогнула. Господи, студент! Этот мальчик сидел так тихо во время всей этой безобразной сцены, что она забыла о нем. Стыдно – то как! Он готовил свою постель. Надо выйти, что-то сказать – подумала она. Еще несколько секунд посидела и «сильная женщина» вернулась на свое место.
- Ты извини, перепили. Все нормально. Хочешь чаю?
Чай он не хотел, и она принялась убирать остатки посуды и еды на кухню. Что-то толкала в холодильник, что-то оставляла на столах. Балкона не было, первый этаж. Надо все как-то так сохранить хоть до завтра. «Чего хранить. Завтра тоже некому будет есть» - подумала она.
-Спокойной ночи! - она ушла в спальню и закрыла дверь. Присела на кровать. Компьютер опять мигал конвертиком, сообщая, что пришло еще одно поздравление. «Меня уже поздравили. Запомню на всю оставшуюся жизнь. Просто молодой почувствовала себя опять»,- усмехнулась она. Такое проявление «любви» было только тогда, 35 лет назад. Голова была пустая. Не думалось ни о чем. Никаких эмоций тоже не было. Не хотелось даже плакать. Плакать. Да когда же она плакала последний раз о себе, своей жизни? Не помнила. Значит давно. Теперь если и катилась когда слеза, так только от просмотра программы «Жди меня». Она ничего не планировала. Ну, например, как завтра все выскажет, что думает о его сегодняшней выходке. Или что скажет – уходи, не хочу тебя видеть. Это раньше сто раз заведешь мысленно разговор, все выскажешь. Мысленно хорошо высказывать. Там он тебя слушает и молчит. Не перебьет и не уйдет. Нет. Даже этого не хотелось. Тем более у нее есть с кем поговорить. Он сейчас выслушает ее и так помолчит, что ей станет легко и хорошо. И она уснет.
_ Степа, один ты не прислал мне поздравление. Забыл? Да не смущайся. Я знаю что поздравил. Видишь, как закончился мой день. Что мне делать, Степа?
- Ты умница, подумай. - Она любила, когда он говорил «умница» И еще когда говорил «девочка моя». Так никто никогда ее не называл, только он. Она улыбнулась. «Поможешь мне подумать?» «Конечно, девочка моя!» «Ты вот говорил, что он лучшее у меня. Да прав ты конечно! Не бывает все на ять. Что мне делать? Поругаться? Покричать? Он опять будет молчать и не смотреть в глаза. А спустя какое- то время стараться угодить во всем. Только это уже не срабатывает. В душе не растет теплый ком прощения».
– А можешь без него прожить? – опять спросил Степан.
Она задумалась.
– Не знаю. Наверное, смогу. Привыкла к нему. Да и легче с ним. А потом чувство такое, что не потеряю я его никогда. Он добрый. Позову, всегда поможет.
– Вот видишь.
– Но если и не придет, переживу.
– Одна опять? Что-то ты, девочка моя, забывать стала.
Она действительно забывать стала. В том числе, почему и как он рядом оказался. А главное, какие качества его заставляли ее жить с ним. Забывать….стала… И она уснула. Без снов и метаний во сне. Тихо, как всегда когда ее успокаивал Степа.

Утром проснулась поздно. Студент ушел на занятия, Иван теперь на дежурстве. Все тело затекло. Было трудно пошевелиться. Так бывает всегда, когда накануне много время проведет на ногах. Вчера натопалась досыта. Вчера…. Разом вспомнилось все. Стыдно перед мальчиком! Теперь матери расскажет и полетит в тар- тартары ее имидж счастливой женщины. Надо что-то придумать для «публики». Эта мысль пришла как то по привычке. Она столько лет создает этот обман для других и для себя, что стало каждодневной заботой – создавать имидж «счастливой женщины». С трудом села. Боль резко прошлась по позвоночнику. Она знала, что надо встать и пройтись. Будет немного легче. И надо сделать свою «гимнастику». Встала, накинула халатик и, пошла прихрамывая на кухню. «Господи, сколько же всего осталось! И куда это девать?» Пошла в ванную, умылось почти ледяной водой. Из зеркала смотрела спокойная, уверенная в себе женщина. Каждодневная маска для всех, прилипала к ней даже когда она была одна. И это правильно. Не всегда успеешь надеть личину, знакомую всем. Взяла баночку с кремом. Приходится доверять производителям. Что там в этом креме? Нет, она не боялась испортить кожу или не получить обещанный эффект. Просто брезгливо, если там напихали всякую гадость. А со сметаной не хотелось возиться. Лишь бы кожа не причиняла неудобства.
Позвонила сыну.
-Приходи доедать салаты.
-Да нет. Мне некогда.
-Приходи. Ты из-за вчерашнего?
-Нет. Просто другие планы.
И положил трубку. Значит, обиделся. Наложила в тарелки салатов, бывшего горячего и пошла к соседке. Пусть хоть у нее будет сегодня праздник, и она не будет готовить себе. Потом мыла посуду, раскладывала на привычные места, кормила студента и старалась казаться веселой.
Почему Степан никогда не приходит днем? – подумала она. Так бы могли целый день говорить. Улыбнулась, представив, что эти мысли, слышал бы какой - нибудь психиатр. Явная клиника. Но она так давно разговаривает со Степаном, что мысленные разговоры стали похожи на телефонные. Она никогда не видит его. Просто спрашивает, а он отвечает. Ну как внутренний голос. Только это лучше. Внутренний голос – это ты сама, только из вредности наоборот. А Степан любит ее. Это другое. День прошел очень быстро.
Сейчас вообще дни проходят очень быстро. Все течет в таком ритме! И даже когда ничего не делаешь, время не останавливается, а летит, как и у всех. А в детстве с трудом вспоминалось, с чего начался день. Столько удавалось сделать и так устать….

Она помнила себя с тех пор, когда нельзя еще помнить. Ей никто не верил. Она помнила себя в годовалом возрасте. Притом помнила всего один день, даже несколько часов, а может минут? Но очень четко, все до мелочей. Нет, даже не помнила, а видела все со стороны и запомнила. В тот день мама отнимала ее от груди. Был вечер. И она видела себя немного сверху, слева от входной двери в комнату. Она ребенок, лежала на
кровати, покрытой темно-коричневым шерстяным одеялом, на пеленке. Рядом сидел отец и пытался впихнуть ей соску. Она кричала, не капризничая, а по-настоящему. Ей не нужна была соска, и она старалась ножками отпихнуть руку отца. Она все это видела, но при этом была посторонним наблюдателем. И была одна мысль: «Надо быстрее вырасти! Как стыдно!» Справа от двери, на стене, были вбиты гвозди, прямо в стену и на них весели зимние пальто и еще что-то, прямо так, без плечиков, за пришитые вешалки. Висел абажур, и на него сверху была накинута темная тряпка, чтобы приглушить свет. На отце была синяя, растянутая майка. Он устал от ее крика, похоже, эта была не первая бессонная ночь, он не знал что делать, как ее успокоить. Угол с левой стороны от двери был полукруглый, выпуклый. Это была печка. Про печку она помнила уже сама, когда стала постарше. Круглая железная печка стояла в прихожей в углу, на стыке перегородок. И в каждой комнате была часть ее круглого бока. Когда ее топили, она обогревала сразу несколько комнат. Называли ее контрамарка. Напротив двери было окно. На нем висели на веревочке белые задергушки и были на пол окна. Внизу и посередине, были пришиты узенькие кружавчики. А поверху висел тюль с рисунком в виде роз. Еще в комнате был стол и сундук. Сундук был застелен лоскутным покрывалам, а самодельный стол скатертью. Комната было небольшая, и когда туда вошла мама, стало совсем тесно. На маме было темно синее платье с рукавчиком фонарик в очень мелкий и не частый белый цветочек. Еще она помнила свое лицо младенца. Она кричала очень громко, была вся красная и искаженное плачем, личико было противным. Лоб в испарине, белокурые реденькие волосики прилипли. Слезы…. Слезы она не видела. Плач больше походил на истерику. Вот и все воспоминания. Когда она рассказала это маме лет в восемнадцать, она посмотрела не нее удивленно, подумала и сказала:
-Тебе кто-то рассказал это.
Кто ей мог это рассказать и зачем? А спустя какое-то время мама сказала:
- Действительно, было такое одеяло и платье было. Просто я забыло уже про него.
Она видела себя так еще несколько раз за детство, но только рассказывать уже не стала. Помнила лето, ей было года четыре. Они собирались в гости. Первой нарядили ее и отправили на улицу. Она этого не помнила, но мама рассказывала, что была очень аккуратной в детстве, могла после дождя, в грязь проходить целый день и не запачкать белые носочки. Этого она не помнила, а помнила именно тот момент середины лета. Она вышла во двор. На ней было беленькое платьице в меленький красный и синий цветочек. Малина в садике еще не отцвела. Чего ей там понадобилось, не понятно, но она полезла в этот садик. Расплата не заставила долго ждать. Пчела села ей на живот, видно приняла цветочек за настоящий. Она попыталась ее стряхнуть рукой и пчела ее ужалила в живот. Боль нарастала с каждой секундой. Все начало гореть. И она закричала и от боли, и от страха. Она не знала еще, что пчелы такие коварные и могут причинить такую боль. Потом она узнает, что самую страшную боль причиняют люди, но тогда это было вершиной ужаса. И тогда она увидела себя сверху. Примерно с двух метров. Было опять стыдно от той истерики, что она устроила. И мысль: «когда я только вырасту! Как стыдно!». Чем все закончилось, она не помнила. Только из рассказов.
И последнее воспоминание было лет в семь. Она с мамой ехала в рейсовом автобусе в гости к ее младшей сестре. Она по распределению после медицинского училища, жила в деревне. И они ехали посмотреть, как она там устроилась. Мама, можно сказать, вырастила ее и относилась к ней больше как к дочке, чем как к сестре. В автобусе к ней пристала с расспросами какая-то женщина. Ничего особенного, как ко всем детям. – Как тебя зовут, куда едешь, сколько тебе лет….. Но она не ответила. Почему-то промолчала, хотя букой не была никогда. А тут не ответила. И сразу стала объектом внимания. Ее молчание начали комментировать:
- Ой, какая стеснительная! Наверное, язычок проглотила…. - И она опять увидела себя сверху. Сидела надутая, красная с капельками пота на лбу. И опять мысль той, что смотрела сверху «Как стыдно! Быстрее бы вырасти!»
Она никогда не слышала, чтобы другие ее ровесники рассказывали что-то подобное. Неужели никто больше не видел себя со стороны?
Детство у нее было хорошее. И у отца и у мамы были большие семьи, а потому у нее было страсть как много теток. И все старались побаловать ее. Дядей было два. Мамин брат – ее крестный и брат отца. Брата отца она видела единственный раз лет в двенадцать. Жил он далеко, на Урале. А остальные все в одном городе. Городок был не большой, но достаточно известный в стране из-за большого количества заводов союзного значения. Горожане даже гордились несколькими достижениями: количеством работающих в процентном отношении к общему числу живущих и тем, что это был самый зеленый город в Западной Сибири. Правда был он еще и самым пыльным, наверное, а после дождей просто непролазным. Еще в далекие времена, в 19 веке, когда родился город, в весеннюю и осеннюю распутицу соседи ходили в гости друг к другу верхом на лошадях. А то в грязи можно было увязнуть выше колен. Она, такого уже не видела, но помнила, как отец водил их на единственную речку в городе купаться. Речка была недалеко, но нужно было перейти одну «центральную» улицу. И когда они ее переходили, ножки погружались в очень теплую пыль, которая была ей почти до колен. Было так приятно брести по пыли. Как по воде. Правда была она до 10 лет просто крошечной. Когда настало время идти в школу, и она с мамой пришла сдавать документы, принимающая посмотрела и возмутилась.
- Вот эта ученица?! Да ей года три, не больше! Вы что подделали документы?
А ей было семь с половиной лет. Документы принимающая взяла, но сказала, что директору скажет свое мнение. И пусть мама придет завтра часов в 10 утра. «А мы проверим, зачем вам такого крохотного ребенка надо в школу отдавать. Пусть бы росла спокойно». Испугала она Катю не на шутку. А вдруг не возьмут? Школа была рядом с домом. Жили они в частном секторе, и школа была через два дома и дорогу. Совсем близко. Даже портфель не наносишься! Через день мама пошла в школу одна. Что там был за разговор неизвестно. Но мама сказала, что теперь она будет работать в школе техничкой для того, чтобы подсаживать её за парту, а на переменах спускать на пол. И началась подготовка в школу. Нужна была форма. Тогда у всех была одинаковая форма – коричневая с черным фартуком в будни и белым в праздничные дни. И еще обязательно косички. Девочек со стрижками в эту школу не брали. Насколько тогда легче было собирать детей в школу, трудно сказать. Заработки были маленькие, никаких пособий, бесплатных учебников и помощи «Соберем детей в школу» не было. А потому она не помнила, по какой причине ей не купили форму. Ее шила мама сама. Нужно сказать мама Кати считалась портнихой и обшивала всю родню. Шила она уникально. Что такое выкройки не знала. Как их сделать и подавно. Поэтому она расстилала ткань на столе и мелом рисовала сразу все платье. Потом, что бы обе стороны были одинаковыми, складывала ткань, вдвое и вырезала. Зад, перед, не имело значения. Дальше, обшиваемому надо было запастись терпением. Все это сметывалось на глаз, и начинались примерки. Прямо на «модели» что-то обрезалось, подшивалось. Потом строчилось на машинке – небывалой роскоши того времени, и опять примерялось. Бывало, что и после этого надо было еще что-то обрезать, поднять или опустить выточки, а то и фасон изменить. Все что пожелаете! Если ткань новая на столе, то это замечательно, но чаше расстилалась старое, распоротое чье-то платье, и на нем рисовалось что-то поменьше. Например, детская вещь или юбка. Кто-то из родственников отдал шерстяное синие платье. Оно и стало будущей формой. Но сшитая форма была просто прекрасной! Это было платье с воротничком стоечкой и замком-молнией на спине до пояса. Такого не было ни у кого! На воротничок и рукава пришили белые кружавчики. Фартук тоже был домашнего изготовления. Белый-белый и с пушистыми накрахмаленными крылышками. Катенька любовалась на себя в зеркало, а когда мама все-таки заставила ее снять форму и повесила на плечики, забегала в свою комнату чуть ли не каждую минуту и любовалась, а главное, следила чтобы младший брат, не вздумал руками тронуть эту красоту. До торжественной линейки, 30 августа, было еще несколько дней. Это сейчас 1 сентября – день знаний и праздник. Тогда 1 сентября был обычным рабочим днем. А потому – 1 сентября были уже обычные занятия. Торжественные линейки проводили заранее. Школа, где ей предстояло учиться, была начальная. Здание одноэтажное и не большое. Числилось в ней 8 классов в две смены. И вот он этот долгожданный день! Ей не спалось с вечера, и утром встала вместе с зорей. Начала потихоньку ходить по дому в надежде, что ее услышат и проснуться. В ведре стоя огромный букет цветов! Это учительнице. Накануне они съездили к одной из тетушек и она, большая любительница цветов, среза ей почти все что было. С вечера пошел дождь, и Катя страшно переживала, что он испортит праздник. Но утро было солнечным и теплым. Перед выходом в школу в доме было полно народу. Многие тетушки со своими семьями жили рядом, на этой же улице и все пришли посмотреть на эту Дюймовочку – первоклассницу. Как-то так получилось, что детей такого возраста уже ни у кого не было. И она была вроде живой игрушки для всех. Ею восхищались, хвалили её, форму, желали быть умницей и хорошо учиться. Ну, вот и время! Надо идти. Тут же нашлись желающие понести букет, портфель ( идти без него она и слушать не хотела!) и даже ее. Ну, уж нет! Все понесет сама! Тогда ранцев не было. Поэтому в одной руке портфель, в другой букет. Было очень трудно все удержать. Из-за этого букета не видно дороги, да еще выскользнуть собирается из маленькой ручки. И вся это толпа человек в 15 двинулась в школу, до которой было метров 40. Как все случилось, никто и понять не успел. Вероятно, начал подать букет. Он размером был как раз в две трети первоклассницы. Желая его удержать, Катенька наклонилась вперед и …. Со всего размаху, прямо на живот, белым фартуком, упала в лужу. Её тут же подхватили, поставили на ноги. Она даже заплакала не сразу от растерянности! Все! Не будет праздника, школы, её просто выгонят за то, что она не пришла! Так горько она еще, наверное, не плакала. Толпа взрослых онемела от этой сцены. Потом её схватили, понесли домой, что-то говорили, успокаивали. Но разве это возможно! Кто-то снимал перепачканную форму, кто-то теперь уже не белые носочки, кто-то пытался стереть грязь с лица и даже пытались перебрать букет. Толпа взрослых не зря испугалась. Все хорошо помнили, что значит, если Катя начнет плакать! С самого раннего детства, с двух- трех лет, она никому не позволяла пренебрегать собой и своими интересами. Если с ней шли по городу, то должны были отвечать на все её бесконечные « почему». И не дай вам Бог отвлечься на разговор с кем-то или на покупку и ответить не сразу… Она начинала так реветь! Успокоить не мог никто! Тогда ее хватали и несли домой. Главное чтобы дома был дядя Саша, сосед. У него был громогласный бас, это она помнила. Он выходил на улицу и кричал: «Это кто там плачет? Сейчас посажу в железный мешок, завяжу деревянной завязкой и отнесу на коптильню коптить!» Ничего страшнее Катенька не представляла! Быть закопченной, черной…. Ужас! К тому же коптильня действительно была рядом. Целыми днями были видны ее дымящиеся трубы. Но в это раз не помогло даже это. Да и дядю Сашу она так уже не боялась, потому что он еще никого из ребят не закоптил. Спас положение крестный. В начале огорода стояла деревянная бочка с водой. Так как бочка была деревянная, вода в ней не остывала за ночь. Была вполне комфортной, хоть и не горячей. Он взял ее на руки и с головой окунул в эту бочку. Польза была заметной. Перестала реветь от неожиданной процедуры и смыла грязь. Пока всхлипывала, её вытерли полотенцами, расчесывали, а мама надевала на ее очень хорошенькое белое платье. Но самую большую пользу принес отец. Он пошел в школу, объяснил, что случилось и попросил не распускать хотя бы класс и дождаться Катю. Толпа взрослых тащила ее на руках и продолжала убеждать, что ничего страшного не случилось, и мы успеем! Линейка проходила на улице у центрального входа в школу. Все уже расходились и только первоклашки стояли на месте. Учительница, Мария Васильевна, женщина лет 50-ти, что-то им говорила. Она с улыбкой посмотрела на Катю и сказала:
– Становись в строй! Потом еще раз всех поздравила и сказала, что можно идти домой. Малыши окружили учительницу, стали дарить цветы. Ни в какое сравнение не идет количество цветов, которые дарили тогда и теперь. Тогда учителя просто не могли все цветы держать в руках. Они клали их у своих ног. Рядом стояли учителя других классов, и была та же картина – море цветов. Потом ребят постарше попросили занести цветы в школу. Прямо в коридоре они сваливали их в одну большую кучу. Катенька тоже подарила все еще роскошный букет учительнице. Мария Васильевна взяла его в руки, а когда букетов стало много, наклонилась, положила у ног и стала дальше принимать цветы. Катя не верила своим глазам! Её букет бросили на землю в общую кучу! Она смотрела широко открытыми глазами на учительницу и не могла поверить в то, что случилось.
-Мария Васильевна, а вам помочь цветы занести? – спросили ребята, наверное, с 4 класса.
- Да, помогите, пожалуйста.
Ребятишки весело хватали цветы в охапку и несли в школу. Пошла и учительница. Родители повели детей по домам. Мама тоже пошла в школу – рабочий день. Катя за ней. В коридоре была огромная куча из цветов. Она даже подняла голову вверх, чтобы увидеть вершину.
И это все?! Вот так обошлись с ее букетом? Его же не видно даже! – Комок снова подкатил к горлу. Она еще прошла по коридору. Услышала, как смеются взрослые. Дверь распахнулась и вышла очень полная женщина. Даже не взглянула на нее, открыла соседнюю дверь и зашла. Катя еще минутку постояла, а потом пошла за ней. Женщина сидела за столом и писала. Катя так близко подошла к столу, что ее стало почти не видно.
-Тебе чего, девочка. Ты потерялась?
-Нет. Я Катя.
-И зачем ты ко мне зашла Катя? Ты знаешь кто я?
-Нет
-Я директор школы и ко мне нельзя просто так заходить.
-Я пришла сказать, что не хочу учиться в вашей школе.
-Да? А в каком ты классе учишься?
-Еще ни в каком. В первом буду.
-И почему же ты уже не хочешь у нас учиться?
-Я подарила букет учительницы. А она бросила его в ту кучу. Наверное, она не любит меня.
- Директор подняла бровь. – Вот как! А тебя должны обязательно любить?
-Да.
А если я тебе докажу что мы тебя любим, ты будешь у нас учиться?
-Да.
-Ну, тогда пошли.
Вышли в коридор. Она открыла соседнюю дверь – «Учительская» и сказала:
-Товарищи учителя. Я потом вам все объясню. А сейчас помогите найти в куче букет этой девочки.
Все переглянулись. Кто-то спросил «зачем?», кто-то пожал плечами. Но вышли все.
-И какой это букет? – спросила молоденькая учительница.
-Мой,- сказала Катя
-Понятно. А как он выглядит?
-Красивый. Он связан ленточкой.
Кучу разгребали минут десять. Показывали все связанные ленточкой букеты. Подошла мама.
-А что случилось?
-Да вот, ищем букет этой девочки Кати.
-Катя!!!
-Это ваша дочь?
-Да. С утра день не ладиться.
И уже повернувшись к дочери - Ну дома я с тобой поговорю!
Наконец букет нашли.
-Поставьте его в учительской. Теперь пойдешь к нам учиться?
-Пойду! – Катя улыбалась.
И она пошла. Парты очень сильно отличались от нынешних. Это было единое целое – стол, под наклоном вперед и скамейка как единое целое. Скамейку нельзя было подвинуть и для того чтобы удобнее было вставать и садиться, часть столешницы откидывалась вверх. За партой сидели двое, а посредине стола было углубление для чернильницы. Чтобы каждый день не носить чернильницу с собой, их собирали в классе в специальный ящичек, а утром дежурные раздавали по партам. Чернила заканчивались и засыхали. Поэтому по очереди все приносили пол-литровую бутылку чернил. Но чтобы класс выглядел нарядным, нужно было еще носить белую скатерть на стол. По очереди. Неделю ты, неделю твой сосед. Вот скатерти никто не собирал. Иногда за день столько успевали клякс наставить, что бедным мамам приходилось стирать каждый день. А отстирать чернила с белой скатерти…
Скамейка была высокой для Кати. Но это еще ничего. Залезть можно. Но когда она садилась, то были видны только глаза. Писать в таком положении было не возможно. Вот мама и сворачивала принесенную из дома телогрейку, укладывала на скамейку и сажала Катю. Когда её спрашивала учительница, то она не вставала как все дети. Когда в первый раз решила встать, телогрейка соскользнула с лавки и Катя полетела под парту. Очень больно ударила локоть и бок. Она все силы собрала, чтобы не расплакаться как маленькая. Учительница потеряла драгоценное время пока ее доставала из-под парты и усаживала, и Кате запретили вставать во время ответов. Да она боялась даже вертеться! А то опять упадет, и все будут смеяться.
Потом мама не раз с улыбкой говорила, как хорошо, что она тот год работала в школе. Иначе выгнали бы ее дочь из школы как хулиганку. В школе, да и в классе, были все ребята с их и соседних улиц, с кем она росла и играла, знакомые. В то время лидерство за ней как-то не признавали, были ребята и постарше. Но когда становилась скучно, именно Катя придумывала новые игры, или как отомстить обидчикам. Первого сентября она пришла из школы с шишкой на лбу. В школе были огромные въездные деревянные ворота. Ребята вешались на них гроздьями и катались. Вот под такое катание она и попала. В глазах потемнело, она упала со всего маха на спину и очень больно ударилась. Слезы сдержать не смогла! А мальчишки смеялись. Такого простить она им не могла, и дня через два у нее уже была команда, которая висела на воротах и раскатывалась на них. Катя высматривала в пробегающих обидчиков, и именно им доставалось получить по лбу. Через два дня начали жаловаться родители старших классов, но когда видели обидчицу, начинали сомневаться в правдивости слов своих чад. Вот эта Дюймовочка обидела их полутораметрового сына?!
Вот и в школе она умерла бы от скуки, если хотя бы на перемене не устраивала маленького столпотворения. Такого визга, беготни и шума школа, наверное, не знала еще. А потому ее замечательной формы не хватило и на месяц. А за год мама купила ей еще две формы и один портфель.
Еще через год заболела мама, и врачи посоветовали ей переехать жить в горы, где более разряженный воздух. Во время войны мама, будучи подростком, жила и работала со своей семьей в городе Славногорске, в Казахстане. Там оставалась ее очень хорошая подруга. Она и пригласила их семью к себе. Пожить пока не подберут отец с мамой себе жилье. Был продан дом, и они поехали в далекий Славногорск.
Такой красоты Катя еще не видела! Горы были до неба, на вершинах летом лежал снег. А ниже была тайга. Все называли горы – белки. Так и говорили: «Надо сходить на белки за шишками». Кедры росли в нескольких километрах от города, и даже подростки ходили пешком за шишками или чаем. Потом, когда Катя подросла, тоже ходила за чаем и шишками. Это был удивительный чай. Его собирали ранней весной, пока было еще влажно, и называли «чыгыр». Это были огромные листья очень похожие на листы лопуха. Они обязательно должны были перезимовать на корню под снегом. И тогда, вытаяв весной, за ним шли местные взрослые и ребятишки. Собирали мешками, а дома досушивали, измельчали и заваривали. Ни одна баня не обходилась без чыгыра. Его плескали на каменку и одуряющий аромат прошлогодней травы, цветов, хвои и еще Бог весть чего, впитывался каждой порой. Дыхание становилось легким, чуть кружилась голова, и наступало такое блаженство! Дома тоже ждал свежезаваренный чыгыр. Местные учили отца с матерью, что пить его надо обязательно, а не то заболеешь «белянкой». Потом уже поняли, что белянка не что иное как белокровие или рак крови. Такое было вполне вероятно. Маленький городок, расположенный в окружении гор, практически не продувался. Зато промышленность там была… Свинцовый, цинковый заводы, обогатительная фабрика, открытый урановый рудник и несколько шахт. Что такое экология никто тогда не знал. Школа, в которую пошла Катя, была расположена, на горе. Гора была, можно сказать, в центре города. Её можно было обойти и попасть на главную площадь города. И это занимало примерно час, или пройти через нее. И это было гораздо короче. Со стороны микрорайона, где жила Катя, к школе вели 130 ступенек. Пока не было снега, можно было пройти не только по ступенькам, а с любой стороны. Когда наступала зима, пройти даже по ступенькам можно было не всегда. Таких снегов Катенька тоже раньше не видела. Огромная толпа школьников собиралась на проезжей части дороги у подножия горы. Ждали учителя математики Бориса Петровича. Был он не менее двух метров роста и очень тощий. Прям дон Кихот. Бороды, усов и копья только не хватало. Ребята его очень любили. Он говорил, что в школе был двоечником и даже второгодником. И поэтому все их проказы ему хорошо известны. Было одно удовольствие проверять на уроке так ли это. И Борис Петрович выдерживал такой «экзамен» всегда на отлично. Он шел первым. За ним ребята старших классов, учителя и в конце мелюзга начальных классов. Это было весело! И первые уроки были практически сорваны. Когда садились за парты, веселье не заканчивалось. Бывало, что окна даже второго этажа оказывались, завалены снегом. Тогда старшеклассники брали лопаты и шли делать шурфы, ямы такие, около окон, чтобы был виден хоть немного свет и поступал воздух. Было очень смешно, когда около окна мелькала туда-сюда лопата, а потом показывалась голова и начинала строить рожицы. Тем более голова была внизу, а ноги вверху. После уроков все бежали не к выходу, а на третий этаж, чтобы посмотреть в окно. Когда были хорошие дни, город был как на ладони. Иногда не было видно вообще ничего. Как будто окно завесили серой тряпкой. Город утопал в газовых выбросах. Но были и самые плохие дни, когда город было не видно и казалось, школа парила в воздухе. Это значило, что заводы сделали выброс и газы успели опуститься низко, до земли. В портфеле каждого ученика была тряпочка. Её надо было намочить и дышать через нее пока бежишь до дома. На выходе ставили несколько ведер с водой и учителя следили, чтобы никто не выскочил, не намочив платок. Зимой прикрывались только варежками. Пока бежали домой, во рту все равно становилось сладко, как будто конфетку сосешь. Быстро спуститься вниз было не проблемой. Садишься на свою папку - так звали новую волну портфелей, совсем без ручек и носить ее надо было под мышкой, и катишься вниз с горы, рядом со ступеньками. Быстро и весело. Правда внизу проходила центральная дорога, за ней был забор частного дома и за огородом речка Хариузовка. Никому в голову не приходило пугаться, что попадешь под машину. Скорость была приличная, со всего маху врезались в ограду несчастного домовладельца и быстрее откатывались в сторону, чтобы не припечатал тебя несущийся за тобой. Зато водителям было совсем не весело. Проехать этот участок дороги можно было только вдвоем. Один выходил и смотрел, не несется ли кто-то с горы, а второй, по команде первого, старался быстрее проскочить. Благо машин тогда было не много. Да и водители были внимательнее. Ни одного наезда на школьника никто не видел и не слышал.
Там, в Славногорске и случилось то, что потом повлияло на всю жизнь Кати. Она настолько привыкла быть маленького роста, что не замечала этого. И ребят это как-то не раздражало. Но летом между третьим и четвертым классом она начала расти с небывалой скоростью. Как в сказке – не по дням, а по часом. За лето выросла на 48 сантиметров! И когда Катя пришла в школу, оказалась самой рослой. Нужно сказать, что с того лета и до сегодняшнего дня она выросла всего на 6 сантиметров. Меньше всего к этому оказалась готова сама Катя. В школе, дома, соседи и родные обсуждали это событие, не смотря, рядом девочка или нет. Особенно старалась мама. И всем говорила, как она пострадала из-за такого роста дочери и как ей тяжело считай с нуля, одеть и обуть ее. И все выражали сочувствие маме, а ее спрашивали: « Ну что же ты думаешь? Куда в дылду такую тянешься? О матери подумала бы!» Как будто бы она могла остановить этот процесс! Ей самой нужна была помощь мамы. Поговори она с ней, успокой, защити от детской жестокости сверстников, и они остались бы на всю жизнь друзьями, подругами. Но в то лето мама была озабочена своими проблемами, а не Катиными.
Однажды она была у школьной подруги в гостях. Вместе с ней зашла к ним сразу после школы. Подруга прямо от порога повисла у мамы на шее, поцеловала ее, назвала «мамочка». И у Кати сжалось сердечко. Так вот как оказывается можно с мамой! И мама подруги обнимала ее, поцеловала. У них такого в семье не было. Катя даже мысленно не смогла нарисовать картинку, где она может подойти и обнять маму просто так! Ну, на праздник можно ткнуться носом в щеку, но не больше. Тут же становилось стыдно, будто что-то сделала плохое. Почему так? Ей казалось, мама очень заботится о ней, любит ее. Ведь на Новый год у нее был самый лучший костюм, дома всегда ждал горячий обед после школы. И она постоянно шила ей какие-то платьица, сарафаны. Все завидовали Кате! Её ум не мог понять этого. А спросить у мамы было уже не возможно. Что-то сломалось в доверии Кати к маме.
В школе только ленивый не придумывал ей клички и не смеялся над ней. Впервые за свою жизнь у неё не было единомышленников. Это был первый настоящий стресс. К тому же она никогда, с рождения, не была худенькой. Вытянувшись вверх, она не худела. При таком росте стала казаться толстой для своих 10 лет. Никто с ней не говорил о ее проблеме, а она не пыталась до них достучаться. Замкнулась, стала прятаться от подруг, полюбила книги. Они были добры к ней и охотно рассказывали удивительные истории. В школу ходила по необходимости, но учиться стала отлично. Это было единственным, что вызывало уважения у сверстников.
Была одна родственница, сестра мамы, которая всегда прежде чем сказать гадость о ней, называла ее на французский манер Катрин. Стоило ей услышать это Катрин, и она становилась как натянутая струна. Стояла, потупив глаза, и сжимала губы. Мама ей всегда говорила, что с взрослыми никогда нельзя оговариваться, взрослые всегда правы. Даже если что-то не нравиться надо смолчать, стерпеть. И она терпела. Но с тех пор ненавидела это имя на французский манер. Всегда ждала что-то неприятное после обращения «Катрин». Так продолжалось почти весь год. И только весной, на физкультуре ее поставили второй, а к летним каникулам она была уже четвертой в строю! Насмешки как-то отпали сами собой. Но хорошо учиться Катеньке понравилось, и все годы, учеба давалась ей легко. Оказалось, что у нее хорошая память и живое воображение. Если она что-то не понимала, просто запоминала. В шестом классе уже никто не вспоминал о ее росте, так как она опять становилась чуть ли не самой маленькой. Её хотели выбрать председателем отряда и даже совета дружины, но она отказывалась. Она нашла более интересное занятие для себя – занятие в кружках «Дома пионеров». Ей было интересно все! Фотокружок, хореография, драмкружок и даже авиамодельный. Она с таким восторгом рассказывала это во дворе и в школе, что желающих записаться становилось все больше. Кружки заработали уже в полную силу. И даже стали выбирать более талантливых ребят. Однажды руководитель авиамодельного кружка сказал Кате, что вообще-то это занятие больше для мальчиков. Она не пошла больше в этот кружок, а через две недели туда перестали ходить большинство ребят. Без Кати стало не интересно. Зато руководитель духового оркестра для мальчиков смекнул, кто может исправить положение в его кружке. И он пригласил Катю к себе в оркестр. Конечно же, она пошла! Это было ново, интересно. Но музыкального слуха у Катеньки не было. Это руководитель понял уже на первом занятии. Дуть в трубу у нее не хватало силенок, барабан очень ритмичный инструмент и надо хорошо слышать его. У нее это не получалось. Тогда он дал ей тарелки и сказал, что бить надо будет два раза, в середине и конце произведения. Она сумела испортить даже это! Но уходить не собиралась. Ни когда в жизни она не сдалась когда не получалось! Она сама придумала для себя занятие. Конферансье! Она будет объявлять музыкальные номера! Но не просто так, а что-то обязательно скажет об авторе, почему оно так называется или еще что-то интересненькое. Руководителю понравилось идея. Она зачастила в библиотеку за материалом. И на первом же выступлении в какой-то школе, успех был огромный. Теперь все слушали не скучную музыку, а слушали в ней то, что хотел сказать автор о себе, своей любви, природе, душе. Но больше всего ей нравился драмкружок. Руководила им молоденькая женщина с очень красивым именем – Таисия, Таисия Петровна. Она была очень маленького роста, не выше Кати, но так могла зажечь ребят своими рассказами, идеями! Иногда приносила им булочки, которые пекла сама и тогда они пили чай и мечтали поехать куда-нибудь летом всем кружком…. И они поехали! Вначале выиграли первое место и денежное вознаграждение на городском смотре художественной самодеятельности. Конечно, этого не хватало. Тогда им разрешили помогать в ремонте «Дома пионеров». Рабочей оформили их руководителя, а работали всем кружком, к ним присоединились мальчики из духового оркестра. А Катя опять придумала кое-что. Она целыми днями прислушивалась к разговорам, запоминала смешные случаи, а вечерами дома писала «историю» как они ремонтировали «Дом пионеров». Когда закончили ремонт, в конце июня, посчитали деньги. Все равно было мало. Катя хорошо помнила, как сидели они в самом большом зале, хореографии, прямо на полу и, понурив голову, горевали. И она решила их развеселить. Начала читать свои записи. Ну, такой реакции она не ожидала! Все буквально катались по полу, сразу вспоминали описанные истории, тут же комментировали, и было еще смешнее. Таисия Петровна держала скулы руками и слезы от смеха катились по щекам. Наверное, она больше смеялась, глядя на реакцию ребят. Но было очень весело! Потом, она оставила Катю и предложила отдать эти записи в местную газету. В газете, раз в неделю, печатали то, что писали ребята. При газете работал кружок «Юный журналист». Попасть в него было просто немыслимо. Было там всего семь человек со всего города. Нужно было пройти большой отбор, показать разные заметки, да все, что писали в школьные стенгазеты. Фельетоны, очерки, рассказы…. Занимались с ними местные журналисты и городское литературное объединение «Слово». В их школе училась такая девочка в 8 классе. Когда она шла по коридору, все на нее смотрели. Она это знала, а потому не шла, а плыла. Без ее подписи не выходила ни одна стенгазета. И послать туда эти заметочки…. Очень хотелось, но было так страшно! Два дня они просидели с Таисией Петровной. Она советовала, что надо бы исправить, что можно выбросить, а что добавить. Катя дома все исправляла, перечитывала и очень сомневалась, что там будут это читать. Да еще летом, когда ребята отдыхали. Но Таисия Петровна сама отнесла «рукопись». Два дня Катя не находила себе место, ждала новый выпуск газеты, а через неделю поняла – не напечатают и успокоилась. За это время было собрание с родителями, и они решили, что энную сумму они добавят, конечно. И на автобусе, принадлежащем «Дому пионеров», поедут на Бухтарминское водохранилище на 7 дней. Это было чудо. Еще через неделю, когда уже было почти все готово к поездке, в местной газете появился рассказ Катеньки. Был он сильно сокращен и кое-что исправлено. Но в низу рассказика стояло её имя! Она смотрела и не могла поверить, что ее имя и фамилия так выглядят в печатном виде. Но на этом чудеса не закончились. На завтра, когда она пришла в «Дом пионеров», слава о ней уже жила там. Все улыбались, поздравляли. А Таисия Петровна сказала, что надо пойти в редакцию и получить гонорар за написанное.
- А куда ты деньги будешь девать? – спросили ее.
И, правда, а что делать с деньгами? Писала она, придумала писать тоже она. И за деньгами должна прийти тоже она. Получается деньги все ее. На поездку теперь хватает. И она может их не отдавать. Родители не баловали ее карманными деньгами. А это были ее, законные. Даже маме можно сколько-то дать. Нет, лучше она брату что-нибудь купит. Игрушку. Машину. Большую-большую. Так они и ушли с Таисией Петровной в редакцию. Катя не придумала, что она будет делать с деньгами.
Ночью долго не могла уснуть. Конечно, она сказала маме, что получила деньги. Но мама не потребовала их у нее. Деньги лежали в ее столе, в ящичке. Целых семь рублей и сорок две копейки! Утром она приняла решение. Взяла брата, Глеба, и они пошли в магазин за подарком. Ему было милостиво предложено «бери что хочешь!». А он хотел цветные карандаши 12 штук в коробке, альбом для рисования, самосвал и три эскимо. И он получил этот царский подарок! Больше всех была рада покупке Катя. У нее сердце выскакивало из груди. Какая она молодец! Такой праздник устроила братишке! Тем более мороженое стало таять и одно он отдал Кате. Потом они зашли в кинотеатр. И купили 23 билета по 10 копеек на фильм-сказку «Геракл». На ближайшее воскресенье, в 10 часов утра. На всех, кто поедет отдыхать. Деньги остались еще. Правда, совсем не много. Дома она отдала их маме.
-Спасибо, «кормилица»! – мама улыбалась очень ласково, но Катю не обняла. Ну и ладно! Она и так сегодня такая счастливая! Сколько людей вокруг будут радоваться! Только один человек остался без подарка. Она сама.
В сентябре Катю пригласили заниматься в кружке «Юный журналист». Это написала ей подруга. Только в это время она жила уже в другом городе и должна была ходить в другую школу. Здоровье мамы стало значительно лучше, и они вернулись в этот степной, пыльный город, где родилась Катя и жили все родственники. А Катя стала подростком, а это первая ступень юности. Как младенчество в детстве. Детство кончилось.
Продолжение следует....